Страница:
У нас с Биллом было в то время долларов шестьсот объединенного
капитала, а требовалось нам еще ровно две тысячи на проведение жульнической
спекуляции земельными участками в Западном Иллинойсе. Мы поговорили об этом,
сидя на крыльце гостиницы. Чадолюбие, говорили мы, сильно развито в
полудеревенских общинах; а поэтому, а также и по другим причинам план
похищения легче будет осуществить здесь, чем в радиусе действия газет,
которые поднимают в таких случаях шум, рассылая во все стороны переодетых
корреспондентов. Мы знали, "что городишко не может послать за нами в погоню
ничего страшнее констеблей, да каких-нибудь сентиментальных ищеек, да
двух-трех обличительных заметок в "Еженедельном бюджете фермера". Как будто
получалось недурно.
Мы выбрали нашей жертвой единственного сына самого видного из горожан,
по имени Эбенезер Дорсет.
Папаша был человек почтенный и прижимистый, любитель просроченных
закладных, честный и неподкупный церковный сборщик. Сынок был мальчишка лет
десяти, с выпуклыми веснушками по всему лицу и волосами приблизительно
такого цвета, как обложка журнала, который покупаешь обычно в киоске, спеша
на поезд. Мы с Биллом рассчитывали, что Эбенезер сразу выложит нам за сынка
две тысячи долларов, никак не меньше. Но погодите, дайте я вам сначала
расскажу.
Милях в двух от города есть невысокая гора, поросшая густым
кедровником. В заднем склоне этой горы имеется пещера. Там мы сложили
провизию.
Однажды вечером, после захода солнца, мы проехались в шарабане мимо
дома старика Дорсета. Мальчишка был на улице и швырял камнями в котенка,
сидевшего на заборе.
- Эй, мальчик! - говорил Билл. - Хочешь получить пакетик леденцов и
прокатиться?
Мальчишка засветил Биллу в самый глаз обломком кирпича.
- Это обойдется старику в лишних пятьсот долларов, - сказал Билл,
перелезая через колесо.
Мальчишка этот дрался, как бурый медведь среднего веса, но в конце
концов мы его запихали на дно шарабана и поехали. Мы отвели мальчишку в
пещеру, а лошадь я привязал в кедровнике. Когда стемнело, я отвез шарабан в
деревушку, где мы его нанимали, милях в трех от нас, а оттуда прогулялся к
горе пешком.
Смотрю, Билл заклеивает липким пластырем царапины и ссадины на своей
физиономии. Позади большой скалы у входа в пещеру горит костер, и мальчишка
с двумя ястребиными перьями в рыжих волосах следит за кипящим кофейником.
Подхожу я, а он нацелился в меня палкой и говорит:
- А, проклятый бледнолицый, как ты смеешь являться в лагерь Вождя
Краснокожих, грозы равнин?
- Сейчас он еще ничего, - говорит Билл, закатывая штаны, чтобы
разглядеть ссадины на голенях. - Мы играем в индейцев. Цирк по сравнению с
нами - просто виды Палестины в волшебном фонаре. Я старый охотник Хенк,
пленник Вождя Краснокожих, и на рассвете с меня снимут скальп. Святые
мученики! И здоров же лягаться этот мальчишка!
Да, сэр, мальчишка, видимо, веселился вовсю. Жить в пещере ему
понравилось, он и думать забыл, что он сам пленник. Меня он тут же окрестил
Змеиным Глазом и Соглядатаем и объявил, что, когда его храбрые воины
вернутся из похода, я буду изжарен на костре, как только взойдет солнце.
Потом мы сели ужинать, и мальчишка, набив рот хлебом с грудинкой, начал
болтать. Он произнес застольную речь в таком роде:
- Мне тут здорово нравится. Я никогда еще не жил в лесу; зато у меня
был один раз ручной опоссум, а в прошлый день рождения мне исполнилось
девять лет. Терпеть не могу ходить в школу. Крысы сожрали шестнадцать штук
яиц из-под рябой курицы тетки Джимми Талбота. А настоящие индейцы тут в лесу
есть? Я хочу еще подливки. Ветер отчего дует? Оттого, что деревья качаются?
У нас было пять штук щенят. Хенк, отчего у тебя нос такой красный? У моего
отца денег видимоневидимо. А звезды горячие? В субботу я два раза отлупил
Эда Уокера. Не люблю девчонок! Жабу не очень-то поймаешь, разве только на
веревочку. Быки ревут или нет? Почему апельсины круглые? А кровати у вас в
пещере есть? Амос Меррей - шестипалый. Попугай умеет говорить, а обезьяна и
рыба нет. Дюжина - это сколько будет?
Каждые пять минут мальчишка вспоминал, что он краснокожий, и, схватив
палку, которую он называл ружьем, крался на цыпочках ко входу в пещеру
выслеживать лазутчиков ненавистных бледнолицых. Время от времени он испускал
военный клич, от которого бросало в дрожь старого охотника Хенка, Билла этот
мальчишка запугал с самого начала.
- Вождь Краснокожих, - говорю я ему, - а домой тебе разве не хочется?
- А ну их, чего я там не видал? - говорит он. - Дома ничего нет
интересного. В школу ходить я не люблю. Мне нравится жить в лесу. Ты ведь не
отведешь меня домой. Змеиный Глаз?
- Пока не собираюсь, - говорю я. - Мы еще поживем тут в пещере.
- Ну ладно, - говорит он. - Вот здорово! Мне никогда в жизни не было
так весело.
Мы легли спать часов в одиннадцать. Расстелили на землю шерстяные и
стеганые одеяла, посередине уложили Вождя Краснокожих, а сами легли с краю.
Что он сбежит, мы не боялись. Часа три он, не давая нам спать, все
вскакивал, хватал свое ружье; при каждом треске сучка и шорохе листьев, его
юному воображению чудилось, будто к пещере подкрадывается шайка разбойников,
и он верещал на ухо то мне, то Биллу: "Тише, приятель!" Под конец я заснул
тревожным сном и во сне видел, будто меня похитил и приковал к дереву
свирепый пират с рыжими волосами.
На рассвете меня разбудил страшный визг Билла. Не крики, или вопли, или
вой, или рев, какого можно было бы ожидать от голосовых связок мужчины, -
нет, прямо-таки неприличный, ужасающий, унизительный визг, каким визжат
женщины, увидев привидение или гусеницу. Ужасно слышать, как на утренней
заре в пещере визжит без умолку толстый, сильный, отчаянной храбрости
мужчина.
Я вскочил с постели посмотреть, что такое делается. Вождь Краснокожих
сидел на груди Билла, вцепившись одной рукой ему в волосы. В другой руке он
держал острый ножик, которым мы обыкновенно резали грудинку, и самым
деловитым и недвусмысленным образом пытался снять с Билла скальп, выполняя
приговор, который вынес ему вчера вечером.
