Асприн Роберт Линн. Шуттовская рота

как офицеры, не можем позволить себе подобной роскоши. Мы должны работать
с каждым легионером нашей роты, нравится он нам или нет, а кроме того,
сделать все, чтобы знать, что представляет из себя тот, с кем мы имеем
дело. Это ясно?
- Да, сэр!
Шутт постарался скрыть, как он вздрогнул при таком ответе, делая вид,
что потирает усталые глаза, причем это движение ему не пришлось даже
изображать. Пока капитан был занят тем, что старался как можно удобней
разместить своих лейтенантов на диване, он заметил, что сейчас они
держались друг с другом более свободно, чем при первой их встрече, хотя
некоторая натянутость отношений и нервозность от присутствия командира еще
оставались.
- Также позвольте мне извиниться за столь поздний час. Я знаю, что
всем давно пора отправляться спать, но тем не менее хочу хотя бы разок
пробежаться по списку, пока наши впечатления от сегодняшнего дежурства еще
не стерлись в памяти, особенно у меня.
Не услышав ничего в ответ, он коротко усмехнулся, глядя на
лейтенантов. Вздохнув про себя и оставив надежду создать на этой встрече
атмосферу непринужденности, он стал рассчитывать только на время и на
возможность разговорить офицеров.
- Ну, хорошо. Я заметил, что вы что-то себе помечали, лейтенант
Рембрант. Давайте начнем с ваших наблюдений.
- Моих, сэр? Я... С чего вы хотите, чтобы я начала?
Шутт только пожал плечами.
- На ваше усмотрение. Мы все равно собираемся обсуждать каждого, так
что совершенно не важно, с кого вы начнете... Итак, лейтенант?
- Сэр?
- Постарайтесь немного расслабиться. Это всего лишь неофициальная
беседа для обмена мыслями. Хорошо?
Рембрант сделала медленный глубокий вздох и кивнула.
- Прежде всего, я, наверное, должна отметить, что большую часть своей
информации получила от Бренди, старшего сержанта. Я... Я все же делаю
попытки сама командовать солдатами, и думаю, что эта информация для начала
мне поможет.
Командир кивнул.
- Звучит вполне рассудительно. Сержанты работают бок о бок с
легионерами, так что нам следует прислушиваться к тому, что они говорят,
если хотят поделиться своими мыслями. Продолжайте.
- Вероятно, лучше будет начать с наших наиболее необычных легионеров,
- продолжила Рембрант, понемногу расслабляясь. - Мне кажется, что раз уж
нам все равно придется тратить массу времени на то, чтобы выяснить, что и
как с ними делать, лучше бы заняться этим как можно раньше.
Она остановилась, чтобы заглянуть в свои заметки и найти нужную
страницу.
- На основании этого можно сказать, что самые большие трудности,
требующие срочного решения, у меня вызывает один из слюнтяев. У нее...
- Один из кого?
Слова вырвались у Шутта прежде, чем он успел обдумать вопрос. Оба
лейтенанта были явно озадачены, и командир мысленно обругал себя. Слишком
резко для непринужденной беседы.
-... слюнтяи, сэр. Во всяком случае, так называет их Бренди. Когда мы
разговаривали, она разделила "трудных" легионеров на две группы: на
слюнтяев и уголовников.
- Понимаю.
Командир мысленно колебался некоторое время, пока лейтенанты молча
наблюдали за ним. Наконец он покачал головой и вздохнул.
- Очень заманчиво поддерживать непринужденную беседу, - сказал он, -
и поэтому я _д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ хочу, чтобы вы двое чувствовали
себя как можно удобней и разговаривали свободно. Но вы затронули больное
место, Рембрант, и я не могу просто так оставить это. Я не хочу, чтобы
кто-то из командного состава, то есть, из офицеров или сержантов, имел
привычку в разговорах о роте или о какой-то части ее использовать
унизительную терминологию. Используемые слова влияют на наши собственные
взгляды и отношения, и даже если мы будем подавлять это внутри себя, эти
слова, произнесенные вслух, могут быть услышаны кем-то, кто после этого
будет иметь вполне оправданное убеждение, что мы относимся к легионерам с
презрением. Я хочу, чтобы вы оба самым активным образом сопротивлялись
формированию такого мнения у других и работали над искоренением подобных
привычек в себе. В нашей роте всякий заслуживает нашего уважения, и если
нам сейчас затруднительно проявлять его, то это только потому, что мы
недостаточно хорошо изучили тех, с кем имеем дело, а не потому, что с ними
не все в порядке. Согласны?
