Страница:
— Это очень много… — возразил Жука Бадаро. — Через неделю возвратится доктор Роберто и сделает все за три конто…
Жоан Магальяэнс поднял брови и слегка пожал плечами; как бы желая сказать, что пусть тогда Бадаро дожидаются.
— Это очень много… — повторил Жука.
— Так вот смотрите: агроном с вас берет три конто. Но у него диплом зарегистрирован в Баие, он живет этим; к тому же вернется он сюда в лучшем случае через неделю. Я же рискую своей профессиональной репутацией, могу даже попасть под суд и потерять свой патент, а то и диплом. Кроме того, я здесь проездом, мне придется задержаться, из-за этого я опоздаю на пароход и, возможно, потеряю крупнее дело на сотни конто… Если я и остаюсь, то скорее из симпатии, а не ради денег…
— Я ценю это, капитан. Но все же это большая сумма. Десять конто — и по рукам, завтра же мы отправляемся…
Жоан Магальяэнс предложил компромисс:
— Пятнадцать конто.
— Сеньор капитан, я не сириец и не бродячий торговец. Я могу заплатить самое большее десять конто, и то только за срочность. Если желаете, можете получить деньги сегодня же, и завтра поедем…
Жоан понял, что спорить нет смысла.
— Ну ладно, раз уж оказывать услугу, так оказывать. По рукам!
— Я буду вашим должником на всю жизнь, капитан. Я и мой брат. Вы можете рассчитывать на нас… — Перед тем как распроститься, Жука спросил: — Хотите получить деньги теперь же? Давайте зайдем ко мне…
— За кого вы меня принимаете?.. Когда вам будет угодно, тогда и заплатите… Мне, во всяком случае, не к спеху…
— Тогда можем встретиться сегодня вечером…
— Вы играете в покер?
Феррейринья восторженно зааплодировал:
— Прекрасная идея… Мы составим партию…
— Договорились, — сказал Жука. — Я вам привезу в казино деньги. А затем отыграю их у вас, и таким образом съемка плана мне ничего не будет стоить…
Жоан Магальяэнс тоже пошутил:
— А может быть, я выиграю у вас еще десяток конто и получу таким путем все двадцать, которые я хотел с вас взять… Захватывайте с собой побольше, сеньор Жука Бадаро…
— У нас не хватает одного партнера… — заметил Феррейринья.
— Я приведу Теодоро, — заявил Жука.
И вот теперь они сидят в казино Ньозиньо, и играют в покер. Капитан все больше нравится Жуке Бадаро. Магальяэнс принадлежал к тому же типу людей, что и они, — разговорчивый, опытный в обращении с женщинами, любитель рассказывать пикантные анекдоты, вообще видавший виды мужчина. Игра разделилась между двумя игроками. Теодоро и Феррейринья проигрывали; особенно не везло Теодоро, Жука был в небольшом выигрыше, Жоан Магальяэнс взял уже порядочно. Ставки были настолько крупные, что Мануэл де Оливейра даже пошел в танцевальный зал позвать другого фазендейро — Астрожилдо, чтобы тот взглянул на ставки. Теперь оба наблюдали за игрой.
— Ваши сто шестьдесят и еще триста двадцать… — сказал Теодоро.
— Он уже проиграл больше двух конто, — прошептал Мануэл де Оливейра, обращаясь к Астрожилдо. — Никогда я ничего подобного не видел.
Жука Бадаро заплатил за то, чтобы взглянуть на карты Теодоро. Тот показал тройку девяток. У Жуки была тройка десяток.
— Я на голову выше, дружище…
Он собрал фишки. Ньозиньо вошел, низко кланяясь и отпуская веселые шутки. Он принес виски. Мануэл де Оливейра взял свой бокал. Он наблюдал за игрой, ему довольно было этих крох: виски, ужина, какой-нибудь фишки, проигранной в баккара или рулетку:
— Неплохое виски… — заявил он.
Капитан Жоан Магальяэнс отпил немного и прищелкнул языком.
— Лучше этого есть лишь одно, — мне его продавали в Рио; оно доставлялось из-за границы контрабандой… Просто нектар…
Теодоро потребовал тишины. Всем было известно, что он не любит проигрывать; а играл он много и в самые разные игры. Поговаривали, что он мог бы стать богачом, если бы не этот порок. Когда он выигрывал, он угощал всех, раздавал деньги женщинам, устраивал в кабаре ужины с шампанским. Но если он проигрывал, он был невозможным, ругал всех и вся.
— Когда играют в покер, не болтают, — проворчал он.
Феррейринья сдал карты. Никто не спасовал. Мануэл де Оливейра смаковал свое виски, сидя позади Жуки Бадаро. Он наслаждался вином и не обращал внимания ни игру. Позади Теодоро стоял полковник Астрожилдо — этот внимательно следил за игрой. На его лице Жоан Магальяэнс читал игру своего противника — оно морщилось, когда Астрожилдо не одобрял его действий. Теодоро попросил прикуп — две карты, Астрожилдо сделал недовольную гримасу. Тогда Жоан Магальяэнс отказался от прикупа, хотя у него была всего одна случайная пара. Теодоро бросил, карты:
— Как только хочу сблефовать, тут же наталкиваюсь на готовую игру…
Другие тоже спасовали, Жоан снял банк.
Снова появился Ньозиньо, спрашивая, не угодно ли им еще чего-нибудь. Теодоро грубо прогнал его:
— Иди, надоедай своей матери…
Он почти ни разу не пасовал и неизменно проигрывал. В тот момент, когда он сбросил два туза, чтобы попросить карту для стрита, Астрожилдо не сдержался и заметил:
— Так ты будешь без конца проигрывать… Это называется не в покер играть, а бросать деньги на ветер… Как это можно, испортить такую игру!..
Теодоро вскочил со стула и обрушился на Астрожилдо с руганью:
— А тебе-то что, сукин сын? Деньги чьи — мои или твои? Что ты лезешь не в свое дело?
Астрожилдо ответил:
— Это ты сукин сын, навозный храбрец!.. — и схватился за револьвер, намереваясь выстрелить.
Жука Бадаро и Феррейринья бросились их разнимать. Жоан Магальяэнс старался держаться спокойно, не показывать охватившего его страха. Мануэл де Оливейра продолжал сидеть на месте, с безразличным видом потягивая свое виски. Он воспользовался суматохой, чтобы отлить в свой стакан виски из бокала Феррейриньи, который был еще полон.
