Страница:
2
Более пятидесяти часов провели мы в воздухе, снимая шельф и отроги подводного хребта, обнаруженного в районе Пито-Као и Отунуи. Наконец работа окончена. "Илья Муромец" плавно опустился на гладкую поверхность Тихого океана. Ученые принялись изучать результаты съемки. В кают-компании стало тесно: на столе, на креслах и диванах вдоль стен лежали карты и длинные полосы фотоснимков. И только я, Венев, Перстенек, Петренко и Баскин оказались не у дел. Уже в десятый раз мы собирались на носовой палубе вокруг магнитной шахматной доски, но задача так и не была решена. Неизвестно, сколько бы мы еще просидели, но тут раздался голос Петренко: - Справа по борту лодка! Мы кинулись к правому борту. В самом деле, подплывала туземная лодка. Любопытные островитяне не утерпели и пожаловали к нам. Даже простым глазом я без труда различил в узкой длинной лодке четырех туземцев. Один из них, высокий, стройный юноша, стоял на корме и размахивал руками. Венев ушел в кают-компанию. Через минуту он вернулся и, смеясь, рассказал: - Там такой спор... Вряд ли наших ученых сейчас что-нибудь заинтересует, кроме их доводов. Но Александр Иванович разрешил взять гостей на борт. - Надо только присматривать за ними, - посоветовал Саша, - как бы чего не сперли. - Вряд ли, - заметил Петренко. - Не скажи, Филя, я знаю такой случай. Австриец Тенкерд Вензинер совершал кругосветное путешествие на велосипеде; он побывал в двадцати семи странах и проехал уже пятьдесят тысяч километров, но в Лос-Анджелесе у него свистнули велосипед, и на том дело кончилось. - Ну, эти ребята будут почестнее, - заверил Петренко. Мы открыли плексигласовое окно, и к нам донесся голос юноши с лодки. Как уверял Филипп Петрович, туземец выкрикивал какие-то слова на английском языке. - Ты как, в английском силен? - спросил я у Баскина. - Не очень, - признался инженер. Выяснилось, что и Венев недалеко ушел от него. Оставалось положиться на радиста и всезнающего кока. - Объяснимся, - обнадежил Перстенек. - Я помню немного французский, немецкий и, пожалуй, итальянский... Да у нас и электронные переводчики есть, автоматы-полиглоты. - Тише, тише. С лодки что-то кричат, - прислушался Петренко. - "Мауки хороший друг, - медленно переводил он, - его товарищи тоже хорошие. Надо познакомиться с людьми летающей лодки". - Приглашайте их, - сказал Венев. - Есть, командир! - Петренко, сложив руки рупором, передал приглашение. Я принес несколько автоматов-полиглотов и настроил их на английский. - Вы забыли, что они не знают полинезийского языка, - пытался остудить мой пыл Венев. - Ну и что же? Парень ведь знает английский. Хоть с ним сможем поговорить. Между тем лодка с туземцами подошла уже к самому борту "Ильи Муромца". - Скажите им, - попросил инженер, - чтобы они сидели смирно. В правом борту вертолета открылся длинный паз, и из него бесшумно выскользнул уже знакомый нам гигантский манипулятор - механическая рука. Островитяне потеряли дар речи, пригнулись, закрыв головы. Один Мауки наблюдал происходящее широко открытыми глазами. Перстенек и Петренко не переставали успокаивать гостей. Мауки вслушивался в их слова, и по его лицу было видно, что он верит этим спустившимся с неба людям. Алексей Алексеевич осторожно подвел манипулятор к лодке и ухватил ее растопыренной пятерней металлических пальцев. Секунду спустя лодка поднялась в воздух, повисела немного, пока с нее стекла вода, и плавно опустилась на палубу вертолета, рядом с нами. - Приехали, - весело подмигнул Мауки Алексей Алексеевич. Началась церемония знакомства. Мауки представил нам своих товарищей. - Это все строители лодок и жилищ, - с гордостью сказал он. - Нуку! Из группы туземцев выступил седой сухощавый старик и замер с гордо поднятой головой. - Тапиу! Рядом со стариком стал небольшого роста силач, с копной курчавых волос, умными светлыми глазами и длинными натруженными руками. - Манака! Вперед вышел светлокожий туземец, длинный, как жердь, худой, с таким же, как у Мауки, узким лицом и вытянутыми книзу ушами. Его серые глаза смотрели на нас с достоинством и доброжелательно. Настал наш черед. Венев представил туземцам каждого из нас. Первое же его слово, прозвучавшее сперва по-русски, а затем из крохотного динамика автомата-полиглота, висевшего у него на груди, по-английски, привело наших гостей в такое замешательство, что потребовалось разъяснить Мауки и его друзьям, что это за штука. Наконец наши гости успокоились, но теперь, беседуя с нами, они смотрели только на белые ящички. Мы сели на скамью у борта и пригласили островитян занять места рядом, но они отказались наотрез и уселись полукругом прямо на палубе. Привыкнув немного к автоматам-полиглотам, островитяне теперь стали удивляться, что такая "хитрая машина" не умела говорить на их языке. - Вот и попробуй угодить людям! - засмеялся инженер. - С чего начнем? - спросил Перстенек. Я пожал плечами, Венев закурил, Алексей Алексеевич наморщил лоб, но островитяне сами вывели нас из неловкого положения. Седой старик первый, очевидно по праву старшего, приложил ладонь к щеке и, слегка покачиваясь в такт своей размеренной речи, нараспев заговорил по-полинезийски. - Ну, полиглот, выручай, - толкнув в бок Сашу, усмехнулся Петренко. - Пусть Мауки поможет нам понять речь старшего, - попросил юношу кок. Мауки охотно взял на себя роль переводчика и, прислушиваясь к словам старика, переводил их нам. - Слушайте, люди, прилетевшие из Атиа, - говорил старик. ("Атиа" - это, я знал раньше, у полинезийцев называется Азия.) - Вы везете с собой прохладу и ароматы своих лесов (старик, по всей вероятности, имел в виду искусственный климат на "Илье Муромце"). Вы прилетели к нам и показали днище своей лодки жителям Отунуи. Хороший человек гордится своим жилищем и лодкой, а плохой - своим копьем. Так говорил великий Тангароа - первый строитель лодок. Первые жители нашей земли - боги. Вот почему первый кусок и хвост свиньи - божеству, а остальное - смертным. Как деревья - дети бога лесов, так и люди - дети бога камня, из которого сотворен первый человек. Я сказал все, но я хочу слышать, как умеют говорить властелины летающего судна, где нет паруса, а есть много-много весел. Кто силен в слове, тот хорош и в деле... - Они приглашают нас соревноваться в красноречии, - догадался Перстенек и от удовольствия потер руки. - Это по твоей