Страница:
— Я?
— Конечно, — И.Д.К. откровенно любовался ее непониманием. — Вы сказали, чтобы он возвращался домой, Илья это воспринял и перешел к действиям. Я пытался ему это внушить задолго до вас, но не получилось, он был эмоционально взвинчен, и мои мысли не воспринимал, а вы ему ближе, вы
— жена, и…
— Что вы сказали о телепортации?
— А… Попробуйте. Ну, скажем, остановите движение на углу улиц Яффо и Кинг Джородж. Думайте об этом.
— Не хочу! Я…
— Ну, Дина, вы об этом уже подумали, это получилось автоматически. Хотите посмотреть результат? Дайте руку.
Он протянул Дине руку, и она, отпрянув на мгновение, все же коснулась его холодных пальцев, и по телу пробежал ток, будто от прикосновения к чему-то чужому, ненужному, опасному и притягивавшему, как взгляд удава.
— Представьте себе это место, — властно сказал И.Д.К. — Вперед!
Зазвонил телефон, но трубку никто не поднял. Квартира была пуста.
Я хочу спросить коллег-историков: кто-нибудь мысленно представлял себе сценарий, в котором бы Коды, выведенные И.Д.К., оказались вовсе не такими эффективными? Включение программы могло происходить иначе, вовсе не таким элементарным способом. К обсуждению этой проблемы — она, в сущности, перекликается с основным вопросом современной философии, — мы еще вернемся. Читая, попытайтесь одновременно еще и думать, а не только представлять картины и участвовать в них эмоционально.
Вопрос первый: что было бы, если бы старцы отказались в ту ночь читать отрывки из Торы, указанные Ильей Кремером, посчитав это кощунством?
Второй вопрос: что стало бы с избранностью еврейского народа, если бы Евровидение вело прямую трансляцию из кнессета в то время, когда там происходила церемония приобщения?
И третий вопрос, из области скорее нравственной: почему первыми людьми Кода должны были непременно стать Хранители веры и Хранители закона?
— Илья должен был иметь аудиторию, — серьезно сказал И.Д.К. — Мессия, видите ли, является в мир не для того, чтобы быть идолом у группы людей, пусть даже влиятельных. Все евреи должны узнать смысл послания. Самый простой способ — приобщить начальство, светское и религиозное. Религиозное, кстати, вовсе не обязательно должно было быть первым.
— Перестройка начинается сверху? — спросила Дина.
— Перестройка всегда начинается сверху, — сказал И.Д.К., — иначе это революция и кровь. Задача Ильи Давидовича сейчас — выступить в кнессете так, чтобы и телезрители прочитали текст Кода.
— И все станут телепатами и смогут перемещаться силой мысли, и сразу всем станет хорошо — и ворам, и грабителям, а арабы, которые воспримут Код, тоже станут такими же могучими, и что тогда? Вот сейчас вылезет из стены араб с ножом…
И.Д.К. покачал головой.
— Нет, поймите, Дина, смысл Кода вовсе не в том, чтобы дать нам какие-то сверхвозможности…
— А, вы уже знаете смысл? Люди изучают Тору тысячи лет, чего только о ней не передумали, мне Илья рассказывал, как они в ешиве над каждым словом… И сколько в каждом слове скрытого смысла… Смысла и мыслей о жизни, а не указаний, как проходить сквозь стену… И вдруг приходит некто, который даже Танаха не читал, а о Талмуде имеет такое же представление, как о жизни Шивы, считает что-то на компьютере, и вот вам, пожалуйста…
— Все не так… Просто на Тору всегда смотрели как на Книгу, пусть с тайным, неясным смыслом, как хотите. Но — Книгу, написанную Творцом для того, чтобы человек думал над ней, чувствовал, размышлял. Книгу, предназначенную для ума и чувств. На деле же Книга обращена вовсе не к уму, не к чувствам, а к биологической основе человека. В Торе всегда искали смысл…
— Не чувствую я никакого смысла, — тихо сказала Дина, — а чувствую, что все катится к чертям. И уже не будет у меня мужа, и в Израиле уже не будет мира, и все из-за вас.
Она встала, прошла мимо И.Д.К., и он физически ощутил исходивший от нее терпкий запах неприязни, будто жена патриция прошла мимо последнего плебея. Дина подошла к окну и исчезла, мысленным приказом послав себя туда, где, как ей казалось, сейчас ей надлежало быть. И.Д.К. прикинул: либо к Илье, либо к родителям за сыном, второе вернее.
Он поудобнее устроился на диване.
Любимая им теория творчества утверждала, что противоречие может быть разрешено, если разделить противоречащие друг другу части в пространстве или времени. Что ж, цель может быть принципиально недостижима на Земле, но достижима на Марсе или в системе беты Козерога. Или — недостижима сегодня, но достижима через тридцать лет. Пример такой цели — создание антигравитации.
Он был вовсе не мудрее тысяч мудрецов — интерпретаторов Торы за многие века. Значит, он должен быть хитрее их. Если задача не решается в лоб (как ее решали все и всегда), значит, нужно решать обходную задачу.
Когда что-то получалось, он радовался и сам себе раздавал благодарности и дипломы, которые вешал на видное место в собственном подсознании. Когда не получалось ничего, он молча сносил едкие реплики, которыми сам себя награждал, он был сам себе ученый совет, директор и уборщик территории. Он верил сам в себя, и, если разобраться, сам для себя был и Богом, и Дьяволом. Именно в этом качестве И.Д.К. и был в состоянии жить.
Для религиозного еврея смысл жизни заключался в приближении к Создателю, в сохранении традиций, как он лично понимал этот процесс. Но сохранять традиции было жизненно необходимо лишь до вчерашнего дня — нужно было пронести текст Книги в первозданности, не допуская никаких ошибок и отсебятины. Любая лишняя, недостающая или измененная буква аналогична мутировавшей клетке в биологическом аналоге — генетической молекуле ДНК. Все сопутствующее — Танах, пророки, Мишна, Талмуд, не говоря уж о Новом Завете, Евангелиях и прочем, включая едкий и мрачный Апокалипсис, — плоды интерпретационной деятельности, потому что человеку представляется невозможным хранить нечто, никак не пытаясь осознать хранимое.
