– Оттуда вы легко улетите в Аргунское ущелье, – уверяла девочка. – Если погода хорошая, в день летают по три-четыре вертолета. И ни одного ублюдка из пресс-центра на поле.
   После завтрака мы быстро собрали вещи, купили пива и взяли такси до Владикавказа. Таксист-осетин выбрал самую длинную дорогу – через территорию Осетии. Есть совсем короткий путь – через Ингушетию. Но ни один сумасшедший не рискнет ехать этой дорогой. Всегда есть опасность. Либо ограбят и убьют, либо возьмут в плен и потребуют выкуп (еще неизвестно, что хуже!). Ни для кого не секрет, что Ингушетия имеет самые дружеские связи с бандитами из Чечни.
   Мы ехали несколько часов, пили пиво и валяли дурака. Ужасно люблю эту легкость в передвижениях! Когда меняешь города и гостиницы, как перчатки. И не знаешь, где будешь спать следующей ночью. И с кем. Придумал маршрут и тут же выехал. И в сущности, плевать куда, лишь бы двигаться!

ВЛАДИКАВКАЗ

   Во Владикавказ мы въехали, когда уже собрался Вечер. Мы выпили несколько бутылок пива по до-Роге и теперь просто умирали от желания сходить в туалет. Но в городе это сделать было невозможно. "Где эта чертова гостиница? – ныла я. – Везите быстрее, а то я вам уделаю всю машину". Мне казалось, еще чуть-чуть, и мой мочевой пузырь лопнет.
   В гостиницу мы ворвались, едва не снеся швейцара по пути.
   – Где тут туалет? – заорали мы разом у стойки администратора.
   – На втором этаже, – сказала ошеломленная* женщина.
   Мы швырнули сумки и понеслись вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек.
   – Боже мой! Что же это такое? – удивленно сказала нам вслед женщина администратор.
   Надо было видеть, с каким блаженным, расслабленным и степенным видом мы вышли через некоторое время из туалета. Мир казался превосходным. Мы сняли комнаты и решили принять душ и сходить в хороший ресторан как белые люди.
   В номерах стоял адский сырой холод. Гостиница, попросту не отапливалась. Я набралась мужества, разделась и встала под тепловатый душ. Потом вышла из ванны и долго растирала себя тонким шершавым полотенцем, и шлепала ладонями по телу, размахивала руками, чтобы усилить кровообращение. Потом одела серую кофточку с люрексом и кожаные штаны, с которых смыла чеченскую грязь в раковине под струей воды. Отличная вещь, эти кожаные штаны, протер тряпкой, и дело с концом.
   Немного косметики на лицо. Ребята не любят, когда я сильно накрашена. Они вечно выговаривают мне за слишком яркий макияж, за вульгарный вкус, за любовь к кокетству, за вызывающий запах духов и пристрастие к попсовой музыке. Они такие тонкие, деликатные натуры…Тьфу!
   Аж противно!
   Мы вышли из гостиницы в чудесный вечер, светлый, как голубой хрусталь. В небе уже высыпали яркие, пышные звезды. Совсем недалеко в свете редких фонарей красовался великолепный старинный собор, не помню, как называется. Мы перешли через реку Терек по обледеневшему мосту. Я держалась за Олега, чтобы не упасть.
   – Отличный мост, – сказала я. – Страшно романтичный.
   – Еще бы! – отозвался Витя. – Меня тут в прошлый приезд грабанули. Прямо на мосту. Нос разбили, стукнули по башке и кошелек отобрали.
   – Хороший город, – развил тему Олег. – Старинный, с богатой историей. Все любят спрашивать, сколько времени, хотя у всех на руках часы. Это у них такой способ завязать беседу. Подходят к тебе такие жуткие типы и мрачно так, с угрозой говорят: "Сколько времени?" Надо отвечать: "Иди на хуй!" И они сразу отстают.
   На той стороне Терека мы нашли отличный ресторан, где поужинали честь честью.
   Там было дико холодно, и дыхание паром выходило изо рта. Гости ели, не раздеваясь. Но кормили превосходно.
