Андерссон Дин. Воительница - Жажда мести

   Женщина-оборотень рассмеялась и в шутку погрозила рыжебородому великану боевым топором с двумя лезвиями.
   - Можно я расспрошу тебя, Волчьи Уши, кое о чем? - обратилась к ней Песнь Крови. - Я не видала на острове детей.
   Ее мысли постоянно вертелись вокруг Гутрун.
   - Конечно, ты их и не могла увидеть, - на бегу ответила жена вождя, но не сомневайся, Меченная Рунами, они тебя видали. Все они живут на острове, но не с нами. После рождения мы оставляем их диким зверям. Если им предназначено выжить, они выживут, и когда станут постарше, возвращаются к нам, чтобы научиться владеть мечом и топором.
   - Как же вы можете так поступать со своими детьми? Как же можете определить, чей это ребенок?
   Ульфхильда и Харбард рассмеялись, а Гримнир пошутил:
   - По запаху.
   Песнь Крови пожала плечами и окинула взглядом небо. Оно было свободно от туч, солнце, вольно блиставшее в голубой дали, заметно склонялось к горизонту. Надвигался вечер. Полдня они провели, отдавая последний долг павшим в поселении Магнуса. Теперь Песнь Крови все прибавляла и прибавляла ход. Об остановке, устройстве лагеря, в котором войску удобно было провести ночь, даже не заикалась. Однажды, обращаясь к Гримниру, Хабарду и Ульфхильде, обмолвилась, чтобы те предупредили своих людей - пусть постоянно следят за небом.
   - Не спускать с него глаз. Как только приметят, что надвигаются тучи или какая-то иная хмарь начинает застилать глаза, пусть сразу предупредят. Может случиться, что это всадники Смерти готовят атаку. Лошади этих выродков не выдерживают прямого солнечного света.
   - А они сами? - спросил Гримнир
   - Не знаю. Солнечные лучи на других воинов Хель не действуют, только на их скакунов. Что же касается всадников Смерти, - она пожала плечами, - в любом случае, по ночам следует выставлять усиленные караулы и следить за всяким изменением погоды, да и днем тоже. Вот еще о чем предупредите людей. Стоит им приблизиться, как возникает низкий воющий звук. Его издают их лошади. От него сразу становится не по себе, мурашки по телу пробегают.
   - Я буду прислушиваться, - пообещала Ульфхильда. - Все наши люди также станут держать ушки на макушке.
   - Особенно ночью, - подчеркнула Песнь Крови. - Есть еще примета, ее тоже необходимо знать. Ночью, в самый мрак поблизости появляются багровые огоньки, похожие на светлячков. Так светятся глаза всадников Смерти и их коней.
   - У нас зрение не менее острое, чем слух. Так что, Разорвавшая Петлю, будь спокойна. Если и слух не поможет, мы за версту учуем присутствие падали, - заверил воительницу Харбард.
   Песнь Крови кивнула и помахала забинтованными руками. На лице проступила гримаса боли. С той поры, как Ульфхильда принялась лечить ее запястья, воительница почувствовала, какими жесткими они стали. Кроме того, ей досаждал нестерпимый зуд. Пришло на ум желание сорвать эти повязки да хорошенько размяться. Она тут же осадила себя, раны должны окончательно затянуться, иначе какой из нее боец. Она и меч в руках не удержит. Нечего торопиться, без работы эти руки не останутся. Еще сколько дел впереди, еще следует посчитаться с Тёкк, с Ковной, освободить Гутрун.
