Страница:
Джовейн собрался.
— Я об этом не забываю, полковник. Однако настало время избавиться от устаревших институтов и практики и обратиться к новым целям. Но во всем, что касается единства… — Капитан распрямился потягиваясь:
— Разрешите мне быть откровенным, — проговорил он. — Полагаю, ничего иного вы не заслуживаете. Все мы можем — вполне честным образом — заблуждаться относительно того, что полезно Домену. Я уважаю все мнения. Я стремлюсь учесть их и бываю разочарован отсутствием реакции на мои предложения. Но мы должны добиться единства. Несогласие, должным образом выраженное — дело другое. А заговор или прямой бунт — третье.
— Безусловно, — сухо согласилась она.
Вышла колкость.
— Полковник Тесс, — отрезал он, — я предоставлю вам возможность обсудить лично со мной весьма серьезные трудности, возникшие в результате ваших поступков. — Он вздохнул. — Нами разыскивается Таленс Иерн Ферлей. Объявление о розысках его было широко опубликовано. И преднамеренно уклоняясь и не желая отдаться закону, он сам нарушает его требования. Но если он не может явиться с повинной, потому что с ним что-то случилось, тот человек, что скрывает важную информацию, совершает преступление. — Он выдавил улыбку. — Лично я ничего, кроме хорошего, ему не желаю. Безусловно, у нас были некоторые разногласия, но теперь судьба его уже тревожит меня.
— Действительно, это так, сир.
«Это безразличие или сарказм? Не обращай внимания. Нападай».
— Полковник, либо он спрыгнул отсюда с парашютом, либо просто выбросился и так принял свою смерть. Третьей возможности не существует. Как вы понимаете, наши отряды обыскали весь Скайгольм, каждый отправлявшийся отсюда воздушный аппарат. Следователи обнаружили, что человек, во всем похожий на Иерна, обманув часового, вышел на инспекционную платформу и не вернулся. У него был парашют.
Нам прекрасно известно, что вы дружили с ним. Следователи выявили еще одного охранника, который ранее заметил некую персону со снаряжением для высотного прыжка. Методика выявления глубинных воспоминаний позволила извлечь из памяти его описание, которому соответствует ваш сын Дени. Связь очевидна, — закончил Джовейн. — Вы можете что-нибудь сказать мне?
— Да, сир, — ответила она холодным тоном. — Вы имеете дело со слухами, собранными, когда весь аэростат был охвачен смятением и никто не мог, по сути дела, являться свидетелем чего бы то ни было… тем более те чужаки, которых вы сюда навезли.
— Итак, вы отвергаете свою причастность к этому делу.
— Сир, по кодексу аэрогенов у вас нет права задавать подобные вопросы.
— Тесс откинула голову назад еще выше, чем прежде.
— А где находился Восмайер Дени Рейман?
Тесс ухмыльнулась:
— Откуда мне знать? Я предоставила ему вполне заслуженный отпуск, и он у меня здоровый молодой холостяк.
— Вы заставляете меня объявить и о его розыске.
— У Капитана Скайгольма есть такое право.
— Я выдвину обвинение и против вас, полковник.
— Капитан Скайгольма может просить мое начальство или синьоров моего Клана выдвинуть обвинение против меня. — Тесс дала ему возможность прочувствовать точную формулировку. — Я бы посоветовала вам воздержаться от этого, сир. Я уже объяснила вам, что подобные, с позволения сказать, свидетельства не имеют никакой цены.
Военно-полевой суд, не говоря уже о суде Клана, даже не станет их рассматривать.
«Кланы и офицеры защищают своих собратьев». Едкая кислота хлынула в глотку Джовейна, обжигая ее.
— Помните, я могу арестовать вас своей властью.
— И, продержав меня в заключении весьма ограниченное время, представить перед судом. Сир, вновь рекомендую вам не делать этого.
Моя помощники и я и без того чересчур заняты, пытаясь стянуть расползающуюся ткань.
«Что там еще?»
Джовейн проглотил кислоту.
— Ну что ж, полковник, — отступился он, — раз вы отказываете мне в сотрудничестве и даже отвергаете такую возможность, можете возвратиться к своим обязанностям. Вы обязаны известить терранскую гвардию, как только узнаете о месте нахождения вашего сына Дени. Хочу дать вам совет: я не считаю корпус офицеров чем-то независимым и постараюсь заставить его проявлять больше сдержанности и ответственности, чем в прежние времена. Всего доброго, мадам.
Она поднялась, отдала честь и вышла.
Кабинет наполнился покоем, шепот и подрагивание Скайгольма остались в тонких стратосферных ветрах, вечная молчащая бесконечность — снаружи.
Запах собственного пота оскорбил Джовейна. Изнеможение накатило на него: он скрыл лицо в ладонях. «Фейлис, Фейлис!»
Но нет, есть еще работа, работа есть всегда. Дело Восмайер Тесс Рейман, быть может, случай предельный, но в нем — первое предупреждение. Бунт в вооруженных силах не представляет прямой угрозы Скайгольму, который способен испепелить своей молнией любое подразделение; но недовольство на Земле… Ему необходимо было переговорить с людьми, которым он мог доверять, кто поддерживал его дело. Он позвонил помощнику… День этот собирался окончиться глубокой ночью.
5
Глава 18
1
— Я об этом не забываю, полковник. Однако настало время избавиться от устаревших институтов и практики и обратиться к новым целям. Но во всем, что касается единства… — Капитан распрямился потягиваясь:
— Разрешите мне быть откровенным, — проговорил он. — Полагаю, ничего иного вы не заслуживаете. Все мы можем — вполне честным образом — заблуждаться относительно того, что полезно Домену. Я уважаю все мнения. Я стремлюсь учесть их и бываю разочарован отсутствием реакции на мои предложения. Но мы должны добиться единства. Несогласие, должным образом выраженное — дело другое. А заговор или прямой бунт — третье.
— Безусловно, — сухо согласилась она.
Вышла колкость.
— Полковник Тесс, — отрезал он, — я предоставлю вам возможность обсудить лично со мной весьма серьезные трудности, возникшие в результате ваших поступков. — Он вздохнул. — Нами разыскивается Таленс Иерн Ферлей. Объявление о розысках его было широко опубликовано. И преднамеренно уклоняясь и не желая отдаться закону, он сам нарушает его требования. Но если он не может явиться с повинной, потому что с ним что-то случилось, тот человек, что скрывает важную информацию, совершает преступление. — Он выдавил улыбку. — Лично я ничего, кроме хорошего, ему не желаю. Безусловно, у нас были некоторые разногласия, но теперь судьба его уже тревожит меня.
