Страница:
Избавившись хитростью и от обезьяны, шакал возликовал и обрадовался, похвалил себя за ловкость, которую он применил против обезьяны, возгласил себе славословия. Он уже собрался было полакомиться, перекусить немного, как вдруг показался голодный молодой шакал. Он подбежал к слону и захотел присоединиться к трапезе. И старый шакал подумал: «От льва, который был сильным и мощным противником, я спасся благодаря покорности и смирению. Гепарда, который был средним врагом, я прогнал хитростью и коварством. Обезьяну, которая была слаба и немощна, я спровадил обманом и добрым словом. А вот этот шакал равен мне: он не стиль силен, чтобы одолеть меня, он и не так слаб, чтобы я мог легко справиться с ним. Надо встретить его угрозами и ударами, придется сразиться и вступить с ним в бой. Буду уповать на великодушие всевышнего творца! Дай бог, чтобы победа оказалась на моей стороне, чтобы я стал победителем. А если счастье будет на его стороне, если судьба дарует ему верх, придется мне отступить, согласно законам мужества и отваги, и тогда я буду обречен на унижение и презрение. А ведь великие мужи сказали: «Лучше оказаться в пасти льва или же сгореть в пламени, чем унизиться перед равным себе или смириться с равносильным противником»
Таким образом, старый шакал одолел всех четырех противников, вышел победителем и был чрезвычайно рад. Он подошел к доставшейся ему доле, к своему достатку, стал пожирать мясо с величайшим наслаждением, нанизывая жемчужины таких стихов:
– Цель моего повествования та, что если кто-нибудь станет сплетничать о вашей любви или укорять вас, то тебе следует отвечать так же, как тот шакал, сурово или ласково, согласно сану каждого.
Попугай все еще продолжал разглагольствовать, как день стал ясным и украсил мир. Со всех сторон раздалось пение соловьев.
ПОВЕСТЬ о четырех юношах из Балха, о том, как море подарило им восемь лучезарных жемчужин
На сорок пятую ночь, когда катящуюся жемчужину солнца положили в ларец запада, когда осыпающую жемчугами ладью новолуния пустили по синим волнам неба, к попугаю пришла Мах-Шакар. Ее безмерной красоте завидовали гурии, большеглазые красавицы пытались сглазить ее. Она была разубрана и причесана, светлолика и душиста. Наставления и назидания, которые ей каждую ночь внушал попугай, оказали на ее душу такое влияние, что она не столь уж хотела идти. Она даже не стала советоваться по этому поводу, а просто, как это вошло у них в привычку, стала беседовать с попугаем и обмениваться с ним мыслями. А попугаю только этого и надо было, он только об этом и мечтал. Сначала он воздал ей почести и славословия, а затем зазвенел цепью словопрений:
– Этой ночью я читаю на челе госпожи и лице хозяйки, словно ясный день, что она избегает пойти в дом любимого, что она избрала целомудрие и добродетель. Это очень похвально и заслуживает одобрения. Но пусть моя властительница милостиво и сострадательно выслушает речи покорного раба, прислушается к словам верного слуги: пусть она хоть раз пойдет к любимому, окажется в его объятиях. А потом уж госпожа, ежели ей того захочется, пусть раскается и склонится к набожности и богобоязненности, пусть закроет для себя врата наслаждения и вожделения, остерегается общения с возлюбленным и близости с любимым. Мудрецы сказали по этому поводу. «Любовь и похоть – словно сахар и молоко, они противоречат друг другу. Если одна из них, словно пламя, входит в дверь, то другая уходит, словно вода сквозь решето».
– А как случилось это? – спросила Мах-Шакар, и попугай стал рассказывать так.
Рассказ 77
Рассказ 78
ПОВЕСТЬ о царе Мерва,[394] о диве, овце и обезьяне, а также о нитке жемчуга
На сорок шестую ночь, когда бирюзовый шатер неба украсили самоцветами и жемчужинами звезд, когда золотой венец солнца положили в сокровищницу запада, Мах-Шакар нарядилась и украсилась, чтобы отправиться к любимому, чтобы свидеться с возлюбленным. Она убрала драгоценностями грудь и плечи, пораньше пришла к попугаю и попросила разрешения идти. Он же, видя, что она уже собралась, выказал преданность и покорность, а потом сказал:
– Госпожа этой ночью должна пойти непременно, надо обязательно совершить это. Но нужно немного потерпеть, часок помедлить, ибо враги ожидают и стражи не дремлют. Лик небес все еще рдеет багрянцем, словно у юных дев, а на щеках мира проступает белизна дня, словно у красавиц. Никто не должен знать об этом, не следует, чтобы твоя тайна стала явной, словно восхождение солнца или луны. Если на то будет твоя воля, то я ради того, чтобы ты избежала бедствия, расскажу сказку о Царе Мерва, обезьяне, водоеме и веревке.
Мах-Шакар разрешила рассказать и приготовилась слушать, а попугай начал.
Рассказ 79
Затем старый шакал сцепился с молодым и между ними произошла жестокая схватка. Они дрались две дневные стражи и бились насмерть. Наконец старый шакал победил и одолел, а молодой, раненный и побитый, обратился в бегство. Победа с самого начала была на стороне старого шакала, усилия молодого ни к чему не привели. А ведь правду сказали: «Младший, сразившийся со старшим, упадет так, что впредь не встанет».
