Бутылку достал. Выпили мы с ним, а я тут же за Костю разговор завел. Он, конечно, мол, знать ничего не знаю, мы с ним потерялись по дороге, а сумка с бабками у него осталась. Его, говорит, из-за этих бабок-то и грохнули. Думал, я поверю в такую лажу! Я-то Игорька хорошо знаю, он за бабки сам удавится и кого хочешь удавит. Он и в сумку-то в ту тогда намертво вцепился, как в бабу родную! Ну, погоди, думаю, сука, за товарища ответишь!
Полубейцев явно гнул то, что убил Ростовцева «за друга, по честным пацановским понятиям». Однако ни Лариса, ни Карташов не принимали подобной версии. Собственно, теперь было все равно, почему он убил Ростовцева. Потому что будь это убийство сто раз справедливое, но в деле фигурировало еще три трупа.
Причем люди, по крайней мере, двое, были совершенно невинными и непричастными к делу людьми.
Тем не менее Полубейцева не перебивали, слушая, что он будет вещать дальше.
— Ждал я, когда момент подходящий подвернется.
А потом про ту конференцию узнал, что народу там до хренища будет и что все в конце концов перепьются.
Это мне сам Игорек рассказал, я-то ихние дела все эти плохо знаю. Это он крутым стал, корешей своих забыл, а я-то все помню… Еще меня доклад этот гребаный читать заставил, подлюга! Говорит, я бабки хочу слупить с америкашек или кого-то там еще. Я чуть было язык не сломал на этой трибуне. Ну я и понял, что на конференции его убрать — будет самое то.
Голос Полубейцева стал совсем хриплым. Он посмотрел на Карташова и попросил:
— Воды дайте!
Карташов молча поднес ему графин с водой. Полубейцев сделал несколько жадных глотков и продолжил:
— Короче, связался я с одним человечком, чтобы он мне подсуетил наемника какого-нибудь. Он меня на Гарпуна и вывел. Денег я к тому времени скопил.
Специально копил на это дело, на себя совсем не тратил. Мне много-то не надо. Ну, встретились мы с ним, потолковали… В цене сошлись, авансец он от меня получил. Сговорились, что все должно в «Соколе» пройти. Я ему Игорька незаметно показал и сказал, что его нужно грохнуть в первую очередь, ну и еще двоих-троих, чтобы мозги ментам запудрить.
— То есть тебе безразлично было, кого еще убивать?
— До фени! — ответил Полубейцев.
— А говоришь, что по правильным понятиям живешь, — усмехнулся Карташов. — Уж нам-то зубы не заговаривай, ладно?
— Вообще могу ничего не говорить! — злобно огрызнулся Полубейцев.
— Да нет уж, ты тут столько наговорил, что на полпути не остановишься. Давай, давай, давай, не тяни кота за хвост!
— Короче, все вышло, как замышлялось. Гарпун Игорька замочил и сучку эту. Жалко, правда, что старого петуха облезлого не грохнул, — с сожалением вздохнул он.
— Это ты про кого? — заинтересовался Карташов.
— С нами сидел на конференции один франт, Евгением его, по-моему, звать. Весь такой надутый, как индюк, все на девчонку засматривался, на журналистку. Эх, и не понравился он мне…
Карташов чуть усмехнулся и скосил взгляд на Ларису. Она поспешила отвести глаза. Почему-то ей стало стыдно за Евгения, что его этот уголовник обозвал петухом.
— Ну а потом что было? — вернул разговор в деловое русло Карташов.
— А потом Гарпун плетку скинул и свалил. После мы встретились и рассчитались полностью.
— И ты начал наезжать на Ингу, — продолжил за него Карташов.
— А что, оставлять ей было мои деньги? За которые я семь лет надрывался? А она всю жизнь жопу от дивана не отрывала! — Полубейцев снова начал распаляться.
— Тобой же двигали благородные побуждения, когда ты Ростовцева заказывал, — напомнил Карташов. — Ты же типа за друга мстил!
— И ей за него! — тут же сказал Полубейцев. — Она память предала Костину, за его дружка скурвившегося замуж выскочила, чтобы деньги ей достались, за которые Костя кровь пролил, а мне срок навесили!
