Ашар Марсель. Дура

Марсель Ашар
Дура
комедия в 3-х действиях

   Посвящается Жоржу Сименону

   Дайте коня тому, кто говорит правду, чтобы он мог поскорее скрыться

Персидская пословица

 

Действующие лица:

 

   Камилл Севинье – следователь
   Жюльен Mорестан – присяжный секретарь
   Антуанетта Севинье
   Эдуард Лабланш
   Жозефа Лантене
   Мэтр Эли Кардиналь – адвокат
   Мари Доминик Боревер
   Бенжамен Боревер
   Марио – полицейский

 

Декорация

 

   Кабинет следователя в Париже. Обстановка потрепанная, но живописная.
   В глубине комнаты – дверь в коридор. Когда она открывается, видно скамью, на которой ожидают обвиняемые или свидетели.
   Два довольно больших письменных стола стоят друг против друга. На них горы бумаг.
   Слева – стол следователя, справа – присяжного секретаря, сзади его стола – окно. Свет падает на стол следователя и стоящий перед ним стул, на который садятся допрашиваемые.
   Сзади стола следователя – столик с огромными ампирными часами в виде богини правосудия, однако стрелок на них нет.
   В разных местах стоят набитые документами шкафы. На стенах – рекламные афиши бюро путешествий; на одной из них изображена религиозная процессия на святой неделе с кающимися в черных и красных капюшонах.
   Действие происходит в солнечный холодный день в декабре 1958 года. Примерно три часа дня.

