Ничего не понимающая Тереза с грустью заглянула в глаза сына.
- Карм честный человек, - повторила она. - Что ты можешь знать, глупый! Вольдемар к нему в гости ходил. Никого старый видеть не хотел, только твоего отца к себе звал... После той ночи Карм пропал куда-то, - задумчиво добавила Тереза. - Что уж там вышло, не знаю, только выкинул он вещи Курта за дверь, заколотил дом и ушел. Вернулся после войны...
Ильмар не спускал глаз с горящих поленьев. Воображение мальчика рисовало ему там, среди огненных волн, маленькую лодку отца, который, не испугавшись шторма, переправил через пролив незнакомого русского летчика. А здесь, на берегу, неистово мечутся немцы с собаками. Среди них, трусливо вытягивая узкую голову, пляшет страшная черная птица с окровавленными крыльями. Это Карм! Он показывает Курту на возвращающуюся лодку отца. С треском взметнулся сноп искр... Нет, это не искры - тысячи раскаленных пуль обрушились со всех сторон на отважного рыбака. В страхе бьется на берегу черно-красная птица.
"Бросьте лодку с рыбаком в море! - кричит она. - Пусть никто не узнает, как он погиб!"
И снова бушует перед глазами мальчика неистовый огненный шторм...
Ильмар захлопнул печную дверцу.
- Мама! - тихо проговорил Ильмар, подходя к Терезе и обнимая ее. - Когда я вырасту, я буду работать день и ночь. Я буду таким же, как папа. Я накоплю много денег и поставлю на папиной могиле красивый памятник, вот увидишь...
Руки матери, державшие сына, дрогнули и обмякли, она прижала его и горько заплакала.
- Не надо, мама, - чужим, взрослым голосом проговорил Ильмар. В эту минуту он почувствовал, что стал уже большим и что теперь надо беречь мать - она ведь так много выстрадала. - Не надо, мамочка, ласково повторил он и робко провел рукой по мягким волосам, тронутым сединой.
Это легкое прикосновение вдруг с поразительной ясностью убедило его, что он действительно стал взрослым и что на нем теперь лежит ответственность за мать, за дом, за их будущее.
- Я никогда не дам тебя в обиду, - тихо сказал он, - мы будем хорошо жить, вот увидишь... Папа был бы доволен мною...
В сенях послышались шаги. Дверь в горницу отворилась, и голос Марет спросил:
- Эй! Есть кто дома?
Через минуту Тереза усаживала гостью поближе к огню.
- Ну и погодка, вдовушка! - громко говорила Марет. - Насилу дотащилась. А что же это пеэтреский хозяин не в школе?
- Каникулы у них теперь, - грустно улыбнулась Тереза.
Со двора донесся вой собаки.
- Воет! - недовольно пробормотала Марет. Повернувшись к Ильмару, она с грубоватым простодушием сказала: - Иди-ка посмотри, парень, что это с твоей псиной нынче. Выть начала. Никак, беду кличет. А нам тут с матерью поговорить нужно...
Ильмар молча вышел. В сенях он услышал торопливое гудение гостьи и удивленное восклицание матери:
- Пастор Виллем! Зачем же он приходил к капитану Карму?
Понизив голос, женщины заговорили о капитане Карме.
В Тормикюла побаивались этого угрюмого человека, прозванного поморянами Черным капитаном. Рассказывали, что комнаты его особняка украшены всевозможными диковинными вещами, собранными во время его бесчисленных путешествий по всему свету. Свое прозвище Карм, вероятно, получил за большую черную бороду. Все лицо его, начиная от самых глаз, было покрыто густой щетиной черных жестких волос. Когда-то имя Карма гремело на всю Балтику. Слава о подвигах отважного эстонского капитана, не боявшегося водить свое судно в море в любой, самый свирепый шторм, стала легендарной. Говорили даже, что он продал свою душу черту и только благодаря этому стал из простого матроса удачливым капитаном и несметно богатым человеком.
Потеряв в годы войны свою семью, старый Карм заживо похоронил себя в мрачном тормикюласком особняке и с тех пор почти никогда не показывался людям на глаза.
Пурга не утихала.
Пойта, прикованная длинной цепью, сидела на снегу у своей конуры и, задрав морду, монотонно выла. Увидев хозяина, она вяло вильнула хвостом и без особой радости поднялась.
"Недовольна, - подумал Ильмар. - Конечно, с чего бы ей радоваться - сидит целый день на привязи! Никто без меня тут с ней не поиграет".
- Что с тобой, Пойта? Заскучала, да? Ничего, теперь вместе будем. Каникулы у меня, понимаешь? Учитель сказал, что теперь все будет хорошо. Никто меня из школы не выгонит. Скоро я кончу седьмой класс, и будет у нас с тобой совсем новая жизнь. Понимаешь? Эх ты, ничего ты не понимаешь! - Обняв собаку, Ильмар стал стирать с ее морды растаявшие снежинки.
Пойта была крупной финской лайкой. В прошлом году ее щенком привез с севера знакомый русский рыбак, старый друг отца. Ильмар все лето учил Пойту разным собачьим премудростям. Теперь она проходила последнюю и самую тяжелую стадию обучения - сидела на цепи для того, чтобы быть злее.
Ткнув хозяина в лицо холодным, мокрым носом, Пойта стала жаловаться ему на свою нелегкую собачью жизнь, но вдруг, чем-то обеспокоенная, сердито зарычала.
- Кто там?
Оглянувшись, Ильмар увидел вдали, за оградой, сутулую фигуру высокого старика.
- Черный капитан! Сюда идет! - прошептал изумленный Ильмар. Смотри-ка, псина, да он в самом деле к нам идет. Спокойно, Пойта, пошла на место! Сейчас мы все узнаем.
Отправив недовольно ворчавшую Пойту в конуру, Ильмар, не спуская глаз с необычного гостя, попятился к сеням и спрятался за бочкой с рыбацкими снастями.
Минуту спустя угрюмый старик в кожаной капитанской тужурке, стуча сапогами, прошел мимо него в горницу. Ильмар услышал удивленные восклицания женщин. Низкий бас капитана прогудел что-то непонятное.
Дверь в сени распахнулась, и испуганная Марет бомбой пронеслась мимо Ильмара.
- Где твой сын? Я хочу видеть его, - отчетливо услышал Ильмар голос капитана Карма.
Ильмар покинул свое убежище и решительно вошел в горницу. Карм тотчас же обернулся к нему. На его широком морщинистом лице, заросшем черной бородой, голубели в глубоких впадинах вечно печальные, неживые глаза.
- Подойди-ка ко мне, парень, - строго сказал он.
Ильмар подошел. Капитан стал рыться в карманах тужурки.
- Старая крыса! - проворчал Карм. - Чертов братец! Он хотел купить мою совесть... Где же это письмо? Ага, вот оно! - Старик нашел наконец конверт и протянул Ильмару. - Почитай-ка! Не вижу я, совсем ослеп...
- Читай, читай, сынок, - торопливо заговорила Тереза, заметив недобрый взгляд сына.
Капитан тяжело опустился в дубовое кресло-качалку и приготовился слушать.
