Альтов Семен. Собачьи радости (Избранное)

   Словом, купите собаку и поймете, для чего живете на свете.
   Что касается замены дверей и замков на собаку, тут были вопросы. Когда звонили в дверь, Маргоша разражалась чудовищным лаем, чтобы не сомневались: в доме "бенгальский тигролов". Но только вошли - все, ты гость! Маргоша, виляя хвостом, волокла тапки.
   Возможно, Маргоша была незаменима при охоте на тигра. Но проверить не представлялось возможности. Тем более настали нелегкие перестроечные времена. Маргоша вместе с хозяевами плавно перешла с деликатесов: молока, мяса, сыра - на макароны, капусту, хлеб. Однажды удрала, но вечером вернулась с куском мяса.
   - Кормилица наша! - Бунькины тискали собаку. - Может, и правда тигролов?!
   Но такая добыча была большой редкостью.
   Юра, сознавая, что главный добытчик в доме не Маргоша, а он, ломал голову, где и как заработать?! Правда, было два варианта с виду простых, но увы, непосильных. В рэкетиры Юра не проходил по мягкости сердца и мускулов, а Ира стеснялась идти на панель. Других способов заработать на жизнь никто не знал.
   Перед сном Юра, как обычно, выгуливал Маргошу в садике напротив дома. Волоча на поводке горбатого хозяина, неподалеку рыскал чудовищный пес, одной масти с Марго, только белая полоса не вдоль спины, а поперек. Можно было подумать, что животные произошли от одних родителей, только зачаты в перпендикулярных позах.
   Собаки возбужденно обнюхивались, тыча носами в интимные места. Очевидно, так проще узнать, с кем ты имеешь дело. У людей глаза - зеркало души, у собак - наоборот.
   Владелец пса внимательно поглядел на Маргошу:
   - Погодите! У нас с вами одна порода! Морда, окрас! Сука?
   - Она.
   - Боже мой! Однополчане! Где вы были все эти годы! - горбатый раздул ноздри, обнюхивая Бунькина.
   - Вы спутали. У меня "бенгальский тигролов".
   - Сами вы бенгальский тигролов! Вылитый "доберман-мореход". Хотите сделаем бизнес?
   - Хочу!
   Горбатый схватил Юру за рукав:
   - Сейчас за хорошую сторожевую, да еще какой ни у кого нет, можно снять тыщу долларов!
   - Да ну?
   - Точно! Наладим производство щенков...
   Тут пес, заметив пьяного, рявкнул. Рык был устрашающим. Пьяный протрезвел, отдал честь и строевым шагом двинулся в обратную сторону.
   - Хотите, скажу Колумбу "фас"? - предложил горбатый.
   - Не надо! - Бунькин побледнел. - Неужели Маргоша доберман-мореход? Мухи не обидит!
   - Не беда! У Колумба такие гены - с болонкой скрести, получится людоед!
   Маргоша вертелась перед Колумбом как последняя шлюха, строила глазки и попки. Колумба трясло от возбуждения.
   Горбатый закурил:
   - Настоящий мужик. С бабами ласков, к врагам беспощаден. И добросовестный. Три щенка настругаем, минимум! Одного за работу мне, вам остальные! Считайте, три тысячи долларов на ровном месте. Плюс удовольствие вашим и нашим. Пардон, когда у вас течка?
   - Примерно через неделю.
   - Отлично!
   Колумб прислушался и кивнул.
   Собачья свадьба вылилась в эротическую трагикомедию. Но это отдельная история.
   Колумб и Горбатый, содрав за половой акт последние пятьсот долларов, больше не появлялись.
   До родов оставалось два месяца. Маргоша подолгу сидела у окна, будто ждала суженого.
   Юра подкармливал собаку разными вкусностями. То кусочек сыру притащит, то колбасной кожуры принесет. Он нежно гладил Маргошу, задумчиво щупая собачий живот.
   - Ищешь блох? - спросила Ира.
   - Прикидываю, сколько щенков поместится. Если расположить с умом... десять тысяч долларов в пузо влезет запросто.
   - Кроме твоих щенков в животе у собаки внутренности. Вычти их.
   В ночь на шестое июля Маргоша заскулила и приползла к Бунькиным.