части, - подзадорил его Петренко. - Давай начинай. - Почему же я? Надо по старшинству. Товарищ инженер, просим! - Кхе... Кхе... - откашлялся Баскин и поднял мизинец. - Дозвольте? Островитяне обомлели от восторга и тоже подняли кверху свои мизинцы: жест инженера явно пришелся им по вкусу. - Теперь вы убедились, что ваша привычка дикарская? - укоризненно произнес Саша. - Я бы не называл их дикарями, мы еще не знаем их культуры. Однако начнем, а то синьоры нас ждут. Итак, я - инженер, повелитель машин, - сказал Баскин и посмотрел на Мауки: - Переводите. Поняв первые слова инженера, островитяне шумно одобрили их, а старик убежденно пояснил: - У нас это - жрец! - Не много ли вы взяли на себя? - спросил Венев. - Да что я, виноват? Надо же говорить образно. - А что великий жрец умеет делать сам, своими руками? - важно спросил островитянин. - Жрецу достаточно повелевать! - отпарировал Баскин. - Верно, - согласился старик. - А вот этот достойный человек по имени Тапиу, - указал он на молодого силача, - вырывает с корнем кокосовую пальму и обмахивается ею, когда ветер спит, а солнце обжигает кожу. - Пас! - удрученно развел руками Алексей Алексеевич. - А это командир летающей лодки, - нашелся кок, указывая на Венева. - Он берет в руки сто весел и машет ими, чтобы плыть в воздухе быстрее ветра! - Один ноль в нашу пользу, - восхитился Петренко. - Не очень ли вы загнули? - засмеялся Венев. - Нет-нет, все нормально, - успокоил Перстенек. - Да, Тапиу - ребенок рядом с Великим Командиром, - согласился старик, но, не желая сдаваться, принялся расхваливать Манаку: - Этот длинноухий слышит писк комара за сто раз по сто шагов! - А этот человек по имени Филя, - подхватил кок, кивая на радиста, слышит свою невесту на расстоянии ста дней пути и когда говорит, то его слышат все люди, живущие на самых отдаленных островах. - Великой похвалы достоин человек по имени Филя, - склонил голову старик. - Но среди вас нет никого, кто умел бы строить лодку длиной в сто раз по сто шагов за сто дней, которая поднимает сто воинов и не боится ста океанских волн, поставленных одна на другую. Это умею я - строитель лодок Нуку. - Старик с гордостью оглядел нас и умолк. Тогда Перстенек сделал шаг вперед, угостил гостей "Беломором", закурил сам и для начала пустил над головами темнокожих фантазеров шесть колец, шесть чудесных сизых колец из дыма: они плавно вращались одно в другом. Нуку даже языком прищелкнул. Глаза Саши озорно заблестели, спортивный азарт покрыл его щеки румянцем, и мы поняли, что "во втором тайме" защите противника придется туго: на середину поля вышел наш "центр нападения". - Знают ли высокие гости, что такое самолет? - спросил Саша. Островитяне шумно посовещались, и Мауки ответил за всех: - Да, мы Видели самолеты. Они прилетали на Пито-Као. - А коли так, - вдохновенно произнес Перстенек, - я расскажу балладу о самолете "Сейнтер-пойнтер". Я вспомнил этот легендарный самолет - продукт авиационного фольклора, вероятно, неизвестный сейчас не только людям иных профессий, но и нынешним молодым авиаторам. Легенда о "Сейнтер-пойнтере" родилась в авиации дальнего действия в годы войны с фашистами и облетела все фронты, обрастая всевозможными деталями, передавалась из уст в уста, но ни разу не попала не только в печать, а и в блокнот фольклориста. - Слушайте, ценители веселого слова, - начал кок. - Самолет "Сейнтер-пойнтер" был монопланом, то есть имел одно крыло. Моторов у него было сто сорок восемь. Размах его крыла был так велик, что однажды бортмеханик заблудился в бесчисленных коридорах в крыле и умер от голода. С той поры бортмеханики разъезжали по самолету на мотоциклах и брали с собой двухнедельный запас продовольствия. Чтобы почистить крылья песком, самолет летел в Сахару, а мыли его в Средиземном море. Заправлялся горючим "Сейнтер-пойнтер" из нефтяной скважины в Баку. Дутик, то есть хвостовое колесо этой замечательной машины, был размером с колесо водяной мельницы. В правом крыле располагалась футбольная команда, а в левом - ресторан. Когда шеф-повар выметал сор из своей кухни, то с земли казалось, будто за самолетом летит стая птиц... Пока Саша рассказывал, к нам присоединились профессор Егорин и биолог, и Перстенек еще более оживился. - Когда на "Сейнтер-пойнтере" запускали моторы, - продолжал он уже не столько для туземцев, сколько для нас, - то все вулканы прекращали свою работу. Скорость самолета была от нуля до тысячи километров в час. Знаменит был и экипаж машины. Тридцать летчиков, сорок два штурмана, шестьдесят четыре радиста в радиобюро. За штурвал брались семнадцать пилотов одновременно. Командир корабля в белых перчатках восседал над ними на особом возвышении и бил пудовыми колотушками в тугой барабан. "Бум!" и пилоты крутят штурвал вправо, чтобы создать самолету правый крен, "Бум, бум!" - левый крен. Три удара - и пилоты отдают штурвал от себя, наклоняя нос самолета". Четыре удара - дружно тянут штурвал на себя. Флаг-штурман, семидесятилетний пенсионер, курил трубку с трехметровым чубуком и зеленым флажком указывал направление полета, а его штурманята раскручивали перед ним пятипудовый рулон полетной карты. Когда самолет входил в облака, две команды скороходов - марафонцев бежали к носу самолета, чтобы проверить показания приборов, и стремглав возвращались к командиру для доклада. Когда же "Сейнтер-пойнтер" заходил на посадку, сорок восемь бортмехаников брались друг за дружку и тянули на себя сектор общего газа. Если командир корабля ошибался в расчете на посадку и принимал решение уйти на второй круг, то всех работников аэропорта увольняли в отпуск на целую неделю. В момент приземления с командной вышки аэродрома стреляли из пушки, приветствуя доблестный экипаж. Саша рассказывал с вдохновением истинного артиста. Мы были восхищены его талантом, отшлифованным в состязаниях с рассказчиками-умельцами, которыми так богата авиация. - Когда "Сейнтер-пойнтер", заслоняя солнце, появлялся над полем боя, говорил он, - испуганные фашисты прятались в укрепления. Командир крылатого богатыря трижды ударял в барабан - и летающее чудо света снижалось, проносясь над самой землей. От шума его моторов железо и бетон превращались в пыль. Огромные густые сети волочились по земле, собирали пленных и уносили их в заоблачную высь. В воздушном же бою один его вид обращал в бегство вражеские