Ильмар открыл конверт. На помятом клочке бумаги - несколько неровных строк и короткая подпись: Тоомас.
Он нехотя стал читать:
- "Дорогой отец! Надеюсь ты жив, здоров и не забыл любящего тебя Тоомаса. Моя жизнь зависит от человека, который придет к тебе и скажет: "Я привез привет от Тоомаса". Прими его и сделай все, о чем он попросит. Он расскажет тебе обо мне. Ты поймешь, как я жил, и, верно, простишь меня. Тоомас".
Капитан сидел в кресле не шевелясь. Потом он взял из рук Ильмара письмо и в глубоком раздумье медленно побрел к дверям.
- Стойте! - воскликнул Ильмар, загораживая ему дорогу. - Я знаю, как погиб мой отец. Его предали! - задыхающимся голосом выпалил он.
Карм остановился и непонимающим взглядом осмотрел Ильмара.
- Это вы, вы предали его! - крикнул мальчик. - Я узнал, что фамилия предателя - Карм!
Черный капитан вздрогнул и отступил на шаг.
- Что? Что ты сказал? - грозно спросил он. Увидев взволнованное лицо Ильмара, старик смягчился. - Ты сам не знаешь, о чем говоришь, бедное дитя! - ласково проговорил он, опустив тяжелую руку ему на плечо. - Но ты не ошибся, малыш. Вольдемара действительно выдал немцам презренный человек. Я услышал это от самого Курта... убийцы твоего отца...
- Кто он? - вскрикнула Тереза. Карм медленно повернулся в ее сторону:
- Человек, который в ту ночь находился у постели больного ребенка, - мой двоюродный брат Виллем - кивираннаский пастор Виллем Карм.
Глава 24. НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ
Утром следующего дня на хутор Пеэтри прикатил нежданный гость. Он ловко отстегнул крепления спортивных финских лыж, аккуратно очистил их от наледи, затем уверенно вошел в дом.
- Ури? - удивился Ильмар, встретив его в сенях.
- Да, это я. Сколько лет, сколько зим, капитан! - проговорил он с веселой улыбкой. - Рассказывай, как жизнь, что новенького?
Ури быстро снял с себя короткую меховую куртку, отороченную серым каракулем, и, повернувшись к Ильмару, как ни в чем не бывало заметил:
- Ты что-то киснешь, голубчик. Что у тебя в сенях, склад? - Ури показал на перегородку. Там висела тонкая сеть с мелкими ячейками для угрей, стояла бочка с рыбацкими снастями, в углу - несколько весел.
- Это все отцово, - нехотя ответил Ильмар. - Нарочно не трогаю, чтобы все как при нем было. Ну, чего ж встал? Пойдем поговорим.
- Кто там? - спросил женский голос из горницы.
- Это Ури, мама.
- Ури Ребане? - тоже удивилась мать. - Смотрите, гость какой! Пожалуйста, заходите, - пригласила она, отвечая на вежливый поклон Ури. - Не замерзли по дороге-то? Пять километров не шутка по такому морозу.
- Что вы, на лыжах разве замерзнешь! - бодро ответил Ури, оправляя свой новенький лыжный костюм с красивыми золотыми молниями.
Тереза перевела ревнивый взгляд на сына. Ильмар был выше и крепче Ури, хотя годами моложе. Старая рыбачья курточка, широченные отцовские брюки и валенки составляли сейчас его костюм.
"Вырос сынок, и не заметила. Весь в отца, - подумала Тереза. Теперь раскошеливайся, мать, надо сыну обнову справить".
Втайне от Ильмара Тереза уже готовила ему подарок: синий свитер с парусной шхуной на груди. Точно такой же свитер когда-то носил его отец.
Гость между тем, спросив разрешения, сел в кресло-качалку и, не переставая улыбаться, стал потихоньку покачиваться, уголком глаза наблюдая за Ильмаром.
- Сынок, - сказала Ильмару мать, вынимая из комода какие-то вещи, - посмотри за молоком, чтоб не выкипело, да гостя угости, пусть с мороза погреется. А я скоренько соберусь, - добавила она, выходя из комнаты.
- Благодарю вас, я только что завтракал, - сказал Ури.
- Сейчас, мама. - Ильмар неторопливо вышел на кухню.
Ури остался сидеть в качалке. Цепкий взгляд его заметил в углу над столиком Ильмара портрет моряка. Суровое лицо показалось знакомым.
"Отец... - догадался Ури... - Интересно, мать в самом деле собирается уходить или так и будет здесь шнырять по комнатам? Не хватает, чтобы я из-за этого дурака на дворе мерз. Поговоришь при ней..." - Ури с беспокойством заерзал в качалке.
Вернулся Ильмар. По-хозяйски расстелил на скатерти клеенку, принес кастрюлю с молоком, чашки.
Большую красную чашку с белыми чайками показал Ури.
- Отец из нее пил, - пояснил он, - его любимая была.
Ури не притронулся к молоку.
- Могу тебе новость сообщить капитан. Только пока никому ни слова, хорошо?
Ильмар не ответил.
- Я еду в Артек! Посылают, - весело сказал Ури.
- Что, еще одна путевка пришла? - рассеянно спросил Ильмар.
Ури поморщился.
- Не интересовался этим вопросом... Посылают, - мечтательно повторил он. - Придется ехать: отличник, тут уж ничего не поделаешь. - Ури был разочарован, что Ильмар не только не позавидовал ему, но и вообще едва обратил на его слова внимание.
- Да, ты знаешь насчет экскурсии в Таллин? - вдруг спросил он. Из нашего класса ни один не едет. Мать не хочет пускать. Говорит, за скверное поведение...
В комнату вошла Тереза. На ней было синее шерстяное платье. Это платье она впервые надела после смерти мужа и сейчас выглядела в нем красивой и помолодевшей. Волосы были хорошо уложены, а глубокие морщины у глаз стали незаметны, словно кто разгладил их доброй рукой.
Перехватив недоуменный взгляд сына, мать улыбнулась.
- В волисполком пойду: говорят, человек из города приехал, лекцию будет рыбакам читать! Народ идет - не грех и мне послушать. Ты, сыночек, дал бы мне какую тетрадку, что ли, - нерешительно попросила она. - Глядишь, пригодится.
Ильмар с непривычным чувством радостного смущения вытащил из-под своего стола старый матросский сундучок. На внутренней стороне крышки - фотография отца, точно такая же, как на портрете. Рядом - снимок военного корабля, на котором отец когда-то служил.
В сундучке - кипа тетрадей, книги, длинный рыбацкий нож, целый мешочек янтарей и большая алюминиевая фляга с надписью чернилами: "Вольдемар Таммеорг".
После ухода матери в комнате на некоторое время воцарилось тягостное молчание.
"Сказать или не сказать? - подумал Ильмар. - Нет, ничего не скажу. Если опять начнет про учителя, вытолкаю и хорошенько по шее надаю. Хватит воду мутить".
Ури заговорил об учителе.
