«Решительно, до чего скудно людское воображение!» — сказала она себе, нагибаясь за ключом. Без труда отперла дверь веранды, а внутренняя дверь дома была открыта. Дебра нажала на протяжно заскрипевшую створку и вошла. Внутри пахло сыростью. Стоял странный запах пыли и старого дерева, к которому смутно примешивался непонятный аромат.
   Дебра подавила боязливую дрожь. Она очутилась одна, продрогшая, промокшая до нитки, в пустом темном доме, но смело шагнула в зовущий мрак. Обрадовалась, обнаружив в своем кармане зажигалку, — курила она от случая к случаю. К счастью, зажигалка работала и можно было засветить свечу в подсвечнике, найденном возле двери.
   Сделав это, она увидела внутреннюю часть дома, заброшенного уже много месяцев; здесь было уютно и приятно, если не обращать внимания на пыль. На второй этаж вела дубовая лестница, покрытая красивой резьбой. Внизу вход защищал гипсовый разукрашенный херувим с луком. Орнамент деревянной резьбы, как и фигурный металл снаружи, был выполнен в стиле барокко, несколько помпезном, но весь ансамбль гармонировал с построением интерьера, мебелью, драпировкой с цветочными мотивами.
   В мертвой тишине было слышно лишь постукивание капель дождя на веранде. И тем не менее молодой женщине показалось, что сверху доносятся едва уловимые звуки музыки — как сдержанное приглашение. Веки ее смыкались от усталости, и Дебра знала, что все это ей мерещится, однако вступила на лестницу и, держа в руке свечу, словно загипнотизированная, медленно поднялась по ступенькам.
   На повороте лестницы в стенном зеркале она увидела свое отражение, и ей почудилось, что перед ней возникла принцесса с длинными позолоченными волосами. Небольшой желтый круг призывно двигался в полутени, словно приманка колдуньи, влекущая ее в какую-то западню на самом верху.
   Лестница кончилась. Ноги утонули в густом ковре. Дебра открыла первую дверь справа, вошла в комнату, пыли в которой было больше, чем внизу. На две трети помещение было забито мебелью, чемоданами и сундуками. Но и оставшаяся свободной часть тоже была завалена разными безделушками, украшениями; особенно много было ваз. Обращало на себя внимание зеркало-псише в позолоченной раме, равно как и многочисленные картины — исключительно с изображениями цветов. От цветов почему-то исходил стойкий запах, тот аромат, который Дебра почувствовала еще на первом этаже. А может быть, все это было игрой воображения, обостренных чувств?
   И тут Дебра увидела на комоде портрет молодой женщины. Под ее лицом, оживленным мягкой улыбкой, можно было прочитать имя: «Виолетта», написанное серебристыми буквами. Дебра полюбовалась длинными черными волосами с завитыми локонами и лицом с чуть впавшими щеками — все это было необычайно красиво. В светлых глазах, опушенных длинными темными ресницами, таилось нечто чарующее, и в то же время они были отражением очень нежной души.
   Дебра долго смотрела на портрет, пока догоревшая свеча не обожгла ей пальцы и не погасла. Комната погрузилась в непроницаемый мрак. Дебра вслепую вышла и двинулась вдоль стенки коридора, ища перила. Внезапно она застыла на месте: тишину дома нарушил тягучий скрип входной двери. Потом послышались мягкие шаги. Затем заскрипели лестничные ступеньки. Сомнения не было: кто-то, как и она, вошел через дверь веранды. Но странно: поднимавшийся двигался в абсолютной темноте. Незваная гостья подумала было, что это кто-нибудь из владельцев дома, и страх вновь тисками стиснул грудь.
   Ступеньки поскрипывали все сильнее, шаги приближались… Неизвестный находился уже на полпути. Хотя и было темно, как в подземелье, Дебра осмелилась заглянуть в пролет. Спазм сжал ее нутро: она не должна была видеть эту фигуру… Такое невозможно в абсолютном мраке. И тем не менее она видела! Видела даже большие бледно-голубые глаза, светившиеся во мраке… Взгляд их был застывшим, ненормально застывшим… Она узнала лицо, лицо с портрета той молодой женщины.
   Дебра была уверена, что все это ей снится. Только расстроенный мозг позволял видеть этот силуэт, эту «Виолетту», до которой, казалось, можно дотронуться. Та прошла перед Деброй, не заметив ее — ничего более странного быть не могло, — проскользнула сквозь закрытую дверь, не встретив ни малейшего сопротивления…
   И вновь мертвая тишина. Несмотря на ужас, Дебра больше не могла стоять в темноте и осторожно вернулась в комнату. Там, улыбаясь, будто ожидая ее, сидела в кресле «Виолетта».