истребители. Но "Сейнтер-пойнтер" без труда нагонял их. При этом в носу его фюзеляжа открывались широкие ворота, и фашистские самолеты один за другим стремительно проглатывались "Сейнтер-пойнтером", а старший помощник младшего штурмана, стоя у ворот с карандашом и блокнотом в руке, быстро подсчитывал боевые трофеи... Много добрых дел после войны совершили на самолете "Сейнтер-пойнтер". На нем перевозили стада коров и табуны лошадей, разгоняли облака над аэропортом Внуково в часы пик, тушили лесные пожары с бреющего полета, возили лед с вершины Эльбруса в пески Каракума. А однажды был и такой случай: узнали корсиканцы, что их остров передвинулся за последние восемьдесят лет на десять-двенадцать километров в сторону, и забили тревогу. Первым пришел на помощь командир "Сейнтер-пойнтера". Он приказал обвязать остров прочным пеньковым канатом и взял его на буксир. Сперва командир дал газ двенадцати моторам, затем - двадцати четырем, потом всем ста сорока восьми. Дал команду "Полный вперед!" и... вернул Корсику на свое место. Вот какой замечательный самолет был построен у нас! Что именно из рассказа Перстенька поняли островитяне, судить не берусь, но они оказались объективными ценителями Сашиного красноречия и радостно признали себя побежденными: во всяком случае, они поняли, что речь шла о самолете фантастических размеров. - Ну, а насчет Корсики ты загнул! - засмеялся Петренко. - Не веришь? А что Ла-Манш расширяется на два метра в год - тоже не веришь? - Пусть этот Великий Филя, - сказал Нуку, - будет первым белым гостем на Отунуи. - Разве белые люди еще не бывали на вашем острове? - удивился я. - Нет, - поспешно ответил Мауки, - не бывали. В кают-компании довольный Саша дал островитянам обед. Его и без того веселая физиономия сияла. Как же - гости отдали должное его мастерству. Ели они с удовольствием, громко причмокивая и облизывая пальцы (вилки и ножи они спрятали в мешочки, висевшие у каждого на поясе). Мы давно уже успели убедиться в способностях Перстенька. Кормил он нас на славу: недаром его любимец - Антони Карем, знаменитый французский кулинар. А тут он превзошел себя. Лишь Мауки оставался равнодушным к яствам. Он задавал столько вопросов, что мы едва успевали отвечать. Его интересовало все: зачем мы прилетели сюда, что ищем, для кого, из какой страны? - А не думаете ли вы поискать чего-то? - настойчиво спрашивал Мауки. Но больше всего Мауки интересовался Москвой: что это за город, где он находится, кто в нем живет? А потом он совсем неожиданно спросил: - А летчиками все жители Москвы становятся? Мы невольно рассмеялись. Александр Иванович сел рядом с юношей, обнял его за плечи и сказал: - Конечно, не все; только те, кто хочет. - Мауки очень хочет стать летчиком и летать на таком самолете, как "Сейнтер-пойнтер", - вздохнул юноша. Довольный тем, что Мауки хоть кое-что понял из его байки, Саша Перстенек обратился к Егорину: - Александр Иванович, а что, если мы покажем им Москву и летчиков? - Как это - покажем?.. - усмехнулся Петренко. - Очень просто, Филя. Попросим нашего инженера прокрутить фильм "Воздушный парад в Тушино". Фильм вызвал небывалый восторг. Наши гости то и дело прерывали его криками и просили многие места повторить. Что же касается Мауки, то его прямо-таки захватил высший пилотаж реактивных истребителей на встречных курсах. - Я буду летать! - сказал он так уверенно, точно ему предложили профессии на выбор и для него, неграмотного парня из Полинезии, ничего не стоило получить любую из них.
3
После обеда Саша обучал Нуку искусству пускать кольца дыма, а мы показывали гостям наш вертолет. Все их поражало. И нам это, не скрою, доставляло удовольствие. Но мы и не подозревали, как скоро островитяне не только удивят, но и посрамят нас. Это случилось, когда Мауки увидел шахматную доску с фигурами. Сильно жестикулируя, он подозвал своих товарищей, и островитяне склонились над доской. Перстенек хотел было объяснить им, что это за штука, но я удержал его. Мне показалось, что они смотрят на шахматы очень уж осмысленно. Не умеют ли они играть? - Ну что вы! Откуда им? - удивился Перстенек. И все же я оказался прав: островитяне умели играть в шахматы! Больше того: не прошло и двух минут, как Мауки, не прикасаясь к фигурам, объявил: - Белые дают черным мат в три хода. Перстенек ахнул и, заикаясь, перевел нам его слова, от волнения позабыв, что мы и без него все поняли. - А ну реши! - пробасил Петренко. И Мауки показал нам решение. Если помните, черный король чувствовал себя недосягаемым за мощной стеной своих верных пешек. Но ферзь белых проявил дьявольскую хитрость. Покинув центр поля, он занял, казалось бы, нелепую позицию возле своего повелителя короля. На самом же деле это была засада, откуда он грозил маневром по углам доски. Создалось трагическое положение, называемое шахматистами скрипучим словом "цугцванг": любое движение черных ведет к поражению. Впрочем, вы и сами сейчас без труда решите до конца эту замысловатую задачу... Мауки улыбнулся, дружелюбно посмотрел на Филиппа Петровича, на Баскина, на меня и, повернувшись к профессору, немного рисуясь, добавил: - Это просто для Мауки. Мы переглянулись с Егориным.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В городке "Дискавери". Частный детектив Диппль. Свет в окне
1
Мысль ученого достигает полной силы лишь в тишине. Исходя из этого, директора фирмы "Дискавери" арендовали группу строений - добротных двухэтажных коттеджей - подальше от городского шума, в лесу. На фронтоне главного корпуса было начертано: "Тишина - богатство мудреца!" Здесь, в уединении, это были не пустые слова. Десятки приборов измеряли величину шумов, сообщая данные в диспетчерский пункт, ведавший строгим распорядком "хозяйства тишины". Атомная мина, обнаруженная под фундаментом административного корпуса, произвела бы меньший переполох, чем детская хлопушка, будь она найдена на территории городка. Вся работа в лаборатории была окружена тайной. Вооруженная охрана бдительно следила за границами владений "Дискавери". В это "царство науки" Роберт Гровер приехал рано утром. После обычных формальностей начальник охраны отвел его в жилой корпус и вручил заботам молоденькой, хорошенькой горничной. То ли свежий сосновый воздух и ясное небо, то ли кукольное личико девушки стали тому виной, но едва Роберт переступил порог