АКТ ПЕРВЫЙ

   Следователю Севинье тридцать четыре года, но он выглядит моложе. Он молод в лучшем смысле этого слова, энергичен, подвижен. Его улыбка полна тепла, юмора, искренней веселости. Это человек, любящий жизнь и делающий карьеру, но относящийся к своей профессии с полной ответственностью. Присяжный секретарь Морестан того же возраста, но это – чиновник. Он уже утратил энтузиазм и порывистость, придающие обаяние Севинье. Следователь и секретарь сидят в кабинете довольно далеко друг от друга. Это заставляет их несколько повышать голос в разговоре, как это делают плохо слышащие люди.
   Севинье. Однако после допроса…
   Морестан (категорично). Это его сестра…
   Севинье. А-а!
   Морестан. Заметьте, муж отрицает…
   Севинье. Но в то же время ребенок…
   Морестан. Ребенок, конечно…
   Севинье (торжествуя). Тогда что же?
   Морестан. И все же – нет.
   Севинье. Как – нет?
   Морестан. Потому что это было четырнадцатого июля.
   Севинье. И что?
   Морестан. Четырнадцатого июля он залепил пощечину своей бабушке.
   Севинье. Это ничего не доказывает.
   Морестан. Он же ее ударил в Шатийоне!
   Севинье. Неужели?! (Это его любимое выражение, он произносит его с разными интонациями: недоуменно, утвердительно, вопросительно – смотря по ситуации.)
   Морестан. Да разве дело только в этом?
   Севинье. А в чем же еще?
   Морестан. Э-э, так было бы слишком просто.
   Севинье. Ну, не скажите.
   Морестан. Господин следователь, а как насчет сапожника?
   Севинье. В каком смысле?
   Морестан. Он – ключ ко всему.
   Севинье. Почему вы так думаете?
   Морестан. Инспектор Кола звонил.
   Севинье (живо). Либеркранцу?
   Морестан. Нет.
   Севинье. Оштеттеру?
   Морестан. И не ему.
   Севинье. Виньетту?
   Морестан. Тоже нет.
   Севинье. Бретонье?
   Морестан. Тем более нет. Почему вы меня просто не спросите, не встречался ли он с Брокето?
   Севинье (взволнованно). Как? Он видел Брокето?
   Морестан. Нет.
   Севинье. Ну, я пас.
   Морестан. Он сначала позврнил ему, а затем встретился с Обертеном, который видел Брокето.
   Севинье. И что он?
   Морестан. Отрицает.
   Севинье. И этот тоже!
   Морестан. Все отрицают. Кроме Шариньона.
   Севинье. Молодец Шариньон!
   Морестан. Да, только ему верить нельзя.
   Севинье. Разумеется. Человек признается, когда его об этом не спрашивают!
   Морестан (иронично). Как это неестественно!
   Пауза.
   Севинье. Мне это дело кажется довольно запутанным!
   Морестан. Господин следователь, все дела – запутанные, вы это знаете не хуже других! Даже такое мелкое, как это.
   Севинье. Если бы его жена хотя бы спала с другим! Это бы многое объяснило.
   Морестан (с энтузиазмом). Так она и спит! Да еще как спит!
   Севинье. А как остальные – считают, что он в курсе?
   Морестан. Вы понимаете…
   Севинье. В курсе или не в курсе?
   Морестан. Он сам не знает, в курсе ли он!
   Севинье. А ребенок? Что говорят, он от него или нет?
   Морестан. Стали говорить, что от него, только после того, как он съездил по физиономии своей бабушке.
   Пауза.
   Севинье. Мне кажется, мы с вами отлично сработаемся.
   Морестан (тепло). Я так себе сразу и сказал.
   Севинье. Знаете, если вы увидите, что я отвлекаюсь или выхожу из себя…
   Морестан. Будьте спокойны, господин следователь. Можете на меня положиться. Вдвоем меньше риска что-то упустить.
   Севинье. Слава богу, не все дела такие, как дело Шариньона. Например, дело на улице Фэзандери, – ясно, как божий день!
   Морестан. Как божий день!
   Открывается дверь. Входит Антуанетта, жена Севинье. Это молодая женщина, очень хорошенькая и веселая. В руках у нее большой букет цветов.
   Антуанетта. Добрый день!
   Севинье. Здравствуй, дорогая. Ты знакома с господином Морестаном, моим секретарем?
   Антуанетта (очень любезным, светским тоном). Мы, кажется, вчера виделись.
   Морестан. Здравствуйте, мадам.