Я отнял у мальчишки ножик и опять уложил его спать. Но с этой самой
минуты дух Билла был сломлен. Он улегся на своем краю постели, однако больше
уже не сомкнул глаз за все то время, что мальчик был с нами. Я было задремал
ненадолго, но к восходу солнца вдруг вспомнил, что Вождь Краснокожих
обещался сжечь меня на костре, как только взойдет солнце. Не то чтобы я
нервничал или боялся, а все- таки сел, закурил трубку и прислонился к скале.
- Чего ты поднялся в такую рань, Сэм? - спросил меня Билл.
- Я? - говорю. - Что-то плечо ломит. Думаю, может легче станет, если
посидеть немного.
- Врешь ты, - говорит Билл. - Ты боишься. Тебя он хотел сжечь на
рассвете, и ты боишься, что он так и сделает, И сжег бы, если б нашел
спички. Ведь это просто ужас, Сэм. Уж не думаешь ли ты, что кто-нибудь
станет платить деньги за то, чтобы такой дьяволенок вернулся домой?
- Думаю, - говорю я. - Вот как раз таких-то хулиганов и обожают
родители. А теперь вы с Вождем Краснокожих вставайте и готовьте завтрак, а я
поднимусь на гору и произведу разведку.
Я взошел на вершину маленькой горы и обвел взглядом окрестности. В
направлении города я ожидал увидеть дюжих фермеров, с косами и вилами
рыскающих в поисках подлых похитителей. А вместо того я увидел мирный
пейзаж, и оживлял его единственный человек, пахавший на сером муле. Никто не
бродил с баграми вдоль реки; всадники не скакали взад и вперед и не сообщали
безутешным родителям, что пока еще ничего не известно Сонным спокойствием
лесов веяло от той части Алабамы, которая простиралась перед моими глазами.
- Может быть, - сказал я самому себе, - еще не обнаружено, что волки
унесли ягненочка из загона. Помоги, боже, волкам! - И я спустился с горы
завтракать.
Подхожу ближе к пещере и вижу, что Билл стоит, прижавшись к стенке, и
едва дышит, а мальчишка собирается его трахнуть камнем чуть ли не с
кокосовый орех величиной.
- Он сунул мне за шиворот с пылу горячую картошку, - объяснил Билл, - и
раздавил ее ногой, а я ему надрал уши. Ружье с тобой, Сэм?
Я отнял у мальчишки камень и кое-как уладил это недоразумение.
- Я тебе покажу! - говорит мальчишка Биллу. - Еще ни один человек не
ударил Вождя Краснокожих, не поплатившись за это. Так что ты берегись!
После завтрака мальчишка достает из кармана кусок кожи, обмотанный
бечевкой, и идет из пещеры, разматывая бечевку на ходу.
- Что это он теперь затеял? - тревожно спрашивает Билл. - Как ты
думаешь, Сэм, он не убежит домой?
- Не бойся, - говорю я - Он, кажется, вовсе не такой уж домосед. Однако
нам нужно придумать какой-то план насчет выкупа. Не видно, чтобы в городе
особенно беспокоились из-за того, что он пропал, а может быть, еще не
пронюхали насчет похищения. Родные, может, думают, что он остался ночевать у
тети Джейн или у кого-нибудь из соседей. Во всяком случае сегодня его должны
хватиться. К вечеру мы пошлем его отцу письмо и потребуем две тысячи
долларов выкупа.
И тут мы услышали что-то вроде военного клича, какой, должно быть,
испустил Давид, когда нокаутировал чемпиона Голиафа. Оказывается, Вождь
Краснокожих вытащил из кармана пращу и теперь крутил ее над головой.
Я увернулся и услышал глухой тяжелый стук и что-то похожее на вздох
лошади, когда с нее снимают седло. Черный камень величиной с яйцо стукнул
Билла по голове как раз позади левого уха. Он сразу весь обмяк и упал
головою в костер, прямо на кастрюлю с кипятком для мытья посуды. Я вытащил
его из огня и целых полчаса поливал холодной водой.
Понемножку Билл пришел в себя, сел, пощупал за ухом и говорит:
- Сэм, знаешь, кто у меня любимый герой в библии?
- Ты погоди, - говорю я. - Мало-помалу придешь в чувство.
- Царь Ирод, - говорит он. - Ты ведь не уйдешь, Сэм, не оставишь меня
одного?
Я вышел из пещеры, поймал мальчишку и начал так его трясти, что
веснушки застучали друг о друга.
- Если ты не будешь вести себя как следует, - говорю я, - я тебя сию
минуту отправлю домой. Ну, будешь ты слушаться или нет?
- Я ведь только пошутил, - сказал он надувшись. - Я не хотел обижать
старика Хенка. А он зачем меня ударил? Я буду слушаться. Змеиный Глаз,
только ты не отправляй меня домой и позволь мне сегодня играть в
разведчиков.
- Я этой игры не знаю, - сказал я. - Это уж вы решайте с мистером
Биллом. Сегодня он будет с тобой играть. Я сейчас ухожу ненадолго по делу.
Теперь ступай помирись с ним да попроси прощения за то, что ты его ушиб, а
не то сейчас же отправишься домой.
Я заставил их пожать друг другу руки, потом отвел Билла в сторонку и
сказал ему, что ухожу в деревушку Поплар-Ков, в трех милях от пещеры, и
попробую узнать, как смотрят в городе на похищение младенца. Кроме того, я
думаю, что будет лучше в этот же день послать угрожающее письмо старику
Дорсету с требованием выкупа и наказом, как именно следует его уплатить.
- Ты знаешь, Сэм, - говорит Билл, - я всегда был готов за тебя в огонь
и воду, не моргнул глазом во время землетрясения, игры в покер, динамитных
взрывов, полицейских облав, нападений на поезда и циклонов. Я никогда ничего
не боялся, пока мы не украли эту двуногую ракету. Он меня доконал. Ты ведь
не оставишь меня с ним надолго, Сэм?
- Я вернусь к вечеру, что-нибудь около этого, - говорю я. - Твое дело
занимать и успокаивать ребенка, пока я не вернусь. А сейчас мы с тобой
напишем письмо старику Дорсету.
Мы с Билом взяли бумагу и карандаш и стали сочинять письмо, а Вождь
Краснокожих тем временем расхаживал взад и вперед, закутавшись в одеяло и
охраняя вход в пещеру. Билл со слезами просил меня назначить выкуп в полторы
тысячи долларов вместо двух.
- Я вовсе не пытаюсь унизить прославленную, с моральной точки зрения,
родительскую любовь, но ведь мы имеем дело с людьми, а какой же человек
нашел бы в себе силы заплатить две тысячи долларов за эту веснушчатую дикую
кошку! Я согласен рискнуть: пускай будет полторы тысячи долларов. Разницу
можешь отнести на мой счет.
Чтобы утешить Билла, я согласился, и мы с ним вместе состряпали такое
письмо:
"Эбенезеру Дорсету, эсквайру.
Мы спрятали вашего мальчика в надежном месте, далеко от города. Не
только вы, но даже самые ловкие сыщики напрасно будут его искать.
