Собственно Зогар, как я уже отметил в предисловии, – это толкование на Пятикнижие, и, чтобы дать представление о круге его тем, прежде чем приступить к его описанию, я на сей раз отступлю от правила выносить цитаты из современных авторов в примечания и резюмирую позицию Гинсбурга: «Зогар, судя по всему, не предлагает последовательное раскрытие каббалистической системы, а рассматривает различные доктрины этой теософии, как выражена она в форме и начертании букв древнееврейского алфавита, в знаках огласовки и ударений, в Божественных Именах и буквах, из которых они составлены, в библейских повествованиях, преданиях и сказаниях из истории народа. Пространные беседы его автора рабби Шимона бар Йохая с Моисеем, зафиксированные в книге; краткие и патетические молитвы, вкрапленные в текст; религиозные истории; привлекательные духовные истолкования пассажей Писания, обращенные к сердцам и чаяниям людей; описания Божества и сфирот на языке человеческих отношений, понятном ограниченному человеческому сознанию, таких как отец, мать, первобытный человек, госпожа, невеста, белая голова, великое и малое лицо, освещающее зеркало, высшее небо, высшая земля и т. д., встречающиеся на каждой странице Зогара, сделали его настольной книгой тех, кто по-настоящему интересуется Каббалой, своими живыми описаниями Божественной любви5 споспешествуя им быть «восхищенными» в объятия Божии».
Эта цитата позволяет нам лучше понять, во-первых, каким образом каббалистическая литература воздействовала на пылкое воображение раввинистического еврея и какого рода влияние оказывала на него, что прекрасно иллюстрируется в одном из ее аспектов яркими и известными в истории ужасающими всплесками мессианского энтузиазма и иллюзий, о чем мы уже говорили, но и развитием зогарической теософии в ее высочайших проявлениях. Во-вторых, можно понять, какие корректуры необходимо внести в сложившееся в среде французских оккультистов убеждение, будто Зогар является истинным воплощением традиционного знания религии за всеми религиями6. Ни одна из систем религиозных взглядов не отвечает менее всего подобным представлениям. И если уж на то пошло, ни один истинный оккультист прошлого или настоящего не согласился бы принять каббалистические концепции религии, если бы он был с таковыми действительно знаком, и, уж во всяком случае, после глубокого анализа зогарических и прочих фантазий, перекликающихся с оккультными верованиями, тем более что последние и сами изрядно обременены всем, что ни есть самого нездорового в делах веры и безрассудного на поприще богословствования. Гипотеза о том, что Бог имманентен материальному миру, гораздо проще и рационалистичнее, чем попытка помыслить посредующие звенья между конечным и бесконечным, что само по себе чревато непреодолимыми сложностями и не приводит к положительному результату, хотя, с другой стороны, нам легче простить библейские антропоморфизмы, чем доведение их до полного абсурда в каббалистической доктрине двух Ликов.
Собственно Зогар, то есть его основной корпус за вычетом всех добавлений и интерполяций, делится на пять частей, соответствующих пяти первым книгам Писания, быть комментарием которых он как бы задуман, а именно Бытия, Исхода, Левита, Чисел и Второзакония. Содержание первых двух используется во всех отношениях полностью, в третьей и четвертой довольно много опущено, а из толкований на Второзаконие есть лишь отдельные фрагменты. Зогар в печатном виде, как он дошел до нас, состоит всего из трех частей, из которых третья заключает в себе все, что осталось от толкования на три последние книги Пятикнижия Моисеева. Каждая часть делится на отдельные, особо озаглавленные части, например Раздел Берешит, Раздел Толдот и т. д. Сейчас мы не будем их все перечислять, есть двенадцать разделов толкований на Книгу Бытия, десять на Исход, девять на Книгу Левит и Числа и только пять на Второзаконие, явно в незавершенном виде. Комментарий к Книге Бытия сопровождается рядом Приложений, как то: I, Хашмалот = Пропуски; Pt. II, Тосеф-тот = Добавления; и sub voce Приложение III, два важных дополнения, содержащие выдержки из Мидраш ха-Неелам = Сокровенный Мидраш, и Ситрей Тора = Тайны Закона. Между некоторыми разделами толкования на Книгу Исхода, а иногда и непосредственно в текст комментария введены самостоятельные тексты, а именно: после § I Мидраш ха-Неелам (продолжающийся и далее); после § III Райя Мегемна = Верный Пастырь; после § V Сефер ха-Бахир = Сияние, и Ситрей Тора (продолжение); после § VI Верный Пастырь (продолжение) и Идра деве-Машкана = Собрание Скинии; после § VII Сифра ди-Цниута = Книга Сокрытия. У толкования на Книгу Исход также есть три Приложения, в двух содержатся добавления, а в одном самостоятельный трактат о Дворцах (Чертогах). Кроме того, в разделы Исхода интерполированы некие Матнитин = Повторения. Другие помещены сразу за § I толкования на Книгу Левит, а § VII, VIII и IX дополнены продолжениями Верного Пастыря. В толковании на Числа вставлены другие самостоятельные тексты между следующими разделами: после § II Верный Пастырь (продолжение) и Идра раба Кадиша = Великое Собрание; после § VII Верный Пастырь (продолжение) и разные тексты. В составе фрагментов толкования на Книгу Второзакония после § I помещено дальнейшее продолжение текста Верного Пастыря; продолжение этого же трактата занимает дошедшие до нас разделы, пронумерованные как III, V и VI. К § Х примыкает Идра Зута Кадиша = Малое Собрание.
С этим непритязательным перечислением можно сравнить аналитическую схему Розенрота, которая и более чем через два столетия сохраняет библиографический интерес. В этой схеме Зогар делится на внутренние и внешние части. Вот как это выглядит7:
1. Внутренние части суть те, что собраны вместе в одном издании8:
а) текст собственно Зогара, или основного корпуса Зогара, как его называют. Без всех добавлений, что вполне приемлемо;
б) Сифра ди-Цниута, или Книга Сокрытия, или Сокровенности;
в) Идра Раба, или Великое Собрание;
г) Идра Зута, или Малое Собрание;
д) Саба ди-Мишпатим, Старик, или Речь Старика в разделе Мишпатим,
е) Мидраш Рут, или толкование на Книгу Руфь. Это лишь фрагмент;
ж) Сефер ха-Бахир – Сияние или Яркость;
з) Тосефтот = Добавления;
и) Раайя Мегемна, или Верный Пастырь;
к) Хейхалот, то есть Дворцы, Чертоги, Покои или Обители;
л) Ситрей Тора, или Тайны Торы, то есть Закона;
м) Раза де-Разин, или Тайна тайн.
