Обед Фокееву пришелся по вкусу.
   — Очень оригинально. Не банально, я бы сказал, — причмокивая и ворочая толстыми щеками, говорил директор рынка. — Меня, Лариса, трудно удивить гастрономическими изысками. Но тебе, похоже, это удается. Но ведь ты, признайся, не мой желудок соблазнять сюда меня пригласила.
   — Не только, — почти призналась в грехе Лариса. — У меня муж попал в неприятную историю. В пансионате «Сокол».
   — Я слышал об этом, как же, — живо отреагировал Фокеев. — Но я тебе вряд ли смогу помочь. А в чем состоит неприятная история?
   — Понимаешь, Дмитрий Петрович, он был последним, кто видел живым Парамонова. Они заснули вместе в одном номере той самой ночью. А Парамонов, этот чиновник, как говорят некоторые, состоит с тобой…
   — В родственной связи, правильно, — закончил за Ларису фразу директор первого в городе рынка. — И ты хочешь, чтобы я убедил, что твой муж не убивал моего… я даже не знаю, как его правильно назвать.
   В общем, наши жены — сестры.
   — Это неважно. И главное даже не в том, что муж мой его не убивал, а в том, что я занимаюсь этим делом как частный детектив.
   Поначалу Фокеев изобразил удивление, отчего его нижняя губа резко упала вниз, а толстое лицо стало выглядеть еще более комично. Потом он вдруг посерьезнел и кивнул в ответ с видом знающего человека:
   — Да, я слышал, что ты чем-то таким иногда занимаешься. Слухи, знаешь ли, слухи… Но я человек далекий от криминала. Даже не знаю, чем тебе помочь. И уж будь уверена, к происшествию в «Соколе» я не имею никакого отношения.
   — А я тебя и не рассматриваю в таком качестве.
   Просто слухи опять же, как ты говоришь, ходят. Что Николаичева, ближайшего конкурента твоего, в милиции сейчас раскачивают на предмет того, что он во всем виноват. Что твой родственник Парамонов прижимал его, действуя в твоих интересах.
   — Я тоже об этом обо всем слышал. И могу тебе сказать, что менты здесь перегибают палку. Николаичев, конечно, тип неприятный и даже мерзкий, впрочем, что я еще хорошего могу сказать про конкурента, — кокетливо усмехнулся Фокеев. — Но он этого не делал. Это просто глупо. Зачем ему заказывать Парамонова? Он все равно оптовку у себя не откроет, с Парамоновым или без него. Потому что мэрия против, в мэрии у меня тоже свои люди — по секрету тебе скажу. Тогда уж нужно убирать еще нескольких чиновников, да и меня в придачу. И думский комитет по торговле весь разгонять и избирать новый. Даже и думать забудь про эту версию!
   — А ты как сам полагаешь, кому все это понадобилось?
   — Я ничего не думаю. Это вредно, — отрезал Фокеев. — Могу только сказать, что Виталий здесь ни при чем. Никому его убивать смысла не было. Это я тебе говорю как человек, так сказать, знающий ситуацию изнутри. Никого Николаичев нанимать не стал бы, вот и все: мотивы просто смешны. Для непосвященного, может быть, все и выглядит круто. Николаичев — глава мафии, погрязший в коррупции, а Парамонов — борец за права человека. Или, наоборот как-нибудь… Да театр просто какой-то! ;
   Фокеев говорил настолько убедительно, брызгая слюной, что Лариса ему верила. Ко всему прочему, засадить Николаичева и обвинить его во всех смертных грехах было в интересах Фокеева, но директор рынка, уплетая сырные крокеты, вещал:
   — Если бы кому-то было надо, убили бы просто, без выпендрежа. Киллером в подъезде дома, безо всяких там выкидываний из окна, стрельбы по другим мишеням, ради отвода глаз. Без всей этой театральщины. Кстати, если бы я хотел убрать Парамонова, я сделал бы это без труда — на рыбалке, например. Или подстрелил его на балконе его же дома. Он любит там развалиться в шезлонге и потягивать пиво — причем его мощный торс находится в прекрасном, ясном прицеле в радиусе двухсот метров. Залегай на чердаке соседнего дома — и вперед. Можно с пустыря, из оврага — там еще удобнее. Уж мне-то не надо говорить, я знаю, и где он живет, и все его привычки. Для киллера он — плевый вариант. А тут этот идиот стрелял почему-то в других людей, потом, не попав, бросился в номер выкидывать его из окна! Цирк бесплатный…
   Только, Лариса, убийца идиотом-то не был, ему просто не Парамонов нужен был. А кто ему был нужен — это уже твоя забота. Я над этим ломать голову не хочу, потому что меня это уже не касается.
