Катька обожает Бетховена, Серж – Скарлатти. Я первый раз буду слушать музыку без Сержа. Это в голове не укладывается. «Когда я слушаю, как играют сонеты Доменико, я попадаю на улочки Неаполя, в 1700 год, где стучат колесами экипажи, наполняются залы Королевской капеллы…» Серж мог бесконечно говорить о своих впечатлениях от классической музыки, а потом просиживать у плазменной панели, разглядывая порнофильмы гинекологической направленности.
   – Так иди в консерваторию и там его хоти, некрофилка!
   – Ну вот, я тебя на высокодуховное мероприятие приглашаю, а ты обзываешься. Мне без тебя будет плохо. Приходи давай! Хватит мандиться!
   – Приду! Куда же я без тебя и без Бетховена?
   Катьку я знаю сто лет и люблю ее. Ее любимый философ – Эпикур, его наказы Катька соблюдает беспрекословно.
   «Всегда работай, всегда люби. Не жди от людей благодарности и не огорчайся, если тебя не благодарят. Наставление вместо ненависти, улыбка вместо презрения. Из крапивы извлекай нити, их полыни – лекарство. Проявляй всегда больше ума, чем самолюбия. Нагибайся только за тем, чтобы поднять павших. Спрашивай себя каждый вечер: что ты сделал сегодня хорошего? Имей всегда в своей библиотеке новую книгу, в погребе – полную бутылку, а в саду – свежий цветок…»
   Правда, одно маленькое «но». Эпикур еще писал: «Живи незаметно!»

SEX\ON

Глава 6
ЗАГАДКИ БРАЧНЫХ ПОКОЕВ

   Придворный сутенер Франц Лефорт учил царя Петра I, что «не принято в Европе любимых женщин в одну кучу сваливать». Но в городе Коппенбурге Петр по русской традиции данных оргий закрутил роман сразу с двумя принцессами, а после лаконичного ужина в их обществе прямо в саду дворца потребовал продолжения банкета. Принцессы отвергли сексуальное желание царя устроить «танго втроем», а в своих мемуарах писали, что русский царь – это «обилие ума, но излишество грубости и неумение есть опрятно». Но Петр был пылок и горяч и, вероятно, уверен в том, что, как сказали бы в наши дни, групповой секс ничем не отличается от парного, если вы настоящий мужчина.

   Бездарно тратя время, я ползала по салону «Дикая Орхидея» в поисках новых трусиков. Покупка нижнего белья обычно доставляет мне райское наслаждение, но не сегодня. Зеркало в примерочной расположено слишком близко, так что видны все места, требующие срочного хирургического вмешательства. Ой! Булки нависают над трусами, вокруг пупка торчат какие-то волоски, а на ляжке страшный синяк. Под грудой торопливо набросанных шмоток на стуле надрывается телефон.
   – Милая, у меня есть чудесная новость! – как-то безрадостно говорит в трубке Танюша.
   – А?
   – Милому тут за долги отдали несколько эксклюзивных релакс-установок. Выглядят как солярий, только совсем без дырочек, через которые может проходить воздух.
   – Замечательные релакс-склепы!
   – Нет, послушай, это шикарная вещь. Туда ложишься, включается специальная музыка, специальные лампочки начинают мигать, ароматы всякие разные появляются, а снизу то вода, то пена, то массажные щеточки. Эта штука, читаю инструкцию, «для отключения постоянно раздирающего голову потока мыслей и для полного расслабления тела».
   – А мне-то зачем гроб нового поколения?
   – Не тебе, а в твои салоны, их тут три штуки. И стоят они, кстати, сто тысяч евро каждая. Это лучше любого СПА.
   – Танюшка, у меня и так столько этого нового оборудования, завались. По-моему, ни у кого в Москве столько машин в салонах не стоит. Не буду я сейчас новые покупать.
   – Хорошая новость заключается в том, что милому они все равно не нужны, на складе валяются. И мы можем их тебе установить бесплатно! Пригодится.
