Андерсен Блэйн. Роковой поцелуй

   – Хэдли, ты побледнел как снег. Может, хочешь отвертеться? Не выйдет!
   Хэдли совсем не хотел, чтобы Роберта видела его замешательство, он отвернулся, вытерев выступивший на лбу пот:
   – Ладно, давай лучше перейдем к делу. Так что мне ей сказать?
   – То, что я тебе уже говорила. Покажи ей ордер и постарайся нагнать на нее страха. На сей раз ты должен быть вдвойне убедительным.
   – Но я не знаю, что ей от меня надо.
   – Я тоже не умею читать мысли на расстоянии. Встретишься – и узнаешь. Что еще остается?
   Хэдли нервно мотнул головой. Уж эта Элисон. Вроде бы он от нее совсем отделался – а вот опять, туда же! А может, она что-нибудь заподозрила?
   Насколько все было проще до этого случая с Джулией. Конечно, прелести Элис его не очень волновали, он любил женщин попроще и посдобнее, но женитьба на ней давала ему доступ к богатому наследству – а это более чем компенсировало бы отказ от некоторых холостяцких вольностей. А может быть, вернуться к этому варианту? Надо только попробовать убедить Роберту…
   – А по-моему, ничего страшного не случится, если она и вернется…
   Роберта медленно подняла на него свой изучающий взгляд: так она бы, наверное, рассматривала какое-то диковинное насекомое или растение.
   – У тебя что, не все дома?
   – Знаешь, мне все это надоело. Мы просто тянем время. Элисон все равно когда-нибудь вернется.
   – К тому времени Брайархерст будет моим.
   – Она опротестует свои права.
   – Ты дашь показания: всего-то и надо доказать, что она шесть месяцев отсутствовала. В завещании все ясно сказано. Ей некуда будет деться – только не надо болтать лишнего. Ну, хватит! Иди-ка лучше собирайся…
   План Роберты был неплох, но ненадежен, малейшая ошибка – и все рухнет.
   – А если я все-таки женюсь на Элисон, ты поимеешь треть Брайархерста – это все-таки лучше, чем ничего; а так может получиться…
   Роберта отступила назад, размахнулась и влепила Хэдли звонкую пощечину; от удара он пошатнулся и отскочил к роялю.
   – Как ты смеешь! – заорал он.
   – Спокойно! Почему, собственно, я должна довольствоваться лишь частью поместья, когда я могу заполучить его целиком?! Предупреждаю тебя: еще какая-нибудь твоя: глупость, вроде этой, и я найду способ покончить с твоим попрошайничеством; присосался как пиявка!.. Учти: твое будущее в моих руках, никак не меньше, чем мое – в твоих. Я знак свою падчерицу достаточно: она не потерши общества фигляра и жулика, который предал и продал ее любовь…
   – Ладно, – сокрушенно махнул Хэдли рукой. – Пойду собираться. – Он подошел к шкафчику, достал бутылку виски, налил бокал и залпом выпил. Он чувствовал, что ему в ближайшее время выпивать придется довольно часто.
 
   Элис молила Бога, чтобы Мод была в хорошем расположении духа. Она поторапливала Кабошона, повторяя про себя историю, которую собиралась поведать хозяйке Тоттен-Хоу. Вроде бы все звучало убедительно, в все же что-то было не то. Как стрельба по дальней мишени: и прицел правильный, и рука не дрогнула – а пуля все-таки летит мимо. А от того, насколько Мод поверит ей, зависит многое, по сути, зависит все будущее – с Кейроном, или…
   Он хотел на ней жениться – не важно по какой причине. Сердце у нее начинало биться сильнее, как только она задумывалась об этом. Ну что ж, если ей суждено потерять Брайархерст, пусть так и будет. Все, что ей еще недавно было так дорого: имя, право наследования, само имение – все теперь ничто; она готова, от всего этого отказаться, если взамен получила бы Кейрона.
