Страница:
— Давай рассуждать последовательно, — говорил И.Д.К., вовсе не убежденный, что ход его рассуждений хоть как-то соответствует реализуемой последовательности поступков, событий и следствий. — Код был прочитан. Код включил в генетической памяти механизм, полностью переводивший организм в новое состояние. После этого ты оказалась на планете с этими женщинами, а я — на черном пляже. Куда пропал Йосеф, неизвестно, не исключаю, что он и вовсе остался в Иерусалиме. Не нужно вздыхать, Дина, уверяю тебя, нам повезло больше, чем Йосефу.
Мы, люди, были когда-то кем-то запрограммированы как ключ к возрождению Вселенной. Запрограммированы на генетическом уровне, и механизм был смазан и законсервирован до лучших времен. А ключ был закодирован и дан людям в руки. Тора. В свое время люди должны суметь распознать ключ и в нужное время воспользоваться им. Возможно, для этого действительно нужно было, чтобы явился Мессия. Может, под этим именем имелся в виду тот, кто будет знать Код. Не знаю, интерпретаций за тысячи лет было множество, это очень неблагодарная и, скорее всего, бессмысленная работа — интерпретации, рассуждения типа «что имел в виду Создатель». Весь Талмуд на этом построен, и, тем не менее, в числе интерпретаций не оказалось нужной. Были, в сущности, три варианта. Первый, согласный, возможно, с замыслом: Код расшифровывается автоматически, когда весь еврейский народ собирается в Израиле. Второй: как бы Код ни был сложен, кому— то из цадиков, возможно, удастся разгадать его чисто случайно во время очередной дискуссии в ешиве. Третий: развитие математических методов обработки текстов, и тогда — расшифровка. Осуществился третий вариант, и я не уверен, что так было предусмотрено.
— От скромности ты не умрешь, — улыбнулась Дина, про себя удивившись тому, что способна не только внимательно слушать, но даже и улыбаться.
— Не уверен, что вообще умру от чего бы то ни было, — пробормотал И.Д.К. — И ты, кстати, тоже.
— Я ничего не поняла в твоих рассуждениях, — подумала Дина, ей лень было произносить мысли вслух, но И.Д.К. расслышал и сказал:
— Я просто рассуждаю, рассуждение — как глина, из которой лепишь скульптуру. Пока все бесформенно, но, когда я говорю, то нащупываю, где можно снять кусочек, а где чуть примять… Понимаешь?
— Нет, — подумала Дина.
И.Д.К. наклонился, чтобы поцеловать Дину в губы, и вдруг понял, что они не одни.
Ощущение это мгновенно передалось и Дине, и оба вскочили на ноги, оглядываясь в поисках живого.
Шагах в двадцати, под одним из соседних деревьев, лежал человек. Мужчина в черном костюме и черных пыльных ботинках. Пиджак съехал с плеча, и белая рубашка выглядела помятой. Рыжеватая борода, глаза, будто черные дыры, поглощавшие рассеянный свет неба и ничего не излучавшие в этот мир. Мертвец.
Йосеф Дари.
Дина осталась стоять, а И.Д.К. заставил себя приблизиться. Он опустился перед трупом на колени и приложил ладонь ко лбу Йосефа. Холод. Абсолютный нуль. И.Д.К. отдернул ладонь, испытав мгновенный страх самому обратиться в ледышку. То, что Йосеф умер, и умер давно, не вызывало сомнений. Где это произошло? Здесь? Вопрос был странным — где же еще мог умереть Йосеф, мертвые не способны передвигаться, — но И.Д.К. спросил и ответил себе сам: минуту назад тела под деревом не было. Он оглянулся, и Дина подтвердила взглядом.
И.Д.К. ограничился тем, что поправил на Йосефе пиджак, и руки, раскинутые в стороны, сложил на груди.
Дина позвала его, и И.Д.К. вернулся, не глядя больше на Йосефа. Они постояли друг перед другом, глядя глаза в глаза, а потом погрузились в этот потаенный мир, и чернота сознания сомкнулась над ними.
«Нужно похоронить Йосефа, — думал И.Д.К., — нельзя оставлять его так… А молитва? Кто прочтет кидуш? Я не умею. Только начало „Барух ата адонай, элохейну мелех аолам…“ А дальше? Я еврей или нет? Если прочитать Тору? Заповеди? Нет, Йосеф будет недоволен. Господи, я думаю о нем, будто он живой. А разве нет? Как он мог умереть в мире, где мертвые живут? Дина сказала… Что-то важное… Не помню. Спросить? Какие у нее мягкие волосы… Всегда мечтал об этом — утонуть в женских волосах, зарыться и дышать, чтобы пахло мылом или шампунем, и какими-то духами, и еще губы… Я люблю ее? Я имею право любить ее? Жена Мессии. Не прелюбодействуй. Мы нарушили, и ничего у нас теперь не получится. Этот мир нужно понять, а законы Торы здесь, вполне вероятно, значат не меньше, чем законы физики в нашем мире. Все равно, что нарушить закон сохранения энергии. Невозможно. А здесь получилось. Значит, законы Торы и здесь не абсолютны. Иначе мы не смогли бы прикоснуться друг к другу. Или все проверяется лишь следствиями? Тогда они должны быть ужасны. Мы не выберемся отсюда. И мы не похороним Йосефа, потому что не прочтем кидуш. Мы вообще не из этого мира, попали сюда по недоразумению. Все, что предстоит нам, должен был делать Йосеф. А он умер. Почему? Когда?»
«Нужно похоронить Йосефа, — думала Дина. — Какая мягкая здесь трава, но все равно будут синяки, а он совсем не умеет любить, никогда не любил, и жена у него была глупая, ему же совсем мало нужно, чтобы стать счастливым. А мне? Навсегда остаться здесь. Втроем. Хаиму здесь понравится. Вернуться, взять сына и — сюда. Но сначала похоронить Йосефа. В этой тишине он как…как чернота на белом фоне. И умер он как-то нелепо. Здесь? Может, его вообще нельзя хоронить? Глаза. Мертвые глаза. Яна была мертвая, но у нее были живые глаза. Почему мне не страшно? Нужно делать что-то. Истерики не помогут. Почему он молчит? Почему нет его мыслей? Господи, несколько минут всего прошло… Его мысли обжигали. Как жар от утюга. Что он думал тогда… Милая. Хорошая. Родная. Не словами. Как можно сказать это не словами? Для чего так получилось? Первый раз. Что я скажу мужу? Ничего? Взять сына и уйти. Сюда? О чем я? Как я могу так спокойно — об этом? Уже смирилась? С чем? Все — случайность. Мужчина и женщина. И не более того. Открыть глаза, и вернется страх. Не открывать. Ни за что не открывать. Пусть он…»
Они повернулись друг к другу, и одновременно открыли глаза.