   Наступил вечер. Предзакатные сумерки постепенно затянули дали, кромку ближнего леса и берег реки, вдоль которой войско двигалось в сторону Долины Эрика. Песнь Крови безостановочно наблюдала за окрестностями. Она поклялась, что больше такой беспечности, какую позволила себе в родной деревне, не допустит. Она принюхивалась, присматривалась - все время отыскивая багровые огоньки. Сердце подсказывало - враг рядом. Почему же воины Хель не нападают? На то могло быть много причин. В любом случае первая ночь на суше прошла спокойно. Было тихо, в небе паслись крупные глазастые звезды, тоже смотревшие в оба. Где-то вдали грохотал гром, в той стороне посверкивали зарницы, однако на берегу реки было тихо и тепло. Струилась вода в камышах, время от времени на поверхности била хвостами крупная рыба. Оборотни по части рыбной ловли дали сто очков вперед ребятам Магнуса. Правда, те до сих пор ходили, как в воду опущенные, помалкивали и только после полуночи собрались в кружок и помянули своих погибших.
   За ночь войско как следует отдохнуло, и на следующее утро воины взяли такой темп, что воительнице не пришлось их подгонять. Стремились к горам и к лесу, через который вела дорога к Долине Эрика.
   Сначала все шло гладко, только ближе к полудню небо вдруг потемнело и вдали за горизонтом, на котором уже увесисто вставали заснеженные пики, вдруг образовалась гигантская черная туча. Все вроде в этой хмари было привычно, если бы не скорость, с какой туча помчалась к югу, наперерез войску.
   - Слышу, как кто-то жутко воет, теперь все громче и громче, предупредил Харбард.
   - Стройтесь в каре, - велела воительница.
   Она сыпала приказаниями, их выполняли беспрекословно, и скоро на ровном месте возникла стена бойцов. В центре строя собрались люди Магнуса.
   - Этак меня и не подпустят к врагу, - принялся ворчать Гримнир.
   - Что же, другие должны за меня отдуваться?! - возмутился и Магнус.
   - Ты и твои люди, Магнус, останутся внутри строя, - жестко указала Песнь Крови. - Им еще придется повоевать.
   Между тем ульфбьерны вовсю развеселились, только что не пели. Воительница удивленно глянула на Гримнира, тот шепнул:
   - Они всегда так перед началом битвы. Одно слово, весельчаки. Кому война, а этим все нипочем.
   Песнь Крови неожиданно встрепенулась:
   - О, и я теперь слышу. Чувствуешь, как волосы на голове зашевелились. Таким образом они нагоняют страх еще до начала сражения.
   Затем она вновь обратила внимание на ульфбьернов. Эти вдруг завели песнь, заунывную, протяжную.
   - Как-то Харбард рассказал мне, что перед боем они особым образом доводят себя до исступления, - объяснил Магнус.
   Действительно, настроение оборотней резко изменилось. Некоторые из них начали впадать в откровенное безумие, на губах у них выступила пена, а большинство угрюмо озлоблялись.
   Вовремя! Низкий вибрирующий гул теперь полностью заполнил окрестности. Ульфбьерны приготовили оружие, щиты. Многие из них со злобными выражениями на лицах принялись принюхиваться и, как звери, припадать к земле.
   Старая легенда о воинах-оборотнях промелькнула в голове Песни Крови. Вспомнилось, что о них говорили, будто они могут сражаться и как люди, и обращаться в диких зверей, а то вообще становиться невидимыми. Вся причина, как утверждала легенда, что магия, подвластная Одину, с наибольшей силой проявлялась, когда воин выступал в зверином обличье. Припомнила она и ответ Харбарда, когда спросила его, верно ли повествует легенда. Вождь отрицательно покачал головой, а вслух выразился в том смысле, что мало чести для человека прикидываться диким зверем, за исключением тех случаев, когда им приходится сталкиваться с чем-то необычным, ошеломляюще странным. Когда же Песнь Крови начала настаивать, что всадников Смерти вполне можно отнести именно к такому случаю, пусть их число и не превышает девяти, Харбард и Ульфхильда весело рассмеялись. Теперь она воочию убедилась, как изменились лица ульфбьернов.
   "Что ж, - подсказала себе Песнь Крови, - их защищает Один. Хочется верить, что он не даст их в обиду".
   Она покрепче взялась за рукоять меча раненой рукой.
