Я не знаю, сударь,  говорит он, обращаясь к Гартогу,  отдаете ли вы себе отчет, насколько неучтиво по отношению ко мне ваше подозрение. Прошу вас не забывать, что я официальный и законноутвержденный министерский чиновник. Я не взял бы на себя защиту интересов Кодра, если бы не питал самого высокого уважения к его характеру и к его нравственным качествам.

 Разделяю ваши чувства, господин нотариус,  говорит Корлевен.

 Имеете ли вы какие-нибудь причины, Гартог, поступать таким образом?  спрашиваю я.

 А вы что скажете, Флогерг?  спрашивает Гартог, не отвечая.

 Я не составил себе мнения по этому вопросу,  отвечает Флогерг.

 Господа,  снова говорит Гартог,  я желаю раз навсегда осветить положение вещей. Мы собрались здесь для того, чтобы заниматься не сантиментами, а делом. Будем же трактовать вопрос, как дело, то есть с точки зрения, совершенно исключающей личные вопросы. Акт, который мы должны подписать после его второго чтения, должен определить ясным образом права и обязанности каждого из договаривающихся. От этой ясности, от тщательности, с которой мы ее установим, будет зависеть будущее выполнение наших условий. А если включать между строк контракта разные невесомые величины, то лучше совсем не составлять его. Вначале, пока необходима общая работа,  все идет хорошо; но лишь только начинают реализоваться результаты  вступает в свои права личный интерес, и всякий пропуск, всякая неточность в параграфах немедленно становится зародышами для спора и для процесса. Лучший способ избежать их состоит в том, чтобы составлять договор так, как будто договаривающиеся стороны совершенно не знают друг друга. Таково мое мнение, оно не обязывает никого, кроме меня, но я твердо буду отстаивать его, поскольку это касается меня.

 Честное слово,  сказал Флогерг,  мне очень нравится ваш способ высказывать свою мысль, Гартог. У каждого свои способности, и раз нам суждено быть связанными вместе, то пусть каждый из нас использует для блага всех нас свои личные знания. Дела  это ваша сфера; я поручаю вам с самого же начала мои интересы... не отказываясь от контроля.

 Пусть так! Говорите же от нашего имени, Гартог,  сказал, подумав, Корлевен.  Это и ваше мнение, Гедик?

 И мое.

 Должен ли я заключить из этого,  сказал нотариус, слегка выбитый из седла,  что содержание акта подвергается сомнению?

 Ни в малейшей степени, дорогой господин нотариус,  сказал добродушно Гартог,  и вы сейчас увидите, что все устроится к лучшему, потому что все мы подходим к делу добросовестно... оно и стоит того. Именно для того, чтобы закрепить его, мы и постараемся согласиться между собою. Содержание вашего акта было превосходно, и только в некоторых деталях я буду просить вас сделать кое-что более точным.

Нотариус как будто прояснился; он роздал каждому из нас по экземпляру своего произведения на гербовой бумаге, прочистил голос коротким кашлем, допил стаканчик коньяку, обсосал влажные усы и принялся читать докторальным тоном, так расходившимся с его внешностью доброго малого:


Перед нами, нотариусом Бикокэ из Болье, призванным в качестве нотариуса, согласно просьбе нижепоименованных договаривающихся сторон, в место, именуемое Замок Ла-Гурмери, коммуны Ганьяка, кантона Болье, департамента Коррезы  предстали:

С одной стороны:

Господин Эварист Кодр, землевладелец, каковой, для заключения настоящего акта, избрал вышеназванное место.

С другой стороны:

Господа: Симеон Гартог, финансист, Эрве-Ивон Карлевен, капитан дальнего плавания, Гектор Флогерг, предприниматель, Жан-Анри Гедик, инженер,  каковые объявили, что для заключения настоящего акта избирают то же самое вышеназванное место.

Вышепоименованные лица заключили между собою нижеследующие условия:

§ 1. Между договаривающимися сторонами учреждается ассоциация, целью каковой является эксплуатация одного открытия палеографического характера, последствия которого касаются космогонии, палеонтологии, геологии, геогнозии и финансов.

 Я должен извиниться,  сказал нотариус,  что включил эти абстрактные термины в конкретный акт, но они были продиктованы мне моим клиентом, который предоставляет себе разъяснить их вам лично.