Укол копья и унижение перед слабым —
Это две вещи, горькие на вкус разума».
Таким образом, старый шакал одолел всех четырех противников, вышел победителем и был чрезвычайно рад. Он подошел к доставшейся ему доле, к своему достатку, стал пожирать мясо с величайшим наслаждением, нанизывая жемчужины таких стихов:
Окончив свой рассказ, попугай сказал:
Мир в моей власти, небо – раб мне, царь – друг.
Надежды новые, судьба – друг мне, счастье мое юно.
Справа – победа, слева – восхождение,
Небо у моего стремени, весь мир у меня на поводу.
– Цель моего повествования та, что если кто-нибудь станет сплетничать о вашей любви или укорять вас, то тебе следует отвечать так же, как тот шакал, сурово или ласково, согласно сану каждого.
Попугай все еще продолжал разглагольствовать, как день стал ясным и украсил мир. Со всех сторон раздалось пение соловьев.
ПОВЕСТЬ о четырех юношах из Балха, о том, как море подарило им восемь лучезарных жемчужин
На сорок пятую ночь, когда катящуюся жемчужину солнца положили в ларец запада, когда осыпающую жемчугами ладью новолуния пустили по синим волнам неба, к попугаю пришла Мах-Шакар. Ее безмерной красоте завидовали гурии, большеглазые красавицы пытались сглазить ее. Она была разубрана и причесана, светлолика и душиста. Наставления и назидания, которые ей каждую ночь внушал попугай, оказали на ее душу такое влияние, что она не столь уж хотела идти. Она даже не стала советоваться по этому поводу, а просто, как это вошло у них в привычку, стала беседовать с попугаем и обмениваться с ним мыслями. А попугаю только этого и надо было, он только об этом и мечтал. Сначала он воздал ей почести и славословия, а затем зазвенел цепью словопрений:
– Этой ночью я читаю на челе госпожи и лице хозяйки, словно ясный день, что она избегает пойти в дом любимого, что она избрала целомудрие и добродетель. Это очень похвально и заслуживает одобрения. Но пусть моя властительница милостиво и сострадательно выслушает речи покорного раба, прислушается к словам верного слуги: пусть она хоть раз пойдет к любимому, окажется в его объятиях. А потом уж госпожа, ежели ей того захочется, пусть раскается и склонится к набожности и богобоязненности, пусть закроет для себя врата наслаждения и вожделения, остерегается общения с возлюбленным и близости с любимым. Мудрецы сказали по этому поводу. «Любовь и похоть – словно сахар и молоко, они противоречат друг другу. Если одна из них, словно пламя, входит в дверь, то другая уходит, словно вода сквозь решето».
Того, кто ищет удовлетворения страсти и лелеет похоть, постигнет участь купеческого сына из Балха.
Не стремится к похоти тот, кто любит,
Похоть никогда не ладит с любовью.
Если под личиной любви скрыта корысть.
Значит, любви нужна корысть, а не друг.
– А как случилось это? – спросила Мах-Шакар, и попугай стал рассказывать так.
Рассказ 77
В книге «Машахир ал-хикаят»[387] повествуют, что в прежние времена и минувшие века в городе Балхе жили четверо молодых людей, которые издавна дружили между собой. Один из них был сын эмира Балха, и на челе его блистали приметы ума-разума. Второй был сын везира, который отличался красотой почерка и изяществом слога. Третий был купеческий сын, который и дни и ночи ревностно собирал золото и сберегал сокровища. Четвертый был сын правителя города, он мог бы начертать каламом Утарида письмена мудрости на поверхности Луны.
Четверо друзей ежедневно собирались вместе, поверяли друг другу свои сокровенные мысли, делились горем и радостью, скорбью и утехами, были неразлучны в дружбе и товариществе, в веселье и в беде.
И вот друзья однажды ночью сидели вчетвером и вели беседу о том о сем. То они, уподобившись праведным падишахам, обсуждали военные походы, судили и рядили о действиях и запретах; то, словно прозорливые везиры, чертили каламом ума и пером разума на листах рассудка и в тетрадях мысли; то, как рачительные купцы, говорили о пользе путешествий и выгодах торговли. Иногда, словно добронравные наставники, они хвалили мудрость и правосудность справедливых правителей. И, наконец, они пришли к такому выводу:
– До коих пор можно жить за счет родителей, до каких времен можно кормиться из их рук? Разве можно полагаться на мирское счастье, разве долговечны блага этого мира? Надо заранее изыскать средства и приложить усилия для приобретения богатств и накопления достатка. Ведь сказали же благородные мужи: «Положи в карман два гроша, заработанных своим трудом, и это назовут доблестью, не сочтут за грех. Заработать ячменное зерно дозволенным путем лучше, чем насилием и обманом добывать сокровища».
Люди мы здоровые и молодые, вполне можем трудиться, избрать себе полезное ремесло. Однако наибольшая польза заключена в путешествиях, при помощи которых человек приобретает разнообразный опыт и бесконечную выгоду. Если муж познает в путешествиях опыт, то и разум его укрепится, и знания он обретет. Хотя пешка, продвигаясь вперед, и подвергается опасности. Зато посмотри, как она выглядит, став ферзем. И нет путешествия лучшего, чем по морю, поистине, это самый быстрый скакун и вьючное животное!
