Советник обошел вокруг стола, уселся в глубокое кресло и снова заговорил:
- По прибытии на указанное место, были нами обнаружены на другом берегу, у деревни Брилы разные шанцевые инструменты, которые мы откопали в мерзлой земле.
Тогда я в первый раз отважился на вопрос:
- А как вы узнали об их местонахождении?
- От военнопленного офицера Роже, который, по его словам, находился при казне и, кстати, подтвержал показания Лаврентьева, - обстоятельно ответил Александр Алексеевич, все-таки решивший оказывать мне содействие.
Я оживился при мысли, что, возможно, сумею встретиться с этим офицером.
- Где же теперь пребывает господин Роже?
- Скончался от чахотки, - вздохнул советник.
- И что же случилось дальше? - разочарованно осведомился я.
Коротков ответил:
- По обеим сторонам от мостов начата была вырубка льда так как Роже сомневался, который из них он переезжал, да и Лаврентьев не мог указать точно, с какого моста была сброшена повозка.
Я подумал про себя, что находился в более выгодном положении, чем советник, так как какое-то время, в отличие от него, располагал довольно подробной картой. Но на Александра Алексеевича время работало, я же в этом отношении, напротив, проигрывал. Любопытно, это от господина Роже Радевич узнал, где спрятаны сокровища? И не эту ли повозку видела Варвара Николаевна?
Тем временем советник продолжил:
- Верхний из этих мостов был сожжен, а нижний сохранился в целости и сохранности. Для произведения работ мы истребовали людей от Борисовского земского начальства. Вообще, конечно, зрелище было отвратительное. Трупы закоченевшие на песчаном дне, вмерзлые в лед люди, лошади! - батистовым платком Коротков вытер пот со лба. Было заметно, что вспоминать о своей экспедиции военному советнику неприятно, и он не видел смысла вновь бесполезно ворошить дела минувшие. Тем не менее Александр Алексеевич снова заговорил:
- Была найдена масса различных вещей во льду. Ружья, тесаки, сабли, штыков немерено, пистолетов, только никакого следа от повозок с деньгами. И случилась в те дни еще одна страшная трагедия, - Коротков помрачнел. - Я стоял на мосту и видел собственными глазами, как лед под Лаврентьевым провалился, и он в прорубь нырнул, одна шапка торчала, я и глазом не успел моргнуть. Вытащили его, конечно, только оказался купец здоровьем слаб, переохладился сильно, должно быть, вот и скончался за две недели. Вообще, я заметил, что со всеми моими свидетелями творились какие-то странности. Взять, к примеру дворянина Радевича...
- И Родион Михайлович в свидетелях числился? - изумился я.
Теперь пришел черед удивляться Короткову:
- Вы-то откуда с Радевичем знакомы? - и глаза его голубые вспыхнули. - Неужели что выяснить удалось? Он у меня с самого начала под подозрением находился. Имение у него там поблизости. Радевич сообщил, что, находясь в Вильне, слышал от австрийского офицера Бришера о брошенном у левого берега Березины бочонке с серебряной полковой казной. Он, шельмец, так подробно рассказывал, как был брошен бочонок, что можно было подумать, что он его сам и бросил. И, конечно же, на том самом месте никакого бочонка обнаружено не было.
- И вы оставили все как было? - воскликнул я. - И никаких больше мер не предприняли?
- Отчего же? - усмехнулся советник. - Стали того самого Бришера искать, на которого Радевич ссылался, так он словно в воду канул. К той поре потеплело, вода прибыла, ледоход начался, вот мы работу и прекратили, господина Роже в Вильно отправили, под надзор Александра Михайловича Римского-Корсакова, генерала от инфантерии, в то время уже ставшего литовским генерал-губернатором, где он и кончался. А купца Лаврентьева похоронили на местном кладбище. Я же остался на месте проследить за Радевичем, но мои изыскания так ни к чему и не привели. Усадьба его была мною осмотрена, при обыске и борисовский исправник присутствовал, но никаких повозок и бочонков найдено не было. В итоге я пришел к выводу, что или показания свидетелей были ложными, или казна была расхищена нашими солдатами и обывателями. На случай последнего варианта я отдал распоряжение борисовскому городничему следить за тем, не будет ли кто из местных жителей разменивать иностранную монету на российскую. С тем и отбыл в Санкт-Петербург, - закончил Александр Алексеевич свое занимательное повествование. - Итак, Яков Андреевич, удалось ли вам извлечь из моего расказа какую-либо пользу? - поинтересовался он.
Говоря откровенно, я и сам еще не успел определить, пригодилось ли мне сообщение советника. Я только прокручивал его в уме, стараясь не упустить не единой детали и запомнить сказанное во всех подробностях. Однако ответил:
- Разумеется. Только вы не упомянули, были ли известия из Борисова от тамошнего городничего?
- Нет, - покачал головой советник. - Он ничего подозрительного так и не обнаружил.
Я поблагодарил Короткова за потраченное на меня время, распрощался с ним и вернулся в экипаж, продолжая размышлять над услышанным. Так каким же образом Радевичу удалось выведать про казну? Этот вопрос занимал меня все более и более. Единственной фигурой из рассказа советника, чья судьба продолжала до настоящего времени оставалсь неизвестной, был некий Бришер, на которого и ссылался на допросе Радевич. Я все более склонялся к мысли, что именно от него и вызнал Радевич о наполеоновском сокровище. Вот только что случилось с австрийским офицером потом? Предположение мое выглядело довольно мрачным: я полагал, что после того, как Радевич обнаружил казну и перепрятал ее, возможно, даже с помощью все того же Бришера, ему страсть как расхотелось делиться, а австриец мог за свое молчание потребовать недешево, вот и избавился от него Радевич тем же путем, что и от несчастной юной графини. Вполне вероятно, что труп офицера, обглоданный рыбами, с камнем на шее до сих пор пребывает на дне все той же Березины.
Я велел кучеру трогать, экипаж покатил по мостовой, и я приказал возничему остановиться, только когда мы подъехали к кондитерской, где я приобрел самую дорогую бомбоньерку шоколадных конфет для кузины Божены и выбрал любимые Мирины пирожные.
Карета свернула к особняку Зизевской, я не стал заходить к Божене, а передал конфеты через привратника и только потом поехал домой готовиться к своему визиту в итальянскую оперу.
Мира была в восторге от пирожных, словно ребенок.
- Как ваши успехи? - осведомилась она.
Я ответил, что могли быть и лучше.