— Это тоже знак, код. — сказал И.Д.К. — Нужно его понять. Мы здесь не для того, чтобы погибнуть. Мы здесь потому, что так было записано в генетической программе. Это очевидно, правда? Значит, выход должен быть.
— Илюша, — сказала Дина. — Выход должен быть простым. Тот, кто писал Тору, не мог рассчитывать, что расшифровкой займешься ты со своим компьютером.
Они уже не видели друг друга, касались друг друга локтями и мыслями, разговаривали тихо или вовсе беззвучно. Боялись сделать резкое движение, потому что рядом был Йосеф, а в темноте казалось, что его нет. В темноте казалось, что нет ничего, кроме касания локтей и мыслей.
— Сколько времени здесь длится ночь? — спросила Дина. — И почему нет звезд? Ни звезд, ни луны — ничего.
— Погоди, — прервал ее И.Д.К. — Чувствуешь?
Это было дуновение тепла, слишком легкое, чтобы его можно было назвать ветром. Слева. Недалеко. Почему-то казалось, что недалеко, хотя как он мог определить расстояние?
— Держи меня за руку, — подумал он, и Дина вцепилась в его запястье. Он сделал шаг влево, потом еще один, а затем вытянутая его рука нащупала мягкую преграду, теплую, наощупь напоминавшую натянутую на каркас материю
— будто поверхность воздушного шара или шатер цирка шапито. Он провел ладонью — поверхность уходила вверх и в стороны, натягиваясь под давлением ладони, пружиня и отталкивая руку. И неожиданно И.Д.К. подумал о том, что на этой стене должен быть написан текст.
Согласно интерпретации историков Израиля-3 (эта версия общепринята), гибель обоих Храмов и начавшийся в начале Новой эры галут были предопределены генетически. Евреи должны были рассеяться по всей планете, ассимилироваться, смешаться с «гоями» таким образом, чтобы много лет спустя на планете не осталось ни одного человека, в жилах которого, как говорится, не текла хотя бы единая молекула еврейской крови. Вот тогда— то и должен был завершиться первый этап плана, вот тогда-то и должна была взорваться генетическая бомба.
На деле получилось иначе. Нация не ассимилировалась. Раввины сохранили Книгу, раввины сохранили нацию, отделив ее от человечества стеной предписаний-мицвот, придав им за тысячи лет характер не литературных реминисценций, а прямых указаний Бога. Именно в силу этого для включения программы понадобилась Личность. Личность, которая смогла бы все же прочитать кодовый текст, раз уж подсознание нации оказалось неспособно это сделать. По логике вещей, именно эта Личность и должна была стать Мессией.
Илья Давидович Кремер Личностью не был. Что до И.Д.К, то он, будучи хорошим ученым, тоже не годился на роль Лидера. Он умел думать. А нужно было уметь и действовать. Именно поэтому события на Саграбале развивались таким образом, что судьба мира в течение довольно длительного времени оставалась совершенно непредсказуемой.
Мир выжил чудом.
Инерция кончилась. Он натолкнулся на стену не только (и может даже не столько) физическую, сколько непреодолимую стену в сознании. Тот И.Д.К., который эту ситуацию создал, не мог ни выйти из нее, ни даже описать для того, чтобы понять. Чтобы выжить, нужен был просто иной человек. Человек действующий, а не только человек думающий.
Он не мог бы сказать, почему отчаяние охватило его именно в этот момент — чем прежние переделки были проще? Кончилась инерция движения, и маятник застыл.
— Я не могу, — сказал он в темноту. — Я не знаю, что делать.
Я хочу умереть, — добавил он мысленно, так и не научившись разделять мысли на тайные и открытые. Дина услышала.
И.Д.К. выпустил ее руку, и она отыскала в темноте его плечо, а другую руку протянула туда, где, как ей казалось, натянулась невидимая материя стены. Наощупь это было похоже на шелк, но казалось живым и теплым.
— Ты что? — сказала она. — Я же ничего в этом не понимаю. Думай, ты мужик или нет?
И.Д.К. молчал, и Дина неожиданно для самой себя размахнулась и что было сил вмазала куда-то — удар, как ей показалось, пришелся И.Д.К. по носу, она увидела мгновенный образ боли, не своей, но от этого не ставшей менее острой, и чужим сознанием почувствовала, как потекла кровь.
— Достань платок, — сказала Дина, — и приложи к носу, я все равно не вижу. Все вы, мужики, такие. На своего насмотрелась. Что теперь прикажешь делать?
Платок, приложенный к носу, кровь не остановил. И.Д.К. чувствовал, как она стекает в горло. Ну и хорошо. Оставьте меня в покое. Отцепитесь все.
— Ты хочешь, чтобы я тебя пожалела? — со злостью сказала Дина. — А ты меня пожалел, когда уговорил прочитать код?
И в этот момент оба увидели, что полного мрака больше нет.
Сначала И.Д.К. подумал, что занялся рассвет — в конце концов, Саграбал мог совершать один оборот вокруг оси и за три часа. Он запрокинул голову, чтобы сдержать кровотечение, чувствуя, что в носу образуется корка засыхающей крови, и это неприятное ощущение отвлекало, ему даже показалось, что он стал хуже видеть, хотя и не очень понимал, как можно это оценить в почти полном еще мраке.
А Дине мешали злость и обида. И еще холод — ее почему-то начало знобить, и воздух, по-прежнему теплый, показался неожиданно морозным, от стены шел холод — не физический холод, но мысль о холоде. Рука, лежавшая на слегка прогибавшейся упругой материи, ощущала скорее тепло — тепло нагретого солнцем шелка, но это вовсе не мешало Дине дрожать от холода — холода мысли.
И потому оба не сразу поняли, что материя начала слабо светиться.
Она была прозрачна, и за ней был все тот же мрак ночи, свет был похож на тоненькую пленку светлячков, и пленка эта казалась бесконечно растянутой ввысь и в стороны — от горизонта до горизонта, от почвы до зенита.
— Господи, — сказала Дина.
