Антропов Юрий. Самосожжение

   Не сожжены - разорваны.
   А это уже личная инициатива архивариуса.
   Попытка заявить о себе как о персоне отнюдь не маленькой, не подневольной, а персонифицированной по высшему разряду.
   Шутка ли - разорвать в клочья архив, хотя и семейный, документальное свидетельство многолетней совместной жизни Адама и Евы, давших человечеству двоих сыновей, граждан, солдат, комсомольцев, коммунистов, строителей коммунизма - именно так это называется.
   Разорвать в клочья свидетельство любви, ревности, опять любви и опять ревности, надежды и отчаяния, а потом снова надежды...
   И так далее и тому подобное.
   Впрочем, совсем не исключено, что Алина, вроде как предвидя попытку Гея воссоздать будущее из прошлого с помощью атомов и молекул, решила своеобразно облегчить ему задачу, чтобы он смог воссоздавать как бы блочным, популярным в современном строительстве - что бы ни строили - методом.
   А чуть позже у Гея появилась Красная Папка.
   И в нее он стал собирать разные материалы.
   Взамен любовных писем.
   Такие дела.
   Надо сказать, что Гей был добросовестным архивариусом.
   Правда, поначалу он складывал в Красную Папку все подряд.
   Без глубоко научного и глубоко содержательного анализа.
   Именно так это называется.
   Поэтому поначалу в Красной Папке оказался текст его выступления на совещании в Западной Сибири.
   И он убрал его лишь после того, как Пророков сказал ему с мягким упреком без всякого предисловия:
   ТЫ ЧЕГО ТАМ ПОНАПЛЕЛ?
   Но даже и теперь, когда Гей старался всякий раз делать глубоко научный и глубоко содержательный анализ каждого нового документа, который поступал на хранение в его Красную Папку, материалы оказались перемешанными до такой степени, что у случайного посетителя архива могло сложиться впечатление, будто часть фотографий, например, может и большая, непременно должна в запасниках находиться, где-нибудь в пыльном темном углу чердака, это еще в лучшем случае, а то и вообще бы сжечь не мешало весь этот хлам, от которого, как сострил однажды Гей, одна только аллергия.
   Кстати, ему это сравнение понравилось.
   Историческая память, материализованная в аллергию...
   Нет, в самом деле, неплохо! - думал Гей.
   В Японии возникло движение, которое получило название ядерной аллергии.
   Хорошо бы, думал Гей, такому движению возникнуть во всех странах мира без исключения.
   В сущности, самых разных фотографий накопилось в Красной Папке так много, тяжесть их стала до того ощутима, что Гей и сам уже прикидывал, а не сдать ли их в какой-нибудь музей.
   Впрочем, для этой цели годился только один музей.
   Города Лунинска.
   Однако и туда могли принять лишь отдельные фотографии.
   Например, ту, где на фоне Гонной Дороги была запечатлена шеренга заезжих, пардон, известных творческих работников с Бээном в центре шеренги.
   Кстати, эта фотография в музее Лунинска уже была.
   Копирайт. Коля Глянцевый.
   Правда, и еще одна фотография из необъятной фототеки Гея оказалась в музее Лунинска.
   На ней был изображен обоз переселенцев.
   Точнее, это были старообрядцы.
   Раскольники.
   А если говорить еще точнее, это были политические ссыльные.
   Екатерина Вторая императорским указом всемилостивейше позволила лучшим людям России вернуться в Россию из Польши, где они были в изгнании полтора века.
   Но в Россию не Центральную, упаси боже, где сто пятьдесят лет назад жили эти русские люди, свято чтившие Веру, в том числе и образованная знать, а в глубину Сибири, на вымирание.
   Так что декабристы пришли уже в обжитые места.
   Старообрядцы, считал Гей, были своеобразными первыми декабристами.
   Георгий, естественно, полагал, что это политическая ошибка Гея, хотя сам Гей видел в такой параллели справедливую оценку духовного начала русского человека, который испокон века шел на физические лишения во имя высокой идеи.
