6) Не пользоваться средствами связи (телефон, интернет) без предварительного разрешения комиссаров организации. Все коммуникации разрешены только с членами организации и другими адептами.
– Тут всего шесть пунктов обязательств! – улыбнулась Катя и подписала не глядя.
– Я бы на твоем месте не была такой доверчивой! Эта филькина контора – только о наших обязанностях, если от чего-нибудь у нас поедет крыша и мы станем банкротами, нам скажут, что это наши проблемы, мол, хреновые ученики, плохо учились и поэтому профукали свою жизнь! – я не торопилась подписывать странный документ.
Администратор не изменила каменного выражения своего лица, стояла по стойке смирно в своем фиолетовом, похожем на монашескую сутану в лайт-варианте, сарафане, надетым на голое тело.
– И вообще, не нравится мне все это!
Я вышла на улицу. Вдохнула холодный воздух. Закурила. Я уже представляю, как вернусь обратно в свою девственную скорлупу, буду сидеть на даче, читать книжки и выползать на работу. Я буду надеяться на чудо, вдруг что-то переключится в моей голове, и я пойму книгу на китайском и снова захочу своего мужа? Или, может, влюблюсь еще раз? Найду наконец того единственного, неповторимого, идеального? Я сделала еще одну затяжку. А потом он уйдет к другой, и я… Мне захотелось плакать. Может, я пожизненная девственница?
– Слушай, не дури ! Давай подписывай! – ко мне вышла Катька.
– Это суицид, ты хоть имеешь представление о том, что здесь с нами будут делать?
– В этом-то и есть суть, мы покупаем кота в мешке. Это авантюра века! Мы не знаем, что с нами будет и как сказала администратор, не имеем право об этом говорить, для этого у них еще одна бумажка есть, «Соглашение о конфиденциальности».
– Очень здорово! Нет, милая, я домой!
– Нет, милая, ты со мной!
Получился стих из нашей брани.
– Деваться тебе некуда! Мы ничего не теряем, все давно потеряно! Но можем приобрести!
Катя предлагает сдаться, довериться. Но боже, как это страшно! Как шаг в пропасть.
– Кто не рискует, не пьет шампанское! Я думала, ты наш человек. А ты обычная, как все, испуганная! Предпочитаешь посасывать полезный кефир, боишься перемен. Стремаешься потерять свое ничего!
– Нет! Я не как все!
Что победило – задетое самолюбие? Страх не узнать новое, неизведанное, непознанное и вернуться в серую блеклую жизнь? А может, что-то совсем неведомое заставило меня принять решение.
Я резко затушила сигарету, бросила в урну, уверенной походкой зашла внутрь, шагнула к стойке и быстро подписала все бумажки.
– Я тебя люблю! – улыбнулась Катя, подпрыгивая рядом от возбуждения. – Никогда не ошибалась в людях!
В длинном коридоре мы поцеловались, и нас развели в разные стороны. Меня поселили в маленькую комнатку, похожую на келью. Кровать, тумбочка, большое окно, письменный стол, шкаф. И все удовольствие за 15 штукарей.
Странное место. То ли храм индуиско-буддийским божествам, то ли отель, то ли университет. Черт знает что!
На столе лежали тесты, в общей сложности мне предстояло ответить на 350 вопросов.
Ровно через час в дверь постучали. Низкорослая блондиночка взяла листки и, задержав на мне взгляд, уверенно сказала сиплым голосом:
– Пойдемте со мной!
Она ведет себя весьма странно, думала я, выглядит как обслуживающий персонал, а спину держит, как директор. Движения четкие, как у робота. Вот тебя тут сейчас и зазомбируют, будешь знать как по сектам шляться, заговорил во мне страх перемен.
Я иду за ней по длинному коридору с бесчисленным количеством дверей, как в Катькином сне, по углам стоят вазы на узких ножках, наполненные водой, там плавают лилии. На стенах весят странные картины, с одной стороны это размазня, но если приглядеться можно увидеть какие-то очертания, силуэты. Застыв около одной, пытаюсь разглядеть, что же там нарисовано.
– Пойдемте! Нас ждут!
Звучит как приказ. Я вспомнила подписанный документ и повиновалась. Колхоз дело добровольное только по уставу, по жизни принудительное.
Мы вошли в железную дверь с надписью «Лаборатория», здесь помимо баночек-скляночек стоит еще и гинекологическое кресло.
А это еще зачем? Женщина в белом халате с короткой стрижкой под мальчика в узких очках на британский манер приглашает присесть. Опять следуют вопросы на предмет болезней, аллергий, несчастных происшествий, группы крови и прочих подробностей. Она пролистывает анкету. Смотрит пронзительно, исследуя каждый миллиметр моего тела, я ерзаю на стуле. Чувствую себя очень неуютно. Сквозь стекла ее очков я вижу темные, почти черные глаза.
Страх с новой силой мощно активируется и пронзительно вопит: вот, все, тебя тут усыпят, расчленят, кровь высосут и продадут ее за границу на дорогостоящие операции, твое тельце будет распродано врачам для экспериментов! Радует, что врагам хоть легкие мои не понадобятся прокуренные, их только на помойку.
Интересно знать, а где же Катька? Зачем нас разделили, как двоечниц в школе, чтобы не болтали во время урока? Надо срочно найти ее, брать ее под белы рученьки и смываться.
– У нас необходимая процедура, проверить вас на все инфекции и, разумеется, на СПИД! – улыбаясь, говорит белый халат и достает шприц.
А-а-а! Все, труба, началось. Уже отсасывают, завопил страх.
– Я недавно сдавала все анализы! – пытаюсь спастись я, не зная куда спрятаться от ее рентгеновского взгляда. – Можете позвонить моему врачу вам вышлют результаты.
– Спасибо, но у нас это обязательная процедура!
Ну все, пропала! Страх с сальными нечесаными волосами и мерзким оскалом атакует мой мозг. Иду до конца, не сдамся, пусть отсасывают, решаю я.
Здесь свои жесткие правила, и я должна им соответствовать, здесь нет меня, нет состоявшейся личности, нет успешной бизнес-леди. Здесь как в тюрьме – у меня есть только мой номер.
– Расслабьтесь! – белый халат бережно задирает мой рукав. Я отворачиваюсь.
После отсоса крови меня усадили в гинекологическое кресло и так долго ковырялись внутри, что я чуть не заснула. Последний раз мои женские внутренности так изучали только перед планированием ребенка.
После всех этих процедур я, совсем обессиленная, отдалась в руки сиплой блондинки, которая подрядилась проводить меня обратно в келью.