У Астрожилдо и Теодоро отобрали револьверы. Жука Бадаро предложил им утихомириться:
— Вы ведь друзья… Из-за такой глупости!.. Приберегите лучше пули для Орасио и его людей…
Теодоро сел на место, все еще ругая «болельщиков», мешающих игре. Они, мол, приносят ему несчастье. Астрожилдо, чуть побледневший, тоже сел, на этот раз рядом с Жоаном Магальяэнсом. Сыграли еще несколько раз. Феррейринья предложил выйти в зал немного потанцевать. Подсчитали фишки, Жоан Магальяэнс выиграл почти три конто, Жука Бадаро -конто с лишним. Перед тем как выйти, Жука предложил Теодоро и Астрожилдо помириться:
— Слушайте, бросьте вы… Ведь это все из-за покера… От него головы становятся горячими…
— Он меня оскорбил, — заявил Астрожилдо.
Теодоро подал руку, тот пожал ее. Все пошли в зал, но Теодоро, сославшись на головную боль, ушел домой. Феррейринья заметил:
— Он когда-нибудь простится с жизнью из-за ерунды… Погибнет от случайного выстрела…
Жука стал его оправдывать:
— У него, конечно, есть недостатки, но в общем он хороший человек…
В зале было оживленно. Старый негр барабанил на рояле, еще более древнем, чем он сам, музыкант с белокурой шевелюрой старательно пиликал на скрипке.
— Неважненький оркестр… — заметил Феррейринья.
— Просто дрянь… — уточнил Мануэл де Оливейра.
Пары, тесно прижавшись друг к другу, танцевали вальс. За столиками сидели женщины самых различных возрастов. Пили больше пиво, на некоторых столах стояли, впрочем, бокалы с виски и джином. Ньозиньо подошел обслужить их — Жука Бадаро с отвращением относился к двум официантам этого ресторана, занимавшимся мужеложством, ему всегда подавал сам хозяин. А так как Жука Бадаро обычно умел погулять, Ньозиньо обслуживал его с большим почтением, то и дело отвешивая поклоны. Феррейринья пошел танцевать с очень молоденькой девушкой, ей, видимо, было не больше пятнадцати лет. Она лишь недавно стала заниматься проституцией, а Феррейринья увлекался такими «зелененькими и нежными девочками», как он успел заметить Жоану Магальяэнсу. К Мануэлу де Оливейра подсела женщина не первой молодости:
— Заплатишь за бокал для меня, Ману? — спросила она, показывая на виски.
Мануэл де Оливейра глазами посоветовался с Жукой Бадаро. И так как тот согласился, он позвал Ньозиньо и авторитетно распорядился:
— Налей-ка быстро виски этой даме…
Оркестр смолк, Феррейринья начал рассказывать происшедший с ним как-то случай:
— Здесь нам приходится быть кем угодно, капитан. Вот вы, военный инженер, будете исполнять обязанности землемера… А мне, землевладельцу и невежде, довелось однажды быть врачом-хирургом…
— Хирургом?
— Да, так получилось. Работник моей фазенды проглотил кость, которая прошла в желудок; ему грозила смерть. Он не мог отправлять своих естественных нужд; везти его в город было уже поздно. И я сам оперировал его, потому что другого выхода не было…
— Как же вы это сделали?
— Достал длинную толстую проволоку, промыл ее спиртом, согнул конец крючком, перевернул человека задницей кверху и засунул несчастному эту проволоку в задний проход. Пришлось потрудиться, вышло порядочно крови, но вместе с ней вышла и кость; этот человек жив и поныне…
— Просто поразительно!
— Ох уж этот Феррейринья!..
— Хуже всего было то, что я приобрел такую славу — мне потом не давали покоя. Люди издалека приезжали ко мне лечиться… Начни я заниматься врачебной практикой, я бы разорил немало хороших врачей.
Он расхохотался, вместе с ним засмеялись и остальные. Жука Бадаро сказал:
— Нам действительно приходится быть кем угодно. Здесь есть простые крестьяне, которые могут поучить адвоката…
— Земля будущего… — похвалил Жоан Магальяэнс.
Мануэл де Оливейра сговаривался со старой проституткой о свидании, Жука Бадаро, не отрывая глаз, смотрел на Марго, сидевшую с Виржилио за соседним столиком. Астрожилдо проследил за его взглядом; ему показалось, что Бадаро смотрит на адвоката:
— Это тот самый доктор Виржилио, который сделал кашише с Секейро-Гранде…
— Это мне уже известно, — ответил Жука. — Я знаю его.
Жоан Магальяэнс тоже взглянул и кивнул Марго. Жука Бадаро заинтересовался:
— Вы с ней знакомы?
— Ну, еще бы! Она очень дружила с одной девушкой, которую я знал в Баие, ее звали Виолетой. Марго вот уже два года близка с Виржилио.
— Хорошенькая… — заметил Жука Бадаро.
Жоан Магальяэнс понял, что тот весьма заинтересован ею. Он увидел это и в его глазах, когда тот уставился на Марго, почувствовал по тону голоса, каким он говорил об ее привлекательности. И он решил извлечь из этого пользу:
— Классная девчонка… Я с ней очень дружен…
Жука повернулся к нему. Жоан Магальяэнс безразличным тоном, как бы между прочим, сказал:
— Она остановилась в пансионе Машадан. Завтра, когда она останется одна, я нанесу ей визит. Не люблю бывать у нее, когда там этот адвокат, — он слишком ревнив. Она же приветливая, хорошая девочка…
— Завтра вы не сможете, капитан. Рано утром мы отправляемся на плантацию. С восьмичасовым поездом.
— Да, верно. В таком случае — по возвращении…
Астрожилдо заметил:
— Хороша женщина!
За столом неподалеку Марго и Виржилио оживленно разговаривали. Она была взволнована, жестикулировала, встряхивала головой.
— О чем-то спорят, — сказал Жука.
— Они без конца ссорятся… — сообщила пожилая проститутка, подсевшая к Мануэлу де Оливейра.
— А ты откуда знаешь?
— Мне рассказывала Машадан… У них что ни день, то скандал…
Заказали еще виски. Снова заиграл оркестр, Марго и Виржилио пошли танцевать, но даже во время вальса продолжали спорить. Музыка еще не смолкла, как Марго высвободилась из рук Виржилио и прошла на место. Тот какое-то мгновение не знал, что ему делать, но затем подозвал официанта, расплатился, взял со стула шляпу и вышел.
— Поссорились… — заметил Жука Бадаро.
— На этот раз, похоже, дело серьезное… — сказала женщина.
Марго оглядывала зал, стараясь принять безразличный вид. Жука Бадаро изогнулся на стуле и прошептал Жоану Магальяэнсу:
— Можете мне сделать одолжение, капитан?