   Она поднялась и одну за другой указала гостье на картины с изображениями цветов. Казалось, это доставляло ей огромное удовольствие. Затем она повернулась спиной, встала перед псише, сдвинула флакончики с духами, загромождавшими маленький столик из черного мрамора, и положила на него сиреневую тетрадь, украшенную по краям зелеными виньетками. Раскрыв, она перелистала ее. Страницы, тоже бледно-сиреневые, покрытые строчками, написанными правильным наклонным почерком, были проложены засушенными цветками. Красавица нашла чистую страницу, взяла перо, обмакнула в чернильницу и начала писать.
   Дебре уже не видно было ее лица, но в псише отражались голубые глаза, которые, казалось, расширились от воодушевления. А та все писала, отчетливо был слышен скрип пера по бумаге.
   Закончив писать, дама с портрета закрыла тетрадь и знаком пригласила Дебру следовать за ней. Она спустилась по лестнице, прошла через веранду и вышла. Ночь кончилась. Солнце заливало веселым светом луга и поля. «Виолетта» протянула руку к цветнику, сплошь усеянному яркими цветами…
   Дебра приблизилась и почувствовала чудесные запахи, более душистые, нежели волнующий аромат комнаты на втором этаже. Голова ее закружилась. Она направилась назад, к веранде. Аромат был настолько сильным, что в голове помутилось… Он становился каким-то навязчивым, удушливым, парализуя все жизненные органы. Последнее, что она могла вспомнить, — видение «Виолетты», сидящей на веранде без движения с потухшим взглядом. Дебра провалилась в глубокий сон.
   Ее разбудил теплый мужской голос, прозвучавший среди птичьего щебетания:
   — Полагаю, вы живете здесь, мадемуазель?
   Дебра захлопала ресницами, ослепленная сверкающим утренним солнцем, затем постепенно стала различать лицо мужчины, склонившегося над ней. Брюнет лет сорока спокойно и слегка насмешливо улыбался. Пиджак и белая рубашка с широко распахнутым воротником оттеняли цвет матовой кожи. Черты лица — не сказать, что очень правильные — отличались привлекательностью, несмотря на небольшой, необычно блестящий шрам на левой щеке. Его спокойствие бодрило, улыбка согревала сердце, а низкий и теплый голос звучал умиротворяюще.
   — Э-э-э… нет, — запинаясь и привставая с шезлонга, выговорила Дебра, все еще ослепленная светом и пораженная этим появлением.
   «Боже, ну и видик у меня! — подумала она, встав на ноги. — Неужели я всю ночь проспала на этой веранде? Не верится, хотя…»
   — И давно вы здесь? — проговорила она сухим тоном, оттягивая время, чтобы прийти в себя.
   Мужчина улыбнулся:
   — Честно говоря, совсем недавно. Я не решился будить вас. Но время шло…
   — Что вам угодно?
   — Ведь этот дом продается, не так ли?
   Дебра утвердительно кивнула, припоминая свое вторжение сюда ночью, и, в свою очередь, спросила:
   — А что? Хотите купить?
   Не переставая улыбаться, посетитель вынул из кармана пиджака пачку сигарет, не спеша закурил и коротко ответил:
   — Да, хочу. Но можно узнать: вы, случайно, не входите в его стоимость?
   Дебра, взволнованная, отвела глаза: собственная реакция поразила ее больше, чем вопрос незнакомца. Непроизвольно с ее губ слетела фраза:
   — Почему бы и нет…

5

   Долгое молчание, последовавшее за этими словами, заполнил щебет птиц. Незнакомец не смог скрыть своего замешательства. Выпустив перед собой облачко дыма, он разогнал его рукой.
   — У вас своеобразное чувство юмора, мадемуазель. Люблю людей с юмором. Ведь вы пошутили, правда?
   Дебра вздохнула и закрыла лицо ладонями.
   — Извините, я очень устала…
   — Понятно… хотя не совсем… Полноте! Что же вы здесь делаете, если не живете?
   — Сама не знаю.
   — Вы местная?
   — Нет.
   — Из округи?
   — Тоже нет.
   Он нахмурился:
   — Откуда же вы?
   Молчание.
   — Вы заблудились?
   — Да, в некотором роде.