И они все четверо, хоть и были бедны, сговорились и тайком покинули Балх. Спустя много времени, после долгих и трудных переходов они пришли к берегу моря. Денег, чтобы пустить их в торговый оборот, у них не было, не было и тканей, чтобы ими торговать, и они остались на берегу моря не солоно хлебавши и с глазами влажными, как волна морская. Они закрыли путь к пище своим устам, близки были к тому, чтобы покончить с собой, и пропитанием им служили только ветер и воздух, горе и печаль.
Прошло несколько дней, и океан проведал об их горестях, не позволил им страдать, не оставил своих гостей в печали и тоске. По воле всемогущего творца океан обернулся человеком и пришел к ним, стал расспрашивать их, так как хотел разузнать обо всем, что произошло с ними. Они раскрыли перед ним свои сокровенные мысли и думы сердца и сказали:
– Мы прошли долгий путь и претерпели множество страданий. И все ради того, чтобы разбогатеть и жить безмятежной жизнью.
Океан сжалился над ними, по своему великодушию и благородству забурлил волнами благоволения и величия, пожаловал им восемь драгоценных жемчужин, каждая из которых равнялась десятилетним податям города Балха, и остановился пред ними смиренно, прося о прощении.
Юноши повернули назад, вознося океану благодарности и славословия. Все восемь жемчужин они вручили на хранение купеческому сыну и двинулись в путь. Наконец они прибыли в какой-то город и решили продать там одну из жемчужин, чтобы на вырученные деньги обеспечить себе дневное пропитание. Но у купеческого сына природа оказалась подлая, он поддался дьявольскому соблазну и внушению шайтана и спрятал жемчужины, а вину за пропажу возложил на друзей и потащил их, обвиняя в краже, ко дворцу правителя города. Они обвиняли его, а он обвинял их, они поносили его, а он ругал их на все лады. В конечном итоге, как градоправитель ни стращал и ни пугал, как ни допрашивал и ни выпытывал, жемчужины не были найдены, преступник не объявился. Эмир ничего не мог добиться и поручил дело везиру, дав ему всего несколько дней на расследование.
Везир отвел всех четырех юношей к себе домой, запер их, велел кормить, а сам отправился к эмиру, поцеловал прах перед ним и сказал:
– Да будет эмир жить вечно! Если на то будет твоя воля, то я, подобно везиру Шаддада,[388] который силой разума извлек сокровища из-под земли, выужу из этих чужестранцев жемчуга.
– А как это было? – спросил эмир, и везир отвечал.
Четверо друзей ежедневно собирались вместе, поверяли друг другу свои сокровенные мысли, делились горем и радостью, скорбью и утехами, были неразлучны в дружбе и товариществе, в веселье и в беде.
И вот друзья однажды ночью сидели вчетвером и вели беседу о том о сем. То они, уподобившись праведным падишахам, обсуждали военные походы, судили и рядили о действиях и запретах; то, словно прозорливые везиры, чертили каламом ума и пером разума на листах рассудка и в тетрадях мысли; то, как рачительные купцы, говорили о пользе путешествий и выгодах торговли. Иногда, словно добронравные наставники, они хвалили мудрость и правосудность справедливых правителей. И, наконец, они пришли к такому выводу:
– До коих пор можно жить за счет родителей, до каких времен можно кормиться из их рук? Разве можно полагаться на мирское счастье, разве долговечны блага этого мира? Надо заранее изыскать средства и приложить усилия для приобретения богатств и накопления достатка. Ведь сказали же благородные мужи: «Положи в карман два гроша, заработанных своим трудом, и это назовут доблестью, не сочтут за грех. Заработать ячменное зерно дозволенным путем лучше, чем насилием и обманом добывать сокровища».
Люди мы здоровые и молодые, вполне можем трудиться, избрать себе полезное ремесло. Однако наибольшая польза заключена в путешествиях, при помощи которых человек приобретает разнообразный опыт и бесконечную выгоду. Если муж познает в путешествиях опыт, то и разум его укрепится, и знания он обретет. Хотя пешка, продвигаясь вперед, и подвергается опасности. Зато посмотри, как она выглядит, став ферзем. И нет путешествия лучшего, чем по морю, поистине, это самый быстрый скакун и вьючное животное!
И они все четверо, хоть и были бедны, сговорились и тайком покинули Балх. Спустя много времени, после долгих и трудных переходов они пришли к берегу моря. Денег, чтобы пустить их в торговый оборот, у них не было, не было и тканей, чтобы ими торговать, и они остались на берегу моря не солоно хлебавши и с глазами влажными, как волна морская. Они закрыли путь к пище своим устам, близки были к тому, чтобы покончить с собой, и пропитанием им служили только ветер и воздух, горе и печаль.
Прошло несколько дней, и океан проведал об их горестях, не позволил им страдать, не оставил своих гостей в печали и тоске. По воле всемогущего творца океан обернулся человеком и пришел к ним, стал расспрашивать их, так как хотел разузнать обо всем, что произошло с ними. Они раскрыли перед ним свои сокровенные мысли и думы сердца и сказали:
– Мы прошли долгий путь и претерпели множество страданий. И все ради того, чтобы разбогатеть и жить безмятежной жизнью.
Океан сжалился над ними, по своему великодушию и благородству забурлил волнами благоволения и величия, пожаловал им восемь драгоценных жемчужин, каждая из которых равнялась десятилетним податям города Балха, и остановился пред ними смиренно, прося о прощении.
