Страница:
Тигрицами. Я назвал свою таксу Рысью.
По десять раз в день выводил я таксу во двор, надеясь, что нас с ней
увидит Валерик. Я подводил Рысь к ее любимому столбику, но она равнодуш-
но отворачивалась от него, давая мне понять, что столько раз в день этот
столбик ей вовсе не нужен. А Валерика во дворе не было: должно быть, он
с утра до вечера готовился к своему знаменитому дню юнукров.
Тогда однажды я вывел таксу во двор совсем рано, в тот час, когда Ва-
лерик должен был бежать на уроки.
Рысь со всех ног помчалась к столбику (за ночь она успевала по нему
соскучиться), а я стал дежурить возле подъезда, чтобы не пропустить Ва-
лерика. Наконец он появился... Хоть в запасе у меня было всего несколько
минут (Валерик торопился в школу), я решил начать не с самого главного.
- Что это у тебя в руках? - спросил я. - Такое... свернутое в трубоч-
ку...
- Это плакаты для нашей будущей "комнаты смеха и страшных рассказов".
- Смеха и страшных рассказов?
- Ну да. Мы открываем ее специально для юнукров. Юный укротитель дол-
жен быть всегда веселым и храбрым! В этой комнате он иногда будет весе-
литься, а иногда страшные рассказы будут закалять его волю!
Я насторожился. Дело в том, что я очень любил смеяться. Я мог сме-
яться целыми часами, и иногда в самых неподходящих местах: например, на
уроке или где-нибудь на сборе. И страшные истории Валерика "с продолже-
нием" я тоже мог слушать до бесконечности. Поэтому я сказал:
- Но ведь мне тоже нужно закалить свою волю! Ты сам говорил об
этом... Вы пустите меня туда, в эту комнату?
- Видишь ли, - начал объяснять Валерик своим как бы вечно извиняющим-
ся голосом, который моя мама называла вежливым, интеллигентным и непохо-
жим на мой. - Мне очень неудобно тебе отказывать... Но у нас будет не
просто веселая комната. Там, на стенах, будут вывешены всякие плакаты.
Как раз вот эти, которые у меня в руках...
- А что там написано?
- Ну, например: "Кто не работает, тот..."
- Не ест! - подхватил я быстро, точно отгадывая последнюю строчку в
стихах дяди Гоши.
- Нет, у нас будет написано немного по-другому: "Кто не работает, тот
не смеется!" И еще: "Смеется тот, кто..."
- Смеется последним! - снова перебил я Валерика.
- Опять не угадал. У нас будет написано так: "Смеется тот, кто не
только смеется!" Понимаешь? Ну, в том смысле, что не только развлекает-
ся...
- Но ведь ты знаешь, что я умею смеяться громче, всех у нас в школе!
И потом... моя воля очень нуждается в закалке. Я сам это чувствую!
- Этого еще мало!
"Ах, этого еще мало! - мысленно возмутился я. - Ну, сейчас ты пой-
мешь, что я вам пригожусь! Что я не с голыми руками собираюсь вступить в
юнукры!.."
- Рысь! Рысь, сюда! - крикнул я.
И такса послушно подскочила ко мне.
- Соседкину собаку прогуливаешь? - спросил Валерик.
- Нет, не соседкину, а свою! Теперь она моя.
- Довольно породистая...
- Довольно породистая! Да знаешь ли ты, что ее родители имели десять
золотых медалей, пятнадцать серебряных и столько же бронзовых! Я уже не
говорю о ее дедушке и бабушке!..
- Отдай ее нам, - сказал Валерик.
- Это невозможно: Рысь любит только меня. И просто сдохнет с тоски...
- Не умрет! А кто-нибудь из ребят будет ее воспитывать.
- Твой любимый Жорочка?
- Напрасно ты злишься: Жорка - хороший парень.
- А я плохой?
- Жорка - сильный и добрый.
- А я слабый и злой?
Валерик ничего не ответил.
- А я, значит, не могу воспитывать свою собственную таксу? Не имею
права?
- Извини меня, Петя... Но ведь ты же не можешь ходить в школу. А кру-
жок наш будет как раз при школе.
- Почему это я не могу?
- Потому что ты проходишь "курс лечения", а больные школу не посеща-
ют.
- Это вам учительница сказала? Она все перепутала!
В эту минуту из подъезда выскочил Мишка-будильник и громко сообщил:
- Восемь часов двадцать минут!
Они с Валериком побежали за ворота, на ту самую дорогу, по которой я
и сегодня мог бы идти зажмурившись...
Из другого подъезда выскочил Жора, догнал их... И они побежали втро-
ем.
Дед-Мороз аккуратно выполнял мою просьбу. Я понял, что смеяться мне
теперь придется в одиночку. И в одиночку придется закалять свою волю. И,
уж конечно, одному придется сидеть в темноте на служебном стуле подруги
маминой юности.
Я вернулся домой. Снял трубку и набрал две двойки.
- Собака очень утомляет меня, - сказал я Снегурочке. - Просто даже
отягощает... Пусть она вернется к своим хозяевам.
Словно предчувствуя разлуку, такса стала тереться о мою ногу.
- Рысь, брысь! - отогнал я ее.
- Что такое? - спросила Снегурочка.
- Это я собаке... Она наскучила мне!
- Все понятно. Заказ принят. Номер заказа тринадцать дробь семь.
Больше никаких желаний не будет?
Я хотел что-нибудь попросить. Помолчал немного...
Но, так ничего и не придумав, спросил у Снегурочки:
- А почему у вас к каждому номеру прибавляется это самое "дробь
семь"?
- Для пущей сказочности, - ответила Снегурочка.
- Для сказочности? - удивился я.
- Ну да. Разве ты не замечал, что семерка - одна из самых волшебных
цифр? Почти все чудеса в сказках совершаются "за семью морями", "за
семью замками", "за семью печатями", "в семь дней и семь ночей" или
где-нибудь "на седьмом небе"!.. Значит, сегодня заказов на развлечения
не будет?
- Нет. Что-то я немного устал...
Я и правда устал, потому что в Стране Вечных Каникул был очень напря-
женный график развлечений.
Утром я выходил из дому, за углом садился все в тот же троллейбус,
впереди и на боку которого было написано: "В ремонт!", и прибывал на нем
в Докмераб. Там я пел "хором", ходил "хороводом", соревновался сам с со-
бой, побеждал, забирал все призы, которые были у Деда-Мороза, получал
жестяную подарочную коробку и уходил домой.
Конечно, я мог попросить Деда-Мороза изменить эту программу, но я
по-прежнему боялся, что в другом представлении не будет соревнований, в
которых я уже так привык побеждать. И что я не буду каждый день получать
пряники, пастилу и шоколадные медали. Хотя от всего этого меня уже по-
немножку начинало тошнить.
Над столом у меня теперь вместо "Расписания уроков" висело "Расписа-
ние развлечений". Согласно этому расписанию, которое каждый день меня-
лось, я после Елки непременно должен был идти в цирк, или на дневной
концерт, или на какую-нибудь выставку.
А сразу же после обеда я, по маминому приказу, отправлялся в кино.
