Ашар Марсель. Дура

   Полицейский (жалобно). Господин следователь!
   Севинье (раздраженно). O! Разбирайтесь сами.
   Жозефа (к Севинье). Я вас ненавижу! Ненавижу! (Уходит.)
   Пауза.
   Севинье (встает, он в ярости). Черт побери, черт побери, черт побери!
   Морестан (потрясенно). В чем дело?
   Севинье. Вот не повезло! И нужно было, чтобы такое случилось именно со мной!
   Морестан. Но в чем дело, господин следователь, в чем дело?
   Севинье. В том… в том… что эта женщина невиновна.
   Морестан. Я плохо понял.
   Севинье. Невиновна! Невиновна, я вам говорю!
   Морестан. Зачем же вы ее арестовали?
   Севинье. Чтобы иметь право назначить ей адвоката. Чтобы кто-нибудь мог давать ей советы. Чтобы он изучил материалы следствия. Чтобы, наконец, не позволял ей нести всякую чушь.
   Морестан (не веря своим ушам). Она невиновна?
   Севинье. Да это просто бросается в глаза.
   Морестан. А мне вот не бросается.
   Севинье. Меня ждут жуткие неприятности. (Снова садится.)
   Морестан. Боюсь, что так.
   Севинье. Особенно, если виновен тот, кого я подозреваю. (Хватается за голову.)

Занавес

АКТ ВТОРОЙ

   На следующий день в три часа.
   Яркое зимнее солнце.
   При поднятии занавеса сцена пуста. Через минуту входят Севинье и Антуанетта. Оба очень веселы.
   Антуанетта. Итак, мой милый, я дарю тебе великолепную вещь, а ты не способен даже научиться ею пользоваться!
   Севинье. Куда уж мне! Чтобы открыть твою картотеку, нужно рассчитывать по таблице логарифмов.
   Антуанетта (подходит к картотеке и открывает). Логарифмов, говоришь? Смотри, дорогой! Для меня это проще простого.
   Севинье. Словом, придется вызывать тебя каждый раз, когда мне понадобится ее открыть.
   Антуанетта. Нажимаешь вот здесь – и не нужно быть Эдисоном!
   Севинье. Гениально!
   Антуанетта. Когда выходишь замуж за недотепу, гениальность приходится брать на себя!
   Севинье. Гениально ловка – и гениально скромна!
   Антуанетта. Что верно, то верно. Ты видишь меня насквозь – как в воду смотришь! (Целует его.)
   Севинье. Да, в омут. (Целует ее.)
   Антуанетта. Умеешь ты обращаться с женщинами. (Целуя, резко ударяет его по ноге.)
   Севинье. Ой! А ты – с мужчинами.
   Антуанетта отходит, и Севинье, притворно хромая, доходит до стола.
   Все кости переломаешь. (Берет со стола портрет жены и целует его.)
   Антуанетта (возмущенно). Я же здесь!
   Севинье. Заметил.
   Антуанетта. Будь добр, сейчас же мирись!
   Севинье (притворясь, что ему очень больно). Я идти не могу!
   Антуанетта (смеясь, подходит к нему). Негодяй! (Целует его.)
   Севинье. Змея! (Целует ее.)
   Антуанетта. Плохо поцеловал.
   Севинье (логично). Но мы же в ссоре.
   Антуанетта. Ты вообще стал очень плохо целовать!
   Севинье. О! Как некрасиво! А теперь кто лжет?
   Антуанетта. Ты плохо меня целуешь со вчерашнего дня!
   Севинье (мелодраматично). Неблагодарная! Неблагодарная! И лживая! Омут! Омут!
   Антуанетта. После допроса у тебя сердце ни к чему не лежит!
   Севинье. Хочешь, я напомню тебе, какие слова ты мне сказала ночью, а именно – в одиннадцать часов три минуты?
   Антуанетта (шокирована). Ты смотрел на часы?
   Севинье. Это было – потом.
   Антуанетта. Ну и пусть! Все равно, с тех пор, как ты допросил эту девушку, ты сам не свой, даже когда смеешься.
   Севинье (притворяясь встревоженным). Я сам не свой, даже когда смеюсь? (Кричит.) Но это ужасно!
   Антуанетта. Ты в нее влюбился – или мне кажется?