Оба лейтенанта медленно кивнули.
- Хорошо. И еще, лейтенант Рембрант, я хочу, чтобы вы поговорили по
этому поводу с Бренди. Я имею в виду ее речевые обороты. Возможно, она
самый отъявленный нарушитель из всех нас.
- Так это следует сделать мне, сэр? - Рембрант побледнела. Было ясно,
что она не испытывала восторга от предложения вступить в конфронтацию с
ужасным старшим сержантом.
- Я могу позаботиться об этом, Рембрант, - проявил инициативу
Армстронг, наскоро записав что-то в своем блокноте.
- Спасибо, лейтенант Армстронг, - спокойным тоном сказал Шутт, - но я
бы предпочел, чтобы лейтенант Рембрант уладила это самостоятельно.
- Да, сэр, я понял.
Шутт некоторое время изучал напряженную позу лейтенанта, затем
покачал головой.
- Нет, лейтенант, боюсь что вы меня не совсем поняли. Я сказал вам
спасибо, и подразумевал именно это. Я действительно оценил ваше
предложение. Оно показывает, что вы начали помогать друг другу, и при
других обстоятельствах я бы это только поддержал.
Он слегка подался вперед.
- Я сказал это не потому, будто полагаю, что вы не сможете нормально
поговорить с Бренди, а потому, что считаю, что именно Рембрант должна
сделать это - по двум причинам. Во-первых, потому, что это она сообщила о
выражениях, которые употребляет Бренди, и если вы или я, неважно, кто,
обратимся к Бренди по поводу того, о чем она говорила с Рембрант, то
создастся впечатление, будто она наушничает нам, что в свою очередь будет
подрывать ее авторитет как командира. У меня здесь есть два младших
офицера, а не один офицер и один доносчик. Во-вторых, Рембрант, это очень
важно и для _в_а_с_, чтобы вы разобрались с этими проблемами сами. Знаю,
Бренди можно испугаться, и не думаю, что кто-нибудь в этой комнате горит
желанием пободаться с ней, но если я позволю вам прятаться либо за
Армстронга, либо за меня, вы никогда не сможете, стиснув зубы, нырнуть в
воду, - я имею в виду, что вы никогда не обретете той уверенности, без
которой нельзя стать толковым офицером. Вот почему я хочу, чтобы вы сами
поговорили с Бренди.
Некоторое время он обменивался взглядами с лейтенантами, а затем они
оба кивнули в знак согласия.
- А что касается того, как говорить с Бренди, если вы не возражаете
против непрошенного совета, то я просто посоветовал бы вам прежде всего не
вести с ней беседу в форме явной конфронтации. О, я понимаю, вы будете
нервничать, но попробуйте сделать это как бы кстати, в форме случайного,
даже небрежного разговора. Думая, в этом случае ей не покажется, что ее
привычки были предметом нашего обсуждения. Чем меньше мы будем приказывать
и угрожать, тем легче нам будет управлять этой ротой.
- Я попытаюсь, капитан.
- Хорошо. - Командир коротко кивнул. - На _э_т_у_ тему мы поговорили
более чем достаточно. Итак, прежде чем я прервал вас, вы начали говорить
что-то о легионерах, с которыми у вас наиболее затруднительное положение?
- Верно, - сказала Рембрант, снова роясь в своих заметках. - Один из
тех, кого я имела в виду, это Роза.
- Роза? - фыркнул Армстронг. - Вы имеете в виду Вялую Фиалку?
- Да, так ее называют другие легионеры, - согласилась Рембрант.
Шутт нахмурился.
- Что-то я не помню такую.
- Ничего удивительного, - заметила Рембрант. - Но если поднатужитесь,
может быть, и припомните. Роза, или Вялая Фиалка, - самая застенчивая
натура из всех, кого мне доводилось встречать. С ней совершенно невозможно
поддерживать беседу. Все, что она при этом делает, это бормочет что-то
себе под нос и смотрит в сторону.
- Я уже давно отказался от попыток разговаривать с ней, - вступил в
разговор Армстронг, - и, по моим наблюдениям, к тому же пришел почти
каждый в нашей роте. Она, конечно, приятная женщина, к которой сразу
начинают проявлять интерес окружающие ее молодые люди, с естественным
желанием узнать ее поближе, но они тут же начинают ощущать себя этакими
Джеками Потрошителями.