   И Фокеев опорожнил третью бутылку пива, подытоживая этим основную часть обеда.
   — А Николаичев — это все политические игры.
   И рука Миронова, — заключил Фокеев, принявшись за десерт.
   — Миронов — это…
   — Правильно, верный пес губернатора, надзирающий, в неконституционном, заметь, порядке, над силовыми структурами области и имеющий на Николаичева свой зуб, — Фокеев был сама доверительность. — Он все хочет поставить под свой контроль, все хапает, и все ему мало. Но я здесь, Лара, ни при чем. Я тебе уже говорил, что по большому счету мне этот конкурент по барабану. Я тебе могу сказать, что Парамонов работал под Мироновым, мои интересы они защищали, конечно — сама понимаешь, от родственных связей никуда не денешься. Но до открытой войны никогда не доходило. Николаичев к тому же не такой человек, чтобы открыто связываться с криминалом. Если у него выбьют признание, то это будет заслуга костоломов из милиции.
   — Не жалко человека, Дмитрий Петрович?
   — А что толку от моей жалости? Я же не пойду говорить, что он ни в чем не виноват. Просто попал человек под раздачу, — спокойно говорил Фокеев. — Бывает… Хотя так тоже нельзя. Вот попомнишь мое слово, этому Миронову еще отольется это все в свое время. Но это, как ты понимаешь, Лариса, — Фокеев сделал предостерегающий жест, — строго между нами, и только в порядке наших хороших и добрых отношений. Я думаю, ты меня нигде подставлять не будешь…
   Потом, подумав, добавил:
   — Да и бестолковое это занятие, я тебе скажу. Если только где-нибудь, как Парамонов, случайно попаду под чью-нибудь горячую руку.
   Фокеев вздохнул, вытер губы салфеткой и перекрестился. А Лариса смотрела на этого вызывающего вроде бы доверие человека и старалась понять, насколько он с нею искренен. Вроде бы вполне, но… Оставалась какая-то недосказанность. Но она ничего поделать не могла. Если действительно в деле замешана какая-то политика, причем в довольно грязном ее провинциальном варианте, она все равно сделать ничего не сможет. А с другой стороны, аргументы Фокеева были настолько просты и понятны, что Лариса начинала верить, что Парамонов действительно здесь ни при чем и погиб совершенно случайно. Как бы отвечая этим ее мыслям, Фокеев заключил:
   — Виталий мог, кстати, сам выпасть из окна.
   И, чуть усмехнувшись, пояснил:
   — Была жара, они с твоим мужем крепко выпили.
   Он подошел к окну, захотел освежиться, глотнуть свежего воздуха, перегнулся, не скоординировался, и… Привет, тот свет!
   — Вы, похоже, не очень-то ладили друг с другом, — покачала головой Лариса.
   — Отчего же… Очень ладили, — не согласился Дмитрий Петрович. — На рыбалку вместе ездили, можно сказать, поддерживали на работе друг друга. Я просто, Лариса, не люблю показного траура и рассуждаю логично и реально. Пытаясь быть в меру остроумным, не перегибая, однако, палку. Вот и все.
   Лариса не сдавалась. Фокеев мог старательно уводить ее от правильного направления поисков по каким-то своим причинам. И она спросила:
   — Слушай, Дмитрий Петрович, ну а в личной жизни покойного что?