— К вашим услугам…
— Представьте ей меня…
Жоан Магальяэнс взглянул на фазендейро с глубоким интересом. Он уже строил планы. Из этого края какао он уедет богатым.
Жоан Магальяэнс поднял брови и слегка пожал плечами; как бы желая сказать, что пусть тогда Бадаро дожидаются.
— Это очень много… — повторил Жука.
— Так вот смотрите: агроном с вас берет три конто. Но у него диплом зарегистрирован в Баие, он живет этим; к тому же вернется он сюда в лучшем случае через неделю. Я же рискую своей профессиональной репутацией, могу даже попасть под суд и потерять свой патент, а то и диплом. Кроме того, я здесь проездом, мне придется задержаться, из-за этого я опоздаю на пароход и, возможно, потеряю крупнее дело на сотни конто… Если я и остаюсь, то скорее из симпатии, а не ради денег…
— Я ценю это, капитан. Но все же это большая сумма. Десять конто — и по рукам, завтра же мы отправляемся…
Жоан Магальяэнс предложил компромисс:
— Пятнадцать конто.
— Сеньор капитан, я не сириец и не бродячий торговец. Я могу заплатить самое большее десять конто, и то только за срочность. Если желаете, можете получить деньги сегодня же, и завтра поедем…
Жоан понял, что спорить нет смысла.
— Ну ладно, раз уж оказывать услугу, так оказывать. По рукам!
— Я буду вашим должником на всю жизнь, капитан. Я и мой брат. Вы можете рассчитывать на нас… — Перед тем как распроститься, Жука спросил: — Хотите получить деньги теперь же? Давайте зайдем ко мне…
— За кого вы меня принимаете?.. Когда вам будет угодно, тогда и заплатите… Мне, во всяком случае, не к спеху…
— Тогда можем встретиться сегодня вечером…
— Вы играете в покер?
Феррейринья восторженно зааплодировал:
— Прекрасная идея… Мы составим партию…
— Договорились, — сказал Жука. — Я вам привезу в казино деньги. А затем отыграю их у вас, и таким образом съемка плана мне ничего не будет стоить…
Жоан Магальяэнс тоже пошутил:
— А может быть, я выиграю у вас еще десяток конто и получу таким путем все двадцать, которые я хотел с вас взять… Захватывайте с собой побольше, сеньор Жука Бадаро…
— У нас не хватает одного партнера… — заметил Феррейринья.
— Я приведу Теодоро, — заявил Жука.
И вот теперь они сидят в казино Ньозиньо, и играют в покер. Капитан все больше нравится Жуке Бадаро. Магальяэнс принадлежал к тому же типу людей, что и они, — разговорчивый, опытный в обращении с женщинами, любитель рассказывать пикантные анекдоты, вообще видавший виды мужчина. Игра разделилась между двумя игроками. Теодоро и Феррейринья проигрывали; особенно не везло Теодоро, Жука был в небольшом выигрыше, Жоан Магальяэнс взял уже порядочно. Ставки были настолько крупные, что Мануэл де Оливейра даже пошел в танцевальный зал позвать другого фазендейро — Астрожилдо, чтобы тот взглянул на ставки. Теперь оба наблюдали за игрой.
— Ваши сто шестьдесят и еще триста двадцать… — сказал Теодоро.
— Он уже проиграл больше двух конто, — прошептал Мануэл де Оливейра, обращаясь к Астрожилдо. — Никогда я ничего подобного не видел.
Жука Бадаро заплатил за то, чтобы взглянуть на карты Теодоро. Тот показал тройку девяток. У Жуки была тройка десяток.
— Я на голову выше, дружище…
Он собрал фишки. Ньозиньо вошел, низко кланяясь и отпуская веселые шутки. Он принес виски. Мануэл де Оливейра взял свой бокал. Он наблюдал за игрой, ему довольно было этих крох: виски, ужина, какой-нибудь фишки, проигранной в баккара или рулетку:
— Неплохое виски… — заявил он.
Капитан Жоан Магальяэнс отпил немного и прищелкнул языком.
— Лучше этого есть лишь одно, — мне его продавали в Рио; оно доставлялось из-за границы контрабандой… Просто нектар…
Теодоро потребовал тишины. Всем было известно, что он не любит проигрывать; а играл он много и в самые разные игры. Поговаривали, что он мог бы стать богачом, если бы не этот порок. Когда он выигрывал, он угощал всех, раздавал деньги женщинам, устраивал в кабаре ужины с шампанским. Но если он проигрывал, он был невозможным, ругал всех и вся.
— Когда играют в покер, не болтают, — проворчал он.
Феррейринья сдал карты. Никто не спасовал. Мануэл де Оливейра смаковал свое виски, сидя позади Жуки Бадаро. Он наслаждался вином и не обращал внимания ни игру. Позади Теодоро стоял полковник Астрожилдо — этот внимательно следил за игрой. На его лице Жоан Магальяэнс читал игру своего противника — оно морщилось, когда Астрожилдо не одобрял его действий. Теодоро попросил прикуп — две карты, Астрожилдо сделал недовольную гримасу. Тогда Жоан Магальяэнс отказался от прикупа, хотя у него была всего одна случайная пара. Теодоро бросил, карты:
— Как только хочу сблефовать, тут же наталкиваюсь на готовую игру…
Другие тоже спасовали, Жоан снял банк.
Снова появился Ньозиньо, спрашивая, не угодно ли им еще чего-нибудь. Теодоро грубо прогнал его:
— Иди, надоедай своей матери…
Он почти ни разу не пасовал и неизменно проигрывал. В тот момент, когда он сбросил два туза, чтобы попросить карту для стрита, Астрожилдо не сдержался и заметил:
— Так ты будешь без конца проигрывать… Это называется не в покер играть, а бросать деньги на ветер… Как это можно, испортить такую игру!..
Теодоро вскочил со стула и обрушился на Астрожилдо с руганью:
— А тебе-то что, сукин сын? Деньги чьи — мои или твои? Что ты лезешь не в свое дело?
Астрожилдо ответил:
— Это ты сукин сын, навозный храбрец!.. — и схватился за револьвер, намереваясь выстрелить.
Жука Бадаро и Феррейринья бросились их разнимать. Жоан Магальяэнс старался держаться спокойно, не показывать охватившего его страха. Мануэл де Оливейра продолжал сидеть на месте, с безразличным видом потягивая свое виски. Он воспользовался суматохой, чтобы отлить в свой стакан виски из бокала Феррейриньи, который был еще полон.
