Ашар Марсель. Дура

   Жозефа. Даже такая потаскуха и подстилка, как я!
   Севинье. Почему вы так говорите?
   Жозефа. Потому что так меня называют ваши полицейские.
   Севинье. Они не имеют права вас оскорблять!
   Жозефа (насмешливо). Подстилка! (Возмущенно.) Свиньи!
   Севинье. Выражайтесь прилично!
   Жозефа. Если бы я была шлюхой, я бы так и сказала. У Мигеля на родине на это есть пословица: «молодая потаскушка – богомольная старушка».
   Севинье. Мы все время отвлекаемся!
   Жозефа (Морестану). Они считают, что раз у меня в прошлом что-то было, так им все позволено!
   Севинье. Кстати, поговорим о прошлом.
   Жозефа. С удовольствием.
   Севинье (заглядывая в папку). Из протоколов следует, что Мигель Остос вас изнасиловал.
   Жозефа. Вот так так!
   Севинье. Свидетели – прислуга замка Отрив – слышали, как вы о нем говорили: «Негодяй меня силой взял!»
   Жозефа. Да это я так выражалась.
   Севинье (.раздражаясь). Так он вас изнасиловал – да или нет?
   Жозефа. Изнасиловал – громко сказано.
   Севинье. Да или нет?
   Жозефа. Как хотите.
   Севинье. В конце концов, до него вы были девушкой?
   Жозефа. Девушкой – как бывают в деревне.
   Севинье. Говорите яснее.
   Жозефа. Июль – разгар лета. Вокруг все пылало. Особенно вокруг меня.
   Севинье. Почему «особенно»?
   Жозефа. Была такая жара. А жара на мужчин действует не так, как на женщин. Меня все хотели. Надо вам сказать, что во мне, говорят, «что-то есть».
   Севинье. Вы все время отвлекаетесь.
   Жозефа (поэтично). Вечерний звон… Мигель и я… Мы загнали коров и шли вдоль реки.
   Севинье (нетерпеливо). Ближе к делу!
   Жозефа. Я споткнулась о корень. Должна вам сказать, я почти всегда ношу платье на голое тело.
   Севинье (невольно). И даже сейчас, например?..
   Жозефа. Ну нет! Послушайте, о чем он спрашивает!
   Севинье (Морестану). Мой последний вопрос не записывайте.
   Морестан (с притворной наивностью). Какой именно?
   Севинье. «И даже сейчас, например?» Его не нужно записывать. Он не имеет непосредственной связи с целью допроса.
   Морестан. Слушаю, господин следователь.
   Севинье (Жозефе). Итак, вы споткнулись. И упали?
   Жозефа. Вам еще и план нарисовать?
   Севинье (строго). Нет. Но вы ему даже не сопротивлялись?
   Жозефа. Знаете, я – такая. Сразу и – очертя голову.
   Севинье. Ах! Ах!
   Жозефа. Если мне что нравится – то нравится, не нравится – так не нравится.
   Севинье. А в тот вечер все было так хорошо, и мягкая травка.
   Жозефа (поправляя). Колючая солома.
   Севинье (забавляясь). Ох! Простите!
   Жозефа. И без сомнений и угрызений! Иногда я бываю недовольна тем, что делаю. Но только потом. Иначе бы я никогда этого не сделала.
   Севинье. Я протоколирую.
   Жозефа. Тем более что потом у него нашлось для меня ласковое слово. Он сказал: «Слава матери, которая родила тебя на свет». Меня это поразило. Подумайте! Мать, которую я и не знала!
   Севинье. Вы отдаете себе отчет, что сами лишаете себя смягчающего обстоятельства?
   Жозефа. Сама себя? Я?
   Севинье. Поскольку вы признаете, что он вас не изнасиловал, вы теряете смягчающее обстоятельство.
   Жозефа. Значит, вы хотели бы, чтобы…
   Севинье (прерывая). Я ничего не хочу. Я вам объясняю.
   Жозефа. Нужны мне ваши смягчающие обстоятельства! Что я дура, что ли, чтобы не знать, с кем я хочу обниматься, а с кем не хочу?
   Севинье. Как вам угодно.
   Жозефа. А это обстоятельство – что оно должно смягчать? На что же тогда правосудие? Есть оно или нет?
   Севинье (поднимая голову от папки). Есть!
