Страница:
– Ни драконьей крови, ни желчи нечистого зверя, – подытожил Хирро, когда они осмотрели хранящиеся в шкафу мешочки и банки. – Ни тем более рога ильгана.
– Здесь есть только те компоненты, которые можно найти на материке, – добавил Гримальдус. – Видимо, оба демона не покидают эту землю – еще до вашего появления я выяснил, что здесь нет ни одного канала.
– Но здесь нет и этих демонов, – сказал Зербинас. – Мы облетели достаточно, чтобы найти их – если, конечно, они не прячутся от нас.
Если учесть драчливый характер демонов, его последнее предположение выглядело просто смехотворным. Любые другие предположения, даже такие, что демоны могли бесследно исчезнуть во время драки или вследствие того непонятного заклинания, для которого была подготовлена гептаграмма, и то выглядели правдоподобнее. В конце концов маги сошлись на том, что заклинание предназначалось для перенесения демонов с обреченного материка в другое место и было-таки выполнено, хотя шум драки и вид гептаграммы вызывали сильное сомнение в правдоподобности этой версии.
– Я обратил внимание на форму материка, – сказал Хирро, когда они перестали спорить о том, куда пропали местные обитатели. – Он похож на полукруг – словно отделился от чего-то большего.
– Так, наверное, действует заклинание отделения, о котором рассказывала Джабраэла, – предположил Зербинас.
– Как бы то ни было, нам нужно распылить эту землю, – перешел Гримальдус к делу.
– А куда полетит пыль? – поинтересовался Хирро.
– Даже если в ту же сторону, все равно она навредит меньше, чем падение твердого тела, – понял его невысказанную мысль Гримальдус. – Давайте выйдем в междумирье и поищем, нет ли по соседству других островов.
Они покинули дом, сели на ларов и вылетели в междумирье. Хирро с Гримальдусом начали разыскивать ближние объекты, оставив Зербинаса наблюдать, как его друзья бормочут себе под нос дорожные заклинания и вертят головами по сторонам. Наконец они оба уставились в одном и том же направлении, а затем взглянули друг на друга:
– Там?
– Там.
Там оказался крохотный островок земли – кусок зеленой рощицы под желтовато-белесым небом. Посреди рощицы светлела прогалина, посреди прогалины находился канал, ощутимый чуть ли не с любой точки островка. Маги выбрали это место, как наиболее удобное для приземления, и направили туда ларов. Но когда они спешились и огляделись, каждый вдруг почувствовал острое желание вскочить обратно на своего скакуна и помчаться отсюда без оглядки, потому что кроме канала на прогалине находилось существо.
Это было небольшое звероподобное существо, дремавшее под мохнатыми ветвями куста, из-за которых маги не заметили его сверху. Почувствовав появление пришельцев, оно село по-собачьи и вытянуло к ним длинную шею, заканчивающуюся носатой мордой с венчиком длинных щетинок за подвижными ушами. Уши существа вспорхнули кверху, щетинки поднялись ореолом вокруг головы, маленькие глазки счастливо заблестели, и вся его носатая морда буквально засияла дружелюбием навстречу магам.
Это был говорунчик.
Чтобы понять состояние увидевших его магов, нужно четко усвоить две вещи. Во-первых, после десятиминутного общения говорунчика хочется убить. Во-вторых, убивать его ни в коем случае нельзя, потому что говорунчик – волшебная тварь, вся магия которой ушла в желание говорить. И оно так сильно, что если говорунчика заставить замолчать – все равно, каким способом – желание говорить магически переселяется в того, кто это сделал. И тогда хочется убить уже его.
Говорунчик не знает, что такое – бояться других разумных существ, потому что ни одно живое существо в известных магам мирах, если оно хоть сколько-нибудь разумное, не убьет говорунчика. Зато он твердо знает другое – разумные существа для того и существуют, чтобы он мог поговорить с ними. На то они и разумны, чтобы оценить по достоинству его красноречие. В славную, доверчивую голову говорунчика никогда не заскакивает и намек на мысль, что он может оказаться хотя бы чуть-чуть надоедливым.
– Слушатели! – устремился он к магам. – Наконец-то мне есть с кем поговорить!
Содрогаться этому устрашающему «наконец-то» не имело смысла, потому что соскучившийся по общению говорунчик не становился еще разговорчивее. Это было просто невозможно. Маги только приняли к сведению, что на островке не жил никто, кроме этого общительного существа, по загадочным обстоятельствам поселившегося в таком уединенном месте – если, конечно, его соседи не покончили с собой, не выдержав его присутствия.
– А я как раз думал, с кем бы мне обсудить странности поведения этих муравьев, – начал говорунчик. – Каждый раз, когда муравей попадает между пальцами моей передней конечности, он начинает кусаться. Такая злобная скотина! А я весь так нежен и чувствителен, что муравьиный укус пронзает меня с головы до ног и я весь страдаю, страдаю… больше я страдаю только от нечутких и бестактных слушателей. Вы не поверите, сколько на свете нечутких и бестактных слушателей, но вы к таким, конечно, не относитесь. Я вижу это по вашим внимательным, сочувствующим лицам. Я так благодарен вам, друзья мои, что не могу даже высказать этого. Когда муравей укусил меня последний раз – а это было три недели и три дня назад – у меня между пальцами вздулась огромная опухоль. По моим прикидкам, не меньше, чем шесть маковых зерен в ширину… или даже шесть с половиной. Как я мучился, о! Дня четыре оба моих пальца на левой передней лапе, второй и третий, не сходились на ширину соломинки. И все между ними болело и ломило – даже и сейчас болит, но только если раздвинуть оба пальца и надавить между ними… но надавить очень сильно, тогда чувствуется.
Говорунчик протянул каждому из магов левую переднюю лапу и не успокоился, пока все они по очереди не осмотрели ее и не ощупали, сопровождаемые его предупреждениями «не давить очень сильно». Было ясно, что он сидит на этом острове так давно, что у него не осталось никаких тем для разговора, кроме самых незначительных. Говорунчик, однако, преподносил эти мелочи слушателям так, словно все они, вместе взятые, вели к неизбежному и закономерному концу света. Это было неотъемлемым свойством говорунчиков – не успокаиваться на том, что бесконечный поток их слов воспринимается как фон, а добиваться признания себя центром внимания.