У Астрожилдо и Теодоро отобрали револьверы. Жука Бадаро предложил им утихомириться:
— Вы ведь друзья… Из-за такой глупости!.. Приберегите лучше пули для Орасио и его людей…
Теодоро сел на место, все еще ругая «болельщиков», мешающих игре. Они, мол, приносят ему несчастье. Астрожилдо, чуть побледневший, тоже сел, на этот раз рядом с Жоаном Магальяэнсом. Сыграли еще несколько раз. Феррейринья предложил выйти в зал немного потанцевать. Подсчитали фишки, Жоан Магальяэнс выиграл почти три конто, Жука Бадаро -конто с лишним. Перед тем как выйти, Жука предложил Теодоро и Астрожилдо помириться:
— Слушайте, бросьте вы… Ведь это все из-за покера… От него головы становятся горячими…
— Он меня оскорбил, — заявил Астрожилдо.
Теодоро подал руку, тот пожал ее. Все пошли в зал, но Теодоро, сославшись на головную боль, ушел домой. Феррейринья заметил:
— Он когда-нибудь простится с жизнью из-за ерунды… Погибнет от случайного выстрела…
Жука стал его оправдывать:
— У него, конечно, есть недостатки, но в общем он хороший человек…
В зале было оживленно. Старый негр барабанил на рояле, еще более древнем, чем он сам, музыкант с белокурой шевелюрой старательно пиликал на скрипке.
— Неважненький оркестр… — заметил Феррейринья.
— Просто дрянь… — уточнил Мануэл де Оливейра.
Пары, тесно прижавшись друг к другу, танцевали вальс. За столиками сидели женщины самых различных возрастов. Пили больше пиво, на некоторых столах стояли, впрочем, бокалы с виски и джином. Ньозиньо подошел обслужить их — Жука Бадаро с отвращением относился к двум официантам этого ресторана, занимавшимся мужеложством, ему всегда подавал сам хозяин. А так как Жука Бадаро обычно умел погулять, Ньозиньо обслуживал его с большим почтением, то и дело отвешивая поклоны. Феррейринья пошел танцевать с очень молоденькой девушкой, ей, видимо, было не больше пятнадцати лет. Она лишь недавно стала заниматься проституцией, а Феррейринья увлекался такими «зелененькими и нежными девочками», как он успел заметить Жоану Магальяэнсу. К Мануэлу де Оливейра подсела женщина не первой молодости:
— Заплатишь за бокал для меня, Ману? — спросила она, показывая на виски.
Мануэл де Оливейра глазами посоветовался с Жукой Бадаро. И так как тот согласился, он позвал Ньозиньо и авторитетно распорядился:
— Налей-ка быстро виски этой даме…
Оркестр смолк, Феррейринья начал рассказывать происшедший с ним как-то случай:
— Здесь нам приходится быть кем угодно, капитан. Вот вы, военный инженер, будете исполнять обязанности землемера… А мне, землевладельцу и невежде, довелось однажды быть врачом-хирургом…
— Хирургом?
— Да, так получилось. Работник моей фазенды проглотил кость, которая прошла в желудок; ему грозила смерть. Он не мог отправлять своих естественных нужд; везти его в город было уже поздно. И я сам оперировал его, потому что другого выхода не было…
— Как же вы это сделали?
— Достал длинную толстую проволоку, промыл ее спиртом, согнул конец крючком, перевернул человека задницей кверху и засунул несчастному эту проволоку в задний проход. Пришлось потрудиться, вышло порядочно крови, но вместе с ней вышла и кость; этот человек жив и поныне…
— Просто поразительно!
— Ох уж этот Феррейринья!..
— Хуже всего было то, что я приобрел такую славу — мне потом не давали покоя. Люди издалека приезжали ко мне лечиться… Начни я заниматься врачебной практикой, я бы разорил немало хороших врачей.
Он расхохотался, вместе с ним засмеялись и остальные. Жука Бадаро сказал:
— Нам действительно приходится быть кем угодно. Здесь есть простые крестьяне, которые могут поучить адвоката…
— Земля будущего… — похвалил Жоан Магальяэнс.
Мануэл де Оливейра сговаривался со старой проституткой о свидании, Жука Бадаро, не отрывая глаз, смотрел на Марго, сидевшую с Виржилио за соседним столиком. Астрожилдо проследил за его взглядом; ему показалось, что Бадаро смотрит на адвоката:
— Это тот самый доктор Виржилио, который сделал кашише с Секейро-Гранде…
— Это мне уже известно, — ответил Жука. — Я знаю его.
Жоан Магальяэнс тоже взглянул и кивнул Марго. Жука Бадаро заинтересовался:
— Вы с ней знакомы?
— Ну, еще бы! Она очень дружила с одной девушкой, которую я знал в Баие, ее звали Виолетой. Марго вот уже два года близка с Виржилио.
— Хорошенькая… — заметил Жука Бадаро.
Жоан Магальяэнс понял, что тот весьма заинтересован ею. Он увидел это и в его глазах, когда тот уставился на Марго, почувствовал по тону голоса, каким он говорил об ее привлекательности. И он решил извлечь из этого пользу:
— Классная девчонка… Я с ней очень дружен…
Жука повернулся к нему. Жоан Магальяэнс безразличным тоном, как бы между прочим, сказал:
— Она остановилась в пансионе Машадан. Завтра, когда она останется одна, я нанесу ей визит. Не люблю бывать у нее, когда там этот адвокат, — он слишком ревнив. Она же приветливая, хорошая девочка…
— Завтра вы не сможете, капитан. Рано утром мы отправляемся на плантацию. С восьмичасовым поездом.
— Да, верно. В таком случае — по возвращении…
Астрожилдо заметил:
— Хороша женщина!
За столом неподалеку Марго и Виржилио оживленно разговаривали. Она была взволнована, жестикулировала, встряхивала головой.
— О чем-то спорят, — сказал Жука.
— Они без конца ссорятся… — сообщила пожилая проститутка, подсевшая к Мануэлу де Оливейра.
— А ты откуда знаешь?
— Мне рассказывала Машадан… У них что ни день, то скандал…
Заказали еще виски. Снова заиграл оркестр, Марго и Виржилио пошли танцевать, но даже во время вальса продолжали спорить. Музыка еще не смолкла, как Марго высвободилась из рук Виржилио и прошла на место. Тот какое-то мгновение не знал, что ему делать, но затем подозвал официанта, расплатился, взял со стула шляпу и вышел.
— Поссорились… — заметил Жука Бадаро.
— На этот раз, похоже, дело серьезное… — сказала женщина.
Марго оглядывала зал, стараясь принять безразличный вид. Жука Бадаро изогнулся на стуле и прошептал Жоану Магальяэнсу:
— Можете мне сделать одолжение, капитан?