Индианка сделалась вдруг серьезной и задумчиво произнесла:
- Я за вас очень беспокоюсь.
- В который раз ты мне сообщаешь об этом? - спросил я ее. К подобным выссказываниям моей подруги я, пожалуй, успел привыкнуть.
- Я раскладывала карты, - объяснила она. - И мне не нравится, что на них выпадает.
- Мне не впервой обманывать судьбу, - заявил я хвастливо и сам испугался того, что сказал. Все-таки я всегда оставался суеверным.
- Вашими бы устами... - ответила Мира.
- А где же Лунев? - вдруг вспомнил я о друге.
- Уехал домой, посчитав, что вам полегчало, - заулыбалась Мира. По-моему, он вас ревнует к вашим делам, -заключила она.
- Не было ли вестей от Кинрю? - спросил я с надеждой в голосе.
Мира меня разочаровала, ответив, что не было.
Несколько мгновений спустя, комердинер доложил, что явился Сергей Арсеньевич Рябинин.
- Этому-то что от меня понадобилось? - искренне удивился я, напрочь позабыв о тех нежных чувствах, которые он питал к моей индианке.
- От меня, а не от вас, - объяснила Мира.
Я хлопнул себя по лбу:
- Ну, конечно же, amour!
- Вот именно! - согласилась Мира, приказав лакею:
- Просите!
Я и не знал, что их отношения продолжают развиваться.
Серж ворвался в гостиную, как ураган. Лицо его сияло все той же ослепительной белозубой улыбкой, аксельбанты сверкали, шпоры бренчали.
- Позвольте ручку поцеловать, - обратился он к улыбающейся Мире, наскоро поздоровавшись со мною.
- Отчего же не позволить? - соблаговолила она.
- Наш договор остается в силе? - обратился к ней Рябинин.
Я перевел изумленный взгляд на Миру, неужели она снизошла-таки до этого щеголя. - Так мы едем кататься на Дворцовую набережную?
- После небольшого сеанса гадания, - ответила индианка. Я чувствовал, что ее кабаллистика еще более интригует и завлекает несчастного Рябинина. Гадать она, разумеется, собиралась мне!
Мира разложила на столе колоду карт Таро, которую египтятне почитали за одно из своих древнейших изобретений, но индианка упорно настаивала на том, что это именно выходцы с ее родины привезли магические знаки в страну пирамид и фараонов.
Она потушила все светильники, достала из шифоньерки две толстых черных свечи, вручила их Сергею Арсеньевичу, который завороженно наблюдал за гадалкой, взяла со стола колоду и вслед за свечами передала ему карты. Затем индианка накрыла стол покрывалом из черного бархата и поставила на него подсвечники. Потом она определила в них свечи, зажгла их и снова положила колоду на стол. Бархат таинственно поблескивал в мерцании колеблющегося пламени. Невольно мне эта сцена напомнила одно из орденских таинств. В воздухе как-то сразу запахло сандаловым маслом, Мира заранее натирала им свечи.
Я ее действий не одобрял, ворожба всегда представлялась мне процессом интимным, и Мира, на мой взгляд, в данный момент просто красовалась перед поклонником, поддавшись обычному женскому тщеславию. Однако я ошибался, кажется, она занялась гаданьем всерьез.
Индианка перетасовала колоду, позволила снять мне ее левой рукой и положила карты на стол. Она обняла ладонями голову в изумрудном тюрбане из кисеи поверх длинных распущенных волос и закрыла глаза, раскачиваясь из стороны в сторону и нашептывая какие-то непонятные мне слова, видимо на древнем языке, мне показалось, что на маратхи.
Мира вся просто лучилась загадачностью восточных магов, Рябинин не сводил с нее жаркого, влюбленного взгляда.
Не открывая глаз, Мира разложила карты на бархате рубашками вверх в виде пятиконечной звкзды. Еще одну карту индианка положила на середину. Потом она приподняла тяжелые веки и сказала по-русски:
- Я вижу будущее, но не могу его открыть.
Сергей Арсеньевич внимал ей, затаив дыхание и не смея шелохнуться. Для него все это действо было пока вновинку. Несмотря на то, что мне к таким сеансам уже удалось привыкнуть, я тоже сосредоточенно слушал Миру, смуглая кожа которой при свечах выглядела неестественно бледной.
- Однако, - прошептала она, - великое божество Аштарот позволило мне слегка приподнять завесу тайны, и я символически прочту вам буквы грядущего.
Мира перевернула пентаграмму лицевой стороной. Теперь и я смог увидеть ее раскладку. Индианка использовала только козыри, то есть мажор аркана. Я затаил дыхание, ожидая, что будет дальше. Дойдя до степени подмастерья, я получил знак пламенеющей звезды, который и символизировала пентаграмма. Мира об этом не знала, но, должно быть, чувствовала интуитивно, раз избрала для своего предсказания именно этот расклад.
Она взяла в руку первую, ценртальную карту. Я заглянул ей в ладонь, карта символизировала мага. Он стоял у алтаря, подпоясанный блестящей змеей.
"Что ж, недурно", - подумал я просебя. Масону ли не знать Ороборо змею, что проглотила свой хвост? Именно в нее Моисей обратил свой волшебный жезл.
- Вы властвуете над силами, которые движут этим миром, - вещала Мира. - Вам благоволит Солнце, поэтому вы и манипулируете людьми.
Я заметил, что Серж Рябинин перевел на меня изумленный взгляд, он верил всему, что говорила Мира и, по-моему, безоговорочно! Теперь я подозревал, что приобретаю преданного друга до гробовой доски. Если, конечно, дружбе не станет помехой ревность!
- Вам противостоит отпетый мошенник, - продолжила Мира, указав на карту с изображением отшельника в перевернутом положении. - Его фонарь освещает дорогу ложных исканий, -впрочем, об этом она могла и не говорить, что представляет из себя господин Радевич, я и так знал прекрасно.
Мира склонилась над пентаграммой, ее черные волосы рассыпались по спине. Она подняла со стола другую карту.
- Дурной знак, - сказала гадалка. - Падающая башня, думаю, объяснять не стоит! - добавила Мира. - Однако карта Силы свидетельствует, что ваше противостояние с отшельником принесет вам успех.
Я взглянул на молодую женщину, которая на карте голыми руками сражалась с огромным львом.
- Но сначала, - продолжала Мира вы переживете небольшое разочарование.
- Почему же ты решила, что оно окажется небольшим?