   Севинье. Тебе придется отвыкать входить в мой кабинет как к себе домой. То, что здесь происходит, – очень серьезно. И важно.
   Антуанетта. Прекрасно! Согласна!
   Севинье. Что ты собираешься делать с этими цветами?
   Антуанетта. Поставить в вазу. Кабинет ужасно мрачный.
   Севинье. Кабинет следователя – не банкетный зал. Будь добра, унеси этот букет.
   Антуанетта (указывая на рамку с фотографией на столе, к Севинье). И моя фотография останется без цветов?
   Севинье. Извини, да.
   Антуанетта (поднимая воротник пальто). Здесь можно окоченеть от холода!
   Севинье. Кому ты это говоришь!
   Морестан. Я советовал господину следователю ходить из угла в угол, чтобы согреться. Очень помогает. А на некоторых обвиняемых, кроме того, и производит впечатление.
   Антуанетта (ледяным тоном). А-а-а…
   Короткая пауза. Некоторое замешательство.
   Морестан. Мне кажется, я должен пойти поискать у кого-нибудь досье Шариньона. Что вы на это скажете?
   Севинье. Мне кажется, мы с вами отлично сработаемся.
   Морестан выходит.
   Антуанетта (презрительно оглядывая кабинет). И ты думаешь, что с таким кабинетом можно добиться успеха?
   Севинье. Я рассчитываю не только на кабинет. Но признаюсь – здесь ужасно.
   Антуанетта. О-ля-ля… И другого лифта нет?
   Севинье (с жестом бессилия). Нет.
   Антуанетта. Весело! Семнадцать человек было в очереди внизу. Я поднималась вместе с убийцей с Бургундской улицы.
   Севинье. Не может быть! Для подследственных особый лифт.
   Антуанетта. Во всяком случае – был похож. Страх божий. Нечто среднее между Квазимодо и Франкенштейном. Все в лифте были в ужасе.
   Севинье. Бедная Антуанетточка!
   Антуанетта. Он меня спросил, не для него ли эти цветы.
   Севинье. Я тебе повторяю – цветы здесь неуместны.
   Антуанетта. Я их отнесу твоей матери.
   Севинье. Она решит, что дни ее сочтены.
   Антуанетта. Я ей скажу, что мне их позавчера подарили, и у меня их слишком много.
   Севинье (саркастически). Как ты балуешь мою мамочку!
   Антуанетта (снова оглядываясь). Как вспомню твой уютный кабинетик в Версале!..
   Севинье. Но мы в Париже, понимаешь? В Париже! И мне только тридцать четыре года!
   Антуанетта. Скажи, любимый, ты пробьешься?
   Севинье. Надеюсь.
   Антуанетта. Не забывай, что в твоем возрасте будущее – вот оно, начинается сейчас!
   Севинье. Не забываю.
   Антуанетта. Думай о твоей матери, у которой ты один.
   Севинье. Думаю.
   Антуанетта. Думай о моих престарелых родителях, они еще больше нуждаются в поддержке, чем твоя мать.
   Севинье. Я только о них и думаю.
   Антуанетта. Как ты с прокурором?
   Севинье. В очень хороших отношениях.
   Антуанетта. Я говорю о генеральном прокуроре.
   Севинье. Я тоже.
   Антуанетта. Будь с ним полюбезнее.
   Севинье {его забавляет разговор). Слушаюсь!
   Антуанетта, Не противоречь. Делай все, что он тебе скажет.
   Севинье. Обещаю!
   Антуанетта. Разумеется, ничего незаконного он у тебя не потребует.
   Севинье. Разумеется, свобода выбора предполагает необходимость быть на стороне правосудия.
   Антуанетта. Не дурачься!
   Севинье (обиженно). Я со всей серьезностью!
   Телефонный звонок.
   (В трубку, холодно.) Алло! Севинье слушает. (Внезапно очень любезно.) Да, господин прокурор!
   Антуанетта. Будь любезнее, ради меня!
   Севинье (еще более любезно). Разумеется, господин прокурор!
   Антуанетта. Отлично!
   Севинье. Конечно, господин прокурор!
   Антуанетта. Превосходно! Так и продолжай!
   Севинье. Я буду очень рад, господин прокурор. Для меня это большая честь. (Вешает трубку.)
   Антуанетта. Знаю. Это был прокурор. Что он сказал?
   Севинье. Пригласил нас на ужин в субботу.
   Антуанетта (восхищенно). Нас пригласил к себе генеральный прокурор?
   Севинье. Не генеральный, а районный.
   Антуанетта (разочарованно). Тоже неплохо.
   Севинье (озабоченно). Как неприятно. Я обещал Рошфору.