— К вашим услугам…
— Представьте ей меня…
Жоан Магальяэнс взглянул на фазендейро с глубоким интересом. Он уже строил планы. Из этого края какао он уедет богатым.
3
В эту лирическую лунную ночь Виржилио в раздумье шагал по полотну железной дороги. Его сердце учащенно билось, он уже не вспоминал о бурной ссоре с Марго в кабаре. Он только мгновение подумал об этом и безразлично пожал плечами. Лучше все кончить сразу. Сначала он хотел отвезти ее домой, сказал, что у него есть дело, которое потребует много времени, поэтому они не могут остаться в кабаре. Марго, которую мучили подозрения, не приняла его оправданий: или он отправится с ней домой, или она останется в кабаре и между ними все кончено. Сам не зная почему, он старался убедить ее, что у него есть важное дело и что она должна идти домой и лечь спать. Она отказалась. В конце концов они поссорились, и он ушел, даже не простившись. Может быть, Марго сейчас уже сидит за столом Жуки Бадаро — недаром, увидев его, она начала угрожать Виржилио:
— Ну и убирайся! В мужчинах у меня недостатка нет. Вон как Жука Бадаро пялит на меня глаза…
Это не вызвало у него досады. Даже лучше, если она уйдет с другим; это наиболее удачное решение вопроса. Подумав об этом, он улыбнулся. Как все переменилось! Если бы год назад он представил себе Марго с другим, он бы, наверно, совсем потерял голову и наделал бог знает каких глупостей. Однажды в «Американском пансионе» в Баие он устроил скандал, подрался и попал в полицию только потому, что какой-то парень отпустил шутку по адресу Марго. Теперь же, заметив, что Жука Бадаро заинтересовался его любовницей и не спускает глаз с ее фигуры, Виржилио даже почувствовал облегчение. Он снова улыбнулся. У Жуки Бадаро были все основания ненавидеть Виржилио — ведь он был адвокатом Орасио. И тем не менее Жука, сам того не ведая, оказывает ему сейчас большую услугу.
Но теперь он уже не думал о Марго; он шел по полотну железной дороги и старался соразмерять свой шаг с расстоянием между шпалами. В эту ночь он любовался красотой мира: полная луна проливала свой свет на землю, небо было усыпано звездами, в роще вокруг стрекотали цикады. Вдали прозвучал гудок товарного поезда, и Виржилио сошел с полотна. Он шел задами усадеб мимо пустынных и тихих дворов. У одних ворот обнималась парочка. Виржилио обошел ее стороной, чтобы не быть узнанным. У ворот подальше его ожидала Эстер.
Новый дом Орасио в Ильеусе — особняк, как его все называли, — находился в новом городе среди зданий, сооруженных на побережье на месте вырубленных кокосовых рощ. Дворы этих домов примыкали к железной дороге. Недавно организованная компания скупила земли, засаженные кокосовыми пальмами, и стала распродавать их мелкими участками. Здесь Орасио и построил после женитьбы свой двухэтажный особняк, один из лучших в Ильеусе. Он был сооружен из кирпича, специально выделанного на кирпично-фаянсовом заводе фазенды; гардины и мебель Орасио выписал из Рио-де-Жанейро.
В глубине сада, дрожа от страха и сгорая от любви, Эстер ожидала Виржилио.
Виржилио ускорил шаг. Он опаздывал, ссора с Марго вынудила его выйти позднее намеченного часа. Мимо прошел товарный поезд, осветив путь своими яркими прожекторами. Виржилио подождал, пока он пройдет, затем снова взобрался на полотно. С каким трудом удалось ему убедить Эстер выйти на свидание, чтобы они могли спокойно поговорить. Она опасалась прислуги, ильеусских сплетников, страшилась, что в один прекрасный день Орасио узнает об их любви. Правда, любовь эта пока не зашла далеко — простой флирт, слова, которыми они второпях обменивались, его длинное и пылкое письмо, ее ответная записка, содержавшая лишь несколько слов: «Я тебя люблю, но это невозможно»; рукопожатия в дверях, взгляды, полные любви. И они наивно думали, что раз дело у них не зашло далеко, то никто и не замечает их флирта; у них и в мыслях не было, что весь Ильеус сплетничает, считая их любовниками, насмехаясь над Орасио. Воодушевленный письмом и воспользовавшись возвращением Орасио на фазенду, Виржилио нанес Эстер визит. Это было настоящим безумием — бросать такой вызов городским сплетникам. Эстер стала настаивать, чтобы он ушел. Зато она обещала встретиться с ним ночью у ворот. Виржилио хотел поцеловать ее, но она убежала.
Сердце Виржилио билось, как у влюбленного юноши. Оно билось так же часто, как и остро ощущало красоту ночи. Вот наконец и ворота особняка Орасио. Виржилио приближается к ним с трепетом и волнением.
Ворота лишь прикрыты, но не заперты, он толкает их и входит. Под деревом, завернувшись в плащ, озаренная лунным светом его ожидает Эстер. Он подбегает к ней, хватает ее за руки:
— Любовь моя!
Эстер дрожит, они обнимаются, слова не нужны при лунном сиянии.
— Я хочу увезти тебя с собой. Далеко отсюда, далеко от всех, начать новую жизнь.
Она тихонько плачет, склонив голову ему на грудь. От ее волос исходит аромат, дополняющий красоту и тайну ночи. Ветер доносит шум моря, волнующегося по ту сторону усадьбы, он смешивается с ее плачем.
— Любовь моя!
Первый поцелуй. Он полон тайны, красоты ночи, он длится бесконечно, как жизнь и как смерть.
— Любовь моя!
— Это невозможно, Виржилио. У меня ребенок. Мы не должны этого делать…
— Мы заберем ребенка… Мы уедем далеко, в другие края… Где нас никто не знает…
— Орасио будет преследовать нас даже на краю света…
Безумные поцелуи любви убеждают больше и лучше, чем слова. Луна влюбленных склонилась над ними. На небе Ильеуса рождаются звезды. Эстер неожиданно вспоминает слова сестры Анжелики; вновь вернулись времена, когда можно мечтать. И осуществлять свои мечты. Она закрывает глаза, почувствовав на своем теле руки Виржилио.
Тело Эстер под плащом совершенно обнажено. Постель из лунного света, простыня из звезд, восклицания и вздохи — вот музыка высшего часа любви.