Вечером, вернувшись с работы, мама высовывалась в окно и, если я был
во дворе, требовательно звала меня слушать патефон. Иногда в окно высо-
вывался и папа.
- Домо-ой! Пора смотреть диафильмы! - командовал он.
Да, кроме кинофильмов, я еще должен был дома в обязательном порядке
смотреть диафильмы.
Раньше папа, который был за "беспощадное трудовое воспитание", требо-
вал, чтобы я сам вешал на стену свой пододеяльник, предварительно, ко-
нечно, вынув из него одеяло, и чтобы сам возился с черным аппаратом,
вставляя в него узкие ленты диафильмов. Теперь папа не разрешал мне ве-
шать экран-пододеяльник и не позволял близко подходить к аппарату - он
все делал сам, а я был только зрителем.
- Твое дело смотреть! - говорил папа. - Это тоже нелегкое занятие.
И правда, это было не очень легко, если учесть, что в нашем домашнем
кинотеатре, как и на медицинской Елке, одна и та же программа повторя-
лась каждый день. Мои приятели теперь поздно возвращались из школы: го-
товились ко дню юнукров.
Во дворе и в красном уголке я общался теперь, главным образом, с пен-
сионерами. Кстати, однажды, когда я заказал в "Столе заказов" в качестве
очередного развлечения катание на поезде метро (ничего другого я уже
просто не мог придумать!) и когда я спустился на эскалаторе вниз, дежур-
ный по станции усадил меня в первый вагон под табличку: "Для пассажиров
с детьми и инвалидов". Я долго упирался, отказывался, но он решительно
настаивал: "Нет, нет, сиди, пожалуйста: здесь твое место! Видишь, напи-
сано: "Для инвалидов".
В красном уголке я играл с пенсионерами и инвалидами в их любимые
"сидячие игры": лото и домино. И еще я привык слушать разговоры о разных
болезнях. Я теперь точно знал, от чего бывают спазмы сосудов, каковы
признаки грудной жабы, склероза и язвы желудка. Вернувшись домой, я под-
робно ощупывал себя и находил признаки всех болезней, о которых слышал
во дворе. Кажется, я старел... Нет, не взрослел (поскорее вырасти и
стать взрослым было в те годы моей самой заветной мечтой!), а именно
старел и дряхлел.
Однако не все мои новые друзья поддавались возрасту. Бывший спортсмен
дядя Рома все время говорил о пользе физических упражнений. И однажды я
решил с его помощью потренироваться в хоккейной игре: мне очень хотелось
научиться защищать ворота и когда-нибудь взять реванш за свое первое по-
зорное поражение.
Мы договорились, что я буду стоять в воротах, а дядя
Рома попытается клюшкой забивать мне голы. Помню, дядя Рома, который
очень любил физические упражнения, размахнулся, ударил - я упал и не
пропустил шайбу. Но в ту же минуту упал и дядя Рома... Ему стало нехоро-
шо.
- Простите меня, дядя Рома, - пролепетал я.
- Ничего, ничего... Просто переоценил свои возможности, - сказал он.
- Каждому возрасту - свои игры...
Вечером Валерик, встретив меня, спросил:
- Играешь в хоккей с пенсионерами?
- А что такого особенного? Достойные, всеми уважаемые люди... Пользу-
ются заслуженным отдыхом!
- Они-то заслуженным!.. - сказал Валерик. И усмехнулся: - Эх ты, пио-
нер-пенсионер!
Так приклеилось ко мне еще одно прозвище.
"Когда же, - думал я, - сбудется, наконец, предсказание Деда-Мороза,
и я узнаю, почему Валерик не подвластен волшебной силе?.."
Уже целые сутки я голодал... Я не мог больше питаться пряниками, пас-
тилой и шоколадом.
Признаться в этом маме и папе я не хотел. Но когда они ушли на рабо-
ту, я стал шарить в буфете и на кухне между оконными рамами, где мама
обычно охлаждала продукты.
"Колдовство какое-то! - злился я. - Ничего нет... Нарочно едят в кафе
и в столовой, чтобы я умер с голоду".
На моем столе, и в буфете, и на подоконниках лежали пакеты с призами
и жестяные коробки с подарками, но я не мог даже смотреть на них. На
улице я теперь всегда заранее, по запаху, угадывал приближение конди-
терских магазинов и тут же переходил на другую сторону.
В полдень я попросил у соседки кусок обыкновенного черного хлеба.
Как я мечтал теперь о простом черном хлебе! Или о картошке с жареной
колбасой!.. Или о том, чтобы посидеть просто вдвоем с Валериком и пого-
ворить о наших общих делах, как это бывало раньше. Но общих дел у нас с
ним уже почти не осталось...
Соседка черного хлеба не нашла.
- Хочешь пряников? - спросила она. - Или сладкого пирога?
Это было поразительно! Ведь наша соседка всегда утверждала, что для
человеческого организма "пироги и пышки - это синяки и шишки". Соседка
вообще любила по-своему переиначивать пословицы и поговорки. Она всегда
учила свою Ренату: "На черный каравай пасть разевай!" И вдруг у нее не
оказалось ни кусочка черного хлеба!..
В последнее время мои отношения с соседями резко изменились. Оба они
официально заявили, что я стал наконец "нормальным жильцом".
И дело было не только в том, что я расколдовал и вернул им их любимую
таксу. Моих соседей очень радовало, что я уже не читал Валерику по теле-
фону свои сочинения, что вообще телефон отдыхал теперь от моих разгово-
ров, что уже никто не бросал в почтовый ящик "вещественные условные зна-
ки" и что никто из моих приятелей не оставлял в коридоре следов от своих
ботинок. Соседей радовало мое одиночество...
В тот день я решил не идти на Елку за призами и подарками. А пошел
прямо в кинотеатр "Юный друг".
У входа меня поджидала подруга маминой юности. Лицо у тети Даши было
бледное и расстроенное.
- Что случилось? - спросил я.
- У меня неприятности по работе, - сообщила тетя Даша. - Из-за тебя
никто не покупает билеты на места в последнем ряду. Получается недогруз
зрительного зала!
- Из-за меня?
- Да, по всему району прошел слух, что у нас в последнем ряду "опас-
ная зона".
- Но при чем же здесь я?
- Перестань подсказывать зрителям, кто там, на экране, будет же-
ниться, а кто разводиться, кто куда уедет и кто кого убьет... Зачем же
ты забегаешь вперед и рассказываешь им содержание? Чтобы меня уволили с
работы?
В кинотеатре "Юный друг" фильмы шли примерно по неделе - таким обра-
зом, каждый из них я смотрел не меньше семи раз.
Однажды я обратился к Деду-Морозу с просьбой, чтобы кинокартины не
повторялись.
- О, я рад был бы тебе пойти навстречу! - ответил он. - Но где же
взять столько фильмов? Ты и так смотришь абсолютно все, на которые дети
до шестнадцати лет допускаются...
- Тогда покажи мне то, на что дети не допускаются! - воскликнул я.
- О, этого я не могу... Я же дисциплинированный волшебник!
Дед-Мороз не выполнил моей просьбы, поэтому все, что происходило на
экране, я выучивал почти наизусть и во время сеанса объяснял своим сосе-
дям, что будет дальше. Но, вместо того чтобы поблагодарить меня, они
возмущались:
- Перестань шептать! Сидит на каком-то странном стуле, между рядами и
еще шепчет. Надо позвать администратора!