Окончательные, единственные условия, на которых вы можете получить его
обратно, следующие: мы требуем за его возвращение полторы тысячи долларов;
деньги должны быть оставлены сегодня в полночь на том же месте и в той же
коробочке, что и ваш ответ, - где именно, будет сказано ниже. Если вы
согласны на эти условия, пришлите ответ в письменном виде с кем-нибудь одним
к половине девятого. За бродом через Совиный ручей по дороге к Тополевой
роще растут три больших дерева на расстоянии ста ярдов одно от другого, у
самой изгороди, что идет мимо пшеничного поля, с правой стороны. Под столбом
этой изгороди, напротив третьего дерева, ваш посланный найдет небольшую
картонную коробку.
Он должен положить ответ в эту коробку и немедленно вернуться в город.
Если вы попытаетесь выдать нас или не выполнить наших требований, как
сказано, вы никогда больше не увидите вашего сына.
Если вы уплатите деньги, как сказано, он будет вам возвращен целым и
невредимым в течение трех часов. Эти условия окончательны, и, если вы на них
не согласитесь, всякие дальнейшие сообщения будут прерваны.
Два злодея".
Я надписал адрес Дорсета и положил письмо в карман. Когда я уже
собрался в путь, мальчишка подходит ко мне и говорит:
- Змеиный Глаз, ты сказал, что мне можно играть в разведчика, пока тебя
не будет.
- Играй, конечно, - говорю я. - Вот мистер Билл с тобой поиграет. А что
это за игра такая?
- Я разведчик, - говорит Вождь Краснокожих, - и должен скакать на
заставу, предупредить поселенцев, что индейцы идут. Мне надоело самому быть
индейцем. Я хочу быть разведчиком.
- Ну, ладно, - говорю я. - По-моему, вреда от этого не будет. Мистер
Билл поможет тебе отразить нападение свирепых дикарей.
- А что мне надо делать? - спрашивает Билл, подозрительно глядя на
мальчишку.
- Ты будешь конь, - говорит разведчик. - Становись на четвереньки. А то
как же я доскачу до заставы без коня?
- Ты уж лучше займи его, - сказал я, - пока наш план не будет приведен
в действие. Порезвись немножко.
Билл становится на четвереньки, и в глазах у него появляется такое
выражение, как у кролика, попавшего в западню.
- Далеко ли до заставы, малыш? - спрашивает он довольно-таки хриплым
голосом.
- Девяносто миль, - отвечает разведчик. - И тебе придется поторопиться,
чтобы попасть туда вовремя. Ну пошел!
Разведчик вскакивает Биллу на спину и вонзает пятки ему в бока.
- Ради бога, - говорит Билл, - возвращайся, Сэм, как можно скорее!
Жалко, что мы назначили такой выкуп, надо бы не больше тысячи. Слушай, ты
перестань меня лягать, а не то я вскочу и огрею тебя как следует!
Я отправился в Поплар-Ков, заглянул на почту и в лавку, посидел там,
поговорил с фермерами, которые приходили за покупками. Один бородач слышал,
будто бы весь город переполошился из-за того, что у Эбенезера Дорсета пропал
или украден мальчишка. Это-то мне и нужно было знать. Я купил табаку,
справился мимоходом, почем нынче горох, незаметно опустил письмо в ящик и
ушел. Почтмейстер сказал мне, что через час проедет мимо почтальон и заберет
городскую почту.
Когда я вернулся в пещеру, ни Билла, ни мальчишки нигде не было видно.
Я произвел разведку в окрестностях пещеры, отважился раза два аукнуть, но
мне никто не ответил. Я закурил трубку и уселся на моховую кочку ожидать
дальнейших событий.
Приблизительно через полчаса в кустах зашелестело, и Билл выкатился на
полянку перед пещерой. За ним крался мальчишка, ступая бесшумно, как
разведчик, и ухмыляясь во всю ширь своей физиономии. Билл остановился, снял
шляпу и вытер лицо красным платком. Мальчишка остановился футах в восьми
позади него.
- Сэм, - говорит Билл, - пожалуй, ты сочтешь меня предателем, но я
просто не мог терпеть. Я взрослый человек, способен к самозащите, и привычки
у меня мужественные, однако бывают случаи, когда все идет прахом - и
самомнение и самообладание. Мальчик ушел. Я отослал его домой. Все кончено.
Бывали мученики в старое время, которые скорее были готовы принять смерть,
чем расстаться с любимой профессией. Но никто из них не подвергался таким
сверхъестественным пыткам, как я. Мне хотелось остаться верным нашему
грабительскому уставу, но сил не хватило.
- Что такое случилось, Билл? - спрашиваю я.
- Я проскакал все девяносто миль до заставы, ни дюймом меньше, -
отвечает Билл. - Потом, когда поселенцы были спасены, мне дали овса. Песок -
неважная замена овсу. А потом я битый час должен был объяснять, почему в
дырках ничего нету, зачем дорога идет в обе стороны и отчего трава зеленая.
Говорю тебе, Сэм, есть предел человеческому терпению. Хватаю мальчишку за
шиворот и тащу с горы вниз. По дороге он меня лягает, все ноги от колен
книзу у меня в синяках; два-три укуса в руку и в большой палец мне придется
прижечь. Зато он ушел, - продолжает Билл, - ушел домой. Я показал ему дорогу
в город, да еще и подшвырнул его пинком футов на восемь вперед. Жалко, что
выкуп мы теряем, ну, да ведь либо это, либо мне отправляться в сумасшедший
дом.
Билл пыхтит и отдувается, но его ярко-розовая физиономия выражает
неизъяснимый мир и полное довольство.
- Билл, - говорю я, - у вас в семье ведь нет сердечных болезней?
- Нет, - говорит Билл, - ничего такого хронического, кроме малярии и
несчастных случаев. А что?
- Тогда можешь обернуться, - говорю я, - и поглядеть, что у тебя за
спиной.
Билл оборачивается, видит мальчишку, разом бледнеет, плюхается на землю
и начинает бессмысленно хвататься за траву и мелкие щепочки. Целый час я
опасался за его рассудок. После этого я сказал ему, что, по-моему, надо
кончать это дело моментально и что мы успеем получить выкуп и смыться еще до
полуночи, если старик Дорсет согласится на наше предложение. Так что Билл
немного подбодрился, настолько даже, что через силу улыбнулся мальчишке и
пообещал ему изображать русских в войне с японцами, как только ему станет
чуточку полегче.
Я придумал, как получить выкуп без всякого риска быть захваченным
противной стороной, и мой план одобрил бы всякий профессиональный
похититель. Дерево, под которое должны были положить ответ, а потом и
деньги, стояло у самой дороги; вдоль дороги была изгородь, а за ней с обеих
сторон - большие голые поля. Если бы того, кто придет за письмом,
подстерегала шайка констеблей, его увидели бы издалека на дороге или посреди
поля. Так нет же, голубчики! В половине девятого я уже сидел на этом дереве,
спрятавшись не хуже древесной лягушки, и поджидал, когда появится посланный.
Ровно в назначенный час подъезжает на велосипеде мальчишка-подросток,
находит картонную коробку под столбом, засовывает в нее сложенную бумажку и
укатывает обратно в город.