- То же самое и с женщинами, - сказала Рембрант. _К_а_ж_д_о_й_, кто
заговаривает с ней, кажется, что она заставляет Розу нервничать. Черт
возьми, иногда кажется, что гораздо проще иметь дело с теми, кто вообще не
люди. По крайней мере, они всегда готовы к общению.
- Интересно, - задумчиво пробормотал командир. - Я попытаюсь сам
поговорить с ней.
Армстронг изобразил на лице сочувствие.
- Удачи вам, капитан. Если вы сможете выдавить из нее с полдюжины
слов, это будет гораздо больше, чем она сказала за все время своего
пребывания здесь.
- К слову, о нечеловеческих существах, - сказал Шутт. - Я хотел бы
услышать ваше общее мнение по поводу того, можно ли разъединить двух
синфинов, когда мы будем делить роту на пары. Я понимаю, как тяжело людям
взаимодействовать с подобными созданиями. Если же мы объединим их по двое,
то это будет для них лишним доказательством того, как людям трудно с ними
общаться. Единственная проблема здесь - то, что я не знаю, как они сами
будут реагировать, если их разъединят. Что вы думаете на этот счет?
- Думаю, что об этом вам беспокоиться не следует, капитан. - Сказав
эти слова, Армстронг усмехнулся, подмигивая Рембрант. - Как ты думаешь,
Ремми?
- Да, - ответила его напарница, насмешливо растягивая слова, - я не
вижу здесь никакой проблемы.
Командир переводил взгляд с одного на другого.
- Мне кажется, что я упустил во всем этом какую-то скрытую шутку.
- Правда заключается в том, капитан, - пояснила Рембрант, - что эти
двое друг с другом не очень-то ладят.
- Не ладят?
- Дело в том, сэр, - сказал Армстронг, - что тот мир, где они жили,
полон самых настоящих классовых предрассудков. Они оба покинули его, чтобы
избавиться от ненавистного окружения.
- Их имена говорят сами за себя, - продолжила Рембрант. - Один из
них, Спартак, выходец из низших классов, в то время как Луи, как я
уверена, это от Луи XIV, происходит из аристократии. Оба вступили в Легион
в расчете на то, что никогда не будут иметь дела с представителями
"ненавистного" другого класса, и можете себе представить, как они были
обрадованы, когда получили назначение в эту роту.
- Понятно. А как их взаимная неприязнь отражается на их службе?
- На самом деле они достаточно цивилизованы в этом отношении, -
пояснила Рембрант. - Во всяком случае, не похоже, чтобы они проявляли по
отношению друг к другу неистовую ярость - они просто избегают друг друга,
когда это возможно, а если этого сделать не удается, то просто
обмениваются пристальными взглядами или негромко ворчат. По крайней мере,
мне кажется, что они поступают именно таким образом. По их
глазам-стебелькам и трансляторам, которыми они пользуются для разговора с
окружающими, судить очень трудно.
- Но суть их отношений такова, капитан, что, мне кажется, они не
будут возражать, если им дадут других напарников, - закончил Армстронг и
усмехнулся.
- Достаточно откровенно. - Шутт поставил галочку в своем списке. -
Хорошо. Кто следующий?

Атмосфера встречи стала значительно более непринужденной, когда
командир наконец объявил о ее окончании. Все три офицера валились от
усталости и обнаруживали склонность к неудержимому хихиканью при самой
глупейшей шутке.
Шутт остался доволен результатами. Затянувшаяся беседа значительно
сблизила офицеров, в то время как могла бы с такой же легкостью заставить
и вцепиться друг другу в глотки.
- Мне остается только извиниться за то, что я потерял счет времени, -
сказал он им. - И вот еще что. Можете поспать завтра подольше, а в девять
часов мы вновь продолжим.
Оба лейтенанта драматически охнули.
- Хо! Отлично поработали... вы оба.
- И это он называет "отлично поработали"! - сказал Армстронг,
состроив гримасу в сторону своего напарника. - Я не думаю, что мы сможем
сейчас даже похлопать друг друга по спине, поскольку валимся от усталости.
Разумеется, завтра мы начнем с того, на чем остановились.
- Это он нам говорит потому, что остались еще вещи, которые знаем мы
и не знает он, - осоловело заключила Рембрант. - Как только он выжмет нас
досуха, мы будем выброшены и забыты.
Шутт присоединился к их смеху.
- Продолжайте в том же духе, только поспите хотя бы немного. Оба. Вам
нужно набраться сил, прежде чем я снова займусь вами.
- Но все же, капитан, к чему такая спешка? - спросила Рембрант,
прислоняясь к стене. - Для чего эти наши неформальные встречи?