своей новой квартиры, как все тревоги покинули его и им овладела беспричинная веселость молодой ученый почувствовал себя счастливым и беспечным. - Как вас зовут, милочка? - спросил он, несколько удивляясь такому непривычному для себя фривольному тону. - Стилл, сэр. - Надеюсь, мы будем друзьями, Стилл? - Роберт с ужасом увидел, что рука его протянулась и потрепала горничную за подбородок. - Разумеется, сэр! Роберт покраснел и хотел извиниться, но вместо этого подмигнул девушке. - О, сэр! - засмеялась Стилл и кокетливо посмотрела на нового жильца. - Черт возьми, - пробормотал Роберт, выбегая из комнаты, - кажется, эта противная девчонка приняла меня за. ловеласа... Молодой человек ругал себя на чем свет стоит, не понимая, что с ним произошло, и поклялся взять себя в руки. "Что бы сказали мама и сестра, думал он, стоя у окна, - если бы увидели меня пять минут назад!" Мимо корпуса бесшумно проехал черный лимузин. За рулем сидел знаменитый укротитель Меджитт - Роберт отлично помнил его красивое лицо, - а рядом с дрессировщиком развалился Бергофф. Лицо миллионера, окутанное сигарным дымом, было хмурым. Роберт с удивлением смотрел вслед удаляющемуся автомобилю. Кто-то сзади кашлянул. Гровер обернулся. - А, мистер Стоутмен, - обрадовался он. - Здравствуйте. После неудачной аферы с Дортом Стоутмен долго присматривался к миру, пока снова не нашел в нем трещину, на этот раз в виде фирмы "Дискавери". Он принял в ее работе горячее участие и взял на себя подбор кадров. Нет сомнения, что если бы ему предложили за крупную сумму превратиться из человека в животное, мистер Стоутмен мог бы стать пауком, поскольку плести любые сети было тем немногим, что он умел в совершенстве. Знавшие его раньше склонялись к мнению, что Стоутмен нисколько не постарел, но сам он думал иначе и сохранял фигуру, ежедневно играя в гольф и заменяя мясо и хлеб вареным рисом. Его розовое лицо, всегда отшлифованное парикмахером, по-прежнему не теряло маски добродушия, а своему алчному взгляду мистер Стоутмен научился придавать такую кошачью мягкость и ласку, что порой так и казалось, будто его бесцветные, чуть навыкате, холодные глаза вот-вот замурлыкают... В минуты внутреннего делового подъема мистер Стоутмен напоминал бога Саваофа, извлекающего из-под хитона помятую пальмовую ветвь на середине пути от штаб-квартиры поджигателей войны к зданию Совета сторонников мира. - Здравствуйте, мистер Гровер. Я вышел к вам навстречу, чтобы стать вашим гидом. С чего бы вы хотели начать? - Если вы помните, - сказал Роберт, - я принял окончательное решение подписать контракт, узнав, что мой учитель, профессор Кобрен, заведует медицинским отделом фирмы. - И после того, как я передал вам его желание, чтобы именно вы стали его ассистентом и преемником. - Преемником?! - Я не хотел вас расстраивать, мистер Гровер. Понимаете ли, старина в последнее время немного сдал. - Он болен? - Да, пожалуй. Его хватил паралич, сейчас он нем и недвижим. Прискорбно, да что поделаешь... Вы сами увидите. Начнем с визита к нему.
2
Двухмоторный самолет вылетел из узкого ущелья, и перед пассажирами открылась чудесная панорама. С высоты десяти тысяч футов было видно, что земля, раскинувшаяся внизу, - гористый остров. Самолет крутой спиралью стал снижаться, и горизонт скрылся за скалистыми вершинами гор. Бобу показалось, будто они погрузились в зеленый фужер, наполненный ароматным густым воздухом тропиков. Несколько водопадов пенилось на склонах, поросших лесом. Глубоко внизу светлой лентой пролегла бетонная дорожка. В ушах слегка покалывало. Частный детектив мистер Диппль, сидевший рядом с Хоутоном, поморщился и, зажав пальцами нос, натужился. Боб последовал его примеру: в ушах щелкнуло, чуть закружилась голова, но боль в ушах прекратилась. - Чудесные места, мистер Хоутон, - наклоняясь к Бобу, сказал Диппль. Единственный недостаток - нельзя избежать такого крутого снижения: горы. - У меня почему-то появились колики в желудке, - пожаловался Боб. - Это пройдет. Простите, а какой у вас коэффициент стойкости пищеварения? - Надеюсь, это шутка, мистер Диппль? - Хоутон подозрительно глянул на детектива. - Надо следить за рекламой, - солидно ответил Диппль. - Это новинка фирмы "Желудочные соки". Определяется просто: надо точно подсчитать в течение ста дней, сколько у вас будет поносов и сколько запоров. Затем первое число поделить на второе с точностью до двух знаков, и коэффициент готов. - А потом? - В соответствии с полученным коэффициентом фирма "Желудочные соки" за умеренную плату займется контролем вашего питания и снабдит вас необходимыми эликсирами. - И вы уже знаете свое магическое число? - Я определял его дважды и оба раза получил одинаковый результат: нуль, с гордостью ответил Диппль. - Фирма прислала мне в подарок роскошный прейскурант. - Неужели еще есть иди... я хочу сказать, любопытные? - Еще бы! Вся страна занята этими подсчетами. - Гм... Очевидно, пик рекламы этой фирмы пришелся на то время, когда я участвовал в соревновании потребителей ликеро-водочных предприятий, задумчиво произнес Боб. Детектив отлично выспался за четыре часа полета. Он был настроен благодушно и весело болтал, то и дело поворачивая к Бобу скуластое, монгольского типа лицо с широко расставленными глазами, анфас его вписывался в почти правильный круг. Профиль же этой необыкновенной головы напоминал молодой месяц в первой четверти своего развития. Казалось, будто тыльная часть головы устремилась вперед, чтобы догнать лицевую. - Мистер Хоутон, - говорил он Бобу, торопившему с поисками Паолы, - все будет в свое время. Я еще могу понять астронома: имея дело с вечностью, он привыкает считать человеческую жизнь коротким мигом и оттого спешит. Но вы... Бобу нравился этот, как ему казалось, добродушный, немного суетливый человек, напоминающий тех веселых попутчиков, каких мы частенько встречаем в поезде или на теплоходе. Особенно запомнилось Хоутону высказывание Диппля о жизни. Набросав, так сказать, карандашный эскиз человеческого бытия, детектив на минутку углубился в рой обобщающих выводов, всегда в избытке рождающихся в его поразительно сплюснутой голове, и сказал: - Если бы жизнь каждого из нас в конце своем упиралась в единый барьер, как бы в некую одинаково ровную для всех линию, за которой обрыв, жить было бы страшно: плохо точно знать час своей кончины.