   Жозефа. Правосудие – это ваша забота, а не моя. Вот и действуйте.
   Севинье (снова заглядывая в документы). Может быть,
   это самоубийство? Жозефа. Еще чего – самоубийство!
   Севинье. Да, конечно, не вяжется… У вас был в руке револьвер.
   Жозефа. Не в этом дело. Прежде всего, самоубийство – это против бога. А он – испанец! Да он себя и меня крестил, прежде чем лечь со мной!
   Севинье. Любопытный персонаж.
   Жозефа. И даже, скажу вам, он одобрял, что это считается грехом. Севинье. Мы опять ушли в сторону. Жозефа. Нет. Потому что такой человек никогда бы не
   наложил на себя рук. Живи он хоть сто лет. Севинье. Значит, в самоубийство вы не верите? Жозефа. Это было бы слишком просто. Севинье. Однако свидетели… Жозефа. Свидетели мелют невесть что.
   Севинье. Он сказал кухарке: «Смерть – это освобождение». Жозефа. Испанцы так считают.
   Севинье. И механику гаража на улице Перголезе: «Если бы машина была моя собственная, я бы ее разогнал – и об дерево!»
   Жозефа. Когда такое хотят вправду сделать, то об этом не говорят. Он был, наверно, не в духе.
   Севинье. И своему товарищу, Карлосу Ибаррицу… каждое утро, в течение месяца повторял: «Какого… – извините, не буду полностью цитировать, – я еще живу на свете!»
   Жозефа. Я говорю вам – нет. И не настаивайте.
   Севинье (быстро переглянувшись с Морестаном). Я и не настаиваю. (Снова смотрит документы.) Он вас бил?
   Жозефа. О! От любви!
   Севинье. От любви – бил?
   Жозефа. С ним это случалось.
   Севинье. Часто?
   Жозефа. Довольно часто. У испанцев это в крови. Они даже ослов своих бьют. А уж куда женщине до осла!
   Севинье. От вас чего только не узнаешь!
   Жозефа (внезапно). Не можете вы попросить своего секретаря не заглядывать мне под юбку?
   Морестан (в этот момент он действительно нагибался; задыхаясь от негодования). О-о-о! Я ручку уронил.
   Жозефа (насмешливо). Ручку! Хотел проверить – и все!
   Морестан. Постараюсь впредь быть аккуратнее, господин следователь. (Возмущенно.) Нет, но вы подумайте! О-о-о!
   Севинье (продолжая допрос). В сентябре прошлого года один свидетель видел, что у вас на руках и ногах были следы побоев.
   Жозефа. Это продавщица табачного киоска вам сказала?
   Севинье. Действительно, мадемуазель Робийар.
   Жозефа. Вечно она лезет не в свои дела!
   Севинье. Но она говорила в ваших интересах!
   Жозефа. Когда у нее сын родился через три месяца после свадьбы, я говорила кому-нибудь, что так не бывает? Я поднимала какой-нибудь шум?
   Севинье. Во всяком случае, бесспорно установлено, что в течение этого лета между вами и Остосом часто вспыхивали ссоры.
   Жозефа. Часто!
   Севинье. И такие бурные, что мешали спать вашим соседям в деревне.
   Жозефа. О-ля-ля!
   Севинье. Что вас так смешит?
   Жозефа. Да то, что не ссоры наши им мешали, а примирения!
   Севинье (притворяясь восхищенным). Правда?
   Жозефа. Вы, парижане, больше говорите, чем делаете, это все знают. А он – делал больше, чем говорил.
   Севинье. Неужели!
   Ж.озефа. Он вообще мало говорил. Я, например, ему все рассказывала, даже самое плохое. Он же от меня все скрывал, даже хорошее. У каждого в любви свои странности.
   Севинье. Неужели?
   Жозефа. В Париже он целыми днями просиживал у окна не раскрывая рта. И даже по ночам иногда к окну садился. И время от времени бросался на меня.
   Севинье. От нечего делать, наверно.
   Жозефа (не чувствуя насмешки). Говорил он со мной много только про бой быков. Во Франции он видел всего две или три корриды. Но знал всех тореадоров. Он мне о них рассказывал. О севильской школе, о кордовской и о рондосской. О Манолете и Бельмонте. Помню, недели две тому назад он читал мне в газете «Руедо» о корриде Луи Домингина в Мехико. (Говорит, как со знатоком.) Как он заставил бороться быка Мансо. Потрясающе!.. Луи Домингин сам вонзил бандерильи. И Мигель передо мной проделал все его движения с мулетой.