Из этой схемы выпали следующие трактаты и фрагменты, что объясняется их отсутствием в Мантуанском издании, известном как Малый Зогар9:
а) Мидраш Хазе, или Толкование на Книгу Песни песней Соломона;
б) Пекода, или Объяснение Торы;
в) Йенука, Дитя, или Речь Отрока;
г) Маамар то-Хазе. Дискурс, начинающийся словами «Приди, взгляни»;
д) Хиббора Кадма, или Первое Собрание;
е) Матнитин, или Повторения = традиционные повторения, согласно Розенроту.
Основания для выделения этих разделов представляются недостаточными, поскольку разделы д, е, ж, з также отсутствуют в Мантуанском издании. Большой Зогар, Кремонское издание (1558—1560), содержит все трактаты, перечисляемые в обеих вышеприведенных схемах. Мне неведомо, почему Мантуанское издание обладает большим авторитетом10.
2. В понимании Розенрота к внешним частям относятся те, что были добавлены в более ранних изданиях:
а) Тикуним ха-Зогар, или Добавления (или Поправки) к Книге Сияния, называемые также древние Добавления, чтобы отличать их от последующих и более поздних добавлений;
б) Зогар Хадаш – Новый Зогар, содержащий материалы, опущенные в печатных изданиях Зогара. Он состоит из четырех частей:
1) текст самого Зогара, в который вкраплены дополнения к трактату Мидраш ха-Неелам, часть которого имеется в основном корпусе;
2) Тикуним Хадашим, или Новые добавления;
3) Зогар Шир Ха-Ширим, или Толкование на Песни песней, относящееся к Зогару;
4) Зогар Айке, или Толкование на Плач (Иеремии), относящееся к Зогару.
В вышеприведенных схемах содержания есть все, входящее в Зогар в том виде, в каком он до нас дошел11. Создается впечатление, что по мере увеличения объема Зогара утрачивается его аутентичность, однако на сей счет не существует определенной научно-критической позиции.
Для более полного представления о цикле Розенрот рекомендует:
а) Сефер Дерех Эмет, то есть Путь Истины, существуют варианты этого текста в Зогаре, составленном на основе Мантуанского издания;
б) Бина Имри, или Слова Разума, являющиеся разъяснением сложностей зогарического словаря;
в) Зогар Хама, или Блеск Жара, краткий комментарий, завершающий Мантуанское издание;
г) Пардес Римоним, или Сад Гранатов, рабби Моше из Кордовы, разъяснение многочисленных текстов в Зогаре и Тикуним;
д) Мекор Хохма, или Источник Мудрости, являющийся продолжением или новой частью Пути Истины;
е) Мара Коген, или Видение Священника, синоптический труд, большая часть которого имеется в Kabbala Denudata (Vol. II. Ch. I);
ж) Зер Захав, или Златой Венец, широко используемый в аппарате Розенрота;
з) Патах Айнаим, или Врата Очей, о библейских цитатах в Зогаре и Тикуним.
Кроме того, Розенрот рекомендует и сам приводит в большом количестве извлечения из рукописных трактатов Ицхака Луриа, составленных Хаимом Виталем, и далее признается в том, что во многом опирался на два других рукописных труда, каббалистический комментарий на весь Закон (Пятикнижие) и трактат под названием Хесед Авраам.
Собственно Зогар, беседы рабби Шимона бар Йохая с являющимися ему пророками и с близкими учениками и беседы самих учеников, как уже говорилось, не подпадают под те же мерки, по которым судят о символических пассажах, вкрапленных в этот основной свод и которые главным образом и приковывают к себе взоры христианских исследователей Каббалы. В этих беседах немало экстравагантных умозрительных конструкций и невероятных экзегетических выводов, но в них совершенно отсутствует монструозная символика; нередко в них пробивается что-то естественное, свидетельствующее о не совсем потерянной связи с миром человека, а иногда в них есть даже что-то раблезианское12. Но, главное, в этом основном Зогаре нет и следа эзотерики, то есть принципа двоякого прочтения, когда подразумевается, что за всяким явным внешним смыслом скрывается второй глубинный смысл, что без всякого на то основания иногда приписывают всему содержанию этого памятника те, кто готов усматривать сокровенную трансцендентальную философию и в пантагрюэлизме13.
Как мы уже говорили, в определенном смысле – подчас спорадически и неформально – Зогар является комментарием на Пятикнижие Моисеево, и необходимо понять и принять, что в качестве такового он не просто несистематичен и произволен, не просто не соответствует смысловой простоте Писания, но для нас, людей западного мира и его современников, в нем раскрываются бездны, над которыми нависли мрачные тучи, откуда блистают молнии безумия гораздо чаще, чем глубины смысла, обремененные важными посланиями. Нет смысла слишком задерживаться на этой особенности, свойственной, в общем, всей каббалистической системе интерпретации текста.
Собственно, руководящий принцип, положенный в ее основу, и есть утверждение наличия нескольких смыслов в письменном слове. Число их различно в разных местах текста, и нет причины, препятствующей их умножению; тем не менее в основном они сводятся к трем уровням, которые в Зогаре уподобляются одеянию, телу, облаченному в одеяние, и душе, пребывающей в теле14. Эту концепцию следует отличать во всех случаях от тех спекуляций относительно скрытого смысла, о которых мы говорили выше. Теософия Израиля была направлена на усиление идеи избранничества Израиля путем превознесения его великих свершений; искатели же эзотерики, о которых говорилось выше, пытаются представить Сынов Учения хранителями некой либеральной теологии, что делает всякое избранничество пустым местом.