   - Ира, к тебе пришли! - набросив куртку, Юра кинулся к двери.
   Через полчаса Юра вернулся с веткой сирени, как молодой отец в роддом за наследником.
   - Сколько? - крикнул с порога.
   - Один!
   - Давай еще, давай, милая!
   К утру набралось четыре щенка, но Маргоша еще стонала и тужилась.
   - Четыре по тысяче долларов, одна Горбатому, три тысячи нам! Собака рожает два раза в год. Четыре тысячи долларов плюс четыре - восемь! А если постараться, по пять щенков - десять тысяч долларов!.. А если рожать ежемесячно... - Бунькин богател на глазах. Ввалившиеся глаза сверкали как доллары.
   Маргоша поднатужилась и родила пятого щенка. Несмотря на кусок колбасы, рожать кого-то еще Маргоша наотрез отказалась. Время шло, щенки открыли глаза, обросли мягкой шерсткой и каждый день устраивали бесплатный цирк, хотя вовсе не бесплатный, потому что все пятеро непрерывно хотели жрать. Чем крупнее становились щенки, тем просторнее становилось в квартире.
   У Иры начало дергаться левое веко.
   Маргоша, поняв, что щенки выросли, заботилась о них меньше. Однажды убежала и не вернулась.
   Прошло два месяца. Пришла пора продавать.
   Бунькин развесил объявления, но звонков не было. Правда, в воскресенье позвонил какой-то заика, но, услышав от Юры, что щенок стоит полторы тысячи долларов, перестал заикаться, матюгнулся и бросил трубку.
   - Как полторы! - У Иры задергался второй глаз. - Это щенок, а не дойная корова!
   - Учитывая, что "доберман-мореходов" в природе практически нет! Кто понимает, тот денег не пожалеет!
   - А кто понимает, кто? Один идиот позвонил и того спугнул!
   Неделю телефон молчал. Юра начал нервничать, чуя недоброе.
   Он орал на жену, когда та куда-то звонила: "Не занимай телефон! Люди дозвониться не могут!"
   Через две недели Юра скинул тысячу долларов и приписал: "доберман-мореход (людоед)". Последовало семь звонков. Людям импонировал "людоед", но смущала необычность породы. Всем хотелось иметь дома убийцу попроще.
   Бунькин кричал в трубку:
   - Их папа Колумб! Эта собака открыла Америку! Если бы не она, ничего бы не было бы: ни Америки, ни Клинтона, ни тебя! Козел!
   Юра бодрился, но мысль о том, что опять влип, червяком копошилась в мозгу, доводя до мигрени.
   Головную боль снимали только ни о чем не подозревавшие щенки. С одной стороны, забавы щенков хоть на время заслоняли сумрак реальности, а с другой стороны, пять непроданных щенков, разоривших семью, напоминали о тщетности попыток выжить в этой стране. Юра то с любовью гладил щенков, то пинал с ненавистью.
   У Ирины помимо век начала дергаться еще и щека.
   Бунькин по вечерам стал уходить со щенком за пазухой и предлагал прохожим собаку, мгновенно снижая цену, переходя с долларов на рубли, опускаясь до символических цифр. Собиралась толпа. И дети и взрослые тянули руки к симпатяге, на лицах проступало человеческое, но вздохнув, прохожие отходили. Еще один рот в доме никто себе позволить не мог.
   Первый щенок, однако, принес полмиллиона рублей. На рынке дерганый парень предлагал желающим урвать счастье в наперстки. Старинная забава, ловкость рук и сплошное мошенничество. Бунькин завороженно смотрел, как парень у всех на глазах оббирает людей за их деньги.
   - Мужик, рискни, по глазам вижу, везучий. Ставлю пятьдесят тысяч, угадаешь - твои.
   Юра знал, что обманут, но деньги были очень нужны. Он зажмурился и угадал. Угадал и второй раз, и третий. Через пять минут карманы были набиты деньгами.
   Тут парень сказал:
   - Ставим по полмиллиона! Угадаешь - твое! Не угадаешь - извини!
   Бунькин собрал волю в кулак, сосредоточился и не угадал.
   - Извини.
   - Держи, - Бунькин протянул щенка, - "доберман-мореход". Продавал по миллиону. Сдачи не надо!
