Страница:
- Ты, наверное, и сейчас мне что-нибудь подсыпал. Сам-то не ешь. Ты что задумал? Решил меня извести? Я давно заметил, как ты ненавидишь меня и моих зверушек. А ведь ты живешь за их счет. Их хлеб кушаешь, - распаляя самого себя, завелся Брим-Бом. Он уже вскочил, и теперь нарезал круги по комнате.
- Вот зачем, скажи на милость, тебе эти бумажки? Что ты с ними будешь делать? Номера купюр наверняка все записаны, ориентировки разосланы. Да скоро инфляция сожрет твое богатство, и оно превратится в пшик... - и Брим-Бом вскинул руками демонстрируя, как это должно произойти. - Самое большое богатство это живность.
В душе Борис был с ним согласен. Но одно дело думать, совсем другое слышать. Он просто не имел права рисковать, и позволить себе тратить эти бумажки. Хотя не это волновало так сильно Бориса, его будоражила мысль, что богатство, которым он обладал, было призрачно неуловимым, словно туман на утренней заре.
Засунув рюкзак под скамью, Борис бросил:
- Совсем осатанел от своих зверей. Лучше иди покорми их. Пятый день ни жравши. Ромашку тоже полей, вся высохла.
Брим-Бом взглянул на подоконник, он совсем забыл о ней. Ее белые лепестки повяли, листья завернулись в трубочку, голова поникла в страдальческом поклоне.
- Чем я их кормить буду? Посетителей нет уже неделю. Тоже мне, заехали в город! Здесь зверей больше, чем людей. Надо выбираться отсюда, да и Медведь в любой момент может вернуться. Тогда нам не сдобровать. Может травки покосить?
Тут его взгляд упал на Ромашку.
- Я что зря её волок в такую даль. Еду для зайцев, - вспомнил Брим-Бом. Он потянулся за Ромашкой, но в этот момент за стеклом мелькнула до боли знакомая фигура. Брим-Бом зажмурил глаза, пытаясь прогнать наваждение. Он потряс головой и распахнул опухшие веки без ресниц. Ошибки не было...
Щелчком смахнув разомлевшую на подоконнике жирную муху, он прижался носом к стеклу. Опершись на него ладонями, словно надеясь пройти сквозь него, директор рассмотрел громадные очертания Медведя. Его переполняло очень странное, неиспытанное доселе чувство - радость, перемешанная с восторгом. Ну, конечно же, он узнал своего "желтенького медвежонка". Вот он, перекинув через плечо цветущее дерево, словно коромысло, покачиваясь от тяжести, собственной персоной косолапо бредет в сторону вечнозеленой тайги.
- Долго жить будешь. Сам, миленький, пожаловал, с дубинкой. Неужели решил меня завалить... - запустив пятерню за шиворот, директор поскреб кожу на спине и сипло застонал: - ах, ты моя лапушка....
Больше всего Брим-Бом боялся, что видение исчезнет, и ему останутся только воспоминания о гордости зверинца. Но Медведь продолжал упорно двигаться по окраине города. Вдруг он исчез за кустами. Брим-Бом взревел, и схватился за зуб, видимо разболевшийся от переживаний. Он плюхнулся на скамейку и в сердцах ударился затылком об стену. Потом ещё и еще. Решение пришло мгновенно. Брим-Бом схватил винтовку и удивительно быстро, словно пантера, выскочил из дома. Из директора он превратился в очень умелого и оттого очень опасного охотника.
Выскочив вслед за братом, Борис проследил за ним. Взгляд уткнулся на знакомую фигуру Желми, на секунду появившуюся средь редкой листвы кустарника. Поняв причину странного поведения братца, Борис с досадой ударил кулаком по косяку. Косяк немного вышибло, и вагончик подозрительно пискнул.
Желми под тяжестью Тополя не мог быстро передвигаться. Он остановился и опустил дерево.
Тополиха устало села на траву и тяжело задышала.
- Как я устала, - протяжно вздохнула она.
- Я тоже, - согласился с ней Желми. Он растянулся на траве и прикрыл глаза. Словно почувствовав свободу, тупая боль мгновенно расползлась по всей спину и притормозила на пояснице. Медведь охнул и автоматически схватился за поясницу, пытаясь унять ломоту.
- Отдохни, отдохни, - ласково произнесла Тополиха и погладила поясницу Желми. Тот тихо заурчал. - Третий день меня тащишь. Вроде как устать пора.
Желми прикрыл глаза и вновь застонал. Тополиху оказалось нести достаточно сложно. Ее внушительные габариты, сучковатая кора мешали двигаться легко и быстро. К тому же очень хотелось есть. Да и от удара в голове стоял нескончаемый шум, разгуливающий глухим эхом по всему телу.
Наверное, Желми давно бы бросил эту затею с Тополихой, но за неделю жизни в клетке он немного переосмыслил ценности жизни, и теперь отчетливо понимал, что такое свобода. Он посчитал, что до горы осталось примерно полдня пути. Справа желтый дом Нового города, скоро значит подъем, а там глядишь и рукой подать до Лысой горы.
Гусеницы намочили в росе оборки на юбках, делали примочки на шишку Желми. Желми застонал и невольно коснулся затылка рукой. Шишка немного уменьшилась в размерах и теперь отзывалась лишь тянущей болью.
- Ну, словно елка, - пожаловался медведь, хвастаясь своим незавидным приобретением.
Тополиха весело фыркнула и стала сильней массировать поясницу медведя. Тот моментально забыл о боли в затылке, так как она в спине оказалась намного сильнее. В глазах поплыли синие круги, и Желми погрузился в события трехдневной давности.
Он смутно вспоминал тот злополучный удар, от которого все в голове перемешалось, и он потерял сознание. Очнулся он от холода. Коробка из-под бананов, которой он был накрыт, совсем не грела. Но без неё было бы, наверное, ещё хуже. Желми почувствовал, как за спиной, кряхтя, зашевелилось чье-то тело. Мужичок в истертой фуфайке, пытался зажечь спичку и подпалить ею обслюнявленный окурок. Это ему не удавалось. Желми взял спичку и чиркнул головкой об коробок. Огонек заплясал, Желми стало вроде как теплее, но явно не от огня, а от чувства свободы, которую он вновь приобрел. Защищая огонек от ветра, Желми помог мужичку закурить. Тот пару раз затянулся и зашелся в хриплом кашле. Его глаза налились кровью, он устало махнул рукой и, словно улитка, заполз под коробку из-под бананов.
Желми поднялся на колени, в затылке артиллерийским залпом громыхнула ужасная боль. Медведь пощупал затылок, на нем кровавым бугром выросла огромная шишка, причиняя хозяину затылка жуткие страдания. Желми, собрав все свои силы, полностью сосредоточился на принятии решения. Когда он понял, что готов к действиям он встал, отряхнул свой костюм и, шатаясь, направился к вокзалу.