Я подождал еще час, пока не уверился, что подвоха тут нет. Слез с
дерева, достал записку из коробки, прокрался вдоль изгороди до самого леса и
через полчаса был уже в пещере. Там я вскрыл записку, подсел поближе к
фонарю и прочел ее Биллу. Она была написана чернилами, очень неразборчиво, и
самая суть ее заключалась в следующем:
"Двум злодеям.
Джентльмены, с сегодняшней почтой я получил ваше письмо насчет выкупа,
который вы просите за то, чтобы вернуть мне сына. Думаю, что вы запрашиваете
лишнее, а потому делаю вам со своей стороны контрпредложение и полагаю, что
вы его примете. Вы приводите Джонни домой и платите мне двести пятьдесят
долларов наличными, а я соглашаюсь взять его у вас с рук долой. Лучше
приходите ночью, а то соседи думают, что он пропал без вести, и я не отвечаю
за то, что они сделают с человеком, который приведет Джонни домой.
С совершенным почтением
Эбенезер Дорсет".
- Великие пираты! - говорю я! - Да ведь этакой наглости...
Но тут я взглянул на Билла и замолчал. У него в глазах я заметил такое
умоляющее выражение, какого не видел прежде ни у бессловесных, ни у
говорящих животных.
- Сэм, - говорит он, - что такое двести пятьдесят долларов в конце
концов? Деньги у нас есть. Еще одна ночь с этим мальчишкой, и придется меня
свезти в сумасшедший дом. Кроме того, что мистер Дорсет настоящий
джентльмен, он, помоему, еще и расточитель, если делает нам такое
великодушное предложение. Ведь ты не собираешься упускать такой случай, а?
- Сказать тебе по правде, Билл, - говорю я, - это сокровище что-то и
мне действует на нервы! Мы отвезем его домой, заплатим выкуп и смоемся
куда-нибудь подальше.
В ту же ночь мы отвезли мальчишку домой. Мы его уговорили-наплели,
будто бы отец купил ему винтовку с серебряной насечкой и мокасины и будто бы
завтра мы с ним поедем охотиться на медведя.
Было ровно двенадцать часов ночи, когда мы постучались в парадную дверь
Эбенезера. Как раз в ту самую минуту, когда я должен был извлекать полторы
тысячи долларов из коробки под деревом, Билл отсчитывал двести пятьдесят
долларов в руку Дорсету.
Как только мальчишка обнаружил, что мы собираемся оставить его дома, он
поднял вой не хуже пароходной сирены и вцепился в ногу Билла, словно пиявка.
Отец отдирал его от ноги, как липкий пластырь.
- Сколько времени вы сможете его держать? - спрашивает Билл.
- Силы у меня уж не те, что прежде, - говорит старик Дорсет, - но
думаю, что за десять минут могу вам ручаться.
- Этого довольно, - говорит Билл. - В десять минут я пересеку
Центральные, Южные и Среднезападные штаты и свободно успею добежать до
канадской границы.
Хотя ночь была очень темная, Билл очень толст, а я умел очень быстро
бегать, я нагнал его только в полутора милях от города.
Формальная ошибка
Перевод И. Гуровой
Я всегда недолюбливал вендетты. По-моему, этот продукт нашей страны
переоценивают еще более чем грейпфрут, коктейль и медовый месяц. Однако, с
вашего разрешения, я хотел бы рассказать об одной вендетте на индейской
территории, вендетте, в которой я играл роль репортера, адъютанта и
несоучастника.
Я гостил на ранчо Сэма Дорки и развлекался вовсю - падал с
ненаманикюренных лошадей и грозил кулаком волкам, когда они были за две мили
Сэм, закаленный субъект лет двадцати пяти, пользовался репутацией человека,
не боящегося возвращаться домой после наступления темноты, хотя он
проделывал это часто с большой неохотой.
Неподалеку, в Крик-Нейшн, проживало семейство Тэтемов. Мне сообщили,
что Дорки и Тэтемы вендеттируют много лет. По нескольку человек с каждой
стороны уже ткнулось носом в траву, и ожидалось, что число Навуходоносоров
этим не ограничится. Подрастало молодое поколение, и трава росла вместе с
ним. Но, насколько я понял, война велась честно и никто не залегал в
кукурузном поле, целясь в скрещение подтяжек на спине врага, - отчасти,
возможно, потому, что не было кукурузных полей и никто не носил более одной
подтяжки, также не причинялось вреда детям и женщинам враждебного рода. В те
дни, как, впрочем, и теперь, их женщинам не грозила опасность.
У Сэма Дорки была девушка (если бы я собирался продать этот рассказ в
беллетристический журнал, я написал бы: "Мистер Дорки имел счастье быть
помолвленным"). Ее звали Элла Бэйнс. Казалось они питали друг к другу
безграничную любовь и доверие; впрочем, это впечатление производят любые
помолвленные, даже такие, между которыми нет ни любви, ни доверия. Мисс
Бэйнс была недурна, особенно ее красили густые каштановые волосы Сэм
представил ей меня, но это никак не отразилось на ее расположении к нему, из
чего я заключил, что они поистине созданы друг для друга.
Мисс Бэйнс жила в Кингфишере, в двадцати милях от ранчо. Сэм жил в
седле между Кингфишером и ранчо.
Однажды в Кингфишере появился бойкий молодой человек, невысокого роста,
с правильными чертами лица и гладкой кожей. Он настойчиво наводил справки о
городских делах и поименно о горожанах. Он говорил, что приехал из Маскоги,
и, судя по его желтым ботинкам и вязаному галстуку, это было правдой. Я
познакомился с ним, когда приехал за почтой. Он назвался Беверли Трэйверзом,
что прозвучало как-то неубедительно.
На ранчо в то время была горячая пора, и Сэм не мог часто ездить в
город. Мне, бесполезному гостю, ничего не смыслившему в хозяйстве, выпала
обязанность снабжать ранчо всякими мелочами, как-то: открытками, мешками
муки, дрожжами, табаком и письмами от Эллы.
И вот раз, будучи послан за полугроссом пачек курительной бумаги и
двумя фургонными шинами, я увидел пролетку с желтыми колесами, а в ней
вышепоименованного Беверли Трэйверза, нагло катающего Эллу Бэйнс по городу
со всем шиком, какой допускала черная липкая грязь улиц. Я знал, что
сообщение об этом факте не прольется целительным бальзамом в душу Сэма, и по
возвращении, отчитываясь в городских новостях, воздержался от упоминания о
нем. Но на следующий день на ранчо прискакал долговязый экс-ковбой по имени
Симмонс, старинный приятель Сэма, владелец фуражного склада в Кингфишере.