   Пока наперсточник тупо смотрел на щенка, Бунькин смылся.
   Дома Юра вывалил мятые деньги на стол:
   - Одного пристроил!
   Иринины щеки впервые за последнее время порозовели.
   Второго щенка Бунькин всучил ночью в парадной под угрозой ножа пьяному за сто тысяч. Больше у мужика не было.
   Третьего Юра подкинул в открытое окно на минуту оставленной "вольвы".
   Осталась пара щенков. Придурок и Жулик. Первый все время чему-то радовался как ненормальный, второй таскал то, что плохо лежит.
   Ирина молча ела геркулесовую кашу из одной миски с доберманами и сразу ложилась спать.
   У нее дергалось все, кроме ног.
   Бунькин устроил засаду возле детского сада. Обросший Юра спускал собаку, и дети, клюнувшие на щенка, с ревом валились на землю, требуя купить! Родители, ругаясь, волокли ребятишек в сторону.
   Только одна миловидная женщина не смогла отказать дочке, сунула ей щенка: "Не будешь есть кашу, выгоню обоих!"
   - А деньги?! - возмутился Бунькин.
   Миловидная сплюнула: "Скажи спасибо, что взяли, ведь пошел бы топить, бандитская рожа!"
   Дома Юра нашел лежащую пластом Иру. Она смотрела в потолок и почему-то не дергалась.
   - Ты живая? - спросил Бунькин.
   Ирина не отвечала.
   - Раз не разговаривает, значит живая!
   Юра тоскливо обвел глазами ободранную, обосранную щенками квартиру, лежащую трупом жену, глянул на жуткое отражение в зеркале и, перекрестившись, пошел к речке.
   Юра вылил в консервную банку пакет молока, скормил Жулику шоколодку, поцеловал и швырнул в воду.
   Бунькин упал лицом в песок, чувствуя себя убийцей. Через минуту что-то ткнулось в голову. Мокрый Жулик, отряхиваясь, сыпал песком в глаза.
   Бунькин прижал щенка к груди, поцеловал и, зажмурившись, швырнул в реку подальше.
   На этот раз силенок Жулику не хватило. Поняв крохотным мозгом, что это не игра, он взвыл детским голосом, что означало одно - "помогите!". Сработал инстинкт. Не раздумывая Юра бросился в воду и вытащил полуживого щенка. Тот икал, закатывал глазки, цепко хватая Юру лапками, не веря, что спаситель хотел утопить.
   Бунькин плакал скупыми слезами, Жулик слизывал горячим язычком слезы с небритой щеки.
   И тут послышался жалостный вой. В воде барахталась чужая собака, взывая о помощи. И опять в Бунькине сработал чудом не угасший инстинкт, он полетел в воду за вторым псом. Это был кокер-спаниель, судя по дорогому ошейнику, из хорошей семьи.
   В это же самое время Ира, лежавшая дома пластом, вдруг вскочила. Долгожданная тишина резанула слух. Она оглядела пустую без щенков комнату и зарыдала.
   - Он утопил Жулика! Зверь!
   Тут распахнулась дверь, вошел мокрый Юра. Ира с ходу влепила мужу пощечину: "Убийца!"
   Бунькин отшатнулся, щенки грохнулись на пол.
   Ира схватила Жулика и расцеловала.
   - А это кто?
   Юра прочитал на ошейнике "Арамис" и получил вторую пощечину.
   - Псарню устраиваешь!
   Юра выругался:
   - Топишь - плохо, спасаешь - еще хуже! Пятерых кормили, а тут всего два! Посчитай выгоду!
   Вечером, похлебав из одной миски, уселись все четверо у телевизора.
   Дикторша читала по бумаге: "Передаем объявления. Пропал кокер-спаниель по кличке Арамис. Просьба вернуть за вознаграждение. Телефон [phone]".
   Бунькин умудрился, подпрыгнув, схватить карандаш, чмокнуть в щеку жену и при этом записать телефон на обоях.
   Юра набрал номер, откашлялся: "Вы потеряли собаку по имени Арамис? Хотите получить за вознаграждение? А сколько... Сколько я хочу? Бунькин задохнулся. Откуда он знал, сколько он хочет? - Три... тысячи... долларов!"