   – Это совсем другой разговор, – обрадовалась я. Дают – бери, бьют – беги! Но зная, что бесплатно – всегда дороже, решила уточнить: – А ты таким способом не отступные ли себе готовишь?
   Все-таки триста тысяч евро – это тоже деньги.
   – Если честно, то да… Можешь приехать? Мне кажется, я схожу с ума! Не понимаю, что происходит…
   Я несказанно обрадовалась халяве. Ведь мои клиенты постоянно мучаются двумя вопросами: «что бы такого съесть, чтоб похудеть» и «как бы так из…ся, чтобы всех на…ть». Танюшин гроб-релакс – как раз для тех, кто сначала издевается над собой и своим здоровьем, зарабатывая бабло и мучаясь стрессами, а потом заработанное спускает на всевозможные примочки, чтобы вернуть здоровье. Они работают вахтенным методом, косят бабки, распихивают их по банкам, а потом вымаливают индульгенцию – едут в Гималаи отмывать грехи и строят церкви.
   Я схватила пару трусов, в цветочек и в клубничку, чтобы порадовать романтичную Танину натуру.
   Она встретила меня в дверях, прижимая к лицу своего шпица, которому, по-моему, уже настолько все окружающее по фиг, что он превратился в мягкую игрушку.
   – Привет, милая! – она поцеловала меня, не убирая собаку.
   – Что мы имеем?
   Таня не захотела разговаривать в гостиной, а повела меня на крышу, на летнюю веранду, обогреваемую газовыми горелками, где мы уселись в удобные гамаки. Она нервно покрутила головой в разные стороны в поисках спрятанных шпионов. Шпиц не шелохнувшись сидел у нее на руках.
   – Я схожу с ума! Не знала, что такое возможно! Цвейг говорил, что для того чтобы изменить жизнь женщины, достаточно 24 часов.
   – Так?
   – Я… я… в общем, я сплю с Мариной. И мне… мне это очень нравится. Больше чем с мужем, понимаешь? – шепотом сказал она.
   От подобной откровенности Таня покраснела.
   – Все так странно случилось. Милый привел ее домой, потому что ему сказал сделать это его духовный наставник, мол, это будет очень полезно для мужского здоровья и для нашего брака. Во-первых, это расширение ответственности, ты заботишься не об одном человеке, а о двух сразу. Во-вторых, это учит не ревновать, ты становишься более свободным. А в-третьих, что самое главное, обмен энергиями с молодой девушкой – это обновление организма и повышение потенции. Натуральное омоложение.
   – Круто, конечно, они все придумали, вот только у нас в стране запрещено многоженство, и при этом от ревности он сам избавляться не собирается, устраивая тебе истерики по телефону! Он тебя от ревности избавляет. Хитрожопый.
   – Ты не представляешь, как это было ужасно!
   – Представляю!
   – Мы занимались любовью втроем, он наслаждался, она веселилась, а я потом полночи плакала, – Таня ласково гладила шпица, застывшего у нее груди. – Милый снимал все это на камеру, а вечерами мы просматривали эти фильмы.
   – И сколько этот экспириенс уже длится?
   – Почти пять месяцев! Дело в том, что секс в этой ситуации – не самое страшное. Самое страшное – совместный быт. Он приходит, и мы по очереди его целуем. Кино смотрим, лежим вокруг него по бокам. Он нам двоим покупает подарки, и мы вместе ездим по магазинам. Понимаешь, какой абсурд?
   – Я думаю, если ты его убьешь, суд тебя оправдает.
   – Нет, не его. Вся злость идет на нее. Постоянная конкуренция. Тут не ревность, а именно конкурентная борьба.
   – Н-н-да, муженек у тебя изобретатель, а может, ну его?
   – Все было бы ужасно, если бы не было еще ужаснее. – Таня пересела на мой гамак и чуть ли не вплотную прижалась к уху. – Один раз утром, когда милый ушел, она пришла ко мне в ванну и давай меня мыть, я такая уже усталая от этих игрушек, что сдалась и даже не выгнала ее. А она меня мыла, мыла, потом хоп и просто, понимаешь, отымела меня…
   – Ха-а-а! – я не смогла удержаться.