   Всадников Смерти разглядели задолго до того момента, когда они обрушились на строй оборотней. Облака становились все гуще, свет угасал. Затем со стороны леса показалось облако пыли. Вой с каждой минутой становился все более нестерпимым. Скоро можно было различить багровые огоньки в их глазах и пустых глазницах их скакунов.
   Вот о чем вспомнила воительница: "Всадники Смерти могут запросто перепрыгнуть через строй оборотней. Если они представляют для них какую-то опасность, они их и трогать не будут, им нужна я. Вот и пришло испытание для магии Одина. Так ли она сильна, как о том говорят легенды?"
   Вместе с другими воинами она напряженно ждала, но вдруг у нее перехватило дыхание. Лицо ее исказилось, невыносимая боль скрутила ее. Горло словно пережало обжигающим обручем. Она выпустила меч, схватилась за повязку.
   - Песнь Крови! - воскликнул Гримнир.
   - Шея!.. - с трудом выкрикнула она, падая с коня. - Вся... в огне.
   Гримнир тут же спешился, встал возле нее на колени, попытался помочь, унять терявшую над собой контроль, пытавшуюся сорвать повязку с горла воительницу. В следующее мгновение боль исчезла, причем так же внезапно, как и нахлынула. Мир вновь обрел ясность, до нее долетел завывающий рев ульфбьернов, почти полностью покрывший жутковатый, неодолимый гул, издаваемый всадниками Смерти. Она судорожно схватила меч и успела вскочить в седло.
   Между тем враги как раз метили в оборотней - это прозрение вмиг овладело ею. Вся картина боя с его скрытыми поворотами, с отчетливым пониманием направления главного удара, со всеми тайными замыслами противника вдруг открылась перед ней. Как это случилось с ней, она понять не могла, впрочем, и не стала тратить время на поиск ответа. Просто в душе родилось убеждение, что ей открылась истина. Она приняла ее сразу и безоговорочно. Ей стало ясно, что только в зверином образе оборотни могли на равных сражаться с мертвецами.
   - Обернитесь зверями! Воины! Нельзя сражаться с ними в человеческом обличье, - закричала она.
   Тут же поскакала к вождю ульфбьернов.
   - Харбард! Ульфхильда! Меняйте облик! Скорее!!
   Однако времени уже не осталось. Девять смертоносных всадников в черном ударили в строй оборотней.
   Все повторялось. Ульфбьерны храбро ринулись на врага, пытаясь рубить их мечами и боевыми секирами, и тут же падали замертво. Некоторые даже не успевали поднять оружие - стоило источающим смерть лошадям Тьмы или кончикам черных плащей коснуться плоти оборотней, как те тут же валились замертво. При этом на их лицах мгновенно выступали пятна трупного гниения. На других, казалось, колдовство вовсе не действовало, и они на равных сражались с чудовищами. Но проходили секунды, минуты, и эти островитяне начинали странно скукоживаться, усыхать на глазах, покрываться гнойно-зеленой мертвечиной. Другие, кто с ужасом и недоумением наблюдал за гибелью своих товарищей, опускали оружие.
   Враги тем временем успели прорвать строй и теперь топтали плотный ряд воинов-ульфбьернов.
   - Будьте вы прокляты! - продолжала взывать Песнь Крови. Оборачивайтесь зверями! - Гнев, охвативший ее, не находил выхода. Зрелище бесполезно гибнущих, так ни о чем и не догадывающихся храбрецов приводил ее в исступление.
   Оборотни продолжали гибнуть. Большинство из них все еще верили в себя, в свое умение владеть оружием, в ярость и напор. Песнь Крови только руками развела. Разве искусство махать мечом способно остановить подспудные силы Смерти, вырвавшиеся на белый свет с помощью магии Тьмы! Умирали ульфбьерны геройски, только смысла в этих смертях не было.
   Гнев в душе Песни Крови внезапно вырвался огромной силы яростным воплем. Она бросилась в самое пекло битвы, где четверо всадников Смерти уничтожали восточное крыло ее войска. На попытки Гримнира остановить ее она ответила угрожающим взмахом меча. Ее переполняла ненависть к чудовищам и недалеким героям, которые по-прежнему все так же настойчиво, всей массой лезли вперед. Только воины Магнуса, в точности выполняя приказ, пока держались в стороне.