   Севинье (нарочито ледяным тоном). Немедленно проси прощенья.
   Антуанетта (возмущенно). Я? За что-о?
   Севинье. Во-первых, за мою ногу. Во-вторых, за твой глупый вопрос.
   Антуанетта. Никогда в жизни!
   Севинье. Если не попросишь прощенья – предупреждаю, тебе нечего будет мне сказать в одиннадцать часов три минуты.
   Антуанетта (преувеличенно униженно). Прощенья просим.
   Севинье. А теперь проси у меня прощенья за то, что сразу не попросила прощения!
   Антуанетта. Деспот! Тиран! Покорнейше прошу прощенья! (Целует его.)
   Севинье. Вот так-то лучше.
   Антуанетта (садясь за его письменный стол). Послушай, тебе целый день солнце в глаза, как ты выносишь?
   Севинье (с галантным жестом). Привычка. Часто смотрю на тебя, моя дорогая.
   Антуанетта. Ты чем-то расстроен?
   Севинье. С чего ты взяла? Потому что я сказал тебе комплимент?
   Антуанетта. Ты расстроен, потому что эта девушка невиновна?
   Севинье (у него почти вырывается крик). Да нет, моя родная! Я расстроен, потому что… Да, впрочем, тебе-то что до этого?
   Антуанетта. Ты расстроен из-за того, что знаешь, кто преступник? Да?
   Севинье (решив не отвечать, ласково отталкивает жену, берет трубку и набирает номер из двух цифр). Алло? Это восемьдесят шестой?.. Ты, Ардуэн? Мне в центральной диспетчерской сказали, что на сегодня ты взял разъездную машину. Не сможешь ли мне ее одолжить от четырех до шести? Будь добр, выручи! Моя в гараже. Маслопровод течет… (Возмущенно.) Твое дело! Твое дело! Не более оно срочное, чем мое! (Очень вежливо.) Спасибо, старик! Я в долгу не останусь! (Вешает трубку.)
   Антуанетта. Значит, к шести ты освободишься?
   Севинье. Я потом вернусь сюда регистрировать протоколы.
   Антуанетта. Насколько я понимаю, раньше девяти ты домой не вернешься.
   Севинье (галантно). Нет, и на этот раз я у тебя прошу прощенья.
   Антуанетта. Ты только начал здесь работать, я понимаю, нужно себя зарекомендовать. Я ведь не дура!
   Севинье (напевая). Она не дура, какое счастье!
   Антуанетта. Бесполезно петь, я знаю, в голове у тебя другое!
   Севинье (ласково, но искренне). Оставь меня, пожалуйста!
   Антуанетта. А тот, кто убил, – влиятельный человек? Очень влиятельный?
   Морестан (входя, здоровается). Мадам! Господин следователь! (Снимает и аккуратно вешает пальто и шляпу.)
   Антуанетта. Здравствуйте, мсье Морестан!
   Севинье. Вы пришли раньше!
   Морестан (указывая на свои часы). В зале тоже было ровно четырнадцать часов! Мы, секретари, часто задерживаемся после работы, но чтобы мы приходили раньше – никогда!
   Антуанетта (мужу). У тебя из-за этого будут неприятности, из-за того, что она невиновна?
   Морестан. Еще какие!
   Севинье. Вас кто-нибудь спрашивает?
   Морестан. И хуже всего то, что она все-таки виновна!
   Антуанетта. Как – виновна?
   Севинье (жестко). Морестан!
   Морестан. Извините, господин следователь. Но вы меня просили, что если вы увлечетесь…
   Антуанетта (взрываясь). Я была права, ты в нее влюбился!
   Севинье. Этого еще не хватало!
   Антуанетта. Она тебя прекрасно раскусила! Для чего это она рассказывала, что носит платье на голое тело?
   Севинье. Она невиновна – говорю вам раз и навсегда.
   Антуанетта. Тебе что, жалованье платят за то, чтобы ты разыскивал невиновных?
   Севинье. Дорогая, до вечера!
   Антуанетта. Тогда надо было стать адвокатом!
   Севинье (сухо). До вечера!
   Антуанетта (Морестану). А вы знаете, кого он считает убийцей?
   Морестан (искренне). Нет! Честно говоря, даже не подозреваю!