Более пятидесяти часов провели мы в воздухе, снимая шельф и отроги подводного хребта, обнаруженного в районе Пито-Као и Отунуи. Наконец работа окончена. "Илья Муромец" плавно опустился на гладкую поверхность Тихого океана. Ученые принялись изучать результаты съемки. В кают-компании стало тесно: на столе, на креслах и диванах вдоль стен лежали карты и длинные полосы фотоснимков. И только я, Венев, Перстенек, Петренко и Баскин оказались не у дел. Уже в десятый раз мы собирались на носовой палубе вокруг магнитной шахматной доски, но задача так и не была решена. Неизвестно, сколько бы мы еще просидели, но тут раздался голос Петренко: - Справа по борту лодка! Мы кинулись к правому борту. В самом деле, подплывала туземная лодка. Любопытные островитяне не утерпели и пожаловали к нам. Даже простым глазом я без труда различил в узкой длинной лодке четырех туземцев. Один из них, высокий, стройный юноша, стоял на корме и размахивал руками. Венев ушел в кают-компанию. Через минуту он вернулся и, смеясь, рассказал: - Там такой спор... Вряд ли наших ученых сейчас что-нибудь заинтересует, кроме их доводов. Но Александр Иванович разрешил взять гостей на борт. - Надо только присматривать за ними, - посоветовал Саша, - как бы чего не сперли. - Вряд ли, - заметил Петренко. - Не скажи, Филя, я знаю такой случай. Австриец Тенкерд Вензинер совершал кругосветное путешествие на велосипеде; он побывал в двадцати семи странах и проехал уже пятьдесят тысяч километров, но в Лос-Анджелесе у него свистнули велосипед, и на том дело кончилось. - Ну, эти ребята будут почестнее, - заверил Петренко. Мы открыли плексигласовое окно, и к нам донесся голос юноши с лодки. Как уверял Филипп Петрович, туземец выкрикивал какие-то слова на английском языке. - Ты как, в английском силен? - спросил я у Баскина. - Не очень, - признался инженер. Выяснилось, что и Венев недалеко ушел от него. Оставалось положиться на радиста и всезнающего кока. - Объяснимся, - обнадежил Перстенек. - Я помню немного французский, немецкий и, пожалуй, итальянский... Да у нас и электронные переводчики есть, автоматы-полиглоты. - Тише, тише. С лодки что-то кричат, - прислушался Петренко. - "Мауки хороший друг, - медленно переводил он, - его товарищи тоже хорошие. Надо познакомиться с людьми летающей лодки". - Приглашайте их, - сказал Венев. - Есть, командир! - Петренко, сложив руки рупором, передал приглашение. Я принес несколько автоматов-полиглотов и настроил их на английский. - Вы забыли, что они не знают полинезийского языка, - пытался остудить мой пыл Венев. - Ну и что же? Парень ведь знает английский. Хоть с ним сможем поговорить. Между тем лодка с туземцами подошла уже к самому борту "Ильи Муромца". - Скажите им, - попросил инженер, - чтобы они сидели смирно. В правом борту вертолета открылся длинный паз, и из него бесшумно выскользнул уже знакомый нам гигантский манипулятор - механическая рука. Островитяне потеряли дар речи, пригнулись, закрыв головы. Один Мауки наблюдал происходящее широко открытыми глазами. Перстенек и Петренко не переставали успокаивать гостей. Мауки вслушивался в их слова, и по его лицу было видно, что он верит этим спустившимся с неба людям. Алексей Алексеевич осторожно подвел манипулятор к лодке и ухватил ее растопыренной пятерней металлических пальцев. Секунду спустя лодка поднялась в воздух, повисела немного, пока с нее стекла вода, и плавно опустилась на палубу вертолета, рядом с нами. - Приехали, - весело подмигнул Мауки Алексей Алексеевич. Началась церемония знакомства. Мауки представил нам своих товарищей. - Это все строители лодок и жилищ, - с гордостью сказал он. - Нуку! Из группы туземцев выступил седой сухощавый старик и замер с гордо поднятой головой. - Тапиу! Рядом со стариком стал небольшого роста силач, с копной курчавых волос, умными светлыми глазами и длинными натруженными руками. - Манака! Вперед вышел светлокожий туземец, длинный, как жердь, худой, с таким же, как у Мауки, узким лицом и вытянутыми книзу ушами. Его серые глаза смотрели на нас с достоинством и доброжелательно. Настал наш черед. Венев представил туземцам каждого из нас. Первое же его слово, прозвучавшее сперва по-русски, а затем из крохотного динамика автомата-полиглота, висевшего у него на груди, по-английски, привело наших гостей в такое замешательство, что потребовалось разъяснить Мауки и его друзьям, что это за штука. Наконец наши гости успокоились, но теперь, беседуя с нами, они смотрели только на белые ящички. Мы сели на скамью у борта и пригласили островитян занять места рядом, но они отказались наотрез и уселись полукругом прямо на палубе. Привыкнув немного к автоматам-полиглотам, островитяне теперь стали удивляться, что такая "хитрая машина" не умела говорить на их языке. - Вот и попробуй угодить людям! - засмеялся инженер. - С чего начнем? - спросил Перстенек. Я пожал плечами, Венев закурил, Алексей Алексеевич наморщил лоб, но островитяне сами вывели нас из неловкого положения. Седой старик первый, очевидно по праву старшего, приложил ладонь к щеке и, слегка покачиваясь в такт своей размеренной речи, нараспев заговорил по-полинезийски. - Ну, полиглот, выручай, - толкнув в бок Сашу, усмехнулся Петренко. - Пусть Мауки поможет нам понять речь старшего, - попросил юношу кок. Мауки охотно взял на себя роль переводчика и, прислушиваясь к словам старика, переводил их нам. - Слушайте, люди, прилетевшие из Атиа, - говорил старик. ("Атиа" - это, я знал раньше, у полинезийцев называется Азия.) - Вы везете с собой прохладу и ароматы своих лесов (старик, по всей вероятности, имел в виду искусственный климат на "Илье Муромце"). Вы прилетели к нам и показали днище своей лодки жителям Отунуи. Хороший человек гордится своим жилищем и лодкой, а плохой - своим копьем. Так говорил великий Тангароа - первый строитель лодок. Первые жители нашей земли - боги. Вот почему первый кусок и хвост свиньи - божеству, а остальное - смертным. Как деревья - дети бога лесов, так и люди - дети бога камня, из которого сотворен первый человек. Я сказал все, но я хочу слышать, как умеют говорить властелины летающего судна, где нет паруса, а есть много-много весел. Кто силен в слове, тот хорош и в деле... - Они приглашают нас соревноваться в красноречии, - догадался Перстенек и от удовольствия потер руки. - Это по твоей части, - подзадорил