— Вам знакома пословица «Привычка — вторая натура»?
— В данном случае: привычка убивать? Скажу по правде, дорогой Сатклиф, вы меня поражаете! Скажу даже, что вы поменялись со мной ролями, так как здесь, в Марфорде, обычно я отношусь ко всему с подозрением!
Мрачный и задумчивый, Питер, казалось, не слышал последнего замечания.
— Миссис Миллер, похоже, вчера была не в себе, согласна, дорогая?
— Да. — Дебра подавила зевок.
— Мы подумали, что, возможно, старушка устала, но, спрашивается… Ее словно вдруг взволновали какие-то воспоминания, когда мы разговаривали о дневнике покойной…
— А точнее — о лицах, о глазах…
— Не имеет значения, речь шла вообще о том деле. А так как говорили мы много, так вот я и спрашиваю себя: не это ли обеспокоило преступника?
— В таком случае вся ответственность лежит на вас, мой дорогой Сатклиф, — неловко пошутил полковник. — Ведь это вы вытащили на свет эту старую историю и ведете громогласное расследование!
— Не отрицаю… До ушей убийцы, должно быть, долетели некоторые слова, замечания… Он насторожился…
Полковник тихо добавил:
— И устранил миссис Миллер, которая имела неосторожность огласить какую-то деталь, могущую его разоблачить?
— Да, к примеру… Хотя есть и другая гипотеза.
— Какая?
— О духе мщения.
— Иначе — о фантоме.
— Да.
Полковник не смог удержаться от ехидной улыбки:
— А я думал, летчики королевских ВВС — парни с холодной головой и железной выдержкой…
— В обычных условиях — да, но здесь происходят поистине невероятные вещи…
Чуть позже, до полудня, Дебра пришла в магазинчик миссис Маршал. Любезно, но одними губами она улыбнулась очень приветливо встретившей ее Кэтлин. И еще раз подумала — эта девчонка либо страшная лицемерка, либо слишком невинна и наивна, чтобы так встречать жену мужчины, с которым открыто кокетничает. Но в глубине души должна была признать, что для этого у Кэтлин были все данные. Впрочем, Дебра и себя считала соблазнительной: об этом свидетельствовали красноречивые мужские взгляды. Однако рядом с этой молоденькой, свеженькой с густыми блестящими каштановыми волосами девушкой, в которой кипела жизнь, Дебра чувствовала себя тускловатой. Ей пришлось напрячься, чтобы сдержать растущее чувство ревности и спокойным голосом спросить, может ли она поговорить с ее матерью. Не переставая улыбаться, Кэтлин ответила, что миссис Сатклиф может пройти прямо в гостиную через служебную дверь.
Дорин Маршал сидела за небольшим секретером, низко нагнувшись над бухгалтерской книгой, вглядываясь в цифры слабыми глазами. Почувствовав присутствие постороннего, она подняла голову. Дебра поздоровалась. Только услышав голос, хозяйка узнала ее, сказала, что рада видеть после невероятного происшествия с миссис Миллер, и предложила ей забрать порванную фотографию. Дебра была благодарна ей, так как цель ее прихода выглядела крайне сомнительной в этих обстоятельствах.
— Я потратила уйму времени, чтобы ее найти, — заметила миссис Маршал, передавая гостье картонную коробочку, стянутую резинкой, — но с моим зрением в этом нет ничего удивительного. Если вам очень хочется, наклейте эту головоломку на кусочек картона, когда сложите! Этим вы избавите меня от тяжелого труда, когда мне однажды захочется посмотреть на старого Яна! — со смехом добавила она.
По возвращении Дебра немедленно принялась за работу. Было одиннадцать утра. Она устроилась в комнатке с жалюзи в передней части дома. Вообще-то для такой работы требовалось хорошее освещение, но Дебра боялась прямых лучей солнца, волнами врывавшихся в комнату, так что свет, приглушенный жалюзи, подходил ей больше всего.
Мало-помалу ее ловкие пальцы воссоздавали лицо Яна Гарднера. Портрет оказался довольно большим. В ярости Дорин Маршал некогда порвала его на сотню мелких кусочков. Так что терпения потребовалось немало, но к двум часам дня головоломка была сложена. Увлекшись работой, Дебра даже забыла про обед — так она была довольна собой, радовалась одиночеству, наслаждалась абсолютной тишиной. Затем добрых полчаса наклеивала сложенное на кусок картона, и только завершив работу, полюбовалась плодом своего труда, так как ранее трудно было судить о нем: края клочков фотографии образовывали подобие шрамов на лице мужчины, и было затруднительно создать о нем правильное впечатление.
Дебра приставила портрет к вазе на столе и отошла к двери. Потом, словно регулируя объектив фотоаппарата, она попыталась восстановить резкость черт лица, смазанных в местах разрывов. Ей показалось тогда, что лицо будто играло с ней, его черты становились то неясными, то отчетливыми. Переменчивый образ невозможно было заставить зафиксироваться… Она поняла одно: то было лицо молодого человека с довольно приятными чертами, в котором, однако, не было ничего особенного.
Поразвлекшись, Дебра решила подняться в комнату Виолетты и поставить плод своего труда рядом с портретом покойной.
Там она опять отошла к двери, чтобы лучше рассмотреть воссоединившуюся чету. Она долго с восхищением любовалась этой парой и была счастлива: уже давно у нее возникло желание соединить супругов, видеть их рядом друг с другом.
Ей захотелось обновить букеты в вазах, украшавших комнату. Несколько раз она спускалась и поднималась к «Могиле Адониса» и обратно, стараясь сорвать самые красивые и ароматные цветы.
Через два часа все было готово. Все углы комнаты засияли, испуская такой крепкий аромат, что, казалось, сгустился сам воздух в помещении. Дебра какое-то время осматривала свою работу, но у нее начала побаливать голова. Только тогда она сообразила, что в комнате душно и жарко. Собиралась гроза. Подойдя к окну и посмотрев на небо, почерневшее на горизонте, она подумала, что скоро загремит гром.
Дождь, подумалось ей, после нескончаемых жарких дней — не так уж и плохо, как для природы, так и разгоряченных голов.
В пять часов небо почернело, словно над Марфордом нависла туча вулканического пепла. Питер, человек здравомыслящий, когда-то втолковывал ей, что в подобных случаях лучше не включать электричество. Так она и сделала.
Поднявшись в комнату Виолетты, Дебра удобно устроилась в кресле и стала ждать разгула стихии. Темнота еще больше сгустилась, пришлось зажечь свечу на комоде.