   Севинье. Неужели?
   Жозефа. Он получил оба уха, хвост и ногу. Это очень редко. Даже в Мехико. (Тихо, с надрывом.) Оле! Домингин! (Рыдает.)
   Севинье (вопросительно кивнув головой в сторону Морестана, шепотом). Что вы на это скажете?
   Морестан. Комедия все это!
   Жозефа бесшумно плачет, потом вдруг шмыгает носом.
   Севинье (несколько свысока, но чувствуется, что он тронут). Высморкайтесь!
   Жозефа. У меня нет платка.
   Морестан (ехидно). Еще бы! С бельем у нее отношения…
   Севинье (перебивая). Не расслышал?
   Морестан (поспешно). Ничего, господин следователь.
   Севинье хочет достать Жозефе платок из нагрудного кармана, но вспоминает – по сентиментальности или застенчивости, – что вытирал им след от поцелуя жены. Находит носовой платок в другом кармане и протягивает его Жозефе.
   Жозефа. Спасибо. (Громко сморкается.) Я плакать не люблю, только грязь разводить.
   Севинье. Успокоились?
   Жозефа. Да. Простите. Больше не буду. Можете взять ваш платок.
   Севинье. Держите пока, на всякий случай. (Внезапно.) Вы знали, что он собирался жениться?
   Жозефа. Да.
   Севинье. Кто вам сказал?
   Жозефа. Он сам, за день до…
   Севинье. До смерти?
   Жозефа (поправляя). До убийства, его ведь убили!
   Севинье. Вы его убили?
   Жозефа. Не говорите глупостей!
   Севинье. Вы чувствовали, что он изменяет вам.
   Жозефа. Изменяет мне в моей постели?
   Севинье. И потому, что он вам изменяет…
   Жозефа (прерывая). Я могла бы его удержать, если бы пустила в ход «что-то такое, что во мне есть». Но я не захотела.
   Севинье (меняя тон). Возможно, у вас на то были свои причины? (Чувствуется, что он придает этому вопросу большое значение.)
   Жозефа. Я не захотела в его интересах.
   Севинье (с иронией). Какое сердце!
   Жозефа. Я вся – одно сердце! Я вся на виду. Ума у меня с наперсток, но зато сердца – сколько душе угодно!
   Морестан (сквозь зубы). Насчет ума тоже еще посмотрим!
   Жозефа. Я твердила ему с утра до вечера: «У тебя есть невеста. Она богата. Она красива». (Комментируя.) Это – чтобы ему было приятно. Не так уж она красива.
   Севинье (обвиняющим тоном). На самом же деле вы его ненавидели, потому что он вам изменил.
   Жозефа (горько). Изменил? С кем? С приданым? (Раскачивается на стуле.) У ее родителей бакалейная лавка на нашей улице. Не знаю, представляете вы, что это значит?
   Севинье. Не раскачивайтесь, пожалуйста. У нас мебель старая. И после того, что вы нам о себе сообщили…
   Жозефа (перестав раскачиваться). Ой! Простите! (Натягивает юбку на колени.)
   Севинье. И, разумеется, он ее не любил?
   Жозефа. Кого?
   Севинье. Свою невесту?
   Жозефа. Не знаю. Только знаю, что мы больше друг друга не любили.
   Севинье. Однако в ту ночь он же пришел к вам в комнату.
   Жозефа. В принципе, это было в последний раз.
   Севинье (подмигнув). К несчастью для вас, не только в принципе.
   Жозефа. Он приходил со мной прощаться!
   Севинье. И вы не смогли этого вынести?
   Жозефа. Смогла. Я много чего в жизни смогла вынести. Не знаю почему, но я никогда не была счастливой.
   Севинье. Вернемся к этой знаменательной ночи.
   Жозефа. О! Знаменательной…
   Севинье. Я вас слушаю.
   Жозефа. Сначала он долго плакал. Затем стал меня раздевать.
   Севинье. Разумеется!
   Жозефа. И бросал мою одежду как попало. Я была вне себя: ненавижу, когда с вещами неаккуратно обращаются.
   Севинье. Неужели!
   Жозефа. Тем более, что торопиться было некуда.