- Потому что башня перевернута и нет других дурных предзнаменований, - сообщила она. - Вот, посмотрите, рядом с Отшельником притаилась Смерть.
Мира достала из другой стопки еще одну карту. Это был отложенный ей на крайний случай минор аркана.
- Перевернутый туз мечей, - произнесла предсказательница задумчиво. Ваш недоброжелатель погибнет насильственной смертью. Кстати, эта карта относится и к Шуту, - она указала на шестую вершину пентаграммы. - Этот человек вам пока незнаком, - добавила Мира, - но он в вашем деле играет не самую последнюю роль!
Мне невольно подумалось об австрийце Бришере.
- Карты меня немного успокоили, - улыбнулась Мира, зажигая свет и убирая с глаз долой свои магические свечи. -Прошлое предсказание было хуже, - добавила она. - Теперь, Яков Андреевич, я могу о вас беспокоиться чуть меньше.
- Так мы едем? - спросил Рябинин. - Нас давно ждет тюльбюри, который я недавно из Лондона выписал.
Я подумал, что Серж Рябинин не был бы Сержем Рябининым, если бы не приобрел новомодный двухколесный экипаж без места для кучера и не вывез бы в нем напоказ beau mond'у свою новую подругу.
Мира кивнула, ей и самой давно хотелось развеяться, а я ее баловал редко. Однако мне было вполне понятно, что индианка не принимает Сержа всерьез.
Она накинула спенсер, одела одну из своих многочисленных шляпок, перчатки и оставила меня одного дожидаться вечера. Я знал, что к спектаклю она обязательно вернется, потому как Керубини привлекал ее куда более, чем обворожительный Серж.
Полдня пролетело незаметно. Я уже собирался уходить, то и дело посматривая на часы и волнуясь, когда, наконец, объявилась Мира со своим кавалером, который сопровождал ее всюду, как тень. А это мне абсолютно не нравилось, в связи с тем, что в таких условиях все труднее было хранить конфиденциальность. Оказалось, что и в оперу они тоже едут вместе, так как Сергей Арсеньевич заранее позаботился о билете. Рябинин словно бы и не замечал, как в его присутствии у меня час от часу все сильнее портилось настроение. Он и впрямь возомнил себя моим другом, так что предчувствия меня не обманули.
- Видел сегодня князя Корецкого, - сообщил мне Сергей многозначительно.
- Встретились на набережной, - уточнила Мира.
Я заинтересовался, в конце концов, князь Павел был в этом деле не последней персоной.
С важным видом Рябинин изрек:
- Он проговорился, что видел сегодня господина Радевича.
У меня сердце в груди всколыхнулось, как птица испуганная. Все-таки Радевич в Петербурге, по всей видимости, пытается выехать за границу. Интересно, ему известно, что полиция уже на него зуб имеет?
- Князь сказал, что Радевич с ним и не поздоровался. Вообще сделал вид, что не заметил.
Я решил, что Радевич в курсе, что на него охота объявлена. Только появится ли он в театре? Ответ на этот вопрос мне предстояло узнать чуть позже.
Все втроем - Мира, Рябинин и я - выехали мы из дома в моей карете, томимые каждый своим предчувствием. Мира жаждала музыки, которую, как никто другой, чувствовала всеми фибрами своей богатой души; Сергей Арсеньевич возжелал во что бы то ни стало добиться от индианки взаимности и возлагал на итальянскую оперу особые надежды; я же мечтал застать-таки у Нелли Радевича, хотя бы единственный раз заглянуть ему в глаза и вывести, наконец, убийцу и вора на чистую воду. К тому же я гадал, как поведет себя Елена Николаевна, узнав, что за человек ее любовник?
"А если ей все известно"?! - подумал я, и от этой ужасной мысли мне стало страшно.
На Садовой улице жизнь текла своим чередом, сновали взад и вперед прохожие, по лужам катили извозчиковы сани, слышалась площадная брань. Сюда же, к театру, стекались немногочисленные господские кареты, запряженные кровными великолепными лошадьми. Площадь мигала оконными огнями и рассеянным светом уличных фонарей.
Невольно мне вспомнилась Варвара Николаевна. Хорошо ли ей теперь в Михайловском замке? Впрочем, я утешал себя тем, что сделал все, что было в моей возможности, а такой экзальтированной и целеустремленной особе, как Варенька, придется по душе и сама баронесса, и ее знаменитая квартира.
Наконец мы подъехали к зданию Каменного театра, который так же иногда именовался Большим. Архитектор Тома де Томон, отстроевший его еще в самом начале века, насколько я знал, уже скончался. А театр все еще продолжал радовать великосветскую публику. Я поспешно покинул экипаж, следом за мной вышел Серж и помог Мире, которая одну руку протянула ему, а другой подбирала юбки.
Мира и Рябинин от меня немного отстали, увлеченные разговором. Индианка всегда привлекала к себе внимание, в этот раз без этого тоже не обошлось. Но я, тем не менее, оставил ее на попечение Сергея Арсеньевича. Кажется, она решила купить афишу.
Я прошел в коридор бенуара, мы слегка опоздали, опера уже началась. Я жадно искал глазами Радевича, но не находил его между входившими.
Зал ослепил меня ярко сверкающими огнями, и я шагнул в дверь своей литерной ложи тотчас, как только капельдинер торопливо отворил мне ее.
Занавес еще не был поднят, оказывается, в коридоре услышал я только увертюру. Я сел, оглядывая ряды противоположных лож, выискивая Нелли Орлову. Она все еще не показывалась. Я напряженно ждал, облокотившись здоровой рукой о бархатную рампу. Внизу шумел и блистал мундирами партер.
Неужели Радевич не появится? Я прикусил губу от нетерпения, кажется, на ней показалась капелька крови. Я облизнул пересохшие губы, почувствовав медный солоноватый привкус. Что-то надо было срочно предпринимать!
Дверь в ложу скрипнула, и в ней появился Рябинин под руку с восхищенной Мирой. Капельмейстер взмахнул палочкой, музыка на мгновение смолкла, и занавес поднялся. В тот самый момент я заметил, что в ложе Елены Николаевны так же приотворилась дверь. Я направил лорнет на противоположную сторону бенуара и встретился взглядом с фиалковыми глазами.
Я готов был поспорить, что Орлова меня узнала, и ей наша встреча явно не пришлась по душе. По-моему, красавица тоже беспокоилась о Радевиче и нервничала. Мужа ее, который по слухам, вернулся из имения - кстати, рассказ Лунева слухи эти в точности подтверждал - в ложе Орловых тоже не было.
