Страница:
Доктор Жессе перепугался:
— Теодоро? Что же он собирается тут делать?
Тонико не мог ответить на этот вопрос.
— Знаю только, что с ним много жагунсо… А что он собирается здесь делать, понятия не имею. Но ведь надо же иметь смелость, доктор?
Другой портной прибавил?
— Вы только подумайте — приехать в Табокас, когда здесь столько людей Орасио!.. И после того, как он дал такой ответ… Как это он сказал, Тонико?
Тонико знал ответ полковника Теодоро наизусть:
— Говорят, он ответил полковнику Манеке: «Скажи Орасио, что я не объединяюсь с людьми такого сорта, как он; я не желаю иметь дело с погонщиком».
Речь шла об ответе, который Теодоро дал Манеке Дантасу, когда тот приехал пригласить его от имени Орасио присоединиться к нему для захвата леса Секейро-Гранде. Доктор Жессе удивился:
— Оказывается, вы тоже все знаете… Здесь всем перемоют косточки, никого не забудут…
Один из портных рассмеялся:
— Это же единственное развлечение здесь, доктор…
Тонико поинтересовался, нет ли какого-нибудь распоряжения Орасио на случай, если Теодоро появится в Табокасе.
— Не знаю… Ничего не знаю… — и врач, взяв свой чемодан, быстро встал. Казалось, он только сейчас вспомнил, что у него срочное дело.
Прежде чем отпустить его, Тонико Боржес выложил последнюю новость:
— Говорят, доктор Виржилио крутит с доной Эстер…
Жессе стал серьезен, он ответил уже с порога:
— Если вы хотите получить совет человека, живущего здесь уже почти два десятка лет, послушайте меня: говорите дурно обо всем, обо всех, о женах как угодно, о самом Орасио, но никогда не говорите плохо о его жене. Если он об этом узнает, я не дам ни гроша за вашу жизнь. Это мой вам дружеский совет…
И он повернулся, оставив Тонико Боржеса белого как полотно. Тонико в страхе обратился к остальным:
— Неужели он расскажет полковнику Орасио?
И хотя те решили, что доктор Жессе не сделает этого, что он порядочный человек, Тонико не успокоился, пока не посетил доктора в его кабинете и не попросил, чтобы он ничего не говорил полковнику; «эта история была мне пересказана женщиной, которая живет вместе с Марго и присутствовала при ссоре Виржилио с любовницей из-за женщины, каковой, как ей показалось, является дона Эстер».
— Это проклятый край, доктор, здесь сплетничают обо всех. Никого не оставляют в покое… Но теперь я замкнул рот на замок. Больше не пророню ни слова. Я это сказал только вам.
Доктор Жессе успокоил его:
— Не волнуйтесь, Тонико. От меня Орасио ничего не узнает… Лучшее, что вы можете теперь сделать, это замолчать. Если не хотите покончить самоубийством…
Он открыл дверь, Тонико простился и ушел, в комнату вошла женщина. Доктор Жессе с трудом нашел в забитом вещами чемодане стетоскоп, чтобы выслушать больную.
В приемной беседовали пациенты. Старушка с ребенком на руках, увидев Тонико Боржеса, встала со стула и подошла к портному. Она улыбнулась:
— Как поживаете?
— Да ничего, дона Зефинья. А вы?
Она не ответила. Ей не терпелось рассказать.
— Вы уже знаете о скандале?
— О каком скандале?
— Полковник Тотоньо из Риашо Досе бросил семью и сошелся с одной распутной женщиной, потаскухой из Баии. Он уехал с ней поездом, на виду у всех…
Тонико сделал жест, выражавший досаду.
— Это старо, дона Зефинья. А я вот могу поручиться, что есть новость, которую вы не знаете…
Старушка насторожилась, вся вытянулась в нервном напряжении:
— Какая новость, сеньор Тонико?
Тонико Боржес мгновение колебался. Дона Зефинья нетерпеливо сказала:
— Да рассказывайте же скорей!..
Он оглянулся по сторонам, отвел женщину вглубь комнаты и, понизив голос, начал:
— Говорят, доктор Виржилио…
Остальное он прошептал старухе на ухо. Та только восклицала от удивления:
— Возможно ли? Кто вам это сказал, а?
Тонико Боржес предупредил ее:
— Имейте в виду, я вам ничего не говорил… Я рассказал вам только потому, что считаю вас…
— Что вы, сеньор Тонико, вы же знаете, я буду нема, как могила… Но кто же все-таки вам это сказал? И ведь подумать, на вид порядочная женщина…
Тонико Боржес исчез в дверях. Дона Зефинья вернулась к очереди, оглядела дожидавшихся пациентов. Среди них не было ни одного, заслуживающего внимания. Тогда она решила отложить до завтра впрыскивание, которое доктор должен был сделать внуку. Старуха простилась и, сказав, что уже поздно и она не может больше ждать, так как опаздывает к зубному врачу, вышла, таща за собою ребенка. Сплетня жгла ей язык, старуха была так рада, словно выиграла по лотерейному билету. И чуть не бегом бросилась к дому Авентинос, к трем старым девам, жившим близ церкви Сан-Жозе.
— Теодоро? Что же он собирается тут делать?
Тонико не мог ответить на этот вопрос.
— Знаю только, что с ним много жагунсо… А что он собирается здесь делать, понятия не имею. Но ведь надо же иметь смелость, доктор?
Другой портной прибавил?
— Вы только подумайте — приехать в Табокас, когда здесь столько людей Орасио!.. И после того, как он дал такой ответ… Как это он сказал, Тонико?
Тонико знал ответ полковника Теодоро наизусть:
— Говорят, он ответил полковнику Манеке: «Скажи Орасио, что я не объединяюсь с людьми такого сорта, как он; я не желаю иметь дело с погонщиком».
Речь шла об ответе, который Теодоро дал Манеке Дантасу, когда тот приехал пригласить его от имени Орасио присоединиться к нему для захвата леса Секейро-Гранде. Доктор Жессе удивился:
— Оказывается, вы тоже все знаете… Здесь всем перемоют косточки, никого не забудут…
Один из портных рассмеялся:
— Это же единственное развлечение здесь, доктор…
Тонико поинтересовался, нет ли какого-нибудь распоряжения Орасио на случай, если Теодоро появится в Табокасе.
— Не знаю… Ничего не знаю… — и врач, взяв свой чемодан, быстро встал. Казалось, он только сейчас вспомнил, что у него срочное дело.