   Сколько еще могло продолжаться избиение?
   Между тем воительница продолжала кричать, и голос ее наконец начал доходить до жаждущих славы оборотней. Но удивительное дело, вопли Песни Крови все больше и больше стали напоминать вой дикого зверя. Какое-то жуткое безумие и жажда крови начали прорезаться в ней.
   Повсюду валялись быстро разлагавшиеся тела. Крики бойцов Песни Крови уже давно смешались с гулом, издаваемым воинами Хель. Их боевой клич постепенно овладевал полем боя. Под черными капюшонами вдруг зажглись багровые вспышки, осветившие призрачные лики, на которых читалось нескрываемое ликование. Они уже не спешили, свободно разъезжая по месту сражения и поражая тех, кто не успевал увернуться. Они вели себя как безжалостные убийцы. С каждым новым поверженным противником багровое пламя в их глазах разгоралось все ярче. Челюсти их черепов раздвинулись в презрительных усмешках и напоминали улыбку самой Владычицы Смерти. Это была поистине гримаса Смерти.
   В следующее мгновение наводящий ужас низкий звериный рык потряс округу. Даже гудящие от радости всадники Смерти притихли. В их сияющих багровым светом глазницах родилось недоумение, они прекратили собирать обильную жатву на поле битвы. Задрожали и их призрачные кони.
   Звериный рык вновь прокатился над полем битвы, и следом среди оборотней вдруг обнаружился иссиня-черный, волчьей наружности, но исполинских размеров дикий зверь. Жуткое чудовище метнулось к одному из всадников Смерти, вцепилось в его горло и одним ударом могучей лапы снесло череп. Ни кольчуги, надетые на оголенные ребра скелетов, ни их несущие смерть прикосновения не могли остановить таинственного зверя. Еще удар, и рухнул с вывернутыми внутренностями конь-призрак. Тут же останки начали сжиматься и растекаться зеленоватой жижей.
   Зверь бросился на следующего, ближайшего к нему всадника. Этого ударил сзади, сорвал плащ, принялся терзать гниющие кости. Всадник рухнул с лошади, и обезумевший конь-призрак рванулся в сторону, поскакал в сторону леса.
   Так был разорван пополам еще один всадник Смерти. Черный зверь глубоко вонзил в него когти и резко вырвал огромный кусок его дымящейся разлагающейся плоти. Другой всадник попытался сразить зверя мечом с вороненым лезвием, однако удар пришелся впустую. Шесть оставшихся всадников Смерти тут же начали разворачивать коней и, набирая ход, помчались в сторону спасительного леса.
   Зверь бросился преследовать их, затем страшно взвыл, чем заставил беглецов пришпорить лошадей Тьмы, наконец, встав на задние лапы, потянулся и опустился на землю. Здесь, устроившись поудобнее, принялся зализывать раны.
   Песнь Крови страшно вскрикнула и открыла глаза. Возле нее на коленях стоял Гримнир. Голову подруги он осторожно держал в ладонях, на его лице читалась озабоченность. Заметив, что воительница открыла глаза, он ласково погладил ее по волосам.
   Песнь Крови встрепенулась.
   - Как сражение?! - спросила она и попыталась сесть.
   Села, и тут же ее скрутило от резкой боли, пронзившей тело.
   - Спокойней, - предостерег Гримнир и подставил ей под спину колени, чтобы воительница могла опереться на них. - Твои раны уже не кровоточат и, кажется, начинают затягиваться. Но тебе еще нельзя двигаться, а то они опять откроются.
   - Раны? На горле и на руках?..
   - Ты что, ничего не помнишь, что случилось? - спросил рыжебородый. Трое из всадников Смерти уничтожены, другие бежали с поля битвы.