   При этом Гей, разумеется, был противником идеализации старины, патриархальщины, славянофильства и уж конечно монархизма, дьявол бы его побрал, хотя кое-кто из социологов даже в наше время склонен впадать в такой архаизм.
   Впрочем, это может называться иначе.
   Но неужели все, абсолютно все сгорит, испарится в ядерной войне?! В том числе и Красная Папка...
   Случайный посетитель архива мог найти в Красной Папке не только фотографии.
   Там были, как уже ясно стало, и кое-какие другие материалы.
   В частности, записи Гея.
   Уроки графомании, как считал Георгий.
   Ну да и сам Гей был достаточно умен и одарен, чтобы не считать свои записи ни умными, ни талантливыми. И он отшучивался, отвечая, что в этой Красной Папке останется бесценный материал для тех критиков и литературоведов, которые умудряются делать монографию или кандидатскую, а то и докторскую диссертацию на одном только названии того или иного произведения.
   Ну а кроме всего прочего в Красной Папке были еще и высказывания Пророкова.
   Как особый всеобъемлющий жанр!
   Например, он однажды высказался так:
   НАС ГУБИТ СКЛОННОСТЬ ЗАМЕНЯТЬ ДЕЛО РАЗГОВОРАМИ.
   Хорошее высказывание!
   Поначалу Гей даже не предполагал, что это высказывание Пророкова есть не что иное, как сокращенное высказывание Ленина...
   И тут раздался звонок телефонный.
   Под ложечкой екнуло у Гея...
   Аппарат стоял в машине Алины.
   - Ради бога, не поднимайте трубку! - взмолился Гей.
   Она усмехнулась:
   - Наверно, меня разыскивает невеста, моя лучшая подруга...
   Гей покачал головой, на трезвонивший телефон глядя:
   - Нет, это звонок не женский! Это звонит Мээн...
   - Из машины моей лучшей подруги, то есть невесты...
   - Да, он у нас не промах! - теперь усмехнулся Гей.
   - Разве что по этой части...
   - Вы давно его знаете?
   - Да неужели Мээна понять нельзя и с первого взгляда? Уж примитивное, чем эта маска, не бывает...
   Телефон трезвонил, казалось, еще неистовее.
   Гей помолчал, а потом сказал тоном адвоката:
   - Увы, не во всем он виноват сам! - Еще помолчал, как бы взвешивая то, о чем сказать хотел, и произнес: - Я вот прикидываю даже, нельзя ли вывести из него, то есть создать, образ положительного героя, который преодолевает в себе некоторые негативные черты, заимствованные, так сказать...
   Телефон умолк, словно прислушиваясь.
   - Создать или воссоздать? - уточнила вдруг Алина. - То есть из атомов и молекул, как говорил Адам.
   - Ну-у... - замялся Гей. - А вам разве не все равно?
   - Нет.
   - Вы же человек не творческий, - уклонился Гей от прямого ответа. - Вы из племени читателей, а читатель у нас, как говорят и пишут, широкий, массовый...
   - Кто говорит и пишет?
   - Критики.
   - Им теперь придется пересмотреть свое кредо, точнее - обрести его, выработать. В соответствии с новыми требованиями.
   - Что вы имеете в виду?
   Телефон снова зазвонил, но уже не так настойчиво.
   Алина помедлила с ответом, сосредоточенно глядя на дорогу.
   - Это же ясно, - сказала она, - что имеются в виду требования времени. Она пожала плечами так, будто речь шла о чем-то очевидном.
   Телефон опять перестал звонить.
   Гей дыхание перевел.
   - Да, но требования уже были определенно и твердо высказаны давно, сказал он. - И в тысяча девятьсот семьдесят втором году, когда вышло постановление ЦК "О литературно-художественной критике", и в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году на июньском Пленуме, когда обсуждались идеологические вопросы.
   - Я знаю. Слежу за прессой... - Она улыбкой как бы его упрекнула, что он ее недооценивает. - Но теперь, во-первых, сделаны высказывания еще более определенные и твердые, а во-вторых, и это самое главное, самое важное, эти требования не столько директивный характер имеют, сколько жизненный.
   - Как вы это понимаете?