Перед сном попытка договориться со страхом удалась. Он говорит все громче и четче, предлагая смыться.
Ну давай пару дней осмотримся, а потом решим, вступает с ним в диалог исследовательская часть меня.
Ну, ну, вот так людей и зомбируют, а потом ты сама не заметишь, как все деньги сюда отнесешь, органы им продашь и сдашься во служение, и станешь нести людям их миссии, долдонит страх. Помнишь Вохмянина? Вот, ага! Что, казалось, ему надо было – и дом, и бизнес, и жена. Нырнул в какую-то секту, все продал, живет у них и распространяет агитирующие брошюрки. И ты туда же!
Все в жизни надо попробовать! И вообще, не сравнивай меня с Вохмяниным, злится другая моя часть.
Не принимая душ и не смывая косметики, я упала на кровать и заснула. Слишком много эмоций и слишком много впечатлений принес сегодняшний день. Мозгу нужен отдых.
Телефон звонит прямо в ухо, мне кажется, я смотрю сон под музыку. Точнее, под монотонную, напряженную трель. Открываю глаза, несмытая тушь противно режет глаза. За окном рассветает.
– Але! – еще во сне говорю я.
А что мне снилось? Или снится?
– У вас есть десять минут, чтобы принять душ и привести себя в порядок! Учитель ждет вас!
В трубке раздались короткие гудки.
Какой на хрен учитель! Я только что приехала, хочу спать, заплатила пятнадцать штук баксов за то, чтобы меня будили ни свет ни заря, селили в общежитской каморке и брали мазки. Да пошли вы в жопу, решила я и отрубилась…
– Вы приняли кодекс, будьте добры следовать инструкции! – Все та же маленькая сиплая блондинка.
Хладнокровно изучает мое голое тело в трусах. Какая наглость! Где, спрашивается, культура?
– Вставайте! – приказывает она.
– Не буду! Я спать хочу! – отмахиваюсь я и переворачиваюсь на другой бок. Фу, тоталитарная секта какая-то. Надо выспаться и валить отсюда. И хрен с этими бумажками, и… Не успеваю я додумать мысль, как оказываюсь совершенно мокрой, по телу стекает вода, меня бьет озноб!
– Да что ты, сука, себе позволяешь! – вспрыгиваю с кровати я. – Что это за свинство!
Меня облили ледяной водой, вся постель мокрая.
– Вы подписали кодекс! – монотонно объясняет экзекуторша. – В случае отказа следовать инструкции, вам не возвращаются оплаченные средства и вы подвергаетесь суду организации.
– Что за бред! Да вы находитесь в тридцати километрах от Москвы, что мне помешает от вас уехать?
– Вы можете попробовать! – улыбается она своими маленькими ровненькими зубками.
Я смотрю на эти зубки, и что-то мне подсказывает, что дело дрянь.
– Учитель ждет. Вы приехали сюда учиться. Познавать новое. Нашему ордену уже больше двухсот лет и, поверьте, мы знаем, что лучше для вас. Учитель вам все расскажет. От нас еще никто не хотел сбежать, но поначалу все в шоке. Это нормально. Через шок мы познаем себя, это конечная форма человека. Там, где заканчивается характер индивида, начинается его духовное существо.
– Но я не хочу заканчиваться! Я хочу начаться, и ваши методы для меня неприемлемы!
– После общения с учителем вы поймете, что наши методы – это единственные, помогающие прийти к сути.
– Они похожи на тюремный режим! Вы варвары, человек не успел прийти в себя, а вы обливаете его холодный водой! – я врываюсь в ванну.
Блондинка как ни в чем не бывало проследовала за мной, на ней, так же как и вчера на администраторе, фиолетовый сарафан, а в волосы вплетены лилии. Я демонстративно хлопаю дверью перед ее носом. На тебе, надзиратель лесбийский. Нечего меня рассматривать! Все здесь только и делают, что изучают меня. А это я, между прочим, приехала сюда учиться!
– Вы взрослый, состоявшийся, ответственный человек, вы прочитали соглашение и поставили под ним подпись. А теперь отказываетесь от вашего же обещания.
Я слушаю ее через дверь, злостно вытираюсь и понимаю, что она права.
Раз решила играть, доигрывай до конца, поздно отступать. Ставки сделаны, ставок больше нет. В жизни все надо попробовать, попробуем и это!
Я одеваюсь, и мы снова идем по бесконечному коридору, как по лабиринту, здания объединены стеклянными переходами, на полу лежат ковровые дорожки и из-за них мы движемся неслышно, как привидения.
Сомнения опять влезают мне в голову. Какая же ты все-таки дура, вот что с женщиной делает отчаяние. Это же надо было на такое подписаться! Девственница. Гы-гы. Только глупая малолетка может влезть в такое. Неужели это тоталитарная секта? Когда находишься в неадекватном эмоциональном состоянии, вследствие стресса совершаешь такие глупые и вредные для жизни поступки, которые никогда бы не сделала в своем нормальном состоянии. Поведение твое иррационально. Саморазрушительно.
Мы идем целую вечность, спускаясь вниз, поднимаясь вверх. Лестницы, коридоры, снова лестницы, сам черт ногу сломит. Я запыхалась, надо меньше курить.
Наконец мы останавливаемся перед какой-то дверью. Блондинка толкает ее, дверь распахивается.
В конце комнаты на большом кресле с подставкой для ног сидит высокий статный мужчина, его черные вьющиеся волосы блестят от восходящего солнца, глаза не моргая смотрят куда-то сквозь нас. Он смотрит вдаль. Смуглая кожа, широко расставленные выразительные глаза, греческий нос, аристократический подбородок. Я любуюсь его профилем. Блондинка сложила руки на груди, как гейша в японском фильме, поклонилась и исчезла.
Я продолжаю стоять в дверях. Он молча глядит на меня. Я на него. Мы изучаем, ощупываем друг друга глазами. Его взгляд не выражает ничего, мой, наверное, искрит удивлением, восхищением. Красивый мужчина – это он, этот человек в кресле, теперь я знаю, что такое красота. По комнате развешано множество светильников, их свет добавляет сияния его красоте.
– Белый цвет – символ невинности! – вдруг говорит мужчина мягким успокаивающим баритоном.
Странно, обычно я долго присматриваюсь к людям, но этот мужчина – необычный человек. Мне кажется, я его знаю всю жизнь. Он имеет в виду мой белый свитер, а мне кажется, что он уже меня тысячи раз в нем видел.
– Или символ лени! Белый цвет подходит всем, и когда не знаешь, что выбрать, выбираешь его!