Проходя мимо кафе, Желми непроизвольно взглянул на свое отражение и содрогнулся. На него смотрела изможденная, усталая физиономия. Желми внезапно осознал, что по его лицу течет слеза. Он тут же смахнул её рукавом. Еще не хватало, что бы кто-то заметил его слабость. Сделал он это весьма вовремя, так как именно в этот момент дверь распахнулась, и в проеме показалась радушное лицо официанта.
Склонившись в приветственном поклоне, официант пригласил Желми внутрь. Желми удивился непривычному радушию. Он оглянулся назад, на всякий случай. Вдруг это не в его честь, а он и растаял. Лучше не испытывать судьбу. И Желми бочком стал отодвигаться от официанта. Тот схватил его за рукав.
- Куда же вы? Для вас накрыт стол.
Желми теперь с опаской относился ко всякому роду гостеприимства, он оторвал руку от цепких пальцев официанта и решил бежать отсюда на всех парусах. Но официант исчез и на пороге показался директор кафе. Он широко улыбнулся и приветливо распахнул объятия.
- Я рад, что все так неплохо закончилось. Прошу вас к столу. Вы для меня самый дорогой гость!!!
В желудки у Желми предательски заурчало. Из кафе, дразня и заманивая, выплыл ароматный запах свежего хлеба. Делать нечего...Вытерев ноги о коврик на земле, Желми осторожно вошел в помещение. Над дверью приветливо звякнули колокольчики, медведь оторопел...Этот звук был похож на тот, который издает железный засов на клетке, только чуть погрубее...Ужас переполнил Желми, он с воплем выскочил из кафе и бросился утекать подальше от этого злополучного места. Его пятки едва касались земли. Желми ежесекундно оглядываясь назад, несся в сторону вокзала. Он видел, что директор провожает его добрым ласковым взглядом. Желми вскоре понял, что его не собираются преследовать. Медведь сбавил скорость.
На перроне одиноко стоял потертый паровозик. Тяжело дыша угольными парами, паровозик собрался тащить пару обшарпанных пустых вагонов. На скамейке сидела сухенькая старушка в голубом платочке и, монотонно постукивая спицами, вязала что-то цветастое объемное и непонятное. Увидев Желми, она живо улыбнулась, и словно знала его всю жизнь, словоохотливо заговорила:
- Куда сынка засобирался?
- Домой, бабуля, домой, вы не знаете доеду я до леса на этом поезде?
- Доедешь, сынок доедешь.
- А в какую мне сторону? - завертел головой Желми.
- У нас тут все равно тупик. Дальше поезда не ходют. Там болота, да вечная мерзлота. А садись - все вывезет тебя из этой дыры.
Паровоз пискнул снова, предупреждая запоздалых пассажиров. Желми заторопился. Он заметил, как оживилась Тополиха, увидев его на перроне. Подойдя к ней он ласково погладил её по стволу. Затем крепко хватил её чуть пониже ветвей, и по богатырки вытащил из земли. Тополиха восторженно завизжала и затрясла своими оголившимися корнями. Земля посыпалась и заполнила собой образовавшееся лунку, да так удачно, что через минуту никто и не заметил бы, что здесь когда-то стояло дерево.
Старушка, откинув вязание, не веря своим глазам, подбежала ближе к месту событий. Положив руку, изжеванную старостью, на ствол Тополихи, она спросила Медведя:
- Это, мил человек, чего удумал?
Желми взвалил дерево на плечи и понес его к вагону. Услышав вопрос старушки, он повернулся было к ней и Тополиха, гордо восседавшая на плечах, чуть не сбила старушку с ног. Помогла только природная старушечья расторопность. Вовремя присев, она снова стала пытать Медведя вопросами.
- Эт ты чего удумал? Никак дерево на дрова понес. Так подождал бы немного, скоро бы все равно спилили. Вот ведь нетерпеливый народ.
Желми остановился, дождался, когда старушка забежит вперед, и заплетающимся от усталости языком пояснил.
- В тайгу несу, домой, Лысой горе.
Старушка обомлела... Такое было впервые в её жизни. Она сразу перестала сердиться и уже мягким голосом переспросила:
- Ты это серьезно?
- Угу, - махнул головой Желми, отчего остатки земли с корней Тополихи не удержались и посыпались на голову старушки. Та и не заметила. Она семенила рядом с Медведем и протягивала ему завернутые в тряпочку деньги
- Сынок, возьми, на доброе дело. А мне старухе зачем? У нас и магазинов-то нет.
Сунув ему в карман купюру, старушка стала помогать заталкивать Тополиху в вагон. Но это было очень сложно, да и практически невозможно. Ни крона, ни корни не позволяли дереву пройти сквозь дверной проем.
Старушка, откуда только сила взялась, словно прораб на стройке руководила действиями медведя.
- Давай сынка, давай, левее...правее, ниже... ну ещё чуть-чуть... тише...тише ветки сломаешь. Ат ведь незадача, не лезет.
Медведь весь вспотел от натуги. Паровозик последний раз пискнул, хлопнул дверями и заливисто вереща на прощание покатился по извилистым рельсам в светлую даль, подальше от тупика, поближе к Лысой горе.
Старушка вытерла уголки рта голубым платком, похлопала медведя по спине и горестно заметила.
- Ты уж не бросай её здесь, погибнет же, спилят. Была бы я молодая за вами пошла.
Медведь взвалил Тополиху на спину и тяжело ступая направился по рельсам, по которым только что сбежал поезд.
Глава 19
Мишень для пуль
У подножья Лысой горы Желми рухнул на мох, он совсем выбился из сил - не чувствовал ни рук ни ног. Тополиха, утомленная не меньше, плюхнулась рядом, тихонько постанывая, её тело болело. Медведь перебрасывал её с плеча на плечо, со спины на грудь. Он нес её то на руках, словно любимую и единственную, то словно бревно неаккуратно перекидывал через голову и тащил на спине.
В общем Тополиха чувствовала себя акробатом, в руках неутомимого жонглера. Тополиха только тихо вздыхала. Немного отлежавшись на земле, она глянула на медведя. Тот, уткнувшись мордой в сизый мох, лежал рядом и постанывал. Тополиха заметила бурое пятно на правом плече, которое разрасталось, словно чернила на промокашке. Тополиха потерла пятно пальцами, принюхалась и поняла это кровь. "Бедняга, - подумала она, предполагая кровоточащую мозоль. Как опытная медсестра, она осторожно стала стягивать пиджак. Желми застонал, потом жалобно заскулил, словно обиженная дворняжка, и открыл глаза.
Увидев оголенное плечо, Тополиха ужаснулась:
- Это не мозоль, это пуля!
Желми испуганно уставился на Тополиху, он не понимал, о чем она говорит. "Какая пуля, да она бредит", - и Желми схватился рукой за правое плечо. Оно отозвалось нестерпимой болью. Тополиха понятия не имела, кто мог стрелять в медведя.