   Антуанетта. Ты согласился или нет?
   Севинье. Рошфор – старый друг, и я его очень люблю.
   Антуанетта. Так ты согласился, да или нет?
   Севинье. Он уедет в Альби, и раньше чем через полгода мы не увидимся.
   Антуанетта. Неужели ты станешь выбирать между парижским прокурором и провинциальным следователем?
   Севинье. Нет, это некрасиво!
   Антуанетта (передразнивая мужа). «Свобода выбора предполагает необходимость быть на стороне правосудия».
   Севинье. Сама звони Рошфору.
   Антуанетта. Храбрости не хватает?
   Севинье. Мне неприятно его огорчать. А тебе – все равно.
   Антуанетта. Абсолютно!.. Когда ты думаешь освободиться сегодня вечером?
   Севинье. Не знаю, дорогая. Надеюсь, часам к восьми… Надеюсь.
   Антуанетта (искренне и нежно). Как долго! Я так без тебя скучаю!
   Севинье (тронут). Женушка моя! (Обнимает ее.) Знаешь, до встречи с тобой я не знал, что такое любовь!
   Антуанетта. Я тоже не знала. (Весело.) Но примерно так ее представляла!
   Севинье. Любимая!
   Антуанетта. Поцелуй меня!
   Севинье. Тогда за дверью. Если кто и войдет, нас не увидят.
   Антуанетта (мужу, собирающемуся ее поцеловать). Ты пробьешься? Станешь знаменитым следователем? Переберешься на другой этаж?
   Севинье (почти яростно). А ты думаешь, что мне не надоело наше прозябание, наш дом без лифта, наша машина, которая разваливается на ходу, твоя шубка – имитация из искусственного меха, думаешь – нет?
   Антуанетта. Не нервничай, все не так страшно.
   Севинье. Как вспомню об этом кретине Пароди, который стал генеральным прокурором!
   Антуанетта. Да, но как он спину гнул!
   Севинье. Что касается спины, то я согнусь в три погибели! Побью все рекорды по лизанию башмаков!
   Антуанетта. Какой у тебя страшный взгляд!
   Севинье. Я на все пойду, понимаешь! На все, только бы выбраться из этой серости.
   Антуанетта. Даже на что-то плохое?
   Севинье (не отвечая). Не приставай. Сейчас дело не в этом.
   Они целуются, довольно долго. В дверь стучат. Севинье и его жена отскакивают друг от друга.
   Войдите!
   Морестан (входя). Досье нигде нет. Наверно, у нас затерялось.
   Севинье (полный достоинства). Что это за манеры, Морестан? Вы теперь стучите, перед тем как войти?
   Морестан. Но, господин следователь…
   Севинье. Этот кабинет – также и ваш кабинет. И знайте, мне нечего скрывать.
   Морестан (улыбаясь, показывает на губы Севинье, испачканные в помаде). Вы поранились?
   Антуанетта (смеется). О, у вас есть чувство юмора!
   Севинье (вытирает губы, достав платок из верхнего кармана; Антуанетте). Без двадцати четыре! Я постараюсь не задержаться.
   Антуанетта (искренне и ласково). Когда бы ты ни пришел, мне всегда кажется, что ты задержался, любовь моя! (Посылает ему воздушный поцелуй и выходит.)
   Морестан. У вас очаровательная жена!
   Севинье (закуривая сигарету). Спасибо!
   Морестан. Надеюсь, она будет навещать вас время от времени?
   Севинье. Я передам ей ваше пожелание.
   Оба смеются. Стук в дверь.
   Войдите.
   Входит Лабланш. Он товарищ районного прокурора. По рангу он не выше Севинье, но следователь хочет понравиться всем, в том числе и Лабланшу. Лабланш еще молод, красив, изысканно элегантен, но в нем есть что-то властное и неприятное.
   Морестан (поспешно привставая). Господин Лабланш…
   Лабланш (протягивая руку). Разрешите представиться – Лабланш.
   Севинье (тоже вставая). О! Очень рад! Сигарету?
   Лабланш (холодно). Нет, спасибо.
   Севинье. Ничего, мы не на допросе.
   Лабланш (фальшиво добродушно). И правда, я думаю, вы не допрашивали эту очаровательную посетительницу, которая вышла от вас с букетом в руках.
   Севинье (с безразличным видом, на самом деле он очень горд). Это моя жена.
   Лабланш. А! А! Поздравляю!
   Севинье. Она заходила посмотреть, как я устроился.
   Лабланш. Надеюсь познакомиться с ней в субботу. Я тоже ужинаю у прокурора.