Сейчас все это ни к чему. Черта подведена, Книга заговорила, Код начал действовать.
И.Д.К. неожиданно ощутил собственную ничтожность перед этим, запущенным им, процессом. В сущности, он расшифровал несколько частных кодов, полагая, что этого будет достаточно: подсознание, биология сработают, и дальше текст Книги будет читаться независимо от него. По аналогии с биологической ДНК — достаточно запустить механизм, и считывание генетической информации продолжится само, до тех пор, пока не появится новый организм. Новая жизнь. Существо.
Пока Существа не было. Нация оставалась прежней, — алчущей, ждущей, громкогласной и нелепой, — прием, оказанный Мессии в кнессете, ясно это показал.
Это потому, — мрачно подумал И.Д.К., — что я не лидер и никогда им не стану. Обо всем этом следовало подумать раньше. Наука вне морали, и когда занимаешься ею, думаешь только о результате. О следствиях задумываешься потом, когда результат достигнут. Голова освобождается. Как утверждает теория творчества, происходит переход к надсистеме. Вот сейчас этот переход и происходит. С той существенной оговоркой, что назад уже не вернуться.
Как можно доказать богоизбранность Мессии, и почему верующим нужны доказательства? Почему Христос должен был доказывать, что он сын Бога: ходить по воде аки посуху, лечить наложением рук и совершать прочие чудеса, работавшие на его имидж больше, нежели Нагорная проповедь? И разве окончательное признание не пришло к Иисусу после смерти, а точнее — после чудесного воскресения и вознесения, которое и стало окончательным доказательством?
Видимо, просто поверить можно только в Бога, все остальное нуждается в той или иной аргументации, в цепи доказательств, вполне, кстати, материальных. Провал прочих Мессий — тому подтверждение.
Поэтому, как я понимаю, цивилизованный мир был шокирован, узнав о том, что Совет мудрецов Торы и кнессет официально признали Илью Давидовича Кремера Мессией и призвали народ Израиля (имея при этом в виду евреев всего мира) склонить перед ним головы и следовать его словам, как будто они произнесены самим Всевышним.
Под влияние Мессии (на самом-то деле — под влияние Кода) подпали даже представители крайне левого блока МЕРЕЦ, не верившие ни в Бога, ни в Пришествие. Именно на это обстоятельство делали упор иностранные корреспонденты, которые вели репортажи из кнессета, не зная ивритских букв и не сумев поэтому прочитать тексты, которые Илья Давидович демонстрировал с кафедры.
После исторического заседания кнессета Мессия сошел с трибуны и исчез, повергнув в изумление иностранных репортеров, а в душах евреев вызвав лишь волну восторга. Мессия появился вновь полчаса спустя, и эти полчаса доставили историкам немало трудностей, поскольку сам Мессия никогда об этом не вспоминал.
Причина была — кому хочется признаваться в собственном унижении?
— И что же теперь? Ах, вы не думали! Думали? Оба? Ни черта не думали, особенно вы! Илья вообще думать не умеет, для него Тора стала вместо головы. Вам что, понравилось сквозь стены проходить и мысли читать? (Я не знал, что эффект будет именно таким, — вставил И.Д.К.) Господи, вы и этого не знали! Ну, я понимаю вас, вы хотели сделать евреев счастливым народом. Раз это в Торе так закодировано, то, значит, так и нужно. А что еще в Торе закодировано? Или не в Торе, а в нас самих? Если я уборщица, то от этого не стала такой же дурой, как Илья, и как вы тоже, кстати. Вы подумали о том, что теперь во всем мире нас, евреев, станут ненавидеть с утроенной силой? Ждите погромов, вот что я вам скажу!
— Минутку, — прервал ее И.Д.К. — Погромы-то тут при чем?
— Нормальная ксенофобия. Если некто выделяется — его бьют. Если он выделяется в сторону идиотизма, его бьют без злобы, но с издевкой. А если строит из себя, а тем более если и в самом деле умен не в меру, то бьют со злостью и долго.
— Дина, — сказал Илья Давидович, справившись, наконец, с собственным волнением. — Чего ты, собственно, хочешь? Есть предназначение, и я сегодня понял это, как никогда прежде. Когда стоял на кафедре в кнессете (Господи,
— вскричала Дина, — и это тебя потрясло, да?), да это меня потрясло, потому что… Ну, на меня смотрел весь народ… Такое было ощущение. И тогда… я все хотел это сформулировать, но Дина слова вставить не дает (да говори, кто тебе мешает…), тогда я понял вдруг, что включились еще какие-то… ну, резервы… и я увидел все, что произойдет через минуту и час, я увидел, как мы здесь сидим, но потом это пропало, и Дина позвала меня… и в этот момент я сказал что-то… я не помню что, потому что это шло совсем из подсознания… я только знал, что это тоже слова из Торы, и что я должен был сказать именно их, потому что… ну, потому что они — ключ к следующему слою. Как бы это… (Я понял, Илья Давидович, — вставил И.Д.К., — Код сам включает новые каналы, так и должно быть, продолжайте) Я сказал что-то, и все услышали, потому что телекамеры работали, но я не успел закончить, как вы с Диной… ну, буквально выдернули меня оттуда. А теперь я не помню ни слов, что говорил в тот момент, ни тех слов, что должен был сказать.
— Ничего ты не должен был, — сказала Дина, — и слава Богу, что забыл.
— Вы вспомните, — заверил И.Д.К. — Все записали телевизионщики, вы посмотрите запись и вспомните. А скорее всего, вспомните и без них.
— Пойдемте обедать, — неожиданно предложила Дина. — В покое Илью теперь все равно не оставят. Если не как Мессию, то как шарлатана. Выгляните на улицу. Стоят эти в черных шляпах? И полиция, видите? Они, наверное, думают, что Илья все еще в кнессете…
Дина отправилась на кухню разогревать котлеты, оказалось, что все непереносимо проголодались, и дети тоже потребовали свою порцию, им накрыли в салоне, а сами сели к кухонному столику.
— Ну почему такое еврейское счастье? — сказала Дина. — Почему именно вы решили, что можете повести народ?
— Я вовсе не собирался вести народ, — возмутился И.Д.К. — Я не так самонадеян. И мужа вашего тоже на это не подбивал. Задача Ильи Давидовича
— включить работу генофонда. Не ходить же по городу, чтобы дать каждому еврею прочитать включающий текст!