   Мы заказали много местной водки – дешевой и такой крепкой, что слона повалит с ног. И еще мы Взяли огромную миску салата – настоящие мясис-ТЬ1е помидоры и огурцы, не такие, как в Москве зимой, безвкусные и водянистые, – и зелень, пахнущую летом, и хорошо зажаренную в масле рыбу с Правами, и соленья, шашлык, жареный сыр За соседним столом ужинала какая-то иностранная делегация. Ресторан оказался популярным местом.
   – План у нас такой, – заявил за ужином Олег. -. Завтра мы с Витей работаем, пишем статьи и отправляем фотографии по Интернету. Тебе придется нас подождать.
   Поедем в ущелье через день.
   – А мне что делать? – с тоской спросила я.
   – Не мешать нам работать. Пить, есть, спать.
   В тот вечер я в точности выполнила этот план. Наелась, как свинья, выпила полбутылки водки, легла в постель, чистая, сытая, пьяная, и проспала до утра, как колода, под тремя шерстяными одеялами.
   Проснулась по своему обыкновению рано, в восемь утра. Умылась, накрасилась, спустилась вниз позавтракать, а потом пошла к ребятам. "Надо их разбудить, чтобы они пораньше взялись за работу", – думала я.
   Я минут двадцать барабанила в дверь кулаками, потом стучала ногой, наконец мне открыл страшно злой Олег. Он впустил меня, прошлепал через всю комнату босыми ногами и снова улегся в постель. В номере стоял тот кислый, застоявшийся запах, какой бывает, когда живут одни мужчины, много курящие и пьющие.
   – А я уже проснулась, – сказала я с оттенком морального превосходства.
   – Вижу, – с ненавистью заметил Олег.
   – У вас воняет как в конюшне.
   Я приоткрыла балконную дверь, чтобы впустить порцию крепкого, морозного воздуха.
   На столе был настоящий свинарник – черствеющий сыр, куски хлеба, грязные стаканы и початая бутылка коньяка. Я нашла чистый стакан, плеснула себе коньяку и медленно, глотками, выпила, ощущая, как приятное тепло разливается в желудке.
   – Теперь понятно, чем вы занимались всю ночь, – удовлетворенно заметила я. – А ну вставайте, гады, работать пора! Я не хочу торчать в этой дыре лишний день.
   – Иди сюда, – сказал Витя, не вставая с постели.
   Я подошла, присела на его кровать и почувствовала такой могучий запах перегара, что меня чуть не снесло на пол. И при этом я сообразила, что у Вити, как это бывает с утра и с похмелья у многих мужчин, мощная эрекция под одеялом. И жерло направлено явно в мою сторону.
   Он смотрел на меня томными глазами, из которых еще не выветрился сон, нежно поглаживал мою руку своими красивыми тонкими пальцами и тянул к себе, чтобы поцеловать.
   – Витя, ты хоть бы жвачку пожевал или яблочко съел. От тебя несет, как из уличного туалета, – сказала я. – Или сходил бы позавтракать, что ли.
   – Пошли со мной.
   – Я свой талончик уже съела. Идите с Олегом вместе.
   – Возьми мой талончик, – сказал Олег.
   – А ты?
   – Вы можете меня убить, но с постели я не встану, – решительно сказал Олег, натягивая одеяло.
   – Ну и черт с тобой!
   Мы с Витей спустились в ресторан и позавтракали, причем я завтракала уже второй раз. Витя взял коньяка, и мы прелестно похмелились. Мой товарищ ужасно много говорил и все больше и больше возбуждался.
   – У меня, – говорил Витя, – есть второе "я", Опасное и непредсказуемое. Когда трезвый, я держу его в карцере, под замком. Но как напьюсь, его уже не остановить. То есть пьяный это уже вовсе не я.
   – А кто же? – удивилась я.
   – Нехороший человек.
   После завтрака мы вместе с нехорошим человеком поднялись в номер, где Олег уже сидел за компьютером с чашкой кофе и сигаретой. Я решительно не знала, куда девать этот день. Налила себе полный стакан коньяку, вышла на балкон и уселась в кресло.