- Вчера, - сказал он, - я разговаривал с матерью. Представляешь, оказывается, она очень не уважает Уйбо. Пожалуй, ты был прав... Я пришел тебе сказать, что согласен бросить всю эту затею. Знаешь, как будто ничего не было, мы ничего не знаем... Все забудется само собой.
Ильмар зло посмотрел на Ури.
- Вот что, - еле сдерживая себя, проговорил он, - сегодня после обеда мы с дядей Мадисом в Кивиранна едем, а вот завтра мы с тобой вместе пойдем к учителю.
- К учителю? - переспросил Ури. Глаза его с беспокойством забегали. Такой поворот дела был неожиданным. - Зачем? Да ты спятил, капитан!
- Мы пойдем и все ему расскажем, о пасторе тоже, - твердо сказал Ильмар. - Ты знаешь меня, Ури. Это мое последнее слово.
- Ни за что! Да! Я не пойду!
- Тогда я один пойду!
- Попробуй только. Ты поклялся молчать, ты дал пионерскую клятву, не советую тебе забывать об этом.
Ильмар угрожающе поднялся. Ури тоже вскочил и, попятившись, многозначительно сунул руку в карман. Ильмар подошел к нему вплотную.
- Ну? - строго спросил он, сжимая кулаки.
Ури отшатнулся. Трясущимися губами он с ненавистью прошипел:
- Хорошо, пойдем... только после каникул. Завтра я уезжаю. Но ты... не вздумай без меня пойти. Я с тебя слова не снимаю, помни!
- Ладно, пусть так. Садись и пей свое молоко, - презрительно бросил Ильмар, - Я посмотрю, что с плитой делается.
Оставшись один, Ури долго смотрел на сундучок Ильмара. Внезапно какая-то мысль озарила его лицо.
- Хорошо же, ты еще пожалеешь... - прошептал он, Ури быстро нагнулся, что-то взял из сундучка и тихо шмыгнул в сени, где висела его куртка.
Глава 25. СЛУЧАЙ У БЕЛЫХ СКАЛ
Старый рыбачий парусник встал на якорь недалеко от каменистого берега Кивиранна.
Ильмар сидел у мачты и возился с морским компасом. Сойти с рыбаками на берег он не захотел.
- Ну, что ж, - после минутного раздумья сказал Мадис, - оставайся, за шкипера будешь. Только мы ведь не скоро вернемся. Может, час, а может, и два проторчим. Сам знаешь, к кому приехали. Как бы не замерз, сынок, - погода свежеет. - Мадис показал на море.
Низкий, холодный ветер срывал с гребней высоких зеленовато-серых волн брызги пены. Вода пузырилась и становилась непрозрачной.
- Ничего, дядя Мадис, не замерзну. Нарочно полушубок взял, он теплый.
- Ну, коли теплый, будь по-твоему. Тогда мы и рулевого с собой прихватим. У Энделя длинный язык, как раз для нашего дела годен.
С кормы послышалось добродушное ворчание. Громадный широкоплечий детина, только немного уступавший Мадису ростом, показал приятелю пудовый кулак.
Рыбаки засмеялись. Все хорошо знали, что Эндель и двух слов толком связать не может.
- Я тебе, сынок, все же плащ оставлю, - сказал Мадис. Он снял с себя большой парусиновый плащ и закутал в него Ильмара, под ноги сунул овчину. - Ну, с богом! - крикнул он рыбакам.
Три неуклюжих великана отвязали от кормы лодку и отчалили.
Мадис покачал головой.
- Зря парня оставил. Не дай бог, сковырнется с борта. Вишь ты, сказал он словно про себя, - Вольдемар на этом "Калеве" рыбачил, и Ильмар, как свободная минутка, - так на парусник. Чистит, скребет его, сам красил прошлой весной. Хороший парень, труд любит и рыбак будет что надо. А вот что, братцы, - обратился Мадис к рыбакам, - ежели с мотоботом дело выйдет, назовем-ка его "Вольдемар Таммеорг". А? Славный рыбак был Волли. Таких, как он, теперь нет.
- Славный был рыбак, - согласились великаны. - Немного таких на острове осталось.
Деревня Кивиранна находилась недалеко от мыса Белые скалы. Проклятый мыс, темневший вдали грудой хаотически нагроможденных скал, далеко под водой протянул свои каменные щупальца. Причудливо источенные волнами льдины, как большие белые чайки, сидели на торчащих из воды вершинах камней.
Рыбаки Тормикюла приехали сейчас к своим соседям поговорить насчет нового большого мотобота, где еще прошлым летом заказали в Ленинграде этот мотобот. Не так давно ленинградцы телеграфировали, что заказ выполнен и что вместо одного судна у них можно приобрести сразу два.
Тормикюласцы, пронюхав о телеграмме ленинградцев, решили воспользоваться случаем и обзавестись крепким мотоботом.
Старый Пилль, провожая "дипломатов", наказывал Мадису:
- Смотри, Мадис, дело тонко веди. Сам знаешь, "Калев" долго не протянет. Я бы поехал с вами, да дела серьезные есть.
Рыбаки отлично понимали, что за дела у Пилля. Гордый старик был не в ладах кое с кем из кивираннаских рыбаков и ни за что не хотел идти к ним на поклон.
Ветер крепчал. Неровные пенистые кольца угрожающе плясали на свинцовых волнах, обдавая Ильмара водяной пылью. Свернутый парус поблескивал ледяными каплями. Парусник сильно качало. Раздался треск. Уже не волны - большие грозные валы с белыми кипящими гребнями яростно колотили о борт.
Якорный канат натянулся, как струна. С носовой части опять донеслось подозрительное потрескивание.
Ильмар начал беспокоиться. Дяди Мадиса все нет и нет. Теперь рыбакам нелегко будет добраться по таким волнам до парусника.
Он стащил с себя парусиновый плащ и, сгибаясь под бешеным шквалом ветра, стал пробираться к якорной лебедке.
В сизой от табачного дыма комнате собрались рыбаки. Они сидят вдоль стены на лавке, курят и молчат. За столом так же молча попыхивают трубками Мадис и кивираннаский рыбак Ярве. Мадис отлично знает нравы рыбаков Кивиранна и поэтому не спешит.
По всему острову идет о них молва как о самых неразговорчивых людях.
Великаны из Тормикюла, посмеиваясь над своими молчаливыми соседями, говорили, что, пока выжмешь из них слово, съешь бочку салаки.
Соседи тоже не оставались в долгу и сочинили про медлительных великанов пословицу: если тормикюласец услышит в воскресенье у церкви шутку, то смеяться будет только на следующее воскресенье.
Рыбаки Кивиранна даром что молчаливые, но на язык к ним попасться не приведи бог. Так хитро могут сказать, что не сразу и поймешь, в насмешку это или по простоте душевной. После войны они стали самыми богатыми людьми на острове, но несмотря на это, одежду носили старую да и в плохоньких избушках своих по-прежнему не заводили никаких удобств. Это тоже служило предметом насмешек тормикюласцев.
Вероятно, долго еще сидели бы рыбаки, не спеша перебрасываясь ничего не значащими словечками, если бы дело не ускорил притащившийся сюда подвыпивший старичок Микк-музыкант.