Я все еще стою в дверях, не решаясь зайти.
– А зеленый – символ гармонии, успокоения!
Он в зеленой тунике, через вырез которой торчат черные завитки волос на груди. Я смотрю на них и мне кажется, что я уже прикасалась к ним, играла с ними ногтями, они родные мне. Очень знакомые.
– Я хочу подарить вам тысячу тюльпанов. Желтых тюльпанов.
– Почему?
– Потому что они прекрасны, как вы, когда расцветете.
– Зачем мне столько?
– Вам не нравится цвет? Или количество? Или само предложение?
– Не знаю. Мне все нравится.
Нестандартная ситуация. Нестандартный человек. В его присутствии я потеряла себя. Обычную себя, привычную себе же. Я говорю и не слышу свой голос, я думаю и не понимаю своих мыслей.
– Тогда в чем проблема? Вы задаете мне вопрос, заранее боясь принять мой подарок. Вы боитесь, что я обману вас – вы скажете «да», я улыбнусь в ответ и скажу, что пошутил! Вы боитесь принять дар, в глубине души думая, что вы недостойны его. Или – с чего это вдруг незнакомый мужчина дарит мне цветы, ему от меня что-то нужно! Вы думаете именно так, и поэтому не доверяете до конца, боитесь сдаться, боитесь принимать, боитесь доверять. Вы не живете, вы боитесь!
– С чего это вы решили?
Я решил это, глядя на вас. В тесте вы написали, что никогда не мастурбируете. Вы еще верите в то, что удовольствие и блаженство находится в чем-то или ком-то другом, но не в вас самой! Вы еще верите в то, что станете счастливей, добившись своих целей! Вы до сих пор не можете поверить, что высшее удовольствие и земной рай находятся в вас самой!
Он глядит мне прямо в глаза, я слушаю и не могу шелохнуться. Все, о чем говорит этот греческий бог, я слышала много раз и тысячи раз читала, но почему-то сейчас мне кажется это новым. Счастье во мне! Почему же тогда я несчастна?
– При чем тут мастурбация?!
– Это простейший элемент выражения любви к себе. Плоть, страсть, животное желание, инстинкты – самые простые импульсы, движущие человеком на пути к удовольствию. Если вам скучно или плохо наедине с самой собой и вы сама себе не можете доставить удовольствие, значит, вы не можете доставить его другим. Если вы не умете любить себя, вы не можете любить другого.
– Почему вы так уверенно об этом говорите? Откуда вы знаете?
– Я вижу вас! – он улыбнулся, прищурив глаза.
К сожалению, я уверена в его правоте не меньше, чем он.
– Нашему ордену двести лет, если быть точным, двести четырнадцать, он совмещает в себе ведические, тантрические и даосские учения, – он встает, направляется к книжным полкам, берет в руки внушительные талмуды. – Если говорить более простым языком, мы идем по пути познания великого искусства, по пути открытия внутренней красоты, найденного в XI веке до нашей эры и доступного ранее лишь избранным. Мы лишь совместили эти учения, чтобы каждый адепт смог выбрать более подходящее для себя.
– А причем тут искусство? – усмехаюсь я, стоя в дверном проеме.
Это странное божество так и не пригласило меня войти и сесть.
– Искусство – это то, что индивидуально, неповторимо, исключительно, необычно, то, что дважды никогда не увидишь. Я имею в виду искусство жить. Оно у каждого человека свое – если он нашел в себе силы дойти до своей сути, найти свое предназначение. Понять, что нет другой красоты, кроме как ваша красота, нет другого света, кроме вашего света, ни в ком кроме вас не заключено истинное, непроходящее счастье.
– Модные нынче слова! Если честно, для меня сейчас они – пустой звук!
А зря! Искусство жить – это великое умение, не получение наслаждения, а продление его. Оргазм конечен – предвкушение его вечно. Удовольствие заключено не в объекте обожания, а в том кто обожает, – он стоит у шкафа, я смотрю на его идеально прямую осанку, стройные ноги. Он обворожителен. Он прекрасен. – Творить себя и мир вокруг. Для этого не достаточно холста и кисти, глины и воды, пера и бумаги, для этого нужны живые объекты. Луша, тело и разум! Именно из них мы творим себя и свою жизнь! Все в вашей власти! Чем позитивнее ваше сознание, тем совершенее вы творите свою индивидуальную вселенную. Только находящийся в экстазе творит совершенный мир – запомните это!
– Звучит как девиз! – интересно знать, он имеет в виду то, что надо постоянно заниматься сексом и таким образом постоянно пребывать в экстазе? Катя говорила, что это сексуальный орден.
– Именно. Когда ваша точка сборки находится высоко, вы просто не имеете права находиться в негативном эмоциональном состоянии, поскольку разнесете вдребезги все объекты, которые вас окружают. Вы постоянно должны пребывать в экстазе. Экстаз – это стиль жизни. Как для художника муза, так для вас экстаз – это движущий элемент к созданию шедевра вашей жизни.
– Я не понимаю вас!
– Не надо понимать, нужно учиться чувствовать! Высшая мораль – этика наслаждения, кодекс любви – непрекращающееся творчество. Кодекс жизни – это понимание наивысшей красоты в каждом ее миге. Умение найти, увидеть, создать любовь из ничего. Вы творец, вы творите, создаете из пустоты каждый миг вашей жизни, каждое ваше чувство, желание, побуждение, создаете только вы!
– Я всемогуща, по-вашему?
– Да! Именно!
– Что бы вы сейчас сделали?
– Села бы на диван!
– Так кто или что вам мешает сделать это?
Диваном деревянное сооружение, напоминающее скамейку, назвать сложно, оно твердое и неудобное, но я с радостью размещаюсь на нем, так как ноги уже подкашиваются от усталости, а диалог обещает быть долгим и интересным.
Греческий бог интригует меня, каждое его слово, жест, взгляд интересны мне. Он полубог-получеловек, он далек и непостижим – и в то же время родной и близкий.
– Еще раз повторю: все в вашей власти!
Он подходит и садится напротив на маленький пуфик, это выглядит странно и неестественно: бог на пуфике. Неужели мужская красота в моей голове напрямую связана с божественностью, или в нем есть что-то еще?
– Представьте, что вы совершенство, богиня, вы можете изменить мир так, как захотите. Что бы вы сделали?
– Отменила бы войны! – не задумываясь, выпаливаю я. – Сколько жертв после Афгана и Чечни, и кому все это было нужно?
Но тогда люди бы не знали, что такое мир и не смогли бы ценить его. Человек пока находится на такой низкой стадии духовного развития, что познает все лишь в сравнении.