– А теперь посмотрите здесь, – говорунчик указал им лапой за ухом. Маги, завороженные потоком его слов, машинально повиновались, но ничего там не увидели. – Как не видно? – удивился он, когда услышал это. – А вы надавите пальцем – только не очень сильно – там должно появиться маленькое красное пятнышко. Как не появилось? Должно появиться – так вот, вы думаете, это муравьиный укус? Ничуть не бывало, – торжествующе закончил он. – Это блоха. Она укусила меня, когда я спал под этим кустом, да еще поздно ночью… вы только представьте – полночь, а я просыпаюсь от страшной боли, весь укушенный, и это так мучительно…
– Может, мы займемся наконец делом? – спохватился Хирро.
Доверчивые глазки говорунчика укоризненно посмотрели на пиртянина.
– Не заставляйте меня подозревать вас в нечуткости и бестактности, – на его выразительной мордочке проступило огорчение. – Я, конечно, понимаю, что вы ничего не имели в виду – вы просто не подумали, но стоит мне вспомнить о всех этих бессердечных и невнимательных слушателях… Я считаю, что элементарное воспитание и такт должны быть у каждого, и всегда исхожу из того, что они есть у моего слушателя. Но нравы нынче так низки, что разочарования неизбежны, а все потому, что у меня доброе сердце и я не склонен судить о слушателях предвзято. Надеюсь, хоть вы не разочаруете меня – мне уже довелось испытать множество разочарований в жизни.
Всем троим магам ужасно хотелось разочаровать его, и они так бы и сделали, если бы не знали, что разочарованный говорунчик еще надоедливее неразочарованного.
– Да-да, разумеется, – закивал Зербинас. – Мы ничего не имели в виду, но нам нужно обсудить одно важное и неотложное дело…
– Обсудить?! – вскинулся говорунчик. – Я с огромным удовольствием обсужу ваше дело.
– Мы, собственно, имели в виду… – сказал Гримальдус. – То есть, я хотел сказать, что нам незачем обременять вас обсуждением такого совершенно не интересного для вас дела.
– Как это обсуждение может быть неинтересным? Вы только скажите мне, что обсуждать – и вы увидите, как хорошо это у меня получается.
Трое магов с надеждой переглянулись – может, им и вправду удастся обсудить выполнение распыления материка в присутствии говорунчика. Гримальдус еще не сообщил остальным исходный вариант распыляющего заклинания, поэтому он начал разговор именно с этого.
Говорунчик терпеливо выслушал заклинание Гримальдуса до конца.
– Какая интересная вещь – распыление, – заметил он, когда тот договорил последнюю строчку. – «И будь ты пылью в поднебесной» – хорошо звучит! «И будь ты пылью в поднебесной!» Ах, как это выразительно! Но я вот что скажу вам – будет не менее интересно, когда эта пыль осядет, и тогда из нее можно будет что-нибудь слепить. Гнездо, например, если добавить травинок, мисочку… а, может, и такую же землю, которую распылили. Как вы думаете, можно будет слепить ее обратно? – спросил он магов и тут же сам ответил: – Я думаю, что можно, но самое забавное – можно ли повторить все эти подробности, которые были на этой земле до распыления? Это вопрос философский и загадочный, и если ответ на него отрицательный, то неизбежно возникает другой вопрос – зачем распылять, если не можешь воссоздать заново? Но опять же – зачем распылять, если можешь воссоздать заново? По-моему, куда важнее порассуждать о муравьиных укусах – они такие болезненные…
– Может, все-таки вернемся к заклинанию? – предложил Хирро. – Мне кажется, удаленный вариант лучше всего сформулировать вот так, – он изменил в исходном заклинании несколько строчек.
– Вы всегда так затыкаете рты своим собеседникам? – возмущенно посмотрел на него говорунчик. – Я еще не высказался, а вы уже говорите свое, причем без учета высказанного мной. Мои последние собеседники тоже были магами, но они вели себя куда корректнее. Они сказали мне, что будут разговаривать со мной по очереди. Как я понял тогда – исключительно из уважения ко мне и повышенного внимания к моим словам. А ведь среди них были такие известные колдуны, как белый архимаг Панлеш и черный Грокшар – и оба скромно поставили себя в конец очереди. Я с волнением предвкушал нашу с ними содержательную беседу – но пока я общался с первым из их компании, мне показалось, что что-то вдруг случилось. Не могу сказать, что именно – я был слишком увлечен беседой – но земля вдруг как будто затряслась, а затем Панлеш сказал, что все сделано в точности по приказу правителя. Грокшар добавил, что теперь их головы останутся целыми – и все они исчезли, прямо вот здесь, посреди поляны. Но какой смысл иметь голову целой, если при этом сам исчез вместе с ней? – Говорунчик недоуменно развел передними лапами. – Когда они исчезли, я решил вернуться в столицу к правителю, но заблудился в этом лесу. С тех пор я живу на этой поляне – неплохо живу, вот только поговорить не с кем.
– Грокшар и Панлеш – это имена Древних Архимагов. – Хирро выразительно глянул на своих друзей.
– Но мы не можем позволить себе роскошь разговаривать с ним по очереди, – ответил ему таким же выразительным взглядом Гримальдус. – Нас всего трое.
– Больше всего меня огорчает, что правитель остался без удовольствия беседовать со мной, – продолжал говорунчик. – Меня к нему привез посол соседнего государства в знак перемирия, чтобы я услаждал его слух приятной беседой, но эти маги зазвали меня в лес, чтобы никто из посторонних не помешал нашему общению. Правитель был превосходным слушателем, и он, конечно, понял бы всю глубину проблемы муравьиных укусов – на мой взгляд, по важности она приближается к государственной.
– Чего мне до сих пор не хватало – так это обсуждать подобные государственные проблемы, – прошипел сквозь зубы Хирро, оказавшийся самым нетерпеливым. – И почему эти муравьи тебя здесь не сожрали, болтливая тварь!
Носатая морда говорунчика приняла выражение, отчетливо показывающее, что он оскорблен до глубины души.