   Севинье. Будьте добры, придерживайтесь фактов.
   Жозефа. Да!.. (Мечтательно задумывается.)
   Севинье. О чем вы задумались?
   Жозефа (возмущенно). О чем?
   Севинье. Не сердитесь! Я не хотел вас обидеть.
   Жозефа. Бедняга Мигель.
   Севинье (очень ласково). Странно. Только что вы мне рта не давали раскрыть, а теперь из вас слова не вытянешь.
   Жозефа (мечтательно). Потому что я теперь сознаю…
   Севинье. Что?
   Жозефа. Свою вину.
   Севинье. А! Наконец!
   Жозефа. Я призналась Мигелю, что грешна перед ним.
   Севинье. Так-так!
   Жозефа. И когда я увидела, как он это тяжело переживает, я сказала, что это совсем пустяк.
   Севинье. Но он вам не поверил?
   Жозефа. Сначала вроде поверил. Потому что я поклялась головой своего отца. Бедный папа!
   Севинье. С кем же вы согрешили?
   Жозефа. Не ваше дело.
   Морестан (возмущенно). О! Господин следователь!
   Севинье. Грубость – не ответ.
   Жозефа. Что я согрешила – к следствию отношения не имеет. Значит, нам уже и согрешить спокойно нельзя?
   Севинье. Не в вашем положении.
   Жозефа (очень встревоженно). Так вы и этому человеку будете нервы мотать?
   Севинье (строго). Значительно меньше, чем вам.
   Жозефа. Не знаю, зачем я это все рассказала Мигелю! Возможно, чтобы он не очень по мне убивался…
   Севинье. Я уже знаю: у вас большое сердце!
   Жозефа. Не смейтесь. Я, конечно, не из лучших, но, слава богу, и не самая плохая!
   Севинье. Допустим!
   Жозефа. Говорю вам, не смейтесь. Из-за того, что я его пожалела, он умер несчастным.
   Севинье. Он очень страдал?
   Жозефа. Как безумный. Он плюнул мне в лицо. Да что я вам голову морочу своими историями!
   Севинье. Совсем нет, уверяю вас.
   Жозефа. Да, да, морочу. Я чувствую.
   Севинье. Клянусь, нет. Нас это очень волнует, правда, Морестан?
   Морестан. Очень волнует!
   Жозефа. Он плюнул мне в лицо. И обзывал всякими словами. Он одел пиджак и сказал: «Я пойду его убью».
   Севинье. Как же так – ведь этот человек вас уже не любил?!
   Жозефа. Да, и не старайтесь понять. Он долго смотрел на меня, не говоря ни слова. Потом пошел в другой угол комнаты взять пальто. В это время дверь открылась. Кто-то выстрелил. Я упала в обморок. Все.
   Севинье. Благодарю вас.
   Жозефа. За что?
   Севинье. За то, что вы открыли нам причину своего поступка.
   Жозефа. Я открыла?
   Севинье. Мы прекрасно знали, что убили Остоса вы. Но не знали почему. Спасибо, что сказали.
   Жозефа. Но я вам ничего не сказала!
   Севинье (совершенно меняет тон. Говорит с Жозефой резко и отрывисто. Он думает, что ее «расколол»). Замолчите! Будете говорить, только когда я вас буду спрашивать. Резюмируем, что вы рассказали. (Морестану.) Пишите, Морестан!
   Морестан. Пишу, господин следователь!
   Севинье (Жозефе). Будете отвечать только «да» и «нет».
   Жозефа. Как вам угодно!
   Севинье. И называйте меня «господин следователь»!
   Жозефа. Как вам угодно, господин следователь!
   Севинье. Жозефа Лантене, вы обвиняетесь в убийстве Мигеля Остоса!
   Жозефа (ока еще не обеспокоена). Я? Да этого не может быть, господин следователь! Посудите сами!
   Севинье. К несчастью для вас, я уже «посудил».
   Жозефа. Да это шутка! Опять я во что-то влипла! Вы такой шутник!
   Севинье (строго). Не смейтесь над правосудием!
   Жозефа. Где мне над ним смеяться. На него вся моя надежда!
   Севинье. Состояли ли ранее под судом и следствием? Отвечайте – «да» или «нет».
   Жозефа. Нет.
   Морестан. Даже по поводу непристойного поведения?