Она прекрасно знала, что в сумеречной комнате ей не следует пристально смотреть на единственный источник света. Но что было делать? В колеблющемся язычке пламени воплощалась частица небесной стихии, позолоченный ореол смягчал, очищал все, к чему прикасался.
Магический ореол странно увеличивался, превращаясь в желтый круг… Круг расширялся, отрываясь, взмывал и исчезал… Но рождался новый… Потом еще…
Дебра затрепетала в своем кресле: она только что представила себе Роя Жордана. Как живого. Возникло омерзительное чувство… ощущение его присутствия. Он виделся ей охотником, отдававшим приказания загонщикам и спустившим на нее разъяренную свору. Увиделись ей и огромные псы с горящими глазами, безжалостно преследующие ее в ночи. Затем злобные собаки превратились в желтые круги, которые стали вертеться над Марфордом, постепенно стекаясь к «Могиле Адониса».
В этот момент разразилась гроза. Яркая вспышка, потом небо будто раскололось. Молнии засверкали чаще, гром гремел не переставая. Хлынул ливень. Дебра застыла в своем кресле, неотрывно глядя на свечу, продолжавшую испускать желтые круги. В наружную дверь постучались.
«Питер!» — с облегчением вздохнула она.
Наконец-то он вернулся! Как кстати! Она будет счастлива опять увидеть его.
Она скатилась по лестнице, даже не подумав, не спросив себя, почему Питер не прошел через веранду, как обычно.
Быстро открыв дверь, Дебра застыла на пороге, всматриваясь в силуэт, выделявшийся на фоне завесы дождя. Узнав наконец Ричарда Веста, молодого искателя «проблемных зон», — он промок, волосы облепили лицо, по которому стекали струи, — она недоуменно проговорила:
— Ричард, но… что случилось?
— Ничего, я пришел взглянуть, все ли у вас в порядке.
— В порядке? Да, конечно. — Она постаралась произнести это убедительно, но слова не согласовывались с тоном. — И ради этого вы пришли в такую погоду? Боже! Да вы насквозь промокли! Входите же скорее!
— Гроза застала меня на полпути, — входя и тяжело дыша, произнес он. — Но, право, это не имеет значения, потому что мне надо с вами поговорить.
Расширенными от изумления глазами Дебра смотрела на него.
— О чем? Что происходит?
Молодой человек глубоко вздохнул, отвел с лица пряди мокрых волос, потом положил руки ей на плечи и, глядя прямо в глаза, сказал:
— Вы не должны здесь оставаться. Вам грозит опасность.
27
28
— В данном случае: привычка убивать? Скажу по правде, дорогой Сатклиф, вы меня поражаете! Скажу даже, что вы поменялись со мной ролями, так как здесь, в Марфорде, обычно я отношусь ко всему с подозрением!
Мрачный и задумчивый, Питер, казалось, не слышал последнего замечания.
— Миссис Миллер, похоже, вчера была не в себе, согласна, дорогая?
— Да. — Дебра подавила зевок.
— Мы подумали, что, возможно, старушка устала, но, спрашивается… Ее словно вдруг взволновали какие-то воспоминания, когда мы разговаривали о дневнике покойной…
— А точнее — о лицах, о глазах…
— Не имеет значения, речь шла вообще о том деле. А так как говорили мы много, так вот я и спрашиваю себя: не это ли обеспокоило преступника?
— В таком случае вся ответственность лежит на вас, мой дорогой Сатклиф, — неловко пошутил полковник. — Ведь это вы вытащили на свет эту старую историю и ведете громогласное расследование!
— Не отрицаю… До ушей убийцы, должно быть, долетели некоторые слова, замечания… Он насторожился…
Полковник тихо добавил:
— И устранил миссис Миллер, которая имела неосторожность огласить какую-то деталь, могущую его разоблачить?
— Да, к примеру… Хотя есть и другая гипотеза.
— Какая?
— О духе мщения.
— Иначе — о фантоме.
— Да.
Полковник не смог удержаться от ехидной улыбки:
— А я думал, летчики королевских ВВС — парни с холодной головой и железной выдержкой…
— В обычных условиях — да, но здесь происходят поистине невероятные вещи…
Чуть позже, до полудня, Дебра пришла в магазинчик миссис Маршал. Любезно, но одними губами она улыбнулась очень приветливо встретившей ее Кэтлин. И еще раз подумала — эта девчонка либо страшная лицемерка, либо слишком невинна и наивна, чтобы так встречать жену мужчины, с которым открыто кокетничает. Но в глубине души должна была признать, что для этого у Кэтлин были все данные. Впрочем, Дебра и себя считала соблазнительной: об этом свидетельствовали красноречивые мужские взгляды. Однако рядом с этой молоденькой, свеженькой с густыми блестящими каштановыми волосами девушкой, в которой кипела жизнь, Дебра чувствовала себя тускловатой. Ей пришлось напрячься, чтобы сдержать растущее чувство ревности и спокойным голосом спросить, может ли она поговорить с ее матерью. Не переставая улыбаться, Кэтлин ответила, что миссис Сатклиф может пройти прямо в гостиную через служебную дверь.
Дорин Маршал сидела за небольшим секретером, низко нагнувшись над бухгалтерской книгой, вглядываясь в цифры слабыми глазами. Почувствовав присутствие постороннего, она подняла голову. Дебра поздоровалась. Только услышав голос, хозяйка узнала ее, сказала, что рада видеть после невероятного происшествия с миссис Миллер, и предложила ей забрать порванную фотографию. Дебра была благодарна ей, так как цель ее прихода выглядела крайне сомнительной в этих обстоятельствах.
— Я потратила уйму времени, чтобы ее найти, — заметила миссис Маршал, передавая гостье картонную коробочку, стянутую резинкой, — но с моим зрением в этом нет ничего удивительного. Если вам очень хочется, наклейте эту головоломку на кусочек картона, когда сложите! Этим вы избавите меня от тяжелого труда, когда мне однажды захочется посмотреть на старого Яна! — со смехом добавила она.
По возвращении Дебра немедленно принялась за работу. Было одиннадцать утра. Она устроилась в комнатке с жалюзи в передней части дома. Вообще-то для такой работы требовалось хорошее освещение, но Дебра боялась прямых лучей солнца, волнами врывавшихся в комнату, так что свет, приглушенный жалюзи, подходил ей больше всего.