— Значит, Илья может не возвращаться в кнессет?
— Спросите у него, — пожал плечами И.Д.К.
Илья Давидович беспокойно заерзал. Его пугали переполненные трибуны, он знал, какая паника сейчас в зале заседаний; телекамеры, когда над одной из них включался красный сигнал, казались ему глазами дьявола. Но именно сейчас впервые в жизни он почувствовал, что существует нечто такое, что он обязан сделать.
— Я только закончу речь и уйду, — буркнул Илья Давидович, быстро доедая последний кусок котлеты и думая о странной закономерности: почему-то всегда именно последний кусок оказывается жутко пересоленным.
Дина бросила вилку.
— Господи, он должен закончить речь! Маккиавелли! А потом не забудь пригласить Левингера и этого… рава Гусмана на ужин в наш дворец. Приготовлю что-нибудь абсолютно кошерное. Пусть посмотрят, как живут олим с Украины, даже если они воображают себя Мессиями.
Илья Давидович аккуратно вытер пальцы салфеткой. Он не привык спорить с женой. Но сейчас ей следует умерить свой пыл. Он подумал об этом аккуратно, чтобы мысленный образ получился ясным, и понял, что Дина услышала его, и И.Д.К. услышал тоже, хотя к нему Илья Давидович и не обращался.
— Как знаешь, — молча сказала Дина, не глядя на мужа.
— Мы будем ждать вас, — произнес И.Д.К. вслух, поскольку разговаривать мысленно было очень непривычно.
Илья Давидович кивнул и исчез. Дина, не глядя на И.Д.К., бросила в раковину грязные тарелки и вышла в салон, обдав И.Д.К. холодом ненависти. Он поежился.
Минуту спустя Дина заглянула на кухню и сказала:
— Вы оглохли? Я уже минуту зову вас мысленно. Посмотрите, что делается!
— И что же такое делается? — спросил И.Д.К., выходя в салон. На экране телевизора рав Шапира, Главный сефардский раввин Израиля, стоя рядом с Ильей Давидовичем, произносил речь, официально объявляя Элиягу Кремера посланцем Бога.
И.Д.К. почувствовал волнение Ильи Давидовича, его страх — не перед самим фактом провозглашения, но перед необходимостью сказать и сделать нечто такое, что навсегда останется в истории народа. Сработала положительная обратная связь — страх этот И.Д.К. ощутил как свой, даже более усиленный какими-то внутренними индукционными токами.
Дина тоже ощутила этот страх и неожиданно для себя бросилась к И.Д.К. и, прижавшись к нему на глазах у изумленного сына, начала шептать что-то бессвязное, и в это мгновение, когда мысли, шедшие из глубины сознания И.Д.К., сложились со страхами и надеждами Ильи Кремера, с необъяснимым для нее самой страхом Дины, и с чем-то еще, витавшим то ли в воздухе, то ли в нематериальном информационном поле планеты, в это самое мгновение и родился в мыслях Дины Текст, включилась Главная программа, и только после того, как Дина произнесла ключевые слова, после того, как убедилась, что Илья воспринял их, после того, как вмиг все понявший И.Д.К. заставил Илью Давидовича запомнить Код, написать его и произнести, невежливо перебив рава, только после всего этого Дина сумела заставить себя расслабиться и сама осознала то, что произнесла сначала мысленно, а затем вслух.
И.Д.К. еще раз повторил вслух слова Кода, ни на миг не запнувшись:
— «И сказал Господь Моше, говоря: придешь ты на эту землю, и наступят годы бед для твоего народа, но не будет в нем зла и не убоится странник ищущего, когда войдет он в дом твой, открытый для добра, и красота его да пребудет с тобой всегда.»
— Ну вот, — улыбаясь и чувствуя все еще, как дрожат колени, сказал И.Д.К. и неожиданно для себя поцеловал Дину в щеку, а она не отстранилась, еще не придя в себя после неожиданного озарения. Маленький Хаим смотрел на взрослых удивленно, но и с ним, и с соседским Аликом после слов, сказанных мамой и повторенных этим незнакомым дядей, происходило что-то, нет, не страшное, и они не боялись, но ощущение было таким, будто они стали выше ростом и смотрели, как стремительно удаляется от них пол, а игрушки становятся будто живыми.
— Ну вот, — повторил И.Д.К., — вот вы и стали матерью— основательницей.
Он усадил Дину на диван, сел рядом, держал ее руки в своих, оба чувствовали себя неловко перед детьми, но не двигались, сидели полуобнявшись.
— Что я сказала? — спросила наконец Дина. — Кто-то вдруг продиктовал мне, и слова сказались сами.
— Вы сказали основной Код, Дина. Это из Торы, я ее, естественно, не знаю наизусть, но место этих отрывков определил, будто помнил всегда. По предложению из каждой книги, всего пять предложений. Остроумно. Практически невозможно угадать или вычислить такую последовательность. Значит, она должна всплыть сама при наступлении готовности организма. Система самосогласованна и…
— Подождите, — сказала Дина, — я ведь не знала иврита. А сейчас… господи, я знаю его так, будто родилась с ним.
— Конечно, теперь вы знаете язык. Свой язык.
— А вы?
— Я тоже знаю. Хотите, перейдем на иврит?
— Н-нет… Пока нет. По-русски привычнее.
— Хорошо… Налить вам чаю?
— Да, пожалуйста. Илья… Вы знаете, я перестала бояться.
— Вы стали другой, вот и все.
И.Д.К. еще раз поцеловал Дину — на этот раз в самый угол губ. Поцелуй оказался быстрым и непрочным как домик Наф-Нафа.
На экране телевизора Мессия уже сошел с кафедры и стоял посреди круглого зала кнессета, перед первым рядом, вокруг него было немного пустого пространства, за которым люди стояли, опустив головы и молча слушали себя. Комментатор молчал тоже, в его мозгу происходила работа, которой он не понимал, и слов, хотя и был он профессионалом высокого класса, у него не было. Вся нация, каждый еврей на планете, кто смотрел в это время передачу, кто слышал включающий Код, ощущал то же самое.
Многие, не считавшие себя евреями, — тоже.