И он продолжал:

§ 2. Сверх результатов своих изысканий, господин Кодр вкладывает в ассоциацию свои денежные средства и обязуется покрывать расходы при всяком перемещении и путешествии, каковых может потребовать эксплуатация вышеупомянутого открытия, равно как и всяческие расходы, без исключения, по пропитанию, помещению, одежде и текущим расходам содоговаривающихся на время действия этого договора об ассоциации.

§ 3. Господа Гартог, Корлевен, Флогерг и Гедик обязуются каждый за себя и все вместе следовать за господином Кадром в такие части света, в какие ему заблагорассудится направить изыскания, и оказывать ему и физическое и интеллектуальное всемерное содействие во всех обстоятельствах, когда он этого потребует, будь то днем или ночью.

§ 4. В том случае, если результат изысканий будет отрицательным, господни Кодр обязуется за свой счет доставить на родину договаривающихся с ним вышепоименованных лиц и вручить каждому из них сумму по тысяче франков за каждый месяц со дня подписания настоящего договора до дня прекращения действий ассоциации.

§ 5. В случае положительного результата, прибыли ассоциации будут разделены нижеследующим образом:

Господину Кодру  все результаты, приобретения или открытия научного рода.

Господам Гартогу, Корлевену, Флогергу и Гедину  все результаты финансового рода, за вычетом произведенных расходов, каковые будут возвращены господину Кодру, причем общая сумма будет разделена на четыре равные части между четырьмя вышепоименованными лицами.

§ 6. В виду необходимости сохранить тайну открытия, настоящим заявляется, что в случае кончины одного из четырех вышепоименованных лиц, какова бы ни была ее причина, причитающаяся ему часть будет разделена между пережившими его, при совершенном исключении всякого прямого или не прямого наследника, права которых ограничиваются таким образом только имуществом, ныне принадлежащим каждому из вышеназванных четырех лиц.

В случае преждевременной кончины господина Кодра, общая прибыль, полученная от открытия, остается собственностью остальных содоговаривающихся лиц, при обязательстве их выполнить научное завещание покойного.

§ 7. Настоящая ассоциация заключается сроком на пять лет и возобновляется по взаимному желанию договаривающихся сторон. Срок этот, однако, может быть сокращен по их единогласному решению.

§ 8. Для оплаты гербовым сбором настоящего договора, расходы, предназначенные на вышеназванное предприятие, исчисляются приблизительно в сумме ста тысяч франков, каковая сумма может быть, однако, увеличена.

Составлено в количестве экземпляров, равном числу содоговаривающихся, на гербовой бумаге, ценностью в четыре франка, нами, нотариусом Бикокэ из Болье, в вышепоименованном Замке Ла-Гурмери, коммуны Ганьяка, и прочитано содоговаривающимися в присутствии сторожа вышеназванного Замка, сударя Гаспара Гурля, каковой и подписался вместе с содоговаривающимися.

Составлено в Ла-Гурмери, близ Ганьяка.

21 января 192...


Прочтя это, нотариус продолжал:

 Согласно полученным мною от моего клиента указаниям, первое чтение проекта этого контракта было произведено, мною сего 13 января...

 В пятницу,  заметил озабоченный Флогерг.

 ...И вам была предоставлена,  продолжал нотариус,  неделя на размышление принять или не принять заключающиеся в нем условия. Так как неделя заканчивается сегодня в полночь (он посмотрел на часы), то вам остается еще час с четвертью, чтобы согласиться или отказаться. Само собою разумеется, что вам предоставляется свободный выбор и что в случае вашего отказа, вы получите возмещение расходов для возвращения в Париж и сверх того вознаграждение в размере 500 франков каждый. Теперь я вас слушаю, господин Гартог.

Гартог справился со своими заметками, которые он набрасывал во время чтения нотариуса, и затем начал:

 Вступительный пункт: я требую, чтобы местожительством содоговаривающихся был назван Париж, а не Ганьяк.

 С какой же целью?  сказал удивленный нотариус.

 Обращение в суд, в случае спора, происходит по местожительству,  пояснил Гартог.  Местом моего действия в будущем не будет департамент Коррезы, и я желаю, чтобы мне не встретилось необходимости в бесполезных поездках.

 А вы предвидите судебный спор?

 Его никогда не предвидят, когда подписывают контракт. Он почти всегда возникает, когда контракт приходит в действие.

 Но, ведь... для регистрации...