– Теперь я вижу, что вы – нечуткий и бестактный слушатель, – обличающим тоном произнес он. – Вы недостойны того, чтобы я разговаривал с вами, и я хочу разъяснить вам со всей обстоятельностью, почему вы недостойны этого. Вы внесли еще одно глубочайшее разочарование в мое обширное познание человеческих пороков и несовершенств, и уже за одно это недостойны общения со мной. Вы не обладаете элементарной культурой разумного существа, заключающейся в том, чтобы уметь до конца выслушать собеседника, и это вынуждает меня сообщить вам, что я больше не желаю опускаться до общения с вами. Вы не понимаете глубочайших и животрепещущих проблем, которые волнуют лучшие умы разумных существ, вы слишком грубы для того, чтобы эти проблемы затронули вас, и я вынужден исключить вас из числа моих слушателей. Вы не…
– Так не разговаривай же со мной!!! – окончательно вышел из терпения пиртянин. – Или я не ручаюсь за себя!!!
– Я и не разговариваю, – с видом оскорбленного достоинства заявил говорунчик. – Я только считаю себя обязанным как можно подробнее довести до вашего сведения, почему я этого не делаю.
– Это правильно, – неожиданно вмешался в разговор Чанк, до этого тихо сидевший на плече Хирро. – Я давно знаю этого парня и могу полностью подтвердить, что иногда он бывает просто невозможным грубияном и хамом, – прощелкал он говорунчику. – Я вполне способен понять тех, кто возмущается его поведением, и полностью разделяю это возмущение.
– Ах! – обрадованно вздохнул говорунчик. – Какой вы чуткий и тактичный слушатель!
– Почему бы нам не уединиться и не обсудить безобразную выходку этого парня? —Чанк слетел с плеча мага и уселся на ветку над говорунчиком. – Такие серьезные разговоры требуют полной сосредоточенности.
– Да, конечно. – Все внимание говорунчика обратилось к птерону. – Как редко встретишь слушателя, который понимает необходимость уединения для доверительных разговоров!
Чанк перелетел на соседнюю ветку, затем на следующую. Говорунчик, как завороженный, пошел за ним. Вскоре они оба скрылись за деревьями, и надоедливый голосок говорунчика исчез из ушей магов.
Хирро встряхнул головой, словно стремясь вытрясти из нее этот голосок.
– Не знаю, как бы я обходился без Чанка, – с искренней признательностью объявил он. – А теперь, полагаю, мы можем вернуться к нашему делу.
Хотя в голове каждого из магов засело нечто от назойливого голоска говорунчика, мешавшее полностью сосредоточиться на деле, они все же сочинили удаленный вариант заклинания и разработали вспомогательную конструкцию для троих исполнителей. Они приняли за основу часто используемый в удаленных заклинаниях чертеж в виде дуги с чашей в фокусе, направленной вогнутой стороной на объект заклинания.
Поскольку Чанк взял говорунчика на себя, они беспрепятственно выбрали удобное место на обращенной к материку стороне островка. Гримальдус вынул из дорожного мешка силовые иглы, чашу, ингредиенты для колдовского раствора, и с привычной точностью начертил одной из игл широкую дугу. Хирро проверил ее направление на материк и удостоверился, что чертеж выполнен безукоризненно.
– Меня не покидает ощущение, что это заклинание не сработает, – поделился он своими опасениями. – Состав ингредиентов рассчитан на определенную мощность, которой вряд ли хватит для выполнения такого заклинания.
– Это наибольшая мощность, которую можно получить по подобной методике, – ответил Гримальдус. – В известной мне теории магии нет более сильных средств.
– Я знаю, – согласился Хирро, – но заклинание, не подкрепленное достаточным количеством силы, останется словами и больше ничем. Хотя теоретически оно верно, на практике оно может оказаться невыполнимым.
– Мы должны попытаться, – в голосе Гримальдуса прозвучало неявное согласие со словами пиртянина. – Я надеюсь, что наша совместная сила дополнит слабость ингредиентов. Все-таки основное в колдовстве – это сила мага, и мне известно множество заклинаний, которые опираются только на нее. Зависимость от вспомогательных средств не безусловна, при соответствующей подготовке можно вообще обходиться без них. Драконы, например, никогда не пользуются ничем, кроме собственной колдовской силы.
– По-моему, неправильно начинать колдовство, не будучи заранее уверенным в его исходе, – сказал Зербинас. – Это снижает шансы на успех.
– В таком колдовстве невозможно быть уверенным заранее, – ответил не Хирро, а Гримальдус, хотя замечание Зербинаса относилось к пиртянину. – Главное – быть уверенным во время его выполнения.
Он размешал ингредиенты в чаше и точным ударом силовой иглы приколол ее к фокусу дуги. Зербинас и Хирро воткнули остальные семь игл по размеченным точкам дуги и встали по ее краям, а Гримальдус остановился лицом к чаше на серединной точке. Убедившись, что все готовы начинать, он заговорил вводную часть заклинания, предназначавшуюся для концентрации силы.
Когда силовые вихри стянулись в чашу, маги начали основное заклинание. Гримальдус произнес слова силы, остальные двое повторили их мысленно, чтобы усилить и поддержать их. Каждый почувствовал, как тугие вихри выскользнули из чаши и устремились к материку, обволакивая его невидимым облаком, призванным преобразовать его в пыль.
Каждый из магов ощутил, что все получилось как нельзя лучше. Сила была собрана, сбалансирована и направлена, заклинание прошло безошибочно, именно так, как оно и было задумано. Не было ни малейшего диссонанса, и если перед началом работы у кого-то и были определенные сомнения, во время выполнения они были отброшены и отставлены, как это принято у опытных и умелых магов.
Но материк остался на месте. Хотя Зербинас не мог определить этого сам, он безошибочно догадался об этом по вытянувшимся лицам Хирро и Гримальдуса. Какое-то время все трое стояли, не говоря ни слова.
– Нет сомнений, все прошло наилучшим образом, – сказал наконец Хирро. – Если бы кто-то из нас дрогнул или сфальшивил, я заметил бы.
– Да, все прошло наилучшим образом, – мрачно подтвердил Гримальдус.
– Значит, можно принять к сведению, что эксперимент не удался, и заняться поиском других способов решения проблемы, – подытожил пиртянин.
– Я привлек к ее решению все известные мне знания. Может, в вашей академии… – Гримальдус глянул на Хирро, не договорив фразу.
– Нет, – покачал головой тот. – Я не знаю более подходящих методов. Возможно, асфрийская школа… все-таки там тоже давние традиции.
– Нужно обсудить это с Ринальфом, – закончил его мысль Зербинас.
– Да, это будет самым разумным. Как я понял, у нас еще есть время?