   Севинье. Господин секретарь, вы уже сообщили мне свое мнение, благодарю вас.
   Короткая пауза.
   Антуанетта (покаянно). Извини, что я вмешиваюсь в твои дела!
   Севинье. Не извиняйся, Антуанетта. Тем более, что мои дела – твои дела. К несчастью для тебя!
   Антуанетта (как эхо). К несчастью?
   Севинье. Иди, родная. К девяти я буду.
   Антуанетта (очень нежно). Мы, наверно, жили бы счастливей, если бы я меньше тебя любила! (Посылает ему воздушный поцелуй и выходит).
   Морестан (недовольно). Вы ей сказали – «к девяти»?
   Севинье. К девяти… Или даже к половине десятого. Потому что после обыска мы еще вернемся сюда.
   Морестан. Должен сообщить вам одну неприятную новость. Мы сегодня фигурируем в утреннем выпуске «Орор». С огромным портретом красавицы «невиновной». (Достает и показывает газету.)
   Севинье. На первой странице?
   Морестан. К счастью, на предпоследней. Но теперь уже существует «дело Остоса».
   Севинье (бросает взгляд на статью и складывает газету). Тем хуже для нас! (Меняя тон.) Послушайте, Морестан, сейчас, когда я попрошу вас ввести свидетеля, – не торопитесь!
   Морестан (удивленно). Как так «не торопитесь»!
   Севинье. Да так. Приведите все в порядок на своем столе, споткнитесь, может быть, обо что-нибудь! Словом – не спешите!
   Стучат.
   Войдите.
   Эли Кардиналь заглядывает в комнату и входит. Это государственный адвокат. Он в мантии. Он молод, полон усердия, искренен и приятен. Далее все происходит очень быстро.
   Кардиналь. Здравствуйте, господин секретарь.
   Морестан. Уважаемый мэтр…
   Кардиналь (представляясь Севинъе). Эли Кардиналь…
   Севинье. А! Мой дорогой мэтр, очень рад, что вы заглянули ко мне до того, как я вызвал вашу подопечную! Вы видели ее?
   Кардиналь. Да, видел вчера в Рокетской тюрьме и сейчас в коридоре.
   Севинье. Расскажите.
   Кардиналь. Она меня очень плохо встретила. Она вообще не хотела никакого адвоката. Я боялся, как бы она мне кости не переломала!
   Севинье. Кости? Все они одинаковы! (Встретив изумленный взгляд Морестана.) Не напрягайтесь, вам все равно не понять!
   Кардиналь. Должен сказать, что бедная девушка в таком состоянии!.. А в Рокетах ведь ужасно. Она три ночи не спала.
   Севинье. Я тоже.
   Кардиналь. И я ее понимаю. Она ведь так бесхитростна. Ей нужен адвокат – виртуоз.
   Севинье. Вы не верите в правосудие.
   Кардиналь (слабо). Нет, верю.
   Севинье. Нужно произносить это с большей убежденностью.
   Кардиналь. Я бы очень хотел, но мои коллеги уверяют, что для вас это дело решенное.
   Севинье (спокойно и четко). А оно – не решенное.
   Короткая пауза.
   Кардиналь (в восторге). Но тогда – прошу прощения! Это меняет все! Мы им покажем, что значит государственный адвокат!
   Севинье. Не впадайте сразу в другую крайность!
   Кардиналь. Разве в крайности дело?
   Севинье. И не предвосхищайте моих выводов. Я не говорю вам, что Жозефа Лантене невиновна, я говорю вам, что не она – убийца!
   Кардиналь. Я чувствую, что вы в этом уверены даже больше, чем я! (Поднимает голову.) И подумать только, что эта дура вас ненавидит.
   Севинье (удивлен). А!.. Морестан, приведите ее.
   Полицейский вводит Жозефу и сам садится в отдалении. За время, проведенное в тюрьме, Жозефа сильно изменилась. Она очень бледна, под глазами круги, глаза от этого кажутся еще больше. Губы белые, и не только потому, что у заключенных отбирают губную помаду. Причесана она кое-как, но, несмотря на это, еще более привлекательна, чем раньше.