Я ожесточился: "Почему это всем должно быть в кино интересно, а мне
одному скучно и неинтересно? Нарочно буду подсказывать!.."
И вот места по бокам от служебного стула опустели... Получилось, что
я не только езжу в персональном троллейбусе, но и сижу в персональном
ряду! Тогда я начал рассказывать о предстоящих на экране событиях ребя-
там, которые сидели впереди меня.
И вот какая из всего этого получилась неприятность: подруга маминой
юности могла потерять работу. Что стоило ей вообще выгнать меня со свое-
го служебного стула? И больше никогда в жизни не пускать меня на этот
особый стул? Казалось бы, ничего... Но Дед-Мороз не разрешал ей так пос-
тупить. Да, только Валерик оказался и дедморозоустойчивым! Но почему?
- Ты рассказывай мысленно, про себя, - робко советовала мне тетя Да-
ша.
Я обещал.
В тот день впереди меня сидели какие-то мальчишки. А по обе стороны
от служебного стула места опять пустовали: здесь была "опасная зона".
Когда начал медленно гаснуть свет, почти все мальчишки, седевшие впе-
реди, обернулись ко мне. И один из них предупредил:
- Попробуй только подскажи!
- Очень мне нужно! - ответил я.
В самый разгар картины, когда на экране враги напали на след героя,
мальчишки стали перешептываться между собой: "Его поймают! Его най-
дут!.." И тут я не выдержал:
- Не бойтесь! Его не поймают. Он спрячется...
- Попробуй только выйди на улицу после сеанса! - ответили мне в тем-
ноте.
На всякий случай я не стал дожидаться конца сеанса.
- Ничего, мы тебя и завтра найдем! - прошипел мне вдогонку все тот же
парень. Он знал, что я хожу в кино ежедневно.
"Скажу маме, что зрители меня травят!" - решил я. И без всякого сожа-
ления навсегда распрощался со служебным стулом подруги маминой юности...
А в доме у нас в тог день происходило что-то необычайное. То и дело я
слышал за дверью на лестнице топот ног. "Ишь ты, - думал я о Валерике, -
сидит себе дома, как командир в штабе, а к нему бегут, топают ногами!
Что у них там происходит?"
Время от времени на лестнице раздавалось мяуканье и собачий лай. Ре-
ната задвигала своими обвислыми ушами и вместе со мной стала напряженно
прислушиваться.
Я чуть приоткрыл дверь и в щелочку стал наблюдать за ребятами. Что
это они так торжествуют? Чему так радуются? Наверно, устроили конкурс
животных: доя зоопарка отбирают!..
Увидев, что Мишка-будильник тащит на руках пятнистого щенка, я высу-
нулся на лестницу:
- Леопарда несешь?
У Мишки была радостная и, я бы даже сказал, ликующая физиономия.
- Что это у вас... такое? - спросил я.
- Завтра открываем кружок юнукров! И "комнату смеха" тоже.
- А сегодня что? Генеральная репетиция?
- Да, готовимся.
- Очень уж много у вас беготни, - сказал я.
- Двадцать часов восемнадцать минут! - сообщил мне на прощание ликую-
щий Мишка. И скрылся за поворотом лестницы.
А я бросился к телефону. "Сейчас выпрошу у Деда-Мороза... В порядке
самого исключительного исключения!" - решил я. И набрал свои привычные
двойки.
- "Стол заказов" сегодня закрыт: санитарный день! - ответил мне голос
Снегурочки.
"Додумались! Устроили свой санитарный день как раз накануне такого
дня! - со злостью думал я. - Чистюли какие! И что они там, интересно,
моют? Дезинфицируют бороду Деда-Мороза?.."
На лестнице не прекращался топот моих приятелей.
"Ой, как здорово! Как потрясающе!.." - повизгивали девчонки.
"Подумаешь, телячьи восторги! Какой-то там кружок, "комната смеха и
страшных рассказов"! Что такого особенного? - рассуждал я. - Чего они
так ликуют? Придумали себе праздник и радуются. Я вот могу хоть каждый
день ходить в настоящий театр, в настоящий цирк, могу хоть каждый день
устраивать себе праздники... И то не радуюсь!
Не бегаю как угорелый по лестнице!"
Но когда сверху раздалось пение, я не выдержал и побежал туда, к Ва-
лерику...
На лестнице я на мгновение остановился, прислушался и разобрал при-
пев:
Нас никому не застращать:
Зверей мы будем укрощать!
И воспитаем многих
Друзей четвероногих!..
Когда в дверях показался Валерик, я сказал:
- Уж очень вы громко орете...
- Прости, но я думал, что звук резонирует кверху, то есть как бы ухо-
дит вверх...
- Это в учебнике написано?
- А что?
- А то, что ваш звук резонирует книзу...
- Прости, мы будем петь тише. У вас кто-нибудь спит?
Он хотел закрыть дверь, но я удержал его:
- Можно, я немножко попою вместе с вами? Знаешь, как я умею петь!
Каждый день пою "хором"... Или, вернее сказать, за целый хор! И еще хожу
"хороводом"...
- Мы разучиваем "Гимн юных укротителей". Его будут петь Завтра только
юнукры!
- А я не могу прийти на это ваше открытие?.. Не могу?
Валерик задумался.
- Погоди. Кажется, есть выход.
- Какой?!
- Мы пригласим тебя экскурсантом.
- Я не хочу экскурсантом! Я хочу воспитывать какуюнибудь собаку...
Или пусть даже белую мышь! И хочу смеяться в "комнате смеха"!
Валерик молчал.
- Ага, молчишь! И по телефону звонить перестал. И в почтовый ящик ни-
чего не бросаешь...
- А что же ты сердишься? У тебя теперь свои дела, у меня - свои.
Но я-то хотел, чтобы дела у нас с ним всегда были общие! Я почему-то
вспомнил, как Снегурочка однажды по телефону назвала нашу учительницу
моей "бывшей учительницей". "Может быть, и Валерик становится моим быв-
шим лучшим другом?" - со страхом подумал я.
Я не хотел этого. Я любил Валерика. И решил удрать из Страны Вечных
Каникул!
Всю ночь я репетировал свой предстоящий разговор со "Столом заказов".
- Позвоню Снегурочке, - шептал я, с головой спрятавшись под одеяло, -
и скажу ей: "Мне доставит огромнейшее, просто самое большое удовольствие
в мире, если вы отпустите меня из Страны Вечных Каникул! И пусть никто в
школе не требует у меня оправдательных справок... Пусть никто не спраши-
вает, где я был эти полтора месяца!"
"Интересно, когда начинается рабочий день в "Столе заказов"? - раз-
мышлял я. - Наверно, как в продовольственных магазинах, в восемь утра!"
Ровно в восемь я был у телефона. Набрал две двойки, но вместо голоса
Снегурочки услышал злые короткие гудки: занято! Я еще минут пять подряд
крутил диск, но "Стол заказов" не освобождался. Занят! С кем же это, ин-
тересно узнать, Снегурочка разговаривает? Может быть, появился еще ка-
кой-нибудь каникуляр? Вот было бы хорошо! Тогда бы моего побега никто и
не заметил. "А вернее всего, - решил я, - просто угадали волшебным пу-
тем, о чем я хочу попросить, и не хотят откликаться. Тогда я буду
действовать сам, без помощи волшебной силы. А если она попытается мне
мешать, я буду бороться!.."