   Элис тряхнула головой – не время предаваться благодушию. Признается ли она Кейрону во всем или будет хранить свою тайну, все равно стать госпожой Чатэм – слишком большой риск. Ее инкогнито будет неминуемо раскрыто; а она ведь должна скрываться и от правосудия, и от убийцы Джулии.
   Единственное, на что остается надеяться, – лишь на то, что поиски Хэдли наконец дадут какие-то результаты. Завтра она с ним встречается – если, конечно, Господь Бог и почтовая служба на ее стороне. Но он ни разу ей так и не ответил, и она могла только молить Бога, чтобы он получил хотя бы ее последнее письмо.
   Элисон не изменяла ему, разве что в мыслях, однако на лице ее выступил румянец стыда. Как же она предстанет перед ним, любя другого? Может быть, он скажет ей что-нибудь, что оправдывает ее виноватое молчание?
   Перед ней уже высились черные ворота Тоттен-Хоу, и Элис пробрала дрожь от миссии, которая ей предстояла. Да, это было не легче, чем с Хэдли; подозрения Мод могли все разрушить. Ведь так легко было раскрыть прошлое Элис. А Мод если учует след, то ее уже ничто не собьет. Нет, надо сделать все, чтобы рассеять ее подозрения. Передавая поводья конюху, она наудачу скрестила пальцы – пусть Мод поверит в ту легенду, которую Элис придумала этой ночью.
   На большой парадной двери был изображен фамильный герб Деламеров: грифоны, сцепившиеся в яростной схватке; своими толстыми хвостами они душили друг друга за горло. Образ вряд ли мог успокоить Элис. На какой-то момент она потеряла самообладание – может быть, вернуться? Но затем, повинуясь скорее инстинкту, чем логике, она дернула веревку звонка. Лакей провел ее в библиотеку; смелость вернулась к ней: она уже здесь, и отступать поздно!
   Мод появилась в дверях даже раньше, чем Элис того ожидала. Неотразима, как всегда, в костюме для верховой езды, на лице – выражение сдержанного удивления.
   – Мисс Уокер? Какая неожиданная честь – видеть вас здесь. Чего изволите?
   Ее руки в перчатках держали хлыст, и в такт словам она сгибала его туда-сюда, словно проверяя на излом. Манера ее поведения изменилась – прежняя легкость исчезла – и Элис подумала: задача, пожалуй, даже не в том, чтобы убедить Мод в подлинности своей истории, а в том, чтобы успеть досказать ей ее до конца.
   – Я хочу с вами поговорить.
   – Конечно, – резко бросила Мод. – Только покороче – у меня сегодня много дел.
   – Я вижу, вы предпочитаете прямой раз говор, мисс Деламер. Я тоже. Я хочу обсудить с вами ваши подозрения на мой счет.
   – В самом деле? – Мод скептически приподняла бровь. – Не могу себе представить, что вы можете рассказать.
   – Я пришла сюда, чтобы сказать вам, что я солгала. – Элис сделала паузу, правильно рассчитав воздействие своих слов на Мод: тонкие черты ее лица выразили крайнее удивление.
   – Извините, что?
   – К сожалению, я не сказала вам правды. А также лорду Грэнвиллу. Но я хочу исправить положение, если вы мне это позволите.
   – Позволю ли я? Еще бы – это более чем забавно. – Мод опустилась на пуфик.
   – Я знаю, вы обнаружили многое, что не соответствует моим утверждениям, что я происхожу из семьи низшего сословия.
   Мод наклонила голову, приглашая Эллис продолжать.
   – Действительно, мое поведение наверняка могло показаться странным для простой гувернантки. Оно больше было похоже на то, как ведут себя женщины вашего круга…
   Это сравнение вывело Мод из себя; она вскочила:
   – Из всех ваших дерзостей эта…
   – Пожалуйста, – перебила Элис, – дайте мне закончить. Потом можете говорить все, что хотите.
   Мод несколько успокоилась и, взяв себя в руки, вновь присела.
   – Ну, хорошо.