Игра в пинг-понг продолжается. Мой ход:
– Аннулировала бы негатив, зависть, например!
– О, это один из главных двигателей прогресса! Если ты не захочешь сделать лучше, чем у другого, не позавидуешь его достижениям, ты не сделаешь открытие, не изобретешь ноу-хау, ты вообще ничего в жизни не добьешься.
– Хорошо, тогда ненависть, гнев, злость – с этим что?
– Ничего! Если бы этих эмоций не было, невозможно было бы понять блаженство любви, невозможно было бы понять удовольствие радости. Если бы в мире всегда царила одна любовь, вы бы не знали, что ее может не быть. Имеет ценность лишь то, что вы открыли сами, а не то, что свалилось на вас. Вы цените свои руки, ноги, грудь, голову? Вы благодарите кого-нибудь за то, что они у вас есть? – я отрицательно покачала головой. – А представьте, если у парализованного начнут двигаться конечности! Он лоб разобьет в поклонах благодарности. Так же и с любовью – она потеряла бы смысл, если бы была бы в порядке вещей.
– А если бы из состояний существовал бы только экстаз?
На самом деле так оно и есть. Экстаз единственное состояние. Только многие боятся в это поверить. Узнать настоящую цену чего-то можно только после того, как ее заплатишь. Вот ваши часы Carrier, если их положить в переходе на лоток, где «все по десять», купят не скоро, обитатели подземки привыкли на этом лотке покупать губки, заколки и прочую дребедень. Продавец будет долго пытаться продать ваши часы, даже положит их в специальную упаковку, поставит на самое видное место, будет кричать о их замечательных качествах. Но, увы, никто не сможет оценить Carrier по достоинству. Однажды случайная прохожая все-таки купит их, но за ненадобностью вынет из ремня камни и наклеит их на ногти, как дешевые украшения. Вот такой конец ждет то, что обесценено.
Он пьет какой-то напиток из маленькой пиалы, но не предлагает его мне. И кто, спрашивается, воспитывал это божество?
– Сама жизнь – это экстаз. А вы – самое совершенное творение, как «Мона Лиза», ничего ни добавить, ни прибавить. Совершенство в экстазе множит совершенства. На первый взгляд все очень просто. Но человек должен прийти к осознанию этого.
Он замолчал, я посмотрела на свои часы. И действительно, кто может подумать, что они стоят двадцать тысяч?
– Так получается, что я уже совершенство! Меня должны любить такой, какая я есть, и я должна любить себя такой, какая я есть, и от этого находиться в экстазе?
– Да, именно, но увы, человек так устроен, для того, чтобы это понять и почувствовать, ему надо пройти длинный путь самопознания. И не все способны достичь этого знания, ведь это большая ответственность. Я называю искусством познание и приятие своего совершенства, осознание своей индивидуальности! Многим для этого требуются годы, вам скорее всего понадобятся месяцы.
– Так получается, что осознания того, что я совершенное существо, недостаточно для того, чтобы понять суть всех вещей и себя?
– Да, но идея в том, чтобы не заниматься самолюбованием, а принять себя и полюбить, со всем, что есть в вас, с ревностью и завистью, жесткостью и нежностью, сентиментальностью и циничностью. Когда вы принимаете себя со всеми плюсами и минусами и начинаете любить все свои качества, только тогда вы действительно встанете на тропу самосовершенствования и свернете с тропы самобичевания, потому что последняя ведет в никуда. Когда вы перестаете себя грызть, а начинаете себя любить, только в этот момент открывается ваша подлинная, индивидуальная суть. Тот шедевр, который возможно не будет первым, но станет единственным в своем роде.
– Я думала, что двигатель к совершенству – это осознание своего несовершенства?
– Не совсем так. То, какая вы есть на самом деле, в своем подлинном варианте и есть совершенство, шедевр. Но увы, к этой картине и вы сами, и другие люди подрисовали слишком много… И перед тем, как смыть с холста лишние мазки, не являющиеся отражением вашей сути, необходимо сначала принять и полюбить этот холст таким, какой он есть. Если вы станете с ненавистью и злостью смывать лишнюю краску, то можете повредить сам холст и изначальный гениальный рисунок.
Я замолчала, мне представилась картина «Мона Лиза». Если ей подрисовать усики или например увеличить грудь, будет уже не она, а нечто совершенно другое. Ну кто сказал, что картина даже в подлиннике является шедевром? Наверное, первым так решил сам Да Винчи. И, назвав картину шедевром, прогнозировал ей такое будущее.
А назвал бы он ее мазней? Гадким, отвратительным, бездарным рисунком, который еще требуется дорисовывать, дорисовывать, доводить до совершенства. Будущее ее было бы предрешено, и оно явно не было бы таким успешным. Стрижка в моих салонах стоит столько, сколько я посчитала нужным за нее запросить, и мне неинтересно, что это очень большая сумма даже для Москвы. А между тем на такую цену выстроилась очередь. Эксклюзив и элитарность являются характеристиками чего-либо только после того, как это что-либо охарактеризуют такими словами.
Я размышляю, смотрю в глаза божеству. Я думаю, а мне кажется, будто произношу слова вслух, его зрачки следят за ходом моих рассуждений.
– Существует всего три вида взаимоотношений между мужчиной и женщиной, и неважно, кто какую роль играет, – вдруг начинает он новую тему. – Мать и дитя, герой-любовник и муза, бог и богиня. Какие из них вам кажутся правильными?
– Глупый вопрос, конечно, бог и богиня!
– Но для того, чтобы к вам относились как к богине, вы сами должны осознавать, что являетесь ею. Вы должны понимать, что вы и мир вокруг вас – это ваше самовыражение, ваше искусство, вы оставляете след о себе не в картинах и книгах, а в своей личности, в своей жизни! Прожитая вами жизнь и есть ваше искусство.
Он наклоняется ко мне.
– Так вы чувствуете себя богиней?
– Нет! – чуть подумав, отвечаю я. – Я чувствую себя невыспавшейся девушкой, которую допрашивает и одновременно учит жизни незнакомый мужчина. И плюс ко всему, вы сами сказали, мне предстоит пройти путь, чтобы это почувствовать.
– Тут всего шесть пунктов обязательств! – улыбнулась Катя и подписала не глядя.
– Я бы на твоем месте не была такой доверчивой! Эта филькина контора – только о наших обязанностях, если от чего-нибудь у нас поедет крыша и мы станем банкротами, нам скажут, что это наши проблемы, мол, хреновые ученики, плохо учились и поэтому профукали свою жизнь! – я не торопилась подписывать странный документ.