Про этого Микка рассказывали, что как-то, решив порадовать свою старуху, он купил по случаю у выжившей из ума барыни старый концертный рояль. Супруга восприняла подарок как жестокую насмешку и чуть не выгнала старикашку из дому. Поскольку обращаться с инструментом никто не умел, а сам рояль играть не хотел никак, пришлось бедному Микку, конфузясь, отвезти его в мустамяэскую школу. С тех пор его называли Микком - музыкантом.
Это был самый разговорчивый в деревне человек. Выяснив, в чем дело, Микк-музыкант сразу же начал кричать, что никакого мотобота тормикюласцы не получат.
- Ишь они салатники! - визжал он. - Бот захотели! А этого не видели? - Непослушными заскорузлыми пальцами он тщетно пытался сконструировать кукиш.
- Не шуми, Мики, дело серьезное, - спокойно увещевал его громадный рыжий рыбак в резиновых, с огромными отворотами сапогах.
Видя, что Микк все-таки не унимается, рыбак легонько придавил его к скамье.
Рыбаки дружелюбно засмеялись.
В комнату неожиданно ворвался взлохмаченный перепуганный парень.
- Беда! - заорал он. - "Калев" с якоря сорвало, сейчас разобьет!
Рыбаки высыпали на берег.
Мадис, проклиная себя, бежал ни жив ни мертв.
- Сплоховал, сплоховал! - бормотал он. Недалеко от берега беспомощно крутился "Калев".
Пока у них шел спор, с моря налетел сильный норд-ост. Волны надулись, вздыбились и с медленным рокотом погнали парусник на прибрежные камни. Мадис понял, что дело скверное. Еще немного "Калев" разнесет в щепки.
"Черт с ней, с этой посудиной, остался бы мальчишка цел. Что с ним?"
- Эй! - кричали рыбаки с берега маленькой фигурке, копошившейся у паруса. - Прыгай, прыгай, тебе говорят! Немедля прыгай!
- Куда прыгагь-то? - хмурились другие. - Волны - что лед.
- Все одно о камни побьет, какой пловец ни будь...
- Эх, если бы мотор был! - вздохнул кто-то. Мадис и Ярве, столкнув лодку в воду, пытались отплыть от берега.
- Куда они? Все равно не успеют.
- Смотрите, смотрите, мальчишка что делает! Вот шельма!
Ильмар с неимоверными усилиями поставил тяжелый парус. Парус сразу набрал ветра. Судно вздрогнуло, выпрямилось и стало нехотя уходить вдоль берега все дальше и дальше, к Белым скалам.
Вспыхнувшая на берегу радость была недолгой. Рыбаки снова заволновались. Новая опасность угрожала Ильмару.
- Не справится парень. Левым галсом идет, прямо на скалы гонит.
Ильмар крепко сжимал окоченевшими руками конец шкота. Огромное полотнище швыряло его из стороны в сторону, грозя выкинуть за борт. Снасть до крови резала руки. Напрягая все усилия, мальчик боролся с ветром. Он пытался вывести парусник в открытое море. Только бы не наскочить на рифы - тогда конец!
Все чаще в провалах волн мелькали их черные клыки. Гонимые с моря большие, наполовину затонувшие льдины с грохотом разбивались о скалы, заглушая шум прибоя.
Далеко позади, на берегу, суетились фигурки рыбаков. Но вскоре и они пропали из виду.
Выбраться в открытое море Ильмару не удалось. Яростный шквал ветра вырвал из окровавленных рук мальчика конец шкота. Раздался страшным треск - парусник наскочил на риф. Разбитое, с поврежденным килем судно стало заливать водой. Громадные зеленовато-стеклянные волны с шипящими гребнями подняли его, как щепку, и с грохотом швырнули на вершины торчавших из воды острых камней. Оглушенный, вымокший до ниточки Ильмар потерял равновесие и упал на залитую водой корму. Слева совсем рядом он успел заметить приближающуюся моторную лодку. Превозмогая боль, Ильмар пополз к мачте, а от нее - к левому высовывавшемуся из воды борту, защищенному от волн большой скалой. Мальчику удалось подняться на ноги.
- Помогите! Помогите! - закричал он изо всех сил, чувствуя, что от холода и слабости начинает терять сознание.
Моторная лодка прошла в двух шагах мимо разбитого парусника.
- Помогите! - не веря своим глазам, в отчаянии крикнул Ильмар. Голос его прозвучал чуть слышно.
Сидевший на корме тучный, широкоплечий мужчина в военной форме что-то зло приказал своему товарищу и, посмотрев на Ильмара тяжелым, неподвижным взглядом, равнодушно отвернулся.
Где-то далеко позади послышалась частая пулеметная очередь.
Моторка скрылась в скалистой бухте.
Глава 26. СТАРЫЙ РЫБАК
Много прекрасных легенд и преданий о рыбаках-великанах хранят в своей памяти седые поморяне.
В одной старинной легенде рассказывается, будто в древние времена, когда вольные эстонцы еще не знали, что на свете существует слово "рабство", островитяне столкнулись с высадившимися на берег войсками норманнов. Долго бились воины, но не дрогнули хозяева острова отважные морские богатыри. Поняли норманны, с кем имеют дело, и тогда предложили единоборством решить спор.
Посмеиваясь, привели они с корабля косматое чудище. Зверь не зверь, но и на человека не похож: руки и ноги - как стволы кривых дубов.
И вышел тогда из рядов эстов здоровенный рыбак, по прозвищу Олев. Шаг шагнул - полполя перемахнул. Заколебалась земля под тяжелым шагом великана.
Не на шутку перепугались норманны. Поспешно увели они свое чудище на корабль и с тех пор никогда больше не показывались у берегов острова.
А был этот Олев рыбаком из Тормикюла.
Эту легенду услышал однажды Ильмар от дяди Мадиса. Старый рыбак был другом Вольдемара и всей душой полюбил его сынишку.
Долгими зимними вечерами, помогая Мадису чинить сети, Ильмар слушал его рассказы о далеких плаваниях, о морских приключениях, о суровой жизни рыбака. Еще Ильмар любил наблюдать, как старый рыбак вырезал из дерева красивые фигурки. Большие загрубелые руки его могли делать самую тонкую, искусную резьбу.
За стеклом пузатого низенького шкафа с резными колонками у него всегда одна полка была заставлена фигурками.
Здесь и уснувший рыбак с длинным удилищем, и весело пляшущий старик, одна нога в сапоге, другая босая, и узорные кружки, и миски, и целая флотилия кораблей.
Мадис всегда разрешал Ильмару смотреть, как он работает. Но последнее время стал что-то от него скрывать. Завидев мальчика, торопливо уносил работу в другую комнату.
- Ишь ты, любопытный! - пряча улыбку, говорил он. - Глазенки так и горят. Дитё, да и только! Погоди, сынок, вот вырежу, если понравится - возьмешь. Потерпи маленько.
А когда Ильмар слишком уж настойчиво приставал - "покажи да покажи", - старый рыбак вынимал свою трубку, долго возился с ней, что-то ворча, и не спеша заговаривал о чем-нибудь другом.
Сегодня Ильмар не сразу заметил, что на полке появилось что-то новое.