Юноши повернули назад, вознося океану благодарности и славословия. Все восемь жемчужин они вручили на хранение купеческому сыну и двинулись в путь. Наконец они прибыли в какой-то город и решили продать там одну из жемчужин, чтобы на вырученные деньги обеспечить себе дневное пропитание. Но у купеческого сына природа оказалась подлая, он поддался дьявольскому соблазну и внушению шайтана и спрятал жемчужины, а вину за пропажу возложил на друзей и потащил их, обвиняя в краже, ко дворцу правителя города. Они обвиняли его, а он обвинял их, они поносили его, а он ругал их на все лады. В конечном итоге, как градоправитель ни стращал и ни пугал, как ни допрашивал и ни выпытывал, жемчужины не были найдены, преступник не объявился. Эмир ничего не мог добиться и поручил дело везиру, дав ему всего несколько дней на расследование.
Везир отвел всех четырех юношей к себе домой, запер их, велел кормить, а сам отправился к эмиру, поцеловал прах перед ним и сказал:
– Да будет эмир жить вечно! Если на то будет твоя воля, то я, подобно везиру Шаддада,[388] который силой разума извлек сокровища из-под земли, выужу из этих чужестранцев жемчуга.
– А как это было? – спросил эмир, и везир отвечал.
Рассказ 78
В преданиях повествуют, что один из пророков – да будет мир над ним – пригласил к себе Шаддада, правителя царства Ад.[389] А тот был могущественный тиран. Шаддад спросил:
– Что будет со мной, если я приму истинную веру?
– Ты спасешься от адского пламени, – отвечал пророк, – и попадешь в рай.
Шаддад стал расспрашивать его о рае, и пророк рассказал ему о райских садах, дворцах и гуриях. Шаддад на это промолвил:
– Если рай таков, то я могу на этом свете устроить себе сад Ирем, а дворец свой вознесу до самого неба.
И он приказал собрать все сокровища мира. По его приказу отлили кирпичи из золота и серебра, воздвигли золотые стены, навесили серебряные двери, полы покрыли мускусом и амброй, ложи и скамьи – камфарой и шафраном, потолки облицевали изумрудными плитами, а пороги устлали ветвями и листьями коралла. Деревья вокруг сделали из золота и серебра, а цветы и светильники на них – из жемчужин и драгоценных каменьев. Все было так, как всеславный и всевышний творец написал в Коране: «Разве не видишь, как воздвиг твой господь в Аде дворцы Ирема, с высокими колоннами, подобных которым никто не создаст на земле».[390]
Одним словом, воздвигли дворец, возвели величественное здание. Оставалось лишь несколько незавершенных зубцов на башне, так как нигде не могли найти даже золотник золота, ставшего редкостью, точно волшебный эликсир. От дирхема осталось одно лишь название, а от динара – одно лишь изображение. Золото и золотые украшения исчезли из обихода, словно Анка, украшения из золота стали так же редки, словно дружба и верность, золотые кольца было так же трудно сыскать, как ротик гурии,[391] золотой пояс стал почти невидим, точно тонкая талия отроков. Шаддад был сильно огорчен и озадачен этим сообщением, он стал совещаться с мудрым везиром, и тот ответил:
– Мы сделали все, что было возможно, чтобы раздобыть золото. Мы разослали все стрелы разума, чтобы достать серебро. Но ни крупицы больше не удалось найти, ни пылинки отыскать. Ныне цвет золота можно увидеть только на мышьяке и инбире, о нем напоминают только сера и шафран. Слово «дирхем» можно прочесть только в книгах, цвет его можно узреть только на теле среброгрудых красавиц. Но осталась одна хитрость, один путь, при помощи которых еще можно обрести золото и серебро. А для этого надо приказать нескольким приметным и бесподобным красавицам, нескольким прекрасным и велеречивым девам показать свою несравненную красоту влюбчивым юношам, похитить кокетством и жеманством, взглядами и жестами их умы, но с наказом ни в коем случае не уступать их желаниям и не дарить их любовью, пока не получат от влюбленного золотого.
Шаддаду понравились слова везира, и он велел немедленно привести к нему нежных дев и доставить к ним первых попавшихся юношей. Но без золота никто не мог добиться желанного, без серебра не осуществлялось желание, так что некоторые из них потеряли разум, другие потеряли покой, иные были поражены изумлением, некоторых охватило помрачение ума. И был среди них юноша, которого родители любили беспредельно. Они ни в чем не решались ограничить его или огорчить, все их помыслы были посвящены тому, чтобы исполнять его прихоти. Он также безумно влюбился в одну из тех красавиц, из-за отдаления от нее пребывал на краю гибели. Отец и мать стали очень волноваться, горевать и печалиться. Был у юноши дед со стороны отца, древний, как Симург, со сросшимися ресницами и густыми бровями. Отец юноши пошел к нему, рассказал обо всем, попросил помощи для внука. Дед ответил:
– Я стал стар, стою на краю могилы. Иными словами, я уже труп, только еще не похороненный. Ведь сказали: «Тот, кто близок к какому-либо явлению, уже наделен его приметами». А зачем покойнику золото и серебро, динары и дирхемы? К чему ему мирские блага? Но когда-то я слышал от отца и деда своих, что в давние времена, во время джахилийи,[392] в рот усопшему клали динар, а потом уж зарывали его, предавали погребению. Вполне возможно, что на старых кладбищах остались динары или какие-нибудь монеты.