Прежде чем отпустить его, Тонико Боржес выложил последнюю новость:
— Говорят, доктор Виржилио крутит с доной Эстер…
Жессе стал серьезен, он ответил уже с порога:
— Если вы хотите получить совет человека, живущего здесь уже почти два десятка лет, послушайте меня: говорите дурно обо всем, обо всех, о женах как угодно, о самом Орасио, но никогда не говорите плохо о его жене. Если он об этом узнает, я не дам ни гроша за вашу жизнь. Это мой вам дружеский совет…
И он повернулся, оставив Тонико Боржеса белого как полотно. Тонико в страхе обратился к остальным:
— Неужели он расскажет полковнику Орасио?
И хотя те решили, что доктор Жессе не сделает этого, что он порядочный человек, Тонико не успокоился, пока не посетил доктора в его кабинете и не попросил, чтобы он ничего не говорил полковнику; «эта история была мне пересказана женщиной, которая живет вместе с Марго и присутствовала при ссоре Виржилио с любовницей из-за женщины, каковой, как ей показалось, является дона Эстер».
— Это проклятый край, доктор, здесь сплетничают обо всех. Никого не оставляют в покое… Но теперь я замкнул рот на замок. Больше не пророню ни слова. Я это сказал только вам.
Доктор Жессе успокоил его:
— Не волнуйтесь, Тонико. От меня Орасио ничего не узнает… Лучшее, что вы можете теперь сделать, это замолчать. Если не хотите покончить самоубийством…
Он открыл дверь, Тонико простился и ушел, в комнату вошла женщина. Доктор Жессе с трудом нашел в забитом вещами чемодане стетоскоп, чтобы выслушать больную.
В приемной беседовали пациенты. Старушка с ребенком на руках, увидев Тонико Боржеса, встала со стула и подошла к портному. Она улыбнулась:
— Как поживаете?
— Да ничего, дона Зефинья. А вы?
Она не ответила. Ей не терпелось рассказать.
— Вы уже знаете о скандале?
— О каком скандале?
— Полковник Тотоньо из Риашо Досе бросил семью и сошелся с одной распутной женщиной, потаскухой из Баии. Он уехал с ней поездом, на виду у всех…
Тонико сделал жест, выражавший досаду.
— Это старо, дона Зефинья. А я вот могу поручиться, что есть новость, которую вы не знаете…
Старушка насторожилась, вся вытянулась в нервном напряжении:
— Какая новость, сеньор Тонико?
Тонико Боржес мгновение колебался. Дона Зефинья нетерпеливо сказала:
— Да рассказывайте же скорей!..
Он оглянулся по сторонам, отвел женщину вглубь комнаты и, понизив голос, начал:
— Говорят, доктор Виржилио…
Остальное он прошептал старухе на ухо. Та только восклицала от удивления:
— Возможно ли? Кто вам это сказал, а?
Тонико Боржес предупредил ее:
— Имейте в виду, я вам ничего не говорил… Я рассказал вам только потому, что считаю вас…
— Что вы, сеньор Тонико, вы же знаете, я буду нема, как могила… Но кто же все-таки вам это сказал? И ведь подумать, на вид порядочная женщина…
Тонико Боржес исчез в дверях. Дона Зефинья вернулась к очереди, оглядела дожидавшихся пациентов. Среди них не было ни одного, заслуживающего внимания. Тогда она решила отложить до завтра впрыскивание, которое доктор должен был сделать внуку. Старуха простилась и, сказав, что уже поздно и она не может больше ждать, так как опаздывает к зубному врачу, вышла, таща за собою ребенка. Сплетня жгла ей язык, старуха была так рада, словно выиграла по лотерейному билету. И чуть не бегом бросилась к дому Авентинос, к трем старым девам, жившим близ церкви Сан-Жозе.
7
Доктор Жессе осматривал больного, машинально постукивая по груди и по спине, потом велел сосчитать до тридцати трех. Мысли его были далеко, он думал совсем о другом. В этот день у него было полно народа. Да так, собственно, и всегда… Как будто нарочно, когда доктор куда-нибудь торопился, его приемная заполнялась людьми, которые, как правило, ничем не были больны и приходили лишь отнимать у него время. Он велел человеку одеваться, нацарапал рецепт.
— Закажите в аптеке Сан-Жозе… Там вам сделают дешевле…
Это была неправда; дело в том, что аптека Сан-Жозе принадлежала одному из его политических соратников, тогда как аптека Весна — одному из избирателей Бадаро.
— Что-нибудь серьезное, доктор?
— Ничего. Просто схватили насморк от этих лесных дождей. Принимайте лекарство и поправитесь. Придете ко мне через две недели…
— Я не могу, доктор. Разве вы не знаете, как трудно выбраться с плантации, чтобы прийти сюда? Я ведь работаю очень далеко…
Доктору хотелось поскорее закончить разговор:
— Ну ладно, приходите, когда сможете… У вас нет ничего серьезного.
Человек расплатился; врач проводил его до двери и просил войти следующему пациенту; вошел старый работник, босой, в холщовой рубашке, — он пришел за лекарством для жены, ее измучила «лихорадка, которая то появляется, то проходит; каждый месяц валит ее, бедную, с ног». Пока человек рассказывал свою длинную историю, доктор Жессе размышлял о том, что он услышал в портняжной мастерской. Неприятные новости; во-первых, о предстоящем прибытии Теодоро в Табокас. Что он, чорт возьми, собирается тут делать? Он ведь должен понимать, что ему в Табокасе не место. Но Теодоро — отчаянный человек, любитель устраивать дебоши. Если он приезжает в Табокас — значит, жди наверняка беспорядков. Доктор Жессе решил предупредить об этом Орасио, который находился сейчас в Ильеусе. Хуже всего, что поезд уже ушел и записку можно будет отправить только завтра. Во всяком случае, с Виржилио он поговорит сегодня же. И тут он вспомнил о второй новости: в поселке сплетничают насчет того, что Виржилио завел шашни с кумой Эстер (она и Орасио были посажеными родителями одного из сыновей доктора Жессе, которых у него было девять, целая лесенка, они рождались каждый год).