«Приди, взгляни, – читаем в Зогаре. – Есть одежда, которая видна всем. И глупцы, глядя на человека, рассматривают лишь одежду, которая хорошо видна им. Одежда эта предназначена для тела. Тело предназначено для души. Точно так же и Тора: у нее есть тело, и это заповеди Торы, называемые вещественностью Учения. И это тело одевается в одеяния – те самые сказания о делах этого мира. Глупцы, обитающие на земле, разглядывают лишь эту одежду, то есть повествования Торы. И ни о чем больше не ведают и не задумываются о том, что находится под этой одеждой. Мудрые слуги вышнего Царя, те, кто стоял на горе Синай, вгляделись именно в душу, то есть в суть всей Торы, а в грядущем удостоятся того, что вглядятся в душу души Торы»15*.
Этот пассаж прекрасно иллюстрирует то, что в действительности имеется в виду под якобы заложенным в тексте Писания дополнительным глубинным смыслом, который Каббала неустанно стремится вычитывать в Библии16, и что, по крайней мере, иногда ей удается сделать. На мой взгляд, он, кроме того, может служить примером интеллектуального смирения великих раввинов Изгнания, которые не стесняются со всей искренностью признавать, что подчас смысл Писания превосходит их разумение при всей их проницательности и любви17, и потому, несмотря на тончайший экзегетический анализ, несмотря на все глубочайшие рассуждения мудрецов, Слово Божие пребывает в тайне, и ключ от этой тайны – награда, ожидающая праведного и мудрого мужа в мире грядущем.
Неизбежность многоуровневого прочтения текста вытекает из недостаточности буквы. «Простые сказания» и «обыкновенные слова» в Законе дань человеческой природе законодателя; «а если суть дела (Торы) в изображении мирских событий – то в исторических сочинениях найдутся вещи более значительные»*. Кроме того, высказывания Исава, Агари, Лавана, Валаама и Валаамовой ослицы не могут быть «Законом истины, совершенным Законом, верным свидетельством Божиим»18. А потому скрытый смысл, в котором таится истинный Закон, должен был спасти Израиль от скептицизма, и на несколько столетий эта концепция затормозила развитие рационалистической критики в кругах еврейства. Разумеется, она вела ко многим экстравагантностям; второй смысл обнаруживал свою неадекватность, что влекло за собой предположение о наличии еще одного скрытого смысла. К тому же, помимо общего эзотерического смысла, применялся особый экзегетический метод троякого прочтения каждого словосочетания. А поскольку подобный метод открывает по сути неограниченное поле действий, не приходится говорить, что эти смыслы не были систематизированы и что Зогар не представляет собой некое методологическое пособие по трактовке текста в строго последовательном аллегорическом или мистическом ключе. Он дает лишь вспышки прозрений, и не исключено, что именно в этом смысле надо понимать предание о том, что подлинный объем Зогара столь велик, что его с трудом можно было бы погрузить на верблюда. То есть суть в том, что оригинал хранился в умах раввинов-каббалистов и никогда не был перенесен на бумагу.
Поскольку Зогар видит причину неизбежности скрытого смысла в недостаточности внешнего и поскольку осмысление этой недостаточности, несомненно, есть позднее событие в истории священных документов, это для нас является решающим свидетельством в пользу принятия ценности встречающегося в разных местах Зогара утверждения об исключительной древности такой интерпретации. Если бы еврей никогда не вступил в контакт с внешним миром за пределами Иудеи, он бы никогда не осмыслил Традицию, и ту культуру, которая помогла ему постичь идею недостаточности, следует искать не в Древнем Египте или в Вавилоне, а в эллинизированной мысли поздней Римской империи, как она варилась в космополитическом котле Александрии19.
Поскольку доктринальное, теософское и мистическое содержание Зогара будет рассматриваться в ряде последующих разделов этого исследования, вполне понятно, что по всем ключевым темам основного корпуса великого текста и его additamenta (добавлений) мы будем отсылать к ним. Все, что остается за пределами, можно считать неглавным и случайным, и в духе этого описания мы можем взглянуть на Толкования в попытке найти косвенные свидетельства, проливающие дополнительный свет на наш предмет. Здесь и речи не может быть об обобщении или анализе: их мы оставим для объяснения космологии, мифов о Рае, Творении и грехопадении человека – этих и непосредственно связанных с ними тем, которые более или менее подробно будут рассмотрены дальше. Цель же данной главы – сделать беглый обзор сведений и иллюстративных примеров, выбранных из массива Зогара.
В Прологе Зогара, предваряющем толкование на Книгу Бытия, говорится о традиции, суть которой сводится к тому, что, когда праведники предпринимают совместное путешествие и по дороге обсуждают вещи, относящиеся к сокровенному учению, их посещают святые, обитающие в горнем мире20. Когда рабби Элеазар и рабби Абба отправились навестить рабби Йосе, к ним присоединился неизвестный погонщик осла, который вез их пожитки. Однако, стоило им начать обсуждать друг с другом тайны Торы и Учения, погонщик немедленно вмешался и стал задавать сложные вопросы и, по сути, направлять ход беседы. Вскоре открылось, что он явно обладает знанием; но как только он заговорил о Субботе и ее соблюдении, о дне Субботнем и ночи, о литургии Субботы, о Божественных Ипостасях и Семидесяти Именах Божиих, стало ясно, что его знания превосходят знания рабби Элеазара и рабби Аббы. Ученые мудрецы сошли со своих лошадей, чтобы обнять его и усадить на одну из своих лошадей, поскольку он ехал на осле. Погонщик отказался и продолжил углубляться в тайны Мудрости, разъясняя скрытое влияние, производимое Именами на людей, рассказывая неведомые им вещи и много нового о Иерусалимском Храме, но более всего о мистическом единении Моисея с той, кого он называл Шхина. Далее говорится, как ученые мужи вновь остановились, сошли с лошадей и пали ниц перед погонщиком. Когда же они подняли лица, он исчез. Кто был этот Учитель Израиля и Хранитель Тайного Учения, неведомый им и облаченный в рубища смиренного погонщика? Много раз вопрошали они, но он не дал им ответа; однако становится понятно, что это великий Старец рав Хамнуна (Гемнуна Саба) сошел с небес, чтобы просветить их.
