Страница:
После того как никто не захотел взять в жены дочь раджи, никто не пожелал сочетаться с ней браком, один бедный слепец, поводырем у которого был глухонемой, подумал: «Женитьба на этой девушке, быть может, окажется для меня удачей. Ведь и жизнь и смерть зависят только от воли Аллаха и никто не властен распоряжаться ими. И если меня постигнет после женитьбы какая-нибудь беда, ну и пусть. Уж лучше я вкушу свою долю в этом мире и стану зятем раджи». Слепой поразмыслил так, посоветовался с немым поводырем и женился на дочери раджи с согласия и одобрения немого, получив обещанное приданое.
Они втроем покинули город, отправились в другую страну, где и поделились. Они тратили динары и дирхемы, жили беспечно и безмятежно, не зная тревог.
Слепец думал о несчастье немого и возносил благодарственную молитву за то, что не лишен дара речи. Немой видел слепые глаза слепца и был доволен тем, что обладает даром зрения. Девушка же смотрела на обоих и скорбела о своей погубленной юности.
Но вот однажды, поддавшись внушению шайтана и подчинившись человеческим склонностям, она подумала: «Слова звездочетов о том, что я приношу несчастье, не подтвердились. К тому же телесный недостаток мой вовсе и не виден. Этот слепец не может оценить моей красоты, он и не ведает даже, красавица я или безобразна, как див. А немой, по крайней мере, видит мои достоинства, может оценить мою красоту. Мне следует сговориться с ним и бросить слепого мужа». И она поделилась своими мыслями с немым. Поскольку коварство и вожделение присущи человеческой природе, немому это предложение понравилось, он обрел долю в грехе с женой слепца и стал сотоварищем своего благодетеля в постели. Великие мужи по этому поводу сказали: «Если ты обласкаешь и пригреешь мерзавца, то он согрешит против твоего счастья».
Они вдвоем решили погубить слепца и стали придумывать хитрость, как бы убить его. Наконец, по наказу коварной женщины, немой пошел и принес черную змею. Жена разрубила ее на части и бросила в котел. Слепцу она сказала, что варит свежую рыбу, а сама меж тем занялась любовными утехами с немым. Слепец в надежде полакомиться рыбой пришел к котлу, опустил в него шумовку и стал вдыхать запах варева. Но случилось так, что поднимавшийся из котла пар растопил пелену, покрывавшую его глаза, и он понемногу прозрел. Посмотрел он в котел и распознал обрубки змеи, посмотрел на жену и увидел, что она милуется с немым. Тут слепец все понял, ему открылись их дела. От пламени ревности кровь его закипела, ветер горячности застлал прахом глаза его скромности, он подкрался к ним на цыпочках, потихоньку схватил немого за ноги, поднял и со всей силы швырнул на жену. А судьба определила так, что горб на спине немого пришелся на третью грудь жены. От удара этот горб ушел ему в брюхо, а ее третья грудь вдавилась внутрь грудной клетки. Оба калеки исцелились, и подтвердился аят: «Может случиться так, что вы не любите чего-либо, а оно – благо для вас».[371] Прозревший слепец пошел к правителю города с жалобой на насилие. Эмир был человек скорый на расправу, он тотчас приказал немого повесить в наказание за содеянное, а скверную жену – утопить.
Да будет тебе известно, что таковы поступки женщин. Говорят, что полагаться сердцем на верность жен – чистейшая глупость, что привязываться душой к ним – полное невежество, как сказано: «Глуп тот, кто полагается на три вещи: благоволение царей, сень облака и верность жен».
Убейд, выслушав от попугая рассказ, немного опомнился, ему стало стыдно, что он так излишествовал в утехах любви. А самка попугая меж тем сказала:
– Если мне будет позволено, то и я скажу несколько слов, хотя, быть может, они недостойны внимания великих мужей.
– Рассказывай, – разрешил Убейд, и самка попугая начала:
– Отец и мать, воспитывая тебя, потратили много сил и приложили много стараний. Они хотят, чтобы ты был им поддержкой в преклонные годы, чтобы ты проявил к ним ласку и внимание. В Коране неоднократно говорится о необходимости заботиться о родителях и осуждается грубость по отношению к ним, как, например, сказано: «А к родителям – доброе отношение».[372] а также говорится: «Не говори им „фу“ и не кричи на них»[373] Ты же перестал почитать родителей, забросил свои дела, предаешься лишь любви к жене, и тем самым ранишь и душу, и сердце родителей. Да будет тебе известно, что человек может обрести рай только благодаря двум вещам: во-первых, в этом мире – плотская любовь, и ты вкусил ее сполна и получил полное удовлетворение; во-вторых, это блаженство загробной жизни, а оно достигается только покорностью родителям, как это случилось с Салихом, сыном подвижника из Балха.[374] Благодаря послушанию родителям, он обрел долю и в этом мире и в ином.
– А как это случилось? – спросил Убейд, и самка попугая начала повествовать.
Рассказ 73
ПОВЕСТЬ о дружбе селезня с вороном, о том, как ворон стал домогаться супруги селезня, о том, как их рассудили четверо крестьян
На сорок вторую ночь, когда златоклювая утка солнца нырнула в родник запада, когда ворон ночного мрака распростер над миром свои крылья, Мах-Шакар, которая, тоскуя по цветнику любимого, словно птица с пестрыми крыльями сидела в гнезде страсти, украсила себя на все лады, раскрыла в улыбке сахарные уста, пришла к попугаю и попросила открыть ей стезю разрешения и указать дорогу соизволения. Попугай сначала улыбнулся, показывая, что ему смешно, а потом он оказал хозяйке почет, выказал преданность, воздал смиренно ей хвалу.