Тот человек оставил отца и рассказал о том, что услышал, влюбленному сыну. И тот, не откладывая, с лопатой и киркой отправился на старое кладбище, разрыл там несколько могил, нашел динары старинной чеканки, тотчас побежал к своему кумиру и положил перед ней золотые монеты. А красавица сейчас же сообщила о том начальнику сыска. Тот явился и заковал новоявленного Маджнуна[393] в кандалы. Его повели к Шаддаду и поставили перед троном. Шаддад, правитель Ада, спросил юношу, откуда у него золото, и тот рассказал обо всем подробно. Шаддад велел разрыть все старые могилы и погребения, из них извлекла несметное количество золота и завершили кладку тех зубцов, которые оставались недостроенными. Более того, осталось еще много золота, которое обратили на другие полезные цели.
Закончив рассказ, везир сказал эмиру:
– Я хочу, как тот везир Шаддада, выудить жемчуга у этих чужестранцев.
Эмир соизволил согласиться с везиром, похвалил его сообразительность. И везир приказал привести нескольких красавиц, которым завидовала Зухра на небе и кипарис в саду. Они украсили себя драгоценностями, или, вернее будет сказать, драгоценности украсились ими, и отправились туда, где содержали тех четверых чужестранцев. Они начертали на скрижалях их сердец и страницах их душ письмена влюбленности, а в обмен на благосклонность и согласие удовлетворить их желание потребовали богатых даров. Но поскольку у юношей не было ничего, даже финиковой косточки, не то что динаров или дирхемов, они опустили в бессилии руки, с каждым днем становились безумнее, влюбленнее, одержимее.
– Берегись же, о Мах-Шакар! Причиной того, что приключилось с купеческим сыном, были похоть и страсть. В противном случае, кто сумел бы обнаружить жемчуга?
Как только попугай довел свой рассказ до этого места, когда повесть дошла до сего, забрезжил утренний свет.
– Что будет со мной, если я приму истинную веру?
– Ты спасешься от адского пламени, – отвечал пророк, – и попадешь в рай.
Шаддад стал расспрашивать его о рае, и пророк рассказал ему о райских садах, дворцах и гуриях. Шаддад на это промолвил:
– Если рай таков, то я могу на этом свете устроить себе сад Ирем, а дворец свой вознесу до самого неба.
И он приказал собрать все сокровища мира. По его приказу отлили кирпичи из золота и серебра, воздвигли золотые стены, навесили серебряные двери, полы покрыли мускусом и амброй, ложи и скамьи – камфарой и шафраном, потолки облицевали изумрудными плитами, а пороги устлали ветвями и листьями коралла. Деревья вокруг сделали из золота и серебра, а цветы и светильники на них – из жемчужин и драгоценных каменьев. Все было так, как всеславный и всевышний творец написал в Коране: «Разве не видишь, как воздвиг твой господь в Аде дворцы Ирема, с высокими колоннами, подобных которым никто не создаст на земле».[390]
Одним словом, воздвигли дворец, возвели величественное здание. Оставалось лишь несколько незавершенных зубцов на башне, так как нигде не могли найти даже золотник золота, ставшего редкостью, точно волшебный эликсир. От дирхема осталось одно лишь название, а от динара – одно лишь изображение. Золото и золотые украшения исчезли из обихода, словно Анка, украшения из золота стали так же редки, словно дружба и верность, золотые кольца было так же трудно сыскать, как ротик гурии,[391] золотой пояс стал почти невидим, точно тонкая талия отроков. Шаддад был сильно огорчен и озадачен этим сообщением, он стал совещаться с мудрым везиром, и тот ответил:
– Мы сделали все, что было возможно, чтобы раздобыть золото. Мы разослали все стрелы разума, чтобы достать серебро. Но ни крупицы больше не удалось найти, ни пылинки отыскать. Ныне цвет золота можно увидеть только на мышьяке и инбире, о нем напоминают только сера и шафран. Слово «дирхем» можно прочесть только в книгах, цвет его можно узреть только на теле среброгрудых красавиц. Но осталась одна хитрость, один путь, при помощи которых еще можно обрести золото и серебро. А для этого надо приказать нескольким приметным и бесподобным красавицам, нескольким прекрасным и велеречивым девам показать свою несравненную красоту влюбчивым юношам, похитить кокетством и жеманством, взглядами и жестами их умы, но с наказом ни в коем случае не уступать их желаниям и не дарить их любовью, пока не получат от влюбленного золотого.
Когда юноши влюбятся в луноликих красавиц, когда они обезумеют от красоты тех, чьи косы мускусны, то они непременно отчеканят серебряные дирхемы – хотя бы из собственной кожи! – и отольют золотые динары – хотя бы из своих пожелтевших щек! И если даже золото будет зарыто в глубине земли под твердыми скалами, они от безумной силы страсти извлекут его. Если же у кого-нибудь обнаружится хотя бы один дирхем, то непременно найдутся и другие.
Нужно золото, золото, которое обладает царским блеском.
Откуда знать красавице, чего стоят твои речи?