Я привожу этот очаровательный рассказ, чтобы показать, что с самых первых страниц Зогар вводит нас в мир возвышенных вещей, изобилующий источниками живой воды и потоками света. Я мог бы начать раньше, как это делает сам Зогар, и рассказать, как на первой же странице речь идет о розе Саронской, о том, как этому образу и далее всей Песни песней дается мистическое толкование необычайной глубины. «Она означает общину Израиля»; «роза среди терниев подцвечена красным и белым. Так и община Израилева иногда судится по справедливости, иногда по благодати»21*. «Роза символизирует чашу благодати», она же Чаша Искупления. Величайшие учителя христианской церкви написали многочисленные комментарии на бессмертную Песнь, ее и по сей день толкуют мистики, но Роза и Лилия – flos campi et lilium canvallium** – Зогара и толкования Зогара на Песнь песней не были известны ни христианским толкователям былых времен, ни комментаторам наших дней.
Один из самых привлекательных служителей англиканской церкви не так давно порадовал нас пространными тезисами о мистическом пути. И это есть путь Песни песней22. Этот трактат – истинный духовный пир, и путешествие в обществе такого автора сущее наслаждение; но этот путь подобен прогулке при луне с бокалом ключевой воды в руке; тот же, кто идет тропами Зогара, идет под палящим солнцем, и в бокале у него крепкое вино.
Есть в конце раздела, посвященного толкованию на Книгу Бытия, и рассказ о путешественниках, подытоживающий все темы, связанные с кругом вопросов, касающихся толкования и того, каким образом должны они рассматриваться посвященными. В нем речь идет о двух других учителях, отправившихся в Каппадокию, чтобы навестить рабби Шимона, по дороге они обсуждают священную Традицию, которой человек наставляется на мысль о Славе Божией перед тем, как приступить к молитве. Им ведомо, вероятно, как и тем, кто жил до них и будет жить после, что существует безмолвная молитва, не нуждающаяся в словесном выражении, и что она есть сама по себе созерцание в сердце. Иными словами, они, несомненно, знали, что изучение Святого Учения и общение друг с другом в нем рождает молитву дел; и мы видим, как она – ex hypothesi – приподнимает завесу между двумя мирами. Но то, что они раскрывали друг другу, иного порядка, а именно что молитва заменяет жертву, очевидное, хотя и не выраженное обоснование того, что истинная молитва есть любовь. И, видя, как она открывает изобильные источники живой воды сверху и снизу, с прохладными колодезями там и тут, мы находим по крайней мере одно совершенное изречение в высказываниях времени. Оно гласит, что Святой Благословенный рассеял Израиль по лицу земли с одной-единственной целью, чтобы все племена мира насладились присутствием избранного Народа, низводящего в дольний мир благословения мира горнего23. В некоем ослепительном видении раскрывается, что Израиль претерпел распятие, дабы ускорить спасение мира.
В самом начале толкования на Книгу Исход мы вновь прикасаемся к сокровищнице изобильных цветников Песни песней24, и то, что извлекается на поверхность, принадлежит Тайне единства Голоса и Слова. Отдельные намеки на сей счет уже мелькали в Зогаре раньше: о мысли как истоке всего сущего, о внутреннем созерцании Святого Благословенного до того, как Он сотворил миры, о Голосе, изрекшем или явившем мысль, и о творении как следствии изреченного Слова. Завершается толкование также темой Мысли (Замысла) в Святом Благословенном, неизреченной радости, заключенной в ней, и свете, изливающемся из нее. В ней сводятся воедино сорок две буквы, содержащиеся в одном из пространных Святых Имен, из этого предвечного порядка исходит мир. Они путешествовали с определенной целью в те дни, эти Учителя сокровенного Закона, на лошадях или на ослах, потому что в этих словах, кратких и прозрачных, во всей полноте заложена доктрина Божественной имманентности, Присутствия Всемогущего Отца – в Слове и Словом – во всем живом и сущем.
С первых же строк Толкования на Книгу Левит говорится, что Святое Имя завершает вера, а чуть дальше – что из мысли Святого Благословенного берут начало те пути и стези, что ведут к знанию Имени и к совершенству в нем и им25. Еще говорится, что лучше бы человеку не рождаться, чем влачить жалкое существование без единства букв Святого Имени на земле26. Тайна этого единства в изучении Торы27, в чем и заключается дело человека на земле, причем здесь имеется в виду не явленный Закон (Тора), преподанный людям во всеуслышание, – coram populo, – а Скрытое Учение, которое в другом месте отождествляется с Именем Святого Царя и его, как утверждается, конституирует28. Еще говорится, что молитва и благие дела способствуют этому единству Имени Божьего29 и в этом цель деяний священника, когда он приступает к жертвоприношению30. В дальнейшем мы узнаем, что произошло разделение четырех священных букв, составляющих древнееврейское Имя, которое у нас принято передавать как Йегова, или Яхве, и уделом человека является работа по преодолению этого разделения. На поверхности, однако, символика этого мифа далеко не однозначна, что же касается толкования на Левит, мы встречаемся с другой, в высшей степени символической Тайной. Полное имя – Яхве Элохим, и миссия, которой облечены все Сыны Учения, состоит в том, чтобы сделать на земле явным, что Яхве есть Элохим, хотя эти Божественные Ипостаси в высшем мире суть Одно. Далее мы убедимся, что это единство аналогично соединению мужчины и женщины31. Еще декларируется в другом месте, что цель всех наших усилий – это слава Божьего Имени32, она же есть слава единства. Участие в Божьем Имени – это привилегия обладающих знанием Скрытого Закона на том основании, что, приобщаясь тайному знанию, они приобщаются Богу, пребывающему в нем. То есть смысл в том, что только живущие Учением обладают им и Бог есть их жизнь. Это позволяет нам понять смысл того, как это учение раскрывает себя в реальной жизни, и уяснить себе, что Святое Имя являет себя по ступеням33. Оно открывается в той мере, в какой проживается и живет внутри нас, – как бы простое возрастание, но при том предельно глубинное. Таким же образом мы поймем в дальнейшем утверждение, что Имя скрыто и мгновенно открывает себя34, поскольку есть «глубокое глубже глубокого и высокое выше высокого» в его познании, те же, кто подвизаются в изучении этого Учения, оно же есть вместе Имя и Закон, и сами олицетворяют его, неизменно возрастают в нем35. Далее со всей определенностью утверждается, что тот, кто совершает дела милосердия, ежедневно возглашает во всеуслышание Святое Имя. Объяснение этому не в том только, что проявления любви суть каналы благодати и силы, а также модусы и аспекты Божьего Имени, но и в том еще, что деяния любви – это и есть изречение Имени, и в земной жизни у человека нет иной возможности произносить его.