Именно этот момент и принято считать официальным временем прихода Мессии.
Между тем, Тора, как утверждалось, дарована была Богом именно евреям, каковые и были избраны Им хранителями наследственного Кода будущего человека. Проблема заключалась в следующем: были евреи избраны лишь как хранители текстового наследственного Кода и не более того, или же только они и могли перейти, ибо только их генофонд хранил те гены, которые должны были включиться в работу после раскрытия Кода?
Я вполне серьезен: именно так стоял вопрос в те первые дни. Национализм еврейский ничуть не лучше любого другого. К тому же, как это теперь всем известно, истинными были оба ответа: да, Тора как письменный генофонд человечества была дана именно евреям, и именно на горе Синай. Но вербальный включатель должен был действовать на всех людей. По очень простой причине: за несколько тысяч лет, которые, согласно замыслу, должны были пройти от момента передачи текста до его включения, процесс ассимиляции евреев должен был завершиться: в каждом человеке на планете Земля должна была заключаться, как тогда говорили, хотя бы капля еврейской крови. Иными словами, многочисленные перекрестные браки неизбежно должны были привести к тому, что в той или иной, большой или ничтожной, степени каждый человек на Земле стал бы евреем, каждый знал бы иврит — язык Торы. Нет, вовсе не как обиходный язык, но именно как язык генной памяти.
Я еще порассуждаю об этом, когда подойдет время. Упомянул же я о старом парадоксе сейчас потому, что с наступлением утра произошло четкое деление людей на планете на евреев и прочих, что никак не входило в первоначальный Замысел, и именно по причине, изложенной выше. Это обстоятельство, недопонимаемое большинством историков, и привело к дальнейшим (в том числе — трагическим) событиям, а вовсе не те причины и поводы, на которые обычно ссылаются исследователи.
Родителей она успокоила мысленно, и хотя те мало что поняли из произошедших событий (реакция матери была однозначной — это же просто шут гороховый, кого он из себя корчит, Мессия нашелся), но поверили дочери, что лучше лечь спать и не думать, чем думать и не спать.
Илья Давидович вернуться отказался. Из кнессета его вынесли на руках тысячи людей, а когда Мессию несли по бульвару Бен— Цви к центру города, произошло событие, которое и убедило все прогрессивное человечество в том, что евреи не свихнулись на почве религиозного фанатизма.
В первых рядах колонны шли депутаты кнессета (кворум был почти полным, недоставало только представителей арабских партий), главные раввины и члены Совета Торы, а Мессию, устало смотревшего по сторонам, несли на своих плечах по очереди все желавшие приобщиться.
Упал вечер, зажгли факелы. На повороте с улицы Рамбам в сторону Кинг Джордж и произошло то, что повергло всех, кто еще не перешел, в состояние крайнего изумления.
Мессия поднялся над толпой и повис в воздухе не высоте примерно четырех метров. Он лежал будто в воздушной ванне, лицом вниз, разглядывая людей, задравших головы, и говорил им слова, которые из-за всеобщего шума не удалось ни записать, ни даже услышать. И.Д.К. и Дина видели это по телевидению, но восторженный ужас Ильи Давидовича, которого неожиданно поднял в воздух восторг толпы, они ощутили мгновением раньше.
— Господи, — сказала Дина, — он же упадет! Позовите его сами, может, вас он послушает?
И.Д.К. пожал плечами.
— Помните, что говорил в таких случаях господин Горбачев Михаил Сергеевич? Процесс пошел, и альтернативы нет.
— Я хочу знать, в конце-то концов, он ночевать явится?
— Думаю, его разместят в том доме, что хабадники приготовили для Любавического ребе.
Женщина выключила телевизор, поправила одеяло у спавшего сына и начала решительно собираться.
— В Танахе ничего не сказано о жене Мессии, — заметил И.Д.К., почувствовав себя лишним. — Подождите здесь до утра, а там…
— Нет, — коротко сказала Дина. — Я вернусь сюда, но сначала увижу Илью. А вы…
— Ухожу, — вздохнул И.Д.К.
— Куда?
И.Д.К. не успел ответить. Его и Дину с ног до головы окатила волна — шипящая, пенная, давящая, лишающая сил и надежды волна ужаса. Ужас был не их, он шел откуда-то извне, и И.Д.К., ненадолго вынырнув на поверхность, под звезды, подумал было, что Илья Давидович неожиданно впал в состояние паники. Однако эта мысль быстро растворилась, Мессия все еще парил в воздухе над толпой и был на вершине блаженства. Ужас накатил новой волной, И.Д.К. увидел совсем близко глаза Дины — и это оказалось так невыносимо, что дальнейшее он просто не успел осознать. Да и действий своих понять не успел — придя в себя, он обнаружил, что стоит на трясущихся ногах посреди совершенно незнакомой и пустой улицы, крепко прижимая к себе Дину, которая, видимо, потеряла сознание, потому что голова ее лежала на плече И.Д.К., а руки висели плетьми.
— Конечно, — И.Д.К. откровенно любовался ее непониманием. — Вы сказали, чтобы он возвращался домой, Илья это воспринял и перешел к действиям. Я пытался ему это внушить задолго до вас, но не получилось, он был эмоционально взвинчен, и мои мысли не воспринимал, а вы ему ближе, вы
— жена, и…
— Что вы сказали о телепортации?
— А… Попробуйте. Ну, скажем, остановите движение на углу улиц Яффо и Кинг Джородж. Думайте об этом.
— Не хочу! Я…
— Ну, Дина, вы об этом уже подумали, это получилось автоматически. Хотите посмотреть результат? Дайте руку.
Он протянул Дине руку, и она, отпрянув на мгновение, все же коснулась его холодных пальцев, и по телу пробежал ток, будто от прикосновения к чему-то чужому, ненужному, опасному и притягивавшему, как взгляд удава.
— Представьте себе это место, — властно сказал И.Д.К. — Вперед!
Зазвонил телефон, но трубку никто не поднял. Квартира была пуста.