— Я пойду за тобой, любовь моя, куда пожелаешь… — И, замирая в его объятиях, она говорит: — Даже на смерть…
— Ну и убирайся! В мужчинах у меня недостатка нет. Вон как Жука Бадаро пялит на меня глаза…
Это не вызвало у него досады. Даже лучше, если она уйдет с другим; это наиболее удачное решение вопроса. Подумав об этом, он улыбнулся. Как все переменилось! Если бы год назад он представил себе Марго с другим, он бы, наверно, совсем потерял голову и наделал бог знает каких глупостей. Однажды в «Американском пансионе» в Баие он устроил скандал, подрался и попал в полицию только потому, что какой-то парень отпустил шутку по адресу Марго. Теперь же, заметив, что Жука Бадаро заинтересовался его любовницей и не спускает глаз с ее фигуры, Виржилио даже почувствовал облегчение. Он снова улыбнулся. У Жуки Бадаро были все основания ненавидеть Виржилио — ведь он был адвокатом Орасио. И тем не менее Жука, сам того не ведая, оказывает ему сейчас большую услугу.
Но теперь он уже не думал о Марго; он шел по полотну железной дороги и старался соразмерять свой шаг с расстоянием между шпалами. В эту ночь он любовался красотой мира: полная луна проливала свой свет на землю, небо было усыпано звездами, в роще вокруг стрекотали цикады. Вдали прозвучал гудок товарного поезда, и Виржилио сошел с полотна. Он шел задами усадеб мимо пустынных и тихих дворов. У одних ворот обнималась парочка. Виржилио обошел ее стороной, чтобы не быть узнанным. У ворот подальше его ожидала Эстер.
Новый дом Орасио в Ильеусе — особняк, как его все называли, — находился в новом городе среди зданий, сооруженных на побережье на месте вырубленных кокосовых рощ. Дворы этих домов примыкали к железной дороге. Недавно организованная компания скупила земли, засаженные кокосовыми пальмами, и стала распродавать их мелкими участками. Здесь Орасио и построил после женитьбы свой двухэтажный особняк, один из лучших в Ильеусе. Он был сооружен из кирпича, специально выделанного на кирпично-фаянсовом заводе фазенды; гардины и мебель Орасио выписал из Рио-де-Жанейро.
В глубине сада, дрожа от страха и сгорая от любви, Эстер ожидала Виржилио.
Виржилио ускорил шаг. Он опаздывал, ссора с Марго вынудила его выйти позднее намеченного часа. Мимо прошел товарный поезд, осветив путь своими яркими прожекторами. Виржилио подождал, пока он пройдет, затем снова взобрался на полотно. С каким трудом удалось ему убедить Эстер выйти на свидание, чтобы они могли спокойно поговорить. Она опасалась прислуги, ильеусских сплетников, страшилась, что в один прекрасный день Орасио узнает об их любви. Правда, любовь эта пока не зашла далеко — простой флирт, слова, которыми они второпях обменивались, его длинное и пылкое письмо, ее ответная записка, содержавшая лишь несколько слов: «Я тебя люблю, но это невозможно»; рукопожатия в дверях, взгляды, полные любви. И они наивно думали, что раз дело у них не зашло далеко, то никто и не замечает их флирта; у них и в мыслях не было, что весь Ильеус сплетничает, считая их любовниками, насмехаясь над Орасио. Воодушевленный письмом и воспользовавшись возвращением Орасио на фазенду, Виржилио нанес Эстер визит. Это было настоящим безумием — бросать такой вызов городским сплетникам. Эстер стала настаивать, чтобы он ушел. Зато она обещала встретиться с ним ночью у ворот. Виржилио хотел поцеловать ее, но она убежала.
Сердце Виржилио билось, как у влюбленного юноши. Оно билось так же часто, как и остро ощущало красоту ночи. Вот наконец и ворота особняка Орасио. Виржилио приближается к ним с трепетом и волнением.
Ворота лишь прикрыты, но не заперты, он толкает их и входит. Под деревом, завернувшись в плащ, озаренная лунным светом его ожидает Эстер. Он подбегает к ней, хватает ее за руки:
— Любовь моя!
Эстер дрожит, они обнимаются, слова не нужны при лунном сиянии.
— Я хочу увезти тебя с собой. Далеко отсюда, далеко от всех, начать новую жизнь.
Она тихонько плачет, склонив голову ему на грудь. От ее волос исходит аромат, дополняющий красоту и тайну ночи. Ветер доносит шум моря, волнующегося по ту сторону усадьбы, он смешивается с ее плачем.
— Любовь моя!
Первый поцелуй. Он полон тайны, красоты ночи, он длится бесконечно, как жизнь и как смерть.
— Любовь моя!
— Это невозможно, Виржилио. У меня ребенок. Мы не должны этого делать…
— Мы заберем ребенка… Мы уедем далеко, в другие края… Где нас никто не знает…
— Орасио будет преследовать нас даже на краю света…
Безумные поцелуи любви убеждают больше и лучше, чем слова. Луна влюбленных склонилась над ними. На небе Ильеуса рождаются звезды. Эстер неожиданно вспоминает слова сестры Анжелики; вновь вернулись времена, когда можно мечтать. И осуществлять свои мечты. Она закрывает глаза, почувствовав на своем теле руки Виржилио.
Тело Эстер под плащом совершенно обнажено. Постель из лунного света, простыня из звезд, восклицания и вздохи — вот музыка высшего часа любви.
— Я пойду за тобой, любовь моя, куда пожелаешь… — И, замирая в его объятиях, она говорит: — Даже на смерть…
4
Капитан Жоан Магальяэнс, сидевший за соседним столом, улыбнулся. Марго ответила ему улыбкой. Капитан поднялся, подошел пожать ей руку:
— Одна?
— Угу!
— Поссорились?
— Все кончено.
— В самом деле? Или как раньше?
— На этот раз все кончено. Я не из тех, что терпят оскорбления…
Жоан Магальяэнс принял вид заговорщика.
— Так вот что я тебе скажу по-дружески, Марго; есть для тебя выгодное дело. Здешние богачи прямо облизываются, глядя на тебя. Вот только сейчас…
— Жука Бадаро… — прервала она.
Жоан кивнул головой.
— Рвется к тебе…
Марго уже не раз об этом слышала.
— Мне это давно известно… После того, как он меня увидел на пароходе, он все время пристает ко мне. Я не соглашалась, была действительно привязана к Виржилио…
— А теперь?
Марго рассмеялась:
— Теперь другой разговор. Как знать?..
Капитан принял покровительственный тон и начал давать ей советы:
— Перестань дурить, девочка, тебе надо набить мошну, пока ты еще молода. Бедные любовники хороши, моя милая, только для женщины, у которой богатый муж…
Она согласилась:
— Я действительно была дурой. Сколько богатых людей увивалось за мной в Баие! — она прищелкнула пальцами. — Ты же знаешь…
Капитан подтвердил это кивком головы. Марго продолжала:
— А я-то, как дура, бегала за Виржилио. Похоронила себя в этой глуши, сидела в Табокасе, штопала чулки… Теперь конец…
— Хочешь, я тебя представлю Жуке Бадаро?