– Около полутора лет, – сказал Гримальдус. – Боюсь, что я не смогу составить вам компанию, потому что связан договором с нанимателем. Мне необходимо вернуться на работу, я уже потратил на это столько времени, что больше не могу злоупотреблять снисходительностью Герна Иру. Давайте договоримся так – вы обсудите это дело с Ринальфом, а затем заедете за мной, а я тем временем тоже поразмыслю над этим и, возможно, придумаю что-то более удачное.
– Договорились, – кивнули оба мага.
XVI
– Здесь есть только те компоненты, которые можно найти на материке, – добавил Гримальдус. – Видимо, оба демона не покидают эту землю – еще до вашего появления я выяснил, что здесь нет ни одного канала.
– Но здесь нет и этих демонов, – сказал Зербинас. – Мы облетели достаточно, чтобы найти их – если, конечно, они не прячутся от нас.
Если учесть драчливый характер демонов, его последнее предположение выглядело просто смехотворным. Любые другие предположения, даже такие, что демоны могли бесследно исчезнуть во время драки или вследствие того непонятного заклинания, для которого была подготовлена гептаграмма, и то выглядели правдоподобнее. В конце концов маги сошлись на том, что заклинание предназначалось для перенесения демонов с обреченного материка в другое место и было-таки выполнено, хотя шум драки и вид гептаграммы вызывали сильное сомнение в правдоподобности этой версии.
– Я обратил внимание на форму материка, – сказал Хирро, когда они перестали спорить о том, куда пропали местные обитатели. – Он похож на полукруг – словно отделился от чего-то большего.
– Так, наверное, действует заклинание отделения, о котором рассказывала Джабраэла, – предположил Зербинас.
– Как бы то ни было, нам нужно распылить эту землю, – перешел Гримальдус к делу.
– А куда полетит пыль? – поинтересовался Хирро.
– Даже если в ту же сторону, все равно она навредит меньше, чем падение твердого тела, – понял его невысказанную мысль Гримальдус. – Давайте выйдем в междумирье и поищем, нет ли по соседству других островов.
Они покинули дом, сели на ларов и вылетели в междумирье. Хирро с Гримальдусом начали разыскивать ближние объекты, оставив Зербинаса наблюдать, как его друзья бормочут себе под нос дорожные заклинания и вертят головами по сторонам. Наконец они оба уставились в одном и том же направлении, а затем взглянули друг на друга:
– Там?
– Там.
Там оказался крохотный островок земли – кусок зеленой рощицы под желтовато-белесым небом. Посреди рощицы светлела прогалина, посреди прогалины находился канал, ощутимый чуть ли не с любой точки островка. Маги выбрали это место, как наиболее удобное для приземления, и направили туда ларов. Но когда они спешились и огляделись, каждый вдруг почувствовал острое желание вскочить обратно на своего скакуна и помчаться отсюда без оглядки, потому что кроме канала на прогалине находилось существо.
Это было небольшое звероподобное существо, дремавшее под мохнатыми ветвями куста, из-за которых маги не заметили его сверху. Почувствовав появление пришельцев, оно село по-собачьи и вытянуло к ним длинную шею, заканчивающуюся носатой мордой с венчиком длинных щетинок за подвижными ушами. Уши существа вспорхнули кверху, щетинки поднялись ореолом вокруг головы, маленькие глазки счастливо заблестели, и вся его носатая морда буквально засияла дружелюбием навстречу магам.
Это был говорунчик.
Чтобы понять состояние увидевших его магов, нужно четко усвоить две вещи. Во-первых, после десятиминутного общения говорунчика хочется убить. Во-вторых, убивать его ни в коем случае нельзя, потому что говорунчик – волшебная тварь, вся магия которой ушла в желание говорить. И оно так сильно, что если говорунчика заставить замолчать – все равно, каким способом – желание говорить магически переселяется в того, кто это сделал. И тогда хочется убить уже его.
Говорунчик не знает, что такое – бояться других разумных существ, потому что ни одно живое существо в известных магам мирах, если оно хоть сколько-нибудь разумное, не убьет говорунчика. Зато он твердо знает другое – разумные существа для того и существуют, чтобы он мог поговорить с ними. На то они и разумны, чтобы оценить по достоинству его красноречие. В славную, доверчивую голову говорунчика никогда не заскакивает и намек на мысль, что он может оказаться хотя бы чуть-чуть надоедливым.
– Слушатели! – устремился он к магам. – Наконец-то мне есть с кем поговорить!
Содрогаться этому устрашающему «наконец-то» не имело смысла, потому что соскучившийся по общению говорунчик не становился еще разговорчивее. Это было просто невозможно. Маги только приняли к сведению, что на островке не жил никто, кроме этого общительного существа, по загадочным обстоятельствам поселившегося в таком уединенном месте – если, конечно, его соседи не покончили с собой, не выдержав его присутствия.
– А я как раз думал, с кем бы мне обсудить странности поведения этих муравьев, – начал говорунчик. – Каждый раз, когда муравей попадает между пальцами моей передней конечности, он начинает кусаться. Такая злобная скотина! А я весь так нежен и чувствителен, что муравьиный укус пронзает меня с головы до ног и я весь страдаю, страдаю… больше я страдаю только от нечутких и бестактных слушателей. Вы не поверите, сколько на свете нечутких и бестактных слушателей, но вы к таким, конечно, не относитесь. Я вижу это по вашим внимательным, сочувствующим лицам. Я так благодарен вам, друзья мои, что не могу даже высказать этого. Когда муравей укусил меня последний раз – а это было три недели и три дня назад – у меня между пальцами вздулась огромная опухоль. По моим прикидкам, не меньше, чем шесть маковых зерен в ширину… или даже шесть с половиной. Как я мучился, о! Дня четыре оба моих пальца на левой передней лапе, второй и третий, не сходились на ширину соломинки. И все между ними болело и ломило – даже и сейчас болит, но только если раздвинуть оба пальца и надавить между ними… но надавить очень сильно, тогда чувствуется.
Говорунчик протянул каждому из магов левую переднюю лапу и не успокоился, пока все они по очереди не осмотрели ее и не ощупали, сопровождаемые его предупреждениями «не давить очень сильно». Было ясно, что он сидит на этом острове так давно, что у него не осталось никаких тем для разговора, кроме самых незначительных. Говорунчик, однако, преподносил эти мелочи слушателям так, словно все они, вместе взятые, вели к неизбежному и закономерному концу света. Это было неотъемлемым свойством говорунчиков – не успокаиваться на том, что бесконечный поток их слов воспринимается как фон, а добиваться признания себя центром внимания.