Теперь, размышляя об этом, Жессе припоминал кое-что. Как-то Эстер провела в Табокасе четыре дня в ожидании, пока Орасио закончит дела и сможет сопровождать ее в Ильеус. В течение этих четырех дней Виржилио часто бывал в доме врача, где остановился полковник с женой. Он проводил много времени в гостиной, беседуя с Эстер, и оба они весело смеялись. Он сам, Жессе, слышал, как слуги сплетничали по их адресу. Но хуже всего было то, что произошло в доме торговца Резенде на празднестве по случаю дня рождения его жены. На стол были поданы сладости; потом начались танцы под рояль, играли несколько девушек. Надо сказать, что в Табокасе не принято, чтобы замужние женщины танцевали. Даже в Ильеусе если какая-нибудь эмансипированная особа и отваживалась танцевать, то только со своим мужем. Поэтому, когда Эстер вышла танцевать с Виржилио, это было настоящим скандалом. Доктор Жессе припомнил, что Виржилио спросил у Орасио позволения пригласить Эстер на танец, и полковник, гордый тем, что его жена блистает на вечере, разрешил. Но люди не знали об этом, и пошли всякие сплетни. Да, неприятная новость, может быть, даже более неприятная, чем приезд Теодоро. Доктор почесал голову. Эх! Если Орасио узнает про эти сплетни… Дело будет дрянь… Пациент, кончивший уже рассказывать про недуги своей жены и молча ожидавший, что скажет врач, спросил наконец:
— Вы не считаете, доктор, что это малярия?
Жессе с ужасом взглянул на пациента. Он совершенно о нем забыл. Пришлось попросить человека повторить некоторые подробности, и тогда он подтвердил:
— Да, это малярия.
Прописал хинин, порекомендовал обратиться в аптеку Сан-Жозе, но мысли его были уже снова заняты событиями, развертывавшимися в Табокасе. Сплетники — а кто не был сплетником в Табокасе? — занялись Эстер. Плохо дело. Для этих людей не было замужней женщины, которая оставалась бы честной. И для Табокаса не было ничего занятнее скандала или любовной трагедии. А тут еще известие о предполагаемом приезде Теодоро. Что он, чорт возьми, собирается здесь делать?
Доктор Жессе надел пиджак и вышел. Он посетил двух или трех больных, и везде только и говорили, что о предстоящих стычках из-за леса Секейро-Гранде. Все жаждали узнать у врача новости — ведь он близок к Орасио, он должен быть в курсе всех событий. Потом Жессе отправился к себе в школу. Он руководил ею еще со времен старого правительства, когда его партия находилась у власти. Ни разу он не был смещен, это было бы слишком большим скандалом, — разве он не добился постройки нового здания школы, разве он не пользовался большой поддержкой педагогов? Он пересек школьный двор, прошел через залу. Сейчас Жессе забыл и про Эстер, и про Теодоро, и про лес Секейро-Гранде. Мысли его были заняты праздником, подготовляемым школой в связи с Днем дерева, который должен был вскоре отмечаться. По двору бегали мальчишки, они так и вертелись под коротенькими ножками врача. Он поймал двух-трех, велел им найти помощницу директора и учительницу португальского языка. Затем прошел через одну из классных комнат — мальчики встали при его появлении. Он знаком велел им сесть, прошел в другую залу. Помощница директора и несколько учительниц уже ждали его.
Он уселся, положил шляпу и чемоданчик на стол. Вынул платок, вытер пот, струившийся по его полному лицу.
— Программа праздника уже составлена… — сообщила помощница директора.
— Отлично, посмотрим…
— Сначала состоится заседание. Речь…
— Доктор Виржилио не сможет выступить: он завтра уезжает в Ильеус по делу полковника Орасио… Пусть говорит Эстанислау…
Эстанислау был частным учителем, присяжным оратором на каждом празднике, устраивавшемся в Феррадасе. В каждой речи, по поводу любого события он применял одни и те же выражения и одни и те же образы. В Феррадасе немало людей знали «речь Эстанислау» наизусть.
— Какая жалость!.. — воскликнула худенькая учительница, поклонница Виржилио. — Доктор говорит так хорошо, и сам он такой красивый…
Все рассмеялись. Жессе все еще вытирал пот.
— Что же я могу поделать?
Помощница директора продолжала:
— Так вот: сначала состоится торжественное заседание в школе. Речь скажет учитель Эстанислау (она заменила имя на бумажке, которую читала). Потом ученики будут декламировать. Затем все споют хором «Гимн дереву». И наконец — церемония выпуска учеников, все отправляются на площадь. Там намечено: посадка дерева какао, речь доктора Жессе Фрейтаса и чтение стихов учительницы Ирен.
— Очень хорошо, прекрасно, — говорил врач, потирая руки.
Он открыл чемодан, вытащил из него несколько листов бумаги, разрезанных вдоль. Это была его речь. Жессе начал читать ее учительницам. Понемногу он воодушевился, даже встал; теперь он читал громко и с важностью, сильно жестикулируя. Детвора собралась на пороге зала и ужасно шумела, несмотря на неоднократные предупреждения помощницы директора. Но для доктора Жессе это не имело значения. Он был опьянен своей речью и читал ее с пафосом:
— Дерево — подарок бога людям. Дерево — наш друг. Оно дает прохладную тень, вкусные плоды, древесину, столь необходимую для производства мебели и других предметов комфорта. Из его стволов строились каравеллы, которые открыли нашу дорогую Бразилию. Дети должны любить и беречь деревья.
— Очень хорошо… Очень хорошо… — восхищалась помощница директора.
Учительницы поддержали ее:
— Прекрасно…
— Речь будет иметь успех…
Жессе обливался потом. Он провел платком по лицу, прикрикнул на все еще стоявших в дверях мальчишек; они бросились врассыпную. Затем снова сел.
— Неплохо, а? И вы знаете, я написал ее в один присест, вчера вечером. Последние дни мне было некогда, так как ко мне приехали гости и их нужно было развлекать..
— Говорят, дона Эстер в этом не нуждалась, — сказала одна учительница. — Доктор Виржилио и так развлекал ее целыми днями…
— Ну, чего только здесь не наговорят… — возразила худая учительница. — Ужасно отсталый край… — Она приехала из Баии и никак не могла свыкнуться с нравами Табокаса.
Другая учительница, уроженка этих мест, почувствовала себя оскорбленной.
— Может быть, и отсталый для того, кто хочет называть бесстыдство прогрессом. Если торчать у ворот с молодыми людьми до позднего вечера — это прогресс, тогда Табокас, благодарение богу, и впрямь отстал от цивилизации.
Это был намек на флирт учительницы с одним молодым человеком, служащим экспортной фирмы, тоже приехавшим сюда из Баии; скандальный флирт, о котором сплетничал весь Табокас.
Худенькая учительница возмутилась:
— Это вы что, на меня намекаете? Так знайте, никому нет дела, с кем я провожу время. И я никому не позволю говорить дерзости по моему адресу. Я живу своей жизнью и незачем в нее вмешиваться. Разговариваю до того часа, до какого мне заблагорассудится… Я предпочитаю это, чем оставаться, подобно вам, старой девой.