   Был отрадный субботний день, и с балкона открывался чудесный вид. Сквозь солнечные очки я любовалась райским индиго неба и ослепительно белым полуденным блеском далеких снеговых вершин. Из-за плеч этих гор напирало солнце, южное, горное солнце, и на балконе было гораздо теплее, чем в комнате.
   Я свернулась в кресле, как кошка, и сладко жмурилась в блаженной полудреме. От солнца и коньяка меня разморило, и я чувствовала во всем теле томную слабость.
   Витя сел на ручку кресла в опасной близости от меня. Его рука отправилась в путешествие по моему телу: сначала она скользнула под свитер и коснулась груди (а я, признаться, никогда не ношу лифчик, и даже от случайного прикосновения мои соски требовательно напрягаются). Потом пальцы опустились ниже, нащупали маленькое углубление в чаше живота, затрепетали, проявили неслыханное упрямство, когда я попыталась помешать им.
   А дальше мое разрешение уже не требовалось.
   Я вытянула ноги и положила их на пластмассовый столик, стараясь облегчить мужской руке доступ к отверстию меж моих ног. Я закусила губу от чудовищного нетерпения, когда рука замерла на несколько секунд, точно хищник, готовый к прыжку. "Давай же, давай", – мысленно торопила я партнера. И вздох облегчения вырвался у меня, когда мужские пальцы уверенно и нежно скользнули в таинственную, влажную мякоть между ног. В этот момент на балкон вышел Олег.
   – Господи, что это вы тут делаете? – воскликнул он.
   – Не мешай, я сплю, – лениво ответила я. Сквозь солнечные очки я видела выражение его лица и могла поклясться, что он ревнует, но никогда в жизни в этом не сознается.
   Он твердо верит в свою независимость от женщин. "Чтоб ты пропал! – думала я. – Ты помешал мне кончить".
   – Давай я тебе сделаю массаж, – предложил Витя. Глаза у него были совсем безумными.
   Я была на взводе, готовая к любым сумасбродствам и глупостям. Опасно так трогать женщину, тем более такую слишком женщину, как я.
   Я сняла с себя свитер и легла на кровать грудью вниз. Витя пристроился сверху, чтобы делать массаж спины. Его руки, чувствительные, как у музыканта, с нежной силой разминали мои косточки. "Ну, просто Рихтер!" – думала я. Кожа моя горела,
   "е кожа, а сплошные нервные окончания.
   Олег пытался работать за компьютером, но получалось это у него хреново. А я совсем спятила. Мне Хотелось того, чего нельзя. Можно, я буду говорить откровенно до грубости? Я хотела заполучить сразу Двоих и немедленно. Это было грубое, примитивное желание самки, которая вдруг видит рядом с собой сразу двух великолепных самцов.
   Я с наслаждением потянулась, словно пантера, согнала с себя Витю, встала, выпила залпом коньяк из стакана и подошла к Олегу.
   Когда я вспоминаю об этом, я краснею. Я вела себя, как сука в течке. Я терлась об него, прижималась, урча от удовольствия, целовала его в шею. Был бы у меня хвост, я бы его задрала. Но и без хвоста все было ясно. Олег хохотал, делал вид, что печатает на компьютере, говорил: "Ты пьяна". Какие могут быть возражения?
   Конечно, пьяна.
   Потом я села к нему на колени.
   – Ты дашь мне работать, сумасшедшая девка? спросил он.
   – Не дам, – ответила я.
   Я положила ему руки на плечи и смотрела прямо в глаза хищным, требовательным взглядом. Ничего хорошего в этом взгляде не было. Так, одна похоть и алкоголь.
   Я трогала его за ширинку, и он уже не улыбался. Куда девался в этот тревожный момент Витя? Не помню. Кажется, ушел за водкой.
   – Прекрати, – сказал мне Олег. – Ничего не будет.
   – Ах, так! Хорошо, я ухожу и теперь точно упьюсь вусмерть.
   Я разозлилась не на шутку. Грань между тем, когда от выпивки добреют и когда снова впадают в ярость, часто неуловима. Я вышла из комнаты, хлопнув напоследок дверью, и спустилась вниз по лестнице в бар.