Администратор не изменила каменного выражения своего лица, стояла по стойке смирно в своем фиолетовом, похожем на монашескую сутану в лайт-варианте, сарафане, надетым на голое тело.
– И вообще, не нравится мне все это!
Я вышла на улицу. Вдохнула холодный воздух. Закурила. Я уже представляю, как вернусь обратно в свою девственную скорлупу, буду сидеть на даче, читать книжки и выползать на работу. Я буду надеяться на чудо, вдруг что-то переключится в моей голове, и я пойму книгу на китайском и снова захочу своего мужа? Или, может, влюблюсь еще раз? Найду наконец того единственного, неповторимого, идеального? Я сделала еще одну затяжку. А потом он уйдет к другой, и я… Мне захотелось плакать. Может, я пожизненная девственница?
– Слушай, не дури ! Давай подписывай! – ко мне вышла Катька.
– Это суицид, ты хоть имеешь представление о том, что здесь с нами будут делать?
– В этом-то и есть суть, мы покупаем кота в мешке. Это авантюра века! Мы не знаем, что с нами будет и как сказала администратор, не имеем право об этом говорить, для этого у них еще одна бумажка есть, «Соглашение о конфиденциальности».
– Очень здорово! Нет, милая, я домой!
– Нет, милая, ты со мной!
Получился стих из нашей брани.
– Деваться тебе некуда! Мы ничего не теряем, все давно потеряно! Но можем приобрести!
Катя предлагает сдаться, довериться. Но боже, как это страшно! Как шаг в пропасть.
– Кто не рискует, не пьет шампанское! Я думала, ты наш человек. А ты обычная, как все, испуганная! Предпочитаешь посасывать полезный кефир, боишься перемен. Стремаешься потерять свое ничего!
– Нет! Я не как все!
Что победило – задетое самолюбие? Страх не узнать новое, неизведанное, непознанное и вернуться в серую блеклую жизнь? А может, что-то совсем неведомое заставило меня принять решение.
Я резко затушила сигарету, бросила в урну, уверенной походкой зашла внутрь, шагнула к стойке и быстро подписала все бумажки.
– Я тебя люблю! – улыбнулась Катя, подпрыгивая рядом от возбуждения. – Никогда не ошибалась в людях!
В длинном коридоре мы поцеловались, и нас развели в разные стороны. Меня поселили в маленькую комнатку, похожую на келью. Кровать, тумбочка, большое окно, письменный стол, шкаф. И все удовольствие за 15 штукарей.
Странное место. То ли храм индуиско-буддийским божествам, то ли отель, то ли университет. Черт знает что!
На столе лежали тесты, в общей сложности мне предстояло ответить на 350 вопросов.
Как вы думаете – кто вы?Я сижу на кровати, курю сигарету за сигаретой и боюсь каждого свого ответа. Пугает то, что вопросы совершенно разноплановые, странные, и на многие из них я не знаю как отвечать. Как хорошая девочка, я решила продемонстрировать свою пунктуальность и уложилась в отведенное для этого время.
Что для вас реальность?
Ваше отношение к сексу?
Что такое любовь?
Что для вас означает мужчина?
Что для вас означает женщина?
Чем вы руководствуетесь, голосуя на выборах?
Кем вас считают ваши близкие?
Сколько детей вы хотите иметь?
Как часто вы мастурбируете?..
Ровно через час в дверь постучали. Низкорослая блондиночка взяла листки и, задержав на мне взгляд, уверенно сказала сиплым голосом:
– Пойдемте со мной!
Она ведет себя весьма странно, думала я, выглядит как обслуживающий персонал, а спину держит, как директор. Движения четкие, как у робота. Вот тебя тут сейчас и зазомбируют, будешь знать как по сектам шляться, заговорил во мне страх перемен.
Я иду за ней по длинному коридору с бесчисленным количеством дверей, как в Катькином сне, по углам стоят вазы на узких ножках, наполненные водой, там плавают лилии. На стенах весят странные картины, с одной стороны это размазня, но если приглядеться можно увидеть какие-то очертания, силуэты. Застыв около одной, пытаюсь разглядеть, что же там нарисовано.
– Пойдемте! Нас ждут!
Звучит как приказ. Я вспомнила подписанный документ и повиновалась. Колхоз дело добровольное только по уставу, по жизни принудительное.
Мы вошли в железную дверь с надписью «Лаборатория», здесь помимо баночек-скляночек стоит еще и гинекологическое кресло.
А это еще зачем? Женщина в белом халате с короткой стрижкой под мальчика в узких очках на британский манер приглашает присесть. Опять следуют вопросы на предмет болезней, аллергий, несчастных происшествий, группы крови и прочих подробностей. Она пролистывает анкету. Смотрит пронзительно, исследуя каждый миллиметр моего тела, я ерзаю на стуле. Чувствую себя очень неуютно. Сквозь стекла ее очков я вижу темные, почти черные глаза.
Страх с новой силой мощно активируется и пронзительно вопит: вот, все, тебя тут усыпят, расчленят, кровь высосут и продадут ее за границу на дорогостоящие операции, твое тельце будет распродано врачам для экспериментов! Радует, что врагам хоть легкие мои не понадобятся прокуренные, их только на помойку.
Интересно знать, а где же Катька? Зачем нас разделили, как двоечниц в школе, чтобы не болтали во время урока? Надо срочно найти ее, брать ее под белы рученьки и смываться.
– У нас необходимая процедура, проверить вас на все инфекции и, разумеется, на СПИД! – улыбаясь, говорит белый халат и достает шприц.
А-а-а! Все, труба, началось. Уже отсасывают, завопил страх.
– Я недавно сдавала все анализы! – пытаюсь спастись я, не зная куда спрятаться от ее рентгеновского взгляда. – Можете позвонить моему врачу вам вышлют результаты.
– Спасибо, но у нас это обязательная процедура!
Ну все, пропала! Страх с сальными нечесаными волосами и мерзким оскалом атакует мой мозг. Иду до конца, не сдамся, пусть отсасывают, решаю я.
Здесь свои жесткие правила, и я должна им соответствовать, здесь нет меня, нет состоявшейся личности, нет успешной бизнес-леди. Здесь как в тюрьме – у меня есть только мой номер.
– Расслабьтесь! – белый халат бережно задирает мой рукав. Я отворачиваюсь.
После отсоса крови меня усадили в гинекологическое кресло и так долго ковырялись внутри, что я чуть не заснула. Последний раз мои женские внутренности так изучали только перед планированием ребенка.