Мало-помалу ее ловкие пальцы воссоздавали лицо Яна Гарднера. Портрет оказался довольно большим. В ярости Дорин Маршал некогда порвала его на сотню мелких кусочков. Так что терпения потребовалось немало, но к двум часам дня головоломка была сложена. Увлекшись работой, Дебра даже забыла про обед — так она была довольна собой, радовалась одиночеству, наслаждалась абсолютной тишиной. Затем добрых полчаса наклеивала сложенное на кусок картона, и только завершив работу, полюбовалась плодом своего труда, так как ранее трудно было судить о нем: края клочков фотографии образовывали подобие шрамов на лице мужчины, и было затруднительно создать о нем правильное впечатление.
Дебра приставила портрет к вазе на столе и отошла к двери. Потом, словно регулируя объектив фотоаппарата, она попыталась восстановить резкость черт лица, смазанных в местах разрывов. Ей показалось тогда, что лицо будто играло с ней, его черты становились то неясными, то отчетливыми. Переменчивый образ невозможно было заставить зафиксироваться… Она поняла одно: то было лицо молодого человека с довольно приятными чертами, в котором, однако, не было ничего особенного.
Поразвлекшись, Дебра решила подняться в комнату Виолетты и поставить плод своего труда рядом с портретом покойной.
Там она опять отошла к двери, чтобы лучше рассмотреть воссоединившуюся чету. Она долго с восхищением любовалась этой парой и была счастлива: уже давно у нее возникло желание соединить супругов, видеть их рядом друг с другом.
Ей захотелось обновить букеты в вазах, украшавших комнату. Несколько раз она спускалась и поднималась к «Могиле Адониса» и обратно, стараясь сорвать самые красивые и ароматные цветы.
Через два часа все было готово. Все углы комнаты засияли, испуская такой крепкий аромат, что, казалось, сгустился сам воздух в помещении. Дебра какое-то время осматривала свою работу, но у нее начала побаливать голова. Только тогда она сообразила, что в комнате душно и жарко. Собиралась гроза. Подойдя к окну и посмотрев на небо, почерневшее на горизонте, она подумала, что скоро загремит гром.
Дождь, подумалось ей, после нескончаемых жарких дней — не так уж и плохо, как для природы, так и разгоряченных голов.
В пять часов небо почернело, словно над Марфордом нависла туча вулканического пепла. Питер, человек здравомыслящий, когда-то втолковывал ей, что в подобных случаях лучше не включать электричество. Так она и сделала.
Поднявшись в комнату Виолетты, Дебра удобно устроилась в кресле и стала ждать разгула стихии. Темнота еще больше сгустилась, пришлось зажечь свечу на комоде.
Она прекрасно знала, что в сумеречной комнате ей не следует пристально смотреть на единственный источник света. Но что было делать? В колеблющемся язычке пламени воплощалась частица небесной стихии, позолоченный ореол смягчал, очищал все, к чему прикасался.
Магический ореол странно увеличивался, превращаясь в желтый круг… Круг расширялся, отрываясь, взмывал и исчезал… Но рождался новый… Потом еще…
Дебра затрепетала в своем кресле: она только что представила себе Роя Жордана. Как живого. Возникло омерзительное чувство… ощущение его присутствия. Он виделся ей охотником, отдававшим приказания загонщикам и спустившим на нее разъяренную свору. Увиделись ей и огромные псы с горящими глазами, безжалостно преследующие ее в ночи. Затем злобные собаки превратились в желтые круги, которые стали вертеться над Марфордом, постепенно стекаясь к «Могиле Адониса».
В этот момент разразилась гроза. Яркая вспышка, потом небо будто раскололось. Молнии засверкали чаще, гром гремел не переставая. Хлынул ливень. Дебра застыла в своем кресле, неотрывно глядя на свечу, продолжавшую испускать желтые круги. В наружную дверь постучались.
«Питер!» — с облегчением вздохнула она.
Наконец-то он вернулся! Как кстати! Она будет счастлива опять увидеть его.
Она скатилась по лестнице, даже не подумав, не спросив себя, почему Питер не прошел через веранду, как обычно.
Быстро открыв дверь, Дебра застыла на пороге, всматриваясь в силуэт, выделявшийся на фоне завесы дождя. Узнав наконец Ричарда Веста, молодого искателя «проблемных зон», — он промок, волосы облепили лицо, по которому стекали струи, — она недоуменно проговорила:
— Ричард, но… что случилось?
— Ничего, я пришел взглянуть, все ли у вас в порядке.
— В порядке? Да, конечно. — Она постаралась произнести это убедительно, но слова не согласовывались с тоном. — И ради этого вы пришли в такую погоду? Боже! Да вы насквозь промокли! Входите же скорее!
— Гроза застала меня на полпути, — входя и тяжело дыша, произнес он. — Но, право, это не имеет значения, потому что мне надо с вами поговорить.
Расширенными от изумления глазами Дебра смотрела на него.
— О чем? Что происходит?
Молодой человек глубоко вздохнул, отвел с лица пряди мокрых волос, потом положил руки ей на плечи и, глядя прямо в глаза, сказал:
— Вы не должны здесь оставаться. Вам грозит опасность.
27
Впоследствии, вспоминая об этом, Дебра так и не могла понять, что с ней происходило. Странное возбуждение, волнение охватили тогда ее. Непонятный трепет, поднимаясь изнутри, заставлял дрожать все тело. Возбуждение было заразительным; исходило оно от молодого человека. Она остро почувствовала его запах, запах мокрых волос и непонятный аромат какой-то субстанции. Аромат, похожий на тот, который испускали цветы в комнате Виолетты, но более резкий, всепроникающий, чарующий, захватывающий каждую клеточку ее возбужденного мозга. В ушах как будто звучал неслышимый голос, нашептывающий странные вещи, голос сладкий, как мед, соблазняющий, приглашающий ее проявить инициативу, которой противилось все ее существо. Властный, одергивающий приказ моментально нарушил чары, призвав ее к поведению уважающей себя хозяйки дома, но бархатный, коварный голос продолжал мягко убеждать: «Ты молода и красива, Дебра… Ты должна быть с людьми твоего возраста, такими, как этот молодой человек… Он хорош собой и, кажется, влюблен в тебя… Он застенчив, неопытен, но достаточно одного твоего знака, чтобы он решился…» Две прямо противоположные силы боролись в ее душе. Дебра чувствовала, что размякла как воск; на краткий миг сознание ее затуманилось. Придя в себя, она осознала, что находится в объятиях Ричарда, шепчущего ей ободряющие слова:
— Не бойтесь, еще не поздно… Почему вы не послушались меня в прошлый раз?