   — Ты имеешь в виду любовниц, любовников, треугольники, соперники и прочее? — понятливо продолжил ряд Фокеев. — Нет там ничего! Я тебе говорю как вхожий в семью. Ты посмотри на меня.
   И толстый Фокеев надул и без того пухлые щеки.
   — Видишь, что пиво с человеком сделало? То-то, — прокомментировал он. — Примерно таким же был Парамонов. Он после того, как пивка накатит, вообще ни на что не способный был. Только разговаривать мастак, вспоминать о том, как он круто охотился на зайца лет десять назад. Или как его девчонки любили в пору институтской молодости. Нет, — категорично отмахнулся Фокеев. — Виталий был таким же добряком-толстяком, как я. Что-то искать, копать в этой сфере бесполезно.
   — Ну а все же? Может быть, есть смысл поговорить со вдовой, детьми?
   — Ты все равно от них ничего не узнаешь, — снова махнул рукой директор рынка. — Люди замкнутые.
   К тому же сейчас в шоке, живут под семью замками.
   Помогать тебе встречаться с ними не буду, — директор рынка сделал решительный жест. — Мне это не надо, да и тебе тоже. Потому что только бередить раны будешь людям. Ищи в другом месте, Лара. Пускай Миронов играет в политические игры, губернатор, опасаясь международного скандала, давит на милицию, а ты ищи в другом месте.
   Фокеев как-то снисходительно посмотрел на Ларису. Было непонятно, то ли он смотрит так, ощущая себя победителем в этой словесной дуэли, то ли действительно желает предостеречь собеседницу от неверных действий.
   Но, как бы там ни было, какую-то информацию Лариса, безусловно, в результате этого разговора получила. Парамонов по-прежнему оставался фигурой не очень понятной, мотивы его устранения — тоже.
   Но было что-то в словах Фокеева очень убедительное.
   Что смерть чиновника в пансионате была скорее явлением случайным, чем закономерным.
   Фокеев благодарил Ларису за обед очень долго.
   Поцеловал ручки, наверное, раза четыре и постоянно повторял рефреном: "Не там ищите, мадам, не там!
   Я вам добра желаю! Смотрите, какой я толстый — не могу я быть злым человеком. Просто не могу".
   Окатив Ларису комплиментами с ног до головы, потом пройдясь по поводу ее великолепного ресторана и экстравагантного меню, Фокеев посетовал: если он будет приходить к ней обедать каждый день, то вес его тела быстро достигнет двухсот килограммов. Этого директор рынка допустить, конечно же, не может.
   Иначе он бы не вылезал из «Чайки». Когда поток его славословия пошел по второму кругу, Фокеев понял, что перебарщивает и, решительно поцеловав в очередной раз руку Ларисы, удалился, переваливаясь, как медведь, с боку на бок. Около дверей его встретили двое молодых парней и повели в машину.
   "Сопровождение, однако, — покачала головой Лариса. — Секьюрити. А говорит, что бояться ему нечего.
   Лукавый вы человек, Дмитрий Петрович". И все же правда, похоже, была на его стороне. Лариса не могла этого не осознавать.
 
   Приехав в тот вечер домой, Лариса, ошалевшая от произошедших за последние дни событий, решила отдохнуть и спокойно поразмышлять. Главная проблема заключалась не в том, что она даже приблизительно не могла вычислить мотив убийства и самого убийцу, а в том, что до сих пор не знала, кто из убитых был нужной жертвой.
   То, что официальные органы уже сочли главной жертвой Парамонова, ровным счетом ничего не значило. Лариса всегда с недоверием относилась к тому, что называлось политическим заказом. Под это можно было подвести все, что угодно. Просто высокопоставленному чиновнику было выгодно подставить Николаичева, и жертвой объявили Парамонова. Если было бы интересно рассмотреть в этом качестве Элис Симпсон или Ростовцева, стали бы разрабатывать их врагов.