* * *
Историки не любят сослагательного наклонения. Я не профессиональный историк, и мне нравится исследовать миры несостоявшиеся, но возможные. Тем более, что вся нынешняя совокупность Израилей на множестве разных планет во множестве разных измерений разве не являет собой именно пример реализованных вероятностей?Я хочу спросить коллег-историков: кто-нибудь мысленно представлял себе сценарий, в котором бы Коды, выведенные И.Д.К., оказались вовсе не такими эффективными? Включение программы могло происходить иначе, вовсе не таким элементарным способом. К обсуждению этой проблемы — она, в сущности, перекликается с основным вопросом современной философии, — мы еще вернемся. Читая, попытайтесь одновременно еще и думать, а не только представлять картины и участвовать в них эмоционально.
Вопрос первый: что было бы, если бы старцы отказались в ту ночь читать отрывки из Торы, указанные Ильей Кремером, посчитав это кощунством?
Второй вопрос: что стало бы с избранностью еврейского народа, если бы Евровидение вело прямую трансляцию из кнессета в то время, когда там происходила церемония приобщения?
И третий вопрос, из области скорее нравственной: почему первыми людьми Кода должны были непременно стать Хранители веры и Хранители закона?
* * *
Именно об этом спросила Дина, когда, поборов страх, сама, без помощи И.Д.К., вернулась в ир-ганимскую квартиру. И.Д.К. вернулся на мгновение позже, но успел подхватить Дину, которая не смогла удержать равновесия, ударившись об угол стола.— Илья должен был иметь аудиторию, — серьезно сказал И.Д.К. — Мессия, видите ли, является в мир не для того, чтобы быть идолом у группы людей, пусть даже влиятельных. Все евреи должны узнать смысл послания. Самый простой способ — приобщить начальство, светское и религиозное. Религиозное, кстати, вовсе не обязательно должно было быть первым.
— Перестройка начинается сверху? — спросила Дина.
— Перестройка всегда начинается сверху, — сказал И.Д.К., — иначе это революция и кровь. Задача Ильи Давидовича сейчас — выступить в кнессете так, чтобы и телезрители прочитали текст Кода.
— И все станут телепатами и смогут перемещаться силой мысли, и сразу всем станет хорошо — и ворам, и грабителям, а арабы, которые воспримут Код, тоже станут такими же могучими, и что тогда? Вот сейчас вылезет из стены араб с ножом…
И.Д.К. покачал головой.
— Нет, поймите, Дина, смысл Кода вовсе не в том, чтобы дать нам какие-то сверхвозможности…
— А, вы уже знаете смысл? Люди изучают Тору тысячи лет, чего только о ней не передумали, мне Илья рассказывал, как они в ешиве над каждым словом… И сколько в каждом слове скрытого смысла… Смысла и мыслей о жизни, а не указаний, как проходить сквозь стену… И вдруг приходит некто, который даже Танаха не читал, а о Талмуде имеет такое же представление, как о жизни Шивы, считает что-то на компьютере, и вот вам, пожалуйста…
— Все не так… Просто на Тору всегда смотрели как на Книгу, пусть с тайным, неясным смыслом, как хотите. Но — Книгу, написанную Творцом для того, чтобы человек думал над ней, чувствовал, размышлял. Книгу, предназначенную для ума и чувств. На деле же Книга обращена вовсе не к уму, не к чувствам, а к биологической основе человека. В Торе всегда искали смысл…
— Не чувствую я никакого смысла, — тихо сказала Дина, — а чувствую, что все катится к чертям. И уже не будет у меня мужа, и в Израиле уже не будет мира, и все из-за вас.
Она встала, прошла мимо И.Д.К., и он физически ощутил исходивший от нее терпкий запах неприязни, будто жена патриция прошла мимо последнего плебея. Дина подошла к окну и исчезла, мысленным приказом послав себя туда, где, как ей казалось, сейчас ей надлежало быть. И.Д.К. прикинул: либо к Илье, либо к родителям за сыном, второе вернее.
Он поудобнее устроился на диване.
* * *
И.Д.К. еще в школе усвоил, что цель жизни, которую имеет смысл ставить перед собой, должна быть недостижима в принципе. Достижимая цель обладает тем недостатком, что ее можно достичь, — и что тогда? С другой стороны, если цель недостижима, то нет стимула бороться. Противоречие? Но именно из противоречий и складывается истина.Любимая им теория творчества утверждала, что противоречие может быть разрешено, если разделить противоречащие друг другу части в пространстве или времени. Что ж, цель может быть принципиально недостижима на Земле, но достижима на Марсе или в системе беты Козерога. Или — недостижима сегодня, но достижима через тридцать лет. Пример такой цели — создание антигравитации.
Он был вовсе не мудрее тысяч мудрецов — интерпретаторов Торы за многие века. Значит, он должен быть хитрее их. Если задача не решается в лоб (как ее решали все и всегда), значит, нужно решать обходную задачу.
Когда что-то получалось, он радовался и сам себе раздавал благодарности и дипломы, которые вешал на видное место в собственном подсознании. Когда не получалось ничего, он молча сносил едкие реплики, которыми сам себя награждал, он был сам себе ученый совет, директор и уборщик территории. Он верил сам в себя, и, если разобраться, сам для себя был и Богом, и Дьяволом. Именно в этом качестве И.Д.К. и был в состоянии жить.
Для религиозного еврея смысл жизни заключался в приближении к Создателю, в сохранении традиций, как он лично понимал этот процесс. Но сохранять традиции было жизненно необходимо лишь до вчерашнего дня — нужно было пронести текст Книги в первозданности, не допуская никаких ошибок и отсебятины. Любая лишняя, недостающая или измененная буква аналогична мутировавшей клетке в биологическом аналоге — генетической молекуле ДНК. Все сопутствующее — Танах, пророки, Мишна, Талмуд, не говоря уж о Новом Завете, Евангелиях и прочем, включая едкий и мрачный Апокалипсис, — плоды интерпретационной деятельности, потому что человеку представляется невозможным хранить нечто, никак не пытаясь осознать хранимое.
Сейчас все это ни к чему. Черта подведена, Книга заговорила, Код начал действовать.
И.Д.К. неожиданно ощутил собственную ничтожность перед этим, запущенным им, процессом. В сущности, он расшифровал несколько частных кодов, полагая, что этого будет достаточно: подсознание, биология сработают, и дальше текст Книги будет читаться независимо от него. По аналогии с биологической ДНК — достаточно запустить механизм, и считывание генетической информации продолжится само, до тех пор, пока не появится новый организм. Новая жизнь. Существо.