Мах-Шакар удивилась тому, что попугай смеется, спросила о причине.
– Сегодня я слышал удивительную сказку, – отвечал попугай, – и с тех пор не могу удержаться от смеха.
– От кого ты слышал? – спросила Мах-Шакар. – Что это за веселая история? Расскажи-ка мне!
– Нынче днем, – отвечал попугай, – когда владения полуденного жара достигли предела, глаза мои стали слипаться от сна, как вдруг подлетел и сел около моей клетки попугай, мой давний друг, с которым мы долгие годы провели в одном саду в дружбе и ладу. Между нами пошла беседа о том о сем. А попугай этот великий мастер рассказывать. Я попросил его поведать мне занимательную сказку. И вот в промежутке между нашими беседами он рассказал мне притчу о селезне и вороне, и меня с тех пор не оставляет смех, улыбка не покидает уст.
– А что это за притча? – спросила Мах-Шакар, и попугай стал рассказывать.
Рассказ 74
ПОВЕСТЬ о том, как раджа Тирхута устроил пиршество, о его сыне и дочери и о старом музыканте
Они втроем покинули город, отправились в другую страну, где и поделились. Они тратили динары и дирхемы, жили беспечно и безмятежно, не зная тревог.
Слепец думал о несчастье немого и возносил благодарственную молитву за то, что не лишен дара речи. Немой видел слепые глаза слепца и был доволен тем, что обладает даром зрения. Девушка же смотрела на обоих и скорбела о своей погубленной юности.
Но вот однажды, поддавшись внушению шайтана и подчинившись человеческим склонностям, она подумала: «Слова звездочетов о том, что я приношу несчастье, не подтвердились. К тому же телесный недостаток мой вовсе и не виден. Этот слепец не может оценить моей красоты, он и не ведает даже, красавица я или безобразна, как див. А немой, по крайней мере, видит мои достоинства, может оценить мою красоту. Мне следует сговориться с ним и бросить слепого мужа». И она поделилась своими мыслями с немым. Поскольку коварство и вожделение присущи человеческой природе, немому это предложение понравилось, он обрел долю в грехе с женой слепца и стал сотоварищем своего благодетеля в постели. Великие мужи по этому поводу сказали: «Если ты обласкаешь и пригреешь мерзавца, то он согрешит против твоего счастья».
Они вдвоем решили погубить слепца и стали придумывать хитрость, как бы убить его. Наконец, по наказу коварной женщины, немой пошел и принес черную змею. Жена разрубила ее на части и бросила в котел. Слепцу она сказала, что варит свежую рыбу, а сама меж тем занялась любовными утехами с немым. Слепец в надежде полакомиться рыбой пришел к котлу, опустил в него шумовку и стал вдыхать запах варева. Но случилось так, что поднимавшийся из котла пар растопил пелену, покрывавшую его глаза, и он понемногу прозрел. Посмотрел он в котел и распознал обрубки змеи, посмотрел на жену и увидел, что она милуется с немым. Тут слепец все понял, ему открылись их дела. От пламени ревности кровь его закипела, ветер горячности застлал прахом глаза его скромности, он подкрался к ним на цыпочках, потихоньку схватил немого за ноги, поднял и со всей силы швырнул на жену. А судьба определила так, что горб на спине немого пришелся на третью грудь жены. От удара этот горб ушел ему в брюхо, а ее третья грудь вдавилась внутрь грудной клетки. Оба калеки исцелились, и подтвердился аят: «Может случиться так, что вы не любите чего-либо, а оно – благо для вас».[371] Прозревший слепец пошел к правителю города с жалобой на насилие. Эмир был человек скорый на расправу, он тотчас приказал немого повесить в наказание за содеянное, а скверную жену – утопить.
Да будет тебе известно, что таковы поступки женщин. Говорят, что полагаться сердцем на верность жен – чистейшая глупость, что привязываться душой к ним – полное невежество, как сказано: «Глуп тот, кто полагается на три вещи: благоволение царей, сень облака и верность жен».
Убейд, выслушав от попугая рассказ, немного опомнился, ему стало стыдно, что он так излишествовал в утехах любви. А самка попугая меж тем сказала:
– Если мне будет позволено, то и я скажу несколько слов, хотя, быть может, они недостойны внимания великих мужей.
– Рассказывай, – разрешил Убейд, и самка попугая начала:
– Отец и мать, воспитывая тебя, потратили много сил и приложили много стараний. Они хотят, чтобы ты был им поддержкой в преклонные годы, чтобы ты проявил к ним ласку и внимание. В Коране неоднократно говорится о необходимости заботиться о родителях и осуждается грубость по отношению к ним, как, например, сказано: «А к родителям – доброе отношение».[372] а также говорится: «Не говори им „фу“ и не кричи на них»[373] Ты же перестал почитать родителей, забросил свои дела, предаешься лишь любви к жене, и тем самым ранишь и душу, и сердце родителей. Да будет тебе известно, что человек может обрести рай только благодаря двум вещам: во-первых, в этом мире – плотская любовь, и ты вкусил ее сполна и получил полное удовлетворение; во-вторых, это блаженство загробной жизни, а оно достигается только покорностью родителям, как это случилось с Салихом, сыном подвижника из Балха.[374] Благодаря послушанию родителям, он обрел долю и в этом мире и в ином.
– А как это случилось? – спросил Убейд, и самка попугая начала повествовать.