   Но, похоже, что у них-то как раз врагов-то и не было.
   Лариса закрылась в своей комнате, строго-настрого запретив Котову ее беспокоить, легла на кровать и закрыла глаза. Она еще раз перебрала в памяти все жертвы.
   Элис Симпсон? Возможно, хотя роль заказчика ее убийства можно приписать только ревнивцу Мозесу Шварцу, который давно уже не посещал Россию. Как он мог договориться с киллером, ведь тот, судя по всему, был русским? Да и мотив сомнителен. Вряд ли бы Мозес, желая отомстить Элис, пошел бы на убийство, да еще на тройное.
   В случае с Ростовцевым вообще мотива нет, разве что у жены, но Лариса уже размышляла не раз на эту тему и приходила к выводу, что и Инга не могла быть заказчицей — теряла больше, чем приобретала.
   Поэтому, как ни крути, самой вероятной кандидатурой на роль жертвы по-прежнему оставался господин Парамонов. Но если даже принять на веру, что заказчиком является Николаичев, то как это доказать?
   Ведь Лариса сама до конца не уверена в том, что именно он решился устранить Парамонова. И что вообще именно Парамонова хотели отправить на тот свет.
   По всему выходит, что Ларисе придется все же соприкоснуться с некими таинственными «серьезными организациями», занимающимися этим делом.
   Нужно было как можно скорее определить, кого же именно из троих нужно было ликвидировать. В то, что убить хотели всех троих, Лариса не верила. Ну, просто не было общей связи между этими людьми, не было! С Элис Симпсон ни один, ни второй даже не встречались до этой конференции.
   В глобальные замыслы спецслужб Ларисе тоже не хотелось верить. Скорее всего это просто плод больного воображения экстравагантного журналиста Вампилова. С другой стороны, каких-то других мотивов не наблюдается. И еще эти звонки-предупреждения с кагэбэшным голосом и намеками на суперсерьезность дела! Почему бы тогда не встретиться лично, не заглянуть в глаза? Насколько Лариса знала повадки фээсбэшников, они предпочитают именно такой стиль.
   Причем не самим приходить или приезжать, а официально вызывать к себе в «серый дом». Сплошные загадки, голова идет кругом!..
   Лариса порывисто взяла трубку и набрала номер второго своего знакомого в силовых органах, двоюродного дяди Евгения, полковника Вальдемара Мурского. Дяди Волика, однако, на месте не оказалось — он был в отпуске, и в ближайшие две недели на работе появляться не собирался. Поэтому выяснить, кто из этой серьезной организации решил ее предупредить, не удалось.
   Так, спокойно, нужно просто восстановить картину произошедшего в пансионате в тот вечер, и восстановить как можно точнее. Но ведь Лариса там не была, она не видела, как все случилось.
   Стоп! Но ведь там был Котов, причем в самой гуще событий. Отлично, похоже, сейчас все будет зависеть от его памяти. Нужно немедленно звать Евгения и серьезно с ним разговаривать.
   — Котов! — громко позвала Лариса, выглянув в коридор.
   — А? — отозвался Евгений откуда-то снизу. — Ты меня звала, Лара? — спросил он, поднимаясь по лестнице.
   — Да, да, ты мне срочно нужен, — нетерпеливо проговорила Лариса. — Иди сюда.
   Котов с некоторой опаской перешагнул порог Ларисиной спальни, привыкший к ее перепадам настроения. Он сел на угол дивана, кашлянул и спросил:
   — Ну, так что ты хотела?
   — Я хотела, — четко проговорила Лариса, — чтобы ты вспомнил, как произошло убийство в зале. И изложил мне картину со всеми мельчайшими подробностями. Не торопись, подумай хорошенько и, главное, не сочиняй того, чего не было, понял? От этого может зависеть весь успех.
   Евгений наморщил лоб и потер его. Лариса молчала, не мешая ему вспоминать.