Такого прощать нельзя!
— Так, понятно, — махнул рукой Карташов. — Давай теперь про Гарпуна рассказывай.
— А его я бы и не стал грохать, если бы эта сучка ментовская не влезла, — он показал на Ларису.
— А откуда ты узнал, что мы на него выход нашли?
— Что ж вы думаете, только у вас друзья есть? У меня тоже, слава богу, имеются, перечирикал я кое с кем да и узнал, что она к Гарпуну подбирается. А у Гарпуна одна дорога была — колоться, поскольку знал он, что Бычара на него зуб имеет и пришьет обязательно. Лучше уж в тюрьму, чем под пулю. Нельзя его было в живых оставлять, никак нельзя. Вот я и пришел к нему будто о новом деле поговорить, новый заказ дать.
— И подсыпали ему транквилизатор? — спросил Карташов.
— Чего подсыпал? — не понял Полубейцев.
— Так называется вещество, обнаруженное в крови Бортникова, — пояснил Карташов. — Тормозящее действие оказывает.
— Не знаю я, как оно там по-научному называется, я просто попросил у знакомого своего достать мне чего-нибудь такого… тормозящего, — повторил он формулировку Карташова.
— А потом убил его пепельницей?
— Точно, — кивнул Полубейцев.
— Это тоже из высоких побуждений?
— Подумаешь! Если б не я, так его Бычара пришил бы, так какая разница? — цинично и даже как-то весело проговорил Полубейцев.
Лариса смотрела на него и пыталась понять, через что же нужно пройти человеку, чтобы так спокойно рассуждать о том, как он совершил убийство. Или это изначально было в нем заложено?
Через некоторое время допрос был окончен, Полубейцев рассказал почти все. Но вот в убийстве Парамонова упорно отказывался признаваться. Карташов бился с ним, бился, но Михаил упрямо стоял на своем.
Звонил Ларисе, оказывается, совсем не он. А какой-то его более образованный дружок-уголовник. Но, естественно, по его команде. Лариса еще раз поглядела на Полубейцева и с трудом представила, что такой человек мог что-то говорить с трибуны и руководить коллективом. Но она уже привыкла к таким житейским парадоксам.
— Ладно! — в конце концов махнул рукой Карташов и вызвал дежурного. — В камеру его, — распорядился он.
Полубейцева увели. Карташов с усталым, но довольным видом откинулся на спинку стула и потянулся.
— Как же все-таки быть с Парамоновым? — спросила Лариса.
— Парамонова придется представить главной жертвой, — вздохнул Карташов. — Несмотря на то что преступник не колется. Расколется, значит… Эх, надоело мне это выполнение социального заказа, но что я могу сделать?
— Требовали же другого преступника!
— Пошли они все! — эмоционально выругался Олег. — Есть преступник, который сознался в двух убийствах, сознается и в третьем. А на самом деле, может быть, Парамонов этот выпал из окна сам, по пьяни.
Спустя несколько дней они снова встретились, и Лариса спросила:
— Ну что, признался Полубейцев в убийстве Парамонова?
— Нет, — покачал головой Карташов. — Его, конечно, обработали, он после этого сказал так вяло, что, мол, если нам так надо, он подпишет, но на самом деле он не убивал. И я ему, кстати, верю…
— Значит, чиновник просто перепил и выпал из окна сам?
— Скорее всего, — ответил Карташов. — Сказать точно все равно никто не может. Парамонов мертв, твой муж спал мертвецким сном. А Полубейцев, наверное, в этом не виноват — зачем ему отрицать? Какая разница — два трупа или три?
— Николаичева-то теперь освободите? — немного помолчав, спросила Лариса.
— Это пускай начальство решает, — нахмурился Олег. — Наверное, придется. Вся же версия рассыпалась. Там, кстати, адвокаты засуетились насчет него, Европейским судом грозят, американцами, еще бог знает кем. Так что, — он развел руками, — мне остается только сказать тебе в очередной раз спасибо.