его Петренко. - Давай начинай. - Почему же я? Надо по старшинству. Товарищ инженер, просим! - Кхе... Кхе... - откашлялся Баскин и поднял мизинец. - Дозвольте? Островитяне обомлели от восторга и тоже подняли кверху свои мизинцы: жест инженера явно пришелся им по вкусу. - Теперь вы убедились, что ваша привычка дикарская? - укоризненно произнес Саша. - Я бы не называл их дикарями, мы еще не знаем их культуры. Однако начнем, а то синьоры нас ждут. Итак, я - инженер, повелитель машин, - сказал Баскин и посмотрел на Мауки: - Переводите. Поняв первые слова инженера, островитяне шумно одобрили их, а старик убежденно пояснил: - У нас это - жрец! - Не много ли вы взяли на себя? - спросил Венев. - Да что я, виноват? Надо же говорить образно. - А что великий жрец умеет делать сам, своими руками? - важно спросил островитянин. - Жрецу достаточно повелевать! - отпарировал Баскин. - Верно, - согласился старик. - А вот этот достойный человек по имени Тапиу, - указал он на молодого силача, - вырывает с корнем кокосовую пальму и обмахивается ею, когда ветер спит, а солнце обжигает кожу. - Пас! - удрученно развел руками Алексей Алексеевич. - А это командир летающей лодки, - нашелся кок, указывая на Венева. - Он берет в руки сто весел и машет ими, чтобы плыть в воздухе быстрее ветра! - Один ноль в нашу пользу, - восхитился Петренко. - Не очень ли вы загнули? - засмеялся Венев. - Нет-нет, все нормально, - успокоил Перстенек. - Да, Тапиу - ребенок рядом с Великим Командиром, - согласился старик, но, не желая сдаваться, принялся расхваливать Манаку: - Этот длинноухий слышит писк комара за сто раз по сто шагов! - А этот человек по имени Филя, - подхватил кок, кивая на радиста, слышит свою невесту на расстоянии ста дней пути и когда говорит, то его слышат все люди, живущие на самых отдаленных островах. - Великой похвалы достоин человек по имени Филя, - склонил голову старик. - Но среди вас нет никого, кто умел бы строить лодку длиной в сто раз по сто шагов за сто дней, которая поднимает сто воинов и не боится ста океанских волн, поставленных одна на другую. Это умею я - строитель лодок Нуку. - Старик с гордостью оглядел нас и умолк. Тогда Перстенек сделал шаг вперед, угостил гостей "Беломором", закурил сам и для начала пустил над головами темнокожих фантазеров шесть колец, шесть чудесных сизых колец из дыма: они плавно вращались одно в другом. Нуку даже языком прищелкнул. Глаза Саши озорно заблестели, спортивный азарт покрыл его щеки румянцем, и мы поняли, что "во втором тайме" защите противника придется туго: на середину поля вышел наш "центр нападения". - Знают ли высокие гости, что такое самолет? - спросил Саша. Островитяне шумно посовещались, и Мауки ответил за всех: - Да, мы Видели самолеты. Они прилетали на Пито-Као. - А коли так, - вдохновенно произнес Перстенек, - я расскажу балладу о самолете "Сейнтер-пойнтер". Я вспомнил этот легендарный самолет - продукт авиационного фольклора, вероятно, неизвестный сейчас не только людям иных профессий, но и нынешним молодым авиаторам. Легенда о "Сейнтер-пойнтере" родилась в авиации дальнего действия в годы войны с фашистами и облетела все фронты, обрастая всевозможными деталями, передавалась из уст в уста, но ни разу не попала не только в печать, а и в блокнот фольклориста. - Слушайте, ценители веселого слова, - начал кок. - Самолет "Сейнтер-пойнтер" был монопланом, то есть имел одно крыло. Моторов у него было сто сорок восемь. Размах его крыла был так велик, что однажды бортмеханик заблудился в бесчисленных коридорах в крыле и умер от голода. С той поры бортмеханики разъезжали по самолету на мотоциклах и брали с собой двухнедельный запас продовольствия. Чтобы почистить крылья песком, самолет летел в Сахару, а мыли его в Средиземном море. Заправлялся горючим "Сейнтер-пойнтер" из нефтяной скважины в Баку. Дутик, то есть хвостовое колесо этой замечательной машины, был размером с колесо водяной мельницы. В правом крыле располагалась футбольная команда, а в левом - ресторан. Когда шеф-повар выметал сор из своей кухни, то с земли казалось, будто за самолетом летит стая птиц... Пока Саша рассказывал, к нам присоединились профессор Егорин и биолог, и Перстенек еще более оживился. - Когда на "Сейнтер-пойнтере" запускали моторы, - продолжал он уже не столько для туземцев, сколько для нас, - то все вулканы прекращали свою работу. Скорость самолета была от нуля до тысячи километров в час. Знаменит был и экипаж машины. Тридцать летчиков, сорок два штурмана, шестьдесят четыре радиста в радиобюро. За штурвал брались семнадцать пилотов одновременно. Командир корабля в белых перчатках восседал над ними на особом возвышении и бил пудовыми колотушками в тугой барабан. "Бум!" и пилоты крутят штурвал вправо, чтобы создать самолету правый крен, "Бум, бум!" - левый крен. Три удара - и пилоты отдают штурвал от себя, наклоняя нос самолета". Четыре удара - дружно тянут штурвал на себя. Флаг-штурман, семидесятилетний пенсионер, курил трубку с трехметровым чубуком и зеленым флажком указывал направление полета, а его штурманята раскручивали перед ним пятипудовый рулон полетной карты. Когда самолет входил в облака, две команды скороходов - марафонцев бежали к носу самолета, чтобы проверить показания приборов, и стремглав возвращались к командиру для доклада. Когда же "Сейнтер-пойнтер" заходил на посадку, сорок восемь бортмехаников брались друг за дружку и тянули на себя сектор общего газа. Если командир корабля ошибался в расчете на посадку и принимал решение уйти на второй круг, то всех работников аэропорта увольняли в отпуск на целую неделю. В момент приземления с командной вышки аэродрома стреляли из пушки, приветствуя доблестный экипаж. Саша рассказывал с вдохновением истинного артиста. Мы были восхищены его талантом, отшлифованным в состязаниях с рассказчиками-умельцами, которыми так богата авиация. - Когда "Сейнтер-пойнтер", заслоняя солнце, появлялся над полем боя, говорил он, - испуганные фашисты прятались в укрепления. Командир крылатого богатыря трижды ударял в барабан - и летающее чудо света снижалось, проносясь над самой землей. От шума его моторов железо и бетон превращались в пыль. Огромные густые сети волочились по земле, собирали пленных и уносили их в заоблачную высь. В воздушном же бою один его вид обращал в бегство вражеские