Нелли вся сверкала брильянтами, она была в глубоко декольтированном муслиновом платье цвета турецкой лазури, затканном серебром. Актеры и декорации вовсе не привлекали ее внимания. Всего секунду выдержала она мой взгляд и отвела глаза. Тогда я понял, что ей обо всем известно. Это был голос интуиции, но я ему безраздельно верил.
- Нелли, - шепнула Мира, которая к тому времени ее тоже заметила.
- Яков Андреевич, вы кого-то разыскиваете? - осведомился Рябинин, и во взгляде его цыганских глах зажегся лихорадочный интерес. Я так и не понял кем он меня воспринимает, не иначе - тем самым тайным чиновником Министерства внутренних дел, который по воле Его Императорского Величества с 1802 года возглавлял всю систему полицейских органов в России, введенных взамен упраздненной Тайной экспедиции.
Скрывать я не стал:
- Дворянина Радевича.
Рябинин покосился на меня с удивлением:
- Неужели вы думаете, что?..
Я оставил его вопрос без внимания, и, к моему удивлению, Сергей Арсеньевич не стал настаивать на ответе. По-моему, он начинал кое-что понимать или просто проникся ко мне доверием после Мириного сеанса. Не каждый день встречаешь человека, властвующего над миром - при этой мысли я усмехнулся, все-таки мне никогда не приходило в голову понимать предсказания индианки абсолютно буквально - а тем более осмеливаешься спрашивать его о чем-либо.
Я извинился и снова оставил Сержа с Мирой наедине. Индианка была заворожена представлением, Рябинин ею. Каждому из них было не до меня, поэтому я покинул парочку со спокойной душой, вышел в коридор, обошел кругом бенуар, представляющий из себя ложи по обеим сторонам от партера, и заглянул в ложу Нелли. Она скорее почувствовала, чем услышала мое присутствие и вздрогнула, после чего медленно повернула голову в мою сторону:
- Вы?! - глухо произнесла она.
- К вашим услугам, - я кивнул.
- Чего вы желаете в этот раз? - с вызовом спросила она. - По-моему, Яков Андреевич, мы с вами не уславливались о встрече! - Елена Николаевна озиралась по сторонам, словно боясь быть застигнутою в расплох.
В этот момент дверь в ее ложу распахнулась, и в полумраке, будто черт из табакерки, возник мужчина, которого я никогда прежде не видел. Одет он был в черный двубортный фрак, закрытый до подбородка, и темные свободные брюки. Изпод борта фрака с правой стороны виднелась короткая часовая цепочка. Мужчина шагнул, и фрак оттопырился еще больше, показались золотые часы, словно напоминя о быстротечности времени.
Нелли никак не ожидала увидеть этого господина, она отшатнулась в сторону, не совладав с собой и прикрыв ладонью лицо. Мне же как адепту эзотерического знания невольно подумалось, что человека с часами направила в театр сама Судьба. Впрочем, я не особенно ошибался на этот счет, вопреки тому, что колесо ее катилось совсем не по той дороге, что я ожидал в это мгновение.
Господин смотрел на меня с укором пронзительными зелеными глазами, словно видел во мне врага. Я даже попытался припомнить, не навредил ли я ему чем-либо, но так ничего и не вспомнил.
- Ваше имя? - воскликнул он.
Не понимая еще, что происходит, я отрекомендовался:
- Кольцов Яков Андреевич.
Нелли дрожала всем телом и готова была вот-вот потерять сознание, только вблизи я смог рассмотреть, как резко эта женщина подурнела. Красота ее схлынула, словно береговой прибой. Я не заметил этого из ложи напротив, даже несмотря на наведенный лорнет. Неужели она и вправду больна?
- Ну, наконец-то, - выдохнул незнакомец. - Теперь я знаю свой позор в лицо! - воскликнул он патетически и замахал у меня перед лицом искомканным листом бумаги. - Вы узнаете свой почерк, Яков Андреевич? Вы написали это пошлое billet doux?
- Вы забываетесь, Пьер! - воскликнула Елена Прекрасная. - Этот человек здесь совершенно ни при чем, - Нелли вполне овладела собой и, кажется, готова была ринуться в бой, только я не понял еще, кого она защищала.
- Позвольте, - я взял из рук Пьера любовное письмецо и поднес к глазам.
- Не смейте! - прошипела Нелли и осмотрелась по сторонам. Пока скандал еще не привлек внимания зрителей, и женщина слегка успокоилась.
Невзирая на пртесты Орловой, я все-таки прочел злосчастное "бильеду", как того требовали интересы дела, и заключил, что оно было написано рукою господина Радевича, в котором тот, в соответствии с моими предположениями, и условился о в стрече с Нелли. В письме упоминалось, что ее "глупый муж", а им, как я догадывался, и был взбешенный Пьер, терпеть не может оперные спектакли.
Однако огромного труда мне стоило не рассмеяться вслух, меня ведь приняли за Радевича, которого я так безрезультатно разыскивал. А он, похоже, и не собирался появляться в опере, а, просчитав наперед несколько ходов, ловко подстроил эту неприятную ситуацию, воспользовавшись доверием любовницы и ее легковерного мужа. Тем более что о легкомыслии Елены в петербургском свете с некоторых пор поползли отвратительные слухи.
Письмо, конечно, было без подписи, но в имении Радевича я видел записи, сделанные им собственноручно в расходных книгах, показанных мне Варенькой. Я не мог утверждать наверняка, но все же авторский почерк показался мне знакомым.
Со слов Лунева мне довелось узнать, что бедная Нелли, болея, звала не Якова, а Родиона, и муж об этом знал. Но ревность, судя по всему, затмила Пьеру воспаленный разум.
Он выпалил:
- Стреляться завтра же, - и вырвал у меня из рук компрометирующее послание. - Ждите секундантов! - Я и возразить ничего не успел, как Орлов выскочил из ложи как ошпаренный.
- Ну и ну! - только и сумел я пробормотать полушепотом.
- И откуда вы взялись на мою голову? - всхлипнула Нелли.
Я понял, что предсказания Миры начинают сбываться, башня вот-вот была готова обрушиться! А неуловимый Радевич снова выскользнул у меня из рук вместе с сокровищами. Только дуэли мне не хватало, вот не было печали!
Блистательнейшей арией итальянской актрисы на сцене Каменного театра завершился первый акт оперы Керубини, и я вернулся в собственную ложу по алому ковру партера.