   Я села у стойки бара на круглый высокий стул в приятном окружении зеркал и батареи бутылок и заказала себе водки с соком. В баре совсем не было посетителей. Неудивительно. В два часа дня. Я тянула водку через соломинку, ожидая, когда опьянение подарит мне двойника. Так чудесно пить в компании с собственным отражением.
   Когда в глазах стало двоиться, я расплатилась и ушла к себе в комнату. Легла на постель, не раздеваясь, завернулась в одеяло и уснула.
   Разбудил меня стук в дверь. Я села на кровати, не очень хорошо соображая, где же я нахожусь. За окном уже стемнело. Ага. Я во Владикавказе. Стук повторился.
   Я открыла дверь. На пороге стоял Витя, поразительно красивый, с ярко блестящими припадочными глазами, двухдневной щетиной и странной кривой полуулыбкой на лице.
   Вид у него был совершенно невменяемый, какой-то очумелый. Он не вошел, а ввалился в мою комнату так, что мне пришлось посторониться. Иначе бы он меня просто смел.
   Он сел на мою кровать и уставился так, что мне стало нехорошо. Я, конечно, мало что знаю о порядочных женщинах, но, по-моему, на порядочных женщин ТАК не смотрят.
   – Что-то случилось, Витя? – робко спросила я.
   – Скажи мне честно: ты мне дашь сегодня или не дашь?
   – Не дам, – быстро ответила я.
   – А почему?
   – Сейчас не хочу.
   – Тебе что, жалко, что ли?
   – Жалко.
   – Но у меня на тебя стоит.
   – А у меня на тебя нет.
   – Тогда я пойду и найду проститутку.
   – Да пожалуйста!
   Разговор двух идиотов. И все же он попытался завалить меня на кровать, как заваливают зверя на! охоте. Он подмял меня под себя и не давал дышать, закрывая рот поцелуем.
   – Убирайся, ты пьян! – закричала я, вывернувшись из его рук.
   Он ушел, пошатываясь, неуверенный, тонкий, высокий, нездешний. Космический персонаж. Чужой и непонятный. Что в этой безумной голове?
   Я включила телевизор и легла на кровать. Проведу субботу, как добропорядочная домохозяйка. Хватит дурачеств!
   Когда я снова задремала под ворохом одеял, в: дверь снова постучали. На этот раз на пороге оказался Олег.
   – Можно войти? – вежливо спросил он.
   – Ты хоть спрашиваешь, и то приятно.
   – Что ты сделала с Витей?
   – Я? Ты меня обвиняешь? Вот новости! А что он; со мной сделал? И притом, заметь: не я первая начала.
   – Ты знаешь, что он всем показывает свой палец, который побывал в тебе. Он решил больше не мыть руки. Носится с этим пальцем как с писаной торбой.
   Я села на кровать и расхохоталась нелепым смехом.
   – Не может быть! Ты все это придумал.
   – Клянусь тебе!
   – Фантастика! Он мне сказал, что найдет проститутку, если я ему не дам. А я ему не дам, потому что я уже нашла мужчину.
   Я подошла к Олегу и прижалась к нему всем телом.
   – Мужчина – это ты.
   – Вот привалило счастье. Но этого не будет.
   Однако его руки обнимали меня за талию. Покажите мне мужчину, который оттолкнет меня, если я так близко. При условии, конечно, что он правильной ориентации.
   На мне были только тонкие прозрачные колготки и короткий свитер.
   – У тебя хорошие ноги, – сказал Олег.
   – Хорошие? Только-то? Это оскорбление. У меня лучшие ноги на свете. Безупречные во всех отношениях.
   Он смеялся, глядя мне в глаза. Я его развлекала. Тем лучше. Если женщина заставляет мужчину смеяться, значит, он никогда не сможет забыть ее. Это как наркотик. Рассмешите мужчину, и вы останетесь в его сердце. Как кусочек радуги.