— Что вы говорите?
Молодой человек решительно взял ее за руку и потащил к выходу:
— Идемте, надо уходить немедля!
— Уходить? — оторопело повторила Дебра. — Какого черта я должна уходить?
— Но… потому что эти места прокляты! Я надеялся, что вы поняли и что… Пойдемте, Дебра, и вам больше ничего не будет грозить!
— С вами? — удивилась она. — Зачем? И по какому праву вы зовете меня Деброй?
Ричард вконец смутился. Он отпустил ее руку и, заикаясь, стал оправдываться:
— Простите меня, я так понял, что…
— Что вы поняли?
Голос Дебры ударил его, словно хлыстом.
— Ничего, миссис, ничего, — встревоженно и сокрушенно бормотал он. — Думаю, мне лучше сейчас уйти…
— Да, я тоже так считаю. И буду признательна, если в будущем вы будете приходить только тогда, когда мой муж дома.
— Простите меня, миссис, покорнейше прошу… Я думал… Но я ошибся…
Тишина надолго воцарилась в прихожей, когда за ним закрылась дверь. Вода журчала в водостоках, вдали еще погромыхивало. И вдруг Дебра залилась слезами, как раскаявшаяся Магдалина. Только что на несколько минут она полностью утратила контроль над собой. Но со слезами вышло из нее смутное чувство влечения к молодому человеку, на какой-то момент показавшееся неодолимым.
Дебра прошла в столовую, выпила подряд два стакана портвейна, потом попыталась объяснить себе свое поведение. Нет, не одиночество ей нужно, а Питер. Он ей очень нужен. Только с ним она чувствует себя в безопасности. Без него вновь появляются ужасные желтые круги. Гроза, страх встречи с Роем и неожиданное появление Ричарда — все это на какое-то время сделало беззащитным ее рассудок. Теперь она снова взяла себя в руки и постарается больше не повторять таких промахов.
Дебра спросила себя, должна ли она рассказать об этом случае Питеру. Подумав, решила, что лучше промолчать. Дождь прекратился. Снаружи послышался знакомый гул мотора их машины. Вскоре открылась дверь веранды и показался уставший, но улыбающийся Питер.
Дебра поспешила обнять его, уткнулась лицом в его грудь да так и застыла.
Он мягко освободился от нее и нежно спросил:
— Ну что ты, Дебра? Что случилось? Можно подумать, что ты не видела меня многие месяцы!
— Ничего, милый, ничего… Это от счастья… Ты ведь знаешь, как я не люблю оставаться одна… Скажи-ка, как ты провел день? Нашел дневник?
Питер тяжело вздохнул:
— Нет, к сожалению… Все зря!.. Этот дядя — старый скряга, стяжатель!.. В тот раз он приезжал сюда для того лишь, чтобы забрать ценные вещи, украшения, дорогие безделушки. И ничего больше! Я смог найти у него только медицинскую книжку с адресом специалиста в Лондоне. Старый скупердяй случайно захватил ее для обертки…
— Медицинская книжка? Чья?
— Его племянницы, разумеется!
— А что нам с ней делать?
Питер пожал плечами:
— Я взял ее ради адреса того врача. Он гинеколог. Ведь у супругов не было детей, а Виолетта очень хотела ребенка, вот я и подумал, что у кого-то из них, возможно, были проблемы. Знаю, это вряд ли поможет раскрыть тайну, но за неимением лучшего…
— И ничего больше? Ни отдельных фотографий, ни альбома?
— Ничего.
— Ты спрашивал его?
Питер взял ее руки и улыбнулся ей:
— Ну конечно, дорогая. Еще бы! Это было первое, о чем я спросил. Знаешь, мы ошиблись, возложив надежды на этого дядю. По всей логике именно Ян Гарднер должен был забрать все личные вещи при отъезде.
С неожиданным раздражением Дебра заявила:
— Тогда нам остается только найти его!
Развеселившись, Питер кивнул, спокойно закурил.
— Разумное замечание в плане логики. Но как тебе известно: скоро слово сказывается, долго дело делается! Если этот тип покинул английский берег два десятка лет тому назад, отыскать его следы не так-то просто. За это время он мог уехать из Канады и переместиться в любую точку земного шара.
— Знаю, но сейчас у нас есть его фотография.
Питер нахмурился:
— Какая?
— Пошли, покажу.
Через минуту они оказались в комнате Виолетты перед двумя портретами. Ироническая улыбка заиграла на губах Питера.
— Меньшее, что можно сказать, — это то, что фотография покрылась морщинами по причине приступа ревности Дорин Маршал. Чертовка! Вот уж постаралась!
— Это точно. Но я уверена, что, встреть я этого человека, узнала бы его.
— По этой фотографии? — удивился Питер, показывая на изуродованное изображение. — Шутишь?
Не отрывая глаз от портрета, Дебра спокойно возразила:
— Ты не очень наблюдателен, Питер. Я согласна, фотография не идеальная, можно даже сказать, что у этого молодого человека лицо обезображено, будто над ним поработал неопытный хирург. Но вот глаза каким-то чудом остались нетронутыми и кое-что выражают…
— Ты говоришь, как бедная миссис Миллер, моя дорогая!
— Да, и она не ошибалась, я в этом не сомневаюсь.
— Не бойтесь, еще не поздно… Почему вы не послушались меня в прошлый раз?
— Что вы говорите?
Молодой человек решительно взял ее за руку и потащил к выходу:
— Идемте, надо уходить немедля!
— Уходить? — оторопело повторила Дебра. — Какого черта я должна уходить?
— Но… потому что эти места прокляты! Я надеялся, что вы поняли и что… Пойдемте, Дебра, и вам больше ничего не будет грозить!
— С вами? — удивилась она. — Зачем? И по какому праву вы зовете меня Деброй?
Ричард вконец смутился. Он отпустил ее руку и, заикаясь, стал оправдываться:
— Простите меня, я так понял, что…
— Что вы поняли?
Голос Дебры ударил его, словно хлыстом.
— Ничего, миссис, ничего, — встревоженно и сокрушенно бормотал он. — Думаю, мне лучше сейчас уйти…
— Да, я тоже так считаю. И буду признательна, если в будущем вы будете приходить только тогда, когда мой муж дома.