- По прибытии на указанное место, были нами обнаружены на другом берегу, у деревни Брилы разные шанцевые инструменты, которые мы откопали в мерзлой земле.
Тогда я в первый раз отважился на вопрос:
- А как вы узнали об их местонахождении?
- От военнопленного офицера Роже, который, по его словам, находился при казне и, кстати, подтвержал показания Лаврентьева, - обстоятельно ответил Александр Алексеевич, все-таки решивший оказывать мне содействие.
Я оживился при мысли, что, возможно, сумею встретиться с этим офицером.
- Где же теперь пребывает господин Роже?
- Скончался от чахотки, - вздохнул советник.
- И что же случилось дальше? - разочарованно осведомился я.
Коротков ответил:
- По обеим сторонам от мостов начата была вырубка льда так как Роже сомневался, который из них он переезжал, да и Лаврентьев не мог указать точно, с какого моста была сброшена повозка.
Я подумал про себя, что находился в более выгодном положении, чем советник, так как какое-то время, в отличие от него, располагал довольно подробной картой. Но на Александра Алексеевича время работало, я же в этом отношении, напротив, проигрывал. Любопытно, это от господина Роже Радевич узнал, где спрятаны сокровища? И не эту ли повозку видела Варвара Николаевна?
Тем временем советник продолжил:
- Верхний из этих мостов был сожжен, а нижний сохранился в целости и сохранности. Для произведения работ мы истребовали людей от Борисовского земского начальства. Вообще, конечно, зрелище было отвратительное. Трупы закоченевшие на песчаном дне, вмерзлые в лед люди, лошади! - батистовым платком Коротков вытер пот со лба. Было заметно, что вспоминать о своей экспедиции военному советнику неприятно, и он не видел смысла вновь бесполезно ворошить дела минувшие. Тем не менее Александр Алексеевич снова заговорил:
- Была найдена масса различных вещей во льду. Ружья, тесаки, сабли, штыков немерено, пистолетов, только никакого следа от повозок с деньгами. И случилась в те дни еще одна страшная трагедия, - Коротков помрачнел. - Я стоял на мосту и видел собственными глазами, как лед под Лаврентьевым провалился, и он в прорубь нырнул, одна шапка торчала, я и глазом не успел моргнуть. Вытащили его, конечно, только оказался купец здоровьем слаб, переохладился сильно, должно быть, вот и скончался за две недели. Вообще, я заметил, что со всеми моими свидетелями творились какие-то странности. Взять, к примеру дворянина Радевича...
- И Родион Михайлович в свидетелях числился? - изумился я.
Теперь пришел черед удивляться Короткову:
- Вы-то откуда с Радевичем знакомы? - и глаза его голубые вспыхнули. - Неужели что выяснить удалось? Он у меня с самого начала под подозрением находился. Имение у него там поблизости. Радевич сообщил, что, находясь в Вильне, слышал от австрийского офицера Бришера о брошенном у левого берега Березины бочонке с серебряной полковой казной. Он, шельмец, так подробно рассказывал, как был брошен бочонок, что можно было подумать, что он его сам и бросил. И, конечно же, на том самом месте никакого бочонка обнаружено не было.
- И вы оставили все как было? - воскликнул я. - И никаких больше мер не предприняли?
- Отчего же? - усмехнулся советник. - Стали того самого Бришера искать, на которого Радевич ссылался, так он словно в воду канул. К той поре потеплело, вода прибыла, ледоход начался, вот мы работу и прекратили, господина Роже в Вильно отправили, под надзор Александра Михайловича Римского-Корсакова, генерала от инфантерии, в то время уже ставшего литовским генерал-губернатором, где он и кончался. А купца Лаврентьева похоронили на местном кладбище. Я же остался на месте проследить за Радевичем, но мои изыскания так ни к чему и не привели. Усадьба его была мною осмотрена, при обыске и борисовский исправник присутствовал, но никаких повозок и бочонков найдено не было. В итоге я пришел к выводу, что или показания свидетелей были ложными, или казна была расхищена нашими солдатами и обывателями. На случай последнего варианта я отдал распоряжение борисовскому городничему следить за тем, не будет ли кто из местных жителей разменивать иностранную монету на российскую. С тем и отбыл в Санкт-Петербург, - закончил Александр Алексеевич свое занимательное повествование. - Итак, Яков Андреевич, удалось ли вам извлечь из моего расказа какую-либо пользу? - поинтересовался он.
Говоря откровенно, я и сам еще не успел определить, пригодилось ли мне сообщение советника. Я только прокручивал его в уме, стараясь не упустить не единой детали и запомнить сказанное во всех подробностях. Однако ответил:
- Разумеется. Только вы не упомянули, были ли известия из Борисова от тамошнего городничего?
- Нет, - покачал головой советник. - Он ничего подозрительного так и не обнаружил.
Я поблагодарил Короткова за потраченное на меня время, распрощался с ним и вернулся в экипаж, продолжая размышлять над услышанным. Так каким же образом Радевичу удалось выведать про казну? Этот вопрос занимал меня все более и более. Единственной фигурой из рассказа советника, чья судьба продолжала до настоящего времени оставалсь неизвестной, был некий Бришер, на которого и ссылался на допросе Радевич. Я все более склонялся к мысли, что именно от него и вызнал Радевич о наполеоновском сокровище. Вот только что случилось с австрийским офицером потом? Предположение мое выглядело довольно мрачным: я полагал, что после того, как Радевич обнаружил казну и перепрятал ее, возможно, даже с помощью все того же Бришера, ему страсть как расхотелось делиться, а австриец мог за свое молчание потребовать недешево, вот и избавился от него Радевич тем же путем, что и от несчастной юной графини. Вполне вероятно, что труп офицера, обглоданный рыбами, с камнем на шее до сих пор пребывает на дне все той же Березины.
Я велел кучеру трогать, экипаж покатил по мостовой, и я приказал возничему остановиться, только когда мы подъехали к кондитерской, где я приобрел самую дорогую бомбоньерку шоколадных конфет для кузины Божены и выбрал любимые Мирины пирожные.
Карета свернула к особняку Зизевской, я не стал заходить к Божене, а передал конфеты через привратника и только потом поехал домой готовиться к своему визиту в итальянскую оперу.
Мира была в восторге от пирожных, словно ребенок.
- Как ваши успехи? - осведомилась она.
Я ответил, что могли быть и лучше.