   Заметив обручальное кольцо, он замолчал. Дебра чувствовала, что может довериться этому мужчине, но у нее не было никакого желания говорить о себе.
   — Короче говоря, — после паузы произнес он, — вы здесь по воле случая?
   Дебра кивнула.
   — Весьма любопытно, — задумчиво добавил он. — Потому что я тоже… Некоторое время назад мне захотелось поселиться в этих краях. Однако еще не было ничего определенного, никаких планов, когда этим утром я остановился в этой деревне, чтобы купить хлеба. Я сразу обратил внимание на этот дом, еще не зная, что он продается…
   — И вы обошли его, чтобы осмотреть?
   — Да. Не знаю почему, он заинтриговал меня. Я почувствовал здесь какую-то атмосферу, нечто таинственное, а потом увидел вас…
   — Вы шутите?
   Мужчина энергично замотал головой:
   — Ничуть. Меня потянуло к этому дому. Кстати, надо бы поговорить с продавцом.
   — По зрелом размышлении, у вас есть причины считать это место таинственным…
   — Почему?
   Дебра рассказала ему о ночном видении, потом расхохоталась, уверяя, что все это ей приснилось.
   — Не обязательно. Может быть, это дом с привидениями?
   — Вы говорите так, будто это радует вас!
   — По правде говоря, так и есть, это возбуждает! Обожаю истории о привидениях. Теперь-то я уж точно все разузнаю. Не хотите ли сперва показать мне места, где оно появлялось? Если, конечно, вам не очень страшно…
   И опять Дебре не удалось скрыть свои тайные мысли, и она со смехом воскликнула:
   — С вами мне совсем не страшно!
   Во время осмотра они познакомились поближе. Дебра, правда, больше говорила о своих вкусах и назвала только свое имя, зато мужчина, назвавшийся Питером Сатклифом, много рассказывал о своей жизни. Он, как оказалось, любил приключения. Немало победокурив в детстве и юношестве, в восемнадцать лет вступил в королевские ВВС и участвовал в последних боях битвы за Англию. За штурвалом своего самолета он отражал сперва атаки «мессеров», а затем новейших образцов немецкой техники, знаменитых «Фау-2». Не раз он смотрел смерти в лицо, но она обходила его стороной.
   Через десяток лет, по окончании войны, костлявая всерьез нацелилась на него: во время обычного разведывательного полета над Сахарой его самолет разбился из-за неполадок в рулевом управлении. Туареги в последний момент вытащили летчика из объятой пламенем кабины, и он несколько дней пребывал между жизнью и смертью до отправки в Англию. Огонь оставил следы на его теле и на лице, но все это можно было считать благословенной данью, ценой, уплаченной за спасение из страшной катастрофы. Другая авиакатастрофа, прошедшая без серьезных последствий, побудила его оставить опасную профессию. Закоренелый холостяк в сорок два года, отныне он увлекался скачками, делая умеренные ставки и большей частью оставаясь при своих. Разумные траты, а также полученное приличное наследство позволяли ему жить безбедно и в свое удовольствие.
   — Ну и как вы ее находите? — спросила Дебра, стоя перед портретом Виолетты.
   — Очень хороша… Во всяком случае, имя1 подходит, и, если это ее комната, можно судить, как она обожала цветы. Мне кажется, здесь до сих пор стоит какой-то неуловимый цветочный аромат.
   — Мне тоже так кажется.
   — А знаете, эта небольшая экскурсия лишь укрепила меня в моем решении: мне все больше хочется приобрести этот дом. Желательно бы узнать его историю. Пойдемте. Порасспрашиваем в деревне.
   — Вместе? — удивилась Дебра.
   — Конечно, вы и я. Не такой уж я мужлан, чтобы оставить заблудившуюся красотку одну! А впрочем, разве вы сами не заявили, что дом продается вместе с вами?
   Питер Сатклиф говорил любезно-шутливым тоном, но в то же время Дебра чувствовала, что понравилась ему. И это физическое влечение ей польстило. Во время осмотра дома Питер несколько раз брал ее за руку, словно девочку. Ей нравилось прикосновение его твердой руки, нравился хрипловатый глубокий голос. С этим мужчиной она чувствовала себя в безопасности.
   Булочница, которая не знала адреса агентства, посоветовала им обратиться к Кейту Симпсону, местному всезнайке, бывшему преподавателю философии, ушедшему на пенсию. Жил он в своем домике на другом конце деревни. Дала она им и адрес садовода Фреда Аверила, теплицы которого находились рядом с церковью.