Прежде чем заговорить, он свернул и выкурил немало папирос. Когда же он,
наконец, раскрыл рот, слова его были таковы:
- Имей в виду, Сэм, что в Кингфишере в последние две недели портил
пейзаж один болван, обзывавший себя Выверни Трензель. Знаешь, кто он? Самый
что ни на есть Бен Тэтем, сын старика Гофера Тэтема, которого твой дядя Ньют
капитала, а требовалось нам еще ровно две тысячи на проведение жульнической
спекуляции земельными участками в Западном Иллинойсе. Мы поговорили об этом,
сидя на крыльце гостиницы. Чадолюбие, говорили мы, сильно развито в
полудеревенских общинах; а поэтому, а также и по другим причинам план
похищения легче будет осуществить здесь, чем в радиусе действия газет,
которые поднимают в таких случаях шум, рассылая во все стороны переодетых
корреспондентов. Мы знали, "что городишко не может послать за нами в погоню
ничего страшнее констеблей, да каких-нибудь сентиментальных ищеек, да
двух-трех обличительных заметок в "Еженедельном бюджете фермера". Как будто
получалось недурно.
Мы выбрали нашей жертвой единственного сына самого видного из горожан,
по имени Эбенезер Дорсет.
Папаша был человек почтенный и прижимистый, любитель просроченных
закладных, честный и неподкупный церковный сборщик. Сынок был мальчишка лет
десяти, с выпуклыми веснушками по всему лицу и волосами приблизительно
такого цвета, как обложка журнала, который покупаешь обычно в киоске, спеша
на поезд. Мы с Биллом рассчитывали, что Эбенезер сразу выложит нам за сынка
две тысячи долларов, никак не меньше. Но погодите, дайте я вам сначала
расскажу.
Милях в двух от города есть невысокая гора, поросшая густым
кедровником. В заднем склоне этой горы имеется пещера. Там мы сложили
провизию.
Однажды вечером, после захода солнца, мы проехались в шарабане мимо
дома старика Дорсета. Мальчишка был на улице и швырял камнями в котенка,
сидевшего на заборе.
- Эй, мальчик! - говорил Билл. - Хочешь получить пакетик леденцов и
прокатиться?
Мальчишка засветил Биллу в самый глаз обломком кирпича.
- Это обойдется старику в лишних пятьсот долларов, - сказал Билл,
перелезая через колесо.
Мальчишка этот дрался, как бурый медведь среднего веса, но в конце
концов мы его запихали на дно шарабана и поехали. Мы отвели мальчишку в
пещеру, а лошадь я привязал в кедровнике. Когда стемнело, я отвез шарабан в
деревушку, где мы его нанимали, милях в трех от нас, а оттуда прогулялся к
горе пешком.
Смотрю, Билл заклеивает липким пластырем царапины и ссадины на своей
физиономии. Позади большой скалы у входа в пещеру горит костер, и мальчишка
с двумя ястребиными перьями в рыжих волосах следит за кипящим кофейником.
Подхожу я, а он нацелился в меня палкой и говорит:
- А, проклятый бледнолицый, как ты смеешь являться в лагерь Вождя
Краснокожих, грозы равнин?
- Сейчас он еще ничего, - говорит Билл, закатывая штаны, чтобы
разглядеть ссадины на голенях. - Мы играем в индейцев. Цирк по сравнению с
нами - просто виды Палестины в волшебном фонаре. Я старый охотник Хенк,
пленник Вождя Краснокожих, и на рассвете с меня снимут скальп. Святые
мученики! И здоров же лягаться этот мальчишка!
Да, сэр, мальчишка, видимо, веселился вовсю. Жить в пещере ему
понравилось, он и думать забыл, что он сам пленник. Меня он тут же окрестил
Змеиным Глазом и Соглядатаем и объявил, что, когда его храбрые воины
вернутся из похода, я буду изжарен на костре, как только взойдет солнце.
Потом мы сели ужинать, и мальчишка, набив рот хлебом с грудинкой, начал
болтать. Он произнес застольную речь в таком роде:
- Мне тут здорово нравится. Я никогда еще не жил в лесу; зато у меня
был один раз ручной опоссум, а в прошлый день рождения мне исполнилось
девять лет. Терпеть не могу ходить в школу. Крысы сожрали шестнадцать штук
яиц из-под рябой курицы тетки Джимми Талбота. А настоящие индейцы тут в лесу
есть? Я хочу еще подливки. Ветер отчего дует? Оттого, что деревья качаются?
У нас было пять штук щенят. Хенк, отчего у тебя нос такой красный? У моего
отца денег видимоневидимо. А звезды горячие? В субботу я два раза отлупил
Эда Уокера. Не люблю девчонок! Жабу не очень-то поймаешь, разве только на
веревочку. Быки ревут или нет? Почему апельсины круглые? А кровати у вас в
пещере есть? Амос Меррей - шестипалый. Попугай умеет говорить, а обезьяна и
рыба нет. Дюжина - это сколько будет?
Каждые пять минут мальчишка вспоминал, что он краснокожий, и, схватив
палку, которую он называл ружьем, крался на цыпочках ко входу в пещеру
выслеживать лазутчиков ненавистных бледнолицых. Время от времени он испускал
военный клич, от которого бросало в дрожь старого охотника Хенка, Билла этот
мальчишка запугал с самого начала.
- Вождь Краснокожих, - говорю я ему, - а домой тебе разве не хочется?
- А ну их, чего я там не видал? - говорит он. - Дома ничего нет
интересного. В школу ходить я не люблю. Мне нравится жить в лесу. Ты ведь не
отведешь меня домой. Змеиный Глаз?
- Пока не собираюсь, - говорю я. - Мы еще поживем тут в пещере.
- Ну ладно, - говорит он. - Вот здорово! Мне никогда в жизни не было
так весело.
Мы легли спать часов в одиннадцать. Расстелили на землю шерстяные и
стеганые одеяла, посередине уложили Вождя Краснокожих, а сами легли с краю.
Что он сбежит, мы не боялись. Часа три он, не давая нам спать, все
вскакивал, хватал свое ружье; при каждом треске сучка и шорохе листьев, его
юному воображению чудилось, будто к пещере подкрадывается шайка разбойников,
и он верещал на ухо то мне, то Биллу: "Тише, приятель!" Под конец я заснул
тревожным сном и во сне видел, будто меня похитил и приковал к дереву
свирепый пират с рыжими волосами.
На рассвете меня разбудил страшный визг Билла. Не крики, или вопли, или
вой, или рев, какого можно было бы ожидать от голосовых связок мужчины, -
нет, прямо-таки неприличный, ужасающий, унизительный визг, каким визжат
женщины, увидев привидение или гусеницу. Ужасно слышать, как на утренней
заре в пещере визжит без умолку толстый, сильный, отчаянной храбрости
мужчина.
Я вскочил с постели посмотреть, что такое делается. Вождь Краснокожих
сидел на груди Билла, вцепившись одной рукой ему в волосы. В другой руке он
держал острый ножик, которым мы обыкновенно резали грудинку, и самым
деловитым и недвусмысленным образом пытался снять с Билла скальп, выполняя
приговор, который вынес ему вчера вечером.