Вмешался доктор Жессе:
— Успокойтесь, успокойтесь… Кое о чем говорят справедливо, но многое раздувают без всяких оснований. Если молодой человек посещает замужнюю женщину и дает ей читать книги, разве это повод, чтобы устраивать скандал? Это действительно признак отсталости…
Все согласились с доктором. Да к тому же сплетни, по словам помощницы директора, дальше этого и не шли. Все только замечали, что адвокат настойчиво стремился проводить целый день в доме врача, разговаривая в гостиной с доной Эстер. Учительница, возмутившаяся, когда заговорили об отсталости Табокаса, добавила, что «этот доктор Виржилио проявляет неуважение к порядочным, семейным людям Табокаса. Он поселил свою любовницу — женщину легкого поведения — на улице, где живут семейные люди, и получается скандал всякий раз, когда они, прощаясь, целуются у дверей на улице, — все ведь это видят». Учительницы захихикали, они были весьма возбуждены. Доктор Жессе попросил рассказать об этом поподробнее. Учительница-моралистка, которая жила поблизости от Марго, стала возмущаться:
— Это безнравственно. Невольно впадаешь в грех. Я говорила об этом падре Томе. Грешишь глазами и ушами, потому что эта женщина выходит на порог в наполовину расстегнутом халате, почти голая, и вешается на шею доктору Виржилио. Они без всякого стыда целуются и говорят друг другу бог знает что.
— А что они говорят? — поинтересовалась худенькая учительница, уроженка Баии, нервно ерзая на месте; глаза ее напряженно сузились: — Что они говорят?
Учительница решила отомстить:
— А не признак ли отсталости рассказывать об этом?
— Да ну, бросьте, не говорите глупостей… Что же они говорят?
— «Мой песик» — говорит она, «моя кошечка» — говорит он… «Мой капризный песик», — учительница понизила голос, закрыла лицо, стыдясь доктора, — «моя прыгающая кобылка».
— Что? — произнесла помощница директора, заливаясь краской.
— Я же говорила… Это безнравственно…
— И это на семейной улице!.. — возмущенно сказала другая.
— В том-то и дело. А днем приходят даже люди с других улиц, чтобы посмотреть на эту сцену. Прямо театр… — заявила она, подводя итог всему разговору.
Доктор Жессе хлопнул себя рукой по лбу.
— Театр… Ведь сегодня репетиция, а я было запамятовал… Надо скорее поесть, иначе все задержится.
Он торопливо выбежал из школы; мальчишек там уже не было, в классных комнатах и на дворе наступила тишина. И лишь голоса учительниц, обсуждавших поведение Виржилио, доносились еще из здания школы:
— …непристойность…
Жессе наспех поел, ответил жене, интересовавшейся здоровьем Рибейриньо, их друга, надрал уши сынишке и направился к Лауро на репетицию «Любительской труппы Табокаса», которая скоро должна была показать свою премьеру. В поселке и даже в соседнем Феррадасе висели афиши с анонсом:
— Я позволяю только потому, что просите вы, доктор…
Другие наотрез отказывали:
— Эти театральные штуки не для порядочной девушки…
Но в конце концов труппа была создана, и она поставила первую пьесу — драму, написанную профессором Эстанислау, — «Падение Бастилии». Пьеса имела огромный успех. Матери артисток были страшно горды. Некоторые даже перессорились, оспаривая, чья дочь играла лучше. И Жессе начал репетировать свою новую пьесу исторического характера — о Педро II. Весь сбор с премьеры поступал на строительство церкви. Несмотря на то, что во время спектакля на сцене, к сожалению, возник инцидент между двумя артистками, пьеса имела успех, и это окончательно упрочило престиж «Любительской труппы Табокаса». Она стала гордостью поселка, и каждый раз, когда житель Табокаса отправлялся в Ильеус, он обязательно заговаривал о «Любительской труппе», чтобы задеть самолюбие ильеусцев, у которых хотя и было хорошее помещение для театра, но не было артистической труппы. Теперь мечтой доктора Жессе стало вывезти труппу на гастроли в Ильеус. Он рассчитывал на успех «Вампиров общества», пьесы, которую он сам написал. Это убедит матерей, и они разрешат своим дочерям поехать с труппой в соседний город.
Репетиции продолжались много часов. Доктор заставлял девушек и юношей повторять широкие плавные жесты, говорить дрожащим голосом, требовал неестественной декламации. Аплодировал одному, выговаривал другому, трудился до седьмого пота и был счастлив.
Только закончив репетицию, он снова вспомнил о лесе Секейро-Гранде, о Теодоро, об Эстер, о Виржилио. Схватил чемоданчик, где листы рукописи лежали вперемешку с медикаментами, и побежал к адвокату. Но тот был у Марго, и доктору Жессе пришлось отправиться туда.
Колокол на церкви пробил девять часов, улицы были пустынны. «Любители» расходились по домам, матери сопровождали дочерей. На углу улицы о чем-то сам с собой рассуждал пьяный. В баре люди спорили о политике. Полная луна освещала улицу, и свет ее был куда сильнее керосиновых фонарей.
Жессе вошел в гостиную. Виржилио был в пижаме. Из соседней комнаты послышался голос Марго, спрашивавшей, кто пришел. Жессе опустил чемоданчик на стул:
— Говорят, сюда приезжает полковник Теодоро. Надо срочно предупредить Орасио. Никто не знает, что ему здесь нужно…
— Видимо, собирается устроить уличную драку…
— Есть дело посерьезнее.
— А что такое?
— Говорят, Жука Бадаро вызвал агронома, чтобы произвести обмер леса Секейро-Гранде и оформить бумаги на право владения…
Виржилио самодовольно засмеялся:
— Вы забыли, что имеете дело с адвокатом, доктор. Лес уже зарегистрирован и обмерен. Все, что необходимо, оформлено в нотариальной конторе Венансио. Отныне лес Секейро-Гранде — собственность полковника Орасио, Браза, Манеки Дантаса, вдовы Меренда, Фирмо, Жарде и — он повысил голос — доктора Жессе Фрейтаса… Вам, сеньор, надо будет завтра сходить к нотариусу поставить свою подпись…
Когда Виржилио объяснил, как он устроил кашише, лицо врача расплылось в улыбке:
— Поздравляю, доктор… Мастерски сделано, ничего не скажешь…
Виржилио скромно улыбнулся:
— Два конто — и нотариус был убежден. Остальное было нетрудно. Посмотрим, что теперь будут делать наши противники. Они опоздали…
Жессе на мгновение замолчал. Да, это был полновесный удар. Орасио опередил Бадаро, теперь он законный хозяин леса. Он и его друзья, среди которых доктор Жессе. Он потер свои полные руки.