- Карм честный человек, - повторила она. - Что ты можешь знать, глупый! Вольдемар к нему в гости ходил. Никого старый видеть не хотел, только твоего отца к себе звал... После той ночи Карм пропал куда-то, - задумчиво добавила Тереза. - Что уж там вышло, не знаю, только выкинул он вещи Курта за дверь, заколотил дом и ушел. Вернулся после войны...
Ильмар не спускал глаз с горящих поленьев. Воображение мальчика рисовало ему там, среди огненных волн, маленькую лодку отца, который, не испугавшись шторма, переправил через пролив незнакомого русского летчика. А здесь, на берегу, неистово мечутся немцы с собаками. Среди них, трусливо вытягивая узкую голову, пляшет страшная черная птица с окровавленными крыльями. Это Карм! Он показывает Курту на возвращающуюся лодку отца. С треском взметнулся сноп искр... Нет, это не искры - тысячи раскаленных пуль обрушились со всех сторон на отважного рыбака. В страхе бьется на берегу черно-красная птица.
"Бросьте лодку с рыбаком в море! - кричит она. - Пусть никто не узнает, как он погиб!"
И снова бушует перед глазами мальчика неистовый огненный шторм...
Ильмар захлопнул печную дверцу.
- Мама! - тихо проговорил Ильмар, подходя к Терезе и обнимая ее. - Когда я вырасту, я буду работать день и ночь. Я буду таким же, как папа. Я накоплю много денег и поставлю на папиной могиле красивый памятник, вот увидишь...
Руки матери, державшие сына, дрогнули и обмякли, она прижала его и горько заплакала.
- Не надо, мама, - чужим, взрослым голосом проговорил Ильмар. В эту минуту он почувствовал, что стал уже большим и что теперь надо беречь мать - она ведь так много выстрадала. - Не надо, мамочка, ласково повторил он и робко провел рукой по мягким волосам, тронутым сединой.
Это легкое прикосновение вдруг с поразительной ясностью убедило его, что он действительно стал взрослым и что на нем теперь лежит ответственность за мать, за дом, за их будущее.
- Я никогда не дам тебя в обиду, - тихо сказал он, - мы будем хорошо жить, вот увидишь... Папа был бы доволен мною...
В сенях послышались шаги. Дверь в горницу отворилась, и голос Марет спросил:
- Эй! Есть кто дома?
Через минуту Тереза усаживала гостью поближе к огню.
- Ну и погодка, вдовушка! - громко говорила Марет. - Насилу дотащилась. А что же это пеэтреский хозяин не в школе?
- Каникулы у них теперь, - грустно улыбнулась Тереза.
Со двора донесся вой собаки.
- Воет! - недовольно пробормотала Марет. Повернувшись к Ильмару, она с грубоватым простодушием сказала: - Иди-ка посмотри, парень, что это с твоей псиной нынче. Выть начала. Никак, беду кличет. А нам тут с матерью поговорить нужно...
Ильмар молча вышел. В сенях он услышал торопливое гудение гостьи и удивленное восклицание матери:
- Пастор Виллем! Зачем же он приходил к капитану Карму?
Понизив голос, женщины заговорили о капитане Карме.
В Тормикюла побаивались этого угрюмого человека, прозванного поморянами Черным капитаном. Рассказывали, что комнаты его особняка украшены всевозможными диковинными вещами, собранными во время его бесчисленных путешествий по всему свету. Свое прозвище Карм, вероятно, получил за большую черную бороду. Все лицо его, начиная от самых глаз, было покрыто густой щетиной черных жестких волос. Когда-то имя Карма гремело на всю Балтику. Слава о подвигах отважного эстонского капитана, не боявшегося водить свое судно в море в любой, самый свирепый шторм, стала легендарной. Говорили даже, что он продал свою душу черту и только благодаря этому стал из простого матроса удачливым капитаном и несметно богатым человеком.
Потеряв в годы войны свою семью, старый Карм заживо похоронил себя в мрачном тормикюласком особняке и с тех пор почти никогда не показывался людям на глаза.
Пурга не утихала.
Пойта, прикованная длинной цепью, сидела на снегу у своей конуры и, задрав морду, монотонно выла. Увидев хозяина, она вяло вильнула хвостом и без особой радости поднялась.
"Недовольна, - подумал Ильмар. - Конечно, с чего бы ей радоваться - сидит целый день на привязи! Никто без меня тут с ней не поиграет".
- Что с тобой, Пойта? Заскучала, да? Ничего, теперь вместе будем. Каникулы у меня, понимаешь? Учитель сказал, что теперь все будет хорошо. Никто меня из школы не выгонит. Скоро я кончу седьмой класс, и будет у нас с тобой совсем новая жизнь. Понимаешь? Эх ты, ничего ты не понимаешь! - Обняв собаку, Ильмар стал стирать с ее морды растаявшие снежинки.
Пойта была крупной финской лайкой. В прошлом году ее щенком привез с севера знакомый русский рыбак, старый друг отца. Ильмар все лето учил Пойту разным собачьим премудростям. Теперь она проходила последнюю и самую тяжелую стадию обучения - сидела на цепи для того, чтобы быть злее.
Ткнув хозяина в лицо холодным, мокрым носом, Пойта стала жаловаться ему на свою нелегкую собачью жизнь, но вдруг, чем-то обеспокоенная, сердито зарычала.
- Кто там?
Оглянувшись, Ильмар увидел вдали, за оградой, сутулую фигуру высокого старика.
- Черный капитан! Сюда идет! - прошептал изумленный Ильмар. Смотри-ка, псина, да он в самом деле к нам идет. Спокойно, Пойта, пошла на место! Сейчас мы все узнаем.
Отправив недовольно ворчавшую Пойту в конуру, Ильмар, не спуская глаз с необычного гостя, попятился к сеням и спрятался за бочкой с рыбацкими снастями.
Минуту спустя угрюмый старик в кожаной капитанской тужурке, стуча сапогами, прошел мимо него в горницу. Ильмар услышал удивленные восклицания женщин. Низкий бас капитана прогудел что-то непонятное.
Дверь в сени распахнулась, и испуганная Марет бомбой пронеслась мимо Ильмара.
- Где твой сын? Я хочу видеть его, - отчетливо услышал Ильмар голос капитана Карма.
Ильмар покинул свое убежище и решительно вошел в горницу. Карм тотчас же обернулся к нему. На его широком морщинистом лице, заросшем черной бородой, голубели в глубоких впадинах вечно печальные, неживые глаза.
- Подойди-ка ко мне, парень, - строго сказал он.
Ильмар подошел. Капитан стал рыться в карманах тужурки.
- Старая крыса! - проворчал Карм. - Чертов братец! Он хотел купить мою совесть... Где же это письмо? Ага, вот оно! - Старик нашел наконец конверт и протянул Ильмару. - Почитай-ка! Не вижу я, совсем ослеп...
- Читай, читай, сынок, - торопливо заговорила Тереза, заметив недобрый взгляд сына.
Капитан тяжело опустился в дубовое кресло-качалку и приготовился слушать.