истребители. Но "Сейнтер-пойнтер" без труда нагонял их. При этом в носу его фюзеляжа открывались широкие ворота, и фашистские самолеты один за другим стремительно проглатывались "Сейнтер-пойнтером", а старший помощник младшего штурмана, стоя у ворот с карандашом и блокнотом в руке, быстро подсчитывал боевые трофеи... Много добрых дел после войны совершили на самолете "Сейнтер-пойнтер". На нем перевозили стада коров и табуны лошадей, разгоняли облака над аэропортом Внуково в часы пик, тушили лесные пожары с бреющего полета, возили лед с вершины Эльбруса в пески Каракума. А однажды был и такой случай: узнали корсиканцы, что их остров передвинулся за последние восемьдесят лет на десять-двенадцать километров в сторону, и забили тревогу. Первым пришел на помощь командир "Сейнтер-пойнтера". Он приказал обвязать остров прочным пеньковым канатом и взял его на буксир. Сперва командир дал газ двенадцати моторам, затем - двадцати четырем, потом всем ста сорока восьми. Дал команду "Полный вперед!" и... вернул Корсику на свое место. Вот какой замечательный самолет был построен у нас! Что именно из рассказа Перстенька поняли островитяне, судить не берусь, но они оказались объективными ценителями Сашиного красноречия и радостно признали себя побежденными: во всяком случае, они поняли, что речь шла о самолете фантастических размеров. - Ну, а насчет Корсики ты загнул! - засмеялся Петренко. - Не веришь? А что Ла-Манш расширяется на два метра в год - тоже не веришь? - Пусть этот Великий Филя, - сказал Нуку, - будет первым белым гостем на Отунуи. - Разве белые люди еще не бывали на вашем острове? - удивился я. - Нет, - поспешно ответил Мауки, - не бывали. В кают-компании довольный Саша дал островитянам обед. Его и без того веселая физиономия сияла. Как же - гости отдали должное его мастерству. Ели они с удовольствием, громко причмокивая и облизывая пальцы (вилки и ножи они спрятали в мешочки, висевшие у каждого на поясе). Мы давно уже успели убедиться в способностях Перстенька. Кормил он нас на славу: недаром его любимец - Антони Карем, знаменитый французский кулинар. А тут он превзошел себя. Лишь Мауки оставался равнодушным к яствам. Он задавал столько вопросов, что мы едва успевали отвечать. Его интересовало все: зачем мы прилетели сюда, что ищем, для кого, из какой страны? - А не думаете ли вы поискать чего-то? - настойчиво спрашивал Мауки. Но больше всего Мауки интересовался Москвой: что это за город, где он находится, кто в нем живет? А потом он совсем неожиданно спросил: - А летчиками все жители Москвы становятся? Мы невольно рассмеялись. Александр Иванович сел рядом с юношей, обнял его за плечи и сказал: - Конечно, не все; только те, кто хочет. - Мауки очень хочет стать летчиком и летать на таком самолете, как "Сейнтер-пойнтер", - вздохнул юноша. Довольный тем, что Мауки хоть кое-что понял из его байки, Саша Перстенек обратился к Егорину: - Александр Иванович, а что, если мы покажем им Москву и летчиков? - Как это - покажем?.. - усмехнулся Петренко. - Очень просто, Филя. Попросим нашего инженера прокрутить фильм "Воздушный парад в Тушино". Фильм вызвал небывалый восторг. Наши гости то и дело прерывали его криками и просили многие места повторить. Что же касается Мауки, то его прямо-таки захватил высший пилотаж реактивных истребителей на встречных курсах. - Я буду летать! - сказал он так уверенно, точно ему предложили профессии на выбор и для него, неграмотного парня из Полинезии, ничего не стоило получить любую из них.
3
После обеда Саша обучал Нуку искусству пускать кольца дыма, а мы показывали гостям наш вертолет. Все их поражало. И нам это, не скрою, доставляло удовольствие. Но мы и не подозревали, как скоро островитяне не только удивят, но и посрамят нас. Это случилось, когда Мауки увидел шахматную доску с фигурами. Сильно жестикулируя, он подозвал своих товарищей, и островитяне склонились над доской. Перстенек хотел было объяснить им, что это за штука, но я удержал его. Мне показалось, что они смотрят на шахматы очень уж осмысленно. Не умеют ли они играть? - Ну что вы! Откуда им? - удивился Перстенек. И все же я оказался прав: островитяне умели играть в шахматы! Больше того: не прошло и двух минут, как Мауки, не прикасаясь к фигурам, объявил: - Белые дают черным мат в три хода. Перстенек ахнул и, заикаясь, перевел нам его слова, от волнения позабыв, что мы и без него все поняли. - А ну реши! - пробасил Петренко. И Мауки показал нам решение. Если помните, черный король чувствовал себя недосягаемым за мощной стеной своих верных пешек. Но ферзь белых проявил дьявольскую хитрость. Покинув центр поля, он занял, казалось бы, нелепую позицию возле своего повелителя короля. На самом же деле это была засада, откуда он грозил маневром по углам доски. Создалось трагическое положение, называемое шахматистами скрипучим словом "цугцванг": любое движение черных ведет к поражению. Впрочем, вы и сами сейчас без труда решите до конца эту замысловатую задачу... Мауки улыбнулся, дружелюбно посмотрел на Филиппа Петровича, на Баскина, на меня и, повернувшись к профессору, немного рисуясь, добавил: - Это просто для Мауки. Мы переглянулись с Егориным.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В городке "Дискавери". Частный детектив Диппль. Свет в окне
1
Мысль ученого достигает полной силы лишь в тишине. Исходя из этого, директора фирмы "Дискавери" арендовали группу строений - добротных двухэтажных коттеджей - подальше от городского шума, в лесу. На фронтоне главного корпуса было начертано: "Тишина - богатство мудреца!" Здесь, в уединении, это были не пустые слова. Десятки приборов измеряли величину шумов, сообщая данные в диспетчерский пункт, ведавший строгим распорядком "хозяйства тишины". Атомная мина, обнаруженная под фундаментом административного корпуса, произвела бы меньший переполох, чем детская хлопушка, будь она найдена на территории городка. Вся работа в лаборатории была окружена тайной. Вооруженная охрана бдительно следила за границами владений "Дискавери". В это "царство науки" Роберт Гровер приехал рано утром. После обычных формальностей начальник охраны отвел его в жилой корпус и вручил заботам молоденькой, хорошенькой горничной. То ли свежий сосновый воздух и ясное небо, то ли кукольное личико девушки стали тому виной, но едва Роберт переступил порог