После всех этих процедур я, совсем обессиленная, отдалась в руки сиплой блондинки, которая подрядилась проводить меня обратно в келью.
Перед сном попытка договориться со страхом удалась. Он говорит все громче и четче, предлагая смыться.
Ну давай пару дней осмотримся, а потом решим, вступает с ним в диалог исследовательская часть меня.
Ну, ну, вот так людей и зомбируют, а потом ты сама не заметишь, как все деньги сюда отнесешь, органы им продашь и сдашься во служение, и станешь нести людям их миссии, долдонит страх. Помнишь Вохмянина? Вот, ага! Что, казалось, ему надо было – и дом, и бизнес, и жена. Нырнул в какую-то секту, все продал, живет у них и распространяет агитирующие брошюрки. И ты туда же!
Все в жизни надо попробовать! И вообще, не сравнивай меня с Вохмяниным, злится другая моя часть.
Не принимая душ и не смывая косметики, я упала на кровать и заснула. Слишком много эмоций и слишком много впечатлений принес сегодняшний день. Мозгу нужен отдых.
Телефон звонит прямо в ухо, мне кажется, я смотрю сон под музыку. Точнее, под монотонную, напряженную трель. Открываю глаза, несмытая тушь противно режет глаза. За окном рассветает.
– Але! – еще во сне говорю я.
А что мне снилось? Или снится?
– У вас есть десять минут, чтобы принять душ и привести себя в порядок! Учитель ждет вас!
В трубке раздались короткие гудки.
Какой на хрен учитель! Я только что приехала, хочу спать, заплатила пятнадцать штук баксов за то, чтобы меня будили ни свет ни заря, селили в общежитской каморке и брали мазки. Да пошли вы в жопу, решила я и отрубилась…
***
– Ну какого черта! Холодно же! – я натягиваю на себя подушку, но она слишком маленькая, чтобы меня согреть. Холодно, кто-то трясет меня за плечо. Я открываю глаза.– Вы приняли кодекс, будьте добры следовать инструкции! – Все та же маленькая сиплая блондинка.
Хладнокровно изучает мое голое тело в трусах. Какая наглость! Где, спрашивается, культура?
– Вставайте! – приказывает она.
– Не буду! Я спать хочу! – отмахиваюсь я и переворачиваюсь на другой бок. Фу, тоталитарная секта какая-то. Надо выспаться и валить отсюда. И хрен с этими бумажками, и… Не успеваю я додумать мысль, как оказываюсь совершенно мокрой, по телу стекает вода, меня бьет озноб!
– Да что ты, сука, себе позволяешь! – вспрыгиваю с кровати я. – Что это за свинство!
Меня облили ледяной водой, вся постель мокрая.
– Вы подписали кодекс! – монотонно объясняет экзекуторша. – В случае отказа следовать инструкции, вам не возвращаются оплаченные средства и вы подвергаетесь суду организации.
– Что за бред! Да вы находитесь в тридцати километрах от Москвы, что мне помешает от вас уехать?
– Вы можете попробовать! – улыбается она своими маленькими ровненькими зубками.
Я смотрю на эти зубки, и что-то мне подсказывает, что дело дрянь.
– Учитель ждет. Вы приехали сюда учиться. Познавать новое. Нашему ордену уже больше двухсот лет и, поверьте, мы знаем, что лучше для вас. Учитель вам все расскажет. От нас еще никто не хотел сбежать, но поначалу все в шоке. Это нормально. Через шок мы познаем себя, это конечная форма человека. Там, где заканчивается характер индивида, начинается его духовное существо.
– Но я не хочу заканчиваться! Я хочу начаться, и ваши методы для меня неприемлемы!
– После общения с учителем вы поймете, что наши методы – это единственные, помогающие прийти к сути.
– Они похожи на тюремный режим! Вы варвары, человек не успел прийти в себя, а вы обливаете его холодный водой! – я врываюсь в ванну.
Блондинка как ни в чем не бывало проследовала за мной, на ней, так же как и вчера на администраторе, фиолетовый сарафан, а в волосы вплетены лилии. Я демонстративно хлопаю дверью перед ее носом. На тебе, надзиратель лесбийский. Нечего меня рассматривать! Все здесь только и делают, что изучают меня. А это я, между прочим, приехала сюда учиться!
– Вы взрослый, состоявшийся, ответственный человек, вы прочитали соглашение и поставили под ним подпись. А теперь отказываетесь от вашего же обещания.
Я слушаю ее через дверь, злостно вытираюсь и понимаю, что она права.
Раз решила играть, доигрывай до конца, поздно отступать. Ставки сделаны, ставок больше нет. В жизни все надо попробовать, попробуем и это!
Я одеваюсь, и мы снова идем по бесконечному коридору, как по лабиринту, здания объединены стеклянными переходами, на полу лежат ковровые дорожки и из-за них мы движемся неслышно, как привидения.
Сомнения опять влезают мне в голову. Какая же ты все-таки дура, вот что с женщиной делает отчаяние. Это же надо было на такое подписаться! Девственница. Гы-гы. Только глупая малолетка может влезть в такое. Неужели это тоталитарная секта? Когда находишься в неадекватном эмоциональном состоянии, вследствие стресса совершаешь такие глупые и вредные для жизни поступки, которые никогда бы не сделала в своем нормальном состоянии. Поведение твое иррационально. Саморазрушительно.
Мы идем целую вечность, спускаясь вниз, поднимаясь вверх. Лестницы, коридоры, снова лестницы, сам черт ногу сломит. Я запыхалась, надо меньше курить.
Наконец мы останавливаемся перед какой-то дверью. Блондинка толкает ее, дверь распахивается.
В конце комнаты на большом кресле с подставкой для ног сидит высокий статный мужчина, его черные вьющиеся волосы блестят от восходящего солнца, глаза не моргая смотрят куда-то сквозь нас. Он смотрит вдаль. Смуглая кожа, широко расставленные выразительные глаза, греческий нос, аристократический подбородок. Я любуюсь его профилем. Блондинка сложила руки на груди, как гейша в японском фильме, поклонилась и исчезла.
Я продолжаю стоять в дверях. Он молча глядит на меня. Я на него. Мы изучаем, ощупываем друг друга глазами. Его взгляд не выражает ничего, мой, наверное, искрит удивлением, восхищением. Красивый мужчина – это он, этот человек в кресле, теперь я знаю, что такое красота. По комнате развешано множество светильников, их свет добавляет сияния его красоте.
– Белый цвет – символ невинности! – вдруг говорит мужчина мягким успокаивающим баритоном.