Окрыленный таким смелым замыслом, я побежал собираться в школу. До
начала уроков оставалось всего минут двадцать... Но как быть с учебника-
ми и тетрадями? Ведь моя мама заперла их в шкафу!
- Зачем ты берешь портфель, Петр?! - строго спросила она.
- Так приказал Дед-Мороз, - не задумываясь, соврал я. - Он придумал
какую-то новую игру: "А что у тебя в портфеле?" Мне нужны учебники и
тетради...
- Ну, если это для игры, тогда хорошо, - сказала мама.
Она взяла ключ и отперла шкаф. Никогда еще - ни раньше, ни потом - не
укладывал я книги и тетради в портфель так бережно и с такой любовью,
как в то далекое утро...
- А почему ты так рано поднялся? - спросила мама.
- Сегодня очень уплотненный день, - ответил я словами, которые часто
слышал от папы. - Я хочу успеть и в музей, и в Планетарий, и в цирк, и
даже, может быть, на выставку мод.
- Молодец! - похвалила она. - Работяга!
Портфель распух, но он не казался мне в то утро тяжелым: я нес его
так же легко и радостно, как носил раньше подарки с елочных праздников.
Идти в школу обычной дорогой я не решился: меня на перекрестке мог
вновь окликнуть свистком милиционер, заколдованный Дедом-Морозом, и нап-
равить в сторону от школы - к троллейбусной остановке. Но я знал, как
добраться до школы проходными дворами. И смело отправился в путь!
В утренних дворах было пусто. Только дворники сгребали снег в сугро-
бы, словно все, соревнуясь друг с другом, лепили одни и те же белоснеж-
ные остроконечные башенки. А ледяные дорожки посыпали песком и солью.
"Зачем? - удивлялся я. - Ведь во дворах хозяйничают ребята, а они ни-
когда не спотыкаются на ледяных дорожках, они так любят кататься по этим
узким зеркальным островкам!"
И вот, наконец, я дошел до последних ворот, сквозь которые уже была
видна наша школа... и на которых было написано: "Проход запрещен". Неу-
жели специально для меня закрыли ворота?!
Где-то в углу двора одиноко приткнулась к стене автоматная будка,
стекла которой заросли густым снежным мохом.
"А не набрать ли мне сейчас две двойки? - подумал я. - И потребовать,
чтобы распахнулись ворота! Нет, пожалуй, не стоит. Лучше сам перелезу!"
Я чувствовал, что в это утро "Стол заказов" работает против меня.
Лезть через ворога было очень трудно, потому что в руках у меня был
портфель, туго набитый тетрадями и книжками. С одного валенка слетела
галоша, и я понял, что это шутки Деда-Мороза. Вслед за галошей упал и
валенок.
"Если даже вниз полетит и второй, - со злостью думал я, - прибегу в
школу в одних носках. И просижу так в классе все пять уроков. До самого
открытия кружка юнукров!" Но тут сзади раздался грубый голос:
- Русскому языку тебя, что ли, не учили? Читать не умеешь?
Русскому языку меня учили, хотя по этому предмету я никогда не имел
больше тройки.
Обернувшись, я увидел усатого дворника в белом переднике.
- Я опаздываю в школу... Пустите! - умоляюще проговорил я, сидя на
металлической перекладине ворот.
Но дворник, конечно, стал отвечать мне по шпаргалке Деда-Мороза. А
может быть, это был сам Дед-Мороз, который оставил дома бороду и нацепил
белый фартук.
- Если свалишься, кто отвечать будет?
- Если я свалюсь, так не к вам во двор... а на ту сторону. И ребята
меня подберут.
- Брось валять дурака!
Отчаяние и решимость овладели мною. Я перебросил портфель через воро-
та, чтобы он не мешал мне. И полез дальше вверх, цепко хватаясь за ме-
таллические прутья, которые обжигали мои пальцы, вылезавшие наружу из
дырявых перчаток.
Дворник хотел схватить меня, но руки у него были коротки или, вернее
сказать, просто я залез уже слишком высоко. Добравшись до вершины, я
приветливо помахал дворнику озябшей ногой, с которой слетел валенок, и
стал спускаться вниз по другую сторону ворот. Я уже был совсем близок к
цели, но дворник протянул свои ручищи в брезентовых рукавицах сквозь ме-
таллические прутья: он все еще надеялся помешать мне. Тогда я зажмурился
и спрыгнул. Прыгал я с небольшой высоты и все же упал... Хотел вскочить,
отряхнуться. Но кто-то склонился надо мной. "Неужели дворник перемахнул
через ворота"? - подумал я. И в ту же минуту увидел над собой милиционе-
ра.
- Ушиблись, гражданин? - спросил он, почему-то обращаясь ко мне на
"вы".
- Нет! Я побегу в школу...
- Ни в коем случае. Вы - пострадавший.
Наверно, Дед-Мороз заколдовал все наше отделение милиции!
- Вот нарушили порядок, полезли через ворота и пострадали.
- Мне совсем не больно.
- Не пререкайтесь! Сейчас приедет машина. И я вас отправлю.
- Куда? В отделение?
- Нет, на лечение, - не то в шутку, не то всерьез ответил он.
И тут же раздалась пронзительная, всегда сжимающая сердце сирена
"скорой помощи". К нам подкатила машина с красными крестами на боках. Из
кабины выскочила санитарка. Поверх шапки у нее был белый платок, тоже с
красным крестом. Она склонилась над моей озябшей ногой:
- Бедный! Никак, обморозился!.. И ушибся?
Она осторожно натянула мне на ногу валенок, который подал ей дворник
сквозь металлические прутья с той стороны ворот.
- Доставьте его в свое медицинское учреждение. Срочно! - сказал мили-
ционер.
Они с санитаркой положили меня на носилки с колесиками и вкатили эти
носилки внутрь машины. Санитарка уже не села к шоферу в кабину, а устро-
илась подле меня.
Вообще я очень любил, когда меня носили на носилках, как пострадавше-
го. Это бывало во время учебных воздушных тревог. Но ехать в настоящей
карете "скорой помощи", в настоящее медицинское учреждение я не хотел.
- Портфельчик ваш? - спросил на прощание милиционер.
- Мой, - ответил я. Схватил портфель и прижал его к сердцу.
Машина дала пронзительный сигнал, и мы помчались.
- Тебе удобно? - спросила санитарка.
Голос ее показался мне очень знакомым. Я поднял глаза и увидел...
кондукторшу из моего персонального троллейбуса. Да, да, это была она!
Только без сумки с билетами, а с белой косынкой и красным крестом на го-
лове.
- Вы-ы?.. - изумленно произнес я.
- Узнал, родимый?
- И кондукторша, и санитарка?..
- Что поделаешь: у нас в Стране Вечных Каникул было большое сокраще-
ние штатов. Теперь совмещаем профессии.