Ильмар открыл конверт. На помятом клочке бумаги - несколько неровных строк и короткая подпись: Тоомас.
Он нехотя стал читать:
- "Дорогой отец! Надеюсь ты жив, здоров и не забыл любящего тебя Тоомаса. Моя жизнь зависит от человека, который придет к тебе и скажет: "Я привез привет от Тоомаса". Прими его и сделай все, о чем он попросит. Он расскажет тебе обо мне. Ты поймешь, как я жил, и, верно, простишь меня. Тоомас".
Капитан сидел в кресле не шевелясь. Потом он взял из рук Ильмара письмо и в глубоком раздумье медленно побрел к дверям.
- Стойте! - воскликнул Ильмар, загораживая ему дорогу. - Я знаю, как погиб мой отец. Его предали! - задыхающимся голосом выпалил он.
Карм остановился и непонимающим взглядом осмотрел Ильмара.
- Это вы, вы предали его! - крикнул мальчик. - Я узнал, что фамилия предателя - Карм!
Черный капитан вздрогнул и отступил на шаг.
- Что? Что ты сказал? - грозно спросил он. Увидев взволнованное лицо Ильмара, старик смягчился. - Ты сам не знаешь, о чем говоришь, бедное дитя! - ласково проговорил он, опустив тяжелую руку ему на плечо. - Но ты не ошибся, малыш. Вольдемара действительно выдал немцам презренный человек. Я услышал это от самого Курта... убийцы твоего отца...
- Кто он? - вскрикнула Тереза. Карм медленно повернулся в ее сторону:
- Человек, который в ту ночь находился у постели больного ребенка, - мой двоюродный брат Виллем - кивираннаский пастор Виллем Карм.
Глава 24. НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ
Утром следующего дня на хутор Пеэтри прикатил нежданный гость. Он ловко отстегнул крепления спортивных финских лыж, аккуратно очистил их от наледи, затем уверенно вошел в дом.
- Ури? - удивился Ильмар, встретив его в сенях.
- Да, это я. Сколько лет, сколько зим, капитан! - проговорил он с веселой улыбкой. - Рассказывай, как жизнь, что новенького?
Ури быстро снял с себя короткую меховую куртку, отороченную серым каракулем, и, повернувшись к Ильмару, как ни в чем не бывало заметил:
- Ты что-то киснешь, голубчик. Что у тебя в сенях, склад? - Ури показал на перегородку. Там висела тонкая сеть с мелкими ячейками для угрей, стояла бочка с рыбацкими снастями, в углу - несколько весел.
- Это все отцово, - нехотя ответил Ильмар. - Нарочно не трогаю, чтобы все как при нем было. Ну, чего ж встал? Пойдем поговорим.
- Кто там? - спросил женский голос из горницы.
- Это Ури, мама.
- Ури Ребане? - тоже удивилась мать. - Смотрите, гость какой! Пожалуйста, заходите, - пригласила она, отвечая на вежливый поклон Ури. - Не замерзли по дороге-то? Пять километров не шутка по такому морозу.
- Что вы, на лыжах разве замерзнешь! - бодро ответил Ури, оправляя свой новенький лыжный костюм с красивыми золотыми молниями.
Тереза перевела ревнивый взгляд на сына. Ильмар был выше и крепче Ури, хотя годами моложе. Старая рыбачья курточка, широченные отцовские брюки и валенки составляли сейчас его костюм.
"Вырос сынок, и не заметила. Весь в отца, - подумала Тереза. Теперь раскошеливайся, мать, надо сыну обнову справить".
Втайне от Ильмара Тереза уже готовила ему подарок: синий свитер с парусной шхуной на груди. Точно такой же свитер когда-то носил его отец.
Гость между тем, спросив разрешения, сел в кресло-качалку и, не переставая улыбаться, стал потихоньку покачиваться, уголком глаза наблюдая за Ильмаром.
- Сынок, - сказала Ильмару мать, вынимая из комода какие-то вещи, - посмотри за молоком, чтоб не выкипело, да гостя угости, пусть с мороза погреется. А я скоренько соберусь, - добавила она, выходя из комнаты.
- Благодарю вас, я только что завтракал, - сказал Ури.
- Сейчас, мама. - Ильмар неторопливо вышел на кухню.
Ури остался сидеть в качалке. Цепкий взгляд его заметил в углу над столиком Ильмара портрет моряка. Суровое лицо показалось знакомым.
"Отец... - догадался Ури... - Интересно, мать в самом деле собирается уходить или так и будет здесь шнырять по комнатам? Не хватает, чтобы я из-за этого дурака на дворе мерз. Поговоришь при ней..." - Ури с беспокойством заерзал в качалке.
Вернулся Ильмар. По-хозяйски расстелил на скатерти клеенку, принес кастрюлю с молоком, чашки.
Большую красную чашку с белыми чайками показал Ури.
- Отец из нее пил, - пояснил он, - его любимая была.
Ури не притронулся к молоку.
- Могу тебе новость сообщить капитан. Только пока никому ни слова, хорошо?
Ильмар не ответил.
- Я еду в Артек! Посылают, - весело сказал Ури.
- Что, еще одна путевка пришла? - рассеянно спросил Ильмар.
Ури поморщился.
- Не интересовался этим вопросом... Посылают, - мечтательно повторил он. - Придется ехать: отличник, тут уж ничего не поделаешь. - Ури был разочарован, что Ильмар не только не позавидовал ему, но и вообще едва обратил на его слова внимание.
- Да, ты знаешь насчет экскурсии в Таллин? - вдруг спросил он. Из нашего класса ни один не едет. Мать не хочет пускать. Говорит, за скверное поведение...
В комнату вошла Тереза. На ней было синее шерстяное платье. Это платье она впервые надела после смерти мужа и сейчас выглядела в нем красивой и помолодевшей. Волосы были хорошо уложены, а глубокие морщины у глаз стали незаметны, словно кто разгладил их доброй рукой.
Перехватив недоуменный взгляд сына, мать улыбнулась.
- В волисполком пойду: говорят, человек из города приехал, лекцию будет рыбакам читать! Народ идет - не грех и мне послушать. Ты, сыночек, дал бы мне какую тетрадку, что ли, - нерешительно попросила она. - Глядишь, пригодится.
Ильмар с непривычным чувством радостного смущения вытащил из-под своего стола старый матросский сундучок. На внутренней стороне крышки - фотография отца, точно такая же, как на портрете. Рядом - снимок военного корабля, на котором отец когда-то служил.
В сундучке - кипа тетрадей, книги, длинный рыбацкий нож, целый мешочек янтарей и большая алюминиевая фляга с надписью чернилами: "Вольдемар Таммеорг".
После ухода матери в комнате на некоторое время воцарилось тягостное молчание.
"Сказать или не сказать? - подумал Ильмар. - Нет, ничего не скажу. Если опять начнет про учителя, вытолкаю и хорошенько по шее надаю. Хватит воду мутить".
Ури заговорил об учителе.
- Вчера, - сказал он, - я разговаривал с матерью. Представляешь, оказывается, она очень не уважает Уйбо. Пожалуй, ты был прав... Я пришел тебе сказать, что согласен бросить всю эту затею. Знаешь, как будто ничего не было, мы ничего не знаем... Все забудется само собой.