Рассказ 73
Рассказывают, что в городе Балхе жил некий подвижник, а у него был сын по имени Салих, очень набожный и благочестивый. С юношеских лет он прославился. Однако он не вкусил от плода наук, не обладал познаниями и премудростью. И вот однажды ночью он подумал так: «Тот, кто действуем без помощи наук, подобен верблюду на мельнице. Сколько бы тот ни шел вперед, всегда крутится на одном месте».
– Эй, Салих из Балха! Ты, верно, приравнял меня к птичке, что бросаешь на меня столь яростные взгляды. Но то была всего-навсего птичка, я же – человек. Она была творением воздуха, а я сотворена богом, между нами великая разница, огромное различие. К тому же величие души состоит в том, чтобы дыханием или пятой воскрешать человека, освобождать душу от страданий, а не в том, чтобы лишать жизни живое существо или птицу своим взором. «Если ты способен, услади человеческие уста, Мужество не в том, чтобы ударить другого по зубам».
Салих, слыша такие речи, видя, что о нем все известно, удивился и сказал:
– Ведь это удел мужчин! Как могла познать скрытое ты, целомудренная женщина и добродетельная хозяйка? Откуда тебе ведомы тайны этих угодий? Откуда известно мое имя? Как ты догадалась о моем секрете?
– Я не открою своей тайны, – отвечала добродетельная женщина. – Не развяжу своей рукой заветного узла. В городе, который я укажу тебе, на улице, приметы которой назову, живет мой брат – охотник. Он и поведает тебе истину.
Салих тотчас пустился в путь и прибыл в тот город. Расспрашивая, он пришел к названной ему улице и увидел там охотника. Тот вытаскивал птиц из силков и отрывал им головы. Как только он увидел Салиха, тут же сказал:
– Салам алейкум, о Салих! Тебя прислала жена рыбака, моя сестра, чтобы я рассказал тебе о том, что у нее на уме. Ты пришел кстати. Добро пожаловать. Побудь эту ночь моим гостем, чтобы устранить сомнения, терзающие тебя, чтобы избавиться от колебаний, которые тебя мучат.
– Послушай, господин! – отвечал Салих. – Ты – охотник, а та женщина – рыбачка. Вы оба занимаетесь жестоким делом, немилосердным ремеслом. При столь дурных занятиях откуда у вас такое величие души? Как вы достигли такой высокой степени совершенства?
И вот, когда настала ночь, когда златокрылая птица солнца опустилась в гнездо запада, когда серебряная рыба луны выплыла в реку небес, охотник повел Салиха к себе домой и вручил отцу и матери плоды своих дневных трудов. Он всячески привечал родителей и угождал им, оказывал уважение и почет. Всю ночь он на одной ноге вертелся, прислуживал им, всеми силами стараясь заслужить их расположение. Когда настала пора белизне утра взойти на просторы небес, когда сокол солнца простер над миром крылья света, охотник сказал Салиху:
– Этот высокий сан, эта глубина постижения, которые ты сам лицезрел, при всем том, что я проливаю кровь живых существ и лишаю их жизни, достались мне за почитание родителей. А к сестре величие духа ниспослано за то, что она верно служит мужу. Ты же бросил дом без родительского разрешения, покинул дома святыню и пустился на поиски излишних знаний.
Услышав такие речи, восприняв назидания охотника, Салих без промедления сел на верблюда возвращения и вскоре вернулся домой. С тех пор он стал усердно служить отцу и матери и заботиться о них. А всеславный и всевышний господь в благодарность за его доброе намерение открыл перед ним врата знаний и одарил его земными и загробными благами.
– Послушание родителям и забота о них, – закончила самка попугая, – влекут много благих последствий. А спасение в обоих мирах зависит от довольства родителей.
Когда Убейд выслушал эти речи от попугаихи, а до этого в душу ему уже запали слова самца, он оставил свои покои, поспешил к родителям, чтобы воздать им почет и уважение, бросился к их ногам, попросил прощения за все то, что произошло. Потом он собрался в торговое путешествие, отправился вместе с другими купцами морским путем и вернулся с богатыми товарами и несметной прибылью. После того он спокойно и безмятежно зажил в своей семье, не зная тревог и волнений.
Попугай так завершил рассказ:
– О Мах-Шакар! Если и ты по моему совету поспешишь к любимому, то воистину, как и тот купеческий сын, который послушался совета самки попугая, вернешься домой во здравии и благополучии, победоносной и ликующей.
Попугай как раз довел свой рассказ до этого места, когда черная ворона ночи снесла в гнезде мира волшебное яйцо утра, а петух солнца возложил на голову золотой венец и поднялся в воздух.
А по шариату действие, не освященное знанием, совсем не пользуется уважением. Если кто-нибудь совершит деяние, но не ведает о законах и основах его, то с точки зрения вероучения такой поступок не одобряется. Ученые мужи сказали: «Тот, кто усердствует в деяниях, но не поднимает знамени знания, подобен небу без звезд или крепости без стен. Тот, кто облекается только в платье деяний, но не испивает чаши сути знаний, подобен мечу без закалки и падишаху без венца». Говорят же:
Подвижничество без достатка скудно,
Все равно что мешочек без мускуса.
Если алоэ лишено аромата,
То на пиршестве от него один лишь дым.