— Чистая работа… Никто из здешних адвокатов не может сравниться с вами… Ну, я пошел, оставляю вас, — он указал на комнату, где ожидала Марго, — одних… Сейчас не время для разговоров… Спокойной ночи, доктор.
Идя сюда, доктор Жессе собирался предупредить Виржилио о сплетнях, которые распространяются насчет него и Эстер. Он думал даже посоветовать ему сократить свои посещения дома Орасио в Ильеусе, потому что в городе тоже есть злые языки. Но он ничего не сказал — побоялся обидеть адвоката, оскорбить его. А именно сегодня Жессе ни за что на свете не хотел бы оскорбить Виржилио, который нанес Бадаро такой удар.
Виржилио проводил доктора до двери. Жессе направился вниз по улице; по дороге он не встретил никого, кому можно было бы сообщить новость, никого достойного доверия. Юридически Бадаро проиграли. Что они теперь могут сделать? Он дошел до бара. Заглянул с порога. Один из завсегдатаев спросил:
— Кого-нибудь ищете, доктор?
И здесь тоже не было никого, кому можно было бы рассказать такую важную новость. Он ответил вопросом:
— Не знаете, где Тонико Боржес?
— Отправился спать, — ответил кто-то. — Я недавно встретил его, он шел в публичный дом…
Жессе с досады махнул рукой. Придется хранить такую потрясающую новость до завтра. Он пошел дальше своей подпрыгивающей, семенящей походкой толстяка. Но не дойдя до дому, остановился, чтобы узнать, кому принадлежит какао, привезенное на пятнадцати ослах, которые вступали в поселок под звон бубенцов и крики погонщика, будившие жителей:
— Но-но, проклятый осел! А ну, марш, Канивете!
— Закажите в аптеке Сан-Жозе… Там вам сделают дешевле…
Это была неправда; дело в том, что аптека Сан-Жозе принадлежала одному из его политических соратников, тогда как аптека Весна — одному из избирателей Бадаро.
— Что-нибудь серьезное, доктор?
— Ничего. Просто схватили насморк от этих лесных дождей. Принимайте лекарство и поправитесь. Придете ко мне через две недели…
— Я не могу, доктор. Разве вы не знаете, как трудно выбраться с плантации, чтобы прийти сюда? Я ведь работаю очень далеко…
Доктору хотелось поскорее закончить разговор:
— Ну ладно, приходите, когда сможете… У вас нет ничего серьезного.
Человек расплатился; врач проводил его до двери и просил войти следующему пациенту; вошел старый работник, босой, в холщовой рубашке, — он пришел за лекарством для жены, ее измучила «лихорадка, которая то появляется, то проходит; каждый месяц валит ее, бедную, с ног». Пока человек рассказывал свою длинную историю, доктор Жессе размышлял о том, что он услышал в портняжной мастерской. Неприятные новости; во-первых, о предстоящем прибытии Теодоро в Табокас. Что он, чорт возьми, собирается тут делать? Он ведь должен понимать, что ему в Табокасе не место. Но Теодоро — отчаянный человек, любитель устраивать дебоши. Если он приезжает в Табокас — значит, жди наверняка беспорядков. Доктор Жессе решил предупредить об этом Орасио, который находился сейчас в Ильеусе. Хуже всего, что поезд уже ушел и записку можно будет отправить только завтра. Во всяком случае, с Виржилио он поговорит сегодня же. И тут он вспомнил о второй новости: в поселке сплетничают насчет того, что Виржилио завел шашни с кумой Эстер (она и Орасио были посажеными родителями одного из сыновей доктора Жессе, которых у него было девять, целая лесенка, они рождались каждый год).
Теперь, размышляя об этом, Жессе припоминал кое-что. Как-то Эстер провела в Табокасе четыре дня в ожидании, пока Орасио закончит дела и сможет сопровождать ее в Ильеус. В течение этих четырех дней Виржилио часто бывал в доме врача, где остановился полковник с женой. Он проводил много времени в гостиной, беседуя с Эстер, и оба они весело смеялись. Он сам, Жессе, слышал, как слуги сплетничали по их адресу. Но хуже всего было то, что произошло в доме торговца Резенде на празднестве по случаю дня рождения его жены. На стол были поданы сладости; потом начались танцы под рояль, играли несколько девушек. Надо сказать, что в Табокасе не принято, чтобы замужние женщины танцевали. Даже в Ильеусе если какая-нибудь эмансипированная особа и отваживалась танцевать, то только со своим мужем. Поэтому, когда Эстер вышла танцевать с Виржилио, это было настоящим скандалом. Доктор Жессе припомнил, что Виржилио спросил у Орасио позволения пригласить Эстер на танец, и полковник, гордый тем, что его жена блистает на вечере, разрешил. Но люди не знали об этом, и пошли всякие сплетни. Да, неприятная новость, может быть, даже более неприятная, чем приезд Теодоро. Доктор почесал голову. Эх! Если Орасио узнает про эти сплетни… Дело будет дрянь… Пациент, кончивший уже рассказывать про недуги своей жены и молча ожидавший, что скажет врач, спросил наконец:
— Вы не считаете, доктор, что это малярия?
Жессе с ужасом взглянул на пациента. Он совершенно о нем забыл. Пришлось попросить человека повторить некоторые подробности, и тогда он подтвердил:
— Да, это малярия.
Прописал хинин, порекомендовал обратиться в аптеку Сан-Жозе, но мысли его были уже снова заняты событиями, развертывавшимися в Табокасе. Сплетники — а кто не был сплетником в Табокасе? — занялись Эстер. Плохо дело. Для этих людей не было замужней женщины, которая оставалась бы честной. И для Табокаса не было ничего занятнее скандала или любовной трагедии. А тут еще известие о предполагаемом приезде Теодоро. Что он, чорт возьми, собирается здесь делать?
Доктор Жессе надел пиджак и вышел. Он посетил двух или трех больных, и везде только и говорили, что о предстоящих стычках из-за леса Секейро-Гранде. Все жаждали узнать у врача новости — ведь он близок к Орасио, он должен быть в курсе всех событий. Потом Жессе отправился к себе в школу. Он руководил ею еще со времен старого правительства, когда его партия находилась у власти. Ни разу он не был смещен, это было бы слишком большим скандалом, — разве он не добился постройки нового здания школы, разве он не пользовался большой поддержкой педагогов? Он пересек школьный двор, прошел через залу. Сейчас Жессе забыл и про Эстер, и про Теодоро, и про лес Секейро-Гранде. Мысли его были заняты праздником, подготовляемым школой в связи с Днем дерева, который должен был вскоре отмечаться. По двору бегали мальчишки, они так и вертелись под коротенькими ножками врача. Он поймал двух-трех, велел им найти помощницу директора и учительницу португальского языка. Затем прошел через одну из классных комнат — мальчики встали при его появлении. Он знаком велел им сесть, прошел в другую залу. Помощница директора и несколько учительниц уже ждали его.