   — Черт, все так быстро получилось… — пробормотал Евгений. — Если б я в тот момент думал о том, чтобы все это запомнить!.. Подожди, нужно взять чего-нибудь выпить, а то что-то никак не вспоминается.
   — Выпивка потом! — категорически возразила Лариса. — А то ты вообще ничего не сможешь рассказать и начнешь выдумывать небылицы. Сейчас ты мне нужен с трезвым и ясным рассудком.
   Котов вздохнул и еще сильнее наморщил лоб, пытась, видимо, таким образом, стимулировать работу головного мозга.
   — Ну, в общем… — неуверенно заговорил он через некоторое время, — первым попал под пулю Игорь.
   Рядом с ним стояла Элис, и ей досталась вторая. Между выстрелами прошли буквально считанные секунды.
   — Первая пуля попала в Игоря? — уточнила Лариса.
   — Кажется, да. Потом мы еще с Парамоновым это обсуждали. Это он мне сказал, что сначала вроде Игорь упал. Я-то в тот момент закатом любовался. Мысли ко мне пришли всякие хорошие. Всегда так, кстати, бывает, подумаешь о чем-нибудь приятном, так сразу какая-нибудь мерзость все обломает! — покачал головой Котов.
   — Ладно, лирику потом, — решительно оборвала его Лариса. — Что делал в это время Парамонов?
   — Мы с ним стояли в стороне. Я даже не сообразил сперва, что происходит, все как-то стремительно случилось… А вот Парамонов сумел среагировать. Ему помогло еще и то, что он возле колонны стоял, вот он за нее и рванул, а меня за руку дернул. Собственно, это меня и спасло — только плечо зацепило…
   — То есть с твоих слов выходит, что в Парамонова вообще не метились? — уточнила Лариса.
   — Нет, ну, как же. Хотя… Не знаю, может… — заметался Котов.
   — Женя, — тихо произнесла Лариса, — очень тебя прошу, успокойся и еще раз мысленно прокрути все события, а потом четко и внятно сообщи мне свой выводы. Иначе мы так совсем запутаемся.
   Котов надолго сосредоточенно уставился в стену, бормоча что-то себе под нос. Потом сказал:
   — У меня возникает такое ощущение, что ему было все равно, в кого метить — в меня или в Виталия.
   Я знаешь о чем подумал? Ведь Элис и Игоря убили точными выстрелами в висок, то есть сразу чувствуется работа профессионала, а в третьем случае все выглядело так, словно он уже выполнил основную работу и теперь целился наугад, в того, кто подвернется…
   — Ты уверен? — быстро спросила Лариса.
   — Не до конца, конечно, но на девяносто процентов. Это я сейчас все проанализировал, тогда-то вообще ничего понять было невозможно. Мы ведь стояли несколько поодаль с Парамоновым, а целился он в Ростовцева и Элис, потом уж переключился на нас.
   — Та-а-ак, — протянула Лариса и повернулась к Евгению. — Что ж, спасибо тебе, а теперь я бы хотела поразмышлять в одиночестве.
   — Что, я больше не нужен? — засопел Котов.
   — Пока нет. И закрой дверь поплотнее.
   Евгений вышел из Ларисиной спальни не очень довольным, но утешился тем, что после столь упорной мыслительной работы может побаловать себя бутылочкой джина. А что? Он ее честно заслужил.
   Оставшись одна, Лариса попробовала сама прокрутить в голове то, что рассказал ей Евгений. Если он не ошибается, то выходит, что Парамонова можно исключить из списка претендентов на роль нужной жертвы. Ведь действительно, Элис и Ростовцев убиты точными выстрелами с первого раза. Еще Карташов заметил, что стрелок был очень меткий. Почему же он так оплошал в третьем случае? Скорее всего потому, что ему было дано задание в первую очередь убить того, кого нужно, а уж остальных пристрелить, что называется, «до кучи», чтобы запутать следствие. То есть того, кто окажется рядом. Вот почему он ранил Котова. То есть в Парамонова он стрелять вообще не собирался!