 И для составления новых актов, которые могли бы вытечь из первого,  улыбнулся Гартог.  Я вас понимаю, господин нотариус, и вполне одобряю. Каждый заботится о своих собственных интересах. Но вот так можно устроить все к общему удовольствию: вы прибавите примечание, в котором будет предусмотрено, что всякая тяжба в трибуналах департамента Сены должна будет пользоваться нотариальными актами, исходящими из вашего округа. Подходит ли это вам?

 Я не вижу в этом большого неудобства,  сказал нотариус.

 А вы, господа?

 Никакого.

 Никакого.

 Никакого.

 Значит, это принято. Параграф 3: об оказываемом нами содействии. Я желал бы, чтобы в этот параграф была вставлена оговорка, ограничивающая пределы этого содействия. По смыслу параграфа выходит, что мы даем доктору Кодру над собою право жизни и смерти.

 Простите,  перебил Корлевен,  но я полагаю, что именно таким образом дело и должно обстоять. Мне кажется, что подобное предприятие не может обойтись без некоторого риска; и что осталось бы от договора, если бы мы имели право рассуждать об этом риске, когда придет критический момент? Я возражаю против всякой оговорки или прибавления к этому пункту.

 Тем более,  поддержал я,  что доктор Кодр, действуя так, располагал бы только вещью, которая принадлежит ему в действительности, так как без него...

 Я настолько не дорожу своей шкурой,  с горечью сказал Флогерг,  что не стоит пачкать контракт ради ее защиты.

 В таком случае я не буду настаивать,  ответил Гартог.  Пункт 5: раздел прибыли. Определение  «результаты, приобретения или открытия научного рода»  слишком туманно; можно открыть золотые монеты, древность которых будет иметь ценность научную, а золото их  ценность денежную; можно найти статую, драгоценности, мало ли что еще, и господин Кодр будет в праве требовать их от имени науки, а одно уже перечисление возможных последствий его открытий, сделанное в параграфе первом, достаточно показывает, что мое возражение обосновано: ведь этот пункт предвидит пять возможных последствий научного рода, и только одно  финансового. Я не хочу оскорблять доктора Кодра, заподазривая его намерения, но предлагаю следующий дополнительный текст:

В том случае, если один и тот те предмет одновременно будет иметь ценность и научную, и денежную, то существенная ценность означенного предмета считается независимой от той, которую может прибавить ей его научное или антикварное значение: означенная ценность будет тогда возмещена четверым содоговаривающимся, и господин Кодр, уплатив таким образом ее стоимость, становится единственным владельцем означенного предмета.

 Нет никакого сомнения,  сказал нотариус,  что это вполне в духе всего контракта, составленного господином Кодром. Беру на себя включение этого пункта.

Это, по-видимому, очень успокоило Гартога, который, быть может, готовился к упорному спору по поводу этого важного пункта.

 Это все?  спросил нотариус.

 Все, если речь идет об исправлениях. Но остается еще один пункт, который требует для меня пояснения: с какой целью параграф шестой воспрещает наследование доли умершего члена экспедиции?

 Я поставил этот вопрос моему клиенту,  сказал нотариус.  Он очень кратко отвечал мне, что на это у него есть свои причины и что он их вам изложит лично. Если бы вы настаивали на изменении этого пункта sine qua non, во что бы то ни стало, то мне было бы невозможно пойти вам навстречу.

 Я не сказал, что пункт этот надо изменить, так как, что касается меня, у меня нет наследника. Я хотел знать, вот и все. Я подожду.

 А вы, господа?  спросил нотариус, обращаясь ко всем нам.

Общий отрицательный жест подтвердил решение Гартога.

 Итак, если я хорошо понял, то, по внесении вышеуказанных дополнений, вы готовы подписать договор?  сказал нотариус.

 Готовы.

 Превосходно. Я только впишу дополнительный пункт  и тогда попрошу вас подписать.

* * *

Первою шла подпись Гартога, крупная, массивная, плотная, подобранная, такая, каков и сам он в своем внешнем облике. Общая решительная черта, коротко оборванная и твердо проведенная, перечеркивала Г и делала черточку над т. Другая черта, очень короткая, подчеркивала подпись и заключалась очень четкой точкой.

Затем шла подпись Корлевена, связанными, округленными и законченными буквами. Она начиналась инициалом его имени и заканчивалась простым росчерком, слегка намеченным, идущим горизонтально.