Ильмар зло посмотрел на Ури.
- Вот что, - еле сдерживая себя, проговорил он, - сегодня после обеда мы с дядей Мадисом в Кивиранна едем, а вот завтра мы с тобой вместе пойдем к учителю.
- К учителю? - переспросил Ури. Глаза его с беспокойством забегали. Такой поворот дела был неожиданным. - Зачем? Да ты спятил, капитан!
- Мы пойдем и все ему расскажем, о пасторе тоже, - твердо сказал Ильмар. - Ты знаешь меня, Ури. Это мое последнее слово.
- Ни за что! Да! Я не пойду!
- Тогда я один пойду!
- Попробуй только. Ты поклялся молчать, ты дал пионерскую клятву, не советую тебе забывать об этом.
Ильмар угрожающе поднялся. Ури тоже вскочил и, попятившись, многозначительно сунул руку в карман. Ильмар подошел к нему вплотную.
- Ну? - строго спросил он, сжимая кулаки.
Ури отшатнулся. Трясущимися губами он с ненавистью прошипел:
- Хорошо, пойдем... только после каникул. Завтра я уезжаю. Но ты... не вздумай без меня пойти. Я с тебя слова не снимаю, помни!
- Ладно, пусть так. Садись и пей свое молоко, - презрительно бросил Ильмар, - Я посмотрю, что с плитой делается.
Оставшись один, Ури долго смотрел на сундучок Ильмара. Внезапно какая-то мысль озарила его лицо.
- Хорошо же, ты еще пожалеешь... - прошептал он, Ури быстро нагнулся, что-то взял из сундучка и тихо шмыгнул в сени, где висела его куртка.
Глава 25. СЛУЧАЙ У БЕЛЫХ СКАЛ
Старый рыбачий парусник встал на якорь недалеко от каменистого берега Кивиранна.
Ильмар сидел у мачты и возился с морским компасом. Сойти с рыбаками на берег он не захотел.
- Ну, что ж, - после минутного раздумья сказал Мадис, - оставайся, за шкипера будешь. Только мы ведь не скоро вернемся. Может, час, а может, и два проторчим. Сам знаешь, к кому приехали. Как бы не замерз, сынок, - погода свежеет. - Мадис показал на море.
Низкий, холодный ветер срывал с гребней высоких зеленовато-серых волн брызги пены. Вода пузырилась и становилась непрозрачной.
- Ничего, дядя Мадис, не замерзну. Нарочно полушубок взял, он теплый.
- Ну, коли теплый, будь по-твоему. Тогда мы и рулевого с собой прихватим. У Энделя длинный язык, как раз для нашего дела годен.
С кормы послышалось добродушное ворчание. Громадный широкоплечий детина, только немного уступавший Мадису ростом, показал приятелю пудовый кулак.
Рыбаки засмеялись. Все хорошо знали, что Эндель и двух слов толком связать не может.
- Я тебе, сынок, все же плащ оставлю, - сказал Мадис. Он снял с себя большой парусиновый плащ и закутал в него Ильмара, под ноги сунул овчину. - Ну, с богом! - крикнул он рыбакам.
Три неуклюжих великана отвязали от кормы лодку и отчалили.
Мадис покачал головой.
- Зря парня оставил. Не дай бог, сковырнется с борта. Вишь ты, сказал он словно про себя, - Вольдемар на этом "Калеве" рыбачил, и Ильмар, как свободная минутка, - так на парусник. Чистит, скребет его, сам красил прошлой весной. Хороший парень, труд любит и рыбак будет что надо. А вот что, братцы, - обратился Мадис к рыбакам, - ежели с мотоботом дело выйдет, назовем-ка его "Вольдемар Таммеорг". А? Славный рыбак был Волли. Таких, как он, теперь нет.
- Славный был рыбак, - согласились великаны. - Немного таких на острове осталось.
Деревня Кивиранна находилась недалеко от мыса Белые скалы. Проклятый мыс, темневший вдали грудой хаотически нагроможденных скал, далеко под водой протянул свои каменные щупальца. Причудливо источенные волнами льдины, как большие белые чайки, сидели на торчащих из воды вершинах камней.
Рыбаки Тормикюла приехали сейчас к своим соседям поговорить насчет нового большого мотобота, где еще прошлым летом заказали в Ленинграде этот мотобот. Не так давно ленинградцы телеграфировали, что заказ выполнен и что вместо одного судна у них можно приобрести сразу два.
Тормикюласцы, пронюхав о телеграмме ленинградцев, решили воспользоваться случаем и обзавестись крепким мотоботом.
Старый Пилль, провожая "дипломатов", наказывал Мадису:
- Смотри, Мадис, дело тонко веди. Сам знаешь, "Калев" долго не протянет. Я бы поехал с вами, да дела серьезные есть.
Рыбаки отлично понимали, что за дела у Пилля. Гордый старик был не в ладах кое с кем из кивираннаских рыбаков и ни за что не хотел идти к ним на поклон.
Ветер крепчал. Неровные пенистые кольца угрожающе плясали на свинцовых волнах, обдавая Ильмара водяной пылью. Свернутый парус поблескивал ледяными каплями. Парусник сильно качало. Раздался треск. Уже не волны - большие грозные валы с белыми кипящими гребнями яростно колотили о борт.
Якорный канат натянулся, как струна. С носовой части опять донеслось подозрительное потрескивание.
Ильмар начал беспокоиться. Дяди Мадиса все нет и нет. Теперь рыбакам нелегко будет добраться по таким волнам до парусника.
Он стащил с себя парусиновый плащ и, сгибаясь под бешеным шквалом ветра, стал пробираться к якорной лебедке.
В сизой от табачного дыма комнате собрались рыбаки. Они сидят вдоль стены на лавке, курят и молчат. За столом так же молча попыхивают трубками Мадис и кивираннаский рыбак Ярве. Мадис отлично знает нравы рыбаков Кивиранна и поэтому не спешит.
По всему острову идет о них молва как о самых неразговорчивых людях.
Великаны из Тормикюла, посмеиваясь над своими молчаливыми соседями, говорили, что, пока выжмешь из них слово, съешь бочку салаки.
Соседи тоже не оставались в долгу и сочинили про медлительных великанов пословицу: если тормикюласец услышит в воскресенье у церкви шутку, то смеяться будет только на следующее воскресенье.
Рыбаки Кивиранна даром что молчаливые, но на язык к ним попасться не приведи бог. Так хитро могут сказать, что не сразу и поймешь, в насмешку это или по простоте душевной. После войны они стали самыми богатыми людьми на острове, но несмотря на это, одежду носили старую да и в плохоньких избушках своих по-прежнему не заводили никаких удобств. Это тоже служило предметом насмешек тормикюласцев.
Вероятно, долго еще сидели бы рыбаки, не спеша перебрасываясь ничего не значащими словечками, если бы дело не ускорил притащившийся сюда подвыпивший старичок Микк-музыкант.