Индианка сделалась вдруг серьезной и задумчиво произнесла:
- Я за вас очень беспокоюсь.
- В который раз ты мне сообщаешь об этом? - спросил я ее. К подобным выссказываниям моей подруги я, пожалуй, успел привыкнуть.
- Я раскладывала карты, - объяснила она. - И мне не нравится, что на них выпадает.
- Мне не впервой обманывать судьбу, - заявил я хвастливо и сам испугался того, что сказал. Все-таки я всегда оставался суеверным.
- Вашими бы устами... - ответила Мира.
- А где же Лунев? - вдруг вспомнил я о друге.
- Уехал домой, посчитав, что вам полегчало, - заулыбалась Мира. По-моему, он вас ревнует к вашим делам, -заключила она.
- Не было ли вестей от Кинрю? - спросил я с надеждой в голосе.
Мира меня разочаровала, ответив, что не было.
Несколько мгновений спустя, комердинер доложил, что явился Сергей Арсеньевич Рябинин.
- Этому-то что от меня понадобилось? - искренне удивился я, напрочь позабыв о тех нежных чувствах, которые он питал к моей индианке.
- От меня, а не от вас, - объяснила Мира.
Я хлопнул себя по лбу:
- Ну, конечно же, amour!
- Вот именно! - согласилась Мира, приказав лакею:
- Просите!
Я и не знал, что их отношения продолжают развиваться.
Серж ворвался в гостиную, как ураган. Лицо его сияло все той же ослепительной белозубой улыбкой, аксельбанты сверкали, шпоры бренчали.
- Позвольте ручку поцеловать, - обратился он к улыбающейся Мире, наскоро поздоровавшись со мною.
- Отчего же не позволить? - соблаговолила она.
- Наш договор остается в силе? - обратился к ней Рябинин.
Я перевел изумленный взгляд на Миру, неужели она снизошла-таки до этого щеголя. - Так мы едем кататься на Дворцовую набережную?
- После небольшого сеанса гадания, - ответила индианка. Я чувствовал, что ее кабаллистика еще более интригует и завлекает несчастного Рябинина. Гадать она, разумеется, собиралась мне!
Мира разложила на столе колоду карт Таро, которую египтятне почитали за одно из своих древнейших изобретений, но индианка упорно настаивала на том, что это именно выходцы с ее родины привезли магические знаки в страну пирамид и фараонов.
Она потушила все светильники, достала из шифоньерки две толстых черных свечи, вручила их Сергею Арсеньевичу, который завороженно наблюдал за гадалкой, взяла со стола колоду и вслед за свечами передала ему карты. Затем индианка накрыла стол покрывалом из черного бархата и поставила на него подсвечники. Потом она определила в них свечи, зажгла их и снова положила колоду на стол. Бархат таинственно поблескивал в мерцании колеблющегося пламени. Невольно мне эта сцена напомнила одно из орденских таинств. В воздухе как-то сразу запахло сандаловым маслом, Мира заранее натирала им свечи.
Я ее действий не одобрял, ворожба всегда представлялась мне процессом интимным, и Мира, на мой взгляд, в данный момент просто красовалась перед поклонником, поддавшись обычному женскому тщеславию. Однако я ошибался, кажется, она занялась гаданьем всерьез.
Индианка перетасовала колоду, позволила снять мне ее левой рукой и положила карты на стол. Она обняла ладонями голову в изумрудном тюрбане из кисеи поверх длинных распущенных волос и закрыла глаза, раскачиваясь из стороны в сторону и нашептывая какие-то непонятные мне слова, видимо на древнем языке, мне показалось, что на маратхи.
Мира вся просто лучилась загадачностью восточных магов, Рябинин не сводил с нее жаркого, влюбленного взгляда.
Не открывая глаз, Мира разложила карты на бархате рубашками вверх в виде пятиконечной звкзды. Еще одну карту индианка положила на середину. Потом она приподняла тяжелые веки и сказала по-русски:
- Я вижу будущее, но не могу его открыть.
Сергей Арсеньевич внимал ей, затаив дыхание и не смея шелохнуться. Для него все это действо было пока вновинку. Несмотря на то, что мне к таким сеансам уже удалось привыкнуть, я тоже сосредоточенно слушал Миру, смуглая кожа которой при свечах выглядела неестественно бледной.
- Однако, - прошептала она, - великое божество Аштарот позволило мне слегка приподнять завесу тайны, и я символически прочту вам буквы грядущего.
Мира перевернула пентаграмму лицевой стороной. Теперь и я смог увидеть ее раскладку. Индианка использовала только козыри, то есть мажор аркана. Я затаил дыхание, ожидая, что будет дальше. Дойдя до степени подмастерья, я получил знак пламенеющей звезды, который и символизировала пентаграмма. Мира об этом не знала, но, должно быть, чувствовала интуитивно, раз избрала для своего предсказания именно этот расклад.
Она взяла в руку первую, ценртальную карту. Я заглянул ей в ладонь, карта символизировала мага. Он стоял у алтаря, подпоясанный блестящей змеей.
"Что ж, недурно", - подумал я просебя. Масону ли не знать Ороборо змею, что проглотила свой хвост? Именно в нее Моисей обратил свой волшебный жезл.
- Вы властвуете над силами, которые движут этим миром, - вещала Мира. - Вам благоволит Солнце, поэтому вы и манипулируете людьми.
Я заметил, что Серж Рябинин перевел на меня изумленный взгляд, он верил всему, что говорила Мира и, по-моему, безоговорочно! Теперь я подозревал, что приобретаю преданного друга до гробовой доски. Если, конечно, дружбе не станет помехой ревность!
- Вам противостоит отпетый мошенник, - продолжила Мира, указав на карту с изображением отшельника в перевернутом положении. - Его фонарь освещает дорогу ложных исканий, -впрочем, об этом она могла и не говорить, что представляет из себя господин Радевич, я и так знал прекрасно.
Мира склонилась над пентаграммой, ее черные волосы рассыпались по спине. Она подняла со стола другую карту.
- Дурной знак, - сказала гадалка. - Падающая башня, думаю, объяснять не стоит! - добавила Мира. - Однако карта Силы свидетельствует, что ваше противостояние с отшельником принесет вам успех.
Я взглянул на молодую женщину, которая на карте голыми руками сражалась с огромным львом.
- Но сначала, - продолжала Мира вы переживете небольшое разочарование.
- Почему же ты решила, что оно окажется небольшим?