— Действительно, это так, сир.
«Это безразличие или сарказм? Не обращай внимания. Нападай».
— Полковник, либо он спрыгнул отсюда с парашютом, либо просто выбросился и так принял свою смерть. Третьей возможности не существует. Как вы понимаете, наши отряды обыскали весь Скайгольм, каждый отправлявшийся отсюда воздушный аппарат. Следователи обнаружили, что человек, во всем похожий на Иерна, обманув часового, вышел на инспекционную платформу и не вернулся. У него был парашют.
Нам прекрасно известно, что вы дружили с ним. Следователи выявили еще одного охранника, который ранее заметил некую персону со снаряжением для высотного прыжка. Методика выявления глубинных воспоминаний позволила извлечь из памяти его описание, которому соответствует ваш сын Дени. Связь очевидна, — закончил Джовейн. — Вы можете что-нибудь сказать мне?
— Да, сир, — ответила она холодным тоном. — Вы имеете дело со слухами, собранными, когда весь аэростат был охвачен смятением и никто не мог, по сути дела, являться свидетелем чего бы то ни было… тем более те чужаки, которых вы сюда навезли.
— Итак, вы отвергаете свою причастность к этому делу.
— Сир, по кодексу аэрогенов у вас нет права задавать подобные вопросы.
— Тесс откинула голову назад еще выше, чем прежде.
— А где находился Восмайер Дени Рейман?
Тесс ухмыльнулась:
— Откуда мне знать? Я предоставила ему вполне заслуженный отпуск, и он у меня здоровый молодой холостяк.
— Вы заставляете меня объявить и о его розыске.
— У Капитана Скайгольма есть такое право.
— Я выдвину обвинение и против вас, полковник.
— Капитан Скайгольма может просить мое начальство или синьоров моего Клана выдвинуть обвинение против меня. — Тесс дала ему возможность прочувствовать точную формулировку. — Я бы посоветовала вам воздержаться от этого, сир. Я уже объяснила вам, что подобные, с позволения сказать, свидетельства не имеют никакой цены.
Военно-полевой суд, не говоря уже о суде Клана, даже не станет их рассматривать.
«Кланы и офицеры защищают своих собратьев». Едкая кислота хлынула в глотку Джовейна, обжигая ее.
— Помните, я могу арестовать вас своей властью.
— И, продержав меня в заключении весьма ограниченное время, представить перед судом. Сир, вновь рекомендую вам не делать этого.
Моя помощники и я и без того чересчур заняты, пытаясь стянуть расползающуюся ткань.
«Что там еще?»
Джовейн проглотил кислоту.
— Ну что ж, полковник, — отступился он, — раз вы отказываете мне в сотрудничестве и даже отвергаете такую возможность, можете возвратиться к своим обязанностям. Вы обязаны известить терранскую гвардию, как только узнаете о месте нахождения вашего сына Дени. Хочу дать вам совет: я не считаю корпус офицеров чем-то независимым и постараюсь заставить его проявлять больше сдержанности и ответственности, чем в прежние времена. Всего доброго, мадам.
Она поднялась, отдала честь и вышла.
Кабинет наполнился покоем, шепот и подрагивание Скайгольма остались в тонких стратосферных ветрах, вечная молчащая бесконечность — снаружи.
Запах собственного пота оскорбил Джовейна. Изнеможение накатило на него: он скрыл лицо в ладонях. «Фейлис, Фейлис!»
Но нет, есть еще работа, работа есть всегда. Дело Восмайер Тесс Рейман, быть может, случай предельный, но в нем — первое предупреждение. Бунт в вооруженных силах не представляет прямой угрозы Скайгольму, который способен испепелить своей молнией любое подразделение; но недовольство на Земле… Ему необходимо было переговорить с людьми, которым он мог доверять, кто поддерживал его дело. Он позвонил помощнику… День этот собирался окончиться глубокой ночью.
5
На закате женщины оставили Карнак. Вечер был ясный и морозный.
Западный горизонт скоро угас, оставив небо зеленым. Быстро стемнело.
На востоке небо уже стало пурпурно-черным и низкий Иледуциель тихо светился над голыми костяными вершинами леса. Когда селение осталось позади, на дороге под ногами застучала мерзлая почва, захрустели подернувшие лужи тоненькие льдинки, зашелестели опалые листья.
Их было около сотни, простых брежегских домохозяек, девиц и бабушек , вдруг ставших какими-то странными под капюшонами своих плащей. Фонарей они не брали — дорога была всем знакома, а обратный путь будет освещать луна; но при каждой была свеча и все нужное, чтобы воспламенить ее. Они шли без особого порядка, разговаривать тоже никто не запрещал, но каким-то образом толпа сложилась в процессию, и негромкая речь панихидой висела над нею.
…Богохульство… дурное предзнаменование… ослепленное святостью… убийца… отмстить, чтобы бедные призраки смогли успокоиться…
Розенн старалась напомнить себе — то, что случилось вчера, было только бунтом, а то, что предстоит этой ночью, останется простым жестом.
Геанцы намеревались устроить в Карнаке свой центр, предназначенный для разделявших их верования, безусловно, надеясь на новообращенных.
Капитан Джовейн не скрывал своих намерений; он будет «поощрять культурный обмен» и «гарантирует свободу вероисповедания всех верований и философий». Ни одно сообщество не могло запретить сооружение геанского центра на земле купленной и оплаченной. Носился слушок, что казна Капитана помогала подобным приобретениям, что отвечало его правам, однако не нравилось морякам и земледельцам, уже прознавшим о том, что более контроля за бурями не будет. Но более глубокий корень тревог, думала Розенн, лежал в консерватизме этих пейзан. Джовейн не понимал этого. Карнак… что ж, Карнак не так уж удален от космополитического Кемпера и сам является морским портом…
Джовейн старался изобразить, что понимает все зоны истории мира, но не имел реального представления о древности. Ему и в голову не приходило, что люди обладают правом сохранять собственную природу, имеют право на нетерпимость.
Словом, на прошлой неделе группа местных жителей, вооруженных ножами, гарпунами, косами и дубинками, велела группе рывших землю наемных рабочих прекратить работы и убираться. Мэр Карнака отверг протесты, полученные из Иледуциеля, и процитировал гарантии автономии в союзном договоре. Чтобы защитить работников, терранская армия послала подразделения; собралась толпа, швыряла камни, стреляла, трое молодых человек из города остались на земле мертвыми. Работа вновь прекратилась, и обкатанные умиротворяющие фразы порхали между мэром, Местромором и господами наверху.