   Севинье (неодобрительно). Морестан! (Жозефе.) Теперь подумайте хорошенько! Не оговоритесь!
   Жозефа. Я не оговорюсь.
   Севинье. Он собирался оставить вас и жениться?
   Жозефа (уже менее уверенно). Да.
   Севинье. На бакалейной лавке…
   Жозефа. У кого угодно спросите.
   Севинье. Уже спросили.
   Жозефа. Вы, наверно, ошиблись лавкой…
   Севинье. Будьте спокойны, Дювали, все трое, родители и дочь, показали одно и то же. Ни о каком браке не было и речи.
   Жозефа. Они боятся, что торговле повредит, если их ославят.
   Севинье. Вы думаете?
   Жозефа. И потом эта корова Соланж, наверно, еще и стыдится, что была невестой застреленного!
   Севинье (категорично). Мигель Остос только один раз ходил в кино с мадемуазель Соланж Дюваль!
   Жозефа. О! Вот врет!
   Севинье. И во время всего сеанса говорил только о вас!
   Жозефа. О-ля-ля!
   Севинье. О вас и о своей ревности.
   Жозефа. Ну дает! Да она к нему так приставала, что Мигель сказал: «Видеть ее больше не могу!».
   Севинье (живо). Вы, значит, подтверждаете, что они только один раз ходили вместе в кино?
   Жозефа (очень смущаясь). То есть…
   Севинье (гневно). Вы покраснели!
   Жозефа (таким же тоном). А что бы вы сказали, если бы я побледнела?
   Морестан. Господин следователь, а кухарка!
   Севинье. И до нее дойдем! Спасибо, Морестан. Кухарка Бореверов, Марта Эрбо…
   Жозефа. Да она меня на дух не выносит!
   Севинье (сухо). Прошу вас меня не перебивать. Зачитываю ее показания. (Читает.) «Мигель обезумел от ревности. Он знал, что Жозефа ему изменяет, но не знал, с кем…».
   Жозефа. Нет, вы только послушайте! Только послушайте!
   Севинье. Когда инспектор Кола попросил ее уточнить, Марта Эрбо ответила: «Жозефу нельзя назвать проституткой. Но уложить ее в постель может любой мужик!»
   Жозефа (глубоко прочувствованно). Если бы я так не любила людей, как бы я их ненавидела!
   Севинье удивленно смотрит на нее. Короткая пауза.
   Севинье (снова беря в руки документы). Мадам Эрбо добавила также: «На Соланж Дюваль Мигелю было наплевать. Он бы ее себе и в судомойки не взял».
   Жозефа. Кухарка и есть кухарка!
   Севинье. Вы мне позволите продолжить? (Читает.) «Он мне кричал: „Для меня Жозефа – все, ты понимаешь, Марта?! Мне бы только узнать, с кем она путается. Недолго ему жить останется! Пам! Пам!“
   Жозефа. Ох, и дождется она у меня!
   Севинье. Долго будет ждать. Потому что, почти наверняка, уже сегодня вечером вы будете в тюрьме. И, вероятнее всего, проведете там достаточно долгий отрезок времени.
   Жозефа (впервые осознавая свое положение). В тюрьме?! Я – в тюрьме?!
   Севинье. Вы пытались обмануть правосудие, выдумав историю со свадьбой.
   Жозефа (все более нервно). Совсем нет!
   Севинье (с нажимом). Вы убили Остоса!
   Жозефа. Нет! Никогда!
   Севинье. Чтобы спасти того друга, которого вы безумно любите.
   Жозефа (не очень убежденно). А! Я его безумно люблю?
   Севинье (уверенно). Для вас это было не банальное приключение, как вы пытались внушить Остосу и нам, а необузданная страсть.
   Жозефа (слабо улыбаясь). Необузданная! (Вызывающе.) Да! Я его люблю.
   Севинье. Спасибо.
   Жозефа. А вам-то что за дело до этого?
   Севинье (обстоятельно). Все яснее ясного – вы его любите, его жизнь в опасности, и вы убиваете Остоса.
   Жозефа (потерянно). Нет. Нет.
   Севинье (наигранно добродушно). Сознайтесь же. Любовная драма. Присяжные в таких случаях очень снисходительны.
   Жозефа. Нет! Нет! Поверьте мне!
   Севинье (очень жестко). Я не могу вам больше верить. Вы мне только что солгали.