— Пожалуйста, — просто ответила Лариса и, зевнув, направилась к выходу. — Что-то в последнее время сплю мало, — пожаловалась она. — Поеду домой, отосплюсь…
ЭПИЛОГ
На следующий день после окончания этого дела Лариса приехала в ресторан непривычно рано. И, к своему удивлению, не застала там Степаныча, который к тому времени благополучно излечился от конъюнктивита и уже приступил к своим обязанностям.
Это удивило Ларису. Она поспрашивала персонал, не знает ли, где он. Персонал отнекивался, более того, Лариса уловила в интонациях некоторых официанток и поваров радость по поводу того, что администратора нет на работе. А шеф-повар прямо ей заявил:
— Без этого ворчливого параноика работа лучше идет.
Лариса, в общем-то, во многом была с этим согласна. Но Степаныч, в силу некоторых ее личных особенностей, а именно неусидчивости и авантюрности, был незаменим в качестве подстраховки. Несмотря даже на его некоторые личные особенности, которые очень метко охарактеризовал шеф-повар.
Но гораздо более, чем отсутствие на работе Степаныча, ее удивил Евгений. Началось с того, что он явился в ресторан около полудня абсолютно трезвым. На лице его была написана серьезность. А одет он был в темный костюм, который ему абсолютно не шел и старил лет на десять. Котов хранил его на случай каких-нибудь траурных мероприятий, втайне надеясь, что это будут похороны Степаныча. Ну и для других официальных целей. Вроде той злополучной конференции.
Тогда он не надел его только потому, что стояла ужасающая жара.
— Ты такой торжественный, будто собрался на похороны, — съязвила Лариса.
— А что, Степаныч на работе? — на всякий случай спросил он.
— Нет, почему-то не вышел.
Котов поднял брови вверх, обдумывая что-то про себя. Сердце его забилось в радостном предчувствии.
— Неужели я попал в точку? — пробормотал он.
Лариса не совсем поняла, о чем это он, и списала все на последствия алкоголизма. Но радость Котова была явно преждевременной. Поскольку сзади, подобно шагам командора, раздалось знакомое топанье пятками господина Городова.
— Здравствуйте, — смущенно сказал Степаныч и откашлялся. — Я это… дико извиняюсь. Тут у меня небольшие проблемы…
— Денег нет, — отрезала Лариса, пресекая возможные просьбы администратора о повышении зарплаты или выделении средств на покупку новых шпингалетов для туалета.
— Здравствуйте, Евгений Алексеевич, — по-клоунски улыбаясь, поприветствовал он Котова и протянул ему руку. — Вы сегодня так элегантно выглядите.
Котов заподозрил неладное, но руку все-таки подал.
А зловредный Степаныч сжал ее как-то особенно крепко и, не прерывая рукопожатия, с ехидством добавил:
— У меня тут это… чесотка, похоже, обнаружилась.
В глазах Котова промелькнул ужас. Он попытался выдернуть руку, но Степаныч ухватил ее еще и второй своей пятерней.
— А вы не волнуйтесь, ничего страшного. В скабиозории сейчас хорошо лечат. Раздевают и… шлангом окатывают. Одежду, правда, сжигают… Костюмчик вот… — Степаныч высокомерно оглядел похоронный костюм Котова, — жалко будет.
Котов, ни слова не говоря, возмущенно вырвал руку из руки Степаныча и помчался в сторону туалета.
Выйдя оттуда через минуту, он спросил у Ларисы, нет ли у нее в ресторане скипидара.
— Я пошутил, Евгений Алексеич, — заметил снисходительно Степаныч. — Насчет чесотки-то…
— Ну, знаешь что, шутник, иди-ка ты работай, — прикрикнула Лариса. — А о твоем опоздании мы после поговорим.
— У меня есть справка из ГИБДД, — мрачно ответил Степаныч. — Одни мудаки по городу ездят! Покупают права и ездят! Ездят и ездят! А из-за них машину свою гробишь… Сегодня вот один такой в меня въехал.
И он, видимо, вспомнив о подробностях дорожных злоключений, насупился и исчез в коридорах ресторана, яростно расчесывая голову.
— Хам! — заметил Котов, глядя ему вслед.
— А ты-то, собственно, что тут делаешь? — поинтересовалась Лариса.
— Лара! — Котов был сама торжественность.