Прискорбный инцидент — таким в истории несть числа — инцидент и не более… ничего особенного, простая и традиционная реакция, беспомощная попытка, позволившая людям выпустить гнев. Шагая в холодных сумерках, Розенн ощущала, что более не верит этому.
«Почему я здесь? — удивлялась она самой себе, едва не в отчаянии. — Я, женщина из аэрогенов, жена человека, бывшего среди них величайшим при жизни; у меня великолепное образование; я прошла от края до края Домена, и мне незачем участвовать в примитивных обрядах, в особенности когда можно не сомневаться, что Джовейн приглядывает за мной».
Она поглядела вниз — на невысокую Катан. Бок о бок — родная и приемная матери Таленса Иерна Ферлея вели процессию к стоящим камням. «Долг чести перед хозяйкой? Но зачем я отправилась к ней? Мы ведь редко встречались. Нас ничто не связывало, кроме разделенных воспоминаний — о нем и его сыне, которого она отдала мне; о сыне, которого, возможно, нет больше на свете».
Боль, терзающая Розенн, вдруг напомнила ей, какими были и остаются эти причины. Она потянулась, чтобы пожать руку женщине, шедшей рядом с ней. Та ответила рукопожатием и долгим взглядом, но в сгустившемся мраке Розенн не поняла, улыбается ли ее спутница или безмолвно рыдает.
Скайгольм наверху погас. Звезды мерцали на небе, высыпали все новые и новые светила.
Когда женщины добрались до камней, света вполне хватало, чтобы обозреть окрестность: над головами толпились созвездия, леденел Млечный путь. По одну сторону дороги призрачно-серые поля растворялись во тьме. Окна далекой фермы казались низкими звездами. На противоположной стороне дороги стеной замер лес, грозя небу копьями голых веток. Между ним и дорогой высились мегалиты.
Ряды камней уходили неведомо куда. Иней посеребрил их грубые формы.
Тени сгущались — и вокруг, и под ними. «Тени времен, — подумала Розенн, — призраки неведомого народа, который возвел их еще в те века, что не ведали истории». Не зная причин, она ощущала в них силу, не подвластную угрызениям совести, и терпение, знакомое разве что холодным звездам. Как сумели они вернуть свою святость? Или же это произошло во время Хаоса, после Судного Дня, когда все прочее ускользнуло из рук человека и только они остались?
Зашелестело, зачиркало, замелькало; женщины молчаливо зажигали свои свечи. Каждый огонек высветил лицо под капюшоном; дневной свет, мужья или дети не видели эти черты. Тени… тени, а в них — щека… глаз, отблеск зубов. Руки прикрывали язычки пламени, и каждая женщина отыскала свой камень, и гоблинские огоньки, крохотные и ясные, прогнали мрак.
Катан поставила Розенн перед рядами. За спиной женщин выстроились камни кромлеха. Под ногами ломалась пожухлая трава и ледок, планета приближалась к северной зиме… скоро взойдет Орион.
— Мне не следовало бы, — прошептала Розенн в полузабытьи. — Я не знаю здесь ничего, я не отсюда…
— О нет, — возразила Катан. — Мы родом отсюда, мы возглавляем этих людей, мы — матери истинного Капитана, который вернет правду. Подними свою свечу, чтобы он видел, куда держать путь, и жди.
Она подняла над головой свою собственную свечу и возвысила голос.
Розенн почти не знала брежанегского, но Катан сказала ей на франсее:
— Во имя Святого Господа, Жезу Кретта, и всех святых, что на земле и на небе и в потустороннем мире, мы собрались, чтобы призвать погибель на совершающих зло. Пусть скорбь, которую породили они, и гнев, ими разбуженный, обратятся на тех, чьи имена мы теперь называем .
Первым прозвучало имя Таленса Джовейна Орилака.
Западный горизонт скоро угас, оставив небо зеленым. Быстро стемнело.
На востоке небо уже стало пурпурно-черным и низкий Иледуциель тихо светился над голыми костяными вершинами леса. Когда селение осталось позади, на дороге под ногами застучала мерзлая почва, захрустели подернувшие лужи тоненькие льдинки, зашелестели опалые листья.
Их было около сотни, простых брежегских домохозяек, девиц и бабушек , вдруг ставших какими-то странными под капюшонами своих плащей. Фонарей они не брали — дорога была всем знакома, а обратный путь будет освещать луна; но при каждой была свеча и все нужное, чтобы воспламенить ее. Они шли без особого порядка, разговаривать тоже никто не запрещал, но каким-то образом толпа сложилась в процессию, и негромкая речь панихидой висела над нею.
…Богохульство… дурное предзнаменование… ослепленное святостью… убийца… отмстить, чтобы бедные призраки смогли успокоиться…
Розенн старалась напомнить себе — то, что случилось вчера, было только бунтом, а то, что предстоит этой ночью, останется простым жестом.
Геанцы намеревались устроить в Карнаке свой центр, предназначенный для разделявших их верования, безусловно, надеясь на новообращенных.
Капитан Джовейн не скрывал своих намерений; он будет «поощрять культурный обмен» и «гарантирует свободу вероисповедания всех верований и философий». Ни одно сообщество не могло запретить сооружение геанского центра на земле купленной и оплаченной. Носился слушок, что казна Капитана помогала подобным приобретениям, что отвечало его правам, однако не нравилось морякам и земледельцам, уже прознавшим о том, что более контроля за бурями не будет. Но более глубокий корень тревог, думала Розенн, лежал в консерватизме этих пейзан. Джовейн не понимал этого. Карнак… что ж, Карнак не так уж удален от космополитического Кемпера и сам является морским портом…
Джовейн старался изобразить, что понимает все зоны истории мира, но не имел реального представления о древности. Ему и в голову не приходило, что люди обладают правом сохранять собственную природу, имеют право на нетерпимость.
Словом, на прошлой неделе группа местных жителей, вооруженных ножами, гарпунами, косами и дубинками, велела группе рывших землю наемных рабочих прекратить работы и убираться. Мэр Карнака отверг протесты, полученные из Иледуциеля, и процитировал гарантии автономии в союзном договоре. Чтобы защитить работников, терранская армия послала подразделения; собралась толпа, швыряла камни, стреляла, трое молодых человек из города остались на земле мертвыми. Работа вновь прекратилась, и обкатанные умиротворяющие фразы порхали между мэром, Местромором и господами наверху.