   – Как я уже сказала, я из довольно обеспеченной семьи, по крайней мере, до недавнего времени моя семья таковой являлась, пока мой отец не стал завсегдатаем лондонских игорных домов. Еще прошлой зимой я посещала балы и путешествовала по Европе. Но внезапно, хотя для отца это, наверное, было не так уж внезапно, деньги стали таять. Безумные ставки, неизбежные проигрыши – кончилось тем, что он проиграл все, включая и мою долю наследства. В отчаянии он застрелился. Наше имение досталось кредиторам, а я оказалась предоставленной самой себе.
   Мод усмехнулась:
   – Браво, мисс Уокер, отличная сказка. Очень неглупо – во всяком случае она вполне объясняет, почему у вас такие обширные познания в науках, и притом – никаких характеристик. Но зачем вам нужен был весь этот маскарад? Многие гувернантки – действительно дочери разорившихся родителей. Так зачем вам было все это придумывать?
   – Мне было стыдно, – Элис отвечала мягко-покорно, опустив глаза, в надежде, что ей удалось изобразить достаточно высокую степень скорби. – Чем же мне было гордиться? Признаться, что отец был не только игрок; но еще и плохой игрок, а вдобавок и человек, для которого игра значила больше, чем его единственная, дочь – это же позор! Мне показалось, что начать жизнь с чистого листа – это, пожалуй, менее болезненно.
   – Вы хотите мне сказать, что выдавать себя за гувернантку, со всеми неудобствами, которые с этим связаны, – легче, чем сказать правду?
   – Мне бы все равно пришлось терпеть эти неудобства – я должна была как-то зарабатывать себе на жизнь. Было проще не вспоминать о том, что я потеряла…
   – Может быть, может быть, – вкрадчиво протянула Мод. – Во всяком случае, это прошлое не так уж много значит в свете вашего будущего – в качестве леди Чатэм.
   Элис поперхнулась. Что ей сказать в ответ?
   – Вам нехорошо, мисс Уокер?
   – Я не совсем поняла то, что вы сказали.
   – Вы вроде бы пришли, чтобы рассказа всю правду. Если так, то зачем притворяться, что вам неизвестны намерения Кейрона?
   Мод еще не знала в точности ни того, каковы они были, его намерения, ни того, сообщил ли он о них Элис. Теперь она почувствовала, что может получить ответы на оба вопроса.
   – Намерения?..
   – Мисс Уокер, вы же наверняка знаете, что он собирается жениться на вас?
   – Откуда вам это известно? – Элис покраснела: Мод удачно забросила удочку.
   – Он сам мне об этом доложил.
   Элис молчала, в полном смятении и растерянности. Почему Кейрон решил кому-то довериться – да не кому-нибудь, а именно Мод! Но времени для раздумий у нее не было.
   – Вы слышали, что я сказала? Кейрон сказал мне, что он хочет жениться на вас.
   – Та-а-ак, – протянула Элис, не выразив никаких эмоций и не зная, что ответить.
   – Так вы не отрицаете?
   – Не вижу смысла.
   – Хорошо. Теперь мы дошли до истины. Может быть, вы признаете, что и эта новая версия вашей жизни – тоже сплошное вранье?
   – Вы сомневаетесь в моей правдивости?
   – Я не сомневаюсь только в одном: что вы хотите заползти как змея в доверчивое сердце Кейрона. Мисс Уокер, если вы думаете, что ваше это так называемое признание снимает мои подозрения, вы сильно ошибаетесь. Ничто из того, что вы сегодня сказали, не уменьшает моих опасений за его судьбу. Я уже сделала все, что могла, чтобы предупредить его о грозящей опасности.
   – Извините, что?..
   – На прошлой неделе я с ним говорила и поделилась своими опасениями. Бог знает, чем вы его ослепили, каким колдовством, но вы в какой-то мере добились своего: он почти не обратил внимания на то, что я ему говорю. Но учтите: если Кейрон не способен себя сам защитить, я возьму на себя эту задачу!
   – Что это значит?
   – Да вот что: сколько бы раз ты, дорогая, ни меняла свою историю, на меня это не подействует.