Лариса даже подумала, что Котов, окончательно отравивший свой мозг алкоголем, позабыл все на свете и пришел в ресторан просить ее руки. Ей даже стало не по себе за состояние здоровья мужа, но он вдохновенно продолжал:
— Ты знаешь, я пришел тебе сказать, что решил начать новую жизнь. Вот прямо с сегодняшнего дня.
— И что же в ней будет нового? — все еще недоверчиво посматривая на мужа, спросила Лариса.
— Во-первых, я бросаю пить! — с пафосом заявил Евгений. — Аб-со-лют-но! Мне и Стае Асташевский говорил… Во-вторых, я решил открыть новое дело.
Очень интересное и прибыльное.
— Это какое же? — покосилась на него Лариса.
— Мне поступило предложение от Асташевского о том, чтобы снимать в Тарасове сериалы в духе латиноамериканских.
— Так ты что, кинорежиссером решил стать? — продолжала удивляться Лариса, решив, что и у Асташевского поехала крыша.
— Ну, нет, конечно. У меня более важные дела.
Я займусь подбором команды, сценарной работой…
Согласно моим планам, основные съемки должны будут проходить в ресторане, а именно в «Чайке». Это, кстати, будет дополнительной рекламой. А ты… Ты, моя дорогая, сможешь сниматься в качестве постоянного персонажа!
Лариса просто не верила своим ушам. Котову, конечно, частенько приходили в голову всякие гениальные идеи, но вот кинобизнес — это было что-то новенькое.
Но даже не это удивило ее больше всего, а то, что Котов так уверенно заявил, что бросает пить.
— Мы с тобой обязательно поедем куда-нибудь отдохнуть, ты же как раз завершила очередное дело, — ворковал Котов. — Сама выберешь место, какое захочешь…
— Знаешь, что, — Ларисе необходимо было переварить вываленную на нее информацию, — пойдем-ка ко мне в кабинет.
Котов подхватил жену под локоток и повел по коридору, как вдруг со стороны кухни послышался прямо-таки душераздирающий вопль. Котов и Лариса одновременно вздрогнули от ужаса и обернулись. Крик продолжался, а навстречу к ним бежала испуганная официантка — Лариса Викторовна! — проговорила она, запыхавшись, — там Дмитрий Степанович огненным супом себе руку обварил!
— О боже! — простонала Лариса, закрывая лицо руками.
Жизнь продолжалась…
Полубейцев явно гнул то, что убил Ростовцева «за друга, по честным пацановским понятиям». Однако ни Лариса, ни Карташов не принимали подобной версии. Собственно, теперь было все равно, почему он убил Ростовцева. Потому что будь это убийство сто раз справедливое, но в деле фигурировало еще три трупа.
Причем люди, по крайней мере, двое, были совершенно невинными и непричастными к делу людьми.
Тем не менее Полубейцева не перебивали, слушая, что он будет вещать дальше.
— Ждал я, когда момент подходящий подвернется.
А потом про ту конференцию узнал, что народу там до хренища будет и что все в конце концов перепьются.
Это мне сам Игорек рассказал, я-то ихние дела все эти плохо знаю. Это он крутым стал, корешей своих забыл, а я-то все помню… Еще меня доклад этот гребаный читать заставил, подлюга! Говорит, я бабки хочу слупить с америкашек или кого-то там еще. Я чуть было язык не сломал на этой трибуне. Ну я и понял, что на конференции его убрать — будет самое то.
Голос Полубейцева стал совсем хриплым. Он посмотрел на Карташова и попросил:
— Воды дайте!
Карташов молча поднес ему графин с водой. Полубейцев сделал несколько жадных глотков и продолжил:
— Короче, связался я с одним человечком, чтобы он мне подсуетил наемника какого-нибудь. Он меня на Гарпуна и вывел. Денег я к тому времени скопил.
Специально копил на это дело, на себя совсем не тратил. Мне много-то не надо. Ну, встретились мы с ним, потолковали… В цене сошлись, авансец он от меня получил. Сговорились, что все должно в «Соколе» пройти. Я ему Игорька незаметно показал и сказал, что его нужно грохнуть в первую очередь, ну и еще двоих-троих, чтобы мозги ментам запудрить.