Он уселся, положил шляпу и чемоданчик на стол. Вынул платок, вытер пот, струившийся по его полному лицу.
— Программа праздника уже составлена… — сообщила помощница директора.
— Отлично, посмотрим…
— Сначала состоится заседание. Речь…
— Доктор Виржилио не сможет выступить: он завтра уезжает в Ильеус по делу полковника Орасио… Пусть говорит Эстанислау…
Эстанислау был частным учителем, присяжным оратором на каждом празднике, устраивавшемся в Феррадасе. В каждой речи, по поводу любого события он применял одни и те же выражения и одни и те же образы. В Феррадасе немало людей знали «речь Эстанислау» наизусть.
— Какая жалость!.. — воскликнула худенькая учительница, поклонница Виржилио. — Доктор говорит так хорошо, и сам он такой красивый…
Все рассмеялись. Жессе все еще вытирал пот.
— Что же я могу поделать?
Помощница директора продолжала:
— Так вот: сначала состоится торжественное заседание в школе. Речь скажет учитель Эстанислау (она заменила имя на бумажке, которую читала). Потом ученики будут декламировать. Затем все споют хором «Гимн дереву». И наконец — церемония выпуска учеников, все отправляются на площадь. Там намечено: посадка дерева какао, речь доктора Жессе Фрейтаса и чтение стихов учительницы Ирен.
— Очень хорошо, прекрасно, — говорил врач, потирая руки.
Он открыл чемодан, вытащил из него несколько листов бумаги, разрезанных вдоль. Это была его речь. Жессе начал читать ее учительницам. Понемногу он воодушевился, даже встал; теперь он читал громко и с важностью, сильно жестикулируя. Детвора собралась на пороге зала и ужасно шумела, несмотря на неоднократные предупреждения помощницы директора. Но для доктора Жессе это не имело значения. Он был опьянен своей речью и читал ее с пафосом:
— Дерево — подарок бога людям. Дерево — наш друг. Оно дает прохладную тень, вкусные плоды, древесину, столь необходимую для производства мебели и других предметов комфорта. Из его стволов строились каравеллы, которые открыли нашу дорогую Бразилию. Дети должны любить и беречь деревья.
— Очень хорошо… Очень хорошо… — восхищалась помощница директора.
Учительницы поддержали ее:
— Прекрасно…
— Речь будет иметь успех…
Жессе обливался потом. Он провел платком по лицу, прикрикнул на все еще стоявших в дверях мальчишек; они бросились врассыпную. Затем снова сел.
— Неплохо, а? И вы знаете, я написал ее в один присест, вчера вечером. Последние дни мне было некогда, так как ко мне приехали гости и их нужно было развлекать..
— Говорят, дона Эстер в этом не нуждалась, — сказала одна учительница. — Доктор Виржилио и так развлекал ее целыми днями…
— Ну, чего только здесь не наговорят… — возразила худая учительница. — Ужасно отсталый край… — Она приехала из Баии и никак не могла свыкнуться с нравами Табокаса.
Другая учительница, уроженка этих мест, почувствовала себя оскорбленной.
— Может быть, и отсталый для того, кто хочет называть бесстыдство прогрессом. Если торчать у ворот с молодыми людьми до позднего вечера — это прогресс, тогда Табокас, благодарение богу, и впрямь отстал от цивилизации.
Это был намек на флирт учительницы с одним молодым человеком, служащим экспортной фирмы, тоже приехавшим сюда из Баии; скандальный флирт, о котором сплетничал весь Табокас.
Худенькая учительница возмутилась:
— Это вы что, на меня намекаете? Так знайте, никому нет дела, с кем я провожу время. И я никому не позволю говорить дерзости по моему адресу. Я живу своей жизнью и незачем в нее вмешиваться. Разговариваю до того часа, до какого мне заблагорассудится… Я предпочитаю это, чем оставаться, подобно вам, старой девой.
Вмешался доктор Жессе:
— Успокойтесь, успокойтесь… Кое о чем говорят справедливо, но многое раздувают без всяких оснований. Если молодой человек посещает замужнюю женщину и дает ей читать книги, разве это повод, чтобы устраивать скандал? Это действительно признак отсталости…
Все согласились с доктором. Да к тому же сплетни, по словам помощницы директора, дальше этого и не шли. Все только замечали, что адвокат настойчиво стремился проводить целый день в доме врача, разговаривая в гостиной с доной Эстер. Учительница, возмутившаяся, когда заговорили об отсталости Табокаса, добавила, что «этот доктор Виржилио проявляет неуважение к порядочным, семейным людям Табокаса. Он поселил свою любовницу — женщину легкого поведения — на улице, где живут семейные люди, и получается скандал всякий раз, когда они, прощаясь, целуются у дверей на улице, — все ведь это видят». Учительницы захихикали, они были весьма возбуждены. Доктор Жессе попросил рассказать об этом поподробнее. Учительница-моралистка, которая жила поблизости от Марго, стала возмущаться:
— Это безнравственно. Невольно впадаешь в грех. Я говорила об этом падре Томе. Грешишь глазами и ушами, потому что эта женщина выходит на порог в наполовину расстегнутом халате, почти голая, и вешается на шею доктору Виржилио. Они без всякого стыда целуются и говорят друг другу бог знает что.
— А что они говорят? — поинтересовалась худенькая учительница, уроженка Баии, нервно ерзая на месте; глаза ее напряженно сузились: — Что они говорят?
Учительница решила отомстить:
— А не признак ли отсталости рассказывать об этом?
— Да ну, бросьте, не говорите глупостей… Что же они говорят?
— «Мой песик» — говорит она, «моя кошечка» — говорит он… «Мой капризный песик», — учительница понизила голос, закрыла лицо, стыдясь доктора, — «моя прыгающая кобылка».
— Что? — произнесла помощница директора, заливаясь краской.
— Я же говорила… Это безнравственно…
— И это на семейной улице!.. — возмущенно сказала другая.
— В том-то и дело. А днем приходят даже люди с других улиц, чтобы посмотреть на эту сцену. Прямо театр… — заявила она, подводя итог всему разговору.
Доктор Жессе хлопнул себя рукой по лбу.