— Он просил?
— Он по тебе с ума сходит…
Капитан Жоан Магальяэнс повернулся, поманил Жуку пальцем. Жука Бадаро поднялся, застегнул пиджак и, улыбаясь, подошел. Когда он вставал из-за стола, Астрожилдо заметил Мануэлу де Оливейра и Феррейринье:
— Это кончится дракой…
— В Ильеусе все кончается дракой… — ответил журналист.
Жука подошел к столу. Жоан Магальяэнс хотел представить его, но Марго не дала ему это сделать:
— Мы знакомы. Однажды полковник уже отметил меня щипком.
Жука засмеялся:
— А вы сбежали, больше мне так ни разу и не удалось взглянуть на вас во плоти… Я знал, что вы в Табокасе, был там, но не мог вас увидеть. Сказали, что вы утомлены, я не стал беспокоить…
— Они разошлись… — объявил Магальяэнс.
— Поссорились?
Марго не хотела вступать в длинные объяснения:
— Он меня покинул из-за какого-то своего дела, но я не из тех женщин, которых меняют на какие-то дела…
Жука Бадаро снова рассмеялся:
— Весь Ильеус знает, что это за дело…
Марго нахмурилась:
— Что же это?
Жука Бадаро не удержался, чтобы не сболтнуть:
— Это жена Орасио, дона Эстер… Адвокатик с ней путается…
Марго закусила губу. Наступила тишина, Жоан Магальяэнс воспользовался моментом — встал и вернулся к своему столу. Марго спросила:
— Это правда?
— Я не из породы лгунов…
Тогда она залилась смехом и с напускной непринужденностью спросила:
— Что же вы мне ничего не предложите выпить?
Жука Бадаро подозвал Ньозиньо:
— Принеси шампанского…
Когда бокалы были наполнены, он сказал Марго:
— Тогда на пароходе я уже сделал вам предложение. Помните?
— Помню, да.
— Так вот я возобновляю его. Я построю для вас дом, дам вам все. Но учтите — моя женщина принадлежит только мне и никому больше…
Она увидела у него на пальце кольцо, взяла его руку.
— Красивое…
Жука Бадаро снял кольцо, надел его Марго на палец:
— Это вам…
На рассвете они вышли пьяные — он и Мануэл де Оливейра, который, завидев бутылки шампанского, подошел к их столику и выпил больше, чем они вдвоем. В порту Ильеуса потянуло утренним холодком. Марго пела, журналист подтягивал. Жука Бадаро торопился: ему надо было выехать восьмичасовым поездом. Рыбаки уже возвращались с ловли в открытом море.
— Одна?
— Угу!
— Поссорились?
— Все кончено.
— В самом деле? Или как раньше?
— На этот раз все кончено. Я не из тех, что терпят оскорбления…
Жоан Магальяэнс принял вид заговорщика.
— Так вот что я тебе скажу по-дружески, Марго; есть для тебя выгодное дело. Здешние богачи прямо облизываются, глядя на тебя. Вот только сейчас…
— Жука Бадаро… — прервала она.
Жоан кивнул головой.
— Рвется к тебе…
Марго уже не раз об этом слышала.
— Мне это давно известно… После того, как он меня увидел на пароходе, он все время пристает ко мне. Я не соглашалась, была действительно привязана к Виржилио…
— А теперь?
Марго рассмеялась:
— Теперь другой разговор. Как знать?..
Капитан принял покровительственный тон и начал давать ей советы:
— Перестань дурить, девочка, тебе надо набить мошну, пока ты еще молода. Бедные любовники хороши, моя милая, только для женщины, у которой богатый муж…
Она согласилась:
— Я действительно была дурой. Сколько богатых людей увивалось за мной в Баие! — она прищелкнула пальцами. — Ты же знаешь…
Капитан подтвердил это кивком головы. Марго продолжала:
— А я-то, как дура, бегала за Виржилио. Похоронила себя в этой глуши, сидела в Табокасе, штопала чулки… Теперь конец…
— Хочешь, я тебя представлю Жуке Бадаро?
— Он просил?
— Он по тебе с ума сходит…
Капитан Жоан Магальяэнс повернулся, поманил Жуку пальцем. Жука Бадаро поднялся, застегнул пиджак и, улыбаясь, подошел. Когда он вставал из-за стола, Астрожилдо заметил Мануэлу де Оливейра и Феррейринье:
— Это кончится дракой…
— В Ильеусе все кончается дракой… — ответил журналист.
Жука подошел к столу. Жоан Магальяэнс хотел представить его, но Марго не дала ему это сделать:
— Мы знакомы. Однажды полковник уже отметил меня щипком.
Жука засмеялся:
— А вы сбежали, больше мне так ни разу и не удалось взглянуть на вас во плоти… Я знал, что вы в Табокасе, был там, но не мог вас увидеть. Сказали, что вы утомлены, я не стал беспокоить…
— Они разошлись… — объявил Магальяэнс.
— Поссорились?
Марго не хотела вступать в длинные объяснения:
— Он меня покинул из-за какого-то своего дела, но я не из тех женщин, которых меняют на какие-то дела…
Жука Бадаро снова рассмеялся:
— Весь Ильеус знает, что это за дело…
Марго нахмурилась:
— Что же это?
Жука Бадаро не удержался, чтобы не сболтнуть:
— Это жена Орасио, дона Эстер… Адвокатик с ней путается…
Марго закусила губу. Наступила тишина, Жоан Магальяэнс воспользовался моментом — встал и вернулся к своему столу. Марго спросила:
— Это правда?
— Я не из породы лгунов…
Тогда она залилась смехом и с напускной непринужденностью спросила:
— Что же вы мне ничего не предложите выпить?
Жука Бадаро подозвал Ньозиньо:
— Принеси шампанского…
Когда бокалы были наполнены, он сказал Марго:
— Тогда на пароходе я уже сделал вам предложение. Помните?
— Помню, да.
— Так вот я возобновляю его. Я построю для вас дом, дам вам все. Но учтите — моя женщина принадлежит только мне и никому больше…
Она увидела у него на пальце кольцо, взяла его руку.
— Красивое…
Жука Бадаро снял кольцо, надел его Марго на палец:
— Это вам…
На рассвете они вышли пьяные — он и Мануэл де Оливейра, который, завидев бутылки шампанского, подошел к их столику и выпил больше, чем они вдвоем. В порту Ильеуса потянуло утренним холодком. Марго пела, журналист подтягивал. Жука Бадаро торопился: ему надо было выехать восьмичасовым поездом. Рыбаки уже возвращались с ловли в открытом море.