На поверхности разделившей мир стены все четче проступали слова.
Пожалуй, прежде чем творить, нужно было подумать. Впрочем, возможно, иудейский Бог вовсе не подходил к проблеме творения, не подумав, и здесь мы упираемся еще в одно понятие: что означают слова «В начале»? Было ли что-то до этого «В начале», или понятие сие нужно принимать абсолютно?
Кстати, любопытная, на мой взгляд, складывалась ситуация в конце двадцатого столетия от рождества Христова — времени, к которому относится явление Мессии. Наука утверждала, что Вселенная произошла в результате Большого взрыва двадцать миллиардов лет назад, и решительно противилась постановке вопроса «а что было раньше». И возражение было, на взгляд современных нам астрофизиков, вполне резонным. О каком «раньше» можно говорить, если в момент Большого взрыва именно и народилось само понятие времени как последовательности событий? Время — лишь одна из форм существования материи. Значит, возможно существование материи и вне пространственно— временных измерений. Как? Неизвестно.
Именно этот ответ почему-то не нравился людям религиозным. Они полагали очевидным, что если мир возник в единочасье, то он был создан тем, кто существовал раньше, до. Кем? Естественно, Богом, ибо кто же еще мог существовать раньше Вселенной?
Надеюсь, что внимательный читатель понял, почему именно в этом месте моего повествования я привел давний и описанный во всех учебниках спор. Вопрос о том, что было до Начала, — вовсе не праздный. В конце концов, если иудейский Бог был всегда, то существовал он и прежде того времени, о котором сказано «В начале». Существовал всегда — значит, бесконечно долго. И имел бесконечно большой срок, чтобы подумать, прежде чем сотворить Вселенную. И ничто не запрещает, дополнив Тору собственной фантазией, предположить, что в течение бесконечного времени до Начала Творец творил и уничтожал иные Вселенные, от которых нам не осталось ничего. И то, что он сотворил в результате — наш Мир, — действительно, оказался лучшим из всех, созданных прежде.
«Все к лучшему в этом лучшем из миров», — утверждал Вольтер, и, хотя он не был иудейским философом, да и Тору, вероятно, не очень-то чтил, был все же прав.
Скажите мне, почему утверждение «Вселенная была всегда» менее логично, чем «Всегда был Бог»? Между тем, спорили именно об этом.
К проблеме происхождения Кода мы еще и не подступили. И.Д.К., в бытность свою советским физиком, занимался проблемой расшифровки, отмахиваясь от вопроса «кто этот Код создал» как от бессмысленного, аналогичного «Кто создал Вселенную в момент Большого взрыва». Включив Код и оказавшись внутри мира, этим Кодом определяемого, И.Д.К., тем более, оставил этот вопрос «на потом» — логика событий, представлялось ему, вовсе не требовала ответа на вопрос «кто же?»
Именно в этом он ошибался, как, естественно, и без моих рассуждений понятно читателю. Я хочу лишь усилить это впечатление. Аналогия с Торой и Евангелием, на мой взгляд, полная, и если читатель ее еще не уловил, это будет для него неплохим умственным упражнением.
И, конечно, не нужно забывать, что Тора — это Код, а Евангелие — размышление по поводу.
Поступок и Слово о поступке.
— Бог.
Слово, которое прочитала Дина, было написано кириллицей и, хотя вязь букв была причудливой, не составляло труда расшифровать его.
— Создатель, — прошептала Дина.
Немного придя в себя, они обменялись короткими репликами и обнаружили, что каждый прочитал «свое» слово, а не одно и то же. И.Д.К. смотрел перед собой, а Дина вверх, русская надпись шла на высоте примерно третьего этажа, хотя, возможно, и выше — в темноте, без ориентиров, невозможно было правильно оценить никаких расстояний.
— Слово было — Бог, — прошептал И.Д.К.
— Ты думаешь, что это все…
— Имена Бога. На всех языках и наречиях. Может быть, даже не Земли, а Вселенной, если где-то есть еще существа, верящие в Него. Если произнести или записать все Его имена, наступит конец света.
— Или наоборот — откроется абсолютная истина?
— Или наоборот, — согласился И.Д.К. — У меня опять пошла кровь, я лучше лягу на землю и…
— Прости, пожалуйста…
— Все, теперь я в порядке. Наверное, ты права — кабинетного червя вроде меня нужно время от времени возвращать в реальный мир с помощью тычка по носу.
— Возможны два варианта, — продолжал И.Д.К. — Первый: все, что происходит с нами, создается намеренно и не зависит от нашей воли. Нам навязывают именно те поступки, которые мы совершаем. Полный детерминизм. И мы отреагируем на появление этих слов именно так, как и должны. Вариант второй: свобода воли. Нам предлагают определенные обстоятельства, и от наших поступков зависит, как с нами обойдутся впоследствии. При этом не играет роли, созданы предлагаемые обстоятельства искусственно или являются естественными природными явлениями. Если мы свободны в выборе, то от нашего поведения может зависеть судьба мира. Судьба евреев. Судьба Земли. Поскольку мы здесь потому, что первыми прочитали Код, и наш организм перестроился. Значит, нужно сто раз подумать, прежде чем что— то делать.
— Господи, — сказала Дина, — слушать тошно. Если ты так вот рассуждал всю жизнь, непонятно, как ты Код расшифровал.
— Погоди…
— Не хочу погодить. Ты заметил, что чем дальше от нас находится слово, тем больше его размер? Чтобы мы смогли прочитать.
— О чем ты говоришь? Попробуй прочитать слово вон там, дальше, все сливается, как и должно быть.
— Что сливается? Я вижу слова на самом горизонте. И на самой макушке, вон там, в зените. Это зенит называется, когда над самой головой?
— И что же там написано?
— Не знаю. Кажется, по-арабски. Вязь какая-то. Но я вижу каждую закорючку.
— Не вижу никаких закорючек. Все слова одинакового размера, и чем они дальше, тем, естественно, труднее различимы.
— Да нет же, о чем ты говоришь! Все слова одинакового размера — правильно, но на любом расстоянии. Значит, чем они дальше, тем крупнее написаны!
— Погоди, погоди, — забормотал И.Д.К., — ко всему прочему, мы еще и видим разные вещи? Так не бывает. Что написано вот здесь, перед нами, я показываю пальцем, ты видишь мою руку?
— Вижу — она заслоняет буквы. Написано на иврите — елохим.