— Простите меня, миссис, покорнейше прошу… Я думал… Но я ошибся…
Тишина надолго воцарилась в прихожей, когда за ним закрылась дверь. Вода журчала в водостоках, вдали еще погромыхивало. И вдруг Дебра залилась слезами, как раскаявшаяся Магдалина. Только что на несколько минут она полностью утратила контроль над собой. Но со слезами вышло из нее смутное чувство влечения к молодому человеку, на какой-то момент показавшееся неодолимым.
Дебра прошла в столовую, выпила подряд два стакана портвейна, потом попыталась объяснить себе свое поведение. Нет, не одиночество ей нужно, а Питер. Он ей очень нужен. Только с ним она чувствует себя в безопасности. Без него вновь появляются ужасные желтые круги. Гроза, страх встречи с Роем и неожиданное появление Ричарда — все это на какое-то время сделало беззащитным ее рассудок. Теперь она снова взяла себя в руки и постарается больше не повторять таких промахов.
Дебра спросила себя, должна ли она рассказать об этом случае Питеру. Подумав, решила, что лучше промолчать. Дождь прекратился. Снаружи послышался знакомый гул мотора их машины. Вскоре открылась дверь веранды и показался уставший, но улыбающийся Питер.
Дебра поспешила обнять его, уткнулась лицом в его грудь да так и застыла.
Он мягко освободился от нее и нежно спросил:
— Ну что ты, Дебра? Что случилось? Можно подумать, что ты не видела меня многие месяцы!
— Ничего, милый, ничего… Это от счастья… Ты ведь знаешь, как я не люблю оставаться одна… Скажи-ка, как ты провел день? Нашел дневник?
Питер тяжело вздохнул:
— Нет, к сожалению… Все зря!.. Этот дядя — старый скряга, стяжатель!.. В тот раз он приезжал сюда для того лишь, чтобы забрать ценные вещи, украшения, дорогие безделушки. И ничего больше! Я смог найти у него только медицинскую книжку с адресом специалиста в Лондоне. Старый скупердяй случайно захватил ее для обертки…
— Медицинская книжка? Чья?
— Его племянницы, разумеется!
— А что нам с ней делать?
Питер пожал плечами:
— Я взял ее ради адреса того врача. Он гинеколог. Ведь у супругов не было детей, а Виолетта очень хотела ребенка, вот я и подумал, что у кого-то из них, возможно, были проблемы. Знаю, это вряд ли поможет раскрыть тайну, но за неимением лучшего…
— И ничего больше? Ни отдельных фотографий, ни альбома?
— Ничего.
— Ты спрашивал его?
Питер взял ее руки и улыбнулся ей:
— Ну конечно, дорогая. Еще бы! Это было первое, о чем я спросил. Знаешь, мы ошиблись, возложив надежды на этого дядю. По всей логике именно Ян Гарднер должен был забрать все личные вещи при отъезде.
С неожиданным раздражением Дебра заявила:
— Тогда нам остается только найти его!
Развеселившись, Питер кивнул, спокойно закурил.
— Разумное замечание в плане логики. Но как тебе известно: скоро слово сказывается, долго дело делается! Если этот тип покинул английский берег два десятка лет тому назад, отыскать его следы не так-то просто. За это время он мог уехать из Канады и переместиться в любую точку земного шара.
— Знаю, но сейчас у нас есть его фотография.
Питер нахмурился:
— Какая?
— Пошли, покажу.
Через минуту они оказались в комнате Виолетты перед двумя портретами. Ироническая улыбка заиграла на губах Питера.
— Меньшее, что можно сказать, — это то, что фотография покрылась морщинами по причине приступа ревности Дорин Маршал. Чертовка! Вот уж постаралась!
— Это точно. Но я уверена, что, встреть я этого человека, узнала бы его.
— По этой фотографии? — удивился Питер, показывая на изуродованное изображение. — Шутишь?
Не отрывая глаз от портрета, Дебра спокойно возразила:
— Ты не очень наблюдателен, Питер. Я согласна, фотография не идеальная, можно даже сказать, что у этого молодого человека лицо обезображено, будто над ним поработал неопытный хирург. Но вот глаза каким-то чудом остались нетронутыми и кое-что выражают…
— Ты говоришь, как бедная миссис Миллер, моя дорогая!
— Да, и она не ошибалась, я в этом не сомневаюсь.
28
Следующим же утром Дебра и Питер отправились в Лондон. Врач, указанный в медицинской книжке покойной, уже несколько лет как оставил практику и ушел на пенсию, однако замещающий его коллега дал им его нынешний адрес — где-то в южном предместье. По этому адресу они еще до полудня и нашли бывшего гинеколога. Тот не забыл свою пациентку по причине ее трагического конца, о котором писали газеты, и очень сожалел о ней. Медицинская карта оказалась ненужной, да, вероятно, была давно уничтожена, но он и так в общих чертах помнил о ее случае.
На обратном пути Дебра и Питер больше молчали. То, что они узнали от врача, само по себе не было неожиданностью, но тем не менее озадачило их. Обеспокоенные тем, что не могут завести детей, супруги Гарднер через год после совместной жизни приехали на консультацию. Анализами было установлено, что здоровье Яна Гарднера превосходное, а вот у его супруги оказались кое-какие проблемы. Гинеколог заключил: бесплодие, вероятность излечения маловероятна. Об этом он и поставил их в известность, добавив, что человеческая природа непредсказуема. Сказал он это, чтобы вконец не разочаровывать супругов, и так подавленных вынесенным приговором.
Таким образом, возникли трудности в объяснении поведения Виолетты. Если уж она не заблуждалась на свой счет, а муж ее был здоров, чего искала она у мимолетных любовников? Великой страсти? Счастья? Кратковременность связей не давала оснований для такой гипотезы. Мгновений чисто плотского наслаждения? Удовлетворения вожделения? Все это не вязалось с ее утонченной, ранимой натурой.
Они вернулись в Марфорд к двум часам дня. Быстро, молча и без аппетита пообедали.
Питер казался удрученным. Нарушив молчание, он сказал:
— Дневник надо найти любой ценой. Только он прольет свет на все события.
— Да, либо найти мужа. Он тоже мог бы нас просветить, и, по-моему, это было бы даже лучше. Как ты считаешь, не стоит попробовать?
Питер устало махнул рукой:
— Бесполезно. Это займет очень много времени. А мне позарез нужно распутать эту тайну, у меня уже бессонница началась! Загадка терзает мой мозг, у меня появляется комплекс неудовлетворенности, который лишает меня интереса ко всему остальному.