Про этого Микка рассказывали, что как-то, решив порадовать свою старуху, он купил по случаю у выжившей из ума барыни старый концертный рояль. Супруга восприняла подарок как жестокую насмешку и чуть не выгнала старикашку из дому. Поскольку обращаться с инструментом никто не умел, а сам рояль играть не хотел никак, пришлось бедному Микку, конфузясь, отвезти его в мустамяэскую школу. С тех пор его называли Микком - музыкантом.
Это был самый разговорчивый в деревне человек. Выяснив, в чем дело, Микк-музыкант сразу же начал кричать, что никакого мотобота тормикюласцы не получат.
- Ишь они салатники! - визжал он. - Бот захотели! А этого не видели? - Непослушными заскорузлыми пальцами он тщетно пытался сконструировать кукиш.
- Не шуми, Мики, дело серьезное, - спокойно увещевал его громадный рыжий рыбак в резиновых, с огромными отворотами сапогах.
Видя, что Микк все-таки не унимается, рыбак легонько придавил его к скамье.
Рыбаки дружелюбно засмеялись.
В комнату неожиданно ворвался взлохмаченный перепуганный парень.
- Беда! - заорал он. - "Калев" с якоря сорвало, сейчас разобьет!
Рыбаки высыпали на берег.
Мадис, проклиная себя, бежал ни жив ни мертв.
- Сплоховал, сплоховал! - бормотал он. Недалеко от берега беспомощно крутился "Калев".
Пока у них шел спор, с моря налетел сильный норд-ост. Волны надулись, вздыбились и с медленным рокотом погнали парусник на прибрежные камни. Мадис понял, что дело скверное. Еще немного "Калев" разнесет в щепки.
"Черт с ней, с этой посудиной, остался бы мальчишка цел. Что с ним?"
- Эй! - кричали рыбаки с берега маленькой фигурке, копошившейся у паруса. - Прыгай, прыгай, тебе говорят! Немедля прыгай!
- Куда прыгагь-то? - хмурились другие. - Волны - что лед.
- Все одно о камни побьет, какой пловец ни будь...
- Эх, если бы мотор был! - вздохнул кто-то. Мадис и Ярве, столкнув лодку в воду, пытались отплыть от берега.
- Куда они? Все равно не успеют.
- Смотрите, смотрите, мальчишка что делает! Вот шельма!
Ильмар с неимоверными усилиями поставил тяжелый парус. Парус сразу набрал ветра. Судно вздрогнуло, выпрямилось и стало нехотя уходить вдоль берега все дальше и дальше, к Белым скалам.
Вспыхнувшая на берегу радость была недолгой. Рыбаки снова заволновались. Новая опасность угрожала Ильмару.
- Не справится парень. Левым галсом идет, прямо на скалы гонит.
Ильмар крепко сжимал окоченевшими руками конец шкота. Огромное полотнище швыряло его из стороны в сторону, грозя выкинуть за борт. Снасть до крови резала руки. Напрягая все усилия, мальчик боролся с ветром. Он пытался вывести парусник в открытое море. Только бы не наскочить на рифы - тогда конец!
Все чаще в провалах волн мелькали их черные клыки. Гонимые с моря большие, наполовину затонувшие льдины с грохотом разбивались о скалы, заглушая шум прибоя.
Далеко позади, на берегу, суетились фигурки рыбаков. Но вскоре и они пропали из виду.
Выбраться в открытое море Ильмару не удалось. Яростный шквал ветра вырвал из окровавленных рук мальчика конец шкота. Раздался страшным треск - парусник наскочил на риф. Разбитое, с поврежденным килем судно стало заливать водой. Громадные зеленовато-стеклянные волны с шипящими гребнями подняли его, как щепку, и с грохотом швырнули на вершины торчавших из воды острых камней. Оглушенный, вымокший до ниточки Ильмар потерял равновесие и упал на залитую водой корму. Слева совсем рядом он успел заметить приближающуюся моторную лодку. Превозмогая боль, Ильмар пополз к мачте, а от нее - к левому высовывавшемуся из воды борту, защищенному от волн большой скалой. Мальчику удалось подняться на ноги.
- Помогите! Помогите! - закричал он изо всех сил, чувствуя, что от холода и слабости начинает терять сознание.
Моторная лодка прошла в двух шагах мимо разбитого парусника.
- Помогите! - не веря своим глазам, в отчаянии крикнул Ильмар. Голос его прозвучал чуть слышно.
Сидевший на корме тучный, широкоплечий мужчина в военной форме что-то зло приказал своему товарищу и, посмотрев на Ильмара тяжелым, неподвижным взглядом, равнодушно отвернулся.
Где-то далеко позади послышалась частая пулеметная очередь.
Моторка скрылась в скалистой бухте.
Глава 26. СТАРЫЙ РЫБАК
Много прекрасных легенд и преданий о рыбаках-великанах хранят в своей памяти седые поморяне.
В одной старинной легенде рассказывается, будто в древние времена, когда вольные эстонцы еще не знали, что на свете существует слово "рабство", островитяне столкнулись с высадившимися на берег войсками норманнов. Долго бились воины, но не дрогнули хозяева острова отважные морские богатыри. Поняли норманны, с кем имеют дело, и тогда предложили единоборством решить спор.
Посмеиваясь, привели они с корабля косматое чудище. Зверь не зверь, но и на человека не похож: руки и ноги - как стволы кривых дубов.
И вышел тогда из рядов эстов здоровенный рыбак, по прозвищу Олев. Шаг шагнул - полполя перемахнул. Заколебалась земля под тяжелым шагом великана.
Не на шутку перепугались норманны. Поспешно увели они свое чудище на корабль и с тех пор никогда больше не показывались у берегов острова.
А был этот Олев рыбаком из Тормикюла.
Эту легенду услышал однажды Ильмар от дяди Мадиса. Старый рыбак был другом Вольдемара и всей душой полюбил его сынишку.
Долгими зимними вечерами, помогая Мадису чинить сети, Ильмар слушал его рассказы о далеких плаваниях, о морских приключениях, о суровой жизни рыбака. Еще Ильмар любил наблюдать, как старый рыбак вырезал из дерева красивые фигурки. Большие загрубелые руки его могли делать самую тонкую, искусную резьбу.
За стеклом пузатого низенького шкафа с резными колонками у него всегда одна полка была заставлена фигурками.
Здесь и уснувший рыбак с длинным удилищем, и весело пляшущий старик, одна нога в сапоге, другая босая, и узорные кружки, и миски, и целая флотилия кораблей.
Мадис всегда разрешал Ильмару смотреть, как он работает. Но последнее время стал что-то от него скрывать. Завидев мальчика, торопливо уносил работу в другую комнату.
- Ишь ты, любопытный! - пряча улыбку, говорил он. - Глазенки так и горят. Дитё, да и только! Погоди, сынок, вот вырежу, если понравится - возьмешь. Потерпи маленько.
А когда Ильмар слишком уж настойчиво приставал - "покажи да покажи", - старый рыбак вынимал свою трубку, долго возился с ней, что-то ворча, и не спеша заговаривал о чем-нибудь другом.
Сегодня Ильмар не сразу заметил, что на полке появилось что-то новое.