Странно, обычно я долго присматриваюсь к людям, но этот мужчина – необычный человек. Мне кажется, я его знаю всю жизнь. Он имеет в виду мой белый свитер, а мне кажется, что он уже меня тысячи раз в нем видел.
– Или символ лени! Белый цвет подходит всем, и когда не знаешь, что выбрать, выбираешь его!
Я все еще стою в дверях, не решаясь зайти.
– А зеленый – символ гармонии, успокоения!
Он в зеленой тунике, через вырез которой торчат черные завитки волос на груди. Я смотрю на них и мне кажется, что я уже прикасалась к ним, играла с ними ногтями, они родные мне. Очень знакомые.
– Я хочу подарить вам тысячу тюльпанов. Желтых тюльпанов.
– Почему?
– Потому что они прекрасны, как вы, когда расцветете.
– Зачем мне столько?
– Вам не нравится цвет? Или количество? Или само предложение?
– Не знаю. Мне все нравится.
Нестандартная ситуация. Нестандартный человек. В его присутствии я потеряла себя. Обычную себя, привычную себе же. Я говорю и не слышу свой голос, я думаю и не понимаю своих мыслей.
– Тогда в чем проблема? Вы задаете мне вопрос, заранее боясь принять мой подарок. Вы боитесь, что я обману вас – вы скажете «да», я улыбнусь в ответ и скажу, что пошутил! Вы боитесь принять дар, в глубине души думая, что вы недостойны его. Или – с чего это вдруг незнакомый мужчина дарит мне цветы, ему от меня что-то нужно! Вы думаете именно так, и поэтому не доверяете до конца, боитесь сдаться, боитесь принимать, боитесь доверять. Вы не живете, вы боитесь!
– С чего это вы решили?
Я решил это, глядя на вас. В тесте вы написали, что никогда не мастурбируете. Вы еще верите в то, что удовольствие и блаженство находится в чем-то или ком-то другом, но не в вас самой! Вы еще верите в то, что станете счастливей, добившись своих целей! Вы до сих пор не можете поверить, что высшее удовольствие и земной рай находятся в вас самой!
Он глядит мне прямо в глаза, я слушаю и не могу шелохнуться. Все, о чем говорит этот греческий бог, я слышала много раз и тысячи раз читала, но почему-то сейчас мне кажется это новым. Счастье во мне! Почему же тогда я несчастна?
– При чем тут мастурбация?!
– Это простейший элемент выражения любви к себе. Плоть, страсть, животное желание, инстинкты – самые простые импульсы, движущие человеком на пути к удовольствию. Если вам скучно или плохо наедине с самой собой и вы сама себе не можете доставить удовольствие, значит, вы не можете доставить его другим. Если вы не умете любить себя, вы не можете любить другого.
– Почему вы так уверенно об этом говорите? Откуда вы знаете?
– Я вижу вас! – он улыбнулся, прищурив глаза.
К сожалению, я уверена в его правоте не меньше, чем он.
– Нашему ордену двести лет, если быть точным, двести четырнадцать, он совмещает в себе ведические, тантрические и даосские учения, – он встает, направляется к книжным полкам, берет в руки внушительные талмуды. – Если говорить более простым языком, мы идем по пути познания великого искусства, по пути открытия внутренней красоты, найденного в XI веке до нашей эры и доступного ранее лишь избранным. Мы лишь совместили эти учения, чтобы каждый адепт смог выбрать более подходящее для себя.
– А причем тут искусство? – усмехаюсь я, стоя в дверном проеме.
Это странное божество так и не пригласило меня войти и сесть.
– Искусство – это то, что индивидуально, неповторимо, исключительно, необычно, то, что дважды никогда не увидишь. Я имею в виду искусство жить. Оно у каждого человека свое – если он нашел в себе силы дойти до своей сути, найти свое предназначение. Понять, что нет другой красоты, кроме как ваша красота, нет другого света, кроме вашего света, ни в ком кроме вас не заключено истинное, непроходящее счастье.
– Модные нынче слова! Если честно, для меня сейчас они – пустой звук!
А зря! Искусство жить – это великое умение, не получение наслаждения, а продление его. Оргазм конечен – предвкушение его вечно. Удовольствие заключено не в объекте обожания, а в том кто обожает, – он стоит у шкафа, я смотрю на его идеально прямую осанку, стройные ноги. Он обворожителен. Он прекрасен. – Творить себя и мир вокруг. Для этого не достаточно холста и кисти, глины и воды, пера и бумаги, для этого нужны живые объекты. Луша, тело и разум! Именно из них мы творим себя и свою жизнь! Все в вашей власти! Чем позитивнее ваше сознание, тем совершенее вы творите свою индивидуальную вселенную. Только находящийся в экстазе творит совершенный мир – запомните это!
– Звучит как девиз! – интересно знать, он имеет в виду то, что надо постоянно заниматься сексом и таким образом постоянно пребывать в экстазе? Катя говорила, что это сексуальный орден.
– Именно. Когда ваша точка сборки находится высоко, вы просто не имеете права находиться в негативном эмоциональном состоянии, поскольку разнесете вдребезги все объекты, которые вас окружают. Вы постоянно должны пребывать в экстазе. Экстаз – это стиль жизни. Как для художника муза, так для вас экстаз – это движущий элемент к созданию шедевра вашей жизни.
– Я не понимаю вас!
– Не надо понимать, нужно учиться чувствовать! Высшая мораль – этика наслаждения, кодекс любви – непрекращающееся творчество. Кодекс жизни – это понимание наивысшей красоты в каждом ее миге. Умение найти, увидеть, создать любовь из ничего. Вы творец, вы творите, создаете из пустоты каждый миг вашей жизни, каждое ваше чувство, желание, побуждение, создаете только вы!
– Я всемогуща, по-вашему?
– Да! Именно!
– Что бы вы сейчас сделали?
– Села бы на диван!
– Так кто или что вам мешает сделать это?
Диваном деревянное сооружение, напоминающее скамейку, назвать сложно, оно твердое и неудобное, но я с радостью размещаюсь на нем, так как ноги уже подкашиваются от усталости, а диалог обещает быть долгим и интересным.
Греческий бог интригует меня, каждое его слово, жест, взгляд интересны мне. Он полубог-получеловек, он далек и непостижим – и в то же время родной и близкий.
– Еще раз повторю: все в вашей власти!
Он подходит и садится напротив на маленький пуфик, это выглядит странно и неестественно: бог на пуфике. Неужели мужская красота в моей голове напрямую связана с божественностью, или в нем есть что-то еще?