Эта цитата позволяет нам лучше понять, во-первых, каким образом каббалистическая литература воздействовала на пылкое воображение раввинистического еврея и какого рода влияние оказывала на него, что прекрасно иллюстрируется в одном из ее аспектов яркими и известными в истории ужасающими всплесками мессианского энтузиазма и иллюзий, о чем мы уже говорили, но и развитием зогарической теософии в ее высочайших проявлениях. Во-вторых, можно понять, какие корректуры необходимо внести в сложившееся в среде французских оккультистов убеждение, будто Зогар является истинным воплощением традиционного знания религии за всеми религиями6. Ни одна из систем религиозных взглядов не отвечает менее всего подобным представлениям. И если уж на то пошло, ни один истинный оккультист прошлого или настоящего не согласился бы принять каббалистические концепции религии, если бы он был с таковыми действительно знаком, и, уж во всяком случае, после глубокого анализа зогарических и прочих фантазий, перекликающихся с оккультными верованиями, тем более что последние и сами изрядно обременены всем, что ни есть самого нездорового в делах веры и безрассудного на поприще богословствования. Гипотеза о том, что Бог имманентен материальному миру, гораздо проще и рационалистичнее, чем попытка помыслить посредующие звенья между конечным и бесконечным, что само по себе чревато непреодолимыми сложностями и не приводит к положительному результату, хотя, с другой стороны, нам легче простить библейские антропоморфизмы, чем доведение их до полного абсурда в каббалистической доктрине двух Ликов.
Собственно Зогар, то есть его основной корпус за вычетом всех добавлений и интерполяций, делится на пять частей, соответствующих пяти первым книгам Писания, быть комментарием которых он как бы задуман, а именно Бытия, Исхода, Левита, Чисел и Второзакония. Содержание первых двух используется во всех отношениях полностью, в третьей и четвертой довольно много опущено, а из толкований на Второзаконие есть лишь отдельные фрагменты. Зогар в печатном виде, как он дошел до нас, состоит всего из трех частей, из которых третья заключает в себе все, что осталось от толкования на три последние книги Пятикнижия Моисеева. Каждая часть делится на отдельные, особо озаглавленные части, например Раздел Берешит, Раздел Толдот и т. д. Сейчас мы не будем их все перечислять, есть двенадцать разделов толкований на Книгу Бытия, десять на Исход, девять на Книгу Левит и Числа и только пять на Второзаконие, явно в незавершенном виде. Комментарий к Книге Бытия сопровождается рядом Приложений, как то: I, Хашмалот = Пропуски; Pt. II, Тосеф-тот = Добавления; и sub voce Приложение III, два важных дополнения, содержащие выдержки из Мидраш ха-Неелам = Сокровенный Мидраш, и Ситрей Тора = Тайны Закона. Между некоторыми разделами толкования на Книгу Исхода, а иногда и непосредственно в текст комментария введены самостоятельные тексты, а именно: после § I Мидраш ха-Неелам (продолжающийся и далее); после § III Райя Мегемна = Верный Пастырь; после § V Сефер ха-Бахир = Сияние, и Ситрей Тора (продолжение); после § VI Верный Пастырь (продолжение) и Идра деве-Машкана = Собрание Скинии; после § VII Сифра ди-Цниута = Книга Сокрытия. У толкования на Книгу Исход также есть три Приложения, в двух содержатся добавления, а в одном самостоятельный трактат о Дворцах (Чертогах). Кроме того, в разделы Исхода интерполированы некие Матнитин = Повторения. Другие помещены сразу за § I толкования на Книгу Левит, а § VII, VIII и IX дополнены продолжениями Верного Пастыря. В толковании на Числа вставлены другие самостоятельные тексты между следующими разделами: после § II Верный Пастырь (продолжение) и Идра раба Кадиша = Великое Собрание; после § VII Верный Пастырь (продолжение) и разные тексты. В составе фрагментов толкования на Книгу Второзакония после § I помещено дальнейшее продолжение текста Верного Пастыря; продолжение этого же трактата занимает дошедшие до нас разделы, пронумерованные как III, V и VI. К § Х примыкает Идра Зута Кадиша = Малое Собрание.
С этим непритязательным перечислением можно сравнить аналитическую схему Розенрота, которая и более чем через два столетия сохраняет библиографический интерес. В этой схеме Зогар делится на внутренние и внешние части. Вот как это выглядит7:
1. Внутренние части суть те, что собраны вместе в одном издании8:
а) текст собственно Зогара, или основного корпуса Зогара, как его называют. Без всех добавлений, что вполне приемлемо;
б) Сифра ди-Цниута, или Книга Сокрытия, или Сокровенности;
в) Идра Раба, или Великое Собрание;
г) Идра Зута, или Малое Собрание;
д) Саба ди-Мишпатим, Старик, или Речь Старика в разделе Мишпатим,
е) Мидраш Рут, или толкование на Книгу Руфь. Это лишь фрагмент;
ж) Сефер ха-Бахир – Сияние или Яркость;
з) Тосефтот = Добавления;
и) Раайя Мегемна, или Верный Пастырь;
к) Хейхалот, то есть Дворцы, Чертоги, Покои или Обители;
л) Ситрей Тора, или Тайны Торы, то есть Закона;
м) Раза де-Разин, или Тайна тайн.