— А здесь?
— Создатель — по-русски.
— А это?
— Наверно, латынь. Доминус… Да?
— Нет! Все наоборот! Русский — вот, а иврит — вот, а латыни вовсе нет, это же иероглиф какой-то! А ну-ка, посмотри, сколько у меня пальцев?
— Ты что, рехнулся? Пять. И не тычь мне в глаза.
— Дина… Дина, ты понимаешь, что происходит? Наверное, мы сошли с ума… Если мы видим разное. Неужели и чувствуем тоже?
— Илюша, — сказала Дина, — ты опять начал паниковать. Сам же говорил: все, что здесь происходит, имеет четкий смысл.
— Но я его не понимаю!
— Значит, нужно сесть и подумать.
— Постоянно что-то происходит, — пожаловался И.Д.К., — все время приходится что-то делать. Я не умею так думать.
— Закрой глаза, сосредоточься и ни на что не обращай внимания.
— Даже на твои мысли?
— Я постараюсь не думать вообще.
— Сажусь. Закрываю глаза. Думаю.
Я — на поляне около леса. Появление Дины. Разговор. Любовь. Появление Йосефа. Темнота. Появление Стены имен.
Никакой связи.
Будем исходить из того, что существует полная детерминированность: ничего не зависит от наших поступков. И в самом деле — я не могу сказать, что появление Дины хоть как-то было связано с тем, что делал я. Она все равно оказалась бы здесь, на Саграбале. Да, но сюда Дину привел ее поступок там, у другой стены — Стены источников. Опять стена. И у стены принимаются решения. Решения, связанные с выбором имени. Там — имя планеты. Здесь — имя Бога. И… Что причина? Что следствие? Слово «Саграбал» возникло у Дины в мыслях вовсе не в результате логического анализа. Почему здесь должно быть иначе? Имя должно быть подсказано. Чем?
Полный туман.
А если все же именно наши действия определяют ход событий? Дина появилась после того, как я подумал о ней. Что-то здесь… После этого не значит — вследствие этого.
Что может дать правильный выбор имени? Пароль? Ключ? Если существует цепь миров, каждый из которых открывается ключом, и нужно пройти их все, чтобы… Чтобы — что? Невозможно определить действия, если не знаешь цели. В любом самом головокружительном триллере всегда известна цель. Поймать убийцу. Наказать порок. Найти клад. Жениться на любимой девушке. Герой ставит себе цель и достигает ее. Или перед ним ставят цель. Но цель всегда есть.
Я не знаю цели, хотя мне ее постоянно подсказывают. Я не знаю средства, хотя оно наверняка перед глазами.
Может ли быть этим средством код, объединяющий все имена Бога, записанные на Стене? Сколько времени нужно, чтобы прочитать все это? Годы и годы — уходя за горизонт. Все равно, что читать молекулу ДНК как книгу — по страницам— молекулам. В природе для чтения генетического кода есть чтец
— молекула РНК. Здесь тоже должен существовать способ чтения. Независимый от сознания. Возможно, он начнет действовать сам — нужно только начать?
Начать. Нет другого выхода.»
Где?!
Здесь было его плечо. Где?!
Ох… Хорошо, что не закричала. Не уходи. Пожалуйста. Ты слышишь меня? Я знаю, что слышишь. Я тебя тоже слышу. Твои мысли как мои. А мои? Никогда не думала, что у меня есть мысли. Казалось, что все решаю чувством. Ошибалась? А… Если бы могла соображать, то вышла бы за Илью? И если бы думала головой, стала бы его слушать? Сидела бы сейчас в Ир-ганим. Хаиму, наверное, так и не заменили повязку на руке, мама такая забывчивая, и палец может опухнуть.
Палец. Почему — палец? У него болел зуб — я давала ему полоскать рот шалфеем. Палец он порезал зимой, и все давно прошло. А я торчу здесь… И чем занимаюсь? Господи, я это сделала. Я. Не думать. Почему — не думать? Он… Где он был раньше? Говорят — пойти на край света. Но ведь за любимым. А я сначала пошла на край света. За край. А потом…
Потом — что?
Полюбила?
Сказала все-таки. Самой себе, но сказала. Не хотела даже мысленно говорить это, и не выдержала.
Илюша, ты же такой умный, неужели ты не понимаешь, что все эти имена на стене до неба, все эти фонтанчики, и планета— память, имена, имена, — как огромная доска почета. Стена памяти. Разве это пишут, чтобы читать? Да еще подряд. Ну хочешь, я скажу тебе, что нужно делать? А ты даже не поймешь, что это я. Подумаешь, что догадался сам. Не нужно думать, нужно чувствовать. Интуиция. Разве у мужчин есть интуиция? Даже у самых лучших.
Сейчас. Еще минута. Если не догадаешься — скажу.»
Господин, имени которого И.Д.К. принципиально не стал запоминать, был на вид лет сорока, вполне ухожен, взгляд его был прям и уверен — короче говоря, «чайником» он наверняка не был. Да и в пришельцев, по его словам, до переезда в Израиль не верил. А здесь вдруг понял, что некоторые его мысли на самом деле принадлежат не ему, а кем-то внушаются.
Неделю он мучился, стараясь отделить свои мысли от заемных, которых становилось все больше. И когда научился-таки четко осознавать, какая мысль его собственная, а какая навеяна извне, ему было недвусмысленно сказано, что он является контактером — то есть, собственно говоря, прибором для передачи землянам информации от инопланетных цивилизаций.
Мы, люди, были когда-то кем-то запрограммированы как ключ к возрождению Вселенной. Запрограммированы на генетическом уровне, и механизм был смазан и законсервирован до лучших времен. А ключ был закодирован и дан людям в руки. Тора. В свое время люди должны суметь распознать ключ и в нужное время воспользоваться им. Возможно, для этого действительно нужно было, чтобы явился Мессия. Может, под этим именем имелся в виду тот, кто будет знать Код. Не знаю, интерпретаций за тысячи лет было множество, это очень неблагодарная и, скорее всего, бессмысленная работа — интерпретации, рассуждения типа «что имел в виду Создатель». Весь Талмуд на этом построен, и, тем не менее, в числе интерпретаций не оказалось нужной. Были, в сущности, три варианта. Первый, согласный, возможно, с замыслом: Код расшифровывается автоматически, когда весь еврейский народ собирается в Израиле. Второй: как бы Код ни был сложен, кому— то из цадиков, возможно, удастся разгадать его чисто случайно во время очередной дискуссии в ешиве. Третий: развитие математических методов обработки текстов, и тогда — расшифровка. Осуществился третий вариант, и я не уверен, что так было предусмотрено.