   – …Вибратором! – опустила глаза Таня. – И мне это больше понравилось, чем с мужем. Вот в чем весь ужас.
   – А откуда он эту мастерицу взял?
   – Не знаю, видно, учитель ее и нашел. Она вообще странная. Поит милого сырыми яйцами, настойками из лука и сельдерея, а масло ростков пшеницы дает запивать красным сухим вином.
   – Так, может, она и тебе какого-нибудь зелья нашаманила?
   – Может, но от этого ситуация не меняется. Мне с ней в постели лучше, чем с милым, и это факт. Я теперь не его ревную, я ее. Милого, конечно, я люблю, он мне очень родной, единственный. На секса хочу только с ней.
   – Круто. Приплыли!
   – Но есть небольшие полюсы жизни втроем… Недавно Марина себя плохо чувствовала, и поэтому мы пропустили ненавистные мной теннисные поединки с друзьями милого. Ведь у нас семья, и мы должны друг о друге заботиться. А больному человеку нужно внимание! Сейчас я тебе кое-что покажу! Восхитительно!
   Она вскочила и исчезла в дверях, задев ветровые колокольчики!
   Я раскачивалась в гамаке и не могла опомниться от услышанного. Можно лишь воскликнуть слова Сократа: «Я знаю только то, что ничего не знаю!» И не понимаю вдобавок!
   – Вот! – моя сияющая счастьем, как новогодняя елка, подружка бережно положила мне на колени огромный фотоальбом.
   Я курила и листала страницы, осуждая и одновременно завидуя.
   – У-у-ух! «Кама Сутра» отдыхает! Кто это снимал?
   Яркие фотографии манили своей эротичностью, здесь очевидно поработал профессионал. В «домашнем» альбоме имели место и гинекологические подробности, и сексуальные сцены.
   Очень часто возбуждает не то, что уже обнажено, а то, что начинает обнажаться, не то, что уже пылает от страсти, а то, что начинает возбуждаться, не сам момент сладострастного оргазма, а миг его предвкушения. Три, казалось бы, обыкновенных человеческих тела смотрелись как музейные статуи: изящно, совершенно, божественно. Я пленилась натуральностью позиций, изысканностью чувственности в мимике, подлинностью переживаемых моделями ощущений, это была настоящая эротика. Это искусство. Не высосанное из пальца ради славы и денег, а шедевр искренности, отражение чувств.
   – Кто это снимал? – повторила я вопрос, пепел с сигареты упал на юбку.
   Я не могла оторваться от альбома. Наша с Сержем самая эротичная фотография – запечатленная с помощью мобильного моя утренняя задница, торчащая из-под одеяла.
   – Голубой фотограф! Он кокетничал с милым, это было так занятно! – Танька лукаво улыбалась.
   – А она красивая, эта ваша, как сказать?.. Подружка!
   – Ад она просто чудо! Хочешь посмотреть?
   – Еще бы!
   Через несколько минут на веранде появилась девочка. Ребенку от силы было семнадцать лет. Чистые голубые глаза, светло-русые густые волосы, осиная талия и упругая грудь. Существо как у себя дома развалилось в гамаке, отпило из Таниной чашки и приступило к погрызанию семечек. Демонстрируя навыки мелкой моторики, существо бросало очистки в пепельницу, лязгая зубами. У меня пропал дар речи. Таня суетливо подливала ромашковый чай. Не переставая грызть, существо внезапно обратилось ко мне.
   – Мне Танечка говорила, у тебя салон красоты, можно мне карту скидочную?
   Наглость – второе счастье.
   – Скромность, говорят, украшает женщин!
   – Так дашь карту? – существо совсем не обиделось на мой оскал, что заставило меня выглядеть глуповато в собственных глазах.
   А может, она не наглая, а просто настойчивая?
   – Внизу в сумке лежит. Буду уходить, отдам.