Салих поразмыслил об этом и, хотя мать не разрешала ему, тайком покинул дом, следуя хадису: «Стремитесь к знанию, если оно даже в Чине» и преданию «Стремление к знанию – это долг каждого мусульманина и мусульманки».[375] Он направился в те края, где собрались выдающиеся ученые и глубокомысленные мудрецы. Он миновал одну за другой стоянки, покрывал один за другим переходы. Днем он пересекал пустыни, ночи проводил в степях. Наконец, после долгих странствий он пришел к высокому ветвистому дереву и присел там на время, чтобы передохнуть. Вдруг птичка с ветки сбросила на Салиха помет, который угодил ему прямо на голову. Он разозлился, так как был очень чистоплотен и разборчив и еще ни разу в жизни даже не взглянул на что-нибудь запретное, и быстро поднял глаза на птицу. Птица от силы его взгляда затрепетала, упала и тут же сдохла. Салих двинулся в путь, пришел в какой-то город, остановился перед хижиной рыбака и стал просить подаяния. Хозяйка дома собралась было бросить в его суму кусок хлеба, но в этот момент пришел муж, она забыла о нищем, отвернулась от него и стала прислуживать мужу, как рабыня, ни минуты не оставляя своих обязанностей. Когда же хозяин дома уснул, целомудренная жена вспомнила о нищем и принесла ему немного еды. Из-за долгого ожидания Салих вышел из себя, поддался гневу и свирепо посмотрел на женщину, она же только улыбнулась и сказала:
Знание – жемчуг, прекрасный и драгоценный,
Невежество же – неизлечимый недуг.
Душе от знания только счастье,
От невежества же одни лишь муки.
– Эй, Салих из Балха! Ты, верно, приравнял меня к птичке, что бросаешь на меня столь яростные взгляды. Но то была всего-навсего птичка, я же – человек. Она была творением воздуха, а я сотворена богом, между нами великая разница, огромное различие. К тому же величие души состоит в том, чтобы дыханием или пятой воскрешать человека, освобождать душу от страданий, а не в том, чтобы лишать жизни живое существо или птицу своим взором. «Если ты способен, услади человеческие уста, Мужество не в том, чтобы ударить другого по зубам».
Салих, слыша такие речи, видя, что о нем все известно, удивился и сказал:
– Ведь это удел мужчин! Как могла познать скрытое ты, целомудренная женщина и добродетельная хозяйка? Откуда тебе ведомы тайны этих угодий? Откуда известно мое имя? Как ты догадалась о моем секрете?
– Я не открою своей тайны, – отвечала добродетельная женщина. – Не развяжу своей рукой заветного узла. В городе, который я укажу тебе, на улице, приметы которой назову, живет мой брат – охотник. Он и поведает тебе истину.
Салих тотчас пустился в путь и прибыл в тот город. Расспрашивая, он пришел к названной ему улице и увидел там охотника. Тот вытаскивал птиц из силков и отрывал им головы. Как только он увидел Салиха, тут же сказал:
– Салам алейкум, о Салих! Тебя прислала жена рыбака, моя сестра, чтобы я рассказал тебе о том, что у нее на уме. Ты пришел кстати. Добро пожаловать. Побудь эту ночь моим гостем, чтобы устранить сомнения, терзающие тебя, чтобы избавиться от колебаний, которые тебя мучат.
– Послушай, господин! – отвечал Салих. – Ты – охотник, а та женщина – рыбачка. Вы оба занимаетесь жестоким делом, немилосердным ремеслом. При столь дурных занятиях откуда у вас такое величие души? Как вы достигли такой высокой степени совершенства?
И вот, когда настала ночь, когда златокрылая птица солнца опустилась в гнездо запада, когда серебряная рыба луны выплыла в реку небес, охотник повел Салиха к себе домой и вручил отцу и матери плоды своих дневных трудов. Он всячески привечал родителей и угождал им, оказывал уважение и почет. Всю ночь он на одной ноге вертелся, прислуживал им, всеми силами стараясь заслужить их расположение. Когда настала пора белизне утра взойти на просторы небес, когда сокол солнца простер над миром крылья света, охотник сказал Салиху:
– Этот высокий сан, эта глубина постижения, которые ты сам лицезрел, при всем том, что я проливаю кровь живых существ и лишаю их жизни, достались мне за почитание родителей. А к сестре величие духа ниспослано за то, что она верно служит мужу. Ты же бросил дом без родительского разрешения, покинул дома святыню и пустился на поиски излишних знаний.
Услышав такие речи, восприняв назидания охотника, Салих без промедления сел на верблюда возвращения и вскоре вернулся домой. С тех пор он стал усердно служить отцу и матери и заботиться о них. А всеславный и всевышний господь в благодарность за его доброе намерение открыл перед ним врата знаний и одарил его земными и загробными благами.
– Послушание родителям и забота о них, – закончила самка попугая, – влекут много благих последствий. А спасение в обоих мирах зависит от довольства родителей.
Когда Убейд выслушал эти речи от попугаихи, а до этого в душу ему уже запали слова самца, он оставил свои покои, поспешил к родителям, чтобы воздать им почет и уважение, бросился к их ногам, попросил прощения за все то, что произошло. Потом он собрался в торговое путешествие, отправился вместе с другими купцами морским путем и вернулся с богатыми товарами и несметной прибылью. После того он спокойно и безмятежно зажил в своей семье, не зная тревог и волнений.
Попугай так завершил рассказ:
– О Мах-Шакар! Если и ты по моему совету поспешишь к любимому, то воистину, как и тот купеческий сын, который послушался совета самки попугая, вернешься домой во здравии и благополучии, победоносной и ликующей.
Попугай как раз довел свой рассказ до этого места, когда черная ворона ночи снесла в гнезде мира волшебное яйцо утра, а петух солнца возложил на голову золотой венец и поднялся в воздух.