   В трубке вздохнули. Юра хотел выпалить: "В смысле три тысячи рублей!", но мужской голос произнес: "Совсем оборзели. В девять у метро "Маяковская"!
   Через час Юра ворвался в дом:
   - Ирка! Три тысячи долларов за одну собаку! Бизнес есть бизнес!
   И Бунькины отправились в круиз вокруг себя! Наелись, напились, приоделись всласть! Ира перестала дергаться, похорошела. Они ходили взявшись за руки и без причины смеялись. Прохожие говорили с завистью: "Гляньте! Рэкетир с проституткой!"
   Но в понедельник около часу дня доллары кончились.
   Два дня Юра молча курил оставшиеся дорогие сигареты. На третий день оделся и ушел с мешком.
   Вернулся за полночь еле живой и вывалил из мешка двух псов. Они без устали лаяли, кидались на дверь.
   - У кого ты их взял? - испугалась Ира.
   - Завтра по телевизору узнаем, у кого.
   Но по телевизору накиких объявлений о пропаже собак не было. И на следующий вечер. И всю неделю.
   За это время Бунькин приволок еще пять собак. Итого в доме их было восемь, с хозяевами - десять. От лая Ира оглохла. Плюс к тому всех надо было кормить и выгуливать.
   - Скоты, - психовал Бунькин. - Пропала любимая собака, а им хоть бы хны! Не люди - звери!
   У Иры опять начал дергаться левый глаз. Юра чувствовал, она скоро сляжет, скорей всего, навсегда. Он всячески избегал в разговоре резких выражений типа: бизнес, выгода, прибыль, деньги... Сам кормил и выводил псов на улицу. Соседи шушукались: "Без спроса собачью гостиницу устроили!"
   В воскресенье вечером в дверь позвонили. Озверевший Бунькин матерясь про себя, распахнул дверь.
   Дама в роскошной шубе с таксой в руках улыбнулась: "Мне сказали, у вас гостиница для собак! Я на неделю еду в Париж. Возьмите Лизоньку, только учтите, ест мясо парное, спит под одеялом и с соской. Пятьсот долларов хватит?"
   Юра кивнул, вернее, у него чуть не отвалилась башка.
   - Завтра зайдет подруга, жена дипломата, у них сенбернар. На две недели. Собака сложная, так что заплатит дороже. До свидания!
   Бунькин уставился на доллары, как эскимос на Коран. Собаки сбились в кучу вокруг таксы и сплетничали.
   Юра очнулся и кинулся трясти полуживую супругу:
   - Что я говорил! Собачий бизнес - это настояший бизнес! Оказывается, все рассчитал правильно! Открываем гостиницу "Собачья радость Бунькиных"! Псина не человек, за нее никаких денег не жалко!
   Собаки дружно задрали хвосты, судя по всему, предложение было принято единогласно.
   Средство от тараканов
   Торговец орет:
   - Лучшее средство от тараканов! Голландский порошек "Индекстайм"! Уничтожает тараканов и прочую нечисть в радиусе двадцати метров! К утру горы трупов! Если у вас нет тараканов, купите "Индекстайм" и у вас никогда их не будет!"
   - Скажите, на самом деле надежное средство?
   - Надежно, как смерть! За три дня сорок пять покупателей - и ни один с претензиями больше не появлялся!
   Одиночество
   Старый одинокий волк, прокашлявшись, завыл на Луну. Дотого жалостно прозвучало, что сам волк уронил слезу и она, жгучая, продырявила снег. От одиночества завыл он пуще прежнего, сердце сжалось. Чем тоскливее выл, тем сильнее болела душа. А чем больше страдала душа, тем тоскливее выл. До того довылся, бедняга, встал в горле ком, ни туда, ни сюда. Не вздохнуть и не взвыть, хотя хочется.
   И тут вдали чей-то вой. Рванул старый на звук.
   Что вы думаете? Сидит на поляне молодой, еще толком не стреляный волк и воет себе на Луну. Причем воет, сопляк, неверно, зато от чистого сердца. Хотел старый волк проучить наглеца, да заслушался. У молодого одинокого волка тоже, видать, накипело. Душу старому растревожил, он подсел к молодому и взвыл о своем. До чего слаженно получилось, вы не поверите! Старый волк взял низко басом, молодой взвился тенором. Жаль, вы не слышали. Словно два Паганини на Луну воют.