5
Согласно распоряжению муниципалитета, ослы, подвозившие какао, не допускались до центра города. Все центральные улицы Ильеуса были замощены булыжником, а две из них даже брусчаткой. Это был символ прогресса; он наполнял сердца ильеусцев тщеславием. Ослы останавливались на улицах по соседству от станции, и какао доставлялось в центр города на повозках, запряженных лошадьми. Его свозили в огромные склады близ порта. Кроме того, значительная часть какао, предназначавшаяся для погрузки в Ильеусе на пароходы, прибывала по железной дороге или на лодках из Банко-да-Витория по реке Кашоэйра, впадающей в океан недалеко от порта.
Порт в Ильеусе составлял главную заботу жителей города. В ту пору там имелся лишь один причал для пароходов. Когда в одно утро прибывало два судна, товары с одного из них выгружались на рейде. Правда, уже было основано акционерное общество по эксплуатации порта, и поговаривали о сооружении новых причалов и крупных доков. Говорили также, что будет приведен в порядок опасный из-за отмели вход в порт; уже были вызваны землечерпалки для углубления фарватера.
Ильеус зародился на островах; большую часть его занимало пространство земли, зажатое между двумя холмами. Город поднимался по этим холмам — Уньан и Конкиста. Потом началось заселение и соседних островов. На одном из них возник пригород Понтал, где городские богачи понастроили себе дачи. Население сильно разрослось с того времени, как начали выращивать какао.
Через Ильеус отправлялась в Баию почти вся продукция южной части штата. Имелся еще лишь один порт — Баррадо-Рио-де-Контас, но он был крошечный, туда могли заходить только парусные суда. Жители Ильеуса мечтали о том, чтобы начать вывозить какао прямо из своего порта за границу, минуя Баию. Со страниц газет не сходил вопрос о расчистке песчаной отмели, не позволявшей подходить к берегу судам с большой осадкой. Оппозиционная газета спекулировала на этом вопросе, чтобы критиковать власти, газета приверженцев правительства также использовала эту тему, время от времени сообщая, что «всеми уважаемый энергичный префект муниципалитета ведет переговоры с федеральным правительством и властями штата, чтобы добиться, наконец, удовлетворительного разрешения вопроса о порте Ильеус». Но на деле проблема так и оставалась неразрешенной, власти штата чинили всякие препятствия, так как они были озабочены сохранением доходов порта Баия на существующем уровне. Все же вопрос о строительстве порта в Ильеусе давал обильную пищу для предвыборной агитации обоих кандидатов на пост префекта — правительственного и оппозиции. Программы их отличались лишь своим стилем: платформа кандидата Бадаро была написана доктором Женаро, а программа кандидата Орасио принадлежала куда более блестящему перу доктора Руи.
О богатстве полковников можно было судить по принадлежавшим им домам. Каждый из плантаторов сооружал себе шикарный дом, и понемногу их семьи стали проводить все больше времени в городе. И все же эти особняки значительную часть года бывали заперты и владельцы их приезжали туда только на церковные праздники. Ильеус был городом без развлечений; к услугам мужчин были кабаре и бары, где англичане с железной дороги разгоняли тоску, попивая виски и играя в кости, и где местные жители ссорились друг с другом, обмениваясь выстрелами. Единственным развлечением женщин оставались семейные визиты, сплетни о чужой жизни и приличествующий духу религии энтузиазм в церковные праздники. Теперь в связи с началом сооружения женского монастырского пансиона несколько дам приступили к сбору средств на это строительство: они устраивали церковные базары с пением и балы с благотворительной целью.
Порт в Ильеусе составлял главную заботу жителей города. В ту пору там имелся лишь один причал для пароходов. Когда в одно утро прибывало два судна, товары с одного из них выгружались на рейде. Правда, уже было основано акционерное общество по эксплуатации порта, и поговаривали о сооружении новых причалов и крупных доков. Говорили также, что будет приведен в порядок опасный из-за отмели вход в порт; уже были вызваны землечерпалки для углубления фарватера.
Ильеус зародился на островах; большую часть его занимало пространство земли, зажатое между двумя холмами. Город поднимался по этим холмам — Уньан и Конкиста. Потом началось заселение и соседних островов. На одном из них возник пригород Понтал, где городские богачи понастроили себе дачи. Население сильно разрослось с того времени, как начали выращивать какао.
Через Ильеус отправлялась в Баию почти вся продукция южной части штата. Имелся еще лишь один порт — Баррадо-Рио-де-Контас, но он был крошечный, туда могли заходить только парусные суда. Жители Ильеуса мечтали о том, чтобы начать вывозить какао прямо из своего порта за границу, минуя Баию. Со страниц газет не сходил вопрос о расчистке песчаной отмели, не позволявшей подходить к берегу судам с большой осадкой. Оппозиционная газета спекулировала на этом вопросе, чтобы критиковать власти, газета приверженцев правительства также использовала эту тему, время от времени сообщая, что «всеми уважаемый энергичный префект муниципалитета ведет переговоры с федеральным правительством и властями штата, чтобы добиться, наконец, удовлетворительного разрешения вопроса о порте Ильеус». Но на деле проблема так и оставалась неразрешенной, власти штата чинили всякие препятствия, так как они были озабочены сохранением доходов порта Баия на существующем уровне. Все же вопрос о строительстве порта в Ильеусе давал обильную пищу для предвыборной агитации обоих кандидатов на пост префекта — правительственного и оппозиции. Программы их отличались лишь своим стилем: платформа кандидата Бадаро была написана доктором Женаро, а программа кандидата Орасио принадлежала куда более блестящему перу доктора Руи.
О богатстве полковников можно было судить по принадлежавшим им домам. Каждый из плантаторов сооружал себе шикарный дом, и понемногу их семьи стали проводить все больше времени в городе. И все же эти особняки значительную часть года бывали заперты и владельцы их приезжали туда только на церковные праздники. Ильеус был городом без развлечений; к услугам мужчин были кабаре и бары, где англичане с железной дороги разгоняли тоску, попивая виски и играя в кости, и где местные жители ссорились друг с другом, обмениваясь выстрелами. Единственным развлечением женщин оставались семейные визиты, сплетни о чужой жизни и приличествующий духу религии энтузиазм в церковные праздники. Теперь в связи с началом сооружения женского монастырского пансиона несколько дам приступили к сбору средств на это строительство: они устраивали церковные базары с пением и балы с благотворительной целью.