Сквозь маленькое окошко над головой я узнал затылок того самого води-
По десять раз в день выводил я таксу во двор, надеясь, что нас с ней
увидит Валерик. Я подводил Рысь к ее любимому столбику, но она равнодуш-
но отворачивалась от него, давая мне понять, что столько раз в день этот
столбик ей вовсе не нужен. А Валерика во дворе не было: должно быть, он
с утра до вечера готовился к своему знаменитому дню юнукров.
Тогда однажды я вывел таксу во двор совсем рано, в тот час, когда Ва-
лерик должен был бежать на уроки.
Рысь со всех ног помчалась к столбику (за ночь она успевала по нему
соскучиться), а я стал дежурить возле подъезда, чтобы не пропустить Ва-
лерика. Наконец он появился... Хоть в запасе у меня было всего несколько
минут (Валерик торопился в школу), я решил начать не с самого главного.
- Что это у тебя в руках? - спросил я. - Такое... свернутое в трубоч-
ку...
- Это плакаты для нашей будущей "комнаты смеха и страшных рассказов".
- Смеха и страшных рассказов?
- Ну да. Мы открываем ее специально для юнукров. Юный укротитель дол-
жен быть всегда веселым и храбрым! В этой комнате он иногда будет весе-
литься, а иногда страшные рассказы будут закалять его волю!
Я насторожился. Дело в том, что я очень любил смеяться. Я мог сме-
яться целыми часами, и иногда в самых неподходящих местах: например, на
уроке или где-нибудь на сборе. И страшные истории Валерика "с продолже-
нием" я тоже мог слушать до бесконечности. Поэтому я сказал:
- Но ведь мне тоже нужно закалить свою волю! Ты сам говорил об
этом... Вы пустите меня туда, в эту комнату?
- Видишь ли, - начал объяснять Валерик своим как бы вечно извиняющим-
ся голосом, который моя мама называла вежливым, интеллигентным и непохо-
жим на мой. - Мне очень неудобно тебе отказывать... Но у нас будет не
просто веселая комната. Там, на стенах, будут вывешены всякие плакаты.
Как раз вот эти, которые у меня в руках...
- А что там написано?
- Ну, например: "Кто не работает, тот..."
- Не ест! - подхватил я быстро, точно отгадывая последнюю строчку в
стихах дяди Гоши.
- Нет, у нас будет написано немного по-другому: "Кто не работает, тот
не смеется!" И еще: "Смеется тот, кто..."
- Смеется последним! - снова перебил я Валерика.
- Опять не угадал. У нас будет написано так: "Смеется тот, кто не
только смеется!" Понимаешь? Ну, в том смысле, что не только развлекает-
ся...
- Но ведь ты знаешь, что я умею смеяться громче, всех у нас в школе!
И потом... моя воля очень нуждается в закалке. Я сам это чувствую!
- Этого еще мало!
"Ах, этого еще мало! - мысленно возмутился я. - Ну, сейчас ты пой-
мешь, что я вам пригожусь! Что я не с голыми руками собираюсь вступить в
юнукры!.."
- Рысь! Рысь, сюда! - крикнул я.
И такса послушно подскочила ко мне.
- Соседкину собаку прогуливаешь? - спросил Валерик.
- Нет, не соседкину, а свою! Теперь она моя.
- Довольно породистая...
- Довольно породистая! Да знаешь ли ты, что ее родители имели десять
золотых медалей, пятнадцать серебряных и столько же бронзовых! Я уже не
говорю о ее дедушке и бабушке!..
- Отдай ее нам, - сказал Валерик.
- Это невозможно: Рысь любит только меня. И просто сдохнет с тоски...
- Не умрет! А кто-нибудь из ребят будет ее воспитывать.
- Твой любимый Жорочка?
- Напрасно ты злишься: Жорка - хороший парень.
- А я плохой?
- Жорка - сильный и добрый.
- А я слабый и злой?
Валерик ничего не ответил.
- А я, значит, не могу воспитывать свою собственную таксу? Не имею
права?
- Извини меня, Петя... Но ведь ты же не можешь ходить в школу. А кру-
жок наш будет как раз при школе.
- Почему это я не могу?
- Потому что ты проходишь "курс лечения", а больные школу не посеща-
ют.
- Это вам учительница сказала? Она все перепутала!
В эту минуту из подъезда выскочил Мишка-будильник и громко сообщил:
- Восемь часов двадцать минут!
Они с Валериком побежали за ворота, на ту самую дорогу, по которой я
и сегодня мог бы идти зажмурившись...
Из другого подъезда выскочил Жора, догнал их... И они побежали втро-
ем.
Дед-Мороз аккуратно выполнял мою просьбу. Я понял, что смеяться мне
теперь придется в одиночку. И в одиночку придется закалять свою волю. И,
уж конечно, одному придется сидеть в темноте на служебном стуле подруги
маминой юности.
Я вернулся домой. Снял трубку и набрал две двойки.
- Собака очень утомляет меня, - сказал я Снегурочке. - Просто даже
отягощает... Пусть она вернется к своим хозяевам.
Словно предчувствуя разлуку, такса стала тереться о мою ногу.
- Рысь, брысь! - отогнал я ее.
- Что такое? - спросила Снегурочка.
- Это я собаке... Она наскучила мне!
- Все понятно. Заказ принят. Номер заказа тринадцать дробь семь.
Больше никаких желаний не будет?
Я хотел что-нибудь попросить. Помолчал немного...
Но, так ничего и не придумав, спросил у Снегурочки:
- А почему у вас к каждому номеру прибавляется это самое "дробь
семь"?
- Для пущей сказочности, - ответила Снегурочка.
- Для сказочности? - удивился я.
- Ну да. Разве ты не замечал, что семерка - одна из самых волшебных
цифр? Почти все чудеса в сказках совершаются "за семью морями", "за
семью замками", "за семью печатями", "в семь дней и семь ночей" или
где-нибудь "на седьмом небе"!.. Значит, сегодня заказов на развлечения
не будет?
- Нет. Что-то я немного устал...
Я и правда устал, потому что в Стране Вечных Каникул был очень напря-
женный график развлечений.
Утром я выходил из дому, за углом садился все в тот же троллейбус,
впереди и на боку которого было написано: "В ремонт!", и прибывал на нем
в Докмераб. Там я пел "хором", ходил "хороводом", соревновался сам с со-
бой, побеждал, забирал все призы, которые были у Деда-Мороза, получал
жестяную подарочную коробку и уходил домой.
Конечно, я мог попросить Деда-Мороза изменить эту программу, но я
по-прежнему боялся, что в другом представлении не будет соревнований, в
которых я уже так привык побеждать. И что я не буду каждый день получать
пряники, пастилу и шоколадные медали. Хотя от всего этого меня уже по-
немножку начинало тошнить.
Над столом у меня теперь вместо "Расписания уроков" висело "Расписа-
ние развлечений". Согласно этому расписанию, которое каждый день меня-
лось, я после Елки непременно должен был идти в цирк, или на дневной
концерт, или на какую-нибудь выставку.
А сразу же после обеда я, по маминому приказу, отправлялся в кино.
Вечером, вернувшись с работы, мама высовывалась в окно и, если я был
во дворе, требовательно звала меня слушать патефон. Иногда в окно высо-
вывался и папа.