   - А так, что иначе и жить уже невозможно.
   - Это с вашей точки зрения? - спросил он с нажимом.
   - Да нет, с любой, пожалуй. - Она закурила, и он, как ни странно, смолчал, не удивился даже. - И вот наконец-то пришел человек и сказал, что ВСЕ ВО ИМЯ ЧЕЛОВЕКА, НА БЛАГО ЧЕЛОВЕКА, что надо АКТИВНЕЕ РАЗВОРАЧИВАТЬ БОРЬБУ ЗА УКРЕПЛЕНИЕ ПОРЯДКА ВО ВСЕХ СФЕРАХ НАШЕЙ ЖИЗНИ, что надо ПРЕОДОЛЕТЬ НЕГАТИВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ, КРУТО ПОВЕРНУТЬ ДЕЛО К ЛУЧШЕМУ, что важно добиться того, ЧТОБЫ СЛОВО НЕ РАЗОШЛОСЬ С ДЕЛОМ, а для этого надо РАСШИРЯТЬ ГЛАСНОСТЬ, что ЧЕМ ЛУЧШЕ ИНФОРМИРОВАНЫ ЛЮДИ, ТЕМ СОЗНАТЕЛЬНЕЕ ОНИ ДЕЙСТВУЮТ, ну и так далее.
   Она словно по газете прочитала, и Гей мысленно выделил цитаты.
   Он долго молчал, волнуясь, и боялся глянуть на Алину. Такого подвоха от нее Гей никак не ожидал. Он ведь считал, что она иностранка! Но не могла иностранка принять все это близко к сердцу. Алина же приняла. Он по голосу это чувствовал. И не на шутку разволновался. Потому что и сам принял все это близко к сердцу. Человек не может жить без надежды. И надежда появилась именно теперь. И чтобы скрыть свое смятение, Гей произнес поспешно:
   - Вы сказали, критикам придется пересмотреть свое кредо, а точнее обрести его, выработать... Вы конечно же имели в виду критику в узкопрофессиональном, литературном смысле?
   - Экая вы зануда... - Алина посмотрела на Гея с насмешливым сочувствием. Критика не может быть явлением общественно-социальным, всякая критика, если она по своей сути является узкопрофессиональной, чисто цеховой, это же ясно!
   Гея словно током ожгло.
   Гигантская мысль!
   Он так и произнес.
   - Гигантская мысль... - буркнул он в смятении. - Однажды я уже слышал подобную риторику... Именно так Бээн говорил! - Гей вдруг схватил Алину за руку. - Бээн!..
   Машина резко вильнула. Свет фар скользнул по металлической сетке, которой был огражден автобан.
   - Осторожнее, вы, сумасшедший!
   Алина отдернула руку Гея, выправляя ход машины. Гей сжался, почувствовал себя пленником, точнее, заложником. Да, он так и представил сейчас свое положение: Я ЗАЛОЖНИК!.. Дурь, конечно, пришла ему в голову. Ну какой он, к черту, заложник?! Отели, храмы, рестораны, Моцарт... рядом женщина красивая, духи "Фиджи", шуры-муры с ней завел, весь вечер лясы точил, то да се, и обоих тянет, как видно, друг к другу, нет-нет да слышит он голос грудной, мягкий, ласковый... какой там еще?
   Бабник он, а не заложник, сказал бы сейчас Бээн.
   И Гей поймал себя на том, что в нем возникло вдруг ощущение, будто едет он теперь не на Рысы, куда собирался, а на встречу с Бээном. Такое вот странное, тревожное явилось к нему предчувствие, что именно сегодня он увидит Бээна. Это же невозможно! - понимал он своим умом. Бээн сейчас в Сибири, Гей точно это знал, два дня назад говорил с ним по телефону - из Москвы, перед отлетом в Братиславу. Бээн сюда и не собирался. А такую поездку экспромтом даже Бээну никто не позволит сделать. Бээн сиднем сидит в своем офисе. На Комбинате. В апартаментах на пятом, высшем этаже. Золото окон которого в свете заката видно всему городу. И тем не менее Гею мнилось, что встреча с Бээном состоится с часу на час, по крайней мере утром.