Вдруг Желми, присмотревшись к Тополихе, показал дрожащим пальцем на её ствол. Тополиха опешила. Ее кора, словно решето, была усеяна мелкими глубокими отверстиями. Внимательно приглядевшись, Тополиха поняла, что за "пчелиные" укусы беспокоили её всю дорогу... Оказывается, сама того не замечая, она для кого-то все время служила мишенью. Этот кто-то старательно всаживал в неё порции свинцовых зарядов.... Из ранок неторопливо сочился горьковатый сок. В метре от кроны, оголив древесное нутро, светились две свежие царапины, видимо пуля прошла по касательной выхватив кору щепами. Тополиха нагнулась к земле и, набрав мха, стала затыкать им дырки. Там, где не смогла дотянуться сама, попросила помочь гусениц.
Желми терял силы с каждой минутой, и теперь обливаясь, горячим потом, бредил. Плечо его распухло и напоминало обрубок полена.
Тополиха нагнулась к Желми и тронула его за здоровое плечо. Желми только протяжно вздохнул. Тополиха оглянулась по сторонам, вдруг удастся заметить доброго отзывчивого путника. Но чуда не произошло. Медленно наваливались грязные вечерние сумерки. Тучами повисли комары, почувствовав предстоящее пиршество.
Тополиха вздохнула и подняла Желми на руки. Перегнувшись назад от тяжести, она потащила Желми на вершину склона. У неё была надежда, что там она скорее найдет какую-нибудь помощь. Тяжело передвигая корнями, Тополиха серьезно размышляла. Откуда все-таки они насобирали кучу пуль, ведь никаких выстрелов не было слышно?
Шиповник на собрании не вымолвил ни слова. Его бледное лицо не выражало никаких эмоций, хотя в душе бушевало разочарование. Кикирилла опять отложила поиски его любимой Ромашки. Щека Шиповника нервно дернулась, по ней прошла судорога. Шиповник прижал щеку рукой и заодно прикрыл улыбку, непроизвольно мелькнувшую у него от одной очень удачной мысли.
- Ну, конечно же! Как я сразу не додумался. Пойду один. Я знаю, кто похититель. Единственное, что надо сделать, это найти то самое кафе. Так-так, надо сосредоточиться... Когда я выходил из кафе солнце светило мне в правое плечо. Электричка огибала склон с юго-восточной стороны, значит, мне надо идти в том направлении, - Шиповник сам себе указал пальцем в сторону севера, хорошо бы, конечно, переспросить у Элис, но она наверняка передаст все Кикирилле... Та станет переживать, опять начнет меня отговаривать. Нет, отдамся воле судьбы. Будь, что будет! Мир не без добрых Шиповников. Кто-нибудь да подскажет, поможет.
Пока Шиповник размышлял, собрание закончилось. Его нисколько не удивило, что было принято решение сначала спасти пленников, потом искать золотой корень. Еще неизвестно, чем дело обернется, может и не выйдет ничего, а он не может больше ждать. Золотой корень расцвел, хорошо, что не на его участке, а то хлопот с ним не оберешься, пришлось бы охранять. Пусть Кикирилла переживает по этому поводу.
Шиповник первым покинул собрание, он постарался сделать это как можно тише и незаметнее. Это ему удалось. Проскользнув в ближайший кустарник, Шиповник заторопился домой. Ноги его предательски дрожали и подкашивались. Его пугала неизвестность. Что ждет его впереди? Может, стоит вернуться, и дождаться помощи Кикириллы... Шиповник решительно отбросил все сомнения. Где шипами, где цветами, но он сам спасет Ромашку! Тут его окликнул старческий голосок.
Шиповник подпрыгнул от неожиданности. Под кустом ивы сидел Мухоморыч. Над ним прикрепленная к веткам висела бронзовая табличка "Мухоморыч".
- Зачем это? - удивился он. - Все и так знают, что ты Мухоморыч.
Мухоморыч вскинул голову и уставившись на табличку изумлено притих:
- Ба...я вспомнил.
- Что?
- Точно. Меня зовут Мухоморыч.
- И давно ты забыл?
- Недавно. Понимаешь, у нас расцвела, вернее, выросла новая поганка. Прекрасная, удивительная, голова - во... - и Мухоморыч демонстративно, словно рыбак широко раскинул руки, - фигура во... - Мухоморыч выставил свой тонкий скрюченный мизинец, показывая достоинства фигуры, - а сама вся синюшно бледная-пребледная. Я такой красоты век не видал. Околдовала она меня так, что я свое имя забыл. Она дала мне попробовать любовного эликсира, настоянного по её поганьим рецептам. По голове погладила...м-м-м - я полдня в себя прийти не мог. Вспомнил молодость, - мечтательно закатил глаза Мухоморыч.
- Поэтому ты на собрании не был?
- Собрание, собрание...А что оно уже прошло?
- Ну, да.
- А мне зачем-то надо было обязательно быть на нем. А вот зачем не помню. А Желми был?
- Нет.
- Тогда мне точно надо было прийти. Если бы знал заранее, точно бы пришел. Я, кажется, что-то хотел сказать Кикирилле. Ты случайно не знаешь, что я ей хотел сказать?
Шиповник пожал плечами. Ему было некогда лясы точить, ему надо готовиться к серьезной схватке. Может быть, ему суждено геройски погибнуть от рук врага! Он попрощался с Мухоморычем, и направился к дому - надо было взять все необходимое и отправляться в путь.
Мухоморыч махнул рукой и крикнул вслед Шиповнику.
- Я все-таки схожу к Кикирилле, вдруг она знает. У меня такое ощущение, что я забыл что-то очень важное.
- Сходи, - пробубнил Шиповник, и тут же забыл о Мухоморыче.
Шиповник шел по заранее намеченному маршруту, через Лысую гору, на север. Словно резвая лань, перепрыгивая с камня на камень, Шиповник легко преодолел подъем, и как-то неожиданно выскочил на вершину, к Рябине. Та, раскинув ветви, декламировала корове стихи. Иногда она останавливалась, тяжело вздыхала и водрузив на нос огромные очки, заглядывала в свой блокнот. Корова, расположившись на редкой травке, очень внимательно слушала. Рот её был слегка приоткрыт, и от этого она напоминала несмышленую телочку. Она словно парила в облаках, наслаждаясь напевностью Рябинового стиха.
Шиповник поравнялся с подругами и поприветствовал их.
Корова рассеяно взглянула на него, и, опустившись на землю, спросила:
- Хочешь послушать?
- Извините, как-нибудь в следующий раз.
- Вот всегда так, - ходят вокруг да около, торопятся. Я вам предлагаю, а вы отказываетесь... Некоторые из Индии прилетают меня послушать, - пристально поглядела Рябина на Шиповника.
- Не отвлекайся, пожалуйста - кивнула Корова рогатой головой, и почесала правый рог, - у каждого своя жизнь. Иди, уважаемый, иди своей дорогой.