   – Наверное, мне лучше тогда уйти.
   – Да, уж, пожалуй. Лакея, думаю, беспокоить не стоит. Разве только прихватишь что-нибудь по дороге? – в гневе Мод перешла на «ты».
   Элис сжала кулачки, так что ногти впились в ладони. Выхватить бы у нее хлыст и выбить из нее всю ее надменность! Она ее считает простолюдинкой, служанкой, так, может быть, сыграть эту роль до конца? Однако разум победил, Элис направилась к дверям, потом остановилась.
   – А вам не приходит в голову, что Кейрон видит меня лучше, чем вы?
   – Кейрон ошибается, но я позабочусь, чтобы он одумался.
   Элис больше не могла видеть ее самодовольного лица, она вышла, хлопнув дверью.
   Она выхватила поводья из рук конюха, и жеребец фыркнул, как будто тоже выражая желание побыстрее покинуть усадьбу Деламеров. Конюх хотел было подсадить Элис, но она самостоятельно взлетела в седло – подвиг, на который в нормальном состоянии она вряд ли была бы способна. Затем рванула Кабошона с места в карьер и устремилась вниз по дубовой аллее, подальше от Тоттен-Хоу.
   Она неслась на бешеной скорости несколько миль, пока хлопья белой пены не стали срываться с уздечки, а сама Элис не стала задыхаться. Она сменила галоп на медленную рысь, и вокруг стало неожиданно тихо – самым громким звуком было порывистое дыхание коня и всадницы.
   Она и не рассчитывала на то, что ее встреча с Мод пройдет гладко и спокойно. Однако то, что она услышала, превзошло ее самые худшие ожидания. Мод явно не приняла новую версию ее прошлого, и хуже того, ее ярость лишь увеличилась из-за предложения, сделанного ей Кейроном. Элис никак не могла понять, зачем он рассказал об этом Мод, иначе как бы она об этом узнала?
   Ой, какая же она дурочка! Мод перехитрила ее! Она не знала – она лишь подозревала – а Элис подтвердила ее подозрения! Черт побери! И так все из рук вон плохо – а теперь стало еще хуже!
   Мод, конечно, постарается ее разоблачить. Достаточно посмотреть на ее острый подбородок и кошачьи глаза!
   Элис постепенно, мучительно приходила к одному единственно возможному выводу: придется рассказать Кейрону о своем прошлом. От этой мысли она похолодела.
   Да, выбора у нее нет! Надо во всем признаться. Он поймет, если любит ее. Но если он узнает, что она связана обязательством перед женихом, будет ли он по-прежнему любить ее? Поверит ли он ей, что она не убийца? Рыдания душили ее. Как все-таки жестока к ней судьба.

13

   Дженни опрометью выскочила из комнаты Лайли и бросилась по коридору к выходу. Она едва сдерживала рыдания, и вопрос-то Лайли задала самый невинный: как дела в семье у Дженни. Откуда девочке было знать, что в прошлый понедельник Дженни узнала о гибели своего единственного брата Лиама. Даже через неделю после того, как Дженни получила от матери это жуткое известие, она не могла представить себе веселого шалуна Лиама мертвым. Надо же было такому случиться – попал под проезжавший экипаж – и все! Как это глупо, нелепо…
   Наверное, если бы Дженни удалось побывать на похоронах и вдоволь поплакать там, ей было бы легче. Но известие пришло слишком поздно, да и узнай она вовремя, поездка вряд ли состоялась бы. Даже самым быстрым дилижансом – три дня туда, три обратно, да еще какое-то время, чтобы утешить мать – не такого долгого отсутствия она себе не могла позволить.
   В этом году ее дела шли хорошо – и не в последнюю очередь потому, что она работала очень быстро. Этим светским дамам плат были нужны точно в срок, один просроченный заказ – и вся ее репутация пойдет насмарку. Нет. Дженни хорошо знала, что свои переживания она должна всегда держать при себе.