Из этой схемы выпали следующие трактаты и фрагменты, что объясняется их отсутствием в Мантуанском издании, известном как Малый Зогар9:
а) Мидраш Хазе, или Толкование на Книгу Песни песней Соломона;
б) Пекода, или Объяснение Торы;
в) Йенука, Дитя, или Речь Отрока;
г) Маамар то-Хазе. Дискурс, начинающийся словами «Приди, взгляни»;
д) Хиббора Кадма, или Первое Собрание;
е) Матнитин, или Повторения = традиционные повторения, согласно Розенроту.
Основания для выделения этих разделов представляются недостаточными, поскольку разделы д, е, ж, з также отсутствуют в Мантуанском издании. Большой Зогар, Кремонское издание (1558—1560), содержит все трактаты, перечисляемые в обеих вышеприведенных схемах. Мне неведомо, почему Мантуанское издание обладает большим авторитетом10.
2. В понимании Розенрота к внешним частям относятся те, что были добавлены в более ранних изданиях:
а) Тикуним ха-Зогар, или Добавления (или Поправки) к Книге Сияния, называемые также древние Добавления, чтобы отличать их от последующих и более поздних добавлений;
б) Зогар Хадаш – Новый Зогар, содержащий материалы, опущенные в печатных изданиях Зогара. Он состоит из четырех частей:
1) текст самого Зогара, в который вкраплены дополнения к трактату Мидраш ха-Неелам, часть которого имеется в основном корпусе;
2) Тикуним Хадашим, или Новые добавления;
3) Зогар Шир Ха-Ширим, или Толкование на Песни песней, относящееся к Зогару;
4) Зогар Айке, или Толкование на Плач (Иеремии), относящееся к Зогару.
В вышеприведенных схемах содержания есть все, входящее в Зогар в том виде, в каком он до нас дошел11. Создается впечатление, что по мере увеличения объема Зогара утрачивается его аутентичность, однако на сей счет не существует определенной научно-критической позиции.
Для более полного представления о цикле Розенрот рекомендует:
а) Сефер Дерех Эмет, то есть Путь Истины, существуют варианты этого текста в Зогаре, составленном на основе Мантуанского издания;
б) Бина Имри, или Слова Разума, являющиеся разъяснением сложностей зогарического словаря;
в) Зогар Хама, или Блеск Жара, краткий комментарий, завершающий Мантуанское издание;
г) Пардес Римоним, или Сад Гранатов, рабби Моше из Кордовы, разъяснение многочисленных текстов в Зогаре и Тикуним;
д) Мекор Хохма, или Источник Мудрости, являющийся продолжением или новой частью Пути Истины;
е) Мара Коген, или Видение Священника, синоптический труд, большая часть которого имеется в Kabbala Denudata (Vol. II. Ch. I);
ж) Зер Захав, или Златой Венец, широко используемый в аппарате Розенрота;
з) Патах Айнаим, или Врата Очей, о библейских цитатах в Зогаре и Тикуним.
Кроме того, Розенрот рекомендует и сам приводит в большом количестве извлечения из рукописных трактатов Ицхака Луриа, составленных Хаимом Виталем, и далее признается в том, что во многом опирался на два других рукописных труда, каббалистический комментарий на весь Закон (Пятикнижие) и трактат под названием Хесед Авраам.
Собственно Зогар, беседы рабби Шимона бар Йохая с являющимися ему пророками и с близкими учениками и беседы самих учеников, как уже говорилось, не подпадают под те же мерки, по которым судят о символических пассажах, вкрапленных в этот основной свод и которые главным образом и приковывают к себе взоры христианских исследователей Каббалы. В этих беседах немало экстравагантных умозрительных конструкций и невероятных экзегетических выводов, но в них совершенно отсутствует монструозная символика; нередко в них пробивается что-то естественное, свидетельствующее о не совсем потерянной связи с миром человека, а иногда в них есть даже что-то раблезианское12. Но, главное, в этом основном Зогаре нет и следа эзотерики, то есть принципа двоякого прочтения, когда подразумевается, что за всяким явным внешним смыслом скрывается второй глубинный смысл, что без всякого на то основания иногда приписывают всему содержанию этого памятника те, кто готов усматривать сокровенную трансцендентальную философию и в пантагрюэлизме13.
Как мы уже говорили, в определенном смысле – подчас спорадически и неформально – Зогар является комментарием на Пятикнижие Моисеево, и необходимо понять и принять, что в качестве такового он не просто несистематичен и произволен, не просто не соответствует смысловой простоте Писания, но для нас, людей западного мира и его современников, в нем раскрываются бездны, над которыми нависли мрачные тучи, откуда блистают молнии безумия гораздо чаще, чем глубины смысла, обремененные важными посланиями. Нет смысла слишком задерживаться на этой особенности, свойственной, в общем, всей каббалистической системе интерпретации текста.
Собственно, руководящий принцип, положенный в ее основу, и есть утверждение наличия нескольких смыслов в письменном слове. Число их различно в разных местах текста, и нет причины, препятствующей их умножению; тем не менее в основном они сводятся к трем уровням, которые в Зогаре уподобляются одеянию, телу, облаченному в одеяние, и душе, пребывающей в теле14. Эту концепцию следует отличать во всех случаях от тех спекуляций относительно скрытого смысла, о которых мы говорили выше. Теософия Израиля была направлена на усиление идеи избранничества Израиля путем превознесения его великих свершений; искатели же эзотерики, о которых говорилось выше, пытаются представить Сынов Учения хранителями некой либеральной теологии, что делает всякое избранничество пустым местом.
«Приди, взгляни, – читаем в Зогаре. – Есть одежда, которая видна всем. И глупцы, глядя на человека, рассматривают лишь одежду, которая хорошо видна им. Одежда эта предназначена для тела. Тело предназначено для души. Точно так же и Тора: у нее есть тело, и это заповеди Торы, называемые вещественностью Учения. И это тело одевается в одеяния – те самые сказания о делах этого мира. Глупцы, обитающие на земле, разглядывают лишь эту одежду, то есть повествования Торы. И ни о чем больше не ведают и не задумываются о том, что находится под этой одеждой. Мудрые слуги вышнего Царя, те, кто стоял на горе Синай, вгляделись именно в душу, то есть в суть всей Торы, а в грядущем удостоятся того, что вглядятся в душу души Торы»15*.