Рябина, послюнявив палец, открыла им истертый по краям блокнот. Закрыв глаза, взволновано произнесла:
Ввысь, где рябина
Краше Давида-царя!
В вереск-седины,
В вереск-сухие моря.
Корова мечтательно покачала головой, вникая в смысл услышанного.
- Неужели это она про тебя?
Ответа Шиповник не слышал, потому что Рябина кивнула головой, а Шиповник в этот момент уже неторопливой рысью сбегал со склона. Вечерело.
Шиповник напился в ближайшем ручье, перекинулся с ним парой слов и раскинул свою куртку под кустом ивы. Он утомился за целый день, через минуту его веки налились свинцом, и Шиповник заснул праведным сном. Казалось, он проспал целую вечность, но когда вдруг открыл глаза, то очень удивился, что могло его так резко разбудить? Вокруг стояла необычная тишина. Шиповник широко, со свистом зевнул и перевернулся на бок. Он прикрыл глаза, готовясь снова погрузиться в сон, но что-то тревожное, неуловимо-неудобное окружило его тело, и словно толкало его в бок, упрекая в лености. Шиповник вскочил, и стал озираться по сторонам.
Напряженно вслушиваясь в тишину, он внезапно уловил тихий шорох, словно кто-то крался. Шиповник весь превратился в слух. Шорох стих. У Шиповника даже в ушах зазвенело от напряжения. Решив, что ему показалось, Шиповник глубоко вздохнул, и вновь стал устраиваться под кустом. Тут шорох повторился, но только отчетливее и громче.
На другой стороне куста, словно крокодил, по земле полз человек. Его жадный взгляд был устремлен в сторону Лысой горы. Шиповник, распластавшись рядом, буквально в метре от охотника, затаил дыхание. Разглядев, что человек держит винтовку, Шиповник насторожился.
Человек остановился, приподнял голову, пытливо взглянул вдаль, затем пополз дальше. Полз человек тяжело и неуклюже, но практически не издавал ни звука. Вот такое редкое сочетание тяжести тела с легкостью движения. Шиповник, оставшись незамеченным, последовал за охотником. Совсем скоро Шиповник разглядел объект преследования. Он даже прикусил губу, чтобы не вскрикнуть охотник преследовал Желми...! Желми же, потеряв всякую бдительность, тащил дерево. Видимо устав от многочасовой ходьбы, он перекидывал его с плеча на плечо, пытаясь пристроить удобней. Вдруг охотник вскочил и легкой перебежкой резко сократил расстояние до Желми. Шиповник тихо залег в траве. Сделал он это вовремя, так как охотник в этот момент обернулся. То ли он сделал это по привычке, то ли Шиповник выдал свое присутствие.
У Шиповника сердце чуть не выскочило из груди. Он узнал этого человека! Он ехал с этим долговязым в город в одной электричке! Шиповник облегченно вздохнул и собрался было подняться и подойти к охотнику. Вот кто точно объяснит, как добраться до злополучного кафе... Но сделать этого Шиповник не успел.
Охотник, оглядевшись по сторонам, вытащил из нагрудного кармана барабан глушителя, и тихо поскрипывая, прикрутил его к стволу винтовки. Чувствуя себя героем боевика, Брим-Бом злобно улыбнулся, и приблизился к Медведю на расстояние беспроигрышного выстрела. Распластавшись на земле, он принял удобную огневую позицию, и прицелился в широкую спину Медведя. Раздался сиплый шлепок, и пуля тихо впилась в ствол Тополя.
Брим-Бом выругался, глаза его яростно засверкали. Как заправский снайпер, перекатившись на другую позицию, он перезарядил ружье и снова прицелился. Сделать удачный выстрел не удавалось, Желми ежесекундно перекидывал дерево. Оно вертелось, словно цирковой снаряд. Брим-Бом истратил десяток патронов, но ни одна пуля не достигала цели, то есть ни одна не могла попасть в Медведя. Через минуту Брим-Бом стрелял, встав в полный рост, кусая губы, он шел за Медведем, от плеча опустошая магазин винтовки.
Когда охотник встал в рост и пошел в открытую атаку с тыла, Шиповник понял, что события приобретают чрезвычайный оборот.
Двумя прыжками он достиг охотника и ударил его по голове сучковатой дубиной. Долговязый притормозил, медленно повернулся, удивленно уставившись на нападающего. Он было раскрыл рот, но Шиповник снова поднял дубину. Однако делать ничего не пришлось, потому что, когда охотник раскрыл рот, из него словно вышел воздух. Он медленно опустился на землю и безвольно растянулся на ней
Шиповник присел рядом, завязал ему руки, вскинул винтовку на свое плечо и приготовился ждать, когда долговязый очухается. "Теперь-то он точно покажет мне дорогу", - размышлял Шиповник, вытирая руки носовым платком.
Шиповник, взглянув в сторону удаляющегося Медведя. Тот, не подозревая о событиях, разыгравшихся за его спиной, натружено тащил свою ношу. Вскоре он растворился в темноте. Вновь наступила тишина. Только долговязый словно в страшном сне тихонько постанывал. Шиповник намочил лист лопуха и положил его на голову долговязого. Видимо это помогло, потому что уже через минуту, Брим-Бом открыл глаза и вгляделся в лицо нападавшего.
Шиповник, подхватив его под мышки, прислонил спиной к березе.
- Ты меня узнаешь? - спросил Шиповник у долговязого.
Тот пригляделся, и отрицательно помахал головой.
- Зря! - сказал Шиповник и поднялся на ноги. - Советую узнать.
У Брим-Бома похолодело в груди. Совет ему явно не понравился. Почему-то очень захотелось домой, в свой зверинец, к своим зверушкам. Там он был хозяином, а здесь... Брим-Бом не знал как себя вести, может напугать, или разозлить, может купить, предложить деньги, может прикинуться дурачком, поцеловать ботинок...? Что делать?
- Значит, не хочешь узнавать? - спросил Шиповник. - Тогда придется сдать тебя Желми. Я расскажу ему в подробностях, сколько ты в него выпустил пуль.
Угроза подействовала, Брим-Бом моментально сник, он попал в ловушку. Он предполагал, что Желми от него убегает, а оказалось он заманивает в ловушку. Что за жизнь, даже звери стали умными. Облизнув потрескавшиеся губы, долговязый сипло выдавил.
- Что ты хочешь?
- Значит, все-таки узнал!
- Узнал, - буркнул долговязый. В его мозгу неожиданно всплыла картина в электричке. Бритый затылок нестерпимо зачесался. Кто бы мог предположить, что они знакомы.
- Покажи мне кафе, в том городке, где мы вышли.
- Дальше? - сверкнул глазами Брим-Бом.
- А дальше катись на все четыре стороны.
Брим-Бом опешил. Что-то тут не так.... "Не может быть, что бы вот так просто я от них отделался?" - размышлял Брим-Бом. На всякий случай он пожал плечами, как бы говоря: в чем вопрос, и стоило ради этого хорошего человека стукать по голове.