— От скромности ты не умрешь, — улыбнулась Дина, про себя удивившись тому, что способна не только внимательно слушать, но даже и улыбаться.
— Не уверен, что вообще умру от чего бы то ни было, — пробормотал И.Д.К. — И ты, кстати, тоже.
— Я ничего не поняла в твоих рассуждениях, — подумала Дина, ей лень было произносить мысли вслух, но И.Д.К. расслышал и сказал:
— Я просто рассуждаю, рассуждение — как глина, из которой лепишь скульптуру. Пока все бесформенно, но, когда я говорю, то нащупываю, где можно снять кусочек, а где чуть примять… Понимаешь?
— Нет, — подумала Дина.
И.Д.К. наклонился, чтобы поцеловать Дину в губы, и вдруг понял, что они не одни.
Ощущение это мгновенно передалось и Дине, и оба вскочили на ноги, оглядываясь в поисках живого.
Шагах в двадцати, под одним из соседних деревьев, лежал человек. Мужчина в черном костюме и черных пыльных ботинках. Пиджак съехал с плеча, и белая рубашка выглядела помятой. Рыжеватая борода, глаза, будто черные дыры, поглощавшие рассеянный свет неба и ничего не излучавшие в этот мир. Мертвец.
Йосеф Дари.
Дина осталась стоять, а И.Д.К. заставил себя приблизиться. Он опустился перед трупом на колени и приложил ладонь ко лбу Йосефа. Холод. Абсолютный нуль. И.Д.К. отдернул ладонь, испытав мгновенный страх самому обратиться в ледышку. То, что Йосеф умер, и умер давно, не вызывало сомнений. Где это произошло? Здесь? Вопрос был странным — где же еще мог умереть Йосеф, мертвые не способны передвигаться, — но И.Д.К. спросил и ответил себе сам: минуту назад тела под деревом не было. Он оглянулся, и Дина подтвердила взглядом.
И.Д.К. ограничился тем, что поправил на Йосефе пиджак, и руки, раскинутые в стороны, сложил на груди.
Дина позвала его, и И.Д.К. вернулся, не глядя больше на Йосефа. Они постояли друг перед другом, глядя глаза в глаза, а потом погрузились в этот потаенный мир, и чернота сознания сомкнулась над ними.
* * *
Они лежали рядом на прохладной траве, смотрели в потемневшее небо, на котором уже могли бы появиться первые звезды, они отстранились друг от друга, чтобы побыть наедине с собственными мыслями, но все равно были вместе, превратившись неожиданно в сиамских близнецов, родившихся минуту назад и теперь неразделимых, потому что на двоих у них оказалось одно сердце.«Нужно похоронить Йосефа, — думал И.Д.К., — нельзя оставлять его так… А молитва? Кто прочтет кидуш? Я не умею. Только начало „Барух ата адонай, элохейну мелех аолам…“ А дальше? Я еврей или нет? Если прочитать Тору? Заповеди? Нет, Йосеф будет недоволен. Господи, я думаю о нем, будто он живой. А разве нет? Как он мог умереть в мире, где мертвые живут? Дина сказала… Что-то важное… Не помню. Спросить? Какие у нее мягкие волосы… Всегда мечтал об этом — утонуть в женских волосах, зарыться и дышать, чтобы пахло мылом или шампунем, и какими-то духами, и еще губы… Я люблю ее? Я имею право любить ее? Жена Мессии. Не прелюбодействуй. Мы нарушили, и ничего у нас теперь не получится. Этот мир нужно понять, а законы Торы здесь, вполне вероятно, значат не меньше, чем законы физики в нашем мире. Все равно, что нарушить закон сохранения энергии. Невозможно. А здесь получилось. Значит, законы Торы и здесь не абсолютны. Иначе мы не смогли бы прикоснуться друг к другу. Или все проверяется лишь следствиями? Тогда они должны быть ужасны. Мы не выберемся отсюда. И мы не похороним Йосефа, потому что не прочтем кидуш. Мы вообще не из этого мира, попали сюда по недоразумению. Все, что предстоит нам, должен был делать Йосеф. А он умер. Почему? Когда?»
«Нужно похоронить Йосефа, — думала Дина. — Какая мягкая здесь трава, но все равно будут синяки, а он совсем не умеет любить, никогда не любил, и жена у него была глупая, ему же совсем мало нужно, чтобы стать счастливым. А мне? Навсегда остаться здесь. Втроем. Хаиму здесь понравится. Вернуться, взять сына и — сюда. Но сначала похоронить Йосефа. В этой тишине он как…как чернота на белом фоне. И умер он как-то нелепо. Здесь? Может, его вообще нельзя хоронить? Глаза. Мертвые глаза. Яна была мертвая, но у нее были живые глаза. Почему мне не страшно? Нужно делать что-то. Истерики не помогут. Почему он молчит? Почему нет его мыслей? Господи, несколько минут всего прошло… Его мысли обжигали. Как жар от утюга. Что он думал тогда… Милая. Хорошая. Родная. Не словами. Как можно сказать это не словами? Для чего так получилось? Первый раз. Что я скажу мужу? Ничего? Взять сына и уйти. Сюда? О чем я? Как я могу так спокойно — об этом? Уже смирилась? С чем? Все — случайность. Мужчина и женщина. И не более того. Открыть глаза, и вернется страх. Не открывать. Ни за что не открывать. Пусть он…»
Они повернулись друг к другу, и одновременно открыли глаза.
* * *
День почти угас, небо стало густо фиолетовым, мир без теней быстро превращался в мир без света. Через десяток минут должен был наступить полный мрак, и ясно было, что ни похоронить Йосефа, ни вырыть могилу, ни даже просто спрятать тело в укромном месте уже не удастся.— Это тоже знак, код. — сказал И.Д.К. — Нужно его понять. Мы здесь не для того, чтобы погибнуть. Мы здесь потому, что так было записано в генетической программе. Это очевидно, правда? Значит, выход должен быть.
— Илюша, — сказала Дина. — Выход должен быть простым. Тот, кто писал Тору, не мог рассчитывать, что расшифровкой займешься ты со своим компьютером.