Потом подпись Флогерга: буквы нервные, торопливые, дрожащие, неудобочитаемые, с длинным росчерком, усложненным нерешительными завитушками и чернильными брызгами.

Я последним из четырех присутствующих подписал, не волнуясь, пять экземпляров договора.

 А теперь, господа,  сказал нотариус,  будьте добры ознакомиться с данной мне доверенностью,  вот она,  и сообщите мне, считаете ли вы ее достаточной для приложения к настоящему акту, чтобы узаконить пятую подпись  мою подпись.

Гартог пробежал доверенность и объявил, что вполне удовлетворен ею, после чего протянул ее нам.

 Не к чему,  сказал Корлевен.  Я считаю, что вы имеете достаточный опыт в бумажных делах подобного рода. Если вы считаете эту доверенность достаточной, значит, она такова и есть.

Я ограничился тем, что отклонил ее жестом, как и Флогерг.

 В таком случае,  продолжал нотариус,  мне остается только подписать.

 Вы, должно быть, устали, дорогой нотариус,  сказал носовой голос, раздавшийся с потолка.  Вас ожидает тепло нагретая постель. Я сам окончу дело с этими господами.

На деревянной галерее, обходившей вокруг залы и шедшей к верхнему этажу левого крыла замка, стоял гном и, казалось, восхищался тем, что стал внезапной целью пяти пар изумленных глаз.

Произведя этот эффект, он уверенными шагами спустился по ступеням лестницы галереи и подошел к нам, покачиваясь на своих кривых ножках и с удовлетворением потряхивая большой своей головой.

Я никак не думал, что в его худых руках могло быть столько силы, с какою он сжал мою руку в своей, пожав руку моим товарищам.

 Долго ли вы слушали нас, доктор?  спросил взволнованный нотариус.

 Хе! хе!  ответил гном со своим невыносимым зубоскальством.  Достаточно долго, чтобы иметь право поблагодарить вас, господин нотариус, за добрые услуги, и чтобы иметь удовольствие оценить юридические познания господина Гартога.

Двойная защита его глаз  очки и густые брови  делала невозможным разобрать, смеются ли или мечут молнии страшные глаза старика. Гартог принял вызов:

 Должен ли я понять, господни Кодр, что мои поправки вами не одобряются?

 Что вы, нисколько,  ответил Кодр,  нисколько, наоборот. Я не большой знаток в юридических делах, но, не говоря уж о том, что я вполне доверяю мудрой предусмотрительности нотариуса Бикокэ,  который падает от усталости и сейчас пойдет спать,  я считаю еще, что договор, который обсуждают, есть договор, который собираются выполнять, а это может только нравиться мне.

 Но, доктор, если я могу еще быть полезен вам,  сказал Бикокэ,  то, пожалуйста, располагайте мною.

 Бесконечно благодарен, дорогой мой господин нотариус. Но нам с этими господами придется беседовать еще долго, и ваши знания в этом случае уже не могут понадобиться. Эй, Гаспар!

Это  явное прощание, и нотариус больше не настаивал.

 Гаспар, ты проводишь господина Бикокэ в его комнату и позаботишься, чтобы он ни в чем не испытал недостатка. Потом ты вернешься выслушать мои распоряжения.

* * *

Когда сторож поставил на стол графины с вином и удалился, отпущенный гномом, этот последний налил в наши стаканчики ароматную и искрящуюся жидкость, загоревшуюся карбункулами от отблесков огня.

 Это ликер монахов, ныне живущих в Алжире,  сказал Кодр.  У меня остаюсь только несколько бутылок, а закон о конгрегациях и изгнание монахов из Франции прекратили новую выделку. Надо отдать справедливость религиям, что ликеры, производимые их священнослужителями, вообще говоря, превосходны на вкус. Этот ликер  жидкое золото... и это как нельзя более уместно, вы это сейчас увидите, хе, хе!

Гном не преувеличивал. Мы омочили губы этим нектаром, и он продолжал:

 Господа, вот пять договоров, в них не хватает только моей подписи, чтобы дать им силу закона, потому что обязательства не могут быть односторонни... не правда ли, господин Гартог?..

Гартог поклонялся, не сморгнув.

 Эта подпись отныне обеспечена, не сомневайтесь в этом. Но и раньше я хотел дать вам время на размышление перед подписыванием предложенного контракта, и теперь я хочу еще оставить вам возможность уйти, в случае если изложение того, что я ожидаю от вас, заставило бы вас пораздумать. Я обязуюсь немедленно освободить от всех обязательств того из вас, который после моих слов пожелал бы выйти из дела.