   В морозной ночи далеко звук разносится. Тут еще один одинокий волк подоспел. За ним следом еще. И еще...
   К полуночи на поляне до сотни одиноких волков собралось, кругом сели и без дирижера, но строго в гармонии завели волчью песнь.
   Представляете: один волк на Луну воет - мурашки по коже обеспечены, а тут почти сто! Перемножьте мурашки - жуткая цифра получится! А волки дуреют, завывают по-черному, в полную пасть. Симфония "Вой минор"!
   Хотя в душе всем обидно, если по-честному. Казалось каждому: одинок я, как никто, и вой мой единственный, неповторимый. Оттого и одинок, что второго такого на земле не сыскать, чем, тоскуя, гордился. И тут на тебе - сто штук и вой у всех практически одинаковый. Ощущение, будто ограбили, индивидуальность средь бела дня сперли. А с другой стороны, одному разве воется так, как в хорошей компании?!
   Почему мужики в одиночку напиваются в хлам, а как за столом сойдутся, сразу петь и заслушаешься!
   Когда воешь один, лишь тоска навевается, жалеешь себя, жалеешь, пока не возненавидишь себя окончательно. Тьфу!
   К тому же в одиночку свои неприятности - в лучшем случае довоешься до размера беды. Каждому хочется разделить свое горе, а чтобы хватило на всех, тут нужна катастрофа! Тем более все скулят о своем и ты уже там не поместишься. Вот отчего повсеместно воют, воют, а облегчения нету.
   Предположим, один ты в дерьме. Конечно обидно, но мелко. Ну а как все вокруг в том же самом?! Согласитесь, уже трагедия, другой жанр. Когда все в дерьме, оно сплачивает и возвышает. Ощущение сопричастности.
   Короче, волки выли не переставая, отводя душу свою и наводя ужас на окружающих. Танковая колонна прошла, они ноль внимания. Поначалу население в страхе тряслось, а потом успокоилось: пока воют, не загрызут. Пасть занята. И если вслушаешься, что-то до боли знакомое, хоть по-волчьи, а понятно без слов. И местные жители подхватили мелодию. Ничто, оказывается, так не сближает, как одиночество.
   Если доведется, послушайте как поет стая одиноких волков. Подвойте и вам станет лучше.
   Одно горе на всех
   - Дедушка! Тепло, солнышко, а вы плачете в такую погоду! Что случилось?
   - Мне намедни семьдесят пять стукнуло, помирать надо, и тут вспомнил: ни разу в жизни толком не плакал! Времени не было! Выходит, так и помру, не плакамши! А люди говорят: поплачешь - легче делается! Вот я и плачу вторые сутки без перерыва за все, что было!
   - И как плачется?
   - Не говори, милая! До чего ж оно сладко-то! И я, дурак старый, в этом всю жизнь себе отказывал! Уж чего-чего, а слез можно было позволить в волюшку! Ты не поверишь: душа слезами отмывается, дышать легче! Плакал бы раньше каждый день понемножку, так, может, сейчас и пятидесяти еще не было! Обидно до слез!
   - Дедушка, можно я с вами поплачу! Уж больно заразительно вы это делаете! Я не буду мешать, я тихонечко.
   - Вот те раз! Такая молодая и плачет! Тебе-то что плакать, вся жизнь впереди!
   - Оттого и плачу! Как подумаю, что с нами будет, дурно делается! (Всхлипывает.)
   - Господи! Такая молодая и плачет! Да что ж это за жизнь! (Рыдают вдвоем.)
   Останавливается прохожий.
   - Что случилось?
   - Видишь, люди плачут. Горе у нас. Ступай себе.
   - А почему это я не могу посочувствовать чужому горю! Извините! Как раз полчаса делать нечего, так хоть поплачу с людьми, а то всю жизнь один как перст! Ни выпить не с кем, ни всплакнуть! Сирота я, сиротинушка! (Плачут втроем.)
   Останавливается экскурсионный автобус. Кто-то спрашивает: "Что это у вас люди на улицах плачут?"