Они уже не видели друг друга, касались друг друга локтями и мыслями, разговаривали тихо или вовсе беззвучно. Боялись сделать резкое движение, потому что рядом был Йосеф, а в темноте казалось, что его нет. В темноте казалось, что нет ничего, кроме касания локтей и мыслей.
— Сколько времени здесь длится ночь? — спросила Дина. — И почему нет звезд? Ни звезд, ни луны — ничего.
— Погоди, — прервал ее И.Д.К. — Чувствуешь?
Это было дуновение тепла, слишком легкое, чтобы его можно было назвать ветром. Слева. Недалеко. Почему-то казалось, что недалеко, хотя как он мог определить расстояние?
— Держи меня за руку, — подумал он, и Дина вцепилась в его запястье. Он сделал шаг влево, потом еще один, а затем вытянутая его рука нащупала мягкую преграду, теплую, наощупь напоминавшую натянутую на каркас материю
— будто поверхность воздушного шара или шатер цирка шапито. Он провел ладонью — поверхность уходила вверх и в стороны, натягиваясь под давлением ладони, пружиня и отталкивая руку. И неожиданно И.Д.К. подумал о том, что на этой стене должен быть написан текст.
* * *
Я настаиваю на том, что именно И.Д.К. и его спутники, совершая на Саграбале некие поступки или, наоборот, не совершая их, сделали мир таким, каков он сейчас. Они, а не Мессия.Согласно интерпретации историков Израиля-3 (эта версия общепринята), гибель обоих Храмов и начавшийся в начале Новой эры галут были предопределены генетически. Евреи должны были рассеяться по всей планете, ассимилироваться, смешаться с «гоями» таким образом, чтобы много лет спустя на планете не осталось ни одного человека, в жилах которого, как говорится, не текла хотя бы единая молекула еврейской крови. Вот тогда— то и должен был завершиться первый этап плана, вот тогда-то и должна была взорваться генетическая бомба.
На деле получилось иначе. Нация не ассимилировалась. Раввины сохранили Книгу, раввины сохранили нацию, отделив ее от человечества стеной предписаний-мицвот, придав им за тысячи лет характер не литературных реминисценций, а прямых указаний Бога. Именно в силу этого для включения программы понадобилась Личность. Личность, которая смогла бы все же прочитать кодовый текст, раз уж подсознание нации оказалось неспособно это сделать. По логике вещей, именно эта Личность и должна была стать Мессией.
Илья Давидович Кремер Личностью не был. Что до И.Д.К, то он, будучи хорошим ученым, тоже не годился на роль Лидера. Он умел думать. А нужно было уметь и действовать. Именно поэтому события на Саграбале развивались таким образом, что судьба мира в течение довольно длительного времени оставалась совершенно непредсказуемой.
Мир выжил чудом.
* * *
Ему захотелось умереть. Быть как Йосеф. Спокойным и мудрым. Мертвые неизбежно мудры, потому что им нельзя возразить.Инерция кончилась. Он натолкнулся на стену не только (и может даже не столько) физическую, сколько непреодолимую стену в сознании. Тот И.Д.К., который эту ситуацию создал, не мог ни выйти из нее, ни даже описать для того, чтобы понять. Чтобы выжить, нужен был просто иной человек. Человек действующий, а не только человек думающий.
Он не мог бы сказать, почему отчаяние охватило его именно в этот момент — чем прежние переделки были проще? Кончилась инерция движения, и маятник застыл.
— Я не могу, — сказал он в темноту. — Я не знаю, что делать.
Я хочу умереть, — добавил он мысленно, так и не научившись разделять мысли на тайные и открытые. Дина услышала.
И.Д.К. выпустил ее руку, и она отыскала в темноте его плечо, а другую руку протянула туда, где, как ей казалось, натянулась невидимая материя стены. Наощупь это было похоже на шелк, но казалось живым и теплым.
— Ты что? — сказала она. — Я же ничего в этом не понимаю. Думай, ты мужик или нет?
И.Д.К. молчал, и Дина неожиданно для самой себя размахнулась и что было сил вмазала куда-то — удар, как ей показалось, пришелся И.Д.К. по носу, она увидела мгновенный образ боли, не своей, но от этого не ставшей менее острой, и чужим сознанием почувствовала, как потекла кровь.
— Достань платок, — сказала Дина, — и приложи к носу, я все равно не вижу. Все вы, мужики, такие. На своего насмотрелась. Что теперь прикажешь делать?
Платок, приложенный к носу, кровь не остановил. И.Д.К. чувствовал, как она стекает в горло. Ну и хорошо. Оставьте меня в покое. Отцепитесь все.
— Ты хочешь, чтобы я тебя пожалела? — со злостью сказала Дина. — А ты меня пожалел, когда уговорил прочитать код?
И в этот момент оба увидели, что полного мрака больше нет.
Сначала И.Д.К. подумал, что занялся рассвет — в конце концов, Саграбал мог совершать один оборот вокруг оси и за три часа. Он запрокинул голову, чтобы сдержать кровотечение, чувствуя, что в носу образуется корка засыхающей крови, и это неприятное ощущение отвлекало, ему даже показалось, что он стал хуже видеть, хотя и не очень понимал, как можно это оценить в почти полном еще мраке.
А Дине мешали злость и обида. И еще холод — ее почему-то начало знобить, и воздух, по-прежнему теплый, показался неожиданно морозным, от стены шел холод — не физический холод, но мысль о холоде. Рука, лежавшая на слегка прогибавшейся упругой материи, ощущала скорее тепло — тепло нагретого солнцем шелка, но это вовсе не мешало Дине дрожать от холода — холода мысли.
И потому оба не сразу поняли, что материя начала слабо светиться.
Она была прозрачна, и за ней был все тот же мрак ночи, свет был похож на тоненькую пленку светлячков, и пленка эта казалась бесконечно растянутой ввысь и в стороны — от горизонта до горизонта, от почвы до зенита.
— Господи, — сказала Дина.
На поверхности разделившей мир стены все четче проступали слова.
* * *
Евангелие от Иоанна начинается так: «Сначала было слово…» Ветхий завет — Тора — начинается иначе: «В начале сотворил Господь небо и землю.» Различие видно невооруженным глазом. Что первично — мысль или действие?Пожалуй, прежде чем творить, нужно было подумать. Впрочем, возможно, иудейский Бог вовсе не подходил к проблеме творения, не подумав, и здесь мы упираемся еще в одно понятие: что означают слова «В начале»? Было ли что-то до этого «В начале», или понятие сие нужно принимать абсолютно?