   Позолоченная утренним солнцем, деревня Марфорд выглядела спокойной и прелестной со своими нарядными домиками, балкончики которых утопали в цветах герани. А особую прелесть деревушке придавало то, что застроена она была без всякого стремления к единообразию. У Дебры сложилось впечатление, что и она сама по многим причинам вступала в новую, лишенную унылого однообразия жизнь. Когда они нашли Фреда Аверила — тот занимался починкой рам своих теплиц, — у нее появилась еще одна причина для волнения. После того как ее спутник представился садоводу, тот не без некоторого колебания, причиной чему послужила видимая разница в возрасте стоящей перед ним пары, обратился к Дебре:
   — Миссис Сатклиф, полагаю?
   Бывший летчик тоже не без колебания ответил за нее:
   — Да, миссис Сатклиф. Мы уже давно подыскиваем себе домик в провинции, и нам показалось, здесь мы нашли то, что искали…
   «Миссис Сатклиф»? Дебре захотелось рассмеяться, настолько непривычно, нелепо, необычно это звучало… Она понимала, что подобный ответ вырвался у Питера нечаянно, и ничуть не рассердилась. Более того: это «миссис Сатклиф», похоже, окончательно обрезало все, что связывало ее с прежней фамилией, которую она теперь напрочь вычеркнула из своего словаря.
   Когда молодая женщина вышла из задумчивости, разговор двух мужчин уже завязался.
   — И вас заинтересовал именно этот дом? — спросил садовод, не скрывая удивления.
   Фреду Аверилу было под пятьдесят, и, несмотря на передник, перепачканный землей, держался он как джентльмен: спина прямая, как палка, разговор рассудительный, умеренная жестикуляция. Седеющие волосы были тщательно зачесаны назад, открывая лицо с прямым взглядом. Выражение удивления было искренним.
   — Вы, без сомнения, купите его за небольшую цену, — продолжил он. — Я лично в этом не сомневаюсь. Уже несколько месяцев, как этот дом продается. Вот только не знаю, стоящая ли для вас будет эта сделка. Если бы мне было дозволено дать совет, я бы сказал: забудьте о нем и ищите в другом месте.
   — Да нет, именно он нам нужен! — вмешалась Дебра, взяв под руку своего спутника, который утвердительно кивнул, прежде чем спросить:
   — А что, есть весомая причина?
   — Даже не одна, а несколько!
   Тем временем к ним подошла полненькая белобрысая женщина с бесцветным лицом. Фред Аверил представил свою супругу Глэдис, которая, узнав о планах посетителей, тотчас присоединилась к мнению мужа:
   — И вправду, это было бы очень неосторожно с вашей стороны. Со всеми, кто осмеливался жить там, случались несчастья!
   — В доме водятся привидения? — иронически поинтересовался Питер.
   — Честно говоря, не исключено.
   — И у этого призрака лицо красивой молодой женщины?
   — О ком это вы говорите? — насторожилась Глэдис.
   — О некой Виолетте.
   Лицо миссис Аверил окаменело.
   — Так вы, должно быть, в курсе, не так ли? Вам известно, что она была убита своим мужем!

6

   Профессор Симпсон жил в просторном доме, откуда открывался чудесный вид на лес. Интерьер был типично сельским, если не считать множества книг. Хозяин, худой господин с ученым лицом, носил на длинном остром носу очки с двойным фокусом. Одет он был в заношенный черный пиджак, да и сам, казалось, не блистал опрятностью. Профессор встретил посетителей очень приветливо, заявив, что счастлив будет помочь. Он дал им адрес нынешнего домовладельца, жившего в соседней деревне, и уточнил, что наверняка цена устроит обе стороны, потому что тот был бы только рад избавиться от этого дома.
   — Должен признать, что, увидев дом, я сразу почувствовал нечто странное, — пояснил Питер Сатклиф. — Возможно, это и влечет меня к нему… Но, между нами, мистер Симпсон, не преувеличены ли все эти слухи?
   Тот закачал головой в знак несогласия и многозначительно глянул на собеседника поверх очков.