Я отнял у мальчишки ножик и опять уложил его спать. Но с этой самой
минуты дух Билла был сломлен. Он улегся на своем краю постели, однако больше
уже не сомкнул глаз за все то время, что мальчик был с нами. Я было задремал
ненадолго, но к восходу солнца вдруг вспомнил, что Вождь Краснокожих
обещался сжечь меня на костре, как только взойдет солнце. Не то чтобы я
нервничал или боялся, а все- таки сел, закурил трубку и прислонился к скале.
- Чего ты поднялся в такую рань, Сэм? - спросил меня Билл.
- Я? - говорю. - Что-то плечо ломит. Думаю, может легче станет, если
посидеть немного.
- Врешь ты, - говорит Билл. - Ты боишься. Тебя он хотел сжечь на
рассвете, и ты боишься, что он так и сделает, И сжег бы, если б нашел
спички. Ведь это просто ужас, Сэм. Уж не думаешь ли ты, что кто-нибудь
станет платить деньги за то, чтобы такой дьяволенок вернулся домой?
- Думаю, - говорю я. - Вот как раз таких-то хулиганов и обожают
родители. А теперь вы с Вождем Краснокожих вставайте и готовьте завтрак, а я
поднимусь на гору и произведу разведку.
Я взошел на вершину маленькой горы и обвел взглядом окрестности. В
направлении города я ожидал увидеть дюжих фермеров, с косами и вилами
рыскающих в поисках подлых похитителей. А вместо того я увидел мирный
пейзаж, и оживлял его единственный человек, пахавший на сером муле. Никто не
бродил с баграми вдоль реки; всадники не скакали взад и вперед и не сообщали
безутешным родителям, что пока еще ничего не известно Сонным спокойствием
лесов веяло от той части Алабамы, которая простиралась перед моими глазами.
- Может быть, - сказал я самому себе, - еще не обнаружено, что волки
унесли ягненочка из загона. Помоги, боже, волкам! - И я спустился с горы
завтракать.
Подхожу ближе к пещере и вижу, что Билл стоит, прижавшись к стенке, и
едва дышит, а мальчишка собирается его трахнуть камнем чуть ли не с
кокосовый орех величиной.
- Он сунул мне за шиворот с пылу горячую картошку, - объяснил Билл, - и
раздавил ее ногой, а я ему надрал уши. Ружье с тобой, Сэм?
Я отнял у мальчишки камень и кое-как уладил это недоразумение.
- Я тебе покажу! - говорит мальчишка Биллу. - Еще ни один человек не
ударил Вождя Краснокожих, не поплатившись за это. Так что ты берегись!
После завтрака мальчишка достает из кармана кусок кожи, обмотанный
бечевкой, и идет из пещеры, разматывая бечевку на ходу.
- Что это он теперь затеял? - тревожно спрашивает Билл. - Как ты
думаешь, Сэм, он не убежит домой?
- Не бойся, - говорю я - Он, кажется, вовсе не такой уж домосед. Однако
нам нужно придумать какой-то план насчет выкупа. Не видно, чтобы в городе
особенно беспокоились из-за того, что он пропал, а может быть, еще не
пронюхали насчет похищения. Родные, может, думают, что он остался ночевать у
тети Джейн или у кого-нибудь из соседей. Во всяком случае сегодня его должны
хватиться. К вечеру мы пошлем его отцу письмо и потребуем две тысячи
долларов выкупа.
И тут мы услышали что-то вроде военного клича, какой, должно быть,
испустил Давид, когда нокаутировал чемпиона Голиафа. Оказывается, Вождь
Краснокожих вытащил из кармана пращу и теперь крутил ее над головой.
Я увернулся и услышал глухой тяжелый стук и что-то похожее на вздох
лошади, когда с нее снимают седло. Черный камень величиной с яйцо стукнул
Билла по голове как раз позади левого уха. Он сразу весь обмяк и упал
головою в костер, прямо на кастрюлю с кипятком для мытья посуды. Я вытащил
его из огня и целых полчаса поливал холодной водой.
Понемножку Билл пришел в себя, сел, пощупал за ухом и говорит:
- Сэм, знаешь, кто у меня любимый герой в библии?
- Ты погоди, - говорю я. - Мало-помалу придешь в чувство.
- Царь Ирод, - говорит он. - Ты ведь не уйдешь, Сэм, не оставишь меня
одного?
Я вышел из пещеры, поймал мальчишку и начал так его трясти, что
веснушки застучали друг о друга.
- Если ты не будешь вести себя как следует, - говорю я, - я тебя сию
минуту отправлю домой. Ну, будешь ты слушаться или нет?
- Я ведь только пошутил, - сказал он надувшись. - Я не хотел обижать
старика Хенка. А он зачем меня ударил? Я буду слушаться. Змеиный Глаз,
только ты не отправляй меня домой и позволь мне сегодня играть в
разведчиков.
- Я этой игры не знаю, - сказал я. - Это уж вы решайте с мистером
Биллом. Сегодня он будет с тобой играть. Я сейчас ухожу ненадолго по делу.
Теперь ступай помирись с ним да попроси прощения за то, что ты его ушиб, а
не то сейчас же отправишься домой.
Я заставил их пожать друг другу руки, потом отвел Билла в сторонку и
сказал ему, что ухожу в деревушку Поплар-Ков, в трех милях от пещеры, и
попробую узнать, как смотрят в городе на похищение младенца. Кроме того, я
думаю, что будет лучше в этот же день послать угрожающее письмо старику
Дорсету с требованием выкупа и наказом, как именно следует его уплатить.
- Ты знаешь, Сэм, - говорит Билл, - я всегда был готов за тебя в огонь
и воду, не моргнул глазом во время землетрясения, игры в покер, динамитных
взрывов, полицейских облав, нападений на поезда и циклонов. Я никогда ничего
не боялся, пока мы не украли эту двуногую ракету. Он меня доконал. Ты ведь
не оставишь меня с ним надолго, Сэм?
- Я вернусь к вечеру, что-нибудь около этого, - говорю я. - Твое дело
занимать и успокаивать ребенка, пока я не вернусь. А сейчас мы с тобой
напишем письмо старику Дорсету.
Мы с Билом взяли бумагу и карандаш и стали сочинять письмо, а Вождь
Краснокожих тем временем расхаживал взад и вперед, закутавшись в одеяло и
охраняя вход в пещеру. Билл со слезами просил меня назначить выкуп в полторы
тысячи долларов вместо двух.
- Я вовсе не пытаюсь унизить прославленную, с моральной точки зрения,
родительскую любовь, но ведь мы имеем дело с людьми, а какой же человек
нашел бы в себе силы заплатить две тысячи долларов за эту веснушчатую дикую
кошку! Я согласен рискнуть: пускай будет полторы тысячи долларов. Разницу
можешь отнести на мой счет.
Чтобы утешить Билла, я согласился, и мы с ним вместе состряпали такое
письмо:
"Эбенезеру Дорсету, эсквайру.
Мы спрятали вашего мальчика в надежном месте, далеко от города. Не
только вы, но даже самые ловкие сыщики напрасно будут его искать.