- Домо-ой! Пора смотреть диафильмы! - командовал он.
Да, кроме кинофильмов, я еще должен был дома в обязательном порядке
смотреть диафильмы.
Раньше папа, который был за "беспощадное трудовое воспитание", требо-
вал, чтобы я сам вешал на стену свой пододеяльник, предварительно, ко-
нечно, вынув из него одеяло, и чтобы сам возился с черным аппаратом,
вставляя в него узкие ленты диафильмов. Теперь папа не разрешал мне ве-
шать экран-пододеяльник и не позволял близко подходить к аппарату - он
все делал сам, а я был только зрителем.
- Твое дело смотреть! - говорил папа. - Это тоже нелегкое занятие.
И правда, это было не очень легко, если учесть, что в нашем домашнем
кинотеатре, как и на медицинской Елке, одна и та же программа повторя-
лась каждый день. Мои приятели теперь поздно возвращались из школы: го-
товились ко дню юнукров.
Во дворе и в красном уголке я общался теперь, главным образом, с пен-
сионерами. Кстати, однажды, когда я заказал в "Столе заказов" в качестве
очередного развлечения катание на поезде метро (ничего другого я уже
просто не мог придумать!) и когда я спустился на эскалаторе вниз, дежур-
ный по станции усадил меня в первый вагон под табличку: "Для пассажиров
с детьми и инвалидов". Я долго упирался, отказывался, но он решительно
настаивал: "Нет, нет, сиди, пожалуйста: здесь твое место! Видишь, напи-
сано: "Для инвалидов".
В красном уголке я играл с пенсионерами и инвалидами в их любимые
"сидячие игры": лото и домино. И еще я привык слушать разговоры о разных
болезнях. Я теперь точно знал, от чего бывают спазмы сосудов, каковы
признаки грудной жабы, склероза и язвы желудка. Вернувшись домой, я под-
робно ощупывал себя и находил признаки всех болезней, о которых слышал
во дворе. Кажется, я старел... Нет, не взрослел (поскорее вырасти и
стать взрослым было в те годы моей самой заветной мечтой!), а именно
старел и дряхлел.
Однако не все мои новые друзья поддавались возрасту. Бывший спортсмен
дядя Рома все время говорил о пользе физических упражнений. И однажды я
решил с его помощью потренироваться в хоккейной игре: мне очень хотелось
научиться защищать ворота и когда-нибудь взять реванш за свое первое по-
зорное поражение.
Мы договорились, что я буду стоять в воротах, а дядя
Рома попытается клюшкой забивать мне голы. Помню, дядя Рома, который
очень любил физические упражнения, размахнулся, ударил - я упал и не
пропустил шайбу. Но в ту же минуту упал и дядя Рома... Ему стало нехоро-
шо.
- Простите меня, дядя Рома, - пролепетал я.
- Ничего, ничего... Просто переоценил свои возможности, - сказал он.
- Каждому возрасту - свои игры...
Вечером Валерик, встретив меня, спросил:
- Играешь в хоккей с пенсионерами?
- А что такого особенного? Достойные, всеми уважаемые люди... Пользу-
ются заслуженным отдыхом!
- Они-то заслуженным!.. - сказал Валерик. И усмехнулся: - Эх ты, пио-
нер-пенсионер!
Так приклеилось ко мне еще одно прозвище.
"Когда же, - думал я, - сбудется, наконец, предсказание Деда-Мороза,
и я узнаю, почему Валерик не подвластен волшебной силе?.."
Уже целые сутки я голодал... Я не мог больше питаться пряниками, пас-
тилой и шоколадом.
Признаться в этом маме и папе я не хотел. Но когда они ушли на рабо-
ту, я стал шарить в буфете и на кухне между оконными рамами, где мама
обычно охлаждала продукты.
"Колдовство какое-то! - злился я. - Ничего нет... Нарочно едят в кафе
и в столовой, чтобы я умер с голоду".
На моем столе, и в буфете, и на подоконниках лежали пакеты с призами
и жестяные коробки с подарками, но я не мог даже смотреть на них. На
улице я теперь всегда заранее, по запаху, угадывал приближение конди-
терских магазинов и тут же переходил на другую сторону.
В полдень я попросил у соседки кусок обыкновенного черного хлеба.
Как я мечтал теперь о простом черном хлебе! Или о картошке с жареной
колбасой!.. Или о том, чтобы посидеть просто вдвоем с Валериком и пого-
ворить о наших общих делах, как это бывало раньше. Но общих дел у нас с
ним уже почти не осталось...
Соседка черного хлеба не нашла.
- Хочешь пряников? - спросила она. - Или сладкого пирога?
Это было поразительно! Ведь наша соседка всегда утверждала, что для
человеческого организма "пироги и пышки - это синяки и шишки". Соседка
вообще любила по-своему переиначивать пословицы и поговорки. Она всегда
учила свою Ренату: "На черный каравай пасть разевай!" И вдруг у нее не
оказалось ни кусочка черного хлеба!..
В последнее время мои отношения с соседями резко изменились. Оба они
официально заявили, что я стал наконец "нормальным жильцом".
И дело было не только в том, что я расколдовал и вернул им их любимую
таксу. Моих соседей очень радовало, что я уже не читал Валерику по теле-
фону свои сочинения, что вообще телефон отдыхал теперь от моих разгово-
ров, что уже никто не бросал в почтовый ящик "вещественные условные зна-
ки" и что никто из моих приятелей не оставлял в коридоре следов от своих
ботинок. Соседей радовало мое одиночество...
В тот день я решил не идти на Елку за призами и подарками. А пошел
прямо в кинотеатр "Юный друг".
У входа меня поджидала подруга маминой юности. Лицо у тети Даши было
бледное и расстроенное.
- Что случилось? - спросил я.
- У меня неприятности по работе, - сообщила тетя Даша. - Из-за тебя
никто не покупает билеты на места в последнем ряду. Получается недогруз
зрительного зала!
- Из-за меня?
- Да, по всему району прошел слух, что у нас в последнем ряду "опас-
ная зона".
- Но при чем же здесь я?
- Перестань подсказывать зрителям, кто там, на экране, будет же-
ниться, а кто разводиться, кто куда уедет и кто кого убьет... Зачем же
ты забегаешь вперед и рассказываешь им содержание? Чтобы меня уволили с
работы?
В кинотеатре "Юный друг" фильмы шли примерно по неделе - таким обра-
зом, каждый из них я смотрел не меньше семи раз.
Однажды я обратился к Деду-Морозу с просьбой, чтобы кинокартины не
повторялись.
- О, я рад был бы тебе пойти навстречу! - ответил он. - Но где же
взять столько фильмов? Ты и так смотришь абсолютно все, на которые дети
до шестнадцати лет допускаются...
- Тогда покажи мне то, на что дети не допускаются! - воскликнул я.
- О, этого я не могу... Я же дисциплинированный волшебник!
Дед-Мороз не выполнил моей просьбы, поэтому все, что происходило на
экране, я выучивал почти наизусть и во время сеанса объяснял своим сосе-
дям, что будет дальше. Но, вместо того чтобы поблагодарить меня, они
возмущались:
- Перестань шептать! Сидит на каком-то странном стуле, между рядами и
еще шепчет. Надо позвать администратора!