- Потому что башня перевернута и нет других дурных предзнаменований, - сообщила она. - Вот, посмотрите, рядом с Отшельником притаилась Смерть.
Мира достала из другой стопки еще одну карту. Это был отложенный ей на крайний случай минор аркана.
- Перевернутый туз мечей, - произнесла предсказательница задумчиво. Ваш недоброжелатель погибнет насильственной смертью. Кстати, эта карта относится и к Шуту, - она указала на шестую вершину пентаграммы. - Этот человек вам пока незнаком, - добавила Мира, - но он в вашем деле играет не самую последнюю роль!
Мне невольно подумалось об австрийце Бришере.
- Карты меня немного успокоили, - улыбнулась Мира, зажигая свет и убирая с глаз долой свои магические свечи. -Прошлое предсказание было хуже, - добавила она. - Теперь, Яков Андреевич, я могу о вас беспокоиться чуть меньше.
- Так мы едем? - спросил Рябинин. - Нас давно ждет тюльбюри, который я недавно из Лондона выписал.
Я подумал, что Серж Рябинин не был бы Сержем Рябининым, если бы не приобрел новомодный двухколесный экипаж без места для кучера и не вывез бы в нем напоказ beau mond'у свою новую подругу.
Мира кивнула, ей и самой давно хотелось развеяться, а я ее баловал редко. Однако мне было вполне понятно, что индианка не принимает Сержа всерьез.
Она накинула спенсер, одела одну из своих многочисленных шляпок, перчатки и оставила меня одного дожидаться вечера. Я знал, что к спектаклю она обязательно вернется, потому как Керубини привлекал ее куда более, чем обворожительный Серж.
Полдня пролетело незаметно. Я уже собирался уходить, то и дело посматривая на часы и волнуясь, когда, наконец, объявилась Мира со своим кавалером, который сопровождал ее всюду, как тень. А это мне абсолютно не нравилось, в связи с тем, что в таких условиях все труднее было хранить конфиденциальность. Оказалось, что и в оперу они тоже едут вместе, так как Сергей Арсеньевич заранее позаботился о билете. Рябинин словно бы и не замечал, как в его присутствии у меня час от часу все сильнее портилось настроение. Он и впрямь возомнил себя моим другом, так что предчувствия меня не обманули.
- Видел сегодня князя Корецкого, - сообщил мне Сергей многозначительно.
- Встретились на набережной, - уточнила Мира.
Я заинтересовался, в конце концов, князь Павел был в этом деле не последней персоной.
С важным видом Рябинин изрек:
- Он проговорился, что видел сегодня господина Радевича.
У меня сердце в груди всколыхнулось, как птица испуганная. Все-таки Радевич в Петербурге, по всей видимости, пытается выехать за границу. Интересно, ему известно, что полиция уже на него зуб имеет?
- Князь сказал, что Радевич с ним и не поздоровался. Вообще сделал вид, что не заметил.
Я решил, что Радевич в курсе, что на него охота объявлена. Только появится ли он в театре? Ответ на этот вопрос мне предстояло узнать чуть позже.
Все втроем - Мира, Рябинин и я - выехали мы из дома в моей карете, томимые каждый своим предчувствием. Мира жаждала музыки, которую, как никто другой, чувствовала всеми фибрами своей богатой души; Сергей Арсеньевич возжелал во что бы то ни стало добиться от индианки взаимности и возлагал на итальянскую оперу особые надежды; я же мечтал застать-таки у Нелли Радевича, хотя бы единственный раз заглянуть ему в глаза и вывести, наконец, убийцу и вора на чистую воду. К тому же я гадал, как поведет себя Елена Николаевна, узнав, что за человек ее любовник?
"А если ей все известно"?! - подумал я, и от этой ужасной мысли мне стало страшно.
На Садовой улице жизнь текла своим чередом, сновали взад и вперед прохожие, по лужам катили извозчиковы сани, слышалась площадная брань. Сюда же, к театру, стекались немногочисленные господские кареты, запряженные кровными великолепными лошадьми. Площадь мигала оконными огнями и рассеянным светом уличных фонарей.
Невольно мне вспомнилась Варвара Николаевна. Хорошо ли ей теперь в Михайловском замке? Впрочем, я утешал себя тем, что сделал все, что было в моей возможности, а такой экзальтированной и целеустремленной особе, как Варенька, придется по душе и сама баронесса, и ее знаменитая квартира.
Наконец мы подъехали к зданию Каменного театра, который так же иногда именовался Большим. Архитектор Тома де Томон, отстроевший его еще в самом начале века, насколько я знал, уже скончался. А театр все еще продолжал радовать великосветскую публику. Я поспешно покинул экипаж, следом за мной вышел Серж и помог Мире, которая одну руку протянула ему, а другой подбирала юбки.
Мира и Рябинин от меня немного отстали, увлеченные разговором. Индианка всегда привлекала к себе внимание, в этот раз без этого тоже не обошлось. Но я, тем не менее, оставил ее на попечение Сергея Арсеньевича. Кажется, она решила купить афишу.
Я прошел в коридор бенуара, мы слегка опоздали, опера уже началась. Я жадно искал глазами Радевича, но не находил его между входившими.
Зал ослепил меня ярко сверкающими огнями, и я шагнул в дверь своей литерной ложи тотчас, как только капельдинер торопливо отворил мне ее.
Занавес еще не был поднят, оказывается, в коридоре услышал я только увертюру. Я сел, оглядывая ряды противоположных лож, выискивая Нелли Орлову. Она все еще не показывалась. Я напряженно ждал, облокотившись здоровой рукой о бархатную рампу. Внизу шумел и блистал мундирами партер.
Неужели Радевич не появится? Я прикусил губу от нетерпения, кажется, на ней показалась капелька крови. Я облизнул пересохшие губы, почувствовав медный солоноватый привкус. Что-то надо было срочно предпринимать!
Дверь в ложу скрипнула, и в ней появился Рябинин под руку с восхищенной Мирой. Капельмейстер взмахнул палочкой, музыка на мгновение смолкла, и занавес поднялся. В тот самый момент я заметил, что в ложе Елены Николаевны так же приотворилась дверь. Я направил лорнет на противоположную сторону бенуара и встретился взглядом с фиалковыми глазами.
Я готов был поспорить, что Орлова меня узнала, и ей наша встреча явно не пришлась по душе. По-моему, красавица тоже беспокоилась о Радевиче и нервничала. Мужа ее, который по слухам, вернулся из имения - кстати, рассказ Лунева слухи эти в точности подтверждал - в ложе Орловых тоже не было.