   Севинье. Очень рад слышать. (Жестом приглашает его сесть.)
   Лабланш (садясь). Но я зашел не только поздороваться.
   Севинье (внезапно становясь внимательным). Я вас слушаю.
   Лабланш. Вы приступаете к допросам по делу об убийстве на улице Фэзандери?
   Севинье. Я вызвал первых свидетелей к четырем часам.
   Лабланш (резко и категорично). Это мелкое дело, не представляющее никакого интереса.
   Севинье. Это мой дебют!
   Лабланш (невесело улыбаясь). Дешевый ширпотреб, простите за сравнение.
   Севинье (живо, смеясь). Ну, вечерний туалет от Кристиана Диора мне пока не по карману.
   Лабланш. Девушку нашли раздетой, в обмороке, рядом с ее любовником.
   Севинье. Более того – она еще держала в руке револьвер, из которого его застрелила.
   Лабланш (с притворным сочувствием). Правда, она была в обмороке…
   Севинье (с сарказмом). Стреляет в любовника, а падает без чувств сама.
   Лабланш. Ее рассказ шит белыми нитками. «Убийца» – она даже не может сказать, мужчина это или женщина, словом, таинственная тень, – открывает дверь, стреляет и исчезает, не оставляя никаких следов!
   Севинье (тем же саркастическим тоном). Так похоже на правду!
   Лабланш. Я не понимаю, почему эту девицу сразу не арестовали.
   Севинье. Две-три детали не совпадают. Но я сейчас ее допрошу, и через час она уже будет за решеткой.
   Лабланш. Обычное преступление на почве ревности – ничего особенного.
   Севинье. Ничего особенного.
   Лабланш. Нам повезло, что в газетах было всего три строчки. Мы раздувать не будем.
   Севинье (без уверенности в голосе). Да и незачем.
   Лабланш. Сама она, наверно, из тех, кто спит с кем попало, а говорит, что работает горничной.
   Севинье. Она на самом деле горничная.
   Лабланш. А он – шофер, посыльный, камердинер, словом, «пойди туда – не знаю куда». (С нажимом.) Да к тому же даже не француз!
   Севинье. Даже не француз!
   Лабланш. Приговорен к смерти в Испании, ранен шальной пулей в конце войны, дрался на ножах с соотечественником, после чего лежал в больнице, – ничего интересного!
   Севинье. У вас большие запросы.
   Лабланш. Я хочу сказать, все к тому шло.
   Севинье. Словом, судебно-медицинское вскрытие – единственное, что ему светило в будущем.
   Морестан смеется. Лабланш смотрит на него. Тот замолкает.
   Лабланш (к Севинье). Проведите нам это дело аккуратно.
   Севинье. Аккуратно.
   Лабланш. Виновна она.
   Севинье. Мне кажется, да.
   Лабланш (подчеркивая). Она, без сомнения, виновна.
   Севинье. У меня такое впечатление.
   Лабланш. Она не может не быть виновной.
   Севинье. Я понял.
   Лабланш. Господин прокурор очень заинтересован, чтобы вы покончили с этим делом как можно скорее. Правосудие стоит денег. Мы не имеем права швыряться деньгами налогоплательщиков. (Встает.)
   Севинье. В самом деле.
   Лабланш. Впрочем, у вас есть и другая веская причина скорей поставить точку.
   Севинье. Да? Какая же?
   Лабланш. Они оба, и он и она, служили у Бореверов.
   Севинье (неопределенный жест). Не вижу связи.
   Лабланш. Вы не знаете Бореверов? Улица Фэзандери?
   Севинье. Извините меня, я здесь новичок!
   Лабланш. Банк Боревер. Миллионы! Сливки общества.
   Морестан (с восхищением). Его жена – дочь Сен-Мора де Пиньероль!
   Севинье. Неужели?
   Лабланш. Трагедия произошла в их особняке, в комнатах для прислуги. Люди их' круга совсем не заинтересованы в такого рода популярности. И тем более они не хотят, чтобы их имена склонялись на страницах газет.
   Севинье. Неужели!
   Лабланш. И господин прокурор тоже этого не хочет!
   Севинье. Понял. Хорошо.
   Лабланш. И многие влиятельные лица это мнение разделяют.
   Севинье. На основании сведений из переданного мне досье, мне кажется, это всеобщее желание легко удовлетворить.
   Лабланш. Тем лучше!
   Севинье (шутливо). Могу представить себя на месте Боревера: у меня тоже есть прислуга.