– А теперь посмотрите здесь, – говорунчик указал им лапой за ухом. Маги, завороженные потоком его слов, машинально повиновались, но ничего там не увидели. – Как не видно? – удивился он, когда услышал это. – А вы надавите пальцем – только не очень сильно – там должно появиться маленькое красное пятнышко. Как не появилось? Должно появиться – так вот, вы думаете, это муравьиный укус? Ничуть не бывало, – торжествующе закончил он. – Это блоха. Она укусила меня, когда я спал под этим кустом, да еще поздно ночью… вы только представьте – полночь, а я просыпаюсь от страшной боли, весь укушенный, и это так мучительно…
– Может, мы займемся наконец делом? – спохватился Хирро.
Доверчивые глазки говорунчика укоризненно посмотрели на пиртянина.
– Не заставляйте меня подозревать вас в нечуткости и бестактности, – на его выразительной мордочке проступило огорчение. – Я, конечно, понимаю, что вы ничего не имели в виду – вы просто не подумали, но стоит мне вспомнить о всех этих бессердечных и невнимательных слушателях… Я считаю, что элементарное воспитание и такт должны быть у каждого, и всегда исхожу из того, что они есть у моего слушателя. Но нравы нынче так низки, что разочарования неизбежны, а все потому, что у меня доброе сердце и я не склонен судить о слушателях предвзято. Надеюсь, хоть вы не разочаруете меня – мне уже довелось испытать множество разочарований в жизни.
Всем троим магам ужасно хотелось разочаровать его, и они так бы и сделали, если бы не знали, что разочарованный говорунчик еще надоедливее неразочарованного.
– Да-да, разумеется, – закивал Зербинас. – Мы ничего не имели в виду, но нам нужно обсудить одно важное и неотложное дело…
– Обсудить?! – вскинулся говорунчик. – Я с огромным удовольствием обсужу ваше дело.
– Мы, собственно, имели в виду… – сказал Гримальдус. – То есть, я хотел сказать, что нам незачем обременять вас обсуждением такого совершенно не интересного для вас дела.
– Как это обсуждение может быть неинтересным? Вы только скажите мне, что обсуждать – и вы увидите, как хорошо это у меня получается.
Трое магов с надеждой переглянулись – может, им и вправду удастся обсудить выполнение распыления материка в присутствии говорунчика. Гримальдус еще не сообщил остальным исходный вариант распыляющего заклинания, поэтому он начал разговор именно с этого.
Говорунчик терпеливо выслушал заклинание Гримальдуса до конца.
– Какая интересная вещь – распыление, – заметил он, когда тот договорил последнюю строчку. – «И будь ты пылью в поднебесной» – хорошо звучит! «И будь ты пылью в поднебесной!» Ах, как это выразительно! Но я вот что скажу вам – будет не менее интересно, когда эта пыль осядет, и тогда из нее можно будет что-нибудь слепить. Гнездо, например, если добавить травинок, мисочку… а, может, и такую же землю, которую распылили. Как вы думаете, можно будет слепить ее обратно? – спросил он магов и тут же сам ответил: – Я думаю, что можно, но самое забавное – можно ли повторить все эти подробности, которые были на этой земле до распыления? Это вопрос философский и загадочный, и если ответ на него отрицательный, то неизбежно возникает другой вопрос – зачем распылять, если не можешь воссоздать заново? Но опять же – зачем распылять, если можешь воссоздать заново? По-моему, куда важнее порассуждать о муравьиных укусах – они такие болезненные…
– Может, все-таки вернемся к заклинанию? – предложил Хирро. – Мне кажется, удаленный вариант лучше всего сформулировать вот так, – он изменил в исходном заклинании несколько строчек.
– Вы всегда так затыкаете рты своим собеседникам? – возмущенно посмотрел на него говорунчик. – Я еще не высказался, а вы уже говорите свое, причем без учета высказанного мной. Мои последние собеседники тоже были магами, но они вели себя куда корректнее. Они сказали мне, что будут разговаривать со мной по очереди. Как я понял тогда – исключительно из уважения ко мне и повышенного внимания к моим словам. А ведь среди них были такие известные колдуны, как белый архимаг Панлеш и черный Грокшар – и оба скромно поставили себя в конец очереди. Я с волнением предвкушал нашу с ними содержательную беседу – но пока я общался с первым из их компании, мне показалось, что что-то вдруг случилось. Не могу сказать, что именно – я был слишком увлечен беседой – но земля вдруг как будто затряслась, а затем Панлеш сказал, что все сделано в точности по приказу правителя. Грокшар добавил, что теперь их головы останутся целыми – и все они исчезли, прямо вот здесь, посреди поляны. Но какой смысл иметь голову целой, если при этом сам исчез вместе с ней? – Говорунчик недоуменно развел передними лапами. – Когда они исчезли, я решил вернуться в столицу к правителю, но заблудился в этом лесу. С тех пор я живу на этой поляне – неплохо живу, вот только поговорить не с кем.
– Грокшар и Панлеш – это имена Древних Архимагов. – Хирро выразительно глянул на своих друзей.
– Но мы не можем позволить себе роскошь разговаривать с ним по очереди, – ответил ему таким же выразительным взглядом Гримальдус. – Нас всего трое.
– Больше всего меня огорчает, что правитель остался без удовольствия беседовать со мной, – продолжал говорунчик. – Меня к нему привез посол соседнего государства в знак перемирия, чтобы я услаждал его слух приятной беседой, но эти маги зазвали меня в лес, чтобы никто из посторонних не помешал нашему общению. Правитель был превосходным слушателем, и он, конечно, понял бы всю глубину проблемы муравьиных укусов – на мой взгляд, по важности она приближается к государственной.
– Чего мне до сих пор не хватало – так это обсуждать подобные государственные проблемы, – прошипел сквозь зубы Хирро, оказавшийся самым нетерпеливым. – И почему эти муравьи тебя здесь не сожрали, болтливая тварь!
Носатая морда говорунчика приняла выражение, отчетливо показывающее, что он оскорблен до глубины души.