   – Спасибо! – Лолита улыбнулась во весь рот, сверкнув застрявшей в зубах черной шелухой, и продолжала хомячить.
   – Правда, Танюша красавица? – снова обратилась она ко мне.
   – Ну, да! – удивленно ответила я.
   – Ты тоже очень красивая, но у тебя нет улыбки. Ну, внутренней улыбки. Видимо, Лолита взяла на себя полномочия просканировать меня. От неожиданности я спросила:
   – И что мне теперь, повеситься?!
   – Хи-хи! Не, не надо! – серьезно ответила она. – Но ты же любишь, когда тебе люди улыбаются? А себе не улыбаешься.
   – Я что, как гуинплен, должна ходить и лыбиться? Это, по-моему, уже отклонения в нервной системе.
   – Не-а! Я про другое! Про внутреннюю улыбку. Ты вот знаешь, как расположены твои органы? Ты небось думаешь о них только тогда, когда что-то болит…
   – И что?
   Я начинала закипать. Какого черта это существо обвиняет меня в незнании анатомии?
   – Когда знаешь, где расположен беспокоящий тебя орган, представляешь его и улыбаешься ему, а он улыбается в ответ. Таким образом тело оздоравливается. Глаза начинают блестеть. Красота – это здоровье…
   Пепельница была переполнена очистками, а существо все продолжало насыщаться.
   – Тело – храм души, – блаженно пропела Таня.
   – Философия сплошная! – окатила я. – Ладно, мне пора.
   – А поулыбаться? – смеялась Таня.
   – Проводи меня! И давай договоримся насчет склепов.
   – Девочки! Давайте сядем в лотос и чуть-чуть поулыбаемся себе! – Лолита перестала наконец поедать семечки, в ее голосе звучала просьба.
   Какая я ей на хрен девочка?! Ну, если только морально.
   Свои длинные ножищи, начинающиеся там, где у меня заканчиваются уши, Лолита закрутила в узел и села на него. Таня тоже приняла позу «лотос», скрестив ноги и выпрямив спину.
   Я с неохотой поддержала затею. Мы сидели с закрытыми глазами, следили за своим дыханием, пытаясь сделать его равномерным, плавным и глубоким. Коленки затекли сразу, спина все время хотела ссутулиться. Дышать так, чтобы живот выпячивался вперед при вдохе, а не при выдохе, у меня так и не получилось.
   Мне надоело, и я открыла глаза, но наша смотрящая просекла маневр и протянула мне шарф – завязать глаза. Я почему-то послушалась. Лолита затеяла игру: называла какой-нибудь орган и говорила, где он находится. От нас требовалось представить этот орган и как бы улыбнуться ему всеми позитивными струнками души. Вместо органов в моей памяти всплывали, как слайд-шоу, интимные фотографии Танюши. Вместо того чтобы представлять свою печень, я визуализировала Танькину грудь – маленькую, как у подростка, изящную, с крепкими острыми розовыми сосками. Вместо шишковидной железы – даже не знала, что у меня такая имеется – мне вообразилась фотография, где Лолита в душе в мокрой просвечивающей рубашке ласкает фаллос, а ее упругие ягодицы отражаются в зеркале напротив. «О чем ты думаешь, извращенка???»
   Тем временем наша групповая медитация подошла к концу. Улыбнуться себе у меня так и не получилось (все из-за Танькиной груди!), но зато первый раз за сегодняшний день захотелось есть.
   Лолита-Марина быстро спроворила салатик из грибов и орехов с маслом миндаля и авокадо. Несовместимая, казалось бы, смесь продуктов оказалась весьма вкусной. Я поедала добавку, как Марина неловко повернулась и вылила на меня чашку чая.
   – Фак! Это же Ungaro!
   – Ничего, ничего, сейчас застираем, и все. Быстро высохнет! – не собираясь извиняться, сказала она. – Снимай быстрее!