— Я заметила, — ехидно подначила его Дебра. — Особенно в последние дни… Дело в том, Питер… Я тут подумала…
— Слушаю тебя, дорогая.
— А если Ян был здесь? Тайком приезжал в деревню?
Питер посмотрел на Дебру так, будто хотел удостовериться, в своем ли она уме.
— Да ты что? Каждый узнал бы его, начиная с близких знакомых!
— Он мог сильно измениться внешне, к примеру, отпустить бороду, усы…
— Мог, но он не смог бы обмануть людей, хорошо знавших его.
— А много их? Бедняжка миссис Миллер, Дорин Маршал, профессор Симпсон? Но как раз они и подали мне такую идею.
Выражение недоверия на лице Питера сменило изумление.
— Что-то я совсем тебя не понимаю, дорогая.
— А ты не обратил внимания, что у всех у них плохое зрение? Лучше всех знала его миссис Маршал, бывшая подружка. Так вот, могу тебя уверить — она почти ничего не видит, а людей узнает больше по голосам, чем по лицам. Я убедилась в этом, когда застала ее уткнувшейся носом в бухгалтерскую книгу. И сразу подумала, что вряд ли она узнала бы своего бывшего жениха, потому что я тоже думала о нем, когда забирала порванное фото.
— К чему ты клонишь, Дебра?
Та пожала плечами и с разочарованным видом ответила:
— Да так. Ни к чему. Просто хотела тебе помочь, немножко изменив направление твоих мыслей.
Убрав со стола, Дебра сказала, что устала и хотела бы отдохнуть в своей комнате. Питер прошел на веранду и стал рассеянно просматривать какой-то журнал. Воздух на веранде был влажным и спертым из-за множества цветов в горшках. Как и в комнате Виолетты, все они испускали такой сильный аромат, что, казалось, еще немного — и им пропитается все тело.
Какое-то время мужчина сидел в глубоком плетеном кресле, так и сяк перебирая детали мучившей его задачи. Напрасно. Он чувствовал, что решение где-то рядом, но всякий раз, когда ему казалось, что он схватил его, оно выскальзывало, словно скользкий угорь из рук. Сатклиф рывком поднялся, сказав себе, что небольшая прогулка пойдет ему на пользу, охладит голову, разгоряченную от неустанной работы.
Снаружи тоже было жарко, но все же лучше, чем на веранде. Он прошел тропинкой вокруг деревни до лесной опушки позади бунгало профессора Симпсона. Углубившись в лес, Питер вскоре увидел пруд. Вспомнилась утонувшая Сара Кольз. Листва деревьев отражалась в стоячей воде, предлагая наблюдателю безмятежную картину, в которую плохо вписывалась давняя драма. Питер представил себе девочку на берегу, вступающую в воду и спешащую навстречу своей судьбе, и вдруг вздрогнул от неожиданности, заметив на противоположном берегу, освещенном солнцем, лежащую на траве женскую фигуру. Та встала, помахала рукой, и он узнал Кэтлин Маршал.
— Какой сюрприз, Питер! — воскликнула девушка, когда он к ней подошел. — Вы искали меня?
— Нет, я не знал, что вы здесь. Просто гулял.
Питер говорил спокойным, уравновешенным тоном, но ему стоило большого труда сдержать свое волнение перед столь соблазнительным зрелищем. Купальник девушки не скрывал ее совершенные формы. Округлости, атласная кожа с легким загаром неумолимо притягивали взгляд. Питеру пришлось сделать над собой усилие и отвести взгляд, заплатив за зрелище короткой улыбкой. Неловко чувствуя себя стоя, он присел подле Кэтлин, в смущении пытаясь завязать беседу.
— Хороший денек сегодня, правда?
— Да, чудесный.
— Вы оставили матушку одну в магазине?
— О, видите ли, во второй половине дня покупателей обычно немного. К тому же я всегда пользуюсь хорошей погодой, чтобы позагорать.
— Да, день подходящий. Мне вспоминается лето сорокового — погода была такой изумительной, что не верилось, что где-то идет война… Я вам, наверное, надоел со своими воспоминаниями…
— О нет, Питер, и вам это хорошо известно! Вы позволите называть вас Питером?
— Почему бы и нет, — кашлянув, ответил тот.
— Несмотря на все плохое, что принесла война, мне думается, это было захватывающее, возбуждающее время. Люди не задавались вопросом, как жить дальше. У каждого была своя роль, и нужно было просто выживать любой ценой, вы так не считаете?
Питер покосился на нее и подумал, что Дебра не оценила бы зовущей улыбки Кэтлин. Да и вообще ей не понравилось бы то, что он находится в ее компании.
— Да, разумеется, надо брать от жизни все! — отозвался он, видя перед глазами грациозную фигурку, хотя взгляд его был устремлен на середину пруда. — Но видите ли, в то время было не до этого, и тогда любой из нас дорого дал бы за то, чтобы насладиться прелестями мирного дня вроде такого. Помню один адский день, когда мы дрались против впятеро превосходящего нас врага. Небо было черно от «мессеров», но наши нервы, закаленные непрекращающимися звуками сирен, оказались крепче.
Питер снова пустился в воспоминания, причем самые тяжелые, однако сегодня Кэтлин не реагировала на них, как обычно. Казалось, девушка дремала, вытянувшись на своем одеяле и подставляя себя солнцу.
— Питер, — неожиданно оборвала она его, — не будете ли столь любезны намазать мне спину защитным кремом? Чувствую, что начинаю поджариваться.
— Да, с удовольствием.
Питер глубоко вздохнул, взял флакон, выдавил немного густой жидкости на смуглую кожу и стал равномерно втирать ее. Им вновь овладело возбуждение, которое он почувствовал еще на веранде. Руки его дрожали, и он внушал себе, что нужно побыстрее оторваться от этой шелковистой кожи, которая неумолимо притягивала ладони, передавая трепет вожделения. Ричард даже закрыл глаза, чтобы отвлечься, уйти в себя и думать о другом. Но получилось еще хуже. Пальцы его стремились перейти границы дозволенного купальником, и ему пришлось огромным усилием воли призвать все свое самообладание, чтобы закончить опасную процедуру.
— Вот и все, — не своим голосом проговорил он, вставая. — Можете спокойно загорать еще час! К сожалению, я должен вас оставить.
— Как, вы уже уходите? — воскликнула девушка.