   Экскурсовод объясняет: "Руководство города пошло навстречу гражданам. Выделило участок в центре города. Теперь каждый может плакать тут о чем угодно! Это любимое место отдыха горожан".
   - А нам можно с ними?
   - Пожалуйста! Это входит в стоимость экскурсии!
   (Весь автобус выходит на улицу и начинает рыдать.)
   Двое подвыпивших мужиков, обнявшись, размазывают слезы.
   - Ну что ты плачешь! Прекрати!
   - А сам чего плачешь! Ты плачешь, и я плачу за друга! Как тебя зовут?
   - Как же мне не плакать, от меня жена ушла!
   - Тьфу! От тебя ушла, ко мне пришла, я же не плачу! А вчера двести тысяч потерял. Такое горе, а я держусь. (Всхлипывает.)
   - Сравнил двести тысяч и мою жену! Ты ж ее не видел! Красавица!
   - А ты мои двести тысяч видел? И молчи!
   (Прохожие останавливаются у плачущей группы людей.)
   - Ух ты! Смотри, сколько народу рыдает! Может, трубу прорвало с неприятностями?
   - Коль, глянь, что делается! Как народ убивается! Может, Ленин второй раз умер?
   - Галина Степановна, вы послушайте, как у них получается! Прямо хор Пятницкого! Мужики басом! Бабы сопраном! А три пацана в соплях тенором выдают!
   - Прекратите хлопать! Вы не в филармонии!
   - Дайте человеку ногу поставить! Мозоль у меня, сил больше нету, хоть плачь!
   - Ну ты, дяденька, даешь! У людей горе, дом, говорят, рухнул, а ты туда же со своими мозолями лезешь! Совесть есть?
   - Я же не знал! Все! Плачу за ваш дом!
   - Не обманываешь?
   - Чтоб мне провалиться! Надо же, какое горе! Дом рухнул и прямо на любимую мозоль! (Рыдает.)
   Старичок со слезящимися от времени глазками доковылял до плачущей толпы.
   - Товарищи! Позвольте присоединиться! Жена умерла, а вы так хорошо плачете, будто мы все скорбим о ней. Жене будет приятно!
   - С какой стати мы должны плакать о твоей жене! Нам что, плакать не о чем? Когда умерла?
   - Пять лет назад!
   - А ну, дед, чеши отсюда! Не примазывайся к чужому горю. Она пять лет назад умерла и он тут вспомнил! Перейди через дорогу, там плачь о своей жене отдельно. Внимание! Все, у кого умерли жены, идите отсюда! Вам на ту сторону!
   Старичок топчется на месте:
   - Но хотелось бы вместе. Если горе разделить, то на каждого приходится меньше...
   - Я тебе сказал: дуй отсюда!
   - Оставь деда в покое! Дед, рыдай, рви волосы, ни в чем себе не отказывай! А ну, мужики, взвоем так, чтобы чертям тошно стало! Дед! Будешь нашим завывалой! Три, четыре!..
   - Я сказал, уберите деда! Счас по башке дам - обрыдаешься, я гарантирую!
   - Отстань от деда! А то он на твоих похоронах плакать будет!
   - Чего это вы воете, а глаза сухие?! На халяву, да?
   - Эй! Почему в мой платочек сморкаетесь?
   - А надо, как тот мужчина, в пиджак товарища?
   - Бумажник украли! Держи его!
   - Ах ты гад!
   - Помогите!
   (Крик, плач, шум.)
   - Что там случилось?
   - Не видите, что ли - люди горе не поделили...
   Завтрак на траве
   На окраине немецкого города Дюссельдорфа лагерь для прибывших из России эмигрантов. Это комфортабельные вагончики, отдельная квартирка на колесах со всеми удобствами, только не едет.
   Тут наши немцы из Казахстана, евреи из разных мест, но, в основном, люди прочих национальностей, которые правдами и неправдами выправили документы, что они якобы чистокровные немцы или евреи, и рванули в Германию в надежде на лучшую жизнь, наивно думая, что счастье понятие географическое.
   Время такое: одни уезжают из России, другие остаются, причем те, кто уехал, считают себя умнее тех, кто остался. И наоборот. Дай Бог, чтобы все оказались умнее.