- Давай поторапливайся, - толкнул Брим-Бома, в плечо Шиповник, - и без фокусов.
- Вот зачем, скажи на милость, тебе эти бумажки? Что ты с ними будешь делать? Номера купюр наверняка все записаны, ориентировки разосланы. Да скоро инфляция сожрет твое богатство, и оно превратится в пшик... - и Брим-Бом вскинул руками демонстрируя, как это должно произойти. - Самое большое богатство это живность.
В душе Борис был с ним согласен. Но одно дело думать, совсем другое слышать. Он просто не имел права рисковать, и позволить себе тратить эти бумажки. Хотя не это волновало так сильно Бориса, его будоражила мысль, что богатство, которым он обладал, было призрачно неуловимым, словно туман на утренней заре.
Засунув рюкзак под скамью, Борис бросил:
- Совсем осатанел от своих зверей. Лучше иди покорми их. Пятый день ни жравши. Ромашку тоже полей, вся высохла.
Брим-Бом взглянул на подоконник, он совсем забыл о ней. Ее белые лепестки повяли, листья завернулись в трубочку, голова поникла в страдальческом поклоне.
- Чем я их кормить буду? Посетителей нет уже неделю. Тоже мне, заехали в город! Здесь зверей больше, чем людей. Надо выбираться отсюда, да и Медведь в любой момент может вернуться. Тогда нам не сдобровать. Может травки покосить?
Тут его взгляд упал на Ромашку.
- Я что зря её волок в такую даль. Еду для зайцев, - вспомнил Брим-Бом. Он потянулся за Ромашкой, но в этот момент за стеклом мелькнула до боли знакомая фигура. Брим-Бом зажмурил глаза, пытаясь прогнать наваждение. Он потряс головой и распахнул опухшие веки без ресниц. Ошибки не было...
Щелчком смахнув разомлевшую на подоконнике жирную муху, он прижался носом к стеклу. Опершись на него ладонями, словно надеясь пройти сквозь него, директор рассмотрел громадные очертания Медведя. Его переполняло очень странное, неиспытанное доселе чувство - радость, перемешанная с восторгом. Ну, конечно же, он узнал своего "желтенького медвежонка". Вот он, перекинув через плечо цветущее дерево, словно коромысло, покачиваясь от тяжести, собственной персоной косолапо бредет в сторону вечнозеленой тайги.
- Долго жить будешь. Сам, миленький, пожаловал, с дубинкой. Неужели решил меня завалить... - запустив пятерню за шиворот, директор поскреб кожу на спине и сипло застонал: - ах, ты моя лапушка....
Больше всего Брим-Бом боялся, что видение исчезнет, и ему останутся только воспоминания о гордости зверинца. Но Медведь продолжал упорно двигаться по окраине города. Вдруг он исчез за кустами. Брим-Бом взревел, и схватился за зуб, видимо разболевшийся от переживаний. Он плюхнулся на скамейку и в сердцах ударился затылком об стену. Потом ещё и еще. Решение пришло мгновенно. Брим-Бом схватил винтовку и удивительно быстро, словно пантера, выскочил из дома. Из директора он превратился в очень умелого и оттого очень опасного охотника.
Выскочив вслед за братом, Борис проследил за ним. Взгляд уткнулся на знакомую фигуру Желми, на секунду появившуюся средь редкой листвы кустарника. Поняв причину странного поведения братца, Борис с досадой ударил кулаком по косяку. Косяк немного вышибло, и вагончик подозрительно пискнул.
Желми под тяжестью Тополя не мог быстро передвигаться. Он остановился и опустил дерево.
Тополиха устало села на траву и тяжело задышала.
- Как я устала, - протяжно вздохнула она.
- Я тоже, - согласился с ней Желми. Он растянулся на траве и прикрыл глаза. Словно почувствовав свободу, тупая боль мгновенно расползлась по всей спину и притормозила на пояснице. Медведь охнул и автоматически схватился за поясницу, пытаясь унять ломоту.
- Отдохни, отдохни, - ласково произнесла Тополиха и погладила поясницу Желми. Тот тихо заурчал. - Третий день меня тащишь. Вроде как устать пора.
Желми прикрыл глаза и вновь застонал. Тополиху оказалось нести достаточно сложно. Ее внушительные габариты, сучковатая кора мешали двигаться легко и быстро. К тому же очень хотелось есть. Да и от удара в голове стоял нескончаемый шум, разгуливающий глухим эхом по всему телу.
Наверное, Желми давно бы бросил эту затею с Тополихой, но за неделю жизни в клетке он немного переосмыслил ценности жизни, и теперь отчетливо понимал, что такое свобода. Он посчитал, что до горы осталось примерно полдня пути. Справа желтый дом Нового города, скоро значит подъем, а там глядишь и рукой подать до Лысой горы.
Гусеницы намочили в росе оборки на юбках, делали примочки на шишку Желми. Желми застонал и невольно коснулся затылка рукой. Шишка немного уменьшилась в размерах и теперь отзывалась лишь тянущей болью.
- Ну, словно елка, - пожаловался медведь, хвастаясь своим незавидным приобретением.
Тополиха весело фыркнула и стала сильней массировать поясницу медведя. Тот моментально забыл о боли в затылке, так как она в спине оказалась намного сильнее. В глазах поплыли синие круги, и Желми погрузился в события трехдневной давности.
Он смутно вспоминал тот злополучный удар, от которого все в голове перемешалось, и он потерял сознание. Очнулся он от холода. Коробка из-под бананов, которой он был накрыт, совсем не грела. Но без неё было бы, наверное, ещё хуже. Желми почувствовал, как за спиной, кряхтя, зашевелилось чье-то тело. Мужичок в истертой фуфайке, пытался зажечь спичку и подпалить ею обслюнявленный окурок. Это ему не удавалось. Желми взял спичку и чиркнул головкой об коробок. Огонек заплясал, Желми стало вроде как теплее, но явно не от огня, а от чувства свободы, которую он вновь приобрел. Защищая огонек от ветра, Желми помог мужичку закурить. Тот пару раз затянулся и зашелся в хриплом кашле. Его глаза налились кровью, он устало махнул рукой и, словно улитка, заполз под коробку из-под бананов.
Желми поднялся на колени, в затылке артиллерийским залпом громыхнула ужасная боль. Медведь пощупал затылок, на нем кровавым бугром выросла огромная шишка, причиняя хозяину затылка жуткие страдания. Желми, собрав все свои силы, полностью сосредоточился на принятии решения. Когда он понял, что готов к действиям он встал, отряхнул свой костюм и, шатаясь, направился к вокзалу.
Проходя мимо кафе, Желми непроизвольно взглянул на свое отражение и содрогнулся. На него смотрела изможденная, усталая физиономия. Желми внезапно осознал, что по его лицу течет слеза. Он тут же смахнул её рукавом. Еще не хватало, что бы кто-то заметил его слабость. Сделал он это весьма вовремя, так как именно в этот момент дверь распахнулась, и в проеме показалась радушное лицо официанта.