Шаддаду понравились слова везира, и он велел немедленно привести к нему нежных дев и доставить к ним первых попавшихся юношей. Но без золота никто не мог добиться желанного, без серебра не осуществлялось желание, так что некоторые из них потеряли разум, другие потеряли покой, иные были поражены изумлением, некоторых охватило помрачение ума. И был среди них юноша, которого родители любили беспредельно. Они ни в чем не решались ограничить его или огорчить, все их помыслы были посвящены тому, чтобы исполнять его прихоти. Он также безумно влюбился в одну из тех красавиц, из-за отдаления от нее пребывал на краю гибели. Отец и мать стали очень волноваться, горевать и печалиться. Был у юноши дед со стороны отца, древний, как Симург, со сросшимися ресницами и густыми бровями. Отец юноши пошел к нему, рассказал обо всем, попросил помощи для внука. Дед ответил:
– Я стал стар, стою на краю могилы. Иными словами, я уже труп, только еще не похороненный. Ведь сказали: «Тот, кто близок к какому-либо явлению, уже наделен его приметами». А зачем покойнику золото и серебро, динары и дирхемы? К чему ему мирские блага? Но когда-то я слышал от отца и деда своих, что в давние времена, во время джахилийи,[392] в рот усопшему клали динар, а потом уж зарывали его, предавали погребению. Вполне возможно, что на старых кладбищах остались динары или какие-нибудь монеты.
Тот человек оставил отца и рассказал о том, что услышал, влюбленному сыну. И тот, не откладывая, с лопатой и киркой отправился на старое кладбище, разрыл там несколько могил, нашел динары старинной чеканки, тотчас побежал к своему кумиру и положил перед ней золотые монеты. А красавица сейчас же сообщила о том начальнику сыска. Тот явился и заковал новоявленного Маджнуна[393] в кандалы. Его повели к Шаддаду и поставили перед троном. Шаддад, правитель Ада, спросил юношу, откуда у него золото, и тот рассказал обо всем подробно. Шаддад велел разрыть все старые могилы и погребения, из них извлекла несметное количество золота и завершили кладку тех зубцов, которые оставались недостроенными. Более того, осталось еще много золота, которое обратили на другие полезные цели.
Закончив рассказ, везир сказал эмиру:
– Я хочу, как тот везир Шаддада, выудить жемчуга у этих чужестранцев.
Эмир соизволил согласиться с везиром, похвалил его сообразительность. И везир приказал привести нескольких красавиц, которым завидовала Зухра на небе и кипарис в саду. Они украсили себя драгоценностями, или, вернее будет сказать, драгоценности украсились ими, и отправились туда, где содержали тех четверых чужестранцев. Они начертали на скрижалях их сердец и страницах их душ письмена влюбленности, а в обмен на благосклонность и согласие удовлетворить их желание потребовали богатых даров. Но поскольку у юношей не было ничего, даже финиковой косточки, не то что динаров или дирхемов, они опустили в бессилии руки, с каждым днем становились безумнее, влюбленнее, одержимее.
Купеческий сын, который был влюблен более других, вел себя иначе. В пылу страсти он вытащил из-за пояса жемчужину и вручил своей возлюбленной. А она тут же отослала жемчуг везиру, который приказал привести купеческого сына и других юношей. С угрозами у него отобрали остальные семь жемчужин и вернули другим, а самого отправили с позором, в жалком и униженном состоянии в темницу для воров. Эмир похвалил мудрость везира и обласкал его за находчивость. Потом попугай закончил так:
Если бедняк влюбится в царицу.
Дураком он будет, коли станет искать свидания.
– Берегись же, о Мах-Шакар! Причиной того, что приключилось с купеческим сыном, были похоть и страсть. В противном случае, кто сумел бы обнаружить жемчуга?
Как только попугай довел свой рассказ до этого места, когда повесть дошла до сего, забрезжил утренний свет.
ПОВЕСТЬ о царе Мерва,[394] о диве, овце и обезьяне, а также о нитке жемчуга
На сорок шестую ночь, когда бирюзовый шатер неба украсили самоцветами и жемчужинами звезд, когда золотой венец солнца положили в сокровищницу запада, Мах-Шакар нарядилась и украсилась, чтобы отправиться к любимому, чтобы свидеться с возлюбленным. Она убрала драгоценностями грудь и плечи, пораньше пришла к попугаю и попросила разрешения идти. Он же, видя, что она уже собралась, выказал преданность и покорность, а потом сказал:
– Госпожа этой ночью должна пойти непременно, надо обязательно совершить это. Но нужно немного потерпеть, часок помедлить, ибо враги ожидают и стражи не дремлют. Лик небес все еще рдеет багрянцем, словно у юных дев, а на щеках мира проступает белизна дня, словно у красавиц. Никто не должен знать об этом, не следует, чтобы твоя тайна стала явной, словно восхождение солнца или луны. Если на то будет твоя воля, то я ради того, чтобы ты избежала бедствия, расскажу сказку о Царе Мерва, обезьяне, водоеме и веревке.
Мах-Шакар разрешила рассказать и приготовилась слушать, а попугай начал.