   — Ни в коем случае. Издавна, насколько помнится, в этом месте всегда происходили драки. В том числе кровавые. История уходит в глубину веков, но, по-моему, еще в эпоху короля Вильгельма там священнодействовал вершитель правосудия этого края. Я имею в виду исполнителя приговоров, который рубил на своей плахе головы разбойникам с большой дороги, которые хозяйничали в этой местности. Вы обратили внимание на огромную клумбу за верандой? Говорят, казни совершались именно на том месте…
   Дом, который вы видели, был построен одним дворянином в середине прошлого века. До этого там находилось более скромное жилище, где постоянно происходили семейные ссоры. Так, отца-алкоголика, все пропивавшего, зарубил топором его сын, когда тот вдребезги пьяный валялся в траве. Был и случай кровосмесительства. Тогда жена убила кухонным ножом провинившегося мужа… Да и в новый дом пришли новые беды: бурная ссора между молодыми людьми, кстати, назвавшими это место «Могилой Адониса».
   — Дом так называется? — удивился бывший летчик.
   — Точнее, такое имя дали клумбе, где, как полагают, и происходили все драмы, но случается, так называют и сам дом. Более достоверные события относятся уже к нашим временам. О них я слышал от своего деда… Сын владельца, юноша в расцвете лет, который вызывающе вел себя в деревне, пользуясь именем отца, однажды влюбился в очень красивую девушку.
   К несчастью, на нее же положил глаз другой молодой человек с дурной репутацией: повеса, красавец, разбивавший женские сердца, — из-за внешности его прозвали Адонисом. Сына владельца, привыкшего к тому, что все уступали его прихотям, это весьма уязвило.
   В один прекрасный день ревность вырвалась наружу, и он, назначив встречу своему сопернику за домом, без лишних слов убил его. Когда местного «Адониса» нашли, тот уже истек кровью, так много ударов ножом нанес ему ревнивец. Думаю, всем известен старый миф? Согласно греческой мифологии, на Адониса, охотившегося в лесу в компании с Афродитой, напал огромный кабан с очень острыми клыками и ранил его. Афродита беспомощно присутствовала при этой драме и при агонии божества, из ран которого ручьем лилась кровь. На том месте выросли кроваво-красные цветы.
   — Теперь понятно, — сказал Питер. — Считается, тот цветник расцвел на пролитой крови!
   — Да, тем более что место установлено с предельной точностью. Удивительные цветы появились на земле, напоенной кровью за несколько столетий. В память последней жертвы цветник окрестили «Могилой Адониса».
   Вздохнув, Питер наклонил голову:
   — Похоже, именно на полях сражений впоследствии получают богатые урожаи.
   — Совершенно верно, — подтвердил Кейт Симпсон, — и можно даже говорить о существовании тесной связи между человеческой кровью и урожайностью полей. Я даже усматриваю в этом истоки языческих мифов.
   — Вы подумали о человеческих жертвоприношениях?
   — Верно. Не находите ли вы логичным тот факт, что, орошая землю человеческой кровью, люди думали о следствии, помогающем племени выжить: об урожае? Во времена «тощих коров» кровь людей, питавшихся зерном, разве не могла быть данью земле?
   — Боже, как все мрачно! — воскликнула Дебра, любовавшаяся из большого окна буколическим, залитым солнцем пейзажем.
   Хитринка промелькнула за очками философа.
   — Естественно, но лучше уж сразу предупредить вас.
   Питер одобрительно кивнул и улыбнулся:
   — Не спорю, существуют некоторые волнующие совпадения. Но, думаю, не все владельцы встретили трагический конец…
   — Вы правы. Последние годы там были спокойными. А вот в самом Марфорде произошло немало несчастных случаев. Ну, а что касается «Могилы Адониса», то последняя драма случилась лет двадцать назад… точнее, семнадцать.
   — По словам Фреда Аверила, преступление было загадочным.
   — Да. Он, кстати, мог бы рассказать вам о нем поподробней, поскольку сам был косвенно причастен к делу. Но больше всех об этом знает полковник Энтони Хоук. Его дом стоит на склоне холма, почти на вершине. Оттуда он видит всё и вся. Здешние жители не долго думая прозвали его «сфинксом», возможно по причине господствующего положения его дома. Полковник параллельно с полицией вел когда-то собственное расследование с целью пролить свет на таинственную смерть Виолетты Гарднер… безуспешно, насколько мне известно.
   — Разве эта женщина не была убита своим мужем? — спросила Дебра.
   Симпсон задумался, нервно вращая пальцем глобус на своем бюро.
   — Так считают все, включая полицию. Но его виновность не была доказана. Звали его Ян Гарднер.
   Не исключено, что он жив и поныне, потому что в ту пору ему было лет сорок или пятьдесят. После случившегося он уехал в Канаду, и с тех пор никто ничего о нем не слышал.
   Устремив взгляд вдаль, Кейт Симпсон продолжал вращать глобус.