 Это называется  вести игру честно,  сказал Корлевен.

 Мы слушаем вас,  сказал Гартог.

Флогерг подбросил новое полено в огонь и снова сел рядом с нами у стола.

 Господа,  продолжал гном,  вы должны знать, что лишь по серьезным причинам отобрал я среди стольких других четырех людей, окружающих меня теперь. Не думаю, чтобы я ошибся: люди, подобные вам, которым жизнь сумела внушить такую ненависть, что они пожелали уничтожить ее в себе, будут обладать силою воли большей, чем кто бы то ни было, если я дам им возможность восторжествовать над жизнью и над теми, кем она воспользовалась, чтобы привести этих людей к такому мрачному решению; если я дам этим людям такую возможность отыграться, какую они не дерзнули бы предположить в своем самом возбужденном воображении; если дам им решительное средство владычествовать над их подобными...

 Кого называете вы моими подобными?  прервал своим трагическим голосом Флогерг.  Тех, которые своим эгоизмом, тщеславием, карьеризмом, хищностью сделали наши существования ступеньками, чтобы идти вверх? Тех, дерзкий успех которых создан был из лучших сил наших жизней, тех, которые перерезали стенами наши жизненные пути, использовали нашу силу и отбросили нас, достигнув успеха? Наши подобные, господин Кодр, если такие у нас есть, только тогда будут признаны нами, когда они стушуются и добровольно сойдут в безмерное ничтожество. Все другие  не наши подобные: они просто люди!

 И женщины,  прибавил я вполголоса.

Один только Корлевен услышал мои слова. Он повернул ко мне свое красивое откровенное лицо с честными глазами, лицо, на котором с первого дня, как я его увидел, я различил, как мне казалось, дружбу; и он мягко прошептал:

 А, так это женщина?.. Я так и думал; но вы так еще молоды!..

 Прекрасно!  сказал гном.  Именно такими я и считал ваши чувства. Но я не хочу взять вас врасплох, изменнически. Вы, господин Гартог, выразили опасение, чтобы предположенная мною экспедиция не представила для вас,  а я прибавлю: и для меня  смертельной опасности?.. Это опасение основательно. Быть может, уехав впятером, мы вернемся в меньшем числе; быть может, далее и никто из нас пяти не вернется. Бить может, мы идем навстречу громадным опасностям; быть может, опасностей не будет никаких. Это  единственное, чего я не знаю; но я хочу, чтобы, каковы бы ни были опасности, люди, сопровождающие меня, были тверды; и я не допущу в тот момент ни малейшей слабости.

В серо-зеленых глазах этого человека есть металлическая искра, придавшая его последней фразе такой вес, который не позволял сомневаться, что в нужную минуту он сумеет потребовать; резкий его голос звучал непоколебимым решением. Гартог, на которого он смотрел в упор, склонил голову, но все же спросил:

 Клянетесь ли вы нам, что сокровище существует?

 Клянусь.

 Клянетесь ли вы нам, что оно представляет собою то, что вы говорите, и даст нам власть, о которой вы говорите?

 Клянусь.

Гартог покачал головою.

 Последний вопрос: зачем от раздела сокровища устраняются наши возможные наследники?

 Затем, чтобы избегнуть права других требовать от нас отчета; затем, что сокровище это практически беспредельно и что источник его должен оставаться строгой тайной. Я  знаю, и я хочу. А вы  хотите?..

Гартог посмотрел в упор в глаза старого Кодра, и тот ответил острым взглядом, не мигая.

 Хочу,  сказал Гартог угрюмым тоном.

 Хочу,  ворчливо сказал Флогерг, озаренный мыслью о безжалостной мести.

 Хочу,  бросил Корлевен, точно скептический и твердый вызов судьбе, в которой он знал только противника...

 Хочу,  прошептал я напряженно, точно молитву.

Гном обвел нас блистающим отсветом своих очков.

 Ладно!  сказал он.  Я на это надеялся.

И, не колеблясь более, он поставил на каждом листе свою подпись, которая решила наши судьбы.

В Гартоге снова заговорил деловой человек.

 Надо подписать и дополнительный пункт,  сказал он.

Кодр усмехнулся и исполнил это, а затем дал каждому из нас по экземпляру договора.