Склонившись в приветственном поклоне, официант пригласил Желми внутрь. Желми удивился непривычному радушию. Он оглянулся назад, на всякий случай. Вдруг это не в его честь, а он и растаял. Лучше не испытывать судьбу. И Желми бочком стал отодвигаться от официанта. Тот схватил его за рукав.
- Куда же вы? Для вас накрыт стол.
Желми теперь с опаской относился ко всякому роду гостеприимства, он оторвал руку от цепких пальцев официанта и решил бежать отсюда на всех парусах. Но официант исчез и на пороге показался директор кафе. Он широко улыбнулся и приветливо распахнул объятия.
- Я рад, что все так неплохо закончилось. Прошу вас к столу. Вы для меня самый дорогой гость!!!
В желудки у Желми предательски заурчало. Из кафе, дразня и заманивая, выплыл ароматный запах свежего хлеба. Делать нечего...Вытерев ноги о коврик на земле, Желми осторожно вошел в помещение. Над дверью приветливо звякнули колокольчики, медведь оторопел...Этот звук был похож на тот, который издает железный засов на клетке, только чуть погрубее...Ужас переполнил Желми, он с воплем выскочил из кафе и бросился утекать подальше от этого злополучного места. Его пятки едва касались земли. Желми ежесекундно оглядываясь назад, несся в сторону вокзала. Он видел, что директор провожает его добрым ласковым взглядом. Желми вскоре понял, что его не собираются преследовать. Медведь сбавил скорость.
На перроне одиноко стоял потертый паровозик. Тяжело дыша угольными парами, паровозик собрался тащить пару обшарпанных пустых вагонов. На скамейке сидела сухенькая старушка в голубом платочке и, монотонно постукивая спицами, вязала что-то цветастое объемное и непонятное. Увидев Желми, она живо улыбнулась, и словно знала его всю жизнь, словоохотливо заговорила:
- Куда сынка засобирался?
- Домой, бабуля, домой, вы не знаете доеду я до леса на этом поезде?
- Доедешь, сынок доедешь.
- А в какую мне сторону? - завертел головой Желми.
- У нас тут все равно тупик. Дальше поезда не ходют. Там болота, да вечная мерзлота. А садись - все вывезет тебя из этой дыры.
Паровоз пискнул снова, предупреждая запоздалых пассажиров. Желми заторопился. Он заметил, как оживилась Тополиха, увидев его на перроне. Подойдя к ней он ласково погладил её по стволу. Затем крепко хватил её чуть пониже ветвей, и по богатырки вытащил из земли. Тополиха восторженно завизжала и затрясла своими оголившимися корнями. Земля посыпалась и заполнила собой образовавшееся лунку, да так удачно, что через минуту никто и не заметил бы, что здесь когда-то стояло дерево.
Старушка, откинув вязание, не веря своим глазам, подбежала ближе к месту событий. Положив руку, изжеванную старостью, на ствол Тополихи, она спросила Медведя:
- Это, мил человек, чего удумал?
Желми взвалил дерево на плечи и понес его к вагону. Услышав вопрос старушки, он повернулся было к ней и Тополиха, гордо восседавшая на плечах, чуть не сбила старушку с ног. Помогла только природная старушечья расторопность. Вовремя присев, она снова стала пытать Медведя вопросами.
- Эт ты чего удумал? Никак дерево на дрова понес. Так подождал бы немного, скоро бы все равно спилили. Вот ведь нетерпеливый народ.
Желми остановился, дождался, когда старушка забежит вперед, и заплетающимся от усталости языком пояснил.
- В тайгу несу, домой, Лысой горе.
Старушка обомлела... Такое было впервые в её жизни. Она сразу перестала сердиться и уже мягким голосом переспросила:
- Ты это серьезно?
- Угу, - махнул головой Желми, отчего остатки земли с корней Тополихи не удержались и посыпались на голову старушки. Та и не заметила. Она семенила рядом с Медведем и протягивала ему завернутые в тряпочку деньги
- Сынок, возьми, на доброе дело. А мне старухе зачем? У нас и магазинов-то нет.
Сунув ему в карман купюру, старушка стала помогать заталкивать Тополиху в вагон. Но это было очень сложно, да и практически невозможно. Ни крона, ни корни не позволяли дереву пройти сквозь дверной проем.
Старушка, откуда только сила взялась, словно прораб на стройке руководила действиями медведя.
- Давай сынка, давай, левее...правее, ниже... ну ещё чуть-чуть... тише...тише ветки сломаешь. Ат ведь незадача, не лезет.
Медведь весь вспотел от натуги. Паровозик последний раз пискнул, хлопнул дверями и заливисто вереща на прощание покатился по извилистым рельсам в светлую даль, подальше от тупика, поближе к Лысой горе.
Старушка вытерла уголки рта голубым платком, похлопала медведя по спине и горестно заметила.
- Ты уж не бросай её здесь, погибнет же, спилят. Была бы я молодая за вами пошла.
Медведь взвалил Тополиху на спину и тяжело ступая направился по рельсам, по которым только что сбежал поезд.
Глава 19
Мишень для пуль
У подножья Лысой горы Желми рухнул на мох, он совсем выбился из сил - не чувствовал ни рук ни ног. Тополиха, утомленная не меньше, плюхнулась рядом, тихонько постанывая, её тело болело. Медведь перебрасывал её с плеча на плечо, со спины на грудь. Он нес её то на руках, словно любимую и единственную, то словно бревно неаккуратно перекидывал через голову и тащил на спине.
В общем Тополиха чувствовала себя акробатом, в руках неутомимого жонглера. Тополиха только тихо вздыхала. Немного отлежавшись на земле, она глянула на медведя. Тот, уткнувшись мордой в сизый мох, лежал рядом и постанывал. Тополиха заметила бурое пятно на правом плече, которое разрасталось, словно чернила на промокашке. Тополиха потерла пятно пальцами, принюхалась и поняла это кровь. "Бедняга, - подумала она, предполагая кровоточащую мозоль. Как опытная медсестра, она осторожно стала стягивать пиджак. Желми застонал, потом жалобно заскулил, словно обиженная дворняжка, и открыл глаза.
Увидев оголенное плечо, Тополиха ужаснулась:
- Это не мозоль, это пуля!
Желми испуганно уставился на Тополиху, он не понимал, о чем она говорит. "Какая пуля, да она бредит", - и Желми схватился рукой за правое плечо. Оно отозвалось нестерпимой болью. Тополиха понятия не имела, кто мог стрелять в медведя.