   Жозефа. Ну, самую малость.
   Севинье. Вы что же, считаете юристов дураками? Кто-то проходит по коридору, открывает дверь, стреляет и спокойно уходит?
   Жозефа (страстно). Так и было!
   Севинье. Будьте рассудительны!
   Жозефа. Клянусь, это правда!
   Севинье (с иронией). Головой своего отца? Бедный, бедный папа!
   Жозефа. Ох!
   Севинье. Вы узнали того, кто стрелял?
   Жозефа. Нет, это был темный силуэт.
   Севинье. Разумеется.
   Жозефа. Я сразу же упала в обморок.
   Севинье. Может быть, это был политический противник Остоса? А?
   Жозефа. Да будет вам!
   Севинье. Или тот, с кем он дрался на ножах?
   Жозефа. Пепе? Да что вы! Они потом стали – водой не разольешь.
   Севинье (меняя тактику). У кого еще был ключ от вашей комнаты?
   Жозефа. Больше ни у кого. Даже у Мигеля не было.
   Севинье (иезуитски). И даже у вашего нового любовника?
   Жозефа (яростно). Пусть я не пример добродетели, как вы мне уже не один раз дали понять! Но я вправе знать, кто входит в мою дверь!
   Севинье. Тогда как же этот человек ее открыл?
   Жозефа. Не знаю.
   Севинье (саркастически). У него были ключи от всех комнат дома, без сомнения!
   Жозефа. Я не знаю.
   Севинье. И вы ничего не слышали, естественно?
   Жозефа. Ничего.
   Севинье (притворяясь разгневанным). И это все, что вы смогли выдумать! Десятилетний ребенок сочинил бы лучше. Вы что, никогда в кино не ходите?
   Жозефа. Редко.
   Севинье. А в этот вечер к вам никто больше не приходил?
   Жозефа (наклоняясь, чтобы завязать шнурок). Что вы сказали? Я не расслышала.
   Севинье (с нажимом). В этот вечер к вам никто больше не приходил?
   Жозефа. Не помню, не знаю, что вам и сказать.
   Севинье. Сказать правду!
   Жозефа (яростно). Правду! А в чем она, ваша правда? Я говорю, что знаю! То, в чем уверена, что знаю, но не знаю, правда ли это для вас!
   Севинье (торжественно). Правда, Жозефа Лантене, заключается в том, что виновны – вы!
   Жозефа (поднимая глаза к небу). Мой бедный Мигель, видишь ли ты, как я страдаю! Из-за тебя!
   Севинье. Остоса убили вы, это очевидно.
   Жозефа (жалобно). О! Опять вы за свое!
   Севинье. Но, может быть, вы убили нечаянно?
   Жозефа. Ни нечаянно, ни отчаянно. Кто-то открыл дверь.
   Марестан. Как правдоподобно!
   Севинье (предполагая). Может быть, вы пытались обезвредить Остоса?
   Жозефа (ошеломленно). Как?
   Севинье. Он выхватил револьвер. Вы бросились на него. И во время борьбы раздался нечаянный выстрел.
   Жозефа. Как это на вас похоже, такой выверт!
   Оба мужчины на мгновение остолбенели. Короткая пауза.
   Севинье. Что-о-о?
   Жозефа. Зачем было Мигелю размахивать револьвером у меня в комнате?
   Севинье. Он мог достать его из шкафа.
   Жозефа. Нет, вы только послушайте его! У нас револьвера не было. Ни у него, ни у меня. Мигель говорил, что убьет моего любовника навахой.
   Севинье. Редко какие навахи делают «пам! пам!».
   Жозефа (очень удивленно). Почему вы так говорите?
   Севинье. А показания кухарки?
   Жозефа. О! Эта еще!
   Севинье. Протоколирую. Итак, вы не убили его нечаянно.
   Жозефа (тягуче). Не-е-е-т!
   Севинье. Вы правильно делаете, что не защищаетесь таким способом.
   Жозефа (парируя). Это не мой способ, а ваш!
   Севинье. Выстрел был сделан не в упор, как при борьбе! А… по меньшей мере с расстояния трех метров!
   Жозефа. От двери, я же вам говорила!
   Севинье. По меньшей мере с трех метров. И вами!
   Жозефа. Заклинило вас на мне, что ли?