ПОВЕСТЬ о дружбе селезня с вороном, о том, как ворон стал домогаться супруги селезня, о том, как их рассудили четверо крестьян
На сорок вторую ночь, когда златоклювая утка солнца нырнула в родник запада, когда ворон ночного мрака распростер над миром свои крылья, Мах-Шакар, которая, тоскуя по цветнику любимого, словно птица с пестрыми крыльями сидела в гнезде страсти, украсила себя на все лады, раскрыла в улыбке сахарные уста, пришла к попугаю и попросила открыть ей стезю разрешения и указать дорогу соизволения. Попугай сначала улыбнулся, показывая, что ему смешно, а потом он оказал хозяйке почет, выказал преданность, воздал смиренно ей хвалу.
Мах-Шакар удивилась тому, что попугай смеется, спросила о причине.
– Сегодня я слышал удивительную сказку, – отвечал попугай, – и с тех пор не могу удержаться от смеха.
– От кого ты слышал? – спросила Мах-Шакар. – Что это за веселая история? Расскажи-ка мне!
– Нынче днем, – отвечал попугай, – когда владения полуденного жара достигли предела, глаза мои стали слипаться от сна, как вдруг подлетел и сел около моей клетки попугай, мой давний друг, с которым мы долгие годы провели в одном саду в дружбе и ладу. Между нами пошла беседа о том о сем. А попугай этот великий мастер рассказывать. Я попросил его поведать мне занимательную сказку. И вот в промежутке между нашими беседами он рассказал мне притчу о селезне и вороне, и меня с тех пор не оставляет смех, улыбка не покидает уст.
– А что это за притча? – спросила Мах-Шакар, и попугай стал рассказывать.
Рассказ 74
Я слышал от своего преданного и искреннего друга, что однажды селезень и ворон стали назваными братьями, хотя между ними нет ничего общего. Узы братства между ними были крепки, основы привязанности и расположения – прочны. Ворон гостил у реки, где обитал селезень. Как и утки, он стал питаться речной живностью, прибрежными растениями и прочей снедью тех мест. По ночам он псчивал в пленительных и прекрасных уголках. Хотя селезень старался изо всех сил выказать ворону гостеприимство, подносил ему все, что попадалось в реке, сердце ворона стало скучать по еде и напиткам, к которым он привык, его природа стала тосковать по падали и отбросам. Ведь великие мужи сказали: «Каждому существу – своя еда, каждой душе – своя пища, ибо верблюду колючка слаще, чем финик человеку, а павлину змея так же приятна, как сахар устам попугая».
– О добрый мой брат, о сердечный друг! Я хочу вернуться в свою келью. Если и ты прибудешь в мое гнездо и озаришь его светом своего присутствия, я окажу тебе гостеприимство по мере сил моих, буду всячески стараться услужить тебе. Я встречу тебя лаской, окажу тебе почет. Быть может, мне удастся отплатить тебе хоть немного за твои милости или воздать должное за твои великие почести. К тому же ответное посещение – обычай Господина господ,[376] как он сказал – да будет мир над ним: «Если меня пригласят даже к мулу, я все равно приму приглашение». Дом твоего покорного раба – твой дом. Ведь если кто-нибудь возвращается к себе домой, в этом нет порока или невежества.
Селезень сердцем и душой одобрил намерение друга. И вот он со своей уткой прилетел к гнезду ворона. И что же он увидел? Нелепое жилище и скверное пристанище. Место скудное, словно терпение птиц, гнездо безобразное, словно логово диких зверей.
Пищей там были только обглоданные кости, кормом служили только куски падали. Цветник походил на банную печь, лужайка – на покинутый лагерь. Ворон и его домочадцы только того и дожидались, чтобы мухи поднялись с трупа, чтобы и им досталось чего-либо. Селезень, видя, каков достаток названого брата, был крайне удивлен, его стало тошнить от падали и нечистот, он раскаялся, что явился сюда в гости, но виду не подал, так как считал это признаком дурного воспитания. Он только повторял про себя стихи:
– Ты – моя супруга и мать моих птенцов. Куда ты летишь с селезнем? Зачем ты водишься с ним? Правда, мы провели какое-то время в его гнезде, но ведь были его гостями недолго!
Бедный селезень повернулся, пораженный и озадаченный, вступил в спор с вороном, сказал:
– Что за несправедливость ты творишь? Что за срам ты себе позволяешь? Разве мы не белы, словно помыслы добронравных мужей и книга записи их деяний? А ваш цвет разве не черен, словно нутро вероотступников и лица воров? Мы белы, словно десница Мусы, а ваши лица подобны облику чародеев Фараона. Наше одеяние – это самые прекрасные одежды, ведь сам Пророк – да будет мир над ним – сказал: «Лучшие одеяния – белые».[377] Ваши же платья от головы до пят подобны цветом Черному диву. Ведь «чернота – от неверия». Мы светлее ясного дня, вы же мрачнее черной ночи. Мы соперничаем с соколами царствующего султана, а вы сочетаетесь браком с презренными совами. Вы – смола, а мы – молоко, вы – пепел, а мы – шафран. Да как же моя супруга может стать твоей женой и как она может покориться тебе?
На это ворон отвечал:
– Как бы не так! Все это пустяки, цвет и сходство не имеют никакого значения. Всеславный и всевышний творец создал людей разнообразными по цвету. Он тюрка женил на эфиопке, румийцу дал в жены негритянку. Точно так же у разного рода животных, таких, например, как кони, овцы, у всяких птиц, например у голубей и прочих, могут быть черные самцы и белые самки и наоборот. К тому же эта самка раньше была черной, как я, была облачена в черную накидку. Но пока мы оставались у тебя в гостях, я остерегался ваших губительных кушаний и потому остался при своем цвете, черным, словно шатер султана. А эта самка по ограниченности ума и недостаточности разума, что вообще присуще женщинам, не смогла воздержаться от пищи и ела то, что попадалось. Перья ее выпали, она облезла, а новые перья у нее выросли такие же, как у вас.