Этот пассаж прекрасно иллюстрирует то, что в действительности имеется в виду под якобы заложенным в тексте Писания дополнительным глубинным смыслом, который Каббала неустанно стремится вычитывать в Библии16, и что, по крайней мере, иногда ей удается сделать. На мой взгляд, он, кроме того, может служить примером интеллектуального смирения великих раввинов Изгнания, которые не стесняются со всей искренностью признавать, что подчас смысл Писания превосходит их разумение при всей их проницательности и любви17, и потому, несмотря на тончайший экзегетический анализ, несмотря на все глубочайшие рассуждения мудрецов, Слово Божие пребывает в тайне, и ключ от этой тайны – награда, ожидающая праведного и мудрого мужа в мире грядущем.
Неизбежность многоуровневого прочтения текста вытекает из недостаточности буквы. «Простые сказания» и «обыкновенные слова» в Законе дань человеческой природе законодателя; «а если суть дела (Торы) в изображении мирских событий – то в исторических сочинениях найдутся вещи более значительные»*. Кроме того, высказывания Исава, Агари, Лавана, Валаама и Валаамовой ослицы не могут быть «Законом истины, совершенным Законом, верным свидетельством Божиим»18. А потому скрытый смысл, в котором таится истинный Закон, должен был спасти Израиль от скептицизма, и на несколько столетий эта концепция затормозила развитие рационалистической критики в кругах еврейства. Разумеется, она вела ко многим экстравагантностям; второй смысл обнаруживал свою неадекватность, что влекло за собой предположение о наличии еще одного скрытого смысла. К тому же, помимо общего эзотерического смысла, применялся особый экзегетический метод троякого прочтения каждого словосочетания. А поскольку подобный метод открывает по сути неограниченное поле действий, не приходится говорить, что эти смыслы не были систематизированы и что Зогар не представляет собой некое методологическое пособие по трактовке текста в строго последовательном аллегорическом или мистическом ключе. Он дает лишь вспышки прозрений, и не исключено, что именно в этом смысле надо понимать предание о том, что подлинный объем Зогара столь велик, что его с трудом можно было бы погрузить на верблюда. То есть суть в том, что оригинал хранился в умах раввинов-каббалистов и никогда не был перенесен на бумагу.
Поскольку Зогар видит причину неизбежности скрытого смысла в недостаточности внешнего и поскольку осмысление этой недостаточности, несомненно, есть позднее событие в истории священных документов, это для нас является решающим свидетельством в пользу принятия ценности встречающегося в разных местах Зогара утверждения об исключительной древности такой интерпретации. Если бы еврей никогда не вступил в контакт с внешним миром за пределами Иудеи, он бы никогда не осмыслил Традицию, и ту культуру, которая помогла ему постичь идею недостаточности, следует искать не в Древнем Египте или в Вавилоне, а в эллинизированной мысли поздней Римской империи, как она варилась в космополитическом котле Александрии19.
Поскольку доктринальное, теософское и мистическое содержание Зогара будет рассматриваться в ряде последующих разделов этого исследования, вполне понятно, что по всем ключевым темам основного корпуса великого текста и его additamenta (добавлений) мы будем отсылать к ним. Все, что остается за пределами, можно считать неглавным и случайным, и в духе этого описания мы можем взглянуть на Толкования в попытке найти косвенные свидетельства, проливающие дополнительный свет на наш предмет. Здесь и речи не может быть об обобщении или анализе: их мы оставим для объяснения космологии, мифов о Рае, Творении и грехопадении человека – этих и непосредственно связанных с ними тем, которые более или менее подробно будут рассмотрены дальше. Цель же данной главы – сделать беглый обзор сведений и иллюстративных примеров, выбранных из массива Зогара.
В Прологе Зогара, предваряющем толкование на Книгу Бытия, говорится о традиции, суть которой сводится к тому, что, когда праведники предпринимают совместное путешествие и по дороге обсуждают вещи, относящиеся к сокровенному учению, их посещают святые, обитающие в горнем мире20. Когда рабби Элеазар и рабби Абба отправились навестить рабби Йосе, к ним присоединился неизвестный погонщик осла, который вез их пожитки. Однако, стоило им начать обсуждать друг с другом тайны Торы и Учения, погонщик немедленно вмешался и стал задавать сложные вопросы и, по сути, направлять ход беседы. Вскоре открылось, что он явно обладает знанием; но как только он заговорил о Субботе и ее соблюдении, о дне Субботнем и ночи, о литургии Субботы, о Божественных Ипостасях и Семидесяти Именах Божиих, стало ясно, что его знания превосходят знания рабби Элеазара и рабби Аббы. Ученые мудрецы сошли со своих лошадей, чтобы обнять его и усадить на одну из своих лошадей, поскольку он ехал на осле. Погонщик отказался и продолжил углубляться в тайны Мудрости, разъясняя скрытое влияние, производимое Именами на людей, рассказывая неведомые им вещи и много нового о Иерусалимском Храме, но более всего о мистическом единении Моисея с той, кого он называл Шхина. Далее говорится, как ученые мужи вновь остановились, сошли с лошадей и пали ниц перед погонщиком. Когда же они подняли лица, он исчез. Кто был этот Учитель Израиля и Хранитель Тайного Учения, неведомый им и облаченный в рубища смиренного погонщика? Много раз вопрошали они, но он не дал им ответа; однако становится понятно, что это великий Старец рав Хамнуна (Гемнуна Саба) сошел с небес, чтобы просветить их.
Я привожу этот очаровательный рассказ, чтобы показать, что с самых первых страниц Зогар вводит нас в мир возвышенных вещей, изобилующий источниками живой воды и потоками света. Я мог бы начать раньше, как это делает сам Зогар, и рассказать, как на первой же странице речь идет о розе Саронской, о том, как этому образу и далее всей Песни песней дается мистическое толкование необычайной глубины. «Она означает общину Израиля»; «роза среди терниев подцвечена красным и белым. Так и община Израилева иногда судится по справедливости, иногда по благодати»21*. «Роза символизирует чашу благодати», она же Чаша Искупления. Величайшие учителя христианской церкви написали многочисленные комментарии на бессмертную Песнь, ее и по сей день толкуют мистики, но Роза и Лилия – flos campi et lilium canvallium** – Зогара и толкования Зогара на Песнь песней не были известны ни христианским толкователям былых времен, ни комментаторам наших дней.