   Жозефа (к Севинье, с тревогой и отчаянием). Я знаю, что вы меня ненавидите! Но выпустите меня, выпустите меня из этого ада! Я расскажу вам все, что знаю. Но я невиновна, и я не хочу в тюрьму!
   Севинье (полицейскому). Ваше присутствие необязательно. Подождите в коридоре. (Жозефе.) Садитесь!
   Полицейский по-военному отдает честь и выходит.
   Жозефа (в ярости). Я там подыхаю, а вам хоть бы хны!
   Севинье. Что вы! Успокойтесь! (Ласково.) Садитесь, мадемуазель.
   Жозефа (потрясенно). Мадемуазель! В первый раз ко мне так обращаются!
   Севинье и Кардиналь обмениваются взволнованными взглядами.
   Севинье (недоверчиво). Не может быть.
   Жозефа. На родине меня звали на «ты» и «Жозефа»; в замке на «вы» и «моя милая». Никогда меня не называли «мадемуазель». Спасибо, господин следователь.
   Севинье. Садитесь же.
   Жозефа (покорно садится и мечтательно произносит). Мадемуазель – как красиво! Даже в «Орор» и то меня просто «девушкой» назвали.
   Севинье. Как? Вы видели «Орор»?
   Жозефа. Она даже у меня с собой. (Вынимает газетную страницу из-за пазухи.) Гляньте-ка на этот снимок! Позор да и только!
   Севинье. Как вы достали газету?
   Жозефа (меланхолично). Если он это видел! На предпоследней странице! Вылитая наша соседка, тетка Рагунь. Ей восемьдесят лет.
   Севинье (терпеливо и настойчиво). Как вы достали эту газету?
   Жозефа. В первый день в Рокетах можно достать все что хочешь.
   Севинье. Через служащих?
   Жозефа. Через других заключенных, но сдается мне, что сегодня вечером или завтра… одним словом, вскоре придется так или иначе за это расплачиваться. (Ее передергивает от отвращения.)
   Севинье. Вас очень трудно допрашивать.
   Жозефа. Сегодня – нет. Сегодня я буду вас во всем слушаться. (С глубоким отвращением.) Я не хочу сидеть в тюрьме.
   Севинье. Вот и прекрасно. (Ласково.) Первый вопрос…
   Жозефа (перебивает его). В тот раз здесь был ледник. А сегодня – дышать нечем! (Снимает свое пальто и очень аккуратно вешает на спинку стула.)
   Морестан. Господин следователь, может быть, мне открыть окно?
   Севинье (соглашаясь). Будьте добры. (Жозефе.) Я повторяю: первый вопрос – и единственно важный вопрос – имя вашего любовника?
   Жозефа. Мигель Остос.
   Севинье (раздражаясь). Не стройте из себя дуру! Это, по-вашему, называется – хорошо себя вести? Я вас спрашиваю, кто тот – другой.
   Жозефа молчит.
   Не хотите отвечать?
   Кардиналь. Отвечайте, пожалуйста.
   Жозефа молчит.
   Я вам ведь говорил…
   Севинье (сухо). Простите, мэтр. Разрешите вам напомнить, что во время следствия вы не имеете права выступать от имени вашей клиентки…
   Кардиналь. Но…
   Севинье…и советовать ей!
   Эли Кардиналь взмахивает руками.
   Даже чтобы мне помочь.
   Кардиналь (улыбаясь). О! Разумеется, знаю! Но если бы у меня был секретарь, я бы его послал вместо себя.
   Дверь внезапно распахивается, и на пороге появляется Антуанетта Севинье.
   Антуанетта. Не помешаю?
   Севинье (в ярости). Очень помешаешь.
   Антуанетта, вернувшаяся специально, чтобы посмотреть на Жозефу, настолько внимательно разглядывает ее, что та смущается и натягивает юбку на колени: кажется, это ее единственный стыдливый жест.
   Антуанетта (пристально изучая Жозефу). Я на минутку. Если мы пригласим к себе на ужин прокурора, ты ему объяснишь, что…
   Севинье (обрывая ее). Будь добра, оставь нас!
   Антуанетта (не сводя глаз с Жозефы). Я начинаю кое-что понимать!
   Севинье (стиснув зубы). Прошу тебя сию же минуту уйти.