Окончательные, единственные условия, на которых вы можете получить его
обратно, следующие: мы требуем за его возвращение полторы тысячи долларов;
деньги должны быть оставлены сегодня в полночь на том же месте и в той же
коробочке, что и ваш ответ, - где именно, будет сказано ниже. Если вы
согласны на эти условия, пришлите ответ в письменном виде с кем-нибудь одним
к половине девятого. За бродом через Совиный ручей по дороге к Тополевой
роще растут три больших дерева на расстоянии ста ярдов одно от другого, у
самой изгороди, что идет мимо пшеничного поля, с правой стороны. Под столбом
этой изгороди, напротив третьего дерева, ваш посланный найдет небольшую
картонную коробку.
Он должен положить ответ в эту коробку и немедленно вернуться в город.
Если вы попытаетесь выдать нас или не выполнить наших требований, как
сказано, вы никогда больше не увидите вашего сына.
Если вы уплатите деньги, как сказано, он будет вам возвращен целым и
невредимым в течение трех часов. Эти условия окончательны, и, если вы на них
не согласитесь, всякие дальнейшие сообщения будут прерваны.
Два злодея".
Я надписал адрес Дорсета и положил письмо в карман. Когда я уже
собрался в путь, мальчишка подходит ко мне и говорит:
- Змеиный Глаз, ты сказал, что мне можно играть в разведчика, пока тебя
не будет.
- Играй, конечно, - говорю я. - Вот мистер Билл с тобой поиграет. А что
это за игра такая?
- Я разведчик, - говорит Вождь Краснокожих, - и должен скакать на
заставу, предупредить поселенцев, что индейцы идут. Мне надоело самому быть
индейцем. Я хочу быть разведчиком.
- Ну, ладно, - говорю я. - По-моему, вреда от этого не будет. Мистер
Билл поможет тебе отразить нападение свирепых дикарей.
- А что мне надо делать? - спрашивает Билл, подозрительно глядя на
мальчишку.
- Ты будешь конь, - говорит разведчик. - Становись на четвереньки. А то
как же я доскачу до заставы без коня?
- Ты уж лучше займи его, - сказал я, - пока наш план не будет приведен
в действие. Порезвись немножко.
Билл становится на четвереньки, и в глазах у него появляется такое
выражение, как у кролика, попавшего в западню.
- Далеко ли до заставы, малыш? - спрашивает он довольно-таки хриплым
голосом.
- Девяносто миль, - отвечает разведчик. - И тебе придется поторопиться,
чтобы попасть туда вовремя. Ну пошел!
Разведчик вскакивает Биллу на спину и вонзает пятки ему в бока.
- Ради бога, - говорит Билл, - возвращайся, Сэм, как можно скорее!
Жалко, что мы назначили такой выкуп, надо бы не больше тысячи. Слушай, ты
перестань меня лягать, а не то я вскочу и огрею тебя как следует!
Я отправился в Поплар-Ков, заглянул на почту и в лавку, посидел там,
поговорил с фермерами, которые приходили за покупками. Один бородач слышал,
будто бы весь город переполошился из-за того, что у Эбенезера Дорсета пропал
или украден мальчишка. Это-то мне и нужно было знать. Я купил табаку,
справился мимоходом, почем нынче горох, незаметно опустил письмо в ящик и
ушел. Почтмейстер сказал мне, что через час проедет мимо почтальон и заберет
городскую почту.
Когда я вернулся в пещеру, ни Билла, ни мальчишки нигде не было видно.
Я произвел разведку в окрестностях пещеры, отважился раза два аукнуть, но
мне никто не ответил. Я закурил трубку и уселся на моховую кочку ожидать
дальнейших событий.
Приблизительно через полчаса в кустах зашелестело, и Билл выкатился на
полянку перед пещерой. За ним крался мальчишка, ступая бесшумно, как
разведчик, и ухмыляясь во всю ширь своей физиономии. Билл остановился, снял
шляпу и вытер лицо красным платком. Мальчишка остановился футах в восьми
позади него.
- Сэм, - говорит Билл, - пожалуй, ты сочтешь меня предателем, но я
просто не мог терпеть. Я взрослый человек, способен к самозащите, и привычки
у меня мужественные, однако бывают случаи, когда все идет прахом - и
самомнение и самообладание. Мальчик ушел. Я отослал его домой. Все кончено.
Бывали мученики в старое время, которые скорее были готовы принять смерть,
чем расстаться с любимой профессией. Но никто из них не подвергался таким
сверхъестественным пыткам, как я. Мне хотелось остаться верным нашему
грабительскому уставу, но сил не хватило.
- Что такое случилось, Билл? - спрашиваю я.
- Я проскакал все девяносто миль до заставы, ни дюймом меньше, -
отвечает Билл. - Потом, когда поселенцы были спасены, мне дали овса. Песок -
неважная замена овсу. А потом я битый час должен был объяснять, почему в
дырках ничего нету, зачем дорога идет в обе стороны и отчего трава зеленая.
Говорю тебе, Сэм, есть предел человеческому терпению. Хватаю мальчишку за
шиворот и тащу с горы вниз. По дороге он меня лягает, все ноги от колен
книзу у меня в синяках; два-три укуса в руку и в большой палец мне придется
прижечь. Зато он ушел, - продолжает Билл, - ушел домой. Я показал ему дорогу
в город, да еще и подшвырнул его пинком футов на восемь вперед. Жалко, что
выкуп мы теряем, ну, да ведь либо это, либо мне отправляться в сумасшедший
дом.
Билл пыхтит и отдувается, но его ярко-розовая физиономия выражает
неизъяснимый мир и полное довольство.
- Билл, - говорю я, - у вас в семье ведь нет сердечных болезней?
- Нет, - говорит Билл, - ничего такого хронического, кроме малярии и
несчастных случаев. А что?
- Тогда можешь обернуться, - говорю я, - и поглядеть, что у тебя за
спиной.
Билл оборачивается, видит мальчишку, разом бледнеет, плюхается на землю
и начинает бессмысленно хвататься за траву и мелкие щепочки. Целый час я
опасался за его рассудок. После этого я сказал ему, что, по-моему, надо
кончать это дело моментально и что мы успеем получить выкуп и смыться еще до
полуночи, если старик Дорсет согласится на наше предложение. Так что Билл
немного подбодрился, настолько даже, что через силу улыбнулся мальчишке и
пообещал ему изображать русских в войне с японцами, как только ему станет
чуточку полегче.
Я придумал, как получить выкуп без всякого риска быть захваченным
противной стороной, и мой план одобрил бы всякий профессиональный
похититель. Дерево, под которое должны были положить ответ, а потом и
деньги, стояло у самой дороги; вдоль дороги была изгородь, а за ней с обеих
сторон - большие голые поля. Если бы того, кто придет за письмом,
подстерегала шайка констеблей, его увидели бы издалека на дороге или посреди
поля. Так нет же, голубчики! В половине девятого я уже сидел на этом дереве,
спрятавшись не хуже древесной лягушки, и поджидал, когда появится посланный.
Ровно в назначенный час подъезжает на велосипеде мальчишка-подросток,
находит картонную коробку под столбом, засовывает в нее сложенную бумажку и
укатывает обратно в город.