— Театр… Ведь сегодня репетиция, а я было запамятовал… Надо скорее поесть, иначе все задержится.
Он торопливо выбежал из школы; мальчишек там уже не было, в классных комнатах и на дворе наступила тишина. И лишь голоса учительниц, обсуждавших поведение Виржилио, доносились еще из здания школы:
— …непристойность…
Жессе наспех поел, ответил жене, интересовавшейся здоровьем Рибейриньо, их друга, надрал уши сынишке и направился к Лауро на репетицию «Любительской труппы Табокаса», которая скоро должна была показать свою премьеру. В поселке и даже в соседнем Феррадасе висели афиши с анонсом:
СУББОТА 10 ИЮНЯУ Жессе была политика, была семья, была больница, были плантации и доходные дома, была школа; все это доставляло ему немало забот, но настоящей большой страстью доктора Жессе Фрейтаса была «Любительская труппа Табокаса». Много лет вынашивал он идею ее создания. И неизменно возникали какие-нибудь затруднения. Прежде всего пришлось выдержать ожесточенную борьбу с местными девицами, чтобы заставить их принимать участие в театральных представлениях. И ему удалось это лишь после того, как в Табокас прибыла дочь одного богатого торговца, получившая образование в Рио. Она уговорила нескольких подруг «перестать ломаться» и вступить в любительскую труппу. Но теперь доктор Жессе должен был получить разрешение родителей, а получить его было нелегко. Когда он наконец добивался разрешения, ему приходилось выслушивать заключительное слово мамаш:
ТЕАТР САН-ЖОЗЕ
ПОСТАВИТ ИНТЕРЕСНУЮ ПЬЕСУ
В 4-Х АКТАХ
ПОД НАЗВАНИЕМ
В А М П И Р Ы О Б Щ Е С Т В А
ЖДИТЕ ПРОГРАММ!
ЛЮБИТЕЛЬСКАЯ ТРУППА ТАБОКАСА
УСПЕХ! УСПЕХ! УСПЕХ!
— Я позволяю только потому, что просите вы, доктор…
Другие наотрез отказывали:
— Эти театральные штуки не для порядочной девушки…
Но в конце концов труппа была создана, и она поставила первую пьесу — драму, написанную профессором Эстанислау, — «Падение Бастилии». Пьеса имела огромный успех. Матери артисток были страшно горды. Некоторые даже перессорились, оспаривая, чья дочь играла лучше. И Жессе начал репетировать свою новую пьесу исторического характера — о Педро II. Весь сбор с премьеры поступал на строительство церкви. Несмотря на то, что во время спектакля на сцене, к сожалению, возник инцидент между двумя артистками, пьеса имела успех, и это окончательно упрочило престиж «Любительской труппы Табокаса». Она стала гордостью поселка, и каждый раз, когда житель Табокаса отправлялся в Ильеус, он обязательно заговаривал о «Любительской труппе», чтобы задеть самолюбие ильеусцев, у которых хотя и было хорошее помещение для театра, но не было артистической труппы. Теперь мечтой доктора Жессе стало вывезти труппу на гастроли в Ильеус. Он рассчитывал на успех «Вампиров общества», пьесы, которую он сам написал. Это убедит матерей, и они разрешат своим дочерям поехать с труппой в соседний город.
Репетиции продолжались много часов. Доктор заставлял девушек и юношей повторять широкие плавные жесты, говорить дрожащим голосом, требовал неестественной декламации. Аплодировал одному, выговаривал другому, трудился до седьмого пота и был счастлив.
Только закончив репетицию, он снова вспомнил о лесе Секейро-Гранде, о Теодоро, об Эстер, о Виржилио. Схватил чемоданчик, где листы рукописи лежали вперемешку с медикаментами, и побежал к адвокату. Но тот был у Марго, и доктору Жессе пришлось отправиться туда.
Колокол на церкви пробил девять часов, улицы были пустынны. «Любители» расходились по домам, матери сопровождали дочерей. На углу улицы о чем-то сам с собой рассуждал пьяный. В баре люди спорили о политике. Полная луна освещала улицу, и свет ее был куда сильнее керосиновых фонарей.
Жессе вошел в гостиную. Виржилио был в пижаме. Из соседней комнаты послышался голос Марго, спрашивавшей, кто пришел. Жессе опустил чемоданчик на стул:
— Говорят, сюда приезжает полковник Теодоро. Надо срочно предупредить Орасио. Никто не знает, что ему здесь нужно…
— Видимо, собирается устроить уличную драку…
— Есть дело посерьезнее.
— А что такое?
— Говорят, Жука Бадаро вызвал агронома, чтобы произвести обмер леса Секейро-Гранде и оформить бумаги на право владения…
Виржилио самодовольно засмеялся:
— Вы забыли, что имеете дело с адвокатом, доктор. Лес уже зарегистрирован и обмерен. Все, что необходимо, оформлено в нотариальной конторе Венансио. Отныне лес Секейро-Гранде — собственность полковника Орасио, Браза, Манеки Дантаса, вдовы Меренда, Фирмо, Жарде и — он повысил голос — доктора Жессе Фрейтаса… Вам, сеньор, надо будет завтра сходить к нотариусу поставить свою подпись…
Когда Виржилио объяснил, как он устроил кашише, лицо врача расплылось в улыбке:
— Поздравляю, доктор… Мастерски сделано, ничего не скажешь…
Виржилио скромно улыбнулся:
— Два конто — и нотариус был убежден. Остальное было нетрудно. Посмотрим, что теперь будут делать наши противники. Они опоздали…
Жессе на мгновение замолчал. Да, это был полновесный удар. Орасио опередил Бадаро, теперь он законный хозяин леса. Он и его друзья, среди которых доктор Жессе. Он потер свои полные руки.
— Чистая работа… Никто из здешних адвокатов не может сравниться с вами… Ну, я пошел, оставляю вас, — он указал на комнату, где ожидала Марго, — одних… Сейчас не время для разговоров… Спокойной ночи, доктор.
Идя сюда, доктор Жессе собирался предупредить Виржилио о сплетнях, которые распространяются насчет него и Эстер. Он думал даже посоветовать ему сократить свои посещения дома Орасио в Ильеусе, потому что в городе тоже есть злые языки. Но он ничего не сказал — побоялся обидеть адвоката, оскорбить его. А именно сегодня Жессе ни за что на свете не хотел бы оскорбить Виржилио, который нанес Бадаро такой удар.