   Антуанетта (направляясь к дверям). Дорогой мой, мы все это обсудим сегодня вечером дома, когда у тебя мысли никем не будут заняты. Да, Камиль? (Выходит, со всей силы хлопнув дверью.)
   Жозефа. Это ваша жена?
   Севинье. Вы мне не ответили.
   Жозефа (парируя). Вы мне тоже.
   Севинье. Как зовут вашего любовника?
   Жозефа. Конечно, она ваша жена. У вас, у следователей, не бывает любовниц, у вас все – только по закону!
   Севинье. Имя того, кого вы любите!
   Жозефа. Камиль! (Корчится от смеха.)
   Морестан (возмущенно). Господин следователь?
   Севинье (не находя в ситуации ничего смешного). Даю вам слово, что через пять минут я узнаю его.
   Жозефа. Не думаю.
   Пауза.
   Севинье (возвращаясь к досье). Что вы можете сказать о ваших хозяевах?
   Жозефа. О мсье и мадам Боревер?
   Севинье. Да, у вас других не было.
   Жозефа. Они очень добры. Особенно мадам.
   Севинье. Особенно мадам?
   Жозефа. Хотя она очень красивая. И элегантная! И модная! И, несмотря на это, никогда голоса не повысит.
   Севинье. Что она, на самом деле очень хороша?
   Жозефа. О-ля-ля!
   Севинье. Однако инспектору Кола вы сказали: «Она ничего себе. Смотря на чей вкус».
   Жозефа. На мой вкус тоже. А глаза! Мой отец говорил, что они так горят, что можно трубку раскурить!
   Севинье. Да?
   Жозефа. А Мигель однажды сказал хорошую пословицу про ее глаза… Как это… «женские ресницы – то занавес тяжелый, то веер кружевной».
   Севинье. Неужели?
   Жозефа. Мадам – это личность. Даже эта шлюха кухарка говорит про нее, что она экстракласс!..
   Пауза.
   Севинье. А мсье?
   Жозефа. Что – мсье?
   Севинье. Как – что мсье?! Вы что, моего вопроса не понимаете?
   Жозефа. Мсье тоже что надо. Естественно.
   Севинье. Он тоже экстракласс?
   Жозефа. Конечно. (Поправляясь.) Хотя держится так, что к нему не очень подступишься.
   Севинье. Вы пишете, Морестан?
   Морестан. Все пишу, господин следователь. Все!
   Жозефа. Но никогда ни одного замечания. Я даже однажды ему сказала: «Не может быть, мсье, чтобы вы настолько были мною довольны!»
   Севинье. И что он ответил?
   Жозефа (делая вид, что не помнит). Не помню сейчас, что-то в своем духе, как они обычно говорят.
   Короткая пауза.
   Севинье (смотря в бумаги). У вас и Остоса выходные дни были в один и тот же день?
   Жозефа. Нет, у меня был в среду, а у него – в четверг. Кому-то одному надо было оставаться.
   Севинье. С начала вашей связи и примерно в течение года вы каждую среду ходили вечером в кино или на танцы.
   Жозефа. О! Каждую среду!..
   Севинье. Каждую среду. Одна или с подругой, но каждую среду.
   Жозефа (агрессивно). А что, я не имею права, что ли?
   Севинье. В сентябре Мигель Остос уехал в отпуск в Пиренеи. А вы остались в имении.
   Жозефа. Точно.
   Севинье. В октябре все вернулись в Париж. И с тех пор каждую среду вы проводили вечер у себя в комнате.
   Жозефа. О! Каждую среду!..
   Севинье. Каждую среду! Настолько, что даже Остос, несмотря на свою ревность, – я цитирую показания кухарки…
   Жозефа (автоматически). Опять она за свое…
   Севинье (читает). «Остос говорил Жозефе: „Проветрись, дорогая, а то стала как паровая котлета“.
   Жозефа (смеясь). Опять кухонные словечки! Мигель даже не знал, что такие котлеты бывают!
   Долгая пауза.
   Севинье (смотрит на нее, неожиданно Морестану). Введите свидетеля Боревера.
   Жозефа (в смятении). Как? Сюда придет мсье?
   В соответствии с полученными указаниями Морестан приводит в порядок бумаги на столе, делая это с преувеличенным усердием; он оттягивает время.