Нелли вся сверкала брильянтами, она была в глубоко декольтированном муслиновом платье цвета турецкой лазури, затканном серебром. Актеры и декорации вовсе не привлекали ее внимания. Всего секунду выдержала она мой взгляд и отвела глаза. Тогда я понял, что ей обо всем известно. Это был голос интуиции, но я ему безраздельно верил.
- Нелли, - шепнула Мира, которая к тому времени ее тоже заметила.
- Яков Андреевич, вы кого-то разыскиваете? - осведомился Рябинин, и во взгляде его цыганских глах зажегся лихорадочный интерес. Я так и не понял кем он меня воспринимает, не иначе - тем самым тайным чиновником Министерства внутренних дел, который по воле Его Императорского Величества с 1802 года возглавлял всю систему полицейских органов в России, введенных взамен упраздненной Тайной экспедиции.
Скрывать я не стал:
- Дворянина Радевича.
Рябинин покосился на меня с удивлением:
- Неужели вы думаете, что?..
Я оставил его вопрос без внимания, и, к моему удивлению, Сергей Арсеньевич не стал настаивать на ответе. По-моему, он начинал кое-что понимать или просто проникся ко мне доверием после Мириного сеанса. Не каждый день встречаешь человека, властвующего над миром - при этой мысли я усмехнулся, все-таки мне никогда не приходило в голову понимать предсказания индианки абсолютно буквально - а тем более осмеливаешься спрашивать его о чем-либо.
Я извинился и снова оставил Сержа с Мирой наедине. Индианка была заворожена представлением, Рябинин ею. Каждому из них было не до меня, поэтому я покинул парочку со спокойной душой, вышел в коридор, обошел кругом бенуар, представляющий из себя ложи по обеим сторонам от партера, и заглянул в ложу Нелли. Она скорее почувствовала, чем услышала мое присутствие и вздрогнула, после чего медленно повернула голову в мою сторону:
- Вы?! - глухо произнесла она.
- К вашим услугам, - я кивнул.
- Чего вы желаете в этот раз? - с вызовом спросила она. - По-моему, Яков Андреевич, мы с вами не уславливались о встрече! - Елена Николаевна озиралась по сторонам, словно боясь быть застигнутою в расплох.
В этот момент дверь в ее ложу распахнулась, и в полумраке, будто черт из табакерки, возник мужчина, которого я никогда прежде не видел. Одет он был в черный двубортный фрак, закрытый до подбородка, и темные свободные брюки. Изпод борта фрака с правой стороны виднелась короткая часовая цепочка. Мужчина шагнул, и фрак оттопырился еще больше, показались золотые часы, словно напоминя о быстротечности времени.
Нелли никак не ожидала увидеть этого господина, она отшатнулась в сторону, не совладав с собой и прикрыв ладонью лицо. Мне же как адепту эзотерического знания невольно подумалось, что человека с часами направила в театр сама Судьба. Впрочем, я не особенно ошибался на этот счет, вопреки тому, что колесо ее катилось совсем не по той дороге, что я ожидал в это мгновение.
Господин смотрел на меня с укором пронзительными зелеными глазами, словно видел во мне врага. Я даже попытался припомнить, не навредил ли я ему чем-либо, но так ничего и не вспомнил.
- Ваше имя? - воскликнул он.
Не понимая еще, что происходит, я отрекомендовался:
- Кольцов Яков Андреевич.
Нелли дрожала всем телом и готова была вот-вот потерять сознание, только вблизи я смог рассмотреть, как резко эта женщина подурнела. Красота ее схлынула, словно береговой прибой. Я не заметил этого из ложи напротив, даже несмотря на наведенный лорнет. Неужели она и вправду больна?
- Ну, наконец-то, - выдохнул незнакомец. - Теперь я знаю свой позор в лицо! - воскликнул он патетически и замахал у меня перед лицом искомканным листом бумаги. - Вы узнаете свой почерк, Яков Андреевич? Вы написали это пошлое billet doux?
- Вы забываетесь, Пьер! - воскликнула Елена Прекрасная. - Этот человек здесь совершенно ни при чем, - Нелли вполне овладела собой и, кажется, готова была ринуться в бой, только я не понял еще, кого она защищала.
- Позвольте, - я взял из рук Пьера любовное письмецо и поднес к глазам.
- Не смейте! - прошипела Нелли и осмотрелась по сторонам. Пока скандал еще не привлек внимания зрителей, и женщина слегка успокоилась.
Невзирая на пртесты Орловой, я все-таки прочел злосчастное "бильеду", как того требовали интересы дела, и заключил, что оно было написано рукою господина Радевича, в котором тот, в соответствии с моими предположениями, и условился о в стрече с Нелли. В письме упоминалось, что ее "глупый муж", а им, как я догадывался, и был взбешенный Пьер, терпеть не может оперные спектакли.
Однако огромного труда мне стоило не рассмеяться вслух, меня ведь приняли за Радевича, которого я так безрезультатно разыскивал. А он, похоже, и не собирался появляться в опере, а, просчитав наперед несколько ходов, ловко подстроил эту неприятную ситуацию, воспользовавшись доверием любовницы и ее легковерного мужа. Тем более что о легкомыслии Елены в петербургском свете с некоторых пор поползли отвратительные слухи.
Письмо, конечно, было без подписи, но в имении Радевича я видел записи, сделанные им собственноручно в расходных книгах, показанных мне Варенькой. Я не мог утверждать наверняка, но все же авторский почерк показался мне знакомым.
Со слов Лунева мне довелось узнать, что бедная Нелли, болея, звала не Якова, а Родиона, и муж об этом знал. Но ревность, судя по всему, затмила Пьеру воспаленный разум.
Он выпалил:
- Стреляться завтра же, - и вырвал у меня из рук компрометирующее послание. - Ждите секундантов! - Я и возразить ничего не успел, как Орлов выскочил из ложи как ошпаренный.
- Ну и ну! - только и сумел я пробормотать полушепотом.
- И откуда вы взялись на мою голову? - всхлипнула Нелли.
Я понял, что предсказания Миры начинают сбываться, башня вот-вот была готова обрушиться! А неуловимый Радевич снова выскользнул у меня из рук вместе с сокровищами. Только дуэли мне не хватало, вот не было печали!
Блистательнейшей арией итальянской актрисы на сцене Каменного театра завершился первый акт оперы Керубини, и я вернулся в собственную ложу по алому ковру партера.