   Лабланш. Кажется, она не сознаётся. Но они никогда не сознаются.
   Севинье. Кроме Шариньона.
   Лабланш (выходя и не слыша слов Севинье). Постарайтесь добиться признания. Она, кажется, дура, и это будет несложно.
   Севинье. Вероятно, да!
   Лабланш (на пороге). Полиции всегда легко иметь дело с такой явной преступницей, как эта девка. И для правосудия тоже удобно, потому что нехлопотно.
   Севинье. Очень удобно.
   Лабланш (притворно смеясь). Пожалуйста, не напоминайте мне о делах, когда должна решать наша совесть!
   Севинье. Это дело ясно как божий день!
   Лабланш (пожимая ему руку). Севинье, вы умный человек и смотрите в корень. Вы хладнокровны и с воображением. Далеко пойдете.
   Севинье. Очень надеюсь. До субботы.
   Лабланш. До субботы.
   Морестан. До свидания, господин Лабланш!
   Лабланш не обращает внимания на его слова и выходит.
   Севинье. Очень элегантен! Мне говорили, что он высокомерен, но я совсем этого не нахожу.
   Морестан (уклоняясь от ответа). Скоро четыре!
   Севинье. Увы!
   Морестан (с симпатией). Вы не очень волнуетесь, господин следователь?
   Севинье. Я и не таких раскалывал. Сила следователя – в спокойствии.
   Морестан. Так считается!
   Севинье. Вот я – начинаю думать о ней только сейчас. А она уже три дня с утра до вечера думает лишь обо мне.
   Морестан (шутя). Счастливчик! (Взгляд Севинье его останавливает.) О! Простите!
   Севинье. Я не шучу. Она придет нервная, напряженная, не способная к сопротивлению. С заранее приготовленными ответами на разнообразные вопросы, которые я ей как раз и… не задам!
   Морестан. Ну, в добрый час!
   Севинье. Но учтите! Главное – ее запугать. Для этого нужно ее как следует помариновать. Когда придет, сделаем вид, что работаем, как будто ее здесь и нет. В начале допроса я дам ей выговориться. Буду слушать, как хороший друг. Задавать вопросы по-товарищески, разговаривать с ней, как отец. И вдруг, когда она меньше всего будет ожидать я наброшу на нее петлю.
   Морестан (искренне, мечтательно). Да, это потрясающие моменты. Когда их припирают к стенке.
   Севинье. У меня свой метод, не удивляйтесь. Прежде чем выстрелить в мишень, я изучаю ее со всех сторон.
   Морестан. Да?
   Севинье. Факты потом, сначала люди.
   Морестан. Однако факты…
   Севинье. Факты – как мешки. Пустые, они просто бесформенные тряпки. Их надо туго набить мотивами и чувствами, их породившими.
   Морестан (скептически). И только потом завязывать.
   Севинье. Что собой представляет эта девушка? Что ею двигало? Какие чувства? Вначале я должен с ней познакомиться.
   Морестан. Ваш предшественник…
   Севинье. Мой предшественник, возможно, имел свой метод. А у меня – свой. Через час я ее расколю.
   Морестан. Но…
   Севинье. Введите ее. (Садится за свой письменный стол и делает вид, что пишет.)
   Морестан открывает дверь. За ней мы видим Жозефу Л ант е н е, сидящую на скамье под охраной полицейского. По знаку секретаря Жозефа входит. Несмотря на свое простое происхождение, она удивительно хороша и изящна. В ее низком, хрипловатом голосе нет и намека на вульгарность. Держится она абсолютно бесхитростно, но ее предельная искренность и простодушие ставят в тупик больше чем любые уловки. Она невероятно привлекательна, хотя не прилагает к этому никаких усилий. Впрочем, платье на ней достаточно короткое.
   Морестан (садится за свой стол, смотря в бумаги). Садитесь. (Указывает на стул, стоящий посреди комнаты.) Длинная пауза. Время от времени Морестан исподтишка бросает на нее взгляд. Севинье поглощен рассматриванием документов. Жозефа без всякого выражения смотрит прямо перед собой, обстановка не произвела на нее никакого впечатления.
   Жозефа (видя, что пауза затягивается). Здесь можно курить?
   Морестан (сухо). Нет.
   Снова длинная пауза, которую, кажется, невозможно выдержать.
   Жозефа (теряя терпение). Будете допрашивать меня сейчас или подождете до завтра?