   Мы тихонько целовались. Потом легли на кровать. Я чувствовала на себе приятную тяжесть его большого тела. Сказать вам правду? Я изнемогала. Так сильно я его хотела. Необъяснимо. Природа, черт бы ее побрал!
   Я знаю его очень давно, и он не в моем вкусе. И все же…Что со мной происходит?
   Влюбляться я разучилась. Никому не позволю трогать мое сердце, слишком больно потом. Но с этого момента он не "брат мне и не товарищ. Он мужчина. И за это мне придется платить. Еще не знаю как…
   Знают ли вообще мужчины, что значит быть Женщиной? И чем за это расплачиваешься?
   – Ты думаешь, ты меня уже получила? Что все Будет по-твоему? – тихо спросил он.
   – Да, я так думаю. Пожалуйста. Возьми меня.
   Я льнула к нему с бесстыдной откровенностью. Он нежно поцеловал уголки моих губ.
   – Нет, – сказал он и засмеялся. – Вставай, пойдем ужинать.
   Я не возражала. И не спорила. Какой смысл спорить в таких делах? Когда-нибудь, когда придет наш час…
   Мы сидели в кафе, смирные, приличные, ели домашний борщ с густой сметаной и лавашем и пельмени. Потом курили и пили коньяк.
   – Думаешь, он в самом деле возьмет проститутку? – спросила я Олега.
   – Может.
   – Мы должны его найти. Вдруг с ним что-нибудь случится?
   – Ничего с ним не случится. Расслабься. Лучше скажи, что ты собираешься сейчас делать?
   – Лягу спать, – лицемерным голосом ответила я.
   – А я пойду работать.
   На том и расстались. Я пришла в номер, достала косметичку, наложила густые коричневые тени наверхние веки, сильно подвела черным карандашом нижние веки, подправила красную помаду на губах и выкрасила красными перышками волосы. Скучно мне, скучно! Не буду я сидеть в номере, вся из себя такая прекрасная. Меня на подвиги потянуло со страшной силой.
   Я открыла дверь и прямо на пороге столкнулась с Олегом.
   – Ты куда собралась? – подозрительно спросил он.
   – Не спится, – пожаловалась я. – Вот решила спуститься в бар и немножко выпить.
   – Ага, на блядки собралась, – сделал он безошибочный вывод. – Мечтаешь снять какого-нибудь знойного кавказца.
   – Глупости. Просто хочу выпить перед сном, ты зачем ко мне шел?
   – А я просто хотел с тобой сигаретку выкурить.
   – Да ну?
   Мы оба рассмеялись.
   – Ладно, пусти меня, – попросила я. – Хлопну стаканчик и вернусь.
   – Потом расскажешь, каково это было.
   Я спустилась в бар, который поздно вечером превратился в зловещее местечко, где меня в упор рассматривали какие-то типы с каменными физиономиями. Женщин почти не было. Только в углу, рядом с пожилым кавказцем сидела девица блядского вида в короткой кожаной юбке. Кавказец говорил ей:
   – Открой, моя птичка, ротик.
   Девица послушно открывала рот, и он лил ей прямо в глотку чистую водку. Я думала: "Во дает! Даже не поперхнется!" Это было похоже на то, как собаке дают лекарство, открывая ей пасть.
   Я сидела у стойки бара в обществе стакана с коньяком. Публика мне определенно не нравилась. Я решила расплатиться и уйти. Но как только я положила деньги на стойку, осетин, сидевший неподалеку, сказал:
   – Уберите деньги! Я плачу.
   – Вот еще! – возмутилась я. – Не нужны мне ваши деньги.
   Из угла опять послышалось: "Открой ротик, мой Птенчик!" ~~ Обидеть хочешь? – с угрозой спросил осетин. – Оскорбить? Унизить?
   – О господи! Нет, конечно! – ответила я. И деньги на всякий случай убрала.
   – Дайте ей еще стакан коньяка, только полный, – сказал осетин девушке-барменше.
   – Спасибо, я не пью, – не очень логично сказа-' лая.
   – Ну, за здоровье-то можно, – укоризненно заметил осетин.