— То есть тебе безразлично было, кого еще убивать?
— До фени! — ответил Полубейцев.
— А говоришь, что по правильным понятиям живешь, — усмехнулся Карташов. — Уж нам-то зубы не заговаривай, ладно?
— Вообще могу ничего не говорить! — злобно огрызнулся Полубейцев.
— Да нет уж, ты тут столько наговорил, что на полпути не остановишься. Давай, давай, давай, не тяни кота за хвост!
— Короче, все вышло, как замышлялось. Гарпун Игорька замочил и сучку эту. Жалко, правда, что старого петуха облезлого не грохнул, — с сожалением вздохнул он.
— Это ты про кого? — заинтересовался Карташов.
— С нами сидел на конференции один франт, Евгением его, по-моему, звать. Весь такой надутый, как индюк, все на девчонку засматривался, на журналистку. Эх, и не понравился он мне…
Карташов чуть усмехнулся и скосил взгляд на Ларису. Она поспешила отвести глаза. Почему-то ей стало стыдно за Евгения, что его этот уголовник обозвал петухом.
— Ну а потом что было? — вернул разговор в деловое русло Карташов.
— А потом Гарпун плетку скинул и свалил. После мы встретились и рассчитались полностью.
— И ты начал наезжать на Ингу, — продолжил за него Карташов.
— А что, оставлять ей было мои деньги? За которые я семь лет надрывался? А она всю жизнь жопу от дивана не отрывала! — Полубейцев снова начал распаляться.
— Тобой же двигали благородные побуждения, когда ты Ростовцева заказывал, — напомнил Карташов. — Ты же типа за друга мстил!
— И ей за него! — тут же сказал Полубейцев. — Она память предала Костину, за его дружка скурвившегося замуж выскочила, чтобы деньги ей достались, за которые Костя кровь пролил, а мне срок навесили!
Такого прощать нельзя!
— Так, понятно, — махнул рукой Карташов. — Давай теперь про Гарпуна рассказывай.
— А его я бы и не стал грохать, если бы эта сучка ментовская не влезла, — он показал на Ларису.
— А откуда ты узнал, что мы на него выход нашли?
— Что ж вы думаете, только у вас друзья есть? У меня тоже, слава богу, имеются, перечирикал я кое с кем да и узнал, что она к Гарпуну подбирается. А у Гарпуна одна дорога была — колоться, поскольку знал он, что Бычара на него зуб имеет и пришьет обязательно. Лучше уж в тюрьму, чем под пулю. Нельзя его было в живых оставлять, никак нельзя. Вот я и пришел к нему будто о новом деле поговорить, новый заказ дать.
— И подсыпали ему транквилизатор? — спросил Карташов.
— Чего подсыпал? — не понял Полубейцев.
— Так называется вещество, обнаруженное в крови Бортникова, — пояснил Карташов. — Тормозящее действие оказывает.
— Не знаю я, как оно там по-научному называется, я просто попросил у знакомого своего достать мне чего-нибудь такого… тормозящего, — повторил он формулировку Карташова.
— А потом убил его пепельницей?
— Точно, — кивнул Полубейцев.
— Это тоже из высоких побуждений?
— Подумаешь! Если б не я, так его Бычара пришил бы, так какая разница? — цинично и даже как-то весело проговорил Полубейцев.
Лариса смотрела на него и пыталась понять, через что же нужно пройти человеку, чтобы так спокойно рассуждать о том, как он совершил убийство. Или это изначально было в нем заложено?
Через некоторое время допрос был окончен, Полубейцев рассказал почти все. Но вот в убийстве Парамонова упорно отказывался признаваться. Карташов бился с ним, бился, но Михаил упрямо стоял на своем.
Звонил Ларисе, оказывается, совсем не он. А какой-то его более образованный дружок-уголовник. Но, естественно, по его команде. Лариса еще раз поглядела на Полубейцева и с трудом представила, что такой человек мог что-то говорить с трибуны и руководить коллективом. Но она уже привыкла к таким житейским парадоксам.
— Ладно! — в конце концов махнул рукой Карташов и вызвал дежурного. — В камеру его, — распорядился он.