Бедный селезень от таких доводов ворона растерялся и огорчился, разгневался и рассердился. Он не знал, что ему возразить, и, наконец, сказал:
– Этот случай не может быть решен со слов истца и ответчика, лишь по их показаниям невозможно вынести решение. Во всякой тяжбе должны быть справедливые судьи и беспристрастные свидетели. И только тогда тяжба будет решена справедливо и распря обернется примирением. «Если бы не было правителя, то люди пожирали бы друг друга».
– Согласен, – отвечал ворон, – вполне подходящая мысль. Завтра, когда белая утка утра взлетит на небо, а ворон ночи пустится в бегство перед соколом солнца, мы призовем судью для решения нашей тяжбы и вручим повод в руки его справедливости. Однако звери и птицы не могут иметь отношения к этому делу, так как они принадлежат к тому же роду, что и мы. Как бы они не склонились в чью-нибудь сторону, как бы не стали потворствовать кому-либо из нас. Человек же не состоит с нами в родстве, он не станет принимать ничью сторону и решит по справедливости. Надо его и выбрать судьей и возложить на него это трудное дело.
Селезень согласился с этими доводами, не ведая о несправедливости рода людского. А поблизости, в одной деревне, обитали четверо мужчин. Один из них был мясник, второй – крестьянин, третий был отцом детей, а четвертый – лысый. Ворон пришел к ним пораньше и завел разговор, запугивая и угрожая.
– Вот уже много лет, – говорил он, – я живу по соседству с вами, и вы мне многим обязаны. Сегодня у меня важное дело: я хочу, чтобы утка стала моей парой. По этой тяжбе мы выберем вас в судьи, бросим перед вами мяч решения спора. Помните, что судьба изменчива! Вы должны принять мою сторону и решить дело в мою пользу.
Мяснику ворон сказал:
– Если ты выступишь против меня, станешь мне перечить, то твоему мясу не поздоровится! Я буду летать вокруг подвешенных туш и растаскивать их по кусочкам.
Потом он повернулся к земледельцу и молвил:
– Если ты пойдешь против меня, если в этой тяжбе не будешь на моей стороне, я разбережу раны твоих заезженных мулов.
Потом он обратился к отцу детей со словами:
– Если ты не поможешь мне взять верх в споре, не приблизишь мою победу, то я стану клевать твоих детей, израню их головы клювом.
А лысому он пригрозил так:
– Если ты не сделаешь меня мужем утки, если не отдашь ее мне в жены, то я вцеплюсь когтями тебе в лысину, не дам тебе спокойно даже воды испить.
Все четверо крестьян испугались ворона и его коварства и порешили так:
– Ворон для нас – грозный и страшный противник. Очевидно, что мы бессильны против него. Надо его задобрить и прийти к согласию с ним. Какая нам разница, утка ли станет женой ворона, или самка ворона – женой селезня? Похвально и желательно стремиться к соблюдению собственной пользы и печься о своем будущем.
С этими словами они единодушно согласились на просьбу ворона, и он вернулся домой радостный и довольный.
На другой день, когда мир избавился от насилия ворона ночи и стал светлым, словно оперение утки, ворон и селезень вместе с самками пришли к судьям и изложили свою тяжбу. Судьи от страха перед вороном, как они и обещали накануне вечером, вынесли такое решение:
– Это самка ворона, и, вне всякого сомнения, она – его супруга. Уже долгое время она живет совместно с ним. А селезень на нее никаких прав не имеет.
Когда крестьяне таким образом решили спор тяжущихся сторон, когда они вынесли такое решение, селезень удивился их пристрастию и лицемерию, не мог слова вымолвить из-за их несправедливого и неправого суда. Зарыдал он громко и покинул свою давнюю супругу. Утка также горько плакала, самка ворона тоже проливала слезы. Ворон-истец вдруг тоже стал рыдать вместе с ними. Стеная и скорбя, трое попрощались с бедным и безутешным селезнем и поднялись в небо. Пролетев немного, они вернулись назад, ворон обнял селезня, стал говорить ласковые и приветные слова, утешать его и выражать сочувствие, а потом сказал:
– О брат мой! Эта самка – твоя супруга, а мне она – сестра. И все это я учинил лишь из-за того, что ты брезговал нашей пищей. А смысл моего поступка был тот, что в этой деревне падалью и отбросами питаются не одни вороны. Да будет тебе известно, что здесь и люди кормятся тем же самым, ублажают свою плоть той же пищей. Если бы не так, что же тогда заставило их отдать белую утку за черного ворона? Стоило мне немного пригрозить им, и они поступили так вопреки религии и вере. Разве это не означает, что они питаются падалью?
Селезень очень обрадовался, засмеялся и сказал:
– Теперь мне ясен сокровенный смысл твоего поступка, и тот удивительный случай запечатлелся в моей памяти. А теперь скажи мне, из-за чего же ты плакал? Отчего родник твоих глаз проливал слезы, ведь у тебя не было горя? Я и моя самка плакали из-за того, что нам приходится расстаться, твоя жена плакала из-за того, что ее супруг взял вторую жену, более красивую. Мне бы хотелось знать причину твоих рыданий, подоплеку твоих слез.
Ворон ответил ему:
– Я плакал из-за мысли о том, какова участь подданных, как вершатся их дела в стране, где такие несправедливые судьи и такие безбожные обитатели. Ведь на помощь униженным приходят судьи, слабые приносят свои жалобы кадиям. Ищущий справедливости жаждет от судей истины, и только благодаря им осуществляется право правой стороны. Если судьи проявляют пристрастие и не относятся к тяжущимся одинаково, то как же могут быть решены мирские дела? Как будут соблюдены основы мира?