 Его надо зарегистрировать,  прибавил Гартог.  Для этого нотариусу Бикокэ достаточно будет одного моего экземпляра.

Гартог поклонился в знак согласия.

 Теперь уже половина первого ночи,  сказал Кодр с ехидной улыбкой.  Быть может, вы хотите отложить продолжение разговора до завтра?

 Отложить разговор в то мгновение, когда мы наконец узнаем?.. Очень нам нужно спать!

 Раз это так, господа,  сказал Кодр,  то слушайте меня.

Глава III.

Тайна доктора Кодра

 Мне хотелось бы,  начал удивительный старик,  иметь возможность изложить вам с одного, так сказать, маха, единственный пункт моего открытия, который касается вас, исключив все те пункты, которые представляют интерес только для меня. Но различные нити этого открытия переплетены так тесно, что я вынужден рассказывать о фактах именно в таком порядке, в каком они последовательно проходили в моих изысканиях  иначе вы не поймете.

Я прошу вас, господа, выслушать все это с самым глубоким вниманием. Заранее извиняюсь, что многие пункты моего изложения могут показаться сухими для вашего непривычного слуха. Но все это, хоть и в разной степени, все же связано с интересующим нас выводом.

Сказав это, Кодр встал, обошел комнату, открыл двери, окинул взглядом коридоры, закрыл двери, затем снова уселся и вполголоса продолжал:

 Вы имеете, вероятно, некоторое понятие о великом споре, который вызвали в прошлом столетии теории Чарльза Дарвина. Этот выходец из школы духовенства противопоставил простой формуле творения мира, изложенной в Книге Бытия, неизмеримо более сложную формулу, имевшую, однако, то преимущество, что она не вводила никакой тайны и опиралась на огромное количество доказательств научного порядка, чрезвычайно убедительных. Теория эта, как известно, вызвала в обществе большое смятение.

В ней было двойное неудобство: во-первых, ока уничтожала необходимость Божьего вмешательства в творение мира а, во-вторых,  налагала на человека тяжелую обязанность  отказаться от убеждений, которые не требовали других усилий, кроме неразумного атавистического доверия к словам Священного Писания, для того чтобы принять теорию, опиравшуюся только на разум и наблюдения, но требовавшую для своего понимания настойчивых усилий и углубленной работы.

Мне незачем рассказывать вам, насколько холодно встречена была эта теория духовенством, ненужность которого она так нескромно доказывала. Двинулись в поход все митры и посохи, теологический вихрь зашумел в статьях, и все церковные пушки гремели вместе с общим хором против незвано явившейся теории, которая заменяла естественным объяснением догмы, то есть нечто такое, что от века отказывались объяснять. Вы все имеете понятие о том, что такое дарвинизм?

 Антропологическая система, которая выводит происхождение человека от обезьяны,  ответил Гартог.

 Это, в общем, единственное определение, известное большинству,  сказал Кодр.  И это как раз единственный вывод, которого не сделал из своих положений Дарвин. Правда, оксфордский епископ, сэр Уильберфорс публично спрашивал у Гексли, ученика Дарвина, кого он считает первым в этом обезьяньем ряду  своего дедушку или свою бабушку; на это он получил, впрочем, ядовитый ответ: лучше иметь предком гориллу, чем невежду, рассуждающего о совершенно неизвестных ему вопросах.

Я не стану выяснять вам ни отличия теории Дарвина от очень близких теорий его предшественника Ламарка, ни мнения по этому вопросу Жоффруа Сэнт-Илера, Лайеля, Вейсмана и Кона,  это увлекло бы нас слишком далеко.

Факт тот, что в настоящее время ни один ученый, будь он последователем неодарвинизма Вейсмана, или неоламаркизма Копа, не принимает более мифа Книги Бытия, несмотря на авторитет Кювье и на доводы Энипаля и аббата Казамайера.

Сущность теории заключается вот в чем: ныне существующие животные виды начальным источником своей жизни имели бесконечно малую инфузорию. Этот эмбрион живой клетки, появившийся в результате самопроизвольного зарождения, подвергался в течение доисторических веков естественному отбору, который в последующих поколениях этих начальных существ развивал и совершенствовал новые органы, необходимые в новых условиях жизни, а условия эти испытывали последовательные изменения во время различных эпох образования земли. Таким образом животное царство постепенно развивалось, пока достигло современного нам развития.