Прискорбный инцидент — таким в истории несть числа — инцидент и не более… ничего особенного, простая и традиционная реакция, беспомощная попытка, позволившая людям выпустить гнев. Шагая в холодных сумерках, Розенн ощущала, что более не верит этому.
«Почему я здесь? — удивлялась она самой себе, едва не в отчаянии. — Я, женщина из аэрогенов, жена человека, бывшего среди них величайшим при жизни; у меня великолепное образование; я прошла от края до края Домена, и мне незачем участвовать в примитивных обрядах, в особенности когда можно не сомневаться, что Джовейн приглядывает за мной».
Она поглядела вниз — на невысокую Катан. Бок о бок — родная и приемная матери Таленса Иерна Ферлея вели процессию к стоящим камням. «Долг чести перед хозяйкой? Но зачем я отправилась к ней? Мы ведь редко встречались. Нас ничто не связывало, кроме разделенных воспоминаний — о нем и его сыне, которого она отдала мне; о сыне, которого, возможно, нет больше на свете».
Боль, терзающая Розенн, вдруг напомнила ей, какими были и остаются эти причины. Она потянулась, чтобы пожать руку женщине, шедшей рядом с ней. Та ответила рукопожатием и долгим взглядом, но в сгустившемся мраке Розенн не поняла, улыбается ли ее спутница или безмолвно рыдает.
Скайгольм наверху погас. Звезды мерцали на небе, высыпали все новые и новые светила.
Когда женщины добрались до камней, света вполне хватало, чтобы обозреть окрестность: над головами толпились созвездия, леденел Млечный путь. По одну сторону дороги призрачно-серые поля растворялись во тьме. Окна далекой фермы казались низкими звездами. На противоположной стороне дороги стеной замер лес, грозя небу копьями голых веток. Между ним и дорогой высились мегалиты.
Ряды камней уходили неведомо куда. Иней посеребрил их грубые формы.
Тени сгущались — и вокруг, и под ними. «Тени времен, — подумала Розенн, — призраки неведомого народа, который возвел их еще в те века, что не ведали истории». Не зная причин, она ощущала в них силу, не подвластную угрызениям совести, и терпение, знакомое разве что холодным звездам. Как сумели они вернуть свою святость? Или же это произошло во время Хаоса, после Судного Дня, когда все прочее ускользнуло из рук человека и только они остались?
Зашелестело, зачиркало, замелькало; женщины молчаливо зажигали свои свечи. Каждый огонек высветил лицо под капюшоном; дневной свет, мужья или дети не видели эти черты. Тени… тени, а в них — щека… глаз, отблеск зубов. Руки прикрывали язычки пламени, и каждая женщина отыскала свой камень, и гоблинские огоньки, крохотные и ясные, прогнали мрак.
Катан поставила Розенн перед рядами. За спиной женщин выстроились камни кромлеха. Под ногами ломалась пожухлая трава и ледок, планета приближалась к северной зиме… скоро взойдет Орион.
— Мне не следовало бы, — прошептала Розенн в полузабытьи. — Я не знаю здесь ничего, я не отсюда…
— О нет, — возразила Катан. — Мы родом отсюда, мы возглавляем этих людей, мы — матери истинного Капитана, который вернет правду. Подними свою свечу, чтобы он видел, куда держать путь, и жди.
Она подняла над головой свою собственную свечу и возвысила голос.
Розенн почти не знала брежанегского, но Катан сказала ей на франсее:
— Во имя Святого Господа, Жезу Кретта, и всех святых, что на земле и на небе и в потустороннем мире, мы собрались, чтобы призвать погибель на совершающих зло. Пусть скорбь, которую породили они, и гнев, ими разбуженный, обратятся на тех, чьи имена мы теперь называем .
Первым прозвучало имя Таленса Джовейна Орилака.
Глава 18
1
«Грейм Трейдер» рано отбыл из Сиэттла в чистое утро. Паджей Саунд искрился серой зеленью волн и белыми гребнями, на нем было полно судов. Осень вычертила острова и материк, вдали высились снежные пики.
Холодный ветер с северо-запада гнал чаек и облака.
Простой и неторопливый корабль — ничего такого, что могло бы привлечь любопытство маураев, небольшой прибрежный транспорт, обычный в этих краях. Надстройка посреди палубы, на крутящейся башне ротор с четырьмя лопастями и хвостом, чтобы всегда поворачивался к ветру. Через практически лишенную трения магнитную трансмиссию лопасти вращали парный редуктор, генерируя умеренное количество электричества. На всякий случай был предусмотрен крохотный дизель, но использовали его неохотно — синтопливо обходилось дорого. Как и уголь, непосредственно необходимый для изготовления стали, что пошла бы на паровую машину, способную сдвинуть с места корабль. На море марали воздух редкие трубы — не то что на берегу, подумал Иерн. Сжигающая спирт турбина потребовала бы меньше металла и была бы чище, но даже на Северо-западе этот продукт больше не производился в широких масштабах; слишком много плодородной земли погибло в прошлые века при погребении растительных отходов этого производства, которые приходилось возвращать в почву.
Стоя с Роникой у поручня, Иерн видел в море лишь паруса, иногда древние, иногда аэродинамически совершенные. Почти над всеми сколько-нибудь современными судами реяли Крест и Звезды.
"Если судить в долгой перспективе, цивилизация Северо-запада обречена, — подумал он. — Атомная энергия запрещена, и норри удается держаться лишь за счет экономии и ввоза угля. Когда-нибудь или монги отрежут им дорогу к угольным месторождениям, или же уголь в них кончится. Тогда останутся две возможности: технически-прогрессивное, но диффузное и тщательно управляемое общество, подобное маурайскому, или же аристократическое, основанное на интенсивном труде, по сути дела, статичное общество Домена.
Или же Орион… и тогда все кувырком".
Угрюмость его развеяла Роника — она развела руки широко и от счастья рассмеялась. Тени роторов порхали над ней, и волосы ее оттого вспыхивали каждый раз, когда солнечные лучи возвращались к ним.
— Как здорово — мы в пути, — восторгалась она. — Иезу всемогущий! Я возвращаюсь домой и… вместе с тобой!
Он положил руку на ее плечи и обнял. Палубный матрос, оказавшийся поблизости, подмигнул.