Я ожесточился: "Почему это всем должно быть в кино интересно, а мне
одному скучно и неинтересно? Нарочно буду подсказывать!.."
И вот места по бокам от служебного стула опустели... Получилось, что
я не только езжу в персональном троллейбусе, но и сижу в персональном
ряду! Тогда я начал рассказывать о предстоящих на экране событиях ребя-
там, которые сидели впереди меня.
И вот какая из всего этого получилась неприятность: подруга маминой
юности могла потерять работу. Что стоило ей вообще выгнать меня со свое-
го служебного стула? И больше никогда в жизни не пускать меня на этот
особый стул? Казалось бы, ничего... Но Дед-Мороз не разрешал ей так пос-
тупить. Да, только Валерик оказался и дедморозоустойчивым! Но почему?
- Ты рассказывай мысленно, про себя, - робко советовала мне тетя Да-
ша.
Я обещал.
В тот день впереди меня сидели какие-то мальчишки. А по обе стороны
от служебного стула места опять пустовали: здесь была "опасная зона".
Когда начал медленно гаснуть свет, почти все мальчишки, седевшие впе-
реди, обернулись ко мне. И один из них предупредил:
- Попробуй только подскажи!
- Очень мне нужно! - ответил я.
В самый разгар картины, когда на экране враги напали на след героя,
мальчишки стали перешептываться между собой: "Его поймают! Его най-
дут!.." И тут я не выдержал:
- Не бойтесь! Его не поймают. Он спрячется...
- Попробуй только выйди на улицу после сеанса! - ответили мне в тем-
ноте.
На всякий случай я не стал дожидаться конца сеанса.
- Ничего, мы тебя и завтра найдем! - прошипел мне вдогонку все тот же
парень. Он знал, что я хожу в кино ежедневно.
"Скажу маме, что зрители меня травят!" - решил я. И без всякого сожа-
ления навсегда распрощался со служебным стулом подруги маминой юности...
А в доме у нас в тог день происходило что-то необычайное. То и дело я
слышал за дверью на лестнице топот ног. "Ишь ты, - думал я о Валерике, -
сидит себе дома, как командир в штабе, а к нему бегут, топают ногами!
Что у них там происходит?"
Время от времени на лестнице раздавалось мяуканье и собачий лай. Ре-
ната задвигала своими обвислыми ушами и вместе со мной стала напряженно
прислушиваться.
Я чуть приоткрыл дверь и в щелочку стал наблюдать за ребятами. Что
это они так торжествуют? Чему так радуются? Наверно, устроили конкурс
животных: доя зоопарка отбирают!..
Увидев, что Мишка-будильник тащит на руках пятнистого щенка, я высу-
нулся на лестницу:
- Леопарда несешь?
У Мишки была радостная и, я бы даже сказал, ликующая физиономия.
- Что это у вас... такое? - спросил я.
- Завтра открываем кружок юнукров! И "комнату смеха" тоже.
- А сегодня что? Генеральная репетиция?
- Да, готовимся.
- Очень уж много у вас беготни, - сказал я.
- Двадцать часов восемнадцать минут! - сообщил мне на прощание ликую-
щий Мишка. И скрылся за поворотом лестницы.
А я бросился к телефону. "Сейчас выпрошу у Деда-Мороза... В порядке
самого исключительного исключения!" - решил я. И набрал свои привычные
двойки.
- "Стол заказов" сегодня закрыт: санитарный день! - ответил мне голос
Снегурочки.
"Додумались! Устроили свой санитарный день как раз накануне такого
дня! - со злостью думал я. - Чистюли какие! И что они там, интересно,
моют? Дезинфицируют бороду Деда-Мороза?.."
На лестнице не прекращался топот моих приятелей.
"Ой, как здорово! Как потрясающе!.." - повизгивали девчонки.
"Подумаешь, телячьи восторги! Какой-то там кружок, "комната смеха и
страшных рассказов"! Что такого особенного? - рассуждал я. - Чего они
так ликуют? Придумали себе праздник и радуются. Я вот могу хоть каждый
день ходить в настоящий театр, в настоящий цирк, могу хоть каждый день
устраивать себе праздники... И то не радуюсь!
Не бегаю как угорелый по лестнице!"
Но когда сверху раздалось пение, я не выдержал и побежал туда, к Ва-
лерику...
На лестнице я на мгновение остановился, прислушался и разобрал при-
пев:
Нас никому не застращать:
Зверей мы будем укрощать!
И воспитаем многих
Друзей четвероногих!..
Когда в дверях показался Валерик, я сказал:
- Уж очень вы громко орете...
- Прости, но я думал, что звук резонирует кверху, то есть как бы ухо-
дит вверх...
- Это в учебнике написано?
- А что?
- А то, что ваш звук резонирует книзу...
- Прости, мы будем петь тише. У вас кто-нибудь спит?
Он хотел закрыть дверь, но я удержал его:
- Можно, я немножко попою вместе с вами? Знаешь, как я умею петь!
Каждый день пою "хором"... Или, вернее сказать, за целый хор! И еще хожу
"хороводом"...
- Мы разучиваем "Гимн юных укротителей". Его будут петь Завтра только
юнукры!
- А я не могу прийти на это ваше открытие?.. Не могу?
Валерик задумался.
- Погоди. Кажется, есть выход.
- Какой?!
- Мы пригласим тебя экскурсантом.
- Я не хочу экскурсантом! Я хочу воспитывать какуюнибудь собаку...
Или пусть даже белую мышь! И хочу смеяться в "комнате смеха"!
Валерик молчал.
- Ага, молчишь! И по телефону звонить перестал. И в почтовый ящик ни-
чего не бросаешь...
- А что же ты сердишься? У тебя теперь свои дела, у меня - свои.
Но я-то хотел, чтобы дела у нас с ним всегда были общие! Я почему-то
вспомнил, как Снегурочка однажды по телефону назвала нашу учительницу
моей "бывшей учительницей". "Может быть, и Валерик становится моим быв-
шим лучшим другом?" - со страхом подумал я.
Я не хотел этого. Я любил Валерика. И решил удрать из Страны Вечных
Каникул!
Всю ночь я репетировал свой предстоящий разговор со "Столом заказов".
- Позвоню Снегурочке, - шептал я, с головой спрятавшись под одеяло, -
и скажу ей: "Мне доставит огромнейшее, просто самое большое удовольствие
в мире, если вы отпустите меня из Страны Вечных Каникул! И пусть никто в
школе не требует у меня оправдательных справок... Пусть никто не спраши-
вает, где я был эти полтора месяца!"
"Интересно, когда начинается рабочий день в "Столе заказов"? - раз-
мышлял я. - Наверно, как в продовольственных магазинах, в восемь утра!"
Ровно в восемь я был у телефона. Набрал две двойки, но вместо голоса
Снегурочки услышал злые короткие гудки: занято! Я еще минут пять подряд
крутил диск, но "Стол заказов" не освобождался. Занят! С кем же это, ин-
тересно узнать, Снегурочка разговаривает? Может быть, появился еще ка-
кой-нибудь каникуляр? Вот было бы хорошо! Тогда бы моего побега никто и
не заметил. "А вернее всего, - решил я, - просто угадали волшебным пу-
тем, о чем я хочу попросить, и не хотят откликаться. Тогда я буду
действовать сам, без помощи волшебной силы. А если она попытается мне
мешать, я буду бороться!.."