– Представьте, что вы совершенство, богиня, вы можете изменить мир так, как захотите. Что бы вы сделали?
– Отменила бы войны! – не задумываясь, выпаливаю я. – Сколько жертв после Афгана и Чечни, и кому все это было нужно?
Но тогда люди бы не знали, что такое мир и не смогли бы ценить его. Человек пока находится на такой низкой стадии духовного развития, что познает все лишь в сравнении.
Игра в пинг-понг продолжается. Мой ход:
– Аннулировала бы негатив, зависть, например!
– О, это один из главных двигателей прогресса! Если ты не захочешь сделать лучше, чем у другого, не позавидуешь его достижениям, ты не сделаешь открытие, не изобретешь ноу-хау, ты вообще ничего в жизни не добьешься.
– Хорошо, тогда ненависть, гнев, злость – с этим что?
– Ничего! Если бы этих эмоций не было, невозможно было бы понять блаженство любви, невозможно было бы понять удовольствие радости. Если бы в мире всегда царила одна любовь, вы бы не знали, что ее может не быть. Имеет ценность лишь то, что вы открыли сами, а не то, что свалилось на вас. Вы цените свои руки, ноги, грудь, голову? Вы благодарите кого-нибудь за то, что они у вас есть? – я отрицательно покачала головой. – А представьте, если у парализованного начнут двигаться конечности! Он лоб разобьет в поклонах благодарности. Так же и с любовью – она потеряла бы смысл, если бы была бы в порядке вещей.
– А если бы из состояний существовал бы только экстаз?
На самом деле так оно и есть. Экстаз единственное состояние. Только многие боятся в это поверить. Узнать настоящую цену чего-то можно только после того, как ее заплатишь. Вот ваши часы Carrier, если их положить в переходе на лоток, где «все по десять», купят не скоро, обитатели подземки привыкли на этом лотке покупать губки, заколки и прочую дребедень. Продавец будет долго пытаться продать ваши часы, даже положит их в специальную упаковку, поставит на самое видное место, будет кричать о их замечательных качествах. Но, увы, никто не сможет оценить Carrier по достоинству. Однажды случайная прохожая все-таки купит их, но за ненадобностью вынет из ремня камни и наклеит их на ногти, как дешевые украшения. Вот такой конец ждет то, что обесценено.
Он пьет какой-то напиток из маленькой пиалы, но не предлагает его мне. И кто, спрашивается, воспитывал это божество?
– Сама жизнь – это экстаз. А вы – самое совершенное творение, как «Мона Лиза», ничего ни добавить, ни прибавить. Совершенство в экстазе множит совершенства. На первый взгляд все очень просто. Но человек должен прийти к осознанию этого.
Он замолчал, я посмотрела на свои часы. И действительно, кто может подумать, что они стоят двадцать тысяч?
– Так получается, что я уже совершенство! Меня должны любить такой, какая я есть, и я должна любить себя такой, какая я есть, и от этого находиться в экстазе?
– Да, именно, но увы, человек так устроен, для того, чтобы это понять и почувствовать, ему надо пройти длинный путь самопознания. И не все способны достичь этого знания, ведь это большая ответственность. Я называю искусством познание и приятие своего совершенства, осознание своей индивидуальности! Многим для этого требуются годы, вам скорее всего понадобятся месяцы.
– Так получается, что осознания того, что я совершенное существо, недостаточно для того, чтобы понять суть всех вещей и себя?
– Да, но идея в том, чтобы не заниматься самолюбованием, а принять себя и полюбить, со всем, что есть в вас, с ревностью и завистью, жесткостью и нежностью, сентиментальностью и циничностью. Когда вы принимаете себя со всеми плюсами и минусами и начинаете любить все свои качества, только тогда вы действительно встанете на тропу самосовершенствования и свернете с тропы самобичевания, потому что последняя ведет в никуда. Когда вы перестаете себя грызть, а начинаете себя любить, только в этот момент открывается ваша подлинная, индивидуальная суть. Тот шедевр, который возможно не будет первым, но станет единственным в своем роде.
– Я думала, что двигатель к совершенству – это осознание своего несовершенства?
– Не совсем так. То, какая вы есть на самом деле, в своем подлинном варианте и есть совершенство, шедевр. Но увы, к этой картине и вы сами, и другие люди подрисовали слишком много… И перед тем, как смыть с холста лишние мазки, не являющиеся отражением вашей сути, необходимо сначала принять и полюбить этот холст таким, какой он есть. Если вы станете с ненавистью и злостью смывать лишнюю краску, то можете повредить сам холст и изначальный гениальный рисунок.
Я замолчала, мне представилась картина «Мона Лиза». Если ей подрисовать усики или например увеличить грудь, будет уже не она, а нечто совершенно другое. Ну кто сказал, что картина даже в подлиннике является шедевром? Наверное, первым так решил сам Да Винчи. И, назвав картину шедевром, прогнозировал ей такое будущее.
А назвал бы он ее мазней? Гадким, отвратительным, бездарным рисунком, который еще требуется дорисовывать, дорисовывать, доводить до совершенства. Будущее ее было бы предрешено, и оно явно не было бы таким успешным. Стрижка в моих салонах стоит столько, сколько я посчитала нужным за нее запросить, и мне неинтересно, что это очень большая сумма даже для Москвы. А между тем на такую цену выстроилась очередь. Эксклюзив и элитарность являются характеристиками чего-либо только после того, как это что-либо охарактеризуют такими словами.
Я размышляю, смотрю в глаза божеству. Я думаю, а мне кажется, будто произношу слова вслух, его зрачки следят за ходом моих рассуждений.
– Существует всего три вида взаимоотношений между мужчиной и женщиной, и неважно, кто какую роль играет, – вдруг начинает он новую тему. – Мать и дитя, герой-любовник и муза, бог и богиня. Какие из них вам кажутся правильными?
– Глупый вопрос, конечно, бог и богиня!
– Но для того, чтобы к вам относились как к богине, вы сами должны осознавать, что являетесь ею. Вы должны понимать, что вы и мир вокруг вас – это ваше самовыражение, ваше искусство, вы оставляете след о себе не в картинах и книгах, а в своей личности, в своей жизни! Прожитая вами жизнь и есть ваше искусство.
Он наклоняется ко мне.
– Так вы чувствуете себя богиней?
– Нет! – чуть подумав, отвечаю я. – Я чувствую себя невыспавшейся девушкой, которую допрашивает и одновременно учит жизни незнакомый мужчина. И плюс ко всему, вы сами сказали, мне предстоит пройти путь, чтобы это почувствовать.