— Ну а теперь ты можешь сказать мне, что мы там будем делать? — спросил Иерн.
Она протрезвела.
— Пока еще нет, дорогой. То есть я могла бы, но будет лучше подождать, чтобы могли послушать и Тераи, и Ваироа.
— Э?
— Плохо уже то, что они ближайшие один-два года проведут в одиночестве, зная, что их родственники дома оплакивают их как мертвых.
Пусть они хотя бы узнают, что мы не чудовища.
— А где они?
— Их доставили на борт ночью, сейчас они под палубой. Их стерегут, мы не можем рисковать, предоставив им даже относительную свободу в этих мутных водах. Тераи, например, способен проложить себе дорогу к борту, прыгнуть в воду и доплыть до ближайшего маурайского корабля. Сама суматоха на борту и попытка к бегству могут привлечь слишком много внимания. Вот когда мы выйдем в пролив и никого рядом не будет, можно будет их выпустить.
Однако, появившись на палубе через несколько часов, пленники оказались связаны, их сопровождали двое охранников, снабженных огнестрельным оружием. Шкипера и экипаж из шести человек подбирали специально; большую часть времени они занимались обычной торговлей, но иногда исполняли дела, о которых не следовало задавать вопросов и никому не рассказывать.
Роника, Пери и Плик ожидали в салоне, где крытый кожей диван с трех сторон охватывал стол. Солнечный свет пробивался сквозь стеклянные иллюминаторы. Палуба чуть покачивалась и слегка подрагивала под ногами.
Трубка Плика исторгала ароматный дымок, клубившийся в воздухе.
Роника спрыгнула с сиденья и схватила Тераи за руки.
— Рада вас видеть, — сказала она с неподдельной искренностью. — Так рада видеть вас снова! — и повторила, обращаясь к Ваироа:
— И вас тоже.
Она призналась Иерну, что в отношении к гибриду никак не могла избавиться от смеси жалости и брезгливости.
Тераи ответил кислой улыбкой:
— Я предпочел бы, чтобы мы встретились в других условиях.
— Да, конечно, у вас было поганое время, друзья мои. И боюсь, что конец ваших неприятностей еще не близок. Но хочу рассказать вам кое-что. Надеюсь, что слова мои облегчат ваши переживания. — Роннка указала стражам на дверь. — Спасибо, можете идти.
— Э, подождите, мизз Биркен. Капитан Карст приказал нам не выпускать из виду этих ребят, — возразил один из них.
Роника фыркнула:
— Я отменяю приказ. Если капитану Карсту не нравится, он может поспорить со мной, когда проспится после вчерашнего. Подождите за дверью, если это может утешить вас.
Она проводила их наружу и закрыла за ними дверь.
— Конечно, мы могли бы при них говорить на англее, — пояснила она, — но я не совсем в ладу с его технической терминологией.
— Если вы не хотите говорить об этом со своими людьми, зачем же делать это перед нами? — осведомился Ваироа.
— Ну о вас беспокоиться нечего, — брякнула Роника. — Вы никуда не денетесь, пока Орион не взойдет. Я хочу, чтобы вы знали, о чем речь. И втянули свои рожки. Мне бы не хотелось, чтобы вас пристрелили во время какой-нибудь героической глупости. — Она улыбнулась. — Вы же помните, что нас подружила дорога. Давайте выпьем за дружбу. — Она налила всем из графина, а потом подняла свой бокал и торжественно провозгласила:
— Выпьем за день, когда мы сможем встретиться снова, свободные, как весь мир. — Иерн выпил. Вкус вина еще услаждал его рот, но голова кружилась по другой причине — ее голос, поза юной Богини Победы. Плик в два глотка опустошил бокал и потянулся, чтобы восполнить выпитое. Ваироа помедлил, пожал плечами и выпил. Тераи застыл без движения. — Понимаю, — заметила Роника, обратясь к могучему маураю. — Быть может, вы захотите выпить, когда услышите все до конца.
Она села — но только физически. Роника вся лучилась энтузиазмом.
Иерну, сидевшему по правую руку от нее, казалось, что она словно излучает пламя.
— Что такое Орион? — начала она. Слова хлынули. — Это не бомба, не то, что вы подозревали… не адская машина. Орион — это космический корабль. Точнее, целый флот их.
Для Иерна откровение это было не совсем неожиданным. Тем не менее оно молнией пронзило его. Тераи замолчал, словно бы получил удар в живот.
Ваироа не пошевелился, Плик обнаружил интерес.
— Это корабль, который способен отправиться к планетам, — восхищенно говорила Роника. — Люди начали их создавать перед войной Судного Дня, вы помните это. Вышли на орбиту вокруг Земли и до Луны долетели, побывали даже за нею. А потом забыли свою мечту: слишком трудно было выжить, когда всего так мало. В старину космические корабли летали на химической тяге. Они сжигали топливо с ужасающей скоростью. Мы не смогли бы вернуться в небо, полагаясь на них. К тому же никто не сможет скрыть подобные работы. Вы, маураи, остановили бы их в самом начале. И, быть может, вы были бы тогда правы… именно правы, а не просто эгоистичны — в желании сохранить свое мизерное превосходство.
Откуда можно еще взять энергию на нашей бедной истощенной планете? — Пальцы Роники стиснули ножку бокала. — Из атома, — объявила она. Тераи поежился и принялся ожидать продолжения. Ваироа широко раскрыл свои странные глаза. Плик охнул. Сердце Иерна пело. — Идея эта уходит корнями далеко в прошлое, — услыхал он. — К тому межпланетному веку, который умер, еще только зарождаясь. Человек по имени Фримен Дайсон предложил ее и произвел теоретические работы. Что за чудесное имя, как оно подходит для него… Фримен — свободный. Он дал имя и самому проекту «Орион». Но ничего более не произошло, главным образом по политическим причинам, так я слыхала. А потом рухнула цивилизация. И идея пролежала забытой сотни лет. Вы же не слышали о ней, не так ли?
Никто не слышал, никто — пока народ Северо-западного Союза не заинтересовался атомной энергией и не начал разбираться в старых записях. Сохранились материалы по Ориону, даже ссылки на колоссальный объем литературы по космическим кораблям. Конечно, сами эти листы не сохранились, всю эту литературу давно пересняли на микрофиши и так разослали повсюду. И все, что погибло в одном из найденных библиографами архивов, уцелело в другом.