Кстати, любопытная, на мой взгляд, складывалась ситуация в конце двадцатого столетия от рождества Христова — времени, к которому относится явление Мессии. Наука утверждала, что Вселенная произошла в результате Большого взрыва двадцать миллиардов лет назад, и решительно противилась постановке вопроса «а что было раньше». И возражение было, на взгляд современных нам астрофизиков, вполне резонным. О каком «раньше» можно говорить, если в момент Большого взрыва именно и народилось само понятие времени как последовательности событий? Время — лишь одна из форм существования материи. Значит, возможно существование материи и вне пространственно— временных измерений. Как? Неизвестно.
Именно этот ответ почему-то не нравился людям религиозным. Они полагали очевидным, что если мир возник в единочасье, то он был создан тем, кто существовал раньше, до. Кем? Естественно, Богом, ибо кто же еще мог существовать раньше Вселенной?
Надеюсь, что внимательный читатель понял, почему именно в этом месте моего повествования я привел давний и описанный во всех учебниках спор. Вопрос о том, что было до Начала, — вовсе не праздный. В конце концов, если иудейский Бог был всегда, то существовал он и прежде того времени, о котором сказано «В начале». Существовал всегда — значит, бесконечно долго. И имел бесконечно большой срок, чтобы подумать, прежде чем сотворить Вселенную. И ничто не запрещает, дополнив Тору собственной фантазией, предположить, что в течение бесконечного времени до Начала Творец творил и уничтожал иные Вселенные, от которых нам не осталось ничего. И то, что он сотворил в результате — наш Мир, — действительно, оказался лучшим из всех, созданных прежде.
«Все к лучшему в этом лучшем из миров», — утверждал Вольтер, и, хотя он не был иудейским философом, да и Тору, вероятно, не очень-то чтил, был все же прав.
Скажите мне, почему утверждение «Вселенная была всегда» менее логично, чем «Всегда был Бог»? Между тем, спорили именно об этом.
К проблеме происхождения Кода мы еще и не подступили. И.Д.К., в бытность свою советским физиком, занимался проблемой расшифровки, отмахиваясь от вопроса «кто этот Код создал» как от бессмысленного, аналогичного «Кто создал Вселенную в момент Большого взрыва». Включив Код и оказавшись внутри мира, этим Кодом определяемого, И.Д.К., тем более, оставил этот вопрос «на потом» — логика событий, представлялось ему, вовсе не требовала ответа на вопрос «кто же?»
Именно в этом он ошибался, как, естественно, и без моих рассуждений понятно читателю. Я хочу лишь усилить это впечатление. Аналогия с Торой и Евангелием, на мой взгляд, полная, и если читатель ее еще не уловил, это будет для него неплохим умственным упражнением.
И, конечно, не нужно забывать, что Тора — это Код, а Евангелие — размышление по поводу.
Поступок и Слово о поступке.
* * *
Слово, которое И.Д.К. прочитал, состояло из ивритских букв и означало— Бог.
Слово, которое прочитала Дина, было написано кириллицей и, хотя вязь букв была причудливой, не составляло труда расшифровать его.
— Создатель, — прошептала Дина.
Немного придя в себя, они обменялись короткими репликами и обнаружили, что каждый прочитал «свое» слово, а не одно и то же. И.Д.К. смотрел перед собой, а Дина вверх, русская надпись шла на высоте примерно третьего этажа, хотя, возможно, и выше — в темноте, без ориентиров, невозможно было правильно оценить никаких расстояний.
— Слово было — Бог, — прошептал И.Д.К.
— Ты думаешь, что это все…
— Имена Бога. На всех языках и наречиях. Может быть, даже не Земли, а Вселенной, если где-то есть еще существа, верящие в Него. Если произнести или записать все Его имена, наступит конец света.
— Или наоборот — откроется абсолютная истина?
— Или наоборот, — согласился И.Д.К. — У меня опять пошла кровь, я лучше лягу на землю и…
— Прости, пожалуйста…
— Все, теперь я в порядке. Наверное, ты права — кабинетного червя вроде меня нужно время от времени возвращать в реальный мир с помощью тычка по носу.
— Возможны два варианта, — продолжал И.Д.К. — Первый: все, что происходит с нами, создается намеренно и не зависит от нашей воли. Нам навязывают именно те поступки, которые мы совершаем. Полный детерминизм. И мы отреагируем на появление этих слов именно так, как и должны. Вариант второй: свобода воли. Нам предлагают определенные обстоятельства, и от наших поступков зависит, как с нами обойдутся впоследствии. При этом не играет роли, созданы предлагаемые обстоятельства искусственно или являются естественными природными явлениями. Если мы свободны в выборе, то от нашего поведения может зависеть судьба мира. Судьба евреев. Судьба Земли. Поскольку мы здесь потому, что первыми прочитали Код, и наш организм перестроился. Значит, нужно сто раз подумать, прежде чем что— то делать.
— Господи, — сказала Дина, — слушать тошно. Если ты так вот рассуждал всю жизнь, непонятно, как ты Код расшифровал.
— Погоди…
— Не хочу погодить. Ты заметил, что чем дальше от нас находится слово, тем больше его размер? Чтобы мы смогли прочитать.
— О чем ты говоришь? Попробуй прочитать слово вон там, дальше, все сливается, как и должно быть.
— Что сливается? Я вижу слова на самом горизонте. И на самой макушке, вон там, в зените. Это зенит называется, когда над самой головой?
— И что же там написано?
— Не знаю. Кажется, по-арабски. Вязь какая-то. Но я вижу каждую закорючку.
— Не вижу никаких закорючек. Все слова одинакового размера, и чем они дальше, тем, естественно, труднее различимы.
— Да нет же, о чем ты говоришь! Все слова одинакового размера — правильно, но на любом расстоянии. Значит, чем они дальше, тем крупнее написаны!
— Погоди, погоди, — забормотал И.Д.К., — ко всему прочему, мы еще и видим разные вещи? Так не бывает. Что написано вот здесь, перед нами, я показываю пальцем, ты видишь мою руку?
— Вижу — она заслоняет буквы. Написано на иврите — елохим.
— А здесь?
— Создатель — по-русски.
— А это?
— Наверно, латынь. Доминус… Да?