Полубейцева увели. Карташов с усталым, но довольным видом откинулся на спинку стула и потянулся.
— Как же все-таки быть с Парамоновым? — спросила Лариса.
— Парамонова придется представить главной жертвой, — вздохнул Карташов. — Несмотря на то что преступник не колется. Расколется, значит… Эх, надоело мне это выполнение социального заказа, но что я могу сделать?
— Требовали же другого преступника!
— Пошли они все! — эмоционально выругался Олег. — Есть преступник, который сознался в двух убийствах, сознается и в третьем. А на самом деле, может быть, Парамонов этот выпал из окна сам, по пьяни.
Спустя несколько дней они снова встретились, и Лариса спросила:
— Ну что, признался Полубейцев в убийстве Парамонова?
— Нет, — покачал головой Карташов. — Его, конечно, обработали, он после этого сказал так вяло, что, мол, если нам так надо, он подпишет, но на самом деле он не убивал. И я ему, кстати, верю…
— Значит, чиновник просто перепил и выпал из окна сам?
— Скорее всего, — ответил Карташов. — Сказать точно все равно никто не может. Парамонов мертв, твой муж спал мертвецким сном. А Полубейцев, наверное, в этом не виноват — зачем ему отрицать? Какая разница — два трупа или три?
— Николаичева-то теперь освободите? — немного помолчав, спросила Лариса.
— Это пускай начальство решает, — нахмурился Олег. — Наверное, придется. Вся же версия рассыпалась. Там, кстати, адвокаты засуетились насчет него, Европейским судом грозят, американцами, еще бог знает кем. Так что, — он развел руками, — мне остается только сказать тебе в очередной раз спасибо.
— Пожалуйста, — просто ответила Лариса и, зевнув, направилась к выходу. — Что-то в последнее время сплю мало, — пожаловалась она. — Поеду домой, отосплюсь…
ЭПИЛОГ
На следующий день после окончания этого дела Лариса приехала в ресторан непривычно рано. И, к своему удивлению, не застала там Степаныча, который к тому времени благополучно излечился от конъюнктивита и уже приступил к своим обязанностям.
Это удивило Ларису. Она поспрашивала персонал, не знает ли, где он. Персонал отнекивался, более того, Лариса уловила в интонациях некоторых официанток и поваров радость по поводу того, что администратора нет на работе. А шеф-повар прямо ей заявил:
— Без этого ворчливого параноика работа лучше идет.
Лариса, в общем-то, во многом была с этим согласна. Но Степаныч, в силу некоторых ее личных особенностей, а именно неусидчивости и авантюрности, был незаменим в качестве подстраховки. Несмотря даже на его некоторые личные особенности, которые очень метко охарактеризовал шеф-повар.
Но гораздо более, чем отсутствие на работе Степаныча, ее удивил Евгений. Началось с того, что он явился в ресторан около полудня абсолютно трезвым. На лице его была написана серьезность. А одет он был в темный костюм, который ему абсолютно не шел и старил лет на десять. Котов хранил его на случай каких-нибудь траурных мероприятий, втайне надеясь, что это будут похороны Степаныча. Ну и для других официальных целей. Вроде той злополучной конференции.
Тогда он не надел его только потому, что стояла ужасающая жара.
— Ты такой торжественный, будто собрался на похороны, — съязвила Лариса.
— А что, Степаныч на работе? — на всякий случай спросил он.
— Нет, почему-то не вышел.
Котов поднял брови вверх, обдумывая что-то про себя. Сердце его забилось в радостном предчувствии.
— Неужели я попал в точку? — пробормотал он.
Лариса не совсем поняла, о чем это он, и списала все на последствия алкоголизма. Но радость Котова была явно преждевременной. Поскольку сзади, подобно шагам командора, раздалось знакомое топанье пятками господина Городова.
— Здравствуйте, — смущенно сказал Степаныч и откашлялся. — Я это… дико извиняюсь. Тут у меня небольшие проблемы…
— Денег нет, — отрезала Лариса, пресекая возможные просьбы администратора о повышении зарплаты или выделении средств на покупку новых шпингалетов для туалета.
— Здравствуйте, Евгений Алексеевич, — по-клоунски улыбаясь, поприветствовал он Котова и протянул ему руку. — Вы сегодня так элегантно выглядите.