   - Такие дела... - сказал Гей вслух.
   И тут опять зазвонил телефон.
   - Да, это, скорее всего, Мээн... - Гей сделал было движение поднять трубку.
   - Демон на договоре... - Алина погасила сигарету. - Так что если создавать из него - это одно дело, а если воссоздавать его в будущем из прошлого - это же совсем другое...
   И опять у Гея возникло ощущение, что между Алиной и Бээном - именно Бээном, как ни странно! - существует какая-то связь. Неожиданно для себя он заступился за Мээна:
   - Теперь он перестроится...
   Но Алина перебила его:
   - Может, ПРОСТО ДОЛЖЕН УЙТИ С ДОРОГИ?
   - А Бээн? - вдруг спросил Гей.
   Она ответить не успела, телефон затрезвонил сполошно, истерично.
   - Я отсюда, из машины, могу связаться? - спросил Гей.
   - С Москвой - нельзя.
   - Гораздо ближе...
   - Попробуйте.
   И Алина клавишу магнитофона пальчиком тронула, музыка Баха явилась, "Страсти по Матфею", и фон этот как бы отдалил Алину, совсем она теперь не мешала, и Гей снял трубку, набрал номер.
   - Георгий? Ты извини... поздний час... - Гей был смущен, прижал к губам трубку и говорил в нее так тихо, словно боялся разбудить еще кого-то. - Но дело срочное. На Рысы я еду. Не один, как предполагалось. Восхождение будет массовым... Почему, говоришь, массовым? А это как раз в традициях Рысы. Толпы людей поднимаются сюда летом! Целыми колоннами. Татранская Мекка. И люди, конечно, самые разные. Одни - убежденные ленинцы, другие - понять хотят его учение, а третьи, может, и враги наши идейные. Мало ли почему идут... Словом, я не думаю, что Мээн перестарался. Что он сделал? Да ничего особенного, в общем-то. Говорит, организовал мероприятие. В духе Бээна. Массовое мероприятие. Впрочем, он и понятия не имеет, что на Рысы выложен портрет Ленина. Он думает, что это просто ночной пикник, от нечего делать, а он ведь любитель разных уик-эндов, особенно расширенных... Что за народ? А свадебная компания из "Гранд-отеля". Мээн сверхзадачу для себя поставил. Сорвать с них буржуазные маски, со всех, с этой свадебной компании, выявить в каждом индивидуальность, желательно, говорит, социальной направленности, а еще бы лучше - социалистической. Ну и так далее. Мээн считает, что как раз в горах это и можно сделать. Мээн говорит, что они очухаются на подъеме, как на выездной расширенной планерке, и это будет восхождение к истине.
   Музыка Баха стала громче. Апофеоз в ней выявлялся. Но опять же не мешала она Гею говорить с Георгием по телефону. И голос Георгия в ответ возник отчетливо, хотя Алина, скорее всего, слышала только "Страсти по Матфею".
   "Ну что я тебе скажу, Гей? Уж во всяком случае такая тема - нечто более сущее, нежели история взаимоотношений Адама и Евы..." - Георгий произнес это не без сарказма.
   И Гею бы промолчать, а то и поддакнуть - и дело с концом, считай, резолюция Георгия в кармане, "добро" на продолжение книги, а там и на завершение было бы получено, так ведь нет! - дернула его нелегкая, вякнул-таки наперекор Георгию.
   - Что касается Адама и Евы, - произнес Гей не без волнения, в котором запальчивость угадывалась, - то я считал и считаю, что это и есть истинная жизнь! - Он тут сильное ударение сделал, а, помедлив, переведя дух, добавил с тем же принципиальным акцентом: - То есть настоящая жизнь человечества.
   Георгий вздохнул как бы сочувственно.