   Мы чокнулись и выпили. К осетину подошел его не менее пьяный товарищ. "Надо сваливать", – мелькнула здравая мысль.
   – Ну, спасибо вам, ребята, – весело сказала я, – но мне надо идти. А то муж будет сердиться. Я у него только на минуточку отпросилась.
   При слове "муж" осетины приуныли. По-видимому, брак для них был священным институтом.
   – Долейте мне еще коньяку, – попросила я барменшу. – Ребята заплатят. И нарежьте лимон на блюдечко. Я все возьму с собой в номер, а посуду утром верну.
   Я простилась с грустными осетинами и ушла, прихватив с собой коньяк и лимон. В простуженном, холодном номере села на кровать с ногами, закурила и подумала:
   "Кажется, я собираюсь упиться до бесчувствия второй раз за день. Это уже неприлично".
   "Ну, за хороший день!" – вслух сказала я самой себе, выпила полный стакан коньяка, закусила лимоном, выкурила сигарету и легла спать. Часы показывали полночь.
   Утро не принесло ничего хорошего. Я лежала и думала: а стоит ли вообще вставать с постели. Во рту помойка, на лице вчерашняя косметика, в мыслях разброд и шатание, а в комнате собачий холод. "Шлюха, бесстыжая девка, алкоголичка! Вот ты кто! ругала я себя из чувства долга. – Что ты вчера натворила? Разве можно так себя вести с мужчинами? С ними девушка должна быть робкой, нежной, сентиментальной, отводить глаза в сторону, а в момент интимной близости краснеть и покрываться мурашками". Я заржала.
   Потом поднялась с постели, ушла в ванну, смыла несвежий грим, вычистила свою совесть зубной щеткой и нанесла легкий, неприметный, девичий макияж. Только румян положила больше, чем обычно, чтобы скрыть неестественную бледность.
   Потом пошла к ребятам. Дверь в их комнату оказалась открытой. Я постучала для приличия и вошла. Олег уже проснулся и лежал на постели с открытыми глазами.
   – Привет! А где Витя? – спросила я.
   – Черт его знает! Не пришел, сволочь, домой ночевать. А ключей у него нет.
   Пришлось оставить дверь открытой.
   – Как не пришел ночевать? – я в испуге села на кровать. – А вдруг с ним что-нибудь случилось?! Мы должны заявить в милицию!
   – Да не волнуйся ты так, – сказал Олег и зевнул. – Найдется. С такими, как он, ничего серьезного не случается. Сейчас приду в себя, и пойдем его искать.
   Я вернулась в комнату. Олег зашел за мной через полчаса, свежий, умытый, побритый, после душа. И вдруг я ощутила странное, приятное тепло. Мне хотелось трогать его, касаться невзначай, я испытывала нелепую, ничем не объяснимую радость просто От того, что он рядом. Это было знакомое по многим опасным признакам начало влюбленности, начало всегда бессмысленно-веселое, как опьянение, Мы спустились на первый этаж, к стойке регистрации. Женщина администратор заулыбалась. Было что-то двусмысленное в этой улыбке, намек на какую-то не слишком пристойную тайну.
   – Вы ведь знаете нашего товарища, – осторожно начал Олег.
   – Конечно, – она кивнула с подозрительной) готовностью.
   – Он сегодня ночью снял отдельный номер. Мы бы хотели узнать какой?
   – Триста первый, – ответила она.
   – Он был один? – спросила я.
   – Не знаю, вправе ли я отвечать на подобный вопрос… – замялась администраторша.
   – Все ясно, он был не один, – оборвал ее Олег. – Можно спокойно идти завтракать.
   Время талончиков на завтрак уже прошло, и мы поднялись в маленькое кафе на втором этаже.
   – Как ты узнал, что он снял другой номер? -спросила я Олега.
   – Догадался.
   В кафе мы были единственными посетителями. Нам принесли чудесную желтоглазую яичницу с зеленью, настоящими помидорами и расплавленной корочкой острого сыра сверху, миску салата, лаваш и кофе. Отличный плотный охотничий завтрак.
   – Как ты думаешь, это будет безнравственно, если мы закажем коньяку с утра? – спросила я.