   А вот теперь она срочно должна возвращаться в Лондон из Донегала, куда ее привело письмо Данкена: он просил ее приехать, чтобы обновить гардероб Лайли. Она уложила всего в два дня: день на дорогу в Донегал, ночь в Морубри-Инн, и теперь – назад. Экипаж уже ждет. Она глубоко вздохнула: надо успокоиться. Но тщетно: она уткнулась лицом в какое-то позолоченное лепное украшение на стене; больно – ну и пусть! Это лучше, чем когда болит душа. Мучительный стон сорвался с ее уст.
   – Дженни?
   Она повернула голову. Это был голос Данкена. Он смотрел на нее: такая хрупкая, такая чем-то потрясенная, вот-вот упадет в обморок. Он протянул руку и коснулся ее плеча.
   – Что случилось?
   Дженни стиснула зубы. Некоторое время она не могла вымолвить ни слова. Потом собралась с силами и произнесла:
   – Ничего. Все нормально.
   Данкен внимательно посмотрел на нее.
   – Не думаю. Но что бы ни случилось, это не стоит обсуждать в коридоре.
   Они оказались в какой-то комнате. Зеркала, шкафы… Видимо, это гардеробная Данкена. Помещение достаточно интимное. Дженни почувствовала себя крайне неловко.
   – Мне пора ехать, – заспешила она.
   – Дженни, пожалуйста, – он усадил ее на серое канапе. Она села, с удивлением чувствуя, что ей действительно стало легче. – Ну, а теперь расскажите, что произошло.
   – Да так, семейные неприятности, – тихо ответила Дженни.
   – Ваша семья – она из… – Данкен с удивлением понял, что понятия не имеет, откуда Дженни родом.
   – …Нортумберленда. Около Виторна. Там живет моя мама. И брат… – рука Дженни вновь потянулась за носовым платком.
   – Вот, выпейте, – Данкен предложил ей рюмку бренди. Дженни, смущенная, отрицательно покачала головой.
   – Я не могу, – пробормотала она.
   Ей хотелось поделиться с ним своим горем, но ей запомнилась недавняя фраза Данкена, где он дал ей ясно понять, что она всего-навсего обычная служанка. Но почему сейчас он мучает ее своей добротой?
   – Выпейте, прошу вас. – В словах его сначала звучал приказ, затем просьба. – Это вам поможет.
   Дженни испуганно посмотрела на Данкена, затем отпила обжигающую жидкость. Она медленно опустила бокал и крепко сжала его пальцами, будто боялась, что рюмка с янтарной жидкостью вылетит из ее рук.
   – Лучше?
   Дженни послушно кивнула.
   – Теперь расскажите, что случилось?
   Дженни откашлялась и начала медленно говорить, надеясь, что, если она будет соразмерять слова, страдания ее не будут так видны.
   – Мой брат Лиам погиб в прошлом месяце, Лайли мне только что напомнила об этом.
   Данкен задумчиво подпирал ладонями подбородок. Он никогда не интересовался семьей Дженни. В отличие, видимо, от Лайли.
   – Вы очень его любили?
   – О, да! – Дженни зарыдала, отчего бокал опрокинулся и оставил пятно на ее серой юбке из саржи. Потеряв самообладание, Дженни бросилась на канапе и закрыла руками лицо. Она не слышала, как Данкен поднялся, как вдруг оказался около нее, как он притянул ее трясущиеся плечи к себе.
   – Ну же, – утешал он ее, неловко поглаживая ее волосы. – Успокойтесь, Дженни. Все будет хорошо.
   Данкен чувствовал себя неловко и пытался подобрать нужные слова для утешения, но ее близость смущала его.
   Он продолжал повторять, что все будет хорошо, зная, что это не так. Данкен надеялся, что его сочувствие успокоит Дженни, но оно только усилило ее страдания, как будто он дал ей негласное разрешение излить свое горе.
   Всхлипывания Дженни отдавались болью в его сердце, инстинктивно Данкен притянул ее к себе и прижался к ее виску.
   – Тише, тише, – шептал он ей на ухо.