   "Я так понимаю твое рассуждение, - устало сказал он, - что это вполне очевидная ошибка методологии. Ты вдумайся! Я сейчас процитирую твоего социолога Адама, а может, и тебя самого... - усмехнулся Георгий. Покашлял, тонизируя голос, и сказал, будто с кафедры, как если бы он врага своего цитировал, убивая его принародно собственной мыслью незрелой: - Истинная жизнь - это жизнь, в которой внутривидовая борьба возрастает вместе с эволюцией современных особей homo sapiens, а не наоборот! - Он выдержал паузу. - Конец цитаты. Смотри по тексту страницы девяносто шестой. - Он опять помолчал, как бы давая возможность Гею сверить текст. И заключил: - Абракадабра, одним словом..."
   Гей сидел согнувшись так, что Алина могла подумать: не то трубка телефонная своей неимоверной тяжестью клонила его, не то сам Гей норовил спрятать эту трубку под себя.
   Но его пришибло не слово абракадабра, совсем нет, его наповал сразили слова вполне очевидная ошибка методологии. Для вящего эффекта не хватало только, чтобы орнаментовать это приговорное выражение как бы раздумчивым сочетанием "так сказать", произнесенным невнятной скороговоркой: тэ сэзэть...
   Феникс! Это был речестрой Феникса, одноклубника, одного из самых ретивых социологов - из числа знакомых Гея, скажем так, соседа по дому.
   И, как бы выгадывая время для ответа Георгию, Гей вспомнил, представил себе последнюю встречу с Фениксом?
   День был тогда гиблый, московский зимний день - мокрый, слякотный, с жуткой потягой.
   По каким-то делам куда-то отправился Гей, но вернулся с дороги - до того постыло ему все стало от немилосердной погоды.
   И встретил он у подъезда маленького толстого человека в кителе, картузе и хромовых сапогах.
   Это и был Феникс.
   Обычно Гей ронял на бегу: "Здрасьте!" - и был таков. А тут нашло на него что-то, замер он перед Фениксом.
   "Ему галифе не хватает", - вдруг подумал Гей как бы жалостливо.
   Кстати, галифе носил другой сосед Гея, из третьего подъезда, который, напротив, был высоченным и тощим, но с лицом большим, непроницаемо заплывшим.
   И как только Гей замешкался, вместо того чтобы мимо проскользнуть, Феникс тут же и молвил загадочно, глядя на него с подвохом как бы:
   - Тэ сэзэть, погодка-то, а?
   - А что погодка? - Гей сразу уловил намек на разговор о чем-то таком, о чем говорят лишь посвященные, каковым сам он, разумеется, не был.
   И он обреченно уставился в плутоватые глаза Феникса.
   - Я работаю над одной брошюрой, тэ сэзэть... - туманно молвил Феникс. Мне приходится бывать в одном, тэ сэзэть, месте, консультироваться... И вот мне доверительно, тэ сэзэть, сообщили, что мы... - он сделал ударение на этом местоимении, как бы обобщив его до такой степени, что в это МЫ входили и они с Геем, - теперь МЫ умеем, тэ сэзэть, даже погоду менять...
   Феникс как бы слегка задохнулся, намекая на то, что выдал Гею страшную тайну.
   Но прежде чем испугаться этой страшной тайны, Гей пожал плечами и сказал Фениксу, что еще в 1966 году он был свидетелем небывалого потопа в Крыму, когда зенитчики-метеорологи разгоняли выстрелами градовую тучу, которая пролилась небывалым дождем. Град, наверно, побил бы виноградник, а ливень смыл его подчистую, заодно затопив свиноферму, овчарню и так далее и тому подобное.
   - Я помню, помню! - бодро сказал Феникс. - Я и сам тогда отдыхал в Крыму (хотя, надо заметить, Гей вовсе не отдыхал тогда в Крыму, а работал как раз на этих самых виноградниках, добывая хлеб насущный для своей семьи). И думаю, что-о... - глубокомысленно изрек Феникс, - что тогда мы еще не умели, тэ сэзэть, управлять погодой.
   - А теперь, значит, умеем... - озадачился Гей.
   - Теперь - да! - как бы с угрозой заявил Феникс. - Теперь МЫ все, тэ сэзэть, можем! Теперь у НАС (в ход пошло другое обобщенное и укрупненное местоимение) и кое-что еще есть, чего у НИХ, тэ сэзэть, нет...