   – Не думаю, – ответил Олег и посмотрел на часы. – Уже почти час дня. 'Когда мы принялись за яичницу, дверь в кафе отворилась, и вошел Витя. Вид у него был впечатляющий.
   – Вот он! – сказала я и потянулась за коньяком.
   Мы с большим интересом наблюдали, как Витя двигается по направлению к буфетчице. Шел он очень прямо, не шатаясь и в целом выдерживая направление, с преувеличенной осторожностью пьяного человека.
   – Смотри, как идет! – с восхищением сказала я. – Держится молодцом.
   Солнце ослепительно светило в незашторенное окно. Витя приветливо улыбнулся буфетчице по-утреннему бодрой улыбкой и сказал:
   – Добрый вечер!
   – Доброе утро! – осторожно поправила его буфетчица.
   – Боже мой! Так хорошо вошел, и такой прокол! – сказала я, отсмеявшись.
   Витя сел с нами за столик с чашкой кофе. Он явно не разделял нашего веселья.
   – Ну, как вчера? – спросил его Олег.
   – Не помню, – хмуро отозвался Витя. – Снял какую-то девицу, пришел с ней в номер и уснул. Проснулся, деньги из брюк исчезли. И главное, обидно, что ничего не помню, – было что-нибудь или не было. Надо бы эту девицу отловить и деньги у нее отобрать.
   Я гнусно захихикала.
   – Вот вы тут бездельничаете и пьете, – вдруг сказал Витя, пафосно повышая голос, – а я вчера с нужным человеком познакомился. Он полковник, очень важная шишка. Сказал, что отвезет нас в Чернокозово, в следственный изолятор в Чечне.
   – Да идите вы к черту с вашим Чернокозово! – Разозлилась я. – Разве что ленивый о нем не написал. А главное, ни с кем не поговоришь без присмотра. Я торчу в этой проклятой гостинице уже второй день, ем за двоих, пью за троих и сплю, как младенец. И все это для чего? Чтобы уехать с вами в Аргунское ущелье. А теперь вы меня кидаете!
   – Успокойся! – сказал Олег. – Поговорить-то с этим полковником мы можем? Просто поговорить. Полковник оказался очень странным персонажем. Он с большой нежностью относился к Вите, называл его Витюшей и сказал, что взять с собой в машину может только его одного, поскольку едет еще и охрана. Порешили, что Витя поедет в Чернокозово, а мы с Олегом улетим в горы. Позже Витя к нам присоединится.
   Я вздохнула с облегчением. Больше всего на свете мне сейчас хотелось остаться с Олегом вдвоем. Третий был явно лишним.
   К вечеру во Владикавказе повалил густой молочный снег. Ребята работали у себя в номере, а мне совершенно нечего было делать. Я накупила газет киоске и пошла в гостиничное кафе. Заказала пельменей и села за столик. В кафе было тихо и ни одного посетителя, кроме меня.
   – Как валит-то, валит! В жизни такого снегопада не припомню, – сказала буфетчица, глядя в окно.
   На улице была настоящая зимняя сказка. С неба слетали легкие белые розы, нежные, как лебяжий пух. Бесконечно белое царство, тихое и покойное.
   – Можете завтра не улететь, – сказала буфетчица. – При таком-то снеге.
   – Улетим, – заверила я ее. – Выпейте со мной водки за отъезд. Не люблю пить одна.
   – Не могу, я на работе, – вздохнула буфетчица.
   – Да ладно. Нет же никого.
   Буфетчица принесла сметаны к пельменям и села за мой столик. Я разлила водки. Мы опрокинули по стаканчику. Я удивилась тому, как быстро, по-мужски она пьет. А сама сдобная, округлая, как пельмень, и уже не первой молодости.
   – Разведенка? – вдруг спросила она меня.
   – Ага. А как ты узнала?
   – Догадалась. Я и сама разведена.
   – Рыбак рыбака видит издалека.
   – А который из двоих мужиков твой?
   – Оба не мои.
   – Так уж и оба? – спросила она с сомнением. – Но ведь хороши.