своей новой квартиры, как все тревоги покинули его и им овладела беспричинная веселость молодой ученый почувствовал себя счастливым и беспечным. - Как вас зовут, милочка? - спросил он, несколько удивляясь такому непривычному для себя фривольному тону. - Стилл, сэр. - Надеюсь, мы будем друзьями, Стилл? - Роберт с ужасом увидел, что рука его протянулась и потрепала горничную за подбородок. - Разумеется, сэр! Роберт покраснел и хотел извиниться, но вместо этого подмигнул девушке. - О, сэр! - засмеялась Стилл и кокетливо посмотрела на нового жильца. - Черт возьми, - пробормотал Роберт, выбегая из комнаты, - кажется, эта противная девчонка приняла меня за. ловеласа... Молодой человек ругал себя на чем свет стоит, не понимая, что с ним произошло, и поклялся взять себя в руки. "Что бы сказали мама и сестра, думал он, стоя у окна, - если бы увидели меня пять минут назад!" Мимо корпуса бесшумно проехал черный лимузин. За рулем сидел знаменитый укротитель Меджитт - Роберт отлично помнил его красивое лицо, - а рядом с дрессировщиком развалился Бергофф. Лицо миллионера, окутанное сигарным дымом, было хмурым. Роберт с удивлением смотрел вслед удаляющемуся автомобилю. Кто-то сзади кашлянул. Гровер обернулся. - А, мистер Стоутмен, - обрадовался он. - Здравствуйте. После неудачной аферы с Дортом Стоутмен долго присматривался к миру, пока снова не нашел в нем трещину, на этот раз в виде фирмы "Дискавери". Он принял в ее работе горячее участие и взял на себя подбор кадров. Нет сомнения, что если бы ему предложили за крупную сумму превратиться из человека в животное, мистер Стоутмен мог бы стать пауком, поскольку плести любые сети было тем немногим, что он умел в совершенстве. Знавшие его раньше склонялись к мнению, что Стоутмен нисколько не постарел, но сам он думал иначе и сохранял фигуру, ежедневно играя в гольф и заменяя мясо и хлеб вареным рисом. Его розовое лицо, всегда отшлифованное парикмахером, по-прежнему не теряло маски добродушия, а своему алчному взгляду мистер Стоутмен научился придавать такую кошачью мягкость и ласку, что порой так и казалось, будто его бесцветные, чуть навыкате, холодные глаза вот-вот замурлыкают... В минуты внутреннего делового подъема мистер Стоутмен напоминал бога Саваофа, извлекающего из-под хитона помятую пальмовую ветвь на середине пути от штаб-квартиры поджигателей войны к зданию Совета сторонников мира. - Здравствуйте, мистер Гровер. Я вышел к вам навстречу, чтобы стать вашим гидом. С чего бы вы хотели начать? - Если вы помните, - сказал Роберт, - я принял окончательное решение подписать контракт, узнав, что мой учитель, профессор Кобрен, заведует медицинским отделом фирмы. - И после того, как я передал вам его желание, чтобы именно вы стали его ассистентом и преемником. - Преемником?! - Я не хотел вас расстраивать, мистер Гровер. Понимаете ли, старина в последнее время немного сдал. - Он болен? - Да, пожалуй. Его хватил паралич, сейчас он нем и недвижим. Прискорбно, да что поделаешь... Вы сами увидите. Начнем с визита к нему.
2
Двухмоторный самолет вылетел из узкого ущелья, и перед пассажирами открылась чудесная панорама. С высоты десяти тысяч футов было видно, что земля, раскинувшаяся внизу, - гористый остров. Самолет крутой спиралью стал снижаться, и горизонт скрылся за скалистыми вершинами гор. Бобу показалось, будто они погрузились в зеленый фужер, наполненный ароматным густым воздухом тропиков. Несколько водопадов пенилось на склонах, поросших лесом. Глубоко внизу светлой лентой пролегла бетонная дорожка. В ушах слегка покалывало. Частный детектив мистер Диппль, сидевший рядом с Хоутоном, поморщился и, зажав пальцами нос, натужился. Боб последовал его примеру: в ушах щелкнуло, чуть закружилась голова, но боль в ушах прекратилась. - Чудесные места, мистер Хоутон, - наклоняясь к Бобу, сказал Диппль. Единственный недостаток - нельзя избежать такого крутого снижения: горы. - У меня почему-то появились колики в желудке, - пожаловался Боб. - Это пройдет. Простите, а какой у вас коэффициент стойкости пищеварения? - Надеюсь, это шутка, мистер Диппль? - Хоутон подозрительно глянул на детектива. - Надо следить за рекламой, - солидно ответил Диппль. - Это новинка фирмы "Желудочные соки". Определяется просто: надо точно подсчитать в течение ста дней, сколько у вас будет поносов и сколько запоров. Затем первое число поделить на второе с точностью до двух знаков, и коэффициент готов. - А потом? - В соответствии с полученным коэффициентом фирма "Желудочные соки" за умеренную плату займется контролем вашего питания и снабдит вас необходимыми эликсирами. - И вы уже знаете свое магическое число? - Я определял его дважды и оба раза получил одинаковый результат: нуль, с гордостью ответил Диппль. - Фирма прислала мне в подарок роскошный прейскурант. - Неужели еще есть иди... я хочу сказать, любопытные? - Еще бы! Вся страна занята этими подсчетами. - Гм... Очевидно, пик рекламы этой фирмы пришелся на то время, когда я участвовал в соревновании потребителей ликеро-водочных предприятий, задумчиво произнес Боб. Детектив отлично выспался за четыре часа полета. Он был настроен благодушно и весело болтал, то и дело поворачивая к Бобу скуластое, монгольского типа лицо с широко расставленными глазами, анфас его вписывался в почти правильный круг. Профиль же этой необыкновенной головы напоминал молодой месяц в первой четверти своего развития. Казалось, будто тыльная часть головы устремилась вперед, чтобы догнать лицевую. - Мистер Хоутон, - говорил он Бобу, торопившему с поисками Паолы, - все будет в свое время. Я еще могу понять астронома: имея дело с вечностью, он привыкает считать человеческую жизнь коротким мигом и оттого спешит. Но вы... Бобу нравился этот, как ему казалось, добродушный, немного суетливый человек, напоминающий тех веселых попутчиков, каких мы частенько встречаем в поезде или на теплоходе. Особенно запомнилось Хоутону высказывание Диппля о жизни. Набросав, так сказать, карандашный эскиз человеческого бытия, детектив на минутку углубился в рой обобщающих выводов, всегда в избытке рождающихся в его поразительно сплюснутой голове, и сказал: - Если бы жизнь каждого из нас в конце своем упиралась в единый барьер, как бы в некую одинаково ровную для всех линию, за которой обрыв, жить было бы страшно: плохо точно знать час своей кончины.