– Теперь я вижу, что вы – нечуткий и бестактный слушатель, – обличающим тоном произнес он. – Вы недостойны того, чтобы я разговаривал с вами, и я хочу разъяснить вам со всей обстоятельностью, почему вы недостойны этого. Вы внесли еще одно глубочайшее разочарование в мое обширное познание человеческих пороков и несовершенств, и уже за одно это недостойны общения со мной. Вы не обладаете элементарной культурой разумного существа, заключающейся в том, чтобы уметь до конца выслушать собеседника, и это вынуждает меня сообщить вам, что я больше не желаю опускаться до общения с вами. Вы не понимаете глубочайших и животрепещущих проблем, которые волнуют лучшие умы разумных существ, вы слишком грубы для того, чтобы эти проблемы затронули вас, и я вынужден исключить вас из числа моих слушателей. Вы не…
– Так не разговаривай же со мной!!! – окончательно вышел из терпения пиртянин. – Или я не ручаюсь за себя!!!
– Я и не разговариваю, – с видом оскорбленного достоинства заявил говорунчик. – Я только считаю себя обязанным как можно подробнее довести до вашего сведения, почему я этого не делаю.
– Это правильно, – неожиданно вмешался в разговор Чанк, до этого тихо сидевший на плече Хирро. – Я давно знаю этого парня и могу полностью подтвердить, что иногда он бывает просто невозможным грубияном и хамом, – прощелкал он говорунчику. – Я вполне способен понять тех, кто возмущается его поведением, и полностью разделяю это возмущение.
– Ах! – обрадованно вздохнул говорунчик. – Какой вы чуткий и тактичный слушатель!
– Почему бы нам не уединиться и не обсудить безобразную выходку этого парня? —Чанк слетел с плеча мага и уселся на ветку над говорунчиком. – Такие серьезные разговоры требуют полной сосредоточенности.
– Да, конечно. – Все внимание говорунчика обратилось к птерону. – Как редко встретишь слушателя, который понимает необходимость уединения для доверительных разговоров!
Чанк перелетел на соседнюю ветку, затем на следующую. Говорунчик, как завороженный, пошел за ним. Вскоре они оба скрылись за деревьями, и надоедливый голосок говорунчика исчез из ушей магов.
Хирро встряхнул головой, словно стремясь вытрясти из нее этот голосок.
– Не знаю, как бы я обходился без Чанка, – с искренней признательностью объявил он. – А теперь, полагаю, мы можем вернуться к нашему делу.
Хотя в голове каждого из магов засело нечто от назойливого голоска говорунчика, мешавшее полностью сосредоточиться на деле, они все же сочинили удаленный вариант заклинания и разработали вспомогательную конструкцию для троих исполнителей. Они приняли за основу часто используемый в удаленных заклинаниях чертеж в виде дуги с чашей в фокусе, направленной вогнутой стороной на объект заклинания.
Поскольку Чанк взял говорунчика на себя, они беспрепятственно выбрали удобное место на обращенной к материку стороне островка. Гримальдус вынул из дорожного мешка силовые иглы, чашу, ингредиенты для колдовского раствора, и с привычной точностью начертил одной из игл широкую дугу. Хирро проверил ее направление на материк и удостоверился, что чертеж выполнен безукоризненно.
– Меня не покидает ощущение, что это заклинание не сработает, – поделился он своими опасениями. – Состав ингредиентов рассчитан на определенную мощность, которой вряд ли хватит для выполнения такого заклинания.
– Это наибольшая мощность, которую можно получить по подобной методике, – ответил Гримальдус. – В известной мне теории магии нет более сильных средств.
– Я знаю, – согласился Хирро, – но заклинание, не подкрепленное достаточным количеством силы, останется словами и больше ничем. Хотя теоретически оно верно, на практике оно может оказаться невыполнимым.
– Мы должны попытаться, – в голосе Гримальдуса прозвучало неявное согласие со словами пиртянина. – Я надеюсь, что наша совместная сила дополнит слабость ингредиентов. Все-таки основное в колдовстве – это сила мага, и мне известно множество заклинаний, которые опираются только на нее. Зависимость от вспомогательных средств не безусловна, при соответствующей подготовке можно вообще обходиться без них. Драконы, например, никогда не пользуются ничем, кроме собственной колдовской силы.
– По-моему, неправильно начинать колдовство, не будучи заранее уверенным в его исходе, – сказал Зербинас. – Это снижает шансы на успех.
– В таком колдовстве невозможно быть уверенным заранее, – ответил не Хирро, а Гримальдус, хотя замечание Зербинаса относилось к пиртянину. – Главное – быть уверенным во время его выполнения.
Он размешал ингредиенты в чаше и точным ударом силовой иглы приколол ее к фокусу дуги. Зербинас и Хирро воткнули остальные семь игл по размеченным точкам дуги и встали по ее краям, а Гримальдус остановился лицом к чаше на серединной точке. Убедившись, что все готовы начинать, он заговорил вводную часть заклинания, предназначавшуюся для концентрации силы.
Когда силовые вихри стянулись в чашу, маги начали основное заклинание. Гримальдус произнес слова силы, остальные двое повторили их мысленно, чтобы усилить и поддержать их. Каждый почувствовал, как тугие вихри выскользнули из чаши и устремились к материку, обволакивая его невидимым облаком, призванным преобразовать его в пыль.
Каждый из магов ощутил, что все получилось как нельзя лучше. Сила была собрана, сбалансирована и направлена, заклинание прошло безошибочно, именно так, как оно и было задумано. Не было ни малейшего диссонанса, и если перед началом работы у кого-то и были определенные сомнения, во время выполнения они были отброшены и отставлены, как это принято у опытных и умелых магов.
Но материк остался на месте. Хотя Зербинас не мог определить этого сам, он безошибочно догадался об этом по вытянувшимся лицам Хирро и Гримальдуса. Какое-то время все трое стояли, не говоря ни слова.
– Нет сомнений, все прошло наилучшим образом, – сказал наконец Хирро. – Если бы кто-то из нас дрогнул или сфальшивил, я заметил бы.
– Да, все прошло наилучшим образом, – мрачно подтвердил Гримальдус.
– Значит, можно принять к сведению, что эксперимент не удался, и заняться поиском других способов решения проблемы, – подытожил пиртянин.
– Я привлек к ее решению все известные мне знания. Может, в вашей академии… – Гримальдус глянул на Хирро, не договорив фразу.
– Нет, – покачал головой тот. – Я не знаю более подходящих методов. Возможно, асфрийская школа… все-таки там тоже давние традиции.