Пока Существа не было. Нация оставалась прежней, — алчущей, ждущей, громкогласной и нелепой, — прием, оказанный Мессии в кнессете, ясно это показал.
Это потому, — мрачно подумал И.Д.К., — что я не лидер и никогда им не стану. Обо всем этом следовало подумать раньше. Наука вне морали, и когда занимаешься ею, думаешь только о результате. О следствиях задумываешься потом, когда результат достигнут. Голова освобождается. Как утверждает теория творчества, происходит переход к надсистеме. Вот сейчас этот переход и происходит. С той существенной оговоркой, что назад уже не вернуться.
* * *
Сколько было Мессий (разумеется, с приставкой «лже») в истории человечества? Я провел специальное исследование и насчитал двести семнадцать. Это — из достаточно известных. Мессий-«графоманов» не счесть.Как можно доказать богоизбранность Мессии, и почему верующим нужны доказательства? Почему Христос должен был доказывать, что он сын Бога: ходить по воде аки посуху, лечить наложением рук и совершать прочие чудеса, работавшие на его имидж больше, нежели Нагорная проповедь? И разве окончательное признание не пришло к Иисусу после смерти, а точнее — после чудесного воскресения и вознесения, которое и стало окончательным доказательством?
Видимо, просто поверить можно только в Бога, все остальное нуждается в той или иной аргументации, в цепи доказательств, вполне, кстати, материальных. Провал прочих Мессий — тому подтверждение.
Поэтому, как я понимаю, цивилизованный мир был шокирован, узнав о том, что Совет мудрецов Торы и кнессет официально признали Илью Давидовича Кремера Мессией и призвали народ Израиля (имея при этом в виду евреев всего мира) склонить перед ним головы и следовать его словам, как будто они произнесены самим Всевышним.
Под влияние Мессии (на самом-то деле — под влияние Кода) подпали даже представители крайне левого блока МЕРЕЦ, не верившие ни в Бога, ни в Пришествие. Именно на это обстоятельство делали упор иностранные корреспонденты, которые вели репортажи из кнессета, не зная ивритских букв и не сумев поэтому прочитать тексты, которые Илья Давидович демонстрировал с кафедры.
После исторического заседания кнессета Мессия сошел с трибуны и исчез, повергнув в изумление иностранных репортеров, а в душах евреев вызвав лишь волну восторга. Мессия появился вновь полчаса спустя, и эти полчаса доставили историкам немало трудностей, поскольку сам Мессия никогда об этом не вспоминал.
Причина была — кому хочется признаваться в собственном унижении?
* * *
Хаима отправили играть в салон с соседским Аликом, а сами сидели на кровати в спальне сына. Илья Давидович, бледный и со взглядом, блуждавшим не в этом, а в иных мирах, прислонился к стене и слушал жену, никак не реагируя на ее, далеко не всегда, по его мнению, справедливые слова. И.Д.К. сидел на самом краешке кровати, отвернув одеяло, слушал с изумлением и механически отмечал повторы, которых в сбивчивой и эмоциональной речи Дины было более чем достаточно. Дина старалась говорить тихо, но ей не всегда удавалось себя сдерживать, и тогда, вместо того, чтобы умерить голос, она вскакивала и выглядывала за дверь — не слышат ли дети. Детям было не до взрослых.— И что же теперь? Ах, вы не думали! Думали? Оба? Ни черта не думали, особенно вы! Илья вообще думать не умеет, для него Тора стала вместо головы. Вам что, понравилось сквозь стены проходить и мысли читать? (Я не знал, что эффект будет именно таким, — вставил И.Д.К.) Господи, вы и этого не знали! Ну, я понимаю вас, вы хотели сделать евреев счастливым народом. Раз это в Торе так закодировано, то, значит, так и нужно. А что еще в Торе закодировано? Или не в Торе, а в нас самих? Если я уборщица, то от этого не стала такой же дурой, как Илья, и как вы тоже, кстати. Вы подумали о том, что теперь во всем мире нас, евреев, станут ненавидеть с утроенной силой? Ждите погромов, вот что я вам скажу!
— Минутку, — прервал ее И.Д.К. — Погромы-то тут при чем?
— Нормальная ксенофобия. Если некто выделяется — его бьют. Если он выделяется в сторону идиотизма, его бьют без злобы, но с издевкой. А если строит из себя, а тем более если и в самом деле умен не в меру, то бьют со злостью и долго.
— Дина, — сказал Илья Давидович, справившись, наконец, с собственным волнением. — Чего ты, собственно, хочешь? Есть предназначение, и я сегодня понял это, как никогда прежде. Когда стоял на кафедре в кнессете (Господи,
— вскричала Дина, — и это тебя потрясло, да?), да это меня потрясло, потому что… Ну, на меня смотрел весь народ… Такое было ощущение. И тогда… я все хотел это сформулировать, но Дина слова вставить не дает (да говори, кто тебе мешает…), тогда я понял вдруг, что включились еще какие-то… ну, резервы… и я увидел все, что произойдет через минуту и час, я увидел, как мы здесь сидим, но потом это пропало, и Дина позвала меня… и в этот момент я сказал что-то… я не помню что, потому что это шло совсем из подсознания… я только знал, что это тоже слова из Торы, и что я должен был сказать именно их, потому что… ну, потому что они — ключ к следующему слою. Как бы это… (Я понял, Илья Давидович, — вставил И.Д.К., — Код сам включает новые каналы, так и должно быть, продолжайте) Я сказал что-то, и все услышали, потому что телекамеры работали, но я не успел закончить, как вы с Диной… ну, буквально выдернули меня оттуда. А теперь я не помню ни слов, что говорил в тот момент, ни тех слов, что должен был сказать.
— Ничего ты не должен был, — сказала Дина, — и слава Богу, что забыл.
— Вы вспомните, — заверил И.Д.К. — Все записали телевизионщики, вы посмотрите запись и вспомните. А скорее всего, вспомните и без них.
— Пойдемте обедать, — неожиданно предложила Дина. — В покое Илью теперь все равно не оставят. Если не как Мессию, то как шарлатана. Выгляните на улицу. Стоят эти в черных шляпах? И полиция, видите? Они, наверное, думают, что Илья все еще в кнессете…
Дина отправилась на кухню разогревать котлеты, оказалось, что все непереносимо проголодались, и дети тоже потребовали свою порцию, им накрыли в салоне, а сами сели к кухонному столику.