   Песнь Крови нахмурилась, словно помогая себе вспомнить события ближайшего часа. Затем складки разгладились, видно, кое-что промелькнуло в сознании.
   - Что-то припоминаю. Черный зверь, напоминавший волка, правильно? Точно, я об этом и кричала. Наверное, какой-нибудь ульфбьерн все-таки успел обернуться зверем. Кто-то из людей Харбарда? Ты был прав, Гримнир, магия Одина - великая сила, она даровала нам победу.
   - Действительно, - ответил Гримнир, - магия Одина - великая сила, с этим не поспоришь. Однако это случилось не с воином Харбарда.
   - А с кем? - спросила Песнь Крови и замерла, прижала ладонь ко рту.
   Она все поняла, все вспомнила - и свое исступление, и крик, предупреждавший ульфбьернов, и желание помочь им, и гнев на них. Все эти чувства разом отразились в ее расширившихся глазах. Гримнир догадался, что теперь можно не рассказывать ей о том, как страшный черный зверь возник на поле боя, как расправлялся с воинами-скелетами.
   Это была она сама, Песнь Крови.
   Глава тридцать первая ЧЕРНАЯ ВОЛЧИЦА
   - Теперь понятно, как ей удалось порвать петлю, - сказала Ульфхильда мужу.
   Они оба располагались в нескольких шагах от того места, где лежала Песнь Крови, и стоял на коленях Гримнир. Меч Песни Крови лежал у ног Ульфхильды, здесь же валялись повязки, еще совсем недавно намотанные на горло и на запястья, а также разорванные, в клочья лохмотья - все, что осталось от кожаных штанов и туники.
   - Точно, - кивнул Харбард. - Вот она, награда Отца богов. В то время как она погибала в петле, Один выжег ей на шее свои руны, а сейчас она вызвала заклятие к жизни и превратилась в зверя.
   - В петле она тоже превратилась в волчицу, - задумчиво уточнила Ульфхильда. - Иначе ей никогда бы не разорвать веревки. Смотри-ка, видишь на ее одежде следы гари. Видимо, все это связано с огнем. Как полагаешь, Харбард, она попросит починить эту рухлядь? Но это не мое дело, разве не так? Прокляни меня, Один, если всякий раз, как она начнет рвать на себе одежду, мне придется латать ее. Пусть сама побеспокоится и найдет себе штаны, которые не разлетались бы в клочья, когда ей приспичит превращаться в волчицу.
   Песнь Крови повернулась к ней, глянула прямо в очи Ульфхильды.
   Та невольно выпрямилась, сглотнула.
   - Послушай, Харбард, - заявила она. - Я ничего не имею против, если мне и на этот раз придется взять в руки иголку и нитку. Правда, в следующий раз я уж буду говорить потише, - толкнула она мужа локтем. - По-видимому, заклятие обострило ее чувства. Интересно, как у нее с речью? Может, она забыла человеческий язык и теперь может только сыпать проклятиями?
   Харбард кивнул. Песнь Крови перевела взгляд на него. Предводитель ульфбьернов хмыкнул и, заметив недобрый взгляд воительницы, объяснил:
   - Мы можем становиться зверями, потому что для нас это вполне естественное состояние, так уж мы устроены. А на нее этот дар свалился внезапно, и только Одину известно, с какой целью. Она, наверное, еще не совсем пришла в себя.
   - Пришла, пришла, - откликнулась воительница.
   Ульфхильда и Харбард собрали лохмотья, бывшие когда-то ее одеждой, и подошли ближе.
   - Я вовсе не намерена просить тебя залатать мои вещи, - обратилась к Ульфхильде Песнь Крови. - Я сама займусь этим. В дороге...
   Она села поудобнее, оттолкнув Гримнира. Большинство порезов и ран на ее теле уже не кровоточили и затянулись, кроме ладоней, где мясо было содрано до костей.