Один из самых привлекательных служителей англиканской церкви не так давно порадовал нас пространными тезисами о мистическом пути. И это есть путь Песни песней22. Этот трактат – истинный духовный пир, и путешествие в обществе такого автора сущее наслаждение; но этот путь подобен прогулке при луне с бокалом ключевой воды в руке; тот же, кто идет тропами Зогара, идет под палящим солнцем, и в бокале у него крепкое вино.
Есть в конце раздела, посвященного толкованию на Книгу Бытия, и рассказ о путешественниках, подытоживающий все темы, связанные с кругом вопросов, касающихся толкования и того, каким образом должны они рассматриваться посвященными. В нем речь идет о двух других учителях, отправившихся в Каппадокию, чтобы навестить рабби Шимона, по дороге они обсуждают священную Традицию, которой человек наставляется на мысль о Славе Божией перед тем, как приступить к молитве. Им ведомо, вероятно, как и тем, кто жил до них и будет жить после, что существует безмолвная молитва, не нуждающаяся в словесном выражении, и что она есть сама по себе созерцание в сердце. Иными словами, они, несомненно, знали, что изучение Святого Учения и общение друг с другом в нем рождает молитву дел; и мы видим, как она – ex hypothesi – приподнимает завесу между двумя мирами. Но то, что они раскрывали друг другу, иного порядка, а именно что молитва заменяет жертву, очевидное, хотя и не выраженное обоснование того, что истинная молитва есть любовь. И, видя, как она открывает изобильные источники живой воды сверху и снизу, с прохладными колодезями там и тут, мы находим по крайней мере одно совершенное изречение в высказываниях времени. Оно гласит, что Святой Благословенный рассеял Израиль по лицу земли с одной-единственной целью, чтобы все племена мира насладились присутствием избранного Народа, низводящего в дольний мир благословения мира горнего23. В некоем ослепительном видении раскрывается, что Израиль претерпел распятие, дабы ускорить спасение мира.
В самом начале толкования на Книгу Исход мы вновь прикасаемся к сокровищнице изобильных цветников Песни песней24, и то, что извлекается на поверхность, принадлежит Тайне единства Голоса и Слова. Отдельные намеки на сей счет уже мелькали в Зогаре раньше: о мысли как истоке всего сущего, о внутреннем созерцании Святого Благословенного до того, как Он сотворил миры, о Голосе, изрекшем или явившем мысль, и о творении как следствии изреченного Слова. Завершается толкование также темой Мысли (Замысла) в Святом Благословенном, неизреченной радости, заключенной в ней, и свете, изливающемся из нее. В ней сводятся воедино сорок две буквы, содержащиеся в одном из пространных Святых Имен, из этого предвечного порядка исходит мир. Они путешествовали с определенной целью в те дни, эти Учителя сокровенного Закона, на лошадях или на ослах, потому что в этих словах, кратких и прозрачных, во всей полноте заложена доктрина Божественной имманентности, Присутствия Всемогущего Отца – в Слове и Словом – во всем живом и сущем.
С первых же строк Толкования на Книгу Левит говорится, что Святое Имя завершает вера, а чуть дальше – что из мысли Святого Благословенного берут начало те пути и стези, что ведут к знанию Имени и к совершенству в нем и им25. Еще говорится, что лучше бы человеку не рождаться, чем влачить жалкое существование без единства букв Святого Имени на земле26. Тайна этого единства в изучении Торы27, в чем и заключается дело человека на земле, причем здесь имеется в виду не явленный Закон (Тора), преподанный людям во всеуслышание, – coram populo, – а Скрытое Учение, которое в другом месте отождествляется с Именем Святого Царя и его, как утверждается, конституирует28. Еще говорится, что молитва и благие дела способствуют этому единству Имени Божьего29 и в этом цель деяний священника, когда он приступает к жертвоприношению30. В дальнейшем мы узнаем, что произошло разделение четырех священных букв, составляющих древнееврейское Имя, которое у нас принято передавать как Йегова, или Яхве, и уделом человека является работа по преодолению этого разделения. На поверхности, однако, символика этого мифа далеко не однозначна, что же касается толкования на Левит, мы встречаемся с другой, в высшей степени символической Тайной. Полное имя – Яхве Элохим, и миссия, которой облечены все Сыны Учения, состоит в том, чтобы сделать на земле явным, что Яхве есть Элохим, хотя эти Божественные Ипостаси в высшем мире суть Одно. Далее мы убедимся, что это единство аналогично соединению мужчины и женщины31. Еще декларируется в другом месте, что цель всех наших усилий – это слава Божьего Имени32, она же есть слава единства. Участие в Божьем Имени – это привилегия обладающих знанием Скрытого Закона на том основании, что, приобщаясь тайному знанию, они приобщаются Богу, пребывающему в нем. То есть смысл в том, что только живущие Учением обладают им и Бог есть их жизнь. Это позволяет нам понять смысл того, как это учение раскрывает себя в реальной жизни, и уяснить себе, что Святое Имя являет себя по ступеням33. Оно открывается в той мере, в какой проживается и живет внутри нас, – как бы простое возрастание, но при том предельно глубинное. Таким же образом мы поймем в дальнейшем утверждение, что Имя скрыто и мгновенно открывает себя34, поскольку есть «глубокое глубже глубокого и высокое выше высокого» в его познании, те же, кто подвизаются в изучении этого Учения, оно же есть вместе Имя и Закон, и сами олицетворяют его, неизменно возрастают в нем35. Далее со всей определенностью утверждается, что тот, кто совершает дела милосердия, ежедневно возглашает во всеуслышание Святое Имя. Объяснение этому не в том только, что проявления любви суть каналы благодати и силы, а также модусы и аспекты Божьего Имени, но и в том еще, что деяния любви – это и есть изречение Имени, и в земной жизни у человека нет иной возможности произносить его.