   Это уже похоже на правду. Но вот кого он должен был убить обязательно — Элис или Игоря? Скорее Игоря, ведь он умер первым. Зачем бы киллер стал рисковать, ставя заглавную жертву во вторую очередь?
   Ведь Ростовцев мог инстинктивно среагировать, и тогда вся его работа пошла бы насмарку.
   Значит, Ростовцев? Но каков мотив? Все его сотрудники в один голос утверждают, что Игоря грохнули случайно, что мотива для убийства просто нет.
   А если Лариса все же ошибается, и Инга имеет к произошедшему прямое отношение? Нужно искать мотив — он обязательно должен быть. Теперь Лариса уже не сомневалась, что она на правильном пути.
   В первую очередь она решила позвонить Михаилу Полубейцеву, поскольку он лучше остальных знал Ингу Ростовцеву. Так как тема разговора была довольно деликатной, Лариса не стала задавать вопросы по телефону, а попросила Михаила подъехать в летнее кафе на улице Тополевой. Михаил сказал, что освободится через пятнадцать минут, это Ларису вполне устраивало.

Глава 6

 
   Она приехала в кафе, устроилась за свободным столиком под широким светлым зонтом и, заказав бутылку минеральной воды, стала ждать появления Михаила. Он подъехал минут через десять, извинился за опоздание и присел напротив. С радостью угостившись предложенной Ларисой минералкой, спросил:
   — Так о чем вы хотели поговорить? Времени, к сожалению, у меня немного.
   — Понимаю, — кивнула Лариса. — Поэтому буду говорить напрямую. Скажите, вы не в курсе, есть ли у Инги Ростовцевой любовник? Или любовники?
   — Ну, если и есть, то уж мне она об этом не докладывала, — хмыкнул Михаил и добавил язвительно:
   — Я теперь для нее человек третьего сорта, совсем забыла, как раньше пиво вместе пили…
   — Я обратилась с этим пикантным вопросом именно к вам как раз потому, что вы знаете ее с детства, — пояснила Лариса. — Мне об этом мать Игоря рассказала.
   Вот я и подумала, что она могла быть с вами откровенна…
   — Она, кажется, ни с кем не бывает откровенна, — сказал Михаил в сторону.
   Он закурил сигарету, сделал несколько длинных затяжек и посмотрел на Ларису задумчивым взглядом.
   — Если вы хотите знать, что я сам думаю об этом, — сказал он наконец, — то я считаю, что не было у нее никого. Она производит впечатление бабенки, которой вообще мужики не нужны. Она собой переполнена. Вот так.
   — Это мнение основывается только на ваших предположениях или на фактах? — уточнила Лариса.
   — И на том, и на другом. На первом, пожалуй, больше. Да, я знаю ее давно. И уже тогда она была холодной.
   С Костиком два года встречалась, так у них даже не было ничего такого… Конечно, времена были не те, но все же другие девчонки, более продвинутые, плевали на общественное мнение и спали со своими парнями. Не все, конечно. А Инге на общественное мнение всегда было плевать, но она все равно недотрогу из себя строила. Я думаю, что она девственность свою просто продать хотела подороже, вот и все. Если бы Костика не пришили, она бы все равно его бросила.
   — Что? — Ларису аж передернуло. — Вы сказали — пришили?
   — Ну, убили, — грубовато поправился Михаил. — Суть-то от этого не меняется.
   Для Ларисы это обстоятельство явилось открытием. Ведь Ольга Константиновна Ростовцева употребила слово «умер», когда рассказывала о Косте. А Лариса не потрудилась выяснить, отчего именно умер, считая эти подробности не относящимися к делу, которым она занимается. А так ли уж это не имеет значения?
   Еще не будучи уверенной в том, что идет по верному следу, Лариса спросила:
   — А как именно его убили? Кто и за что?