Котов заподозрил неладное, но руку все-таки подал.
А зловредный Степаныч сжал ее как-то особенно крепко и, не прерывая рукопожатия, с ехидством добавил:
— У меня тут это… чесотка, похоже, обнаружилась.
В глазах Котова промелькнул ужас. Он попытался выдернуть руку, но Степаныч ухватил ее еще и второй своей пятерней.
— А вы не волнуйтесь, ничего страшного. В скабиозории сейчас хорошо лечат. Раздевают и… шлангом окатывают. Одежду, правда, сжигают… Костюмчик вот… — Степаныч высокомерно оглядел похоронный костюм Котова, — жалко будет.
Котов, ни слова не говоря, возмущенно вырвал руку из руки Степаныча и помчался в сторону туалета.
Выйдя оттуда через минуту, он спросил у Ларисы, нет ли у нее в ресторане скипидара.
— Я пошутил, Евгений Алексеич, — заметил снисходительно Степаныч. — Насчет чесотки-то…
— Ну, знаешь что, шутник, иди-ка ты работай, — прикрикнула Лариса. — А о твоем опоздании мы после поговорим.
— У меня есть справка из ГИБДД, — мрачно ответил Степаныч. — Одни мудаки по городу ездят! Покупают права и ездят! Ездят и ездят! А из-за них машину свою гробишь… Сегодня вот один такой в меня въехал.
И он, видимо, вспомнив о подробностях дорожных злоключений, насупился и исчез в коридорах ресторана, яростно расчесывая голову.
— Хам! — заметил Котов, глядя ему вслед.
— А ты-то, собственно, что тут делаешь? — поинтересовалась Лариса.
— Лара! — Котов был сама торжественность.
Лариса даже подумала, что Котов, окончательно отравивший свой мозг алкоголем, позабыл все на свете и пришел в ресторан просить ее руки. Ей даже стало не по себе за состояние здоровья мужа, но он вдохновенно продолжал:
— Ты знаешь, я пришел тебе сказать, что решил начать новую жизнь. Вот прямо с сегодняшнего дня.
— И что же в ней будет нового? — все еще недоверчиво посматривая на мужа, спросила Лариса.
— Во-первых, я бросаю пить! — с пафосом заявил Евгений. — Аб-со-лют-но! Мне и Стае Асташевский говорил… Во-вторых, я решил открыть новое дело.
Очень интересное и прибыльное.
— Это какое же? — покосилась на него Лариса.
— Мне поступило предложение от Асташевского о том, чтобы снимать в Тарасове сериалы в духе латиноамериканских.
— Так ты что, кинорежиссером решил стать? — продолжала удивляться Лариса, решив, что и у Асташевского поехала крыша.
— Ну, нет, конечно. У меня более важные дела.
Я займусь подбором команды, сценарной работой…
Согласно моим планам, основные съемки должны будут проходить в ресторане, а именно в «Чайке». Это, кстати, будет дополнительной рекламой. А ты… Ты, моя дорогая, сможешь сниматься в качестве постоянного персонажа!
Лариса просто не верила своим ушам. Котову, конечно, частенько приходили в голову всякие гениальные идеи, но вот кинобизнес — это было что-то новенькое.
Но даже не это удивило ее больше всего, а то, что Котов так уверенно заявил, что бросает пить.
— Мы с тобой обязательно поедем куда-нибудь отдохнуть, ты же как раз завершила очередное дело, — ворковал Котов. — Сама выберешь место, какое захочешь…
— Знаешь, что, — Ларисе необходимо было переварить вываленную на нее информацию, — пойдем-ка ко мне в кабинет.
Котов подхватил жену под локоток и повел по коридору, как вдруг со стороны кухни послышался прямо-таки душераздирающий вопль. Котов и Лариса одновременно вздрогнули от ужаса и обернулись. Крик продолжался, а навстречу к ним бежала испуганная официантка — Лариса Викторовна! — проговорила она, запыхавшись, — там Дмитрий Степанович огненным супом себе руку обварил!
— О боже! — простонала Лариса, закрывая лицо руками.
Жизнь продолжалась…