– Нужно обсудить это с Ринальфом, – закончил его мысль Зербинас.
– Да, это будет самым разумным. Как я понял, у нас еще есть время?
– Около полутора лет, – сказал Гримальдус. – Боюсь, что я не смогу составить вам компанию, потому что связан договором с нанимателем. Мне необходимо вернуться на работу, я уже потратил на это столько времени, что больше не могу злоупотреблять снисходительностью Герна Иру. Давайте договоримся так – вы обсудите это дело с Ринальфом, а затем заедете за мной, а я тем временем тоже поразмыслю над этим и, возможно, придумаю что-то более удачное.
– Договорились, – кивнули оба мага.
XVI
Чайка стремительно летела вдоль океанского берега. Она мчалась под синим небом, над синей водой, мимо черного утеса, заканчивающегося сверху черной башней. Серые крылья резали воздух, в отчаянном усилии перекрывая наивысшую мыслимую для чаячьего тела скорость.
Но сокол был еще быстрее. Маленький соколок, мышиный охотник, вдвое меньше чайки, он был не по размеру свиреп и отважен. Юркий и верткий, он был сильнее длиннокрылой птицы и старался скогтить ее на лету, настигая ее в бешеной гонке и ударяя сверху. Каждый раз чайка чудом уходила от гибели и мчалась дальше, роняя перья в океанскую воду.
Мужчина какое-то время наблюдал за ними из окна башни на утесе, но вскоре потерял интерес к их смертельному состязанию. Либо этот соколок получит сегодня свой обед, либо ему придется поискать другую добычу, а чайка еще поживет на свете, пока не наткнется на другого сокола. Все эти гонки хищника и жертвы однообразны и стары как мир, они не стоят никакого внимания.
Он слишком мало интересовался повадками мелких животных, чтобы знать, что мышиный соколок никогда не нападает на чаек.
Иначе он наверняка понаблюдал бы за ними еще. И тогда он увидел бы странное существо, похожее на стрижа с совиной головкой, вылетевшее из расщелины утеса на помощь чайке. У этого существа были крепкие совиные когти, которыми оно вцепилось в соколка, и над океаном завязался яростный воздушный бой. И, что совсем уже противоречило повадкам чаек, та развернулась в воздухе и вместе с неожиданным заступником накинулась на своего недавнего преследователя. Обе птицы били и трепали соколка, пока не заклевали его насмерть – и вместо растерзанного комочка перьев в океан упала капля.
Одна-единственная капля крови.
В устройстве и размещении жилищ многочисленных асфрийских магов можно выявить определенные закономерности. Темные маги, например, имеют привычку селиться во мрачных и зловещих местах, особенно пользующихся дурной славой, неподалеку от кладбищ и склепов, лучше – заброшенных, но можно и действующих. Их особняки черны и грубы, башни унылы, заборы высоки и неприступны, и все это в совокупности выглядит так, что даже не хочется проходить мимо.
Светлые маги предпочитают спокойные и приятные для созерцания окрестности, преимущественно уединенные, но невдалеке от населенных пунктов и связанных с ними удобств. Их особняки уютны и спланированы с большим архитектурным вкусом, всегда имеют сад или хотя бы цветничок, башни чисты и стройны, а заборы выглядят наивными сооружениями, неспособными защитить даже от младенца. Но вы попробуйте, суньтесь…
А как еще прикажете конструировать заборы в мире, где полно темных магов?
Особняк Вольда стоит на окраине Асфасты – причем на ее лучшей окраине, именуемой океанским побережьем. Он обладает всеми признаками жилища светлых магов – то есть, весьма уютен и спланирован с безукоризненным архитектурным вкусом, имеет огромный парк с цветником. Одним из выдающихся украшений парка является башня мага, куда больше похожая на обзорную башню для увеселительных прогулок членов королевской семьи Нафи.
Впрочем, королевская семья Нафи и не пытается соперничать роскошью с Вольдом.
Ажурная решетка, обносящая парк с особняком, предназначена не скрывать ни клочка из находящегося внутри великолепия. Но вы попробуйте, суньтесь…
Тем не менее, посмотрите на выражение лица кого-нибудь из светлых магов, если вы по несчастью назовете при нем Вольда светлым магом – и у вас язык присохнет к горлу. Точно так же не нужно называть его темным магом в присутствии темных магов – они обдадут вас таким презрением, что после целый месяц не отмоетесь.
Вольд – это Вольд, единственный и неповторимый.
– Я не темный – я практичный, – любит он говорить, рисуясь перед ничего не смыслящими в магии обывателями, когда он, весь выхоленный и умащенный душистыми притираниями, в безумно яркой и дорогой одежде, поигрывает драгоценными перстнями на каждом из десяти пальцев под их завистливыми взглядами.
Просторные комнаты его особняка обиты редчайшими и красивейшими сортами тканей, увешаны картинами и гобеленами, инкрустированы ценнейшими породами дерева и обставлены дорогой мебелью и безделушками. То же самое касается холлов, лестниц, коридоров и рабочих помещений Вольда. Постоянной прислуги Вольд не держит, обходясь заклинаниями защиты от пыли и магическими творениями собственной разработки для уборки мусора. Иногда он, однако, нанимает мастеров для новых отделок и переделок особняка – и тогда по всей Асфасте начинают ходить слухи о роскоши и диковинках, скрывающихся там.
Эти слухи весьма интригуют обывателей, потому что Вольд никогда не приглашает к себе гостей.
Вольд любил роскошь и удобство своего особняка, своей одежды и быта – точно так же, как птица любит свое оперение.
Вы можете представить себе птицу без оперения?
В таком случае вы поймете Вольда.
Единственным маленьким неудобством особняка являлось то, что по извечной нелюбви асфрийских магов к прислуге там не было своей кухни. Однако, любой недостаток можно превратить в достоинство – особенно, если для этого имеются средства – и Вольд приспособился обедать и ужинать в самом дорогом ресторане Асфасты. По утрам он обходился кувшинчиком иги с купленными там же лакомствами – и имел лишний повод для довольства собой благодаря тому, что в совершенстве выучился заваривать игу.