Но некоторых Орион воодушевил. Поначалу важнее всего было спроектировать атомные энергостанции и построить их. Вы помните, что наши изыскатели собирали делящиеся вещества, которые маураи пропустили в своих прежних поисках, и рассчитывали найти больше. Понимая, что Федерации это весьма не понравится, мы старались держать свои действия в тайне; словом, публикация проекта «Орион» привела бы к ненужной шумихе. — Роника вздохнула, горечь услышалась в ее голосе. — Северяне не ожидали, что Федерация прореагирует с таким фанатизмом.
Энергетическая война… ушла в историю. Но в результате мы получили на свою шею Инспекторат со всеми ограничениями на наши действия. — Она выпила и вновь налила себе. — Но уже в последнюю пару лет войны, когда было достаточно ясно, что мы потерпим поражение, вспомнил об Орионе кто-то из членов Ложи Волка. Как вам известно, наша Ложа всегда занималась наукой, техникой и управлением. Орионом занят по сути дела лишь Волк, хотя мы пользуемся услугами полезных и достойных доверия людей отовсюду.
Тераи скупо кивнул.
— Даю, понимаю, — пробормотал он, — популярная, богатая и влиятельная… но частная организация, чьи члены привыкли ощущать плечо друг друга и не могут потребовать отчета от своих вождей. Так?
— А как работает этот космический аппарат? — поинтересовался Ваироа бесстрастным тоном.
Весь пыл вернулся к Ронике.
— Ну, в общем, идея кажется, безумной, — загорелась она. — Но это не так. Берешь несколько маленьких атомных бомб, взрываешь их позади толстой пластины в задней части корабля. Взрывы ускоряют его. Я не могу входить в подробности, поскольку работаю не в двигательном департаменте. Мое дело — система управления. А еще… — Она расхохоталась в чистом блаженстве, как прежде на палубе. — Слушайте. Я сама не знала этого до последнего времени, когда мы с Иерном вернулись в Сиэттл. Прости, дорогой! В тот день я оставила тебя в доме собраний… — Она стиснула руку своего любовника. — Они произвели опытные испытания месяца два-три назад; непилотируемый аппарат со всей телеметрией был выловлен в море. Результаты оказались совершенно неожиданными… Двадцать лет работы и жертв не были напрасны, клянусь Господом; мы вывели этот корабль за облака и вновь опустили его.
— Это безумие, — простонал Тераи. — Бомбы, радиоактивные осадки.
Сколько же человек умрут от рака из-за этого одного запуска? Сколько же детей родится уродами?
— Никто… ищи — не найдешь, — покраснев, возразила Роника. — Да, конечно, какое-то заражение будет. Но в основном все остается в пусковой шахте. Безусловно, известное количество радиоизотопов ускользает в атмосферу, они увеличивают радиоактивный фон в ближайших окрестностях, как если бы вы вознеслись отсюда на вершину горы Денали.
Заражение уменьшается с расстоянием, и к тому же изотопы быстро распадаются. А сколько людей ежегодно погибает от рака, Тераи Лоханнасо, потому что вы заставляете нас сжигать уголь? Я видела цифры — несколько тысяч.
— Мы не заставляем вас сжигать уголь, — сурово ответил он. — Мы просто мечтаем, чтобы вы прекратили делать это.
— И сделались вашим очередным сателлитом, как наша юго-западная родня?
Ну хорошо, скажите мне другое. Скольким людям по всему свету приходится терпеть невежество и нищету… И умирать от голода или болезней, потому что вы в своей проклятой самоуверенности не позволяете настоящей продуктивной технологии вернуться в мир?
— Танароа, женщина! Мы делаем все, что умеем, и если бы не приходилось выискивать подобных вам, справлялись бы с делом лучше. Но факты гласят; ни Земля, ни биосфера не могут…
Ваироа выставил ладонь.
— Предлагаю остановить риторику, — произнес он прохладно. — Здесь уже все с нею знакомы. — В наступившем молчании ударил его голос:
— А как вам удалось сохранить тайну целых два десятилетия?
— Организация, — просто сказала Роника. — Микли говорил мне, что мы никогда бы не сумели справиться с этим делом в прежние дни, но теперь ни один разведывательный корпус не обладает прежним оборудованием или опытом. Проект «Орион» укрыт под Леутианскими горами на Ляске. Это не просто далекий край, там хватает вулканов, чтобы замаскировать такие вещи, как сброс тепла.
Тераи кивнул:
— Некогда мне случилось побывать возле одного…
— Но вы должны были произвести достаточное количество испытаний, — настаивал Ваироа.
— Не спорю, но почти все они проведены под землей, ведь надо же разрабатывать заряды, — ухмыльнулась Роника. — Местные привыкли к внезапному грому и содроганию земли под ногами.
Ваироа кивнул. Солнечный свет серпом лег на его тигровые волосы.
— В самом деле. Итак, сброс радиоактивности был не слишком велик, чтобы его можно было заметить, когда ни у кого нет причин, чтобы контролировать фон, меняющийся в природных условиях. Но ваш испытательный запуск — это же другое дело, не так ли? — Он сел в жутком спокойствии. — Вожди Волков в курсе, что маураи узнали о том, что кто-то собирает делящиеся материалы. Они должны понимать, что объявлена глобальная тревога и ведется контроль над выпадением подобных осадков. Как могут они надеяться, что запуск останется необнаруженным?
Холодный ветер с северо-запада гнал чаек и облака.
Простой и неторопливый корабль — ничего такого, что могло бы привлечь любопытство маураев, небольшой прибрежный транспорт, обычный в этих краях. Надстройка посреди палубы, на крутящейся башне ротор с четырьмя лопастями и хвостом, чтобы всегда поворачивался к ветру. Через практически лишенную трения магнитную трансмиссию лопасти вращали парный редуктор, генерируя умеренное количество электричества. На всякий случай был предусмотрен крохотный дизель, но использовали его неохотно — синтопливо обходилось дорого. Как и уголь, непосредственно необходимый для изготовления стали, что пошла бы на паровую машину, способную сдвинуть с места корабль. На море марали воздух редкие трубы — не то что на берегу, подумал Иерн. Сжигающая спирт турбина потребовала бы меньше металла и была бы чище, но даже на Северо-западе этот продукт больше не производился в широких масштабах; слишком много плодородной земли погибло в прошлые века при погребении растительных отходов этого производства, которые приходилось возвращать в почву.