   Я начала снимать кофту, но в узком воротнике запутался кулон с моим именем на санскрите – подарок Сержа на прошлое Восьмое марта. Молодец все-таки у меня муж, всегда дарил классные подарки. Марина бросилась помогать и внезапно провела кончиками пальцев по моим плечам. Мягкая ладонь осторожно ощупывала мою грудь. Я оторопела, не зная, как реагировать. Освободив наконец меня от кофты, она лукаво посмотрела мне в глаза и двумя пальцами сжала мой правый сосок. Второй рукой убрала волосы, чуть прикасаясь к лицу.
   Я дернулась и окаменела. Сглотнула слюну. Гадкая физиология – соски покорно окрепли. Детские игрища взрослых дамочек. Почему человек – такое плотское, тупое, запрограммированное существо? Почему я так не возбуждалась, когда то же самое делал мой муж? Или он так не делал? Мозг ретировался, отказавшись контролировать ситуацию.
   – Какая у тебя шикарная грудь! Зачем ты ее прячешь под этот скафандр?
   Мне нечего ответить.
   – Такую красивую грудь надо показывать! – она ласкает обе груди, нежно сдавливая их, нажимая на соски. – Ой, какая она красивая. Такие большие соски. Под них нужно огромное декольте! Нет, лучше голой! Почему люди не ходят голыми?
   Марина высунула язычок и, не отрывая глаз от моих, простонала:
   – Можно, я ее поцелую? Она прекрасна!
   Я бы не успела ответить, даже если бы захотела отказаться. Ее язык щекотал возбужденные набухшие соски, зубки нежно покусывали грудь. Боже, что я делаю? Это же абсурд. Стыдно! Я собралась оттолкнуть ее от себя, но вместо жеста отказа пальцы вцепились в ее волосы и прижали голову сильнее.
   В конце концов, что страшного в том, что девочка целует мою грудь?
   Таня подскочила ко мне и, помогая Марине, расстегнула лифчик. Ее руки ласкали мою спину, поясницу, массировали шею, пальцы проникли под волосы. По коже пробежали мурашки.
   – Какая у тебя бархатная кожа! Я хочу тебя! – Марина отдала меня в объятия Тани, и губы обжег глубокий влажный поцелуй. Наглый язычок скользил по моему небу.
   Таня мгновенно разделась, положила меня на стол и прижалась своей упругой грудью к моей, заскользила по моему телу. Я чувствую ее острые твердые соски, ощущаю ее аромат. Волосы щекотят кожу.
   – А-а-ах!
   – У тебя такой милый животик! Она скользит острым языком по моему животу, руки все больше возбуждают грудь. Кажется, она читает мои мысли, ее движения опережают мои желания. Я продолжаю стонать. Ее руки скользят по телу, ублажают каждую клеточку кожи, каждую родинку, каждую впадинку. Страстный дерзкий поцелуй Тани доводит меня до пика. Я закрываю глаза… А-а-а!
   Марина широко раздвигает мои ноги и влажными губами целует кончики пальцев.
   – Ты носишь трусики! Ужасно! Красавица, они больше тебе не понадобятся!
   Она ловко стягивает с меня маленький кусочек ткани вместе с юбкой. Я лежу на столе совершенно голая, раскинув ноги, как в гинекологическом кресле, и прогнувшись, возбуждение захлестывает меня.
   – Ты божественная!
   Таня целует мою грудь, Марина гладит бедра. Мурашки бегут по всему телу.
   Опытные пальцы раздвигают набухшие, мечтающие о ласке нижние губы, пальчики жадно суетятся, глубоко проникая внутрь меня. К ним присоединяется горячий влажный язычок, я даже не могу вспомнить, за сколько лет сейчас испытаю блаженство.
   Я мечтаю раствориться в этом состоянии, отдаться ему, стать им. Тело овладело мозгом, возбуждение правит балом моих эмоций. Почему я не делала этого раньше? Почему отказывала себе? Почему я раньше не становилась такой влажной, текучей, почему раньше не истекала женской жидкостью удовольствия?
   – Да, д-а-а, д-а-а!
   Боже, я никогда не разговаривала в постели!