   - Вот и ладно, - проворчал Харбард и присел рядом с ней. Он принялся внимательно изучать раны на ее теле. Наконец вполне удовлетворенно хмыкнул: - Никаких повреждений! Оружие этих выродков не причинило тебе вреда, а те раны, что остались от копья, - помнишь, когда ты висела на дереве, - тоже затянулись. Все равно ты учти, что и в зверином обличье тебя тоже могут сгубить.
   - Сколько ваших людей погибло? - спросила она, поднявшись.
   - Многие сегодня будут пировать в Валгалле, но большая часть жива и невредима.
   - А точнее?
   - Мы потеряли почти половину войска.
   Песнь Крови окинула взглядом поле сражения. Повсюду валялись трупы, многие из них уже были заметно тронуты разложением. На лице Песни Крови прорезался ужас.
   - Почти половину?! И все потому, что я не сразу сообразила...
   Харбард усмехнулся:
   - О чем ты, воительница? Лучше порадуйся тому, что вовремя сообразила и у нас сохранилась половина войска. Вот как следует оценивать сражение.
   Песнь Крови попыталась возразить, однако вождь воинов-оборотней жестом остановил ее.
   - Вот что еще, - продолжил главный ульфбьерн. - Поклонись Одину и поблагодари его за врученный тебе дар. Те из нас, кто пал первым, оказались слабы в вере. Не так глубоко они познали колдовские чары Отца богов. Те же, кто выжил, теперь во время нападения воинов-скелетов не станут ждать. Сразу обернутся зверьем. Ты еще убедишься, что мы не посрамим честь Одина и нашу славу...
   - Айя! - выкрикнула Песнь Крови.
   Разом подхватили все, кто находился на поле боя:
   - Айя! Айя!
   - А ты, Черная Волчица? - спросила Ульфхильда. - Ты будешь сражаться вместе с нами в своем естественном облике?
   Песнь Крови подозрительно глянула на нее, видимо, сомневалась, может, жена вождя вновь посмеивается над ней?
   Ульфхильда немного смутилась, пожала плечами:
   - Таким прозвищем гордятся, а не проклинают тех, кто дарует его тебе.
   - Она не совсем волчица, Ульфхильда, - вмешался в разговор Харбард. И вряд ли имеет смысл называть звериную ипостась ее естественным состоянием.
   - Меня это не касается, - гордо заявила Ульфхильда. - Какое же прозвище она желает получить за одержанную победу?
   Харбард насторожился. Среди ульфбьернов Ульфхильда славилась тем, что умела каждому воину придумывать прозвище по заслугам. Этот великий, почти колдовской дар именовать любого, кто был рядом, к кому лежала душа, ей был дан от Одина. Он был сродни провидению. Беда в том, что эти прозвища не всегда нравились тем, кому они доставались, и только со временем становилось ясно, что вовремя и метко присвоенное имя порой спасало его обладателю жизнь.
   Вот и на этот раз Ульфхильда прорицала, и Харбард лучше других понимал, что ему лучше помолчать, но и оставлять без внимания намечавшуюся ссору он не мог.
   - Конечно, Черная Волчица - отличное прозвище, лучше не придумаешь, Дарительница Имен, - обратился он к жене. - Хотя, если по правде, я никогда не встречал такого волка, каким обернулась Песнь Крови. Она просто более походила на этого зверя, чем на какого-то другого. Оставь придумывание имени Одину - он подскажет. Он не оставит воительницу без боевой клички.
   - Ты имеешь в виду, что эти руны, выжженные на ее шее, и есть скрытое имя? - нахмурившись, спросила Ульфхилъда. - Почему же ты не прочитал их? Она знала, чем уколоть мужа, ведь он считал себя неподражаемым знатоком рун. Затем Ульфхильда добавила: - Тебе не кажется, что эта надпись на шее тебе не по зубам. А я сумела угадать, что там написано.
   - Я просто сказал, что, по моему мнению, Черная Волчица вполне достойное прозвище...
   - Но ты имел в виду что-то другое? - продолжала наступать Ульфхильда. - Я видела, как ты подмигнул Гримниру. Я знаю, что ты хотел ему сказать...