   Севинье (притворно равнодушно, мимоходом). У вас будет очная ставка. (Погружается в досье.)
   Жозефа (ее смятение растет). Но при чем тут он?
   Севинье. Ну! Что вы возитесь, Морестан!
   Морестан (не торопясь). Сейчас, господин следователь.
   Жозефа (инстинктивно бросается к окну посмотреть на себя, как в зеркало, почти в лихорадке). На кого я похожа! Нос блестит, под глазами круги, надзирательницы у нас отобрали все: и пудру, и помаду… (Как может, поправляет прическу.) Одна забрала даже мой розовенький шарфик, он мне так шел. Боялась, что ли, что я на нем повешусь, дрянь!
   Жозефа (оборачивается и понимает, что все трое мужчин внимательно за ней следили). А!
   Морестан выходит.
   Севинье. Говорил я вам, что не пройдет и пяти минут, как я узнаю его имя!
   Жозефа (не отвечая). Накину пальто. Меньше буду похожа на прислугу.
   Адвокат Кардиналь помогает ей надеть пальто.
   Спасибо. (К Севинье.) Господин следователь, я вас презираю, презираю всей душой. Этого я еще никому никогда не говорила!
   Вихрем врывается Мари Доминик Боревер, несмотря на то, что Морестан пытается ей помешать. Она красива, изысканно одета. Жозефа не преувеличила ее достоинств.
   Мари Доминик. Мы пришли, господин следователь!
   Морестан (пытается ее урезонить). Мадам, я повторяю вам, что вас господин следователь пригласит позднее!
   Мари Доминик. Вы его не так поняли!
   Морестан. Прошу вас, мадам!
   Кардиналь (пользуясь переполохом, говорит своей подзащитной полушепотом). Следователь идет на все, чтобы вам помочь! А вы его оскорбляете!
   Жозефа (удивленно). Вы так считаете?
   Кардиналь. Клянусь вам! Перед вашим приходом он почти мне в этом признался!
   Севинье (бросает взгляд в его сторону). Хм!
   Входит Боревер. Он, как и его жена, очень элегантен, выражается в высшей степени изысканно и даже вычурно. Но в этом нет нарочитости – его поведение естественно. Он породист, флегматичен, пресыщен.
   Мари Доминик. Разумеется, господин следователь, вы будете допрашивать моего мужа в моем присутствии?
   Севинье. Боюсь, что нет, мадам.
   Мари Доминик. Что вы можете ему сказать такого, чего бы я не должна была слышать?
   Севинье (холодно). Мадам, в этом кабинете вопросы задаю я. Приношу вам свои извинения, но прошу вас удалиться.
   Мари Доминик (мужу). Вы слышите, Бенжамен?
   Боревер. Слышу, моя дорогая.
   Мари Доминик. И это вся ваша реакция?
   Боревер. Полагаю, что господин следователь мог бы дать себе труд быть более любезным. Но, вероятно, подобные тонкости представляются ему излишними.
   Жозефа (к Севинье, к которому она, начиная с этого момента, обращается доверительно). Потрясающе, а? Половину не понять из того, что он говорит.
   Севинье (к Мари Доминик). Не волнуйтесь, мадам, я скоро и вас допрошу.
   Мари Доминик (высокомерно). Вы меня допросите?
   Севинье. И могу почти пообещать вам, что ваш муж не будет при этом присутствовать.
   Мари Доминик. Сколько таинственности вокруг пустяка!
   Севинье. Не такого уж пустяка, как вам представляется, мадам.
   Мари Доминик (гневно). И это все из-за вас, Жозефа!
   Жозефа (вяло). Вроде, так.
   Мари Доминик (с горьким упреком). А я, Жозефа, так к вам хорошо относилась!
   Жозефа. Я не виновата в том, в чем меня обвиняют!
   Севинье (нетерпеливо). Морестан, проводите мадам Боревер.
   Мари Доминик. Сколько времени, вы полагаете, мне придется ждать?
   Севинье. Точно не знаю, мадам. Представьте себе, что вы у парикмахера, и кого-то приглашают без очереди.
   Мари Доминик (в ярости). Справедливость! Пустой звук! (Выходит.)
   Боревер. Могу я сесть? Безумно утомлен.