Этим утром – и весьма поздним утром, потому что Вольд, как это принято у светских особ, очень поздно ложился спать и очень поздно вставал – он сидел за кувшинчиком иги в своей любимой гостиной с окнами на восток. Густой розоватый настой наполнял ароматом всю гостиную, солнце освещало светло-бежевую обивку стен, придавая вытканным на ней цветам такую свежесть и рельефность, что они казались живыми. Пузатая экзотическая ваза на угловом столике переливалась синью и золотом, многократно отражаясь в зеркалах – чего-чего, а нехватки зеркал не было ни в одной из комнат особняка – и бегущие вдоль выпуклого бока фигурки множились по гостиной, наполняя ее иной жизнью и обычаями, бесконечно удаленными отсюда во времени и пространстве.
Но сокол был еще быстрее. Маленький соколок, мышиный охотник, вдвое меньше чайки, он был не по размеру свиреп и отважен. Юркий и верткий, он был сильнее длиннокрылой птицы и старался скогтить ее на лету, настигая ее в бешеной гонке и ударяя сверху. Каждый раз чайка чудом уходила от гибели и мчалась дальше, роняя перья в океанскую воду.
Мужчина какое-то время наблюдал за ними из окна башни на утесе, но вскоре потерял интерес к их смертельному состязанию. Либо этот соколок получит сегодня свой обед, либо ему придется поискать другую добычу, а чайка еще поживет на свете, пока не наткнется на другого сокола. Все эти гонки хищника и жертвы однообразны и стары как мир, они не стоят никакого внимания.
Он слишком мало интересовался повадками мелких животных, чтобы знать, что мышиный соколок никогда не нападает на чаек.
Иначе он наверняка понаблюдал бы за ними еще. И тогда он увидел бы странное существо, похожее на стрижа с совиной головкой, вылетевшее из расщелины утеса на помощь чайке. У этого существа были крепкие совиные когти, которыми оно вцепилось в соколка, и над океаном завязался яростный воздушный бой. И, что совсем уже противоречило повадкам чаек, та развернулась в воздухе и вместе с неожиданным заступником накинулась на своего недавнего преследователя. Обе птицы били и трепали соколка, пока не заклевали его насмерть – и вместо растерзанного комочка перьев в океан упала капля.
Одна-единственная капля крови.
В устройстве и размещении жилищ многочисленных асфрийских магов можно выявить определенные закономерности. Темные маги, например, имеют привычку селиться во мрачных и зловещих местах, особенно пользующихся дурной славой, неподалеку от кладбищ и склепов, лучше – заброшенных, но можно и действующих. Их особняки черны и грубы, башни унылы, заборы высоки и неприступны, и все это в совокупности выглядит так, что даже не хочется проходить мимо.
Светлые маги предпочитают спокойные и приятные для созерцания окрестности, преимущественно уединенные, но невдалеке от населенных пунктов и связанных с ними удобств. Их особняки уютны и спланированы с большим архитектурным вкусом, всегда имеют сад или хотя бы цветничок, башни чисты и стройны, а заборы выглядят наивными сооружениями, неспособными защитить даже от младенца. Но вы попробуйте, суньтесь…
А как еще прикажете конструировать заборы в мире, где полно темных магов?
Особняк Вольда стоит на окраине Асфасты – причем на ее лучшей окраине, именуемой океанским побережьем. Он обладает всеми признаками жилища светлых магов – то есть, весьма уютен и спланирован с безукоризненным архитектурным вкусом, имеет огромный парк с цветником. Одним из выдающихся украшений парка является башня мага, куда больше похожая на обзорную башню для увеселительных прогулок членов королевской семьи Нафи.
Впрочем, королевская семья Нафи и не пытается соперничать роскошью с Вольдом.
Ажурная решетка, обносящая парк с особняком, предназначена не скрывать ни клочка из находящегося внутри великолепия. Но вы попробуйте, суньтесь…
Тем не менее, посмотрите на выражение лица кого-нибудь из светлых магов, если вы по несчастью назовете при нем Вольда светлым магом – и у вас язык присохнет к горлу. Точно так же не нужно называть его темным магом в присутствии темных магов – они обдадут вас таким презрением, что после целый месяц не отмоетесь.
Вольд – это Вольд, единственный и неповторимый.
– Я не темный – я практичный, – любит он говорить, рисуясь перед ничего не смыслящими в магии обывателями, когда он, весь выхоленный и умащенный душистыми притираниями, в безумно яркой и дорогой одежде, поигрывает драгоценными перстнями на каждом из десяти пальцев под их завистливыми взглядами.
Просторные комнаты его особняка обиты редчайшими и красивейшими сортами тканей, увешаны картинами и гобеленами, инкрустированы ценнейшими породами дерева и обставлены дорогой мебелью и безделушками. То же самое касается холлов, лестниц, коридоров и рабочих помещений Вольда. Постоянной прислуги Вольд не держит, обходясь заклинаниями защиты от пыли и магическими творениями собственной разработки для уборки мусора. Иногда он, однако, нанимает мастеров для новых отделок и переделок особняка – и тогда по всей Асфасте начинают ходить слухи о роскоши и диковинках, скрывающихся там.
Эти слухи весьма интригуют обывателей, потому что Вольд никогда не приглашает к себе гостей.
Вольд любил роскошь и удобство своего особняка, своей одежды и быта – точно так же, как птица любит свое оперение.
Вы можете представить себе птицу без оперения?
В таком случае вы поймете Вольда.
Единственным маленьким неудобством особняка являлось то, что по извечной нелюбви асфрийских магов к прислуге там не было своей кухни. Однако, любой недостаток можно превратить в достоинство – особенно, если для этого имеются средства – и Вольд приспособился обедать и ужинать в самом дорогом ресторане Асфасты. По утрам он обходился кувшинчиком иги с купленными там же лакомствами – и имел лишний повод для довольства собой благодаря тому, что в совершенстве выучился заваривать игу.
Этим утром – и весьма поздним утром, потому что Вольд, как это принято у светских особ, очень поздно ложился спать и очень поздно вставал – он сидел за кувшинчиком иги в своей любимой гостиной с окнами на восток. Густой розоватый настой наполнял ароматом всю гостиную, солнце освещало светло-бежевую обивку стен, придавая вытканным на ней цветам такую свежесть и рельефность, что они казались живыми. Пузатая экзотическая ваза на угловом столике переливалась синью и золотом, многократно отражаясь в зеркалах – чего-чего, а нехватки зеркал не было ни в одной из комнат особняка – и бегущие вдоль выпуклого бока фигурки множились по гостиной, наполняя ее иной жизнью и обычаями, бесконечно удаленными отсюда во времени и пространстве.