— Да, у меня назначена встреча, — пряча глаза и кляня себя за ложь, ответил он.
— Очень жаль, Питер. Так приятно быть вдвоем. Надеюсь, вы еще придете, когда будет такая же погода?
— Э-э-э… да, обязательно. Всего хорошего, Кэтлин… Не сгорите…
Уход его походил на бегство. Быстрым шагом Сатклиф прошел через лес, боясь ненароком повернуть назад. На кончиках пальцев он все еще ощущал мягкость кожи Кэтлин. Питер яростно потер руки о кору деревьев, однако вожделение не проходило. Придя домой, он принял холодный душ, налил стакан виски и залпом выпил, затем пошел в сад к Дебре, копавшейся в земле у «Могилы Адониса».
— Все в порядке, милая?
— Да. Вот только замучилась с сорняками на клумбе.
— Тебе помочь?
— Не надо. Я хоть и ворчу, но люблю эту работу.
— Ладно, тогда продолжу поиски. Что-то мне говорит, что сегодня-то я уж точно найду этот дневник!
Питер вернулся в дом, поднялся в комнату, куда были свалены все вещи Гарднеров. Он разбирал их до вечера. Безрезультатно. На смену недавнему возбуждению пришло уныние. Уже во второй раз перетряхивал он эту кучу, и все зря. Ему расхотелось даже заглядывать в остальные комнаты.
Когда Питер спустился в кухню, ужин был уже на столе. Дебра положила ему, но сама едва поковырялась в своей тарелке, за ужином не произнеся ни слова.
— Тебе нехорошо, дорогая? — обеспокоился он.
— Да, меня что-то душит, а перед глазами не перестают вертеться круги. Пойду-ка в сад.
Питер промолчал, посмотрел, как она выходит, затем вернулся в гостиную. Взяв бутылку виски и стакан, он прошел на веранду. Закурил, отпил половину из стакана, задумался. Где же этот проклятый дневник?
На нижней полочке небольшой этажерки, как и семнадцать лет назад, стояли книги. Может быть, и не те самые. Книги и журналы по садоводству. Питер краем уха услышал урчание автомобильного мотора, но тут же подумал, что здесь, пожалуй, единственное место в доме, которое он не перевернул вверх дном. Во-первых, все тут было на глазах, к тому же последовательно менявшиеся жильцы добавляли к книгам Гарднеров самые обычные журналы, да ко всему прочему он мельком заглядывал туда и не нашел ничего интересного.
На обратном пути Дебра и Питер больше молчали. То, что они узнали от врача, само по себе не было неожиданностью, но тем не менее озадачило их. Обеспокоенные тем, что не могут завести детей, супруги Гарднер через год после совместной жизни приехали на консультацию. Анализами было установлено, что здоровье Яна Гарднера превосходное, а вот у его супруги оказались кое-какие проблемы. Гинеколог заключил: бесплодие, вероятность излечения маловероятна. Об этом он и поставил их в известность, добавив, что человеческая природа непредсказуема. Сказал он это, чтобы вконец не разочаровывать супругов, и так подавленных вынесенным приговором.
Таким образом, возникли трудности в объяснении поведения Виолетты. Если уж она не заблуждалась на свой счет, а муж ее был здоров, чего искала она у мимолетных любовников? Великой страсти? Счастья? Кратковременность связей не давала оснований для такой гипотезы. Мгновений чисто плотского наслаждения? Удовлетворения вожделения? Все это не вязалось с ее утонченной, ранимой натурой.
Они вернулись в Марфорд к двум часам дня. Быстро, молча и без аппетита пообедали.
Питер казался удрученным. Нарушив молчание, он сказал:
— Дневник надо найти любой ценой. Только он прольет свет на все события.
— Да, либо найти мужа. Он тоже мог бы нас просветить, и, по-моему, это было бы даже лучше. Как ты считаешь, не стоит попробовать?
Питер устало махнул рукой:
— Бесполезно. Это займет очень много времени. А мне позарез нужно распутать эту тайну, у меня уже бессонница началась! Загадка терзает мой мозг, у меня появляется комплекс неудовлетворенности, который лишает меня интереса ко всему остальному.
— Я заметила, — ехидно подначила его Дебра. — Особенно в последние дни… Дело в том, Питер… Я тут подумала…
— Слушаю тебя, дорогая.
— А если Ян был здесь? Тайком приезжал в деревню?
Питер посмотрел на Дебру так, будто хотел удостовериться, в своем ли она уме.
— Да ты что? Каждый узнал бы его, начиная с близких знакомых!
— Он мог сильно измениться внешне, к примеру, отпустить бороду, усы…
— Мог, но он не смог бы обмануть людей, хорошо знавших его.
— А много их? Бедняжка миссис Миллер, Дорин Маршал, профессор Симпсон? Но как раз они и подали мне такую идею.
Выражение недоверия на лице Питера сменило изумление.
— Что-то я совсем тебя не понимаю, дорогая.
— А ты не обратил внимания, что у всех у них плохое зрение? Лучше всех знала его миссис Маршал, бывшая подружка. Так вот, могу тебя уверить — она почти ничего не видит, а людей узнает больше по голосам, чем по лицам. Я убедилась в этом, когда застала ее уткнувшейся носом в бухгалтерскую книгу. И сразу подумала, что вряд ли она узнала бы своего бывшего жениха, потому что я тоже думала о нем, когда забирала порванное фото.
— К чему ты клонишь, Дебра?
Та пожала плечами и с разочарованным видом ответила:
— Да так. Ни к чему. Просто хотела тебе помочь, немножко изменив направление твоих мыслей.
Убрав со стола, Дебра сказала, что устала и хотела бы отдохнуть в своей комнате. Питер прошел на веранду и стал рассеянно просматривать какой-то журнал. Воздух на веранде был влажным и спертым из-за множества цветов в горшках. Как и в комнате Виолетты, все они испускали такой сильный аромат, что, казалось, еще немного — и им пропитается все тело.
Какое-то время мужчина сидел в глубоком плетеном кресле, так и сяк перебирая детали мучившей его задачи. Напрасно. Он чувствовал, что решение где-то рядом, но всякий раз, когда ему казалось, что он схватил его, оно выскальзывало, словно скользкий угорь из рук. Сатклиф рывком поднялся, сказав себе, что небольшая прогулка пойдет ему на пользу, охладит голову, разгоряченную от неустанной работы.