   — А кто его знает! — пожал плечами Михаил. — Я-то и сам не знал об этом долгое время, в курсе, поди, что на зону я попал… А когда вышел, рассказывали мне, нашли его однажды мертвым на стройке недалеко от нашего дома, с ножевым ранением. Сам ножик так и не обнаружили. Это как раз в тот день было, когда я…
   Ну, в общем, на грабеж решился. Взяли меня прямо на месте — и привет! Семь лет отмотал. Так что больше ничего сказать не могу.
   — Понятно… — тихо ответила Лариса, думая, что нужно непременно попросить Карташова поднять то старое дело и выяснить все подробности.
   — И что же, убийцу так и не нашли? — на всякий случай спросила она.
   — Не-а, — помотал головой Полубейцев. — Скоpee всего кто-нибудь по пьяному делу… Костя иногда любил задираться на улице. Выпьет — и пошел куролесить, тот ему не так посмотрел, этот не так прошел.
   Ну, в общем, вы понимаете, да?
   Лариса понимающе кивнула.
   — А тут нарвался, наверное, на каких-нибудь быков.
   И — привет… Уже на том свете, — закончил мысль Михаил.
   — А откуда он шел, этот Костя, и куда?
   Полубейцев пожал плечами.
   — Я не в курсе. Это так давно было, к тому же узнал-то я об этом недавно. А тогда — ведь меня самого… — он тяжело вздохнул, — замели.
   — А с кем можно поговорить по поводу Кости? — осторожно спросила Лариса.
   Полубейцев еще раз пожал плечами.
   — А какое это имеет отношение к тому, что случилось сейчас? — спросил он. — Впрочем… Можете попробовать встретиться с отцом Кости. Но, предупреждаю, он — алкаш.
   — Ничего страшного, — тут же парировала Лариса, почему-то вспомнив сразу о Котове. — Эта категория граждан мне хорошо знакома.
   — Да? — недоверчиво переспросил Михаил, глядя на представительный прикид собеседницы. — В таком случае можете записать адрес.
   Он полез в записную книжку и продиктовал Ларисе адрес отца Константина Аверьянова.
   — Мать у него умерла, вскоре после его смерти, — пояснил Полубейцев. — А батек пил всегда. Сколько его помню — всегда.
   Лариса решительно отодвинула пластиковый стул, взяла свою сумочку и, попрощавшись с Михаилом, пошла к своей машине. Она решила немедленно поговорить с Николаем Ивановичем Аверьяновым, отцом Кости.
   После того, как она пришла к выводу, что киллер метил именно в Ростовцева, ей необходимо было найти мотив этого убийства. Пока что он не просматривался, поэтому она и заинтересовалась этим давним делом.
   В ее дальнейшие планы входила встреча с Карташовым, которого Лариса намеревалась попросить поднять дело об убийстве Константина Аверьянова, а также разговор с вдовой Игоря Ростовцева, которая, если вспомнить рассказ матери Игоря, когда-то встречалась с этим самым Костей. И не кроется ли здесь разгадка нынешних событий?
 
   Увы, Николай Иванович Аверьянов оказался на редкость бестолковым собеседником. Голос его, пронзительный и даже, можно сказать, визгливый, Лариса услышала как только вошла во двор, объединявший два одноэтажных дома старой постройки.
   — Ва-ля! Ва-ля! Ва-ля!
   Этот призыв, повторенный трижды, несся из открытого окна, завешенного марлей. Сначала он прозвучал жалобно, потом настойчиво, а затем просто агрессивно. Кричаще. А затем:
   — Дай! Дай! Ва-ля, е… твою мать!
   А в ответ слышался женский крик:
   — Нет! Нет! Нет! Нет у меня!
   И этот ответ тоже был выполнен на пределе возможностей голосовых связок.
   Но Николай Иванович был не из тех, кто так легко сдается. Он продолжал, словно исполняя негритянский поспел, взывать к милости женщины. В его молитве было только два слова: «Валя» и «Дай!». Уже потом Лариса выяснила, что Валя — это сожительница Николая Ивановича, а слово «дай» было обращено к запасам спирта, который якобы должен был быть у Вали.