Вдруг Желми, присмотревшись к Тополихе, показал дрожащим пальцем на её ствол. Тополиха опешила. Ее кора, словно решето, была усеяна мелкими глубокими отверстиями. Внимательно приглядевшись, Тополиха поняла, что за "пчелиные" укусы беспокоили её всю дорогу... Оказывается, сама того не замечая, она для кого-то все время служила мишенью. Этот кто-то старательно всаживал в неё порции свинцовых зарядов.... Из ранок неторопливо сочился горьковатый сок. В метре от кроны, оголив древесное нутро, светились две свежие царапины, видимо пуля прошла по касательной выхватив кору щепами. Тополиха нагнулась к земле и, набрав мха, стала затыкать им дырки. Там, где не смогла дотянуться сама, попросила помочь гусениц.
Желми терял силы с каждой минутой, и теперь обливаясь, горячим потом, бредил. Плечо его распухло и напоминало обрубок полена.
Тополиха нагнулась к Желми и тронула его за здоровое плечо. Желми только протяжно вздохнул. Тополиха оглянулась по сторонам, вдруг удастся заметить доброго отзывчивого путника. Но чуда не произошло. Медленно наваливались грязные вечерние сумерки. Тучами повисли комары, почувствовав предстоящее пиршество.
Тополиха вздохнула и подняла Желми на руки. Перегнувшись назад от тяжести, она потащила Желми на вершину склона. У неё была надежда, что там она скорее найдет какую-нибудь помощь. Тяжело передвигая корнями, Тополиха серьезно размышляла. Откуда все-таки они насобирали кучу пуль, ведь никаких выстрелов не было слышно?
Шиповник на собрании не вымолвил ни слова. Его бледное лицо не выражало никаких эмоций, хотя в душе бушевало разочарование. Кикирилла опять отложила поиски его любимой Ромашки. Щека Шиповника нервно дернулась, по ней прошла судорога. Шиповник прижал щеку рукой и заодно прикрыл улыбку, непроизвольно мелькнувшую у него от одной очень удачной мысли.
- Ну, конечно же! Как я сразу не додумался. Пойду один. Я знаю, кто похититель. Единственное, что надо сделать, это найти то самое кафе. Так-так, надо сосредоточиться... Когда я выходил из кафе солнце светило мне в правое плечо. Электричка огибала склон с юго-восточной стороны, значит, мне надо идти в том направлении, - Шиповник сам себе указал пальцем в сторону севера, хорошо бы, конечно, переспросить у Элис, но она наверняка передаст все Кикирилле... Та станет переживать, опять начнет меня отговаривать. Нет, отдамся воле судьбы. Будь, что будет! Мир не без добрых Шиповников. Кто-нибудь да подскажет, поможет.
Пока Шиповник размышлял, собрание закончилось. Его нисколько не удивило, что было принято решение сначала спасти пленников, потом искать золотой корень. Еще неизвестно, чем дело обернется, может и не выйдет ничего, а он не может больше ждать. Золотой корень расцвел, хорошо, что не на его участке, а то хлопот с ним не оберешься, пришлось бы охранять. Пусть Кикирилла переживает по этому поводу.
Шиповник первым покинул собрание, он постарался сделать это как можно тише и незаметнее. Это ему удалось. Проскользнув в ближайший кустарник, Шиповник заторопился домой. Ноги его предательски дрожали и подкашивались. Его пугала неизвестность. Что ждет его впереди? Может, стоит вернуться, и дождаться помощи Кикириллы... Шиповник решительно отбросил все сомнения. Где шипами, где цветами, но он сам спасет Ромашку! Тут его окликнул старческий голосок.
Шиповник подпрыгнул от неожиданности. Под кустом ивы сидел Мухоморыч. Над ним прикрепленная к веткам висела бронзовая табличка "Мухоморыч".
- Зачем это? - удивился он. - Все и так знают, что ты Мухоморыч.
Мухоморыч вскинул голову и уставившись на табличку изумлено притих:
- Ба...я вспомнил.
- Что?
- Точно. Меня зовут Мухоморыч.
- И давно ты забыл?
- Недавно. Понимаешь, у нас расцвела, вернее, выросла новая поганка. Прекрасная, удивительная, голова - во... - и Мухоморыч демонстративно, словно рыбак широко раскинул руки, - фигура во... - Мухоморыч выставил свой тонкий скрюченный мизинец, показывая достоинства фигуры, - а сама вся синюшно бледная-пребледная. Я такой красоты век не видал. Околдовала она меня так, что я свое имя забыл. Она дала мне попробовать любовного эликсира, настоянного по её поганьим рецептам. По голове погладила...м-м-м - я полдня в себя прийти не мог. Вспомнил молодость, - мечтательно закатил глаза Мухоморыч.
- Поэтому ты на собрании не был?
- Собрание, собрание...А что оно уже прошло?
- Ну, да.
- А мне зачем-то надо было обязательно быть на нем. А вот зачем не помню. А Желми был?
- Нет.
- Тогда мне точно надо было прийти. Если бы знал заранее, точно бы пришел. Я, кажется, что-то хотел сказать Кикирилле. Ты случайно не знаешь, что я ей хотел сказать?
Шиповник пожал плечами. Ему было некогда лясы точить, ему надо готовиться к серьезной схватке. Может быть, ему суждено геройски погибнуть от рук врага! Он попрощался с Мухоморычем, и направился к дому - надо было взять все необходимое и отправляться в путь.
Мухоморыч махнул рукой и крикнул вслед Шиповнику.
- Я все-таки схожу к Кикирилле, вдруг она знает. У меня такое ощущение, что я забыл что-то очень важное.
- Сходи, - пробубнил Шиповник, и тут же забыл о Мухоморыче.
Шиповник шел по заранее намеченному маршруту, через Лысую гору, на север. Словно резвая лань, перепрыгивая с камня на камень, Шиповник легко преодолел подъем, и как-то неожиданно выскочил на вершину, к Рябине. Та, раскинув ветви, декламировала корове стихи. Иногда она останавливалась, тяжело вздыхала и водрузив на нос огромные очки, заглядывала в свой блокнот. Корова, расположившись на редкой травке, очень внимательно слушала. Рот её был слегка приоткрыт, и от этого она напоминала несмышленую телочку. Она словно парила в облаках, наслаждаясь напевностью Рябинового стиха.
Шиповник поравнялся с подругами и поприветствовал их.
Корова рассеяно взглянула на него, и, опустившись на землю, спросила:
- Хочешь послушать?
- Извините, как-нибудь в следующий раз.
- Вот всегда так, - ходят вокруг да около, торопятся. Я вам предлагаю, а вы отказываетесь... Некоторые из Индии прилетают меня послушать, - пристально поглядела Рябина на Шиповника.
- Не отвлекайся, пожалуйста - кивнула Корова рогатой головой, и почесала правый рог, - у каждого своя жизнь. Иди, уважаемый, иди своей дорогой.
Рябина, послюнявив палец, открыла им истертый по краям блокнот. Закрыв глаза, взволновано произнесла:
Ввысь, где рябина
Краше Давида-царя!
В вереск-седины,
В вереск-сухие моря.