Стоя с Роникой у поручня, Иерн видел в море лишь паруса, иногда древние, иногда аэродинамически совершенные. Почти над всеми сколько-нибудь современными судами реяли Крест и Звезды.
"Если судить в долгой перспективе, цивилизация Северо-запада обречена, — подумал он. — Атомная энергия запрещена, и норри удается держаться лишь за счет экономии и ввоза угля. Когда-нибудь или монги отрежут им дорогу к угольным месторождениям, или же уголь в них кончится. Тогда останутся две возможности: технически-прогрессивное, но диффузное и тщательно управляемое общество, подобное маурайскому, или же аристократическое, основанное на интенсивном труде, по сути дела, статичное общество Домена.
Или же Орион… и тогда все кувырком".
Угрюмость его развеяла Роника — она развела руки широко и от счастья рассмеялась. Тени роторов порхали над ней, и волосы ее оттого вспыхивали каждый раз, когда солнечные лучи возвращались к ним.
— Как здорово — мы в пути, — восторгалась она. — Иезу всемогущий! Я возвращаюсь домой и… вместе с тобой!
Он положил руку на ее плечи и обнял. Палубный матрос, оказавшийся поблизости, подмигнул.
— Ну а теперь ты можешь сказать мне, что мы там будем делать? — спросил Иерн.
Она протрезвела.
— Пока еще нет, дорогой. То есть я могла бы, но будет лучше подождать, чтобы могли послушать и Тераи, и Ваироа.
— Э?
— Плохо уже то, что они ближайшие один-два года проведут в одиночестве, зная, что их родственники дома оплакивают их как мертвых.
Пусть они хотя бы узнают, что мы не чудовища.
— А где они?
— Их доставили на борт ночью, сейчас они под палубой. Их стерегут, мы не можем рисковать, предоставив им даже относительную свободу в этих мутных водах. Тераи, например, способен проложить себе дорогу к борту, прыгнуть в воду и доплыть до ближайшего маурайского корабля. Сама суматоха на борту и попытка к бегству могут привлечь слишком много внимания. Вот когда мы выйдем в пролив и никого рядом не будет, можно будет их выпустить.
Однако, появившись на палубе через несколько часов, пленники оказались связаны, их сопровождали двое охранников, снабженных огнестрельным оружием. Шкипера и экипаж из шести человек подбирали специально; большую часть времени они занимались обычной торговлей, но иногда исполняли дела, о которых не следовало задавать вопросов и никому не рассказывать.
Роника, Пери и Плик ожидали в салоне, где крытый кожей диван с трех сторон охватывал стол. Солнечный свет пробивался сквозь стеклянные иллюминаторы. Палуба чуть покачивалась и слегка подрагивала под ногами.
Трубка Плика исторгала ароматный дымок, клубившийся в воздухе.
Роника спрыгнула с сиденья и схватила Тераи за руки.
— Рада вас видеть, — сказала она с неподдельной искренностью. — Так рада видеть вас снова! — и повторила, обращаясь к Ваироа:
— И вас тоже.
Она призналась Иерну, что в отношении к гибриду никак не могла избавиться от смеси жалости и брезгливости.
Тераи ответил кислой улыбкой:
— Я предпочел бы, чтобы мы встретились в других условиях.
— Да, конечно, у вас было поганое время, друзья мои. И боюсь, что конец ваших неприятностей еще не близок. Но хочу рассказать вам кое-что. Надеюсь, что слова мои облегчат ваши переживания. — Роннка указала стражам на дверь. — Спасибо, можете идти.
— Э, подождите, мизз Биркен. Капитан Карст приказал нам не выпускать из виду этих ребят, — возразил один из них.
Роника фыркнула:
— Я отменяю приказ. Если капитану Карсту не нравится, он может поспорить со мной, когда проспится после вчерашнего. Подождите за дверью, если это может утешить вас.
Она проводила их наружу и закрыла за ними дверь.
— Конечно, мы могли бы при них говорить на англее, — пояснила она, — но я не совсем в ладу с его технической терминологией.
— Если вы не хотите говорить об этом со своими людьми, зачем же делать это перед нами? — осведомился Ваироа.
— Ну о вас беспокоиться нечего, — брякнула Роника. — Вы никуда не денетесь, пока Орион не взойдет. Я хочу, чтобы вы знали, о чем речь. И втянули свои рожки. Мне бы не хотелось, чтобы вас пристрелили во время какой-нибудь героической глупости. — Она улыбнулась. — Вы же помните, что нас подружила дорога. Давайте выпьем за дружбу. — Она налила всем из графина, а потом подняла свой бокал и торжественно провозгласила:
— Выпьем за день, когда мы сможем встретиться снова, свободные, как весь мир. — Иерн выпил. Вкус вина еще услаждал его рот, но голова кружилась по другой причине — ее голос, поза юной Богини Победы. Плик в два глотка опустошил бокал и потянулся, чтобы восполнить выпитое. Ваироа помедлил, пожал плечами и выпил. Тераи застыл без движения. — Понимаю, — заметила Роника, обратясь к могучему маураю. — Быть может, вы захотите выпить, когда услышите все до конца.
Она села — но только физически. Роника вся лучилась энтузиазмом.
Иерну, сидевшему по правую руку от нее, казалось, что она словно излучает пламя.
— Что такое Орион? — начала она. Слова хлынули. — Это не бомба, не то, что вы подозревали… не адская машина. Орион — это космический корабль. Точнее, целый флот их.
Для Иерна откровение это было не совсем неожиданным. Тем не менее оно молнией пронзило его. Тераи замолчал, словно бы получил удар в живот.
Ваироа не пошевелился, Плик обнаружил интерес.
— Это корабль, который способен отправиться к планетам, — восхищенно говорила Роника. — Люди начали их создавать перед войной Судного Дня, вы помните это. Вышли на орбиту вокруг Земли и до Луны долетели, побывали даже за нею. А потом забыли свою мечту: слишком трудно было выжить, когда всего так мало. В старину космические корабли летали на химической тяге. Они сжигали топливо с ужасающей скоростью. Мы не смогли бы вернуться в небо, полагаясь на них. К тому же никто не сможет скрыть подобные работы. Вы, маураи, остановили бы их в самом начале. И, быть может, вы были бы тогда правы… именно правы, а не просто эгоистичны — в желании сохранить свое мизерное превосходство.