Окрыленный таким смелым замыслом, я побежал собираться в школу. До
начала уроков оставалось всего минут двадцать... Но как быть с учебника-
ми и тетрадями? Ведь моя мама заперла их в шкафу!
- Зачем ты берешь портфель, Петр?! - строго спросила она.
- Так приказал Дед-Мороз, - не задумываясь, соврал я. - Он придумал
какую-то новую игру: "А что у тебя в портфеле?" Мне нужны учебники и
тетради...
- Ну, если это для игры, тогда хорошо, - сказала мама.
Она взяла ключ и отперла шкаф. Никогда еще - ни раньше, ни потом - не
укладывал я книги и тетради в портфель так бережно и с такой любовью,
как в то далекое утро...
- А почему ты так рано поднялся? - спросила мама.
- Сегодня очень уплотненный день, - ответил я словами, которые часто
слышал от папы. - Я хочу успеть и в музей, и в Планетарий, и в цирк, и
даже, может быть, на выставку мод.
- Молодец! - похвалила она. - Работяга!
Портфель распух, но он не казался мне в то утро тяжелым: я нес его
так же легко и радостно, как носил раньше подарки с елочных праздников.
Идти в школу обычной дорогой я не решился: меня на перекрестке мог
вновь окликнуть свистком милиционер, заколдованный Дедом-Морозом, и нап-
равить в сторону от школы - к троллейбусной остановке. Но я знал, как
добраться до школы проходными дворами. И смело отправился в путь!
В утренних дворах было пусто. Только дворники сгребали снег в сугро-
бы, словно все, соревнуясь друг с другом, лепили одни и те же белоснеж-
ные остроконечные башенки. А ледяные дорожки посыпали песком и солью.
"Зачем? - удивлялся я. - Ведь во дворах хозяйничают ребята, а они ни-
когда не спотыкаются на ледяных дорожках, они так любят кататься по этим
узким зеркальным островкам!"
И вот, наконец, я дошел до последних ворот, сквозь которые уже была
видна наша школа... и на которых было написано: "Проход запрещен". Неу-
жели специально для меня закрыли ворота?!
Где-то в углу двора одиноко приткнулась к стене автоматная будка,
стекла которой заросли густым снежным мохом.
"А не набрать ли мне сейчас две двойки? - подумал я. - И потребовать,
чтобы распахнулись ворота! Нет, пожалуй, не стоит. Лучше сам перелезу!"
Я чувствовал, что в это утро "Стол заказов" работает против меня.
Лезть через ворога было очень трудно, потому что в руках у меня был
портфель, туго набитый тетрадями и книжками. С одного валенка слетела
галоша, и я понял, что это шутки Деда-Мороза. Вслед за галошей упал и
валенок.
"Если даже вниз полетит и второй, - со злостью думал я, - прибегу в
школу в одних носках. И просижу так в классе все пять уроков. До самого
открытия кружка юнукров!" Но тут сзади раздался грубый голос:
- Русскому языку тебя, что ли, не учили? Читать не умеешь?
Русскому языку меня учили, хотя по этому предмету я никогда не имел
больше тройки.
Обернувшись, я увидел усатого дворника в белом переднике.
- Я опаздываю в школу... Пустите! - умоляюще проговорил я, сидя на
металлической перекладине ворот.
Но дворник, конечно, стал отвечать мне по шпаргалке Деда-Мороза. А
может быть, это был сам Дед-Мороз, который оставил дома бороду и нацепил
белый фартук.
- Если свалишься, кто отвечать будет?
- Если я свалюсь, так не к вам во двор... а на ту сторону. И ребята
меня подберут.
- Брось валять дурака!
Отчаяние и решимость овладели мною. Я перебросил портфель через воро-
та, чтобы он не мешал мне. И полез дальше вверх, цепко хватаясь за ме-
таллические прутья, которые обжигали мои пальцы, вылезавшие наружу из
дырявых перчаток.
Дворник хотел схватить меня, но руки у него были коротки или, вернее
сказать, просто я залез уже слишком высоко. Добравшись до вершины, я
приветливо помахал дворнику озябшей ногой, с которой слетел валенок, и
стал спускаться вниз по другую сторону ворот. Я уже был совсем близок к
цели, но дворник протянул свои ручищи в брезентовых рукавицах сквозь ме-
таллические прутья: он все еще надеялся помешать мне. Тогда я зажмурился
и спрыгнул. Прыгал я с небольшой высоты и все же упал... Хотел вскочить,
отряхнуться. Но кто-то склонился надо мной. "Неужели дворник перемахнул
через ворота"? - подумал я. И в ту же минуту увидел над собой милиционе-
ра.
- Ушиблись, гражданин? - спросил он, почему-то обращаясь ко мне на
"вы".
- Нет! Я побегу в школу...
- Ни в коем случае. Вы - пострадавший.
Наверно, Дед-Мороз заколдовал все наше отделение милиции!
- Вот нарушили порядок, полезли через ворота и пострадали.
- Мне совсем не больно.
- Не пререкайтесь! Сейчас приедет машина. И я вас отправлю.
- Куда? В отделение?
- Нет, на лечение, - не то в шутку, не то всерьез ответил он.
И тут же раздалась пронзительная, всегда сжимающая сердце сирена
"скорой помощи". К нам подкатила машина с красными крестами на боках. Из
кабины выскочила санитарка. Поверх шапки у нее был белый платок, тоже с
красным крестом. Она склонилась над моей озябшей ногой:
- Бедный! Никак, обморозился!.. И ушибся?
Она осторожно натянула мне на ногу валенок, который подал ей дворник
сквозь металлические прутья с той стороны ворот.
- Доставьте его в свое медицинское учреждение. Срочно! - сказал мили-
ционер.
Они с санитаркой положили меня на носилки с колесиками и вкатили эти
носилки внутрь машины. Санитарка уже не села к шоферу в кабину, а устро-
илась подле меня.
Вообще я очень любил, когда меня носили на носилках, как пострадавше-
го. Это бывало во время учебных воздушных тревог. Но ехать в настоящей
карете "скорой помощи", в настоящее медицинское учреждение я не хотел.
- Портфельчик ваш? - спросил на прощание милиционер.
- Мой, - ответил я. Схватил портфель и прижал его к сердцу.
Машина дала пронзительный сигнал, и мы помчались.
- Тебе удобно? - спросила санитарка.
Голос ее показался мне очень знакомым. Я поднял глаза и увидел...
кондукторшу из моего персонального троллейбуса. Да, да, это была она!
Только без сумки с билетами, а с белой косынкой и красным крестом на го-
лове.
- Вы-ы?.. - изумленно произнес я.
- Узнал, родимый?
- И кондукторша, и санитарка?..
- Что поделаешь: у нас в Стране Вечных Каникул было большое сокраще-
ние штатов. Теперь совмещаем профессии.
Сквозь маленькое окошко над головой я узнал затылок того самого води-