   Севинье. Прошу вас. (Жозефе.) И вас тоже. (Бореверу.) Простите, но вначале – пустые формальности. Ваше имя, фамилия, род занятий?
   Боревер. Боревер, Бенжамен, банкир, улица Фэзандери, сто двенадцать бис.
   Жозефа (не обращая ни на кого внимания, Бореверу, с чувством). Мсье так похудели! Как вы похудели! (В течение всего действия она будет произносить слово «мсье» таким тоном, как будто она говорит «мой любимый».)
   Боревер. Вы тоже неважно выглядите, моя бедная Жозефа.
   Жозефа. Это потому, что в тюрьме у нас отбирают и пудру и помаду.
   Боревер. А я – потому что у меня отобрали виски.
   Жозефа. Мсье, наверно, расстроен! Мсье ведь так любит виски!
   Боревер. Не могу с вами не согласиться, для меня это большое лишение.
   Севинье (до этого очень внимательно за ним наблюдавший) Позвольте напомнить вам, что вы находитесь в кабинете следователя.
   Боревер. Эта подробность не ускользнула от моего внимания.
   Жозефа (Бореверу, указывая на Севинье). Вы увидите. Он хороший. (Делает дружеский жест рукой в сторону Севинье.)
   Севинье (ошеломлен, ищет форму вопроса). Ну, мсье Боревер… не можете ли вы мне рассказать… хм… то есть объяснить?
   Боревер (покровительственно). Не смущайтесь, я человек простой.
   Севинье (разгневанно). Уверен. Вы давно в браке?
   Боревер (неопределенно). Кажется, да.
   Жозефа (уточняя). Два года и два месяца.
   Боревер (удивленно). Всего лишь?
   Севинье (сардонически). Для вас, видно, время долго тянулось.
   Боревер. С Мари Доминик мы дружили с детства. У меня такое ощущение, словно я женился на ней в третьем классе.
   Севинье. Нельзя возлагать большие надежды на детскую дружбу.
   Боревер (бесстрастно). Кто может, пусть возлагает.
   Севинье (внезапно). Знаете ли вы, почему Жозефа Лан-тене начиная с октября месяца каждую среду оставалась вечером в своей комнате?
   Жозефа и Боревер обмениваются взглядами; это замечают все присутствующие.
   Жозефа (кивая на Севинье). Можете все говорить. Господин следователь все понимает.
   Боревер (бросив на Жозефу холодный взгляд). Мы предоставляем нашим служащим полную свободу располагать временем своего еженедельного выходного дня по собственному усмотрению.
   Севинье. Вы не можете выражаться проще?
   Боревер. Хотел бы. Но не умею. (Берет из золотой коробочки пастилку.)
   Жозефа (восхищенно). Мсье всегда должен был повторять свои распоряжения по два-три раза, чтобы мы их поняли!
   Севинье. Проживал ли в особняке на улице Фэзандери еще какой-нибудь мужчина кроме вас и покойного?
   Боревер. Нет. (С иронией.) Этот ответ достаточно прост?
   Севинье. Тем не менее мы убеждены, что у Жозефы был еще один любовник.
   Боревер (с притворным упреком). О! Жозефа!
   Жозефа закрывает лицо руками, чтобы не было видно, как она прыскает от смеха.
   Севинье. И этот любовник – не кто иной, как вы!
   Пауза.
   Боревер. Что прикажете отвечать?
   Севинье. Правду.
   Боревер. Я был бы в отчаянии, если бы моя жена была поставлена об этом в известность.
   Севинье. Надеюсь, что в этом не будет необходимости.
   Боревер (решаясь). Что же! Тогда признаюсь!
   Жозефа (в восторге, Кардиналю). Он сказал! Он сказал! Спасибо, мсье.
   Севинье. Записали, Морестан?
   Морестан. Даже подчеркнул, господин следователь!
   Севинье. Где и когда это началось?
   Боревер (решив, что после признания надо говорить откровенно). Началось в имении, в Отриве, в сентябре прошлого года.
   Севинье. Очень интересно.
   Жозефа (весело). Спасибо, господин следователь.
   Боревер. Не будем преувеличивать. В сентябре в Отриве смертельная тоска. Мари Доминик – моя жена – как амазонка скачет по долам и весям в сопровождении моего друга мсье д'Азерга.