Виржилио проводил доктора до двери. Жессе направился вниз по улице; по дороге он не встретил никого, кому можно было бы сообщить новость, никого достойного доверия. Юридически Бадаро проиграли. Что они теперь могут сделать? Он дошел до бара. Заглянул с порога. Один из завсегдатаев спросил:
— Кого-нибудь ищете, доктор?
И здесь тоже не было никого, кому можно было бы рассказать такую важную новость. Он ответил вопросом:
— Не знаете, где Тонико Боржес?
— Отправился спать, — ответил кто-то. — Я недавно встретил его, он шел в публичный дом…
Жессе с досады махнул рукой. Придется хранить такую потрясающую новость до завтра. Он пошел дальше своей подпрыгивающей, семенящей походкой толстяка. Но не дойдя до дому, остановился, чтобы узнать, кому принадлежит какао, привезенное на пятнадцати ослах, которые вступали в поселок под звон бубенцов и крики погонщика, будившие жителей:
— Но-но, проклятый осел! А ну, марш, Канивете!
8
Человек, запыхавшись, подошел к лавке скобяных товаров.
— Сеньор Азеведо! Сеньор Азеведо!
Отозвался приказчик:
— Сеньор Азеведо там в лавке, сеньор Инасио.
Человек вошел туда. Азеведо производил подсчеты, перелистывая толстую книгу. Он обернулся:
— В чем дело, Инасио?
— Вы еще не знаете?
— Говори скорее, дружище. Дело серьезное?
Инасио перевел дыхание. Он шел очень быстро, почти бежал.
— Я только что узнал, сию минуту… Вы и представить себе не можете, прямо в обморок упадете…
Сеньор Азеведо бросил карандаш, бумагу и книгу записей товаров, отпускаемых в кредит, и с нетерпением ждал.
— Это самый большой кашише, о котором я когда-либо слышал… Доктор Виржилио подмазал Венансио, и тот зарегистрировал в своей нотариальной конторе документ на владение лесом Секейро-Гранде на имя полковника Орасио и еще пяти или шести лиц — Браза, доктора Жессе, полковника Манеки и кого-то еще.
Азеведо поднялся со стула:
— А обмер? Кто проводил обмер? Эта регистрация недействительна…
— Все законно, сеньор Азеведо. Все совершенно законно, до последней запятой. Адвокат — ловкий парень. Он проделал все как полагается. Обмер уже был сделан раньше, имелся старый план, который был заказан много лет назад покойным Мундиньо де Алмейда, когда он начинал разводить плантации в этих краях. План в свое время так и не был зарегистрирован, потому что полковник Мундиньо протянул ноги. Но документ остался у Венансио…
— Я не знал этого…
— А вы разве не помните, что полковник Мундиньо посылал даже за агрономом в Баию, чтобы сделать обмер леса?.. И приехал какой-то бородач, пьяница, каких мало.
— Да, да, теперь вспоминаю.
— Так вот, доктор Виржилио раскопал план, а остальное было просто проделать — стерли старые имена и зарегистрировали этот документ в нотариальной конторе. Говорят, Венансио получил за работу десять конто.
Сеньор Азеведо сумел оценить важность сообщения.
— Инасио, большое спасибо, вы мне сделали такое одолжение, я не забуду об этом. Вы настоящий друг. Я сейчас же сообщу Синьо Бадаро. А он, как вы знаете, в долгу не остается.
Инасио улыбнулся:
— Скажите полковнику Синьо, что я целиком в его распоряжении… Для меня нет другого хозяина в крае. Как только я узнал о случившемся, сразу поспешил прямо к вам.
Он простился, Азеведо стоял еще минуту в раздумье. Потом взял ручку и, облокотившись на стол, написал своим неразборчивым почерком письмо Синьо Бадаро. Затем послал служащего за одним человеком. Тот явился через несколько минут. Это был темный мулат; он пришел босой, но со шпорами, из-под рваного пиджака торчал револьвер.
— Сеньор Азеведо! Сеньор Азеведо!
Отозвался приказчик:
— Сеньор Азеведо там в лавке, сеньор Инасио.
Человек вошел туда. Азеведо производил подсчеты, перелистывая толстую книгу. Он обернулся:
— В чем дело, Инасио?
— Вы еще не знаете?
— Говори скорее, дружище. Дело серьезное?
Инасио перевел дыхание. Он шел очень быстро, почти бежал.
— Я только что узнал, сию минуту… Вы и представить себе не можете, прямо в обморок упадете…
Сеньор Азеведо бросил карандаш, бумагу и книгу записей товаров, отпускаемых в кредит, и с нетерпением ждал.
— Это самый большой кашише, о котором я когда-либо слышал… Доктор Виржилио подмазал Венансио, и тот зарегистрировал в своей нотариальной конторе документ на владение лесом Секейро-Гранде на имя полковника Орасио и еще пяти или шести лиц — Браза, доктора Жессе, полковника Манеки и кого-то еще.
Азеведо поднялся со стула:
— А обмер? Кто проводил обмер? Эта регистрация недействительна…
— Все законно, сеньор Азеведо. Все совершенно законно, до последней запятой. Адвокат — ловкий парень. Он проделал все как полагается. Обмер уже был сделан раньше, имелся старый план, который был заказан много лет назад покойным Мундиньо де Алмейда, когда он начинал разводить плантации в этих краях. План в свое время так и не был зарегистрирован, потому что полковник Мундиньо протянул ноги. Но документ остался у Венансио…
— Я не знал этого…
— А вы разве не помните, что полковник Мундиньо посылал даже за агрономом в Баию, чтобы сделать обмер леса?.. И приехал какой-то бородач, пьяница, каких мало.
— Да, да, теперь вспоминаю.
— Так вот, доктор Виржилио раскопал план, а остальное было просто проделать — стерли старые имена и зарегистрировали этот документ в нотариальной конторе. Говорят, Венансио получил за работу десять конто.
Сеньор Азеведо сумел оценить важность сообщения.
— Инасио, большое спасибо, вы мне сделали такое одолжение, я не забуду об этом. Вы настоящий друг. Я сейчас же сообщу Синьо Бадаро. А он, как вы знаете, в долгу не остается.
Инасио улыбнулся:
— Скажите полковнику Синьо, что я целиком в его распоряжении… Для меня нет другого хозяина в крае. Как только я узнал о случившемся, сразу поспешил прямо к вам.
Он простился, Азеведо стоял еще минуту в раздумье. Потом взял ручку и, облокотившись на стол, написал своим неразборчивым почерком письмо Синьо Бадаро. Затем послал служащего за одним человеком. Тот явился через несколько минут. Это был темный мулат; он пришел босой, но со шпорами, из-под рваного пиджака торчал револьвер.