   - Хватит! - выкрикнула Песнь Крови.
   Она вырвала остатки своей одежды из рук Ульфхильды и направилась к своему коню. Здесь вытащила из-под седла попону, натянула ее на плечи, а рванье скрутила и сунула под седло.
   - Я вовсе не хотела злить ее, - пожала плечами Ульфхильда.
   - Я тоже, - подхватил Харбард.
   - Все в порядке, - успокоил их Гримнир и направился к Песни Крови.
   Сюда же подошел и Магнус. Он принес с собой сумку, вытащил оттуда одежду и предложил воительнице.
   - Если тебя это устроит? - Он протянул ей штаны и рубаху. - Возьми.
   - Ближе не подходи, - предупредила его Песнь Крови, - а то я оторву тебе голову. Так, кажется, ведут себя дикие звери!
   Магнус удивленно посмотрел на Гримнира. Тот положил руку на плечо воительнице.
   - У меня есть еще штаны, - начал оправдываться Магнус. - И рубаха найдется. Красивая. Сколько угодно. Мы все благодарны тебе, Песнь Крови, неожиданно признался мореход. - Без твоей помощи нам всем была бы крышка.
   Гримнир кивнул в подтверждение, принял сумку из рук Магнуса и попросил его оставить их вдвоем.
   Мореход отошел.
   - Надень это, - рыжебородый великан обратился к Песни Крови. Голос у него был тихий, но властный.
   - Может, Ульфхильда права... - начала Песнь Крови. - Возможно, мне вообще не нужна одежда и следует ехать голой.
   - Я тебе сказал, - с откровенной угрозой в голосе повторил Гримнир, надень это! И оставь свои бабьи капризы. Один дал тебе силу, чтобы ты сумела спасти Гутрун и наказать Тёкк, а ты чем здесь занимаешься! Тебе нужны союзники или ты собираешься сражаться в одиночку? Если даже никогда больше ты не воспользуешься силой оборотня, ты сегодня спасла нас. Зачем ведешь себя как девчонка? Ульфхильда права, имя - это не насмешка, а великая награда. И ты не зверь! В каждом из нас сидит частичка зверя, в этом можешь не сомневаться, это говорю тебе я, Гримнир, но это вовсе не значит, что мы звери. Один награждает магией только для того, чтобы принимать во время сражения наиболее подходящее обличье. Он поступает так во имя победы. Если ты не понимаешь этого, то пусть боги помогут мне, когда я стану твоим врагом. Я видел, что ты сделала с всадниками Смерти, значит, таков твой удел, только так ты можешь расправиться с ними. Я никогда не встречал что-либо подобное.
   - Это было ужасно?
   - Это было величественно. Жизнь горазда на выдумки, запомни это. Никакая смерть не может сравниться с ней в изобретательности, на то она и жизнь. Смерть может напугать, внушить ужас, поставить на колени, но она никогда не способна сотворить что-нибудь небывалое, невиданное. Ей не дано творить чудеса, ее удел только убийства. Желал бы я, чтобы Один осчастливил меня подобным даром. Я ведь тоже мучился на ритуальном дереве. Отвисел свое - и ничего. Ни единой руны на шее. А ты нюни распустила...
   Песнь Крови отвернулась.
   Харбард и Ульфхильда занялись своими погибшими - собирали их в кучу, чтобы предать очистительному огню.
   Воительница мягко, совсем добродушно выругалась, глянула на насупленного рыжебородого великана.
   - Когда до меня дошло, кем я обернулась, я решила, что потеряла в себе человека...
   Гримнир мягко обнял ее, привлек к себе, потом поднял ей голову и мягко поцеловал в губы. Вздохнул и огляделся. Голова его возвышалась над спиной коня, так что наблюдать ему было удобно. Наглядевшись, он взглянул в глаза Песни Крови.
   - Ничего ты не потеряла, а сгубила столько врагов. Ты видишь в моих глазах отвращение, отчуждение или еще что-нибудь в этом роде?