   Дыхание Дженни слегка успокоилось, и Данкен почти как ребенка благоговейно поцеловал ее в висок. Поначалу нежно, но затем с усиливающимся желанием губы его касалась ее лица, пока он не почувствовал, что целует ее в губы.
   Он на мгновение отпрянул, взгляд его голубых глаз искал взгляда блестящих от слез глаз Дженни. Затем, не в силах сопротивляться чувству, губы Данкена потребовали ее губ с отчаянной страстью.
   Дженни с трудом понимала, что происходит, но это не пугало ее больше. Вместо страдания ее переполнил горько-сладкий вихрь благодарности и желания. Дженни поддалась этому вихрю, и ее руки с отчаянием потянулись к Данкену.
   Он заключил ее в свои объятия, и она почувствовала, как бьется его сердце. Ей казалось, что он обнимал ее душу и наполнил ее любовью. Дженни жадно прильнула к нему, а готовая выполнить любое его желание.
   Данкен страстно целовал ее, а ее пальцы теребили его тронутые сединой волосы. Вдруг он резко прекратил поцелуи и разжал объятья. Данкен уставился на свои ладони, как будто не мог поверить в то, на что они только что осмелились. Он откашлялся и в страхе отпрянул от Дженни.
   – Извините, – только и вымолвил он. – Все это было… непристойно.
   Дженни сидела ошеломленная, губы ее все еще горели от его поцелуя. Какое это прекрасное мучение! Совсем недавно она и представить себе не могла, чтобы Данкен предложи ей свою любовь, а теперь – все?
   – Я думала, что мы оба этого желали.
   – Я только хотел утешить вас…
   – Вам это удалось, – робко ответил; Дженни, с надеждой и страхом глядя на него.
   – Надеюсь, что горе по брату не окажется слишком тяжким бременем для вас. Я понимаю, какая это для вас большая потеря.
   – Думаю, это не все, что я потеряла, – грустно прошептала Дженни и быстро пошла к выходу, оправляя на ходу платье. Дверь о прихожую со стуком захлопнулась. Данкен стоял оглушенный.
   Что же произошло? Он был явно не в себе Он поцеловал Дженни – в этом он был уверен. Боже, что же владело им? Что бы это ни было, он никогда, никогда себе такого больше не позволит.
 
   Заднее колесо дилижанса с тяжестью провалилось в дорожную колею, из-за чего Элис подпрыгнула на сиденье. Удивительно, ни только сейчас она чувствовала, что карета с открытыми сиденьями была самым неудобным видом транспорта, каким она когда-либо пользовалась.
   Остальные слуги Грэнвилла, привычные ж любым тяжестям жизни, весело болтали о скором приезде на ярмарку в Моубри.
   Данкен и Лайли уехали раньше в коляске. Элис надеялась поехать с ними, но, увы… ей не удалось.
   Делия, Бриджит, Джон и остальные были весьма довольны переездом. Они были рады предстоящему выходному дню и пели и играли в детские игры на пальцах, чтобы скоротать пятимильную поездку.
   Джон рассказывал с мальчишеским азартом о прошлогодних играх в кегли в Хэге Хед, а Бриджит нужны были только сладости. Делия молила Бога, чтобы музыка была повеселее и чтобы было много народу.
   Сто лет уже как церковь проводила этот праздник с благотворительными целями. Теперь для всех, кто приезжал на ярмарку в карете, коляске или разукрашенной повозке это был предлог повеселиться в выходной день. Джентльмены и их леди в соломенных шляпках, большинство из которых поменяли маленькие повозки на модные коляски, также старались попасть на праздник. Для бедных – тех, кто работал на хозяина – игры, пирушки и угощения были передышкой в их тяжелой жизни среди изнуряющего труда. Торговцы, пивовары могли бы хорошо подзаработать в этот день, но и они с удовольствием закрывали двери своих лавок и: вволю предавались наслаждениям.