   — Случилось это в августе сорок девятого… Я запомнил эту дату, но, как я сказал, полковник Хоук осведомлен о происшедшем больше, чем я… В двух словах скажу: миссис Гарднер погибла на веранде при очень странных обстоятельствах. Да, это было убийство. Вот только никто не мог его совершить, кроме некоего создания, неподвластного общепринятым законам физики… фантома, к примеру…

7

   Воцарилось тягостное молчание. Дебра переглянулась со своим спутником, а тот спросил:
   — Можете вы рассказать нам о жертве?
   — Да, конечно. Виолетта Гарднер была очень красивой женщиной, я ее хорошо знал… — Симпсон остановил вращение глобуса и встал. — Пойдемте, я вам кое-что покажу.
   Хозяин дома провел их в пристройку, бывшую одновременно мастерской и вольером. В больших клетках в форме домиков резвились разноцветные стайки птиц.
   — Миссис Гарднер любила бывать здесь. Ее буквально завораживали эти клетки, которые я делаю сам.
   Дебра приблизилась к вольерам. Взгляд ее задержался на ярком оперении попугайчиков и канареек, которые, казалось, приветствовали ее своими криками и щебетом, затем она осмотрела крыши домиков-клеток, изумительно сделанных из щепочек, имитирующих черепицу. Было очевидно: профессор Симпсон вкладывал душу в свои сооружения.
   — Все это собрано из стерженьков, — прокомментировал Кейт Симпсон, радуясь интересу, проявленному посетительницей к его работе. — Вообще-то самое трудное — найти материал. Для этого я мобилизовал всех деревенских ребятишек, устроил своеобразный рынок: я даю каждому любую понравившуюся книгу, весящую столько же, сколько весит его товар.
   — Довольно честный товарообмен! — одобрил Питер, в свою очередь, подходя к клеткам. — И в самом деле, все эти птичьи домики так здорово сделаны, что восхищение покойной нисколько меня не удивляет.
   — Да, но все обычно привыкают к ним. А вот миссис Гарднер — нет. Она души не чаяла в птичьем пении. Вообще она любила все красивое, а жизнь любила как-то особенно. Главной ее страстью были цветы и поэзия. И к тому же она была лучшей клиенткой нашего садовода, мистера Аверила. Уж раз-то в неделю всегда приходила к нему за овощами, полюбоваться его цветами… И это несмотря на сверкающую всеми красками «Могилу Адониса», жемчужину ее владений. Кстати, весь ее дом был садом, включая веранду и особенно ее комнату, укромный уголок, где миссис Гарднер любила уединяться. По ее словам, цветы пахли там так, что временами у нее даже болела голова.
   В своем уголке она черпала и вдохновение для своих стихов, таких же завораживающих и мелодичных, как пение канареек… Бальзам для слуха и души… Я имею право так говорить, потому что хорошо разбираюсь в поэзии.
   — У вас есть ее стихи?
   — Увы, нет! Миссис Гарднер была довольно сдержанна, когда речь заходила об этом. Я просто хочу сказать, что она никому не показывала их. Возможно, тому причиной застенчивость. Но иногда она читала их мне потому, без сомненья, что ценила мои отзывы. Читала она очень хорошо, проникновенно, а то, что она сама была красива, придавало поэзии особую прелесть.
   Кейт Симпсон ненадолго замолк. На губах его застыла мечтательная улыбка; он весь углубился в созерцание одной из своих певуний, разразившейся мелодичными трелями.
   — Смерть ее показалась мне несправедливой, — продолжил он. — Я недоумевал, почему Создатель призвал к себе такую очаровательную и жизнерадостную женщину, страстно влюбленную в жизнь. Правда, ее последние дни были, по-видимому, омрачены ужасным характером мужа. Но начнем с того, что предшествовало этому…
   Я вам еще не говорил о Яне Гарднере… Он был родом из этих мест и уже собирался покинуть их после смерти своих родителей. Это случилось в сорок пятом, когда он вернулся с войны. Тогда-то он и познакомился с Виолеттой, решил остаться и купил «Могилу Адониса» — дом был выставлен на продажу, — чтобы укрыть там от всех свое счастье… По крайней мере именно так говорили молодые супруги. Виолетта была не из Марфорда, но благодаря своему легкому характеру она очень быстро вписалась в деревенскую жизнь. Первые два года они прожили душа в душу. Счастье их оказалось, если можно так выразиться, заразительным. Казалось, вся деревня похорошела от одного лишь присутствия Виолетты.