Корова мечтательно покачала головой, вникая в смысл услышанного.
- Неужели это она про тебя?
Ответа Шиповник не слышал, потому что Рябина кивнула головой, а Шиповник в этот момент уже неторопливой рысью сбегал со склона. Вечерело.
Шиповник напился в ближайшем ручье, перекинулся с ним парой слов и раскинул свою куртку под кустом ивы. Он утомился за целый день, через минуту его веки налились свинцом, и Шиповник заснул праведным сном. Казалось, он проспал целую вечность, но когда вдруг открыл глаза, то очень удивился, что могло его так резко разбудить? Вокруг стояла необычная тишина. Шиповник широко, со свистом зевнул и перевернулся на бок. Он прикрыл глаза, готовясь снова погрузиться в сон, но что-то тревожное, неуловимо-неудобное окружило его тело, и словно толкало его в бок, упрекая в лености. Шиповник вскочил, и стал озираться по сторонам.
Напряженно вслушиваясь в тишину, он внезапно уловил тихий шорох, словно кто-то крался. Шиповник весь превратился в слух. Шорох стих. У Шиповника даже в ушах зазвенело от напряжения. Решив, что ему показалось, Шиповник глубоко вздохнул, и вновь стал устраиваться под кустом. Тут шорох повторился, но только отчетливее и громче.
На другой стороне куста, словно крокодил, по земле полз человек. Его жадный взгляд был устремлен в сторону Лысой горы. Шиповник, распластавшись рядом, буквально в метре от охотника, затаил дыхание. Разглядев, что человек держит винтовку, Шиповник насторожился.
Человек остановился, приподнял голову, пытливо взглянул вдаль, затем пополз дальше. Полз человек тяжело и неуклюже, но практически не издавал ни звука. Вот такое редкое сочетание тяжести тела с легкостью движения. Шиповник, оставшись незамеченным, последовал за охотником. Совсем скоро Шиповник разглядел объект преследования. Он даже прикусил губу, чтобы не вскрикнуть охотник преследовал Желми...! Желми же, потеряв всякую бдительность, тащил дерево. Видимо устав от многочасовой ходьбы, он перекидывал его с плеча на плечо, пытаясь пристроить удобней. Вдруг охотник вскочил и легкой перебежкой резко сократил расстояние до Желми. Шиповник тихо залег в траве. Сделал он это вовремя, так как охотник в этот момент обернулся. То ли он сделал это по привычке, то ли Шиповник выдал свое присутствие.
У Шиповника сердце чуть не выскочило из груди. Он узнал этого человека! Он ехал с этим долговязым в город в одной электричке! Шиповник облегченно вздохнул и собрался было подняться и подойти к охотнику. Вот кто точно объяснит, как добраться до злополучного кафе... Но сделать этого Шиповник не успел.
Охотник, оглядевшись по сторонам, вытащил из нагрудного кармана барабан глушителя, и тихо поскрипывая, прикрутил его к стволу винтовки. Чувствуя себя героем боевика, Брим-Бом злобно улыбнулся, и приблизился к Медведю на расстояние беспроигрышного выстрела. Распластавшись на земле, он принял удобную огневую позицию, и прицелился в широкую спину Медведя. Раздался сиплый шлепок, и пуля тихо впилась в ствол Тополя.
Брим-Бом выругался, глаза его яростно засверкали. Как заправский снайпер, перекатившись на другую позицию, он перезарядил ружье и снова прицелился. Сделать удачный выстрел не удавалось, Желми ежесекундно перекидывал дерево. Оно вертелось, словно цирковой снаряд. Брим-Бом истратил десяток патронов, но ни одна пуля не достигала цели, то есть ни одна не могла попасть в Медведя. Через минуту Брим-Бом стрелял, встав в полный рост, кусая губы, он шел за Медведем, от плеча опустошая магазин винтовки.
Когда охотник встал в рост и пошел в открытую атаку с тыла, Шиповник понял, что события приобретают чрезвычайный оборот.
Двумя прыжками он достиг охотника и ударил его по голове сучковатой дубиной. Долговязый притормозил, медленно повернулся, удивленно уставившись на нападающего. Он было раскрыл рот, но Шиповник снова поднял дубину. Однако делать ничего не пришлось, потому что, когда охотник раскрыл рот, из него словно вышел воздух. Он медленно опустился на землю и безвольно растянулся на ней
Шиповник присел рядом, завязал ему руки, вскинул винтовку на свое плечо и приготовился ждать, когда долговязый очухается. "Теперь-то он точно покажет мне дорогу", - размышлял Шиповник, вытирая руки носовым платком.
Шиповник, взглянув в сторону удаляющегося Медведя. Тот, не подозревая о событиях, разыгравшихся за его спиной, натружено тащил свою ношу. Вскоре он растворился в темноте. Вновь наступила тишина. Только долговязый словно в страшном сне тихонько постанывал. Шиповник намочил лист лопуха и положил его на голову долговязого. Видимо это помогло, потому что уже через минуту, Брим-Бом открыл глаза и вгляделся в лицо нападавшего.
Шиповник, подхватив его под мышки, прислонил спиной к березе.
- Ты меня узнаешь? - спросил Шиповник у долговязого.
Тот пригляделся, и отрицательно помахал головой.
- Зря! - сказал Шиповник и поднялся на ноги. - Советую узнать.
У Брим-Бома похолодело в груди. Совет ему явно не понравился. Почему-то очень захотелось домой, в свой зверинец, к своим зверушкам. Там он был хозяином, а здесь... Брим-Бом не знал как себя вести, может напугать, или разозлить, может купить, предложить деньги, может прикинуться дурачком, поцеловать ботинок...? Что делать?
- Значит, не хочешь узнавать? - спросил Шиповник. - Тогда придется сдать тебя Желми. Я расскажу ему в подробностях, сколько ты в него выпустил пуль.
Угроза подействовала, Брим-Бом моментально сник, он попал в ловушку. Он предполагал, что Желми от него убегает, а оказалось он заманивает в ловушку. Что за жизнь, даже звери стали умными. Облизнув потрескавшиеся губы, долговязый сипло выдавил.
- Что ты хочешь?
- Значит, все-таки узнал!
- Узнал, - буркнул долговязый. В его мозгу неожиданно всплыла картина в электричке. Бритый затылок нестерпимо зачесался. Кто бы мог предположить, что они знакомы.
- Покажи мне кафе, в том городке, где мы вышли.
- Дальше? - сверкнул глазами Брим-Бом.
- А дальше катись на все четыре стороны.
Брим-Бом опешил. Что-то тут не так.... "Не может быть, что бы вот так просто я от них отделался?" - размышлял Брим-Бом. На всякий случай он пожал плечами, как бы говоря: в чем вопрос, и стоило ради этого хорошего человека стукать по голове.
- Давай поторапливайся, - толкнул Брим-Бома, в плечо Шиповник, - и без фокусов.