   - Например? - наивно спросил Гей.
   Феникс ехидно хихикнул:
   - Ну, это не для широкого, тэ сэзэть, пользования...
   И тут Гей неожиданно для себя разозлился на Феникса.
   - Да знаете ли вы, что американцы всегда обгоняют нас! Они первыми изобретают то одно, то другое! А мы вынуждены их догонять! Вот, например, на днях в Калифорнии, на военно-воздушной базе Ванденберг, произведено первое испытание нового противоспутникового оружия. - Гей будто читал газету. - С истребителя-бомбардировщика "Р-15" была запущена специальная ракета, которая может поражать цели на околоземных орбитах. Тем самым Белый дом санкционировал еще одну военно-стратегическую программу, направленную на достижение военного превосходства. Только в ближайшее пятилетие Пентагон намерен затратить на нее несколько десятков миллиардов долларов...
   Феникс за словом в карман не полез. Точнее, он достал из кармана кителя сложенную вчетверо газету "За рубежом". И прочитал не без сарказма:
   - "Это невероятно глупо и нереалистично. Представьте себе, что русские в один прекрасный день обнаружат, что все их спутники, чья задача заключалась в том, чтобы обнаружить запуск американских стратегических ракет, вышли из строя. Что они должны подумать? Это не может быть случайностью, потому что так много спутников не могут одновременно выйти из строя. Следовательно, это должно быть результатом каких-то действий США, Почему у Соединенных Штатов могло появиться желание вывести их из строя? Только потому, что США решили первыми напасть. Какова будет советская реакция? Самим нанести удар!.." Тэ сэзэть!..
   - Только без этого восклицания, - хмуро сказал Гей. - Там его нет.
   - Не понял? - спросил Феникс.
   Копирайт. Карл Саган. Видный американский ученый - астроном, профессор Корнуоллского университета.
   Феникс остолбенел.
   - И не надо мочиться кипятком, - неучтиво сказал Гей на прощание. - А то испортите свои реликтовые сапоги...
   Черт знает почему он вспомнил сейчас про это чучело гороховое!
   Но самое замечательное было дальше.
   Когда Гей снова появился на улице, все же решив, как бы назло Фениксу, отправиться по своим постылым делам, конца и края которым не было. Феникс на том же месте стоял, как и две минуты назад, но только уже в галифе.
   Гей обошел вокруг Феникса.
   Да, в галифе.
   С алым кантом.
   - Извините меня, пожалуйста, - промямлил Гей.
   - Вот так-то лучше, тэ сэзэть... - вкрадчиво молвил Феникс.
   С тех пор ни разу не встречались они.
   Гей собрался с духом, чтобы ответить Георгию, но тут Алина вмешалась включила портативный телевизор, и на экране появились Адам и Ева.
   Телефильм, оказывается, все еще продолжался.
   Адам и Ева сидели на кухне, перед ними стояли пустые тарелки, дело к ночи.
   Похоже, все было сказано друг другу...
   И надо жить.
   И скорее всего, отнюдь не ПРОСТО.
   Они молчали.
   И Адам вспоминал...
   С чего же все началось?
   Он увидел виллу Эндэа.
   Новоявленный рай.
   Адам приперся туда в разгар веселья.
   И среди гостей Эндэа была Ева.
   Она приехала сюда без Адама.
   Приехала потому, что вела духовные поиски.
   Самоутверждение своего Я, задавленного Адамом, семьей, бытовыми проблемами... ну и так далее и тому подобное.
   Дым коромыслом стоял в раю от этих духовных поисков!
   Это был взрыв мощнейшей духовной направленности.