Снаружи тоже было жарко, но все же лучше, чем на веранде. Он прошел тропинкой вокруг деревни до лесной опушки позади бунгало профессора Симпсона. Углубившись в лес, Питер вскоре увидел пруд. Вспомнилась утонувшая Сара Кольз. Листва деревьев отражалась в стоячей воде, предлагая наблюдателю безмятежную картину, в которую плохо вписывалась давняя драма. Питер представил себе девочку на берегу, вступающую в воду и спешащую навстречу своей судьбе, и вдруг вздрогнул от неожиданности, заметив на противоположном берегу, освещенном солнцем, лежащую на траве женскую фигуру. Та встала, помахала рукой, и он узнал Кэтлин Маршал.
— Какой сюрприз, Питер! — воскликнула девушка, когда он к ней подошел. — Вы искали меня?
— Нет, я не знал, что вы здесь. Просто гулял.
Питер говорил спокойным, уравновешенным тоном, но ему стоило большого труда сдержать свое волнение перед столь соблазнительным зрелищем. Купальник девушки не скрывал ее совершенные формы. Округлости, атласная кожа с легким загаром неумолимо притягивали взгляд. Питеру пришлось сделать над собой усилие и отвести взгляд, заплатив за зрелище короткой улыбкой. Неловко чувствуя себя стоя, он присел подле Кэтлин, в смущении пытаясь завязать беседу.
— Хороший денек сегодня, правда?
— Да, чудесный.
— Вы оставили матушку одну в магазине?
— О, видите ли, во второй половине дня покупателей обычно немного. К тому же я всегда пользуюсь хорошей погодой, чтобы позагорать.
— Да, день подходящий. Мне вспоминается лето сорокового — погода была такой изумительной, что не верилось, что где-то идет война… Я вам, наверное, надоел со своими воспоминаниями…
— О нет, Питер, и вам это хорошо известно! Вы позволите называть вас Питером?
— Почему бы и нет, — кашлянув, ответил тот.
— Несмотря на все плохое, что принесла война, мне думается, это было захватывающее, возбуждающее время. Люди не задавались вопросом, как жить дальше. У каждого была своя роль, и нужно было просто выживать любой ценой, вы так не считаете?
Питер покосился на нее и подумал, что Дебра не оценила бы зовущей улыбки Кэтлин. Да и вообще ей не понравилось бы то, что он находится в ее компании.
— Да, разумеется, надо брать от жизни все! — отозвался он, видя перед глазами грациозную фигурку, хотя взгляд его был устремлен на середину пруда. — Но видите ли, в то время было не до этого, и тогда любой из нас дорого дал бы за то, чтобы насладиться прелестями мирного дня вроде такого. Помню один адский день, когда мы дрались против впятеро превосходящего нас врага. Небо было черно от «мессеров», но наши нервы, закаленные непрекращающимися звуками сирен, оказались крепче.
Питер снова пустился в воспоминания, причем самые тяжелые, однако сегодня Кэтлин не реагировала на них, как обычно. Казалось, девушка дремала, вытянувшись на своем одеяле и подставляя себя солнцу.
— Питер, — неожиданно оборвала она его, — не будете ли столь любезны намазать мне спину защитным кремом? Чувствую, что начинаю поджариваться.
— Да, с удовольствием.
Питер глубоко вздохнул, взял флакон, выдавил немного густой жидкости на смуглую кожу и стал равномерно втирать ее. Им вновь овладело возбуждение, которое он почувствовал еще на веранде. Руки его дрожали, и он внушал себе, что нужно побыстрее оторваться от этой шелковистой кожи, которая неумолимо притягивала ладони, передавая трепет вожделения. Ричард даже закрыл глаза, чтобы отвлечься, уйти в себя и думать о другом. Но получилось еще хуже. Пальцы его стремились перейти границы дозволенного купальником, и ему пришлось огромным усилием воли призвать все свое самообладание, чтобы закончить опасную процедуру.
— Вот и все, — не своим голосом проговорил он, вставая. — Можете спокойно загорать еще час! К сожалению, я должен вас оставить.
— Как, вы уже уходите? — воскликнула девушка.
— Да, у меня назначена встреча, — пряча глаза и кляня себя за ложь, ответил он.
— Очень жаль, Питер. Так приятно быть вдвоем. Надеюсь, вы еще придете, когда будет такая же погода?
— Э-э-э… да, обязательно. Всего хорошего, Кэтлин… Не сгорите…
Уход его походил на бегство. Быстрым шагом Сатклиф прошел через лес, боясь ненароком повернуть назад. На кончиках пальцев он все еще ощущал мягкость кожи Кэтлин. Питер яростно потер руки о кору деревьев, однако вожделение не проходило. Придя домой, он принял холодный душ, налил стакан виски и залпом выпил, затем пошел в сад к Дебре, копавшейся в земле у «Могилы Адониса».
— Все в порядке, милая?
— Да. Вот только замучилась с сорняками на клумбе.
— Тебе помочь?
— Не надо. Я хоть и ворчу, но люблю эту работу.
— Ладно, тогда продолжу поиски. Что-то мне говорит, что сегодня-то я уж точно найду этот дневник!
Питер вернулся в дом, поднялся в комнату, куда были свалены все вещи Гарднеров. Он разбирал их до вечера. Безрезультатно. На смену недавнему возбуждению пришло уныние. Уже во второй раз перетряхивал он эту кучу, и все зря. Ему расхотелось даже заглядывать в остальные комнаты.
Когда Питер спустился в кухню, ужин был уже на столе. Дебра положила ему, но сама едва поковырялась в своей тарелке, за ужином не произнеся ни слова.
— Тебе нехорошо, дорогая? — обеспокоился он.
— Да, меня что-то душит, а перед глазами не перестают вертеться круги. Пойду-ка в сад.
Питер промолчал, посмотрел, как она выходит, затем вернулся в гостиную. Взяв бутылку виски и стакан, он прошел на веранду. Закурил, отпил половину из стакана, задумался. Где же этот проклятый дневник?
На нижней полочке небольшой этажерки, как и семнадцать лет назад, стояли книги. Может быть, и не те самые. Книги и журналы по садоводству. Питер краем уха услышал урчание автомобильного мотора, но тут же подумал, что здесь, пожалуй, единственное место в доме, которое он не перевернул вверх дном. Во-первых, все тут было на глазах, к тому же последовательно менявшиеся жильцы добавляли к книгам Гарднеров самые обычные журналы, да ко всему прочему он мельком заглядывал туда и не нашел ничего интересного.