Когда попугай завершил рассказ, то он сказал:
– О Мах-Шакар! Вот из-за этого-то рассказа я и смеялся.
Мах-Шакар была поражена, но тоже засмеялась. А уста утра, когда оно услышало эту притчу, также раскрылись в улыбке, подражая ей, а затем засверкали и зубы солнца.
Итак, ворон стал тосковать о родном доме, вспоминать свое прежнее жилище. Ему захотелось расправить крылья возвращения и повести за собой и других птиц. Он обратился к селезню, извинился перед ним, а потом сказал:
Осел, который однажды понюхал колючки,
Если дать ему базиликов, будет искать плевелов.
Не всякая вещь по душе каждому —
Собака не ест фиников, кошка – траву.
Не всякое лакомство подходит любому языку,
Не всякий плод предназначен для любого рта.
– О добрый мой брат, о сердечный друг! Я хочу вернуться в свою келью. Если и ты прибудешь в мое гнездо и озаришь его светом своего присутствия, я окажу тебе гостеприимство по мере сил моих, буду всячески стараться услужить тебе. Я встречу тебя лаской, окажу тебе почет. Быть может, мне удастся отплатить тебе хоть немного за твои милости или воздать должное за твои великие почести. К тому же ответное посещение – обычай Господина господ,[376] как он сказал – да будет мир над ним: «Если меня пригласят даже к мулу, я все равно приму приглашение». Дом твоего покорного раба – твой дом. Ведь если кто-нибудь возвращается к себе домой, в этом нет порока или невежества.
Селезень сердцем и душой одобрил намерение друга. И вот он со своей уткой прилетел к гнезду ворона. И что же он увидел? Нелепое жилище и скверное пристанище. Место скудное, словно терпение птиц, гнездо безобразное, словно логово диких зверей.
Пищей там были только обглоданные кости, кормом служили только куски падали. Цветник походил на банную печь, лужайка – на покинутый лагерь. Ворон и его домочадцы только того и дожидались, чтобы мухи поднялись с трупа, чтобы и им досталось чего-либо. Селезень, видя, каков достаток названого брата, был крайне удивлен, его стало тошнить от падали и нечистот, он раскаялся, что явился сюда в гости, но виду не подал, так как считал это признаком дурного воспитания. Он только повторял про себя стихи:
Как ворон ни заискивал перед селезнем, сколько он ни приносил ему лакомых кусков, селезень только больше страдал, приводил разные отговорки и отворачивался. А про себя он думал, что ведь правду сказали:
О ты, изгнавший меня из рая!
Ведь ты сделал меня пленником ада.
Ворон по своей проницательности догадался обо всем, понял, что селезень брезгует его едой и водой. Он раскаялся в том, что зря приставал к нему с угощениями, попусту оказывал ему милости, и стал ограничиваться одним хлебом. Селезень устал и изголодался, ему стало невмоготу в тех местах, и на другой день он попросил у хозяина разрешения вернуться домой. Ворон согласился, и они обнялись на прощание. Когда селезень собрался в путь, ворон подлетел, ухватил за крыло утку и сказал:
Утка, повидавшая ручей и цветник,
Разве станет пить воду из водоема у бани?
– Ты – моя супруга и мать моих птенцов. Куда ты летишь с селезнем? Зачем ты водишься с ним? Правда, мы провели какое-то время в его гнезде, но ведь были его гостями недолго!
Бедный селезень повернулся, пораженный и озадаченный, вступил в спор с вороном, сказал:
– Что за несправедливость ты творишь? Что за срам ты себе позволяешь? Разве мы не белы, словно помыслы добронравных мужей и книга записи их деяний? А ваш цвет разве не черен, словно нутро вероотступников и лица воров? Мы белы, словно десница Мусы, а ваши лица подобны облику чародеев Фараона. Наше одеяние – это самые прекрасные одежды, ведь сам Пророк – да будет мир над ним – сказал: «Лучшие одеяния – белые».[377] Ваши же платья от головы до пят подобны цветом Черному диву. Ведь «чернота – от неверия». Мы светлее ясного дня, вы же мрачнее черной ночи. Мы соперничаем с соколами царствующего султана, а вы сочетаетесь браком с презренными совами. Вы – смола, а мы – молоко, вы – пепел, а мы – шафран. Да как же моя супруга может стать твоей женой и как она может покориться тебе?
На это ворон отвечал:
– Как бы не так! Все это пустяки, цвет и сходство не имеют никакого значения. Всеславный и всевышний творец создал людей разнообразными по цвету. Он тюрка женил на эфиопке, румийцу дал в жены негритянку. Точно так же у разного рода животных, таких, например, как кони, овцы, у всяких птиц, например у голубей и прочих, могут быть черные самцы и белые самки и наоборот. К тому же эта самка раньше была черной, как я, была облачена в черную накидку. Но пока мы оставались у тебя в гостях, я остерегался ваших губительных кушаний и потому остался при своем цвете, черным, словно шатер султана. А эта самка по ограниченности ума и недостаточности разума, что вообще присуще женщинам, не смогла воздержаться от пищи и ела то, что попадалось. Перья ее выпали, она облезла, а новые перья у нее выросли такие же, как у вас.
Бедный селезень от таких доводов ворона растерялся и огорчился, разгневался и рассердился. Он не знал, что ему возразить, и, наконец, сказал:
– Этот случай не может быть решен со слов истца и ответчика, лишь по их показаниям невозможно вынести решение. Во всякой тяжбе должны быть справедливые судьи и беспристрастные свидетели. И только тогда тяжба будет решена справедливо и распря обернется примирением. «Если бы не было правителя, то люди пожирали бы друг друга».