   Раньше сюда приезжали из России богатые, за все платили, а теперь наоборот: приехал, за что тебе же доплачивают пособие. Чем плохо? Курорт. Баден-Баден. Единственный минус - надо учить немецкий язык.
   Вчера новая партия из России приехала. Решили это дело отметить, как у нас принято.
   Трое армян из Казахстана, с документами, что они чистокровные немцы, выставили ящик армянского коньяка. Причем настоящего! Не на продажу, а для себя. Вкус райский, тянет грецким орехом, мягонький и чем больше пьешь, тем умнее делаешься. Протрезвел - все как рукой, дурак дураком, а пока в тебе коньяк бродит - заслушаешься.
   Цыгане из Махачкалы, естественно, немцы, где-то умыкнули барана, а может, протащили через таможню с собой. Чеченец - по документам приобский баварец - тут же пырнул барана ножом, содрал шкуру. Узбеки из Ташкента, косящие под евреев, тушу барана разрезали, чего-то заскворчало, запахло пловом до невозможности. Грузин с немецкой фамилией Енукидзер шашлык замариновал. В итоге над лагерем такой запах сгустился, перелетные птицы от головокружения кувыркались, юг с пловом путая.
   Люди слюной истекли. Наконец, в восемь вечера все было готово. Расположились рядом в лесу, то ли в парке, у немцем же не поймешь: порядок как на плацу, все деревца в линеечку, кусты стрижены под полубокс, травка равнение на юг держит, о мусоре можно только мечтать. Красиво, но уж чересчур чисто, не по-людски!
   Ясное дело, костерок развели, баранину на шампуры насадили, над углем вертят, поливают вином, уксусом, лук, помидоры, зелень... Все перечислить - слюны не хватит.
   И, наконец, коньяк по бумажным стаканчикам выплеснули. Ну, с богом! Чокнулись! Выпили! Ах! Закусили! М-м-м-м... Хороша страна Германия, не хуже России.
   Кто ж знал, что там в этой Германии каждый кустик чей-то и без разрешения бесплатно не везде ступить можно. А ломать ветки, костры жечь в зеленой зоне - уголовное преступление, хуже чем изнасилование. Или лучше.
   И тут, как говорится, откуда ни возьмись, полицейский патруль собственной персоной. Они как этот "завтрак на траве" увидели, чуть не гробанулись в кювет. Чтобы такой дебош в наглую на виду у всех?! Не иначе пьяные наркоманы в последней стадии, когда мозги заволокло окончательно.
   Полицейские автоматы навскидку, окружили банду, орут: "Хенде хох!", в смысле, "руки вверх - пристрелим к чертовой матери!" Наши товарищи в недоумении: "Что собственно произошло? Какие претензии? Мы кого-нибудь из местного населения обижаем? Или высказались неуважительно в адрес вашего бундестага? Сидим, никого не трогаем, присоединяйтесь к нашему шалашу". И одна дама из Одессы, кровь с молоком, причем, того и другого много, отодвигается, приглашая немцев присесть, а земля под ней теплая-теплая.
   Один где стоял, там и сел рядом с дамой, два других трясут автоматами, но от злобы пальцы свело, на крючок не нажать!
   Армяне обиделись. Что же получается? Зовут к себе узников совести, страдающих от режима! Мы пошли им навстречу, приехали, и такой вот прием? Мы и обратно можем уехать! Хотите выпить, так и скажите! И подносят полицейским по коньячку. Те автоматы наизготовку, но пригубили чуть-чуть, для анализа. А коньячище настоящий, без дураков, грецким орехом тянет, мягонький, и чем больше пьешь, тем умнее делаешься. Полицейские чувствуют, дело серьезное. Оружие отложили, рядом с одесситкой присели. Еще по стаканчику. А вот позвольте предложить улики: плова и шашлычку. Полицейские помягчели. Во-первых, все вкусно, люди знали, что делали. Во-вторых, бесплатно. А у них все считают, пфенинг к пфенингу, на шесть гостей - пять бутербродов, а вот так, да еще на халяву - не каждый год. Поэтому вкусно вдвойне. Уже выпили за канцлера Коля! Ура! С одесситкой на брудершафт в очередь, за товарища Ельцина! Раскраснелись, говорят громко, перебивают друг друга, потому что от коньяка ум расширяется.