   Мужчины не реагируют. Снова пауза.
   Вы знаете анекдот про еврейку и зонтик? (На этот раз она добивается того, что вызывает у них разгневанные взгляды.) А! Понимаю. Ждем следователя.
   Севинье. Я – следователь.
   Жозефа (разочарованно). Никогда бы не сказала.
   Севинье (едко). Почему?
   Жозефа (с опаской). Не знаю.
   Севинье пожимает плечами. Спокойствие, которым он надеялся подавить Жозефу, покидает его. Не она, а он начинает нервничать. Он хватает телефонную трубку и набирает номер.
   Должна вам сказать, что за эти три дня у меня не было и минутки, чтобы подумать, каким вы должны быть, – вообще, подумать о вас. (Изучающе разглядывает его.)
   Севинье переглядывается с Морестаном: Жозефа опровергла его расчеты.
   Севинье (в трубку). Алло? Леспар? В газетах ничего нет?.. Неужели?.. А о деле на улице Фэзандери тоже нет? (Возмущенно.) Как так «топчусь на месте»? Шутите с кем-нибудь другим, мне не смешно. (Бросает трубку.)
   Жозефа. Непокладистый у вас характер.
   Севинье. Не вам меня судить.
   Жозефа (смеясь). Наоборот!
   Севинье (строго). Ваше имя?
   Жозефа. Жозефа Лантене.
   Севинье. Родилась?..
   Жозефа, Да.
   Севинье. Не притворяйтесь глупее, чем вы есть на самом деле. Родилась где?..
   Жозефа. В Эсполетте, департамент Дром.
   Севинье. Возраст?
   Жозефа. Двадцать четыре года. Но, вообще, я на них не выгляжу. Разве что здесь.
   Севинье. Профессия?
   Жозефа. Горничная. Между прочим, у вас здесь плохо убрано!
   Севинье (саркастически). Вы находите?
   Жозефа. Вам бы меня пригласить сюда на денек.
   Севинье (заглядывая в досье – он будет по необходимости неоднократно заглядывать в него до конца допроса). Ваши хозяева отмечали ваше трудолюбие.
   Жозефа. Лень – это для очень, очень богатых. Или уж. для очень, очень бедных…
   Севинье. Смотрите! Какая глубина мысли!
   Жозефа…я люблю чистоту, люблю готовить! А вот шить не люблю, хотите верьте, хотите нет!
   Севинье. Очень интересно!
   Жозефа. Я считаю это, попросту говоря, пустой тратой времени. Зачем подшивать, когда можно английскими булавками подколоть!
   Севинье. Вы всегда работали только горничной?
   Жозефа. Нет. Мой отец – виноградарь. В Эсполетте, департамент Дром. Я с ним вместе работала, на наших виноградниках. Они в двух километрах от замка мсье и мадам Боревер.
   Севинье. Вы там познакомились с убитым?
   Жозефа. Мигель был у них шофером. Понятно, мы познакомились.
   Севинье (быстро, чтобы переменить тему). Ваши родители живы? Мне кажется…
   Жозефа. Матери у меня не было. Это, конечно, всем странно. Обычно ведь не бывает отцов.
   Севинье. Объясните подробней.
   Жозефа. Она сбежала с каким-то железнодорожником. Как только меня выродила.
   Севинье. Надо говорить: «родила».
   Жозефа (послушно). Как только меня родила.
   Севинье. А ваш отец?
   Жозефа. Я его очень люблю. Не вижусь с ним, но люблю. Мы похожи как две капли воды.
   Севинье. Неужели?
   Жозефа. Он бы вам ужас как понравился! А как он мною гордится! Гарсонам в кафе всегда меня расхваливал.
   Севинье. Мы отвлеклись.
   Жозефа. Правда, когда ему рассказали, что у меня с Мигелем что-то есть, он прислал телеграмму: «Не кажись мне на глаза. И я все тебе прошу».
   Морестан и Севинье подавляют смех.
   Севинье. Хм! Хм!
   Жозефа. Он чудак, мой отец! Но когда до меня дошло, что он послал телеграмму! Те-ле-грам-му! Отец! Я поняла, что уже ничего не наладишь.
   Севинье. Вы могли бы ему передать через друзей…
   Жозефа. У меня нет там друзей. Никогда я не могла выучить местное наречие, язык сломаешь.
   Севинье (притворно добродушно). А у вас с Мигелем что-нибудь было?
   Жозефа. Глупый вопрос!
   Севинье. Отвечайте.
   Жозефа. Меня застали рядом с ним совсем без ничего: зачем бы женщина лежала раздетой в постели с мужчиной, если он ей не нравится.
   Севинье. Неужели.