— Ну почему такое еврейское счастье? — сказала Дина. — Почему именно вы решили, что можете повести народ?
— Я вовсе не собирался вести народ, — возмутился И.Д.К. — Я не так самонадеян. И мужа вашего тоже на это не подбивал. Задача Ильи Давидовича
— включить работу генофонда. Не ходить же по городу, чтобы дать каждому еврею прочитать включающий текст!
— Значит, Илья может не возвращаться в кнессет?
— Спросите у него, — пожал плечами И.Д.К.
Илья Давидович беспокойно заерзал. Его пугали переполненные трибуны, он знал, какая паника сейчас в зале заседаний; телекамеры, когда над одной из них включался красный сигнал, казались ему глазами дьявола. Но именно сейчас впервые в жизни он почувствовал, что существует нечто такое, что он обязан сделать.
— Я только закончу речь и уйду, — буркнул Илья Давидович, быстро доедая последний кусок котлеты и думая о странной закономерности: почему-то всегда именно последний кусок оказывается жутко пересоленным.
Дина бросила вилку.
— Господи, он должен закончить речь! Маккиавелли! А потом не забудь пригласить Левингера и этого… рава Гусмана на ужин в наш дворец. Приготовлю что-нибудь абсолютно кошерное. Пусть посмотрят, как живут олим с Украины, даже если они воображают себя Мессиями.
Илья Давидович аккуратно вытер пальцы салфеткой. Он не привык спорить с женой. Но сейчас ей следует умерить свой пыл. Он подумал об этом аккуратно, чтобы мысленный образ получился ясным, и понял, что Дина услышала его, и И.Д.К. услышал тоже, хотя к нему Илья Давидович и не обращался.
— Как знаешь, — молча сказала Дина, не глядя на мужа.
— Мы будем ждать вас, — произнес И.Д.К. вслух, поскольку разговаривать мысленно было очень непривычно.
Илья Давидович кивнул и исчез. Дина, не глядя на И.Д.К., бросила в раковину грязные тарелки и вышла в салон, обдав И.Д.К. холодом ненависти. Он поежился.
Минуту спустя Дина заглянула на кухню и сказала:
— Вы оглохли? Я уже минуту зову вас мысленно. Посмотрите, что делается!
— И что же такое делается? — спросил И.Д.К., выходя в салон. На экране телевизора рав Шапира, Главный сефардский раввин Израиля, стоя рядом с Ильей Давидовичем, произносил речь, официально объявляя Элиягу Кремера посланцем Бога.
И.Д.К. почувствовал волнение Ильи Давидовича, его страх — не перед самим фактом провозглашения, но перед необходимостью сказать и сделать нечто такое, что навсегда останется в истории народа. Сработала положительная обратная связь — страх этот И.Д.К. ощутил как свой, даже более усиленный какими-то внутренними индукционными токами.
Дина тоже ощутила этот страх и неожиданно для себя бросилась к И.Д.К. и, прижавшись к нему на глазах у изумленного сына, начала шептать что-то бессвязное, и в это мгновение, когда мысли, шедшие из глубины сознания И.Д.К., сложились со страхами и надеждами Ильи Кремера, с необъяснимым для нее самой страхом Дины, и с чем-то еще, витавшим то ли в воздухе, то ли в нематериальном информационном поле планеты, в это самое мгновение и родился в мыслях Дины Текст, включилась Главная программа, и только после того, как Дина произнесла ключевые слова, после того, как убедилась, что Илья воспринял их, после того, как вмиг все понявший И.Д.К. заставил Илью Давидовича запомнить Код, написать его и произнести, невежливо перебив рава, только после всего этого Дина сумела заставить себя расслабиться и сама осознала то, что произнесла сначала мысленно, а затем вслух.
И.Д.К. еще раз повторил вслух слова Кода, ни на миг не запнувшись:
— «И сказал Господь Моше, говоря: придешь ты на эту землю, и наступят годы бед для твоего народа, но не будет в нем зла и не убоится странник ищущего, когда войдет он в дом твой, открытый для добра, и красота его да пребудет с тобой всегда.»
— Ну вот, — улыбаясь и чувствуя все еще, как дрожат колени, сказал И.Д.К. и неожиданно для себя поцеловал Дину в щеку, а она не отстранилась, еще не придя в себя после неожиданного озарения. Маленький Хаим смотрел на взрослых удивленно, но и с ним, и с соседским Аликом после слов, сказанных мамой и повторенных этим незнакомым дядей, происходило что-то, нет, не страшное, и они не боялись, но ощущение было таким, будто они стали выше ростом и смотрели, как стремительно удаляется от них пол, а игрушки становятся будто живыми.
— Ну вот, — повторил И.Д.К., — вот вы и стали матерью— основательницей.
Он усадил Дину на диван, сел рядом, держал ее руки в своих, оба чувствовали себя неловко перед детьми, но не двигались, сидели полуобнявшись.
— Что я сказала? — спросила наконец Дина. — Кто-то вдруг продиктовал мне, и слова сказались сами.
— Вы сказали основной Код, Дина. Это из Торы, я ее, естественно, не знаю наизусть, но место этих отрывков определил, будто помнил всегда. По предложению из каждой книги, всего пять предложений. Остроумно. Практически невозможно угадать или вычислить такую последовательность. Значит, она должна всплыть сама при наступлении готовности организма. Система самосогласованна и…
— Подождите, — сказала Дина, — я ведь не знала иврита. А сейчас… господи, я знаю его так, будто родилась с ним.
— Конечно, теперь вы знаете язык. Свой язык.
— А вы?
— Я тоже знаю. Хотите, перейдем на иврит?
— Н-нет… Пока нет. По-русски привычнее.
— Хорошо… Налить вам чаю?
— Да, пожалуйста. Илья… Вы знаете, я перестала бояться.
— Вы стали другой, вот и все.
И.Д.К. еще раз поцеловал Дину — на этот раз в самый угол губ. Поцелуй оказался быстрым и непрочным как домик Наф-Нафа.