– Согласен, – отвечал ворон, – вполне подходящая мысль. Завтра, когда белая утка утра взлетит на небо, а ворон ночи пустится в бегство перед соколом солнца, мы призовем судью для решения нашей тяжбы и вручим повод в руки его справедливости. Однако звери и птицы не могут иметь отношения к этому делу, так как они принадлежат к тому же роду, что и мы. Как бы они не склонились в чью-нибудь сторону, как бы не стали потворствовать кому-либо из нас. Человек же не состоит с нами в родстве, он не станет принимать ничью сторону и решит по справедливости. Надо его и выбрать судьей и возложить на него это трудное дело.
Селезень согласился с этими доводами, не ведая о несправедливости рода людского. А поблизости, в одной деревне, обитали четверо мужчин. Один из них был мясник, второй – крестьянин, третий был отцом детей, а четвертый – лысый. Ворон пришел к ним пораньше и завел разговор, запугивая и угрожая.
– Вот уже много лет, – говорил он, – я живу по соседству с вами, и вы мне многим обязаны. Сегодня у меня важное дело: я хочу, чтобы утка стала моей парой. По этой тяжбе мы выберем вас в судьи, бросим перед вами мяч решения спора. Помните, что судьба изменчива! Вы должны принять мою сторону и решить дело в мою пользу.
Мяснику ворон сказал:
– Если ты выступишь против меня, станешь мне перечить, то твоему мясу не поздоровится! Я буду летать вокруг подвешенных туш и растаскивать их по кусочкам.
Потом он повернулся к земледельцу и молвил:
– Если ты пойдешь против меня, если в этой тяжбе не будешь на моей стороне, я разбережу раны твоих заезженных мулов.
Потом он обратился к отцу детей со словами:
– Если ты не поможешь мне взять верх в споре, не приблизишь мою победу, то я стану клевать твоих детей, израню их головы клювом.
А лысому он пригрозил так:
– Если ты не сделаешь меня мужем утки, если не отдашь ее мне в жены, то я вцеплюсь когтями тебе в лысину, не дам тебе спокойно даже воды испить.
Все четверо крестьян испугались ворона и его коварства и порешили так:
– Ворон для нас – грозный и страшный противник. Очевидно, что мы бессильны против него. Надо его задобрить и прийти к согласию с ним. Какая нам разница, утка ли станет женой ворона, или самка ворона – женой селезня? Похвально и желательно стремиться к соблюдению собственной пользы и печься о своем будущем.
С этими словами они единодушно согласились на просьбу ворона, и он вернулся домой радостный и довольный.
На другой день, когда мир избавился от насилия ворона ночи и стал светлым, словно оперение утки, ворон и селезень вместе с самками пришли к судьям и изложили свою тяжбу. Судьи от страха перед вороном, как они и обещали накануне вечером, вынесли такое решение:
– Это самка ворона, и, вне всякого сомнения, она – его супруга. Уже долгое время она живет совместно с ним. А селезень на нее никаких прав не имеет.
Когда крестьяне таким образом решили спор тяжущихся сторон, когда они вынесли такое решение, селезень удивился их пристрастию и лицемерию, не мог слова вымолвить из-за их несправедливого и неправого суда. Зарыдал он громко и покинул свою давнюю супругу. Утка также горько плакала, самка ворона тоже проливала слезы. Ворон-истец вдруг тоже стал рыдать вместе с ними. Стеная и скорбя, трое попрощались с бедным и безутешным селезнем и поднялись в небо. Пролетев немного, они вернулись назад, ворон обнял селезня, стал говорить ласковые и приветные слова, утешать его и выражать сочувствие, а потом сказал:
– О брат мой! Эта самка – твоя супруга, а мне она – сестра. И все это я учинил лишь из-за того, что ты брезговал нашей пищей. А смысл моего поступка был тот, что в этой деревне падалью и отбросами питаются не одни вороны. Да будет тебе известно, что здесь и люди кормятся тем же самым, ублажают свою плоть той же пищей. Если бы не так, что же тогда заставило их отдать белую утку за черного ворона? Стоило мне немного пригрозить им, и они поступили так вопреки религии и вере. Разве это не означает, что они питаются падалью?
Селезень очень обрадовался, засмеялся и сказал:
– Теперь мне ясен сокровенный смысл твоего поступка, и тот удивительный случай запечатлелся в моей памяти. А теперь скажи мне, из-за чего же ты плакал? Отчего родник твоих глаз проливал слезы, ведь у тебя не было горя? Я и моя самка плакали из-за того, что нам приходится расстаться, твоя жена плакала из-за того, что ее супруг взял вторую жену, более красивую. Мне бы хотелось знать причину твоих рыданий, подоплеку твоих слез.
Ворон ответил ему:
– Я плакал из-за мысли о том, какова участь подданных, как вершатся их дела в стране, где такие несправедливые судьи и такие безбожные обитатели. Ведь на помощь униженным приходят судьи, слабые приносят свои жалобы кадиям. Ищущий справедливости жаждет от судей истины, и только благодаря им осуществляется право правой стороны. Если судьи проявляют пристрастие и не относятся к тяжущимся одинаково, то как же могут быть решены мирские дела? Как будут соблюдены основы мира?
Когда попугай завершил рассказ, то он сказал:
– О Мах-Шакар! Вот из-за этого-то рассказа я и смеялся.
Мах-Шакар была поражена, но тоже засмеялась. А уста утра, когда оно услышало эту притчу, также раскрылись в улыбке, подражая ей, а затем засверкали и зубы солнца.