   Сначала все, обалдев, распадаются на атомы и молекулы, а потом начинают воссоздавать себя заново, причем так поспешно, так лихорадочно, что атомы и молекулы при этом не успевают выстраиваться в кристаллическую решетку более-менее пристойной направленности, и тогда, с метастазами в виде рогов, которыми одарили друг друга, они кидаются в полутемные закутки, освещенные антикварными торшерами, и там под сатанинскую музыку начинаются... не танцы, нет! - с танцами это ничего общего не имеет! - начинаются своеобразные сексуальные игрища, вроде икромета, когда сытые рыбины трутся, бьются друг о друга, лаская взглядами, ладонями, а может, и губами, а потом будто просто так разбредаются, кто в мезонин, кто на веранду, а кто и в спальню, и встречаются там как бы случайно, перемешанные, стало быть, пары, результат духовного взрыва и последующего воссоздания из одухотворенных атомов и молекул...
   - Такие дела, - говорит Адам.
   Крупный план.
   Ему страшно теперь вспоминать, как он потерянно ходил по раю Эндэа из угла в угол, всюду натыкаясь на свою законную Еву, которая была не одна, а с кристаллической решеткой в образе одного из друзей Эндэа, а то и в образе самого Эндэа, и ничего предосудительного вроде бы не делала, просто мило так беседовала, и лицо было такое оживленное, какого он давно не видел, ну как же, взрыв духовной направленности, и была Ева трезвой, в отличие от остальных кристаллических решеток завсегдатаев этого рая, и казалась Ева благонравной даже, и была она как бы вполне удовлетворенной тем, что законный Адам злится на нее, ревнует и злится, будто она все это нарочно подстроила, его любовь к ней проверить, и тотчас уходила от него, и Адам брел в детскую - посмотреть, сладко ли спят самые разные дети Адамов и Ев, и вдруг заставал там свою законную Еву опять с той же кристаллической решеткой, и опять ничего предосудительного, мило так болтали они о чем-то сверхдуховном, и Адам шарахался от них как от прокаженных...
   Алина, не глядя на экран, выключила телевизор.
   Жизнь Адама и Евы как бы слилась в одной яркой точке, и точка эта, напоследок еще раз вспыхнув, угасла, распалась на атомы и молекулы.
   И снова музыка Баха возникла.
   - Георгий вас ждет... - Алина кивнула на телефон.
   - Ах, да! - Гей трубку к уху прижал. - Георгий... Этот пример с Адамом и Евой, возможно, еще не раскрывает...
   Но Георгий перебил его.
   Голос Георгия снова взвился обличительными нотками:
   "С каких это пор, во-первых, все эти Адамы и Евы, все эти, пардон, Алины и Геи, все эти маски, фантомы, придумки западных, пусть и прогрессивных, писателей, Макса Фриша там и прочих, стали предметом внимания, объектом пристального исследования наших социологов?!"
   - А во-вторых? - спросил Гей задумчиво.
   "А во-вторых, диалектика предполагает, что по мере эволюции современных особей homo sapiens, тем более в новых социальных условиях, происходит всемерное развитие личности, ее духовное обогащение, индивидуализация почти абсолютная, а стало быть, прекращение так называемой внутривидовой борьбы. Ну, да тебе все это выскажут рецензенты..."
   - А уже высказали! Например, Чингиз, доктор филологических наук, профессор Академии общественных наук. Он ознакомился с рефератом брошюры "Homo prekatastrofilis" и дал такое заключение: "Автор исследует нравственную сферу, которая прямо и непосредственно связана с ощущением ядерной катастрофы, нависшей над человечеством и отдельной личностью и в значительной степени приведшей к размыванию ценностей, к разгулу аморализма, бездуховности, вещизма, всякого рода мещанства и так далее".
   "Но ведь он, скорее всего, имеет в виду личность не нашу, а западную..."
   - Социолог Адам - конечно!
   "А Гей?" - хитро спросил Георгий.
   - Отвечу тебе словами Антуана де Сент-Экзюпери: ВСЕ МЫ - ЭКИПАЖ ОДНОГО КОСМИЧЕСКОГО КОРАБЛЯ.
   "Ответь конкретно!" - Георгий терпение терял.
   - Отвечу словами профессора Чингиза: "Семьи зеркальны, имена и судьбы тоже, и из этой мозаики складывается атмосфера неуверенности в завтрашнем, неустроенности, страха, бездуховности и так далее, то есть "плодов" возможной ядерной катастрофы, и именно она, если не бить тревогу, может привести мир к краху..."