   Элис тоже хотелось приобщиться к общему веселью. Если Хэдли принесет ей хорошую новость, она так и поступит. Но от него не было писем. Она сомневалась, получал ли он ее послания. Она была уверена, что причиной всех ее бед была Роберта. Элис попыталась прогнать прочь эту мысль. Она должна верить в лучшее. Хэдли приедет и обрадует ее хорошими вестями.
   Сердце ее радостно забилось при мысли о возможности объявить себя свободной, но затем заныло, когда она вспомнила про обещание, данное Хэдли. Если бы она не зависела от Хэдли, она могла бы расторгнуть помолвку. При этой мысли она почувствовала себя неловко. Покинуть Хэдли будет несправедливо, но оставить ему надежду и ждать, пока он поможет восстановить ее честное имя, тоже некрасиво.
   В отличие от Роберты Элис не могла корыстно использовать людей в своих целях, но что ей оставалось делать? Как только она перестанет быть беглянкой, она поставит все на свои места. А сейчас ей придется скрывать свои истинные чувства.
   Элис не знала, повернули ли они уже но. Моубри или нет. Она надеялась, что Хэдли не заблудится. Услышав о предстоящей поездке на праздник, она подумала, что это ей на руку. Данкен редко предоставлял свободное время, к тому же было бы опасно назначать встречу вблизи Донегала. Шум толпы в Моубри и уединение церковного прихода будут как нельзя кстати.
   Коляска громыхала по дороге и поскрипывала. Элис смотрела в окно. Наконец пыльная дорога перешла в длинную известковую аллею, и Элис увидела темный каменный шпиль церкви Моубри, возвышающийся над горизонтом. Говор пассажиров стал громче, когда они оказались в пределах города, но затем стал затихать по мере того, как громоздкая повозка приближалась к стенам каменного коттеджа. Элис поняла, что это постоялый двор. Слуга Грэнвилла устремились в толпу.
   Элис знала, что Моубри небольшой поселок, населенный менее чем сотней ремесленников и полевых рабочих. Но сегодня количество народа, заполнившего его узкие улочки, в несколько раз превышало это число.
   Народу было так много, что Элис поначалу не видела ничего, кроме моря дешевых шляп. Только вступив в гущу толпы, она смогла увидеть прилавки с различными изделиями и яствами.
   Данкен давал Элис, так же как и всем остальным слугам, дополнительный шиллинг на выходной день, и теперь, проходя мимо ларьков, она снова и снова размышляла, на что лучше потратить свой маленький капитал. Здесь были бочонки с медом и чаши с элем, множество великолепных кружев и лент и для желающих сласти, имбирный хлеб, много пива и сидра, чтобы утолить жажду после съеденных пирожных.
   Элис обдумывала свой выбор, затем повернула голову на веселый смех молодого фермера, покупающего своей возлюбленной медовый пряник. Он держал его, дразня, перед ее губами, затем потребовал поцелуя, а потом поднес пряник к ее рту. Девушка, которой было не больше шестнадцати лет, надкусила пряник, затем, играя, схватила юношу за руку и потянула его, смеясь, в середину толпы. Сердце Элис заныло – такие простые шалости были для нее недоступны.
   Она частенько раньше бывала на таких ярмарках, которые устраивались в окрестностях Брайархерста, и ей было жаль, что она не может полностью насладиться сегодняшними развлечениями. Наконец, избавившись от гудящей толпы, Элис привела в порядок смятый шарфик и посмотрела на него с сожалением. Сейчас она была одета, как настоящая гувернантка, ее скромное платье из темно-красного муслина выглядело достаточно нарядно для праздника, но все же ей очень хотелось иметь более пышный наряд.
   Скромненькое платье заставляло чувствовать себя ничтожеством, и поэтому для самоутверждения Элис все еще носила шелковые панталоны и кружевные подвязки, о чем ни одна гувернантка не могла даже и мечтать. Эта хитрость ее забавляла, особенно с тех нор, как такие паршивки вроде Делии заимели, привычку демонстрировать ей свое нижнее белье. Она поднялась по каменным ступенькам, на северный портик церкви и нажала на крученую ручку дубовой двери.