На экране телевизора Мессия уже сошел с кафедры и стоял посреди круглого зала кнессета, перед первым рядом, вокруг него было немного пустого пространства, за которым люди стояли, опустив головы и молча слушали себя. Комментатор молчал тоже, в его мозгу происходила работа, которой он не понимал, и слов, хотя и был он профессионалом высокого класса, у него не было. Вся нация, каждый еврей на планете, кто смотрел в это время передачу, кто слышал включающий Код, ощущал то же самое.
Многие, не считавшие себя евреями, — тоже.
Именно этот момент и принято считать официальным временем прихода Мессии.
* * *
Позволю себе высказать несколько соображений относительно главного вопроса, который дискутировался в прессе тех дней. По официальной статистике (я приведу несколько чисел, поскольку, насколько могу судить, их мало кто помнит) в тот вечер перешли около одиннадцати миллионов человек, из которых только пять с половиной миллионов могли бы сказать о себе с уверенностью, что они евреи. Остальные считали себя арабами, сербами, испанцами, русскими, причем многие — до какого-то невидимого в глубине истории колена.Между тем, Тора, как утверждалось, дарована была Богом именно евреям, каковые и были избраны Им хранителями наследственного Кода будущего человека. Проблема заключалась в следующем: были евреи избраны лишь как хранители текстового наследственного Кода и не более того, или же только они и могли перейти, ибо только их генофонд хранил те гены, которые должны были включиться в работу после раскрытия Кода?
Я вполне серьезен: именно так стоял вопрос в те первые дни. Национализм еврейский ничуть не лучше любого другого. К тому же, как это теперь всем известно, истинными были оба ответа: да, Тора как письменный генофонд человечества была дана именно евреям, и именно на горе Синай. Но вербальный включатель должен был действовать на всех людей. По очень простой причине: за несколько тысяч лет, которые, согласно замыслу, должны были пройти от момента передачи текста до его включения, процесс ассимиляции евреев должен был завершиться: в каждом человеке на планете Земля должна была заключаться, как тогда говорили, хотя бы капля еврейской крови. Иными словами, многочисленные перекрестные браки неизбежно должны были привести к тому, что в той или иной, большой или ничтожной, степени каждый человек на Земле стал бы евреем, каждый знал бы иврит — язык Торы. Нет, вовсе не как обиходный язык, но именно как язык генной памяти.
Я еще порассуждаю об этом, когда подойдет время. Упомянул же я о старом парадоксе сейчас потому, что с наступлением утра произошло четкое деление людей на планете на евреев и прочих, что никак не входило в первоначальный Замысел, и именно по причине, изложенной выше. Это обстоятельство, недопонимаемое большинством историков, и привело к дальнейшим (в том числе — трагическим) событиям, а вовсе не те причины и поводы, на которые обычно ссылаются исследователи.
* * *
Хаима уложили спать, хотя он и сопротивлялся — играть, мысленно управляя игрушками, было так увлекательно, что только угроза Дины отобрать у него неожиданно ожившие машины заставила уставшего от затраченных мысленных усилий мальчика залезть в постель. Уснул он мгновенно, хотя Дина боялась, что ребенок перевозбужден, и с ним придется повозиться.Родителей она успокоила мысленно, и хотя те мало что поняли из произошедших событий (реакция матери была однозначной — это же просто шут гороховый, кого он из себя корчит, Мессия нашелся), но поверили дочери, что лучше лечь спать и не думать, чем думать и не спать.
Илья Давидович вернуться отказался. Из кнессета его вынесли на руках тысячи людей, а когда Мессию несли по бульвару Бен— Цви к центру города, произошло событие, которое и убедило все прогрессивное человечество в том, что евреи не свихнулись на почве религиозного фанатизма.
В первых рядах колонны шли депутаты кнессета (кворум был почти полным, недоставало только представителей арабских партий), главные раввины и члены Совета Торы, а Мессию, устало смотревшего по сторонам, несли на своих плечах по очереди все желавшие приобщиться.
Упал вечер, зажгли факелы. На повороте с улицы Рамбам в сторону Кинг Джордж и произошло то, что повергло всех, кто еще не перешел, в состояние крайнего изумления.
Мессия поднялся над толпой и повис в воздухе не высоте примерно четырех метров. Он лежал будто в воздушной ванне, лицом вниз, разглядывая людей, задравших головы, и говорил им слова, которые из-за всеобщего шума не удалось ни записать, ни даже услышать. И.Д.К. и Дина видели это по телевидению, но восторженный ужас Ильи Давидовича, которого неожиданно поднял в воздух восторг толпы, они ощутили мгновением раньше.
— Господи, — сказала Дина, — он же упадет! Позовите его сами, может, вас он послушает?
И.Д.К. пожал плечами.
— Помните, что говорил в таких случаях господин Горбачев Михаил Сергеевич? Процесс пошел, и альтернативы нет.
— Я хочу знать, в конце-то концов, он ночевать явится?
— Думаю, его разместят в том доме, что хабадники приготовили для Любавического ребе.
Женщина выключила телевизор, поправила одеяло у спавшего сына и начала решительно собираться.
— В Танахе ничего не сказано о жене Мессии, — заметил И.Д.К., почувствовав себя лишним. — Подождите здесь до утра, а там…
— Нет, — коротко сказала Дина. — Я вернусь сюда, но сначала увижу Илью. А вы…
— Ухожу, — вздохнул И.Д.К.
— Куда?
И.Д.К. не успел ответить. Его и Дину с ног до головы окатила волна — шипящая, пенная, давящая, лишающая сил и надежды волна ужаса. Ужас был не их, он шел откуда-то извне, и И.Д.К., ненадолго вынырнув на поверхность, под звезды, подумал было, что Илья Давидович неожиданно впал в состояние паники. Однако эта мысль быстро растворилась, Мессия все еще парил в воздухе над толпой и был на вершине блаженства. Ужас накатил новой волной, И.Д.К. увидел совсем близко глаза Дины — и это оказалось так невыносимо, что дальнейшее он просто не успел осознать. Да и действий своих понять не успел — придя в себя, он обнаружил, что стоит на трясущихся ногах посреди совершенно незнакомой и пустой улицы, крепко прижимая к себе Дину, которая, видимо, потеряла сознание, потому что голова ее лежала на плече И.Д.К., а руки висели плетьми.