Я подождал еще час, пока не уверился, что подвоха тут нет. Слез с
дерева, достал записку из коробки, прокрался вдоль изгороди до самого леса и
через полчаса был уже в пещере. Там я вскрыл записку, подсел поближе к
фонарю и прочел ее Биллу. Она была написана чернилами, очень неразборчиво, и
самая суть ее заключалась в следующем:
"Двум злодеям.
Джентльмены, с сегодняшней почтой я получил ваше письмо насчет выкупа,
который вы просите за то, чтобы вернуть мне сына. Думаю, что вы запрашиваете
лишнее, а потому делаю вам со своей стороны контрпредложение и полагаю, что
вы его примете. Вы приводите Джонни домой и платите мне двести пятьдесят
долларов наличными, а я соглашаюсь взять его у вас с рук долой. Лучше
приходите ночью, а то соседи думают, что он пропал без вести, и я не отвечаю
за то, что они сделают с человеком, который приведет Джонни домой.
С совершенным почтением
Эбенезер Дорсет".
- Великие пираты! - говорю я! - Да ведь этакой наглости...
Но тут я взглянул на Билла и замолчал. У него в глазах я заметил такое
умоляющее выражение, какого не видел прежде ни у бессловесных, ни у
говорящих животных.
- Сэм, - говорит он, - что такое двести пятьдесят долларов в конце
концов? Деньги у нас есть. Еще одна ночь с этим мальчишкой, и придется меня
свезти в сумасшедший дом. Кроме того, что мистер Дорсет настоящий
джентльмен, он, помоему, еще и расточитель, если делает нам такое
великодушное предложение. Ведь ты не собираешься упускать такой случай, а?
- Сказать тебе по правде, Билл, - говорю я, - это сокровище что-то и
мне действует на нервы! Мы отвезем его домой, заплатим выкуп и смоемся
куда-нибудь подальше.
В ту же ночь мы отвезли мальчишку домой. Мы его уговорили-наплели,
будто бы отец купил ему винтовку с серебряной насечкой и мокасины и будто бы
завтра мы с ним поедем охотиться на медведя.
Было ровно двенадцать часов ночи, когда мы постучались в парадную дверь
Эбенезера. Как раз в ту самую минуту, когда я должен был извлекать полторы
тысячи долларов из коробки под деревом, Билл отсчитывал двести пятьдесят
долларов в руку Дорсету.
Как только мальчишка обнаружил, что мы собираемся оставить его дома, он
поднял вой не хуже пароходной сирены и вцепился в ногу Билла, словно пиявка.
Отец отдирал его от ноги, как липкий пластырь.
- Сколько времени вы сможете его держать? - спрашивает Билл.
- Силы у меня уж не те, что прежде, - говорит старик Дорсет, - но
думаю, что за десять минут могу вам ручаться.
- Этого довольно, - говорит Билл. - В десять минут я пересеку
Центральные, Южные и Среднезападные штаты и свободно успею добежать до
канадской границы.
Хотя ночь была очень темная, Билл очень толст, а я умел очень быстро
бегать, я нагнал его только в полутора милях от города.
Формальная ошибка
Перевод И. Гуровой
Я всегда недолюбливал вендетты. По-моему, этот продукт нашей страны
переоценивают еще более чем грейпфрут, коктейль и медовый месяц. Однако, с
вашего разрешения, я хотел бы рассказать об одной вендетте на индейской
территории, вендетте, в которой я играл роль репортера, адъютанта и
несоучастника.
Я гостил на ранчо Сэма Дорки и развлекался вовсю - падал с
ненаманикюренных лошадей и грозил кулаком волкам, когда они были за две мили
Сэм, закаленный субъект лет двадцати пяти, пользовался репутацией человека,
не боящегося возвращаться домой после наступления темноты, хотя он
проделывал это часто с большой неохотой.
Неподалеку, в Крик-Нейшн, проживало семейство Тэтемов. Мне сообщили,
что Дорки и Тэтемы вендеттируют много лет. По нескольку человек с каждой
стороны уже ткнулось носом в траву, и ожидалось, что число Навуходоносоров
этим не ограничится. Подрастало молодое поколение, и трава росла вместе с
ним. Но, насколько я понял, война велась честно и никто не залегал в
кукурузном поле, целясь в скрещение подтяжек на спине врага, - отчасти,
возможно, потому, что не было кукурузных полей и никто не носил более одной
подтяжки, также не причинялось вреда детям и женщинам враждебного рода. В те
дни, как, впрочем, и теперь, их женщинам не грозила опасность.
У Сэма Дорки была девушка (если бы я собирался продать этот рассказ в
беллетристический журнал, я написал бы: "Мистер Дорки имел счастье быть
помолвленным"). Ее звали Элла Бэйнс. Казалось они питали друг к другу
безграничную любовь и доверие; впрочем, это впечатление производят любые
помолвленные, даже такие, между которыми нет ни любви, ни доверия. Мисс
Бэйнс была недурна, особенно ее красили густые каштановые волосы Сэм
представил ей меня, но это никак не отразилось на ее расположении к нему, из
чего я заключил, что они поистине созданы друг для друга.
Мисс Бэйнс жила в Кингфишере, в двадцати милях от ранчо. Сэм жил в
седле между Кингфишером и ранчо.
Однажды в Кингфишере появился бойкий молодой человек, невысокого роста,
с правильными чертами лица и гладкой кожей. Он настойчиво наводил справки о
городских делах и поименно о горожанах. Он говорил, что приехал из Маскоги,
и, судя по его желтым ботинкам и вязаному галстуку, это было правдой. Я
познакомился с ним, когда приехал за почтой. Он назвался Беверли Трэйверзом,
что прозвучало как-то неубедительно.
На ранчо в то время была горячая пора, и Сэм не мог часто ездить в
город. Мне, бесполезному гостю, ничего не смыслившему в хозяйстве, выпала
обязанность снабжать ранчо всякими мелочами, как-то: открытками, мешками
муки, дрожжами, табаком и письмами от Эллы.
И вот раз, будучи послан за полугроссом пачек курительной бумаги и
двумя фургонными шинами, я увидел пролетку с желтыми колесами, а в ней
вышепоименованного Беверли Трэйверза, нагло катающего Эллу Бэйнс по городу
со всем шиком, какой допускала черная липкая грязь улиц. Я знал, что
сообщение об этом факте не прольется целительным бальзамом в душу Сэма, и по
возвращении, отчитываясь в городских новостях, воздержался от упоминания о
нем. Но на следующий день на ранчо прискакал долговязый экс-ковбой по имени
Симмонс, старинный приятель Сэма, владелец фуражного склада в Кингфишере.
Прежде чем заговорить, он свернул и выкурил немало папирос. Когда же он,
наконец, раскрыл рот, слова его были таковы:
- Имей в виду, Сэм, что в Кингфишере в последние две недели портил
пейзаж один болван, обзывавший себя Выверни Трензель. Знаешь, кто он? Самый
что ни на есть Бен Тэтем, сын старика Гофера Тэтема, которого твой дядя Ньют