   – Ты должна видеть себя, ты прекрасна!
   Серж никогда не говорил мне таких слов.
   Но почему? Ведь именно они и являются афродезиаками. А не «эти титечки» или «твоя жопка»! Сейчас я готова отдаться полностью этой незнакомой девице, я хочу, чтобы она взяла меня, овладела мной, сделала все, что захочет. Наслаждалась мной. Брала меня снова и снова. Она подкупила меня, и я доверилась ей.
   – Какая ты сладкая! Из тебя так приятно пить, – она убирает губы, оставив внутри меня дерзкие пальчики.
   Таня бережно наклоняется, чтобы попробовать меня. Марина одной рукой удовлетворяет мою, как выяснилось, ненасытную плоть, а второй ласкает Таню.
   – Пойдем! – лукаво призывает моя совратительница, мы с Таней покорно следуем за ней. Три обнаженных возбужденных тела останавливаются перед огромным зеркалом, отражающим нашу порочную наготу.
   – Смотри, ты рождена для любви! Твое тело живет для удовольствий! Ноги предназначены для того, что их ласкали, грудь – для того, чтобы ей восхищались, ягодицы – для того, чтобы возбуждать, а глаза – для того, чтобы видеть наслаждение.
   Они гладят мое тело. Таня кладет меня на диван перед зеркалом, целует, снова запускает пальцы в меня. Они так глубоко… Боль, граничащая с наслаждением, порочность и чистота. Нежность и безумие.
   Во всем этом какая-то нереальность происходящего. Марина исчезает и тут же возвращается с огромным, нечеловеческих размеров вибратором.
   – Я выбираю безопасный секс! – сквозь стоны лепечу я.
   Покорно натянув на орудие презерватив, Таня в который раз погружает в меня свои пальчики и сразу достает до заветного места, которое всю нашу семейную жизнь пытался найти Серж, но так и смог. Это точка наивысшего возбуждения. Я вьюсь на диване, как уж на сковородке, не отпуская Танину грудь. Боже, как прекрасно женское тело! Марина вводит агрегат в меня, медленно и плавно надавливая, вращая, то ускоряя, то замедляя ритм, меняя глубину. Мои бедра двигаются навстречу, я дерзко напрыгиваю на огромный вибратор.
   – Не двигайся, просто получай наслаждение!
   Я покорно останавливаюсь, слушаюсь. Я уже доверяю ей целиком. Она знает меня лучше, чем я сама.
   А-а-а! А-а-а!
   Я чувствую свою влажность, аромат женской кожи, нежность, трепетность прикосновений. А-а-а-а! Коленки трясутся, я вся дрожу, не могу сдерживать крик. Крик из глубины удовольствия, из настоящей страсти, из женской сути, из глубинной потребности быть желанной! Быть женщиной!
   Оргазм – возможно, это он. Я лежу, не в силах свести широко раздвинутые ноги, слышу свое быстрое дыхание, сердце готово выскочить из груди. Невозможно открыть глаза. Нет сил… И не хочется.
   Я не думала, что так может быть.
   Наверное, только женщина знает, как доставить удовольствие другой. Только женщина может обнаружить тайные места, точки возбуждения и зоны максимального наслаждения.
   Однажды на серфе я попала в шторм, не среагировала вовремя и была поймана волной. Она крутила меня, опускала на дно, поднимала на поверхность, она владела моим телом, сознанием, и в какой-то момент от страха и безысходности я сдалась и перестала бултыхаться. И вдруг ставшие нежными прикосновения волны выпустили меня, выкинув на берег. Волна накрыла с головой, невозможность справиться со стихией заставила расслабиться. Не надо сопротивляться возбуждению, главное – вовремя ему сдаться.
   Мы попиваем шалфейную настойку, лежа голые в бассейне.
   – Жить нужно в кайф! – мурчит Марина.