   Севинье. Я допускаю, что потом вы упали в обморок.
   Жозефа. А почему вы только это допускаете? А другое – нет?
   Севинье. Потому что вы были без сознания более четверти часа. Это подтвердили мсье и мадам Боревер.
   Жозефа. Слава богу!
   Севинье (разъясняя). У вас хватило храбрости выстрелить, но затем при виде содеянного вы были настолько потрясены, что потеряли сознание.
   Жозефа (насмешливо). Опять клоните к угрызениям совести?
   Севинье. Присяжные, возможно, будут растроганы.
   Жозефа. И зря! Потому что я ударилась головой о спинку кровати. У меня была шишка с кулак. Вот оно, мое угрызение!
   Севинье. Вы это нарочно.
   Жозефа. Что нарочно?
   Севинье. Это даже ненормально. Нельзя быть до такой степени дурой.
   Жозефа. Вы это говорите, чтобы вывести меня из себя.
   Севинье. В конце концов, это ваше дело. Но советую вам взять адвоката.
   Жозефа. Я невиновна, зачем мне адвокат?
   Севинье (настойчиво). Я вас прошу взять адвоката.
   Жозефа. Повторяю вам, я невиновна.
   Севинье. Тем более! Для виновных достаточно прокурора и судей.
   Жозефа. Я всегда слышала, что наоборот.
   Севинье. Вы в очень тяжелом положении. Гораздо более тяжелом, чем вы думаете!
   Жозефа. Да ладно уж!
   Севинье. Я говорю не только о том, что вы то сами себе противоречите, то лжете, то в главном, то в мелочах. Против вас есть тягчайшее показание. Свидетельство самого Остоса! Он перед смертью говорил.
   Жозефа. Так он не сразу умер?
   Севинье. К несчастью для вас – нет!
   Пауза.
   Жозефа (крик души). Несчастный! Он сознавал, что умирает! Севинье. Он успел сказать – и свидетели слышали: «Жозефа, зачем ты это сделала?»
   Жозефа (в отчаянии). Он так думал! Он думал, что это я! О, мой бедный Мигель!
   Севинье. Теперь уже не его надо жалеть.
   Жозефа (мечется в отчаянии). О! Несчастный! Он думал, что это я! Бедный! Бедный!
   Севинье. И не только он один так думал.
   Жозефа. Что мне другие! Плевать мне на всех! Мой бедный Мигель! Мой бедный Мигель!
   Севинье. Вы даже не даете себе труда отрицать?
   Жозефа (вся в своем горе). Но теперь, Мигель, там, где ты теперь, ты-то знаешь, что это не я?
   Севинье. Вы по-прежнему отказываетесь взять адвоката?
   Жозефа. Да. Отказываюсь.
   Севинье. Я назначу вам государственного.
   Жозефа. Если вам так хочется.
   Севинье. Прочтите, пожалуйста, свои показания.
   Жозефа. К чему? Есть же справедливость на свете. По крайней мере надеюсь, что есть. Где расписаться?
   Морестан (просто). Желательно, чтобы вы прочли. Я мог допустить ошибку.
   Жозефа. Вы допустили ошибку, когда меня арестовали. Где расписаться?
   Морестан. Здесь, под словами «Ознакомилась и подтверждаю».
   Жозефа. Я ознакомилась, и я подтверждаю. (Подписывает.)
   За ней подписывают следователь и секретарь.
   Морестан. Спасибо.
   Жозефа. Не за что. Вы совершаете страшную ошибку. И я не в силах вам помешать. Потому что не я убила Мигеля! (Впервые кричит, почти вопит.) Я его не убивала!
   Севинье. Разберемся. (Делает знак Морестану.)
   Морестан выходит за дверь.
   Жозефа (более спокойно). Я очень люблю… (Имя чуть не сорвалось с ее губ, но настороженность Севинье, целиком превратившегося в слух, останавливает ее.) Я очень люблю другого, может быть, даже готова умереть ради него, но не убить!..
   Севинье. Может быть.
   Жозефа. Возьмите ваш платок бессердечного человека. Мне стыдно вытирать им свои слезы.
   Морестан приводит дежурного полицейского.
   Севинье (полицейскому). Уведите ее. Вот мандат на арест.
   Жозефа (полицейскому, который хочет взять ее за руку).
   Не дотрагивайтесь до меня! Или я вас укушу!