Рассказ 79
Рассказывают, что в минувшие времена и прошедшие дни в городе Мерве жил царь, юный и мудрый. Он любил развлечения и удовольствия, не мог ни единого мига пробыть без веселья и забав, ни часа не проводил без музыки и пения, ни на один день не забывал об игре в чоуган и об охоте. Он частенько коротал досуг на псарне, много времени проводил в забавах с обезьянами. Он держал целую стаю обезьян, и у каждого зверя был золотой ошейник и серебряный браслет на ноге, и они всюду сопровождали его. Эти обезьяны, увидев что-нибудь привлекательное, тотчас похищали, хватали прямо из рук людей. А царь не ведал о сокровенном смысле слов властителя человечества: «Я – не человек игр, а игры – не мое занятие».[395] – и считал ошибочными слова: «Мы не сотворили вас ради забавы»[396]
На кухне у падишаха содержалась овца. Она по врожденной привычке беспрерывно совалась скверной мордой в котел с кушаниями и постоянно получала взбучку от повара. И вот, наконец, однажды обезьяна по кличке Рузбех, которая также жила там, отличалась большим умом и проницательностью, много повидала и испытала на своем веку, увидела, как овца окунула морду в котел и как повар наказал ее. Обезьяна обратилась к сородичам и сказала:
– Нам надо оставить эту страну и поселиться в других краях. Не то из-за этой неразумной и дерзкой овцы, которая сует в котел морду и терпит удары от повара, нас может постичь великая беда, и тогда прольется кровь невинных.
Но друзья-невежды ответили ей:
– Ну и глупа же ты, ну и тупа! Если какая-то овца на кухне у падишаха ведет себя дерзко и нагло, то нам-то какой вред от этого и какая нас может ожидать беда? Ведь существует пословица: «Хлопок – не чета шерсти». Воистину, ты постарела, тронулась умом.
Не прошло и нескольких дней, как овца по укоренившейся привычке сунула морду в котел. Рассвирепевший повар в ярости бросил в нее головней. А овца, как нарочно, отрастила густую длинную шерсть, «словно тот, кто сам себе ищет погибель, кто отрезает себе собственной рукой нос».[397] Шерсть занялась огнем, пламя стало разгораться. Горящая овца металась от дома к дому и, наконец, словно по пословице «Утопающий хватается за соломинку»,[398] побежала в сарай с соломой. По воле небес по соседству находилась царская конюшня, которую охватил пожар, так что многие кони погибли. Большинство обезьян также сгорело, а овца превратилась в жаркое. Царь очень огорчился из-за коней и стал расспрашивать о причине пожара, о том, как лечить коней. Лекари ответили ему:
– Обожженных коней можно вылечить только бальзамом из крови обезьян. Есть надежда, что они поправятся и ожоги заживут.
Хотя царь и содержал обезьян ради забавы и развлекался с ними в часы досуга, однако коней он любил больше всех других животных. Везиры и надимы стали его подталкивать к тому, чтобы убить несчастных обезьян и из их крови сделать бальзам. И падишах приказал зарезать всех обезьян и приготовить снадобье по указанию врачей. Поскольку обезьяны не послушались слов своего старца и предводителя, то они увидели то, что увидели, и услышали то, что услышали. Ведь мудрецы знают, что
После этого Рузбех решил продвигаться вперед потихоньку, соблюдая осторожность и осмотрительность, оглядываясь по сторонам. Наконец он подошел к водоему, в котором вода была чище влаги небес, светлее лиц красавиц, была прозрачней живой воды. Хотя Рузбеха томила сильная жажда, однако он, презрев телесные нужды, не стал пить, успокаивая себя обещаниями. Словно циркуль, он кружил вокруг озера, словно утка, описывал круги вокруг водоема. «Он кружил вокруг водоема, не обретя доли». Когда Рузбеху стало невмоготу от жажды, когда он уже был близок к смерти, то сломал на берегу длинную и полую тростинку, влез на дерево, опустил тростинку в озеро и стал через нее тянуть воду. Если же на водопой приходил какой-нибудь зверь, то Рузбех с дерева предостерегал его, рассказывал о гибельности водоема.
Прошло несколько дней, и див, подобный крокодилу, который затаился в воде и пожирал всех животных подряд, сказал себе: «Вот проклятая обезьяна! Свалилась на мою голову, точно грозный враг! И сама в воду не идет, и других животных не пускает. Если она пробудет здесь еще несколько дней, то, воистину, я умру от голода, погибну без пищи. Ее не прогонишь отсюда лаской и посулами. Разве только дарами и лестью удастся отвратить это зло. К тому же она – умное и сообразительное животное, так что подружиться с ней и стать ее приятелем только полезно. Ведь сказали: «Даже дружба со злой собакой приносит пользу».[399] Можно представить себе, какая будет польза от дружбы с такой сообразительной и хитрой обезьяной, какие она сулит выгоды». С такими думами див вынырнул из озера, держа в руке ожерелье из жемчугов, которые стоили сокровищ семи морей и были словно вытащены из пасти дракона. Этим он чрезвычайно обрадовал обезьяну. Див вручил Рузбеху драгоценное ожерелье, попросил стать ему братом и дружить с ним. Рузбех, видя доброжелательность и искренность дива, назвал его братом, открыл врата приязни и дружбы и утвердил между ним и собой основы верности и преданности.
На кухне у падишаха содержалась овца. Она по врожденной привычке беспрерывно совалась скверной мордой в котел с кушаниями и постоянно получала взбучку от повара. И вот, наконец, однажды обезьяна по кличке Рузбех, которая также жила там, отличалась большим умом и проницательностью, много повидала и испытала на своем веку, увидела, как овца окунула морду в котел и как повар наказал ее. Обезьяна обратилась к сородичам и сказала:
– Нам надо оставить эту страну и поселиться в других краях. Не то из-за этой неразумной и дерзкой овцы, которая сует в котел морду и терпит удары от повара, нас может постичь великая беда, и тогда прольется кровь невинных.