   Сегодня я по-настоящему, на собственной шкуре, поняла, что такое сексуальное удовлетворение. Выражение «взяла за яйца», которое употребляют относительно мужчин, потерявших голову от любовниц, означает, что женщина удовлетворила его по полной и тем самым привязала к себе. Подсадила на себя, как на наркотик, сделала его зависимым. Ты можешь быть глупой прыщавой нескладехой, но если в искусстве секса тебе нет равных, ты получишь от жизни все, что хочешь. «На чужом х… в рай въехала», говорят про тех особ, что «взяли за яйца» мужчин.
   – Н-н-да, хороший левак укрепляет брак! – бросаю я Тане.
   – Да, только качественный! – улыбается она. – И плюс ко всему законный. То есть принятый обоими партнерами.
   – Я, Танюш, если честно, все четыре года нашего общения считала тебя монашкой-затворницей. Такой правильной-правильной, скромной-скромной, тихой-тихой! Я в шоке!
   В тихом омуте!.. – лукаво улыбается прелестная нимфетка. – Я к ней несколько месяцев клинья подбивала. Она, знаешь, как перевернутая черепашка, ляжет под своего милого, замрет и тихо стонет, а он там, бедный, корячится. А минет она делает, как эскимо лижет, сосет только кончик… Пока не рассосется, до остального не притронется.
   – Ну хватит меня смущать! – кокетничает Таня. – И откуда мне знать, чем мужской член отличается от эскимо?
   – Ой, ладно тебе! Помнишь, как ты изображая страсть, стонала с таким серьезным лицом? Очень хотелось тебе посоветовать сперва решить твою проблему, а потом уже в постель идти.
   – Ну, пожалуйста! – взмолилась Таня. – Я лучше сама расскажу. У меня реакция такая странная, когда милый в меня входит, в туалет хочется, пока схожу, пока вернусь, он уже сдал позиции. А теперь у меня ты есть, на разогреве!
   Они радостно обнялись.
   Прекрасная моя обольстительница выскользнула из воды и направилась к аудиосистеме. Громкий звук инструментальной музыки ударил по ушам, эхом отражаясь от воды.
   – Потанцуем!
   Вторая русалка резво выпрыгнула из бассейна, и два голых тела слились в танце. Они соединялись, расходились, снова сплетались в объятиях. Это было похоже на танец сказочных фей, эфирных, невесомых, обольстительных. Я с восхищением наблюдаю за их распущенностью – не развратной, но женственной! За их грацией – естественной, не вульгарной, манящей. Простота и непринужденность движений. Я так не умею.
   Вылезаю из воды и понимаю, что не могу к ним присоединиться: у меня не получится так спонтанно и эротично двигаться. Я снова осознаю себя куском зачерствевшей каменной глыбы. Что-то срочно нужно сделать, чтобы превратить себя в текучую женственную глину. Иду одеваться.
   – Мне пора!
   – Жалко! – искренне расстроилась Лолита. – Только трусняки и насисьники не надевай.
   – Слушай ее, – поддержала Таня. – Особый шарм есть в том, когда ты чувствуешь себя голой среди людей.
   Хорошо, что я успела одеться, общий милый вернулся в гарем. Барышни нагишом встретили его и, визжа от радости, бросились ему на шею. Семейка эта выглядела вполне счастливой и довольной жизнью. Я мысленно благословила их и поспешила удалиться.
   А милый молчит, ни слова о Серже. Видел небось его с новой теткой. Вот она, мужская солидарность. Он уже закрывал за мной тяжелую дверь и вдруг изменился в лице, размяк.
   – Слушай, вернись домой, а? Может, хватит? Проучила! Мужик без тебя погибает!
   Я натянуто улыбнулась. Такой погибнет, как же. Жди! Мой Серж не пропадет.
   – Рада была увидеться. Пока! – включила я игнор, запрыгнула в машину и нажала на газ…
   Чувствую себя очень уставшей. Вымотанной, будто мешки с углем разгружала. Непонятности в жизни отнимают много сил. Когда я чего-то не понимаю, это висит надо мной, как домашнее задание по математике, и требует срочного решения. Не для того, чтобы получить пять – для того, чтобы понять.