— Нет! Все наоборот! Русский — вот, а иврит — вот, а латыни вовсе нет, это же иероглиф какой-то! А ну-ка, посмотри, сколько у меня пальцев?
— Ты что, рехнулся? Пять. И не тычь мне в глаза.
— Дина… Дина, ты понимаешь, что происходит? Наверное, мы сошли с ума… Если мы видим разное. Неужели и чувствуем тоже?
— Илюша, — сказала Дина, — ты опять начал паниковать. Сам же говорил: все, что здесь происходит, имеет четкий смысл.
— Но я его не понимаю!
— Значит, нужно сесть и подумать.
— Постоянно что-то происходит, — пожаловался И.Д.К., — все время приходится что-то делать. Я не умею так думать.
— Закрой глаза, сосредоточься и ни на что не обращай внимания.
— Даже на твои мысли?
— Я постараюсь не думать вообще.
— Сажусь. Закрываю глаза. Думаю.
* * *
В черной пустоте небытия не было знаков. Сама пустота была знаком.* * *
«Последовательно.Я — на поляне около леса. Появление Дины. Разговор. Любовь. Появление Йосефа. Темнота. Появление Стены имен.
Никакой связи.
Будем исходить из того, что существует полная детерминированность: ничего не зависит от наших поступков. И в самом деле — я не могу сказать, что появление Дины хоть как-то было связано с тем, что делал я. Она все равно оказалась бы здесь, на Саграбале. Да, но сюда Дину привел ее поступок там, у другой стены — Стены источников. Опять стена. И у стены принимаются решения. Решения, связанные с выбором имени. Там — имя планеты. Здесь — имя Бога. И… Что причина? Что следствие? Слово «Саграбал» возникло у Дины в мыслях вовсе не в результате логического анализа. Почему здесь должно быть иначе? Имя должно быть подсказано. Чем?
Полный туман.
А если все же именно наши действия определяют ход событий? Дина появилась после того, как я подумал о ней. Что-то здесь… После этого не значит — вследствие этого.
Что может дать правильный выбор имени? Пароль? Ключ? Если существует цепь миров, каждый из которых открывается ключом, и нужно пройти их все, чтобы… Чтобы — что? Невозможно определить действия, если не знаешь цели. В любом самом головокружительном триллере всегда известна цель. Поймать убийцу. Наказать порок. Найти клад. Жениться на любимой девушке. Герой ставит себе цель и достигает ее. Или перед ним ставят цель. Но цель всегда есть.
Я не знаю цели, хотя мне ее постоянно подсказывают. Я не знаю средства, хотя оно наверняка перед глазами.
Может ли быть этим средством код, объединяющий все имена Бога, записанные на Стене? Сколько времени нужно, чтобы прочитать все это? Годы и годы — уходя за горизонт. Все равно, что читать молекулу ДНК как книгу — по страницам— молекулам. В природе для чтения генетического кода есть чтец
— молекула РНК. Здесь тоже должен существовать способ чтения. Независимый от сознания. Возможно, он начнет действовать сам — нужно только начать?
Начать. Нет другого выхода.»
* * *
«Страшно. Опять страшно. Вроде бы прошло, а теперь опять… Будто паук какой-то подбирается в темноте. Всегда боялась пауков. Почему? Из-за лап, наверно. Глупости. При чем здесь лапы? Просто они жуткие твари. В темноте все кажется жутким. Даже буквы эти. Жуткие буквы. Как надпись на лбу — жжет и щекочет…Где?!
Здесь было его плечо. Где?!
Ох… Хорошо, что не закричала. Не уходи. Пожалуйста. Ты слышишь меня? Я знаю, что слышишь. Я тебя тоже слышу. Твои мысли как мои. А мои? Никогда не думала, что у меня есть мысли. Казалось, что все решаю чувством. Ошибалась? А… Если бы могла соображать, то вышла бы за Илью? И если бы думала головой, стала бы его слушать? Сидела бы сейчас в Ир-ганим. Хаиму, наверное, так и не заменили повязку на руке, мама такая забывчивая, и палец может опухнуть.
Палец. Почему — палец? У него болел зуб — я давала ему полоскать рот шалфеем. Палец он порезал зимой, и все давно прошло. А я торчу здесь… И чем занимаюсь? Господи, я это сделала. Я. Не думать. Почему — не думать? Он… Где он был раньше? Говорят — пойти на край света. Но ведь за любимым. А я сначала пошла на край света. За край. А потом…
Потом — что?
Полюбила?
Сказала все-таки. Самой себе, но сказала. Не хотела даже мысленно говорить это, и не выдержала.
Илюша, ты же такой умный, неужели ты не понимаешь, что все эти имена на стене до неба, все эти фонтанчики, и планета— память, имена, имена, — как огромная доска почета. Стена памяти. Разве это пишут, чтобы читать? Да еще подряд. Ну хочешь, я скажу тебе, что нужно делать? А ты даже не поймешь, что это я. Подумаешь, что догадался сам. Не нужно думать, нужно чувствовать. Интуиция. Разве у мужчин есть интуиция? Даже у самых лучших.
Сейчас. Еще минута. Если не догадаешься — скажу.»
* * *
Умирая, уходишь. Навсегда?* * *
Однажды ему довелось беседовать с контактером. Познакомились они тривиально — в очереди на бирже труда. Чем-то И.Д.К. привлек этого человека, может быть, рассеянностью взгляда. О чем они говорили сначала, И.Д.К. не помнил, да это и неважно — разговор не мог не крутиться вокруг жалкой участи репатрианта, когда доктора наук вынуждены подметать улицы, а бывшие действительные члены вымышленных академий — благодарить за стипендию министерства абсорбции. Но уже через полчаса разговор — это он помнил точно — шел о вмешательстве иного разума в земную жизнь.Господин, имени которого И.Д.К. принципиально не стал запоминать, был на вид лет сорока, вполне ухожен, взгляд его был прям и уверен — короче говоря, «чайником» он наверняка не был. Да и в пришельцев, по его словам, до переезда в Израиль не верил. А здесь вдруг понял, что некоторые его мысли на самом деле принадлежат не ему, а кем-то внушаются.
Неделю он мучился, стараясь отделить свои мысли от заемных, которых становилось все больше. И когда научился-таки четко осознавать, какая мысль его собственная, а какая навеяна извне, ему было недвусмысленно сказано, что он является контактером — то есть, собственно говоря, прибором для передачи землянам информации от инопланетных цивилизаций.