Откуда можно еще взять энергию на нашей бедной истощенной планете? — Пальцы Роники стиснули ножку бокала. — Из атома, — объявила она. Тераи поежился и принялся ожидать продолжения. Ваироа широко раскрыл свои странные глаза. Плик охнул. Сердце Иерна пело. — Идея эта уходит корнями далеко в прошлое, — услыхал он. — К тому межпланетному веку, который умер, еще только зарождаясь. Человек по имени Фримен Дайсон предложил ее и произвел теоретические работы. Что за чудесное имя, как оно подходит для него… Фримен — свободный. Он дал имя и самому проекту «Орион». Но ничего более не произошло, главным образом по политическим причинам, так я слыхала. А потом рухнула цивилизация. И идея пролежала забытой сотни лет. Вы же не слышали о ней, не так ли?
Никто не слышал, никто — пока народ Северо-западного Союза не заинтересовался атомной энергией и не начал разбираться в старых записях. Сохранились материалы по Ориону, даже ссылки на колоссальный объем литературы по космическим кораблям. Конечно, сами эти листы не сохранились, всю эту литературу давно пересняли на микрофиши и так разослали повсюду. И все, что погибло в одном из найденных библиографами архивов, уцелело в другом.
Но некоторых Орион воодушевил. Поначалу важнее всего было спроектировать атомные энергостанции и построить их. Вы помните, что наши изыскатели собирали делящиеся вещества, которые маураи пропустили в своих прежних поисках, и рассчитывали найти больше. Понимая, что Федерации это весьма не понравится, мы старались держать свои действия в тайне; словом, публикация проекта «Орион» привела бы к ненужной шумихе. — Роника вздохнула, горечь услышалась в ее голосе. — Северяне не ожидали, что Федерация прореагирует с таким фанатизмом.
Энергетическая война… ушла в историю. Но в результате мы получили на свою шею Инспекторат со всеми ограничениями на наши действия. — Она выпила и вновь налила себе. — Но уже в последнюю пару лет войны, когда было достаточно ясно, что мы потерпим поражение, вспомнил об Орионе кто-то из членов Ложи Волка. Как вам известно, наша Ложа всегда занималась наукой, техникой и управлением. Орионом занят по сути дела лишь Волк, хотя мы пользуемся услугами полезных и достойных доверия людей отовсюду.
Тераи скупо кивнул.
— Даю, понимаю, — пробормотал он, — популярная, богатая и влиятельная… но частная организация, чьи члены привыкли ощущать плечо друг друга и не могут потребовать отчета от своих вождей. Так?
— А как работает этот космический аппарат? — поинтересовался Ваироа бесстрастным тоном.
Весь пыл вернулся к Ронике.
— Ну, в общем, идея кажется, безумной, — загорелась она. — Но это не так. Берешь несколько маленьких атомных бомб, взрываешь их позади толстой пластины в задней части корабля. Взрывы ускоряют его. Я не могу входить в подробности, поскольку работаю не в двигательном департаменте. Мое дело — система управления. А еще… — Она расхохоталась в чистом блаженстве, как прежде на палубе. — Слушайте. Я сама не знала этого до последнего времени, когда мы с Иерном вернулись в Сиэттл. Прости, дорогой! В тот день я оставила тебя в доме собраний… — Она стиснула руку своего любовника. — Они произвели опытные испытания месяца два-три назад; непилотируемый аппарат со всей телеметрией был выловлен в море. Результаты оказались совершенно неожиданными… Двадцать лет работы и жертв не были напрасны, клянусь Господом; мы вывели этот корабль за облака и вновь опустили его.
— Это безумие, — простонал Тераи. — Бомбы, радиоактивные осадки.
Сколько же человек умрут от рака из-за этого одного запуска? Сколько же детей родится уродами?
— Никто… ищи — не найдешь, — покраснев, возразила Роника. — Да, конечно, какое-то заражение будет. Но в основном все остается в пусковой шахте. Безусловно, известное количество радиоизотопов ускользает в атмосферу, они увеличивают радиоактивный фон в ближайших окрестностях, как если бы вы вознеслись отсюда на вершину горы Денали.
Заражение уменьшается с расстоянием, и к тому же изотопы быстро распадаются. А сколько людей ежегодно погибает от рака, Тераи Лоханнасо, потому что вы заставляете нас сжигать уголь? Я видела цифры — несколько тысяч.
— Мы не заставляем вас сжигать уголь, — сурово ответил он. — Мы просто мечтаем, чтобы вы прекратили делать это.
— И сделались вашим очередным сателлитом, как наша юго-западная родня?
Ну хорошо, скажите мне другое. Скольким людям по всему свету приходится терпеть невежество и нищету… И умирать от голода или болезней, потому что вы в своей проклятой самоуверенности не позволяете настоящей продуктивной технологии вернуться в мир?
— Танароа, женщина! Мы делаем все, что умеем, и если бы не приходилось выискивать подобных вам, справлялись бы с делом лучше. Но факты гласят; ни Земля, ни биосфера не могут…
Ваироа выставил ладонь.
— Предлагаю остановить риторику, — произнес он прохладно. — Здесь уже все с нею знакомы. — В наступившем молчании ударил его голос:
— А как вам удалось сохранить тайну целых два десятилетия?
— Организация, — просто сказала Роника. — Микли говорил мне, что мы никогда бы не сумели справиться с этим делом в прежние дни, но теперь ни один разведывательный корпус не обладает прежним оборудованием или опытом. Проект «Орион» укрыт под Леутианскими горами на Ляске. Это не просто далекий край, там хватает вулканов, чтобы замаскировать такие вещи, как сброс тепла.
Тераи кивнул:
— Некогда мне случилось побывать возле одного…
— Но вы должны были произвести достаточное количество испытаний, — настаивал Ваироа.
— Не спорю, но почти все они проведены под землей, ведь надо же разрабатывать заряды, — ухмыльнулась Роника. — Местные привыкли к внезапному грому и содроганию земли под ногами.
Ваироа кивнул. Солнечный свет серпом лег на его тигровые волосы.
— В самом деле. Итак, сброс радиоактивности был не слишком велик, чтобы его можно было заметить, когда ни у кого нет причин, чтобы контролировать фон, меняющийся в природных условиях. Но ваш испытательный запуск — это же другое дело, не так ли? — Он сел в жутком спокойствии. — Вожди Волков в курсе, что маураи узнали о том, что кто-то собирает делящиеся материалы. Они должны понимать, что объявлена глобальная тревога и ведется контроль над выпадением подобных осадков. Как могут они надеяться, что запуск останется необнаруженным?