Но друзья-невежды ответили ей:
– Ну и глупа же ты, ну и тупа! Если какая-то овца на кухне у падишаха ведет себя дерзко и нагло, то нам-то какой вред от этого и какая нас может ожидать беда? Ведь существует пословица: «Хлопок – не чета шерсти». Воистину, ты постарела, тронулась умом.
Они высмеяли мудрую старую обезьяну и поиздевались над ней. Рузбех же, видя, что его добрые советы не были приняты благосклонно, поневоле покинул те места, расстался с ними и поселился в горах поблизости. «Если человек не прислушивается к советам, то высокое небо надерет его за уши».
Все сказали: он постарел,
Мужу пришла пора собираться в могилу.
Не прошло и нескольких дней, как овца по укоренившейся привычке сунула морду в котел. Рассвирепевший повар в ярости бросил в нее головней. А овца, как нарочно, отрастила густую длинную шерсть, «словно тот, кто сам себе ищет погибель, кто отрезает себе собственной рукой нос».[397] Шерсть занялась огнем, пламя стало разгораться. Горящая овца металась от дома к дому и, наконец, словно по пословице «Утопающий хватается за соломинку»,[398] побежала в сарай с соломой. По воле небес по соседству находилась царская конюшня, которую охватил пожар, так что многие кони погибли. Большинство обезьян также сгорело, а овца превратилась в жаркое. Царь очень огорчился из-за коней и стал расспрашивать о причине пожара, о том, как лечить коней. Лекари ответили ему:
– Обожженных коней можно вылечить только бальзамом из крови обезьян. Есть надежда, что они поправятся и ожоги заживут.
Хотя царь и содержал обезьян ради забавы и развлекался с ними в часы досуга, однако коней он любил больше всех других животных. Везиры и надимы стали его подталкивать к тому, чтобы убить несчастных обезьян и из их крови сделать бальзам. И падишах приказал зарезать всех обезьян и приготовить снадобье по указанию врачей. Поскольку обезьяны не послушались слов своего старца и предводителя, то они увидели то, что увидели, и услышали то, что услышали. Ведь мудрецы знают, что
Рузбех, услышав об участи своих родных и близких, не смог вынести этого. Стал он биться и метаться в тоске, потом с плачем и рыданиями спустился с той горы и пошел бродить по свету, от горя по ближним покинул те места. Он постоянно скорбел о своей потере, ни на миг не забывал о погибших родичах. Наконец, после долгих странствий по всему миру он добрался до какого-то густого леса, где было озеро. Рузбех увидел следы животных, приходивших туда на водопой. Но следов, которые вели бы обратно, не было. По присущей обезьянам сообразительности он призадумался, подождал немного, сделал шаг вперед и сказал себе: «Несомненно, за этим что-то кроется, здесь есть какая-то тайна, ведь всему есть причина. Столько животных приходило сюда, и никто не вернулся назад! Сказали же: «Ведь есть же причина моей печали, ведь есть тот, из-за кого я страдаю».
Тот, кто не повинуется указаниям мудрецов,
Тем самым только вредит себе.
Тот, кто не слушается слов старца,
Погибнет, словно пламя от воды.
После этого Рузбех решил продвигаться вперед потихоньку, соблюдая осторожность и осмотрительность, оглядываясь по сторонам. Наконец он подошел к водоему, в котором вода была чище влаги небес, светлее лиц красавиц, была прозрачней живой воды. Хотя Рузбеха томила сильная жажда, однако он, презрев телесные нужды, не стал пить, успокаивая себя обещаниями. Словно циркуль, он кружил вокруг озера, словно утка, описывал круги вокруг водоема. «Он кружил вокруг водоема, не обретя доли». Когда Рузбеху стало невмоготу от жажды, когда он уже был близок к смерти, то сломал на берегу длинную и полую тростинку, влез на дерево, опустил тростинку в озеро и стал через нее тянуть воду. Если же на водопой приходил какой-нибудь зверь, то Рузбех с дерева предостерегал его, рассказывал о гибельности водоема.
Прошло несколько дней, и див, подобный крокодилу, который затаился в воде и пожирал всех животных подряд, сказал себе: «Вот проклятая обезьяна! Свалилась на мою голову, точно грозный враг! И сама в воду не идет, и других животных не пускает. Если она пробудет здесь еще несколько дней, то, воистину, я умру от голода, погибну без пищи. Ее не прогонишь отсюда лаской и посулами. Разве только дарами и лестью удастся отвратить это зло. К тому же она – умное и сообразительное животное, так что подружиться с ней и стать ее приятелем только полезно. Ведь сказали: «Даже дружба со злой собакой приносит пользу».[399] Можно представить себе, какая будет польза от дружбы с такой сообразительной и хитрой обезьяной, какие она сулит выгоды». С такими думами див вынырнул из озера, держа в руке ожерелье из жемчугов, которые стоили сокровищ семи морей и были словно вытащены из пасти дракона. Этим он чрезвычайно обрадовал обезьяну. Див вручил Рузбеху драгоценное ожерелье, попросил стать ему братом и дружить с ним. Рузбех, видя доброжелательность и искренность дива, назвал его братом, открыл врата приязни и дружбы и утвердил между ним и собой основы верности и преданности.