- Минуту назад вы попали как раз в точку, - сказал ей командир. - Вы,
двое, знаете о наших солдатах то, чего не знаю я. И я хочу получить от вас
побольше информации как можно скорее, чтобы когда мы послезавтра... нет,
теперь уже завтра начнем проверочные учения на полосе препятствий, я уже
знал, что из себя представляет каждый из моих солдат.
Он оторвал взгляд от часов и заметил, что оба лейтенанта не сводят с
него глаз. В их взглядах не осталось и следа юмора.
- Что с вами?
Армстронг откашлялся.
- Извините меня, капитан. Вы сказали, что послезавтра мы приступаем к
учениям?
- Да, а разве я не говорил вам об этом?
Шутт попытался сосредоточиться, чтобы вспомнить, что он говорил, а
чего не говорил за последние несколько часов.
- Нет, не говорили.
- Ну, прошу прощения. Я подумал было, что говорил. Я дал указания
отряду строителей закончить все работы по устройству тренировочной
площадки как раз к сегодняшнему дню.
- Вы хотите сказать, что _н_а_ш_а_ рота будет заниматься учениями? -
Казалось, что Рембрант что-то плохо расслышала.
- Конечно. Мы заставили их выглядеть похожими на солдат. Теперь
настала пора начать работу над тем, чтобы они ощущали себя и действовали,
как солдаты. Разве вы с этим не согласны?
В первый раз за эту ночь автоматически не прозвучал общий хор
согласия. Вместо этого оба лейтенанта молча стояли и смотрели на Шутта
так, будто у него выросла вторая голова.

7

"Те из вас, кто, как я, закоренелые штатские, и, следовательно, не
знакомы со всеми странностями военного жаргона, должны хотя бы иметь
представление, что это по сути удивительный, фантастический язык,
созданный специально для того, чтобы скрывать активность и направленность
действий за внешней невыразительностью. (Мне, например, больше всего
нравится определение военных потерь как наличие недееспособных боевых
соединений.) Похоже обстояло дело и с так называемыми проверочными
учениями.
Представьте себе дорожку, на которой с регулярными интервалами
расставлены препятствия, кои солдатам следует преодолеть за минимальный
отрезок времени. Короче говоря, это то, что обычные люди называют бег с
препятствиями. Однако совершенно не случайно военный персонал никогда не
относился к категории "обычных людей". Где-то там, в их затерявшемся
прошлом (вы могли бы и сами заметить, что о прошлом в армии никто не пишет
- во всяком случае, до тех пор, пока не отправляется в отставку или
незадолго перед оной) было решено изменить представление о таком древнем
занятии, как бег с препятствиями. Но вместо того, чтобы изменить само
содержание предмета, изменили его название. Под это была подведена
своеобразная теория, гласившая, что новое название более приятно слышать
тем, кто непосредственно принимал в этом участие, и оно в большей мере
отражает его функции, заключающиеся в том, "чтобы упрочить уверенность
солдата, демонстрируя ему (или ей), что он (или она) может действовать
вполне эффективно при самых неблагоприятных условиях". Все это,
разумеется, подразумевало, что указанный солдат способен без труда
преодолеть установленные препятствия.
Лично я вынужден был бы положиться только на мудрость своего шефа,
чтобы использовать проверочные учения как средство сформировать или
переформировать отношение к самому себе у каждой отдельной личности,
находившейся под твоей командой... если бы меня спросили об этом. После
просмотра личных дел, не говоря о личных встречах и беседах, я имел
серьезные сомнения по поводу способностей их самих, без посторонней
помощи, завязать шнурки на ботинках, и еще большие - по поводу того, как
они могут показать себя в этом беге с препятствиями... прошу прощения,
проверочных учениях. То, что я слышал из их комментариев после первых
попыток справиться с этим испытанием, подтверждало, что моя оценка была
почти справедливой."
Дневник, запись номер 087

Напряженная тишина зависла над небольшой группой наблюдателей,
ожидавших начала проверочных учений... или хотя бы попытки начать их. Из
всей четверки, казалось, только командир обозревал арену предстоящего
действия с полным спокойствием. Бренди, эта амазонка в роли старшего
сержанта, приняла чуть расслабленную строевую стойку и откровенно, чуть
нагловато улыбалась, выражая собственное презрительное отношение к этому
мероприятию, в то время как два лейтенанта то отводили глаза, то
обменивались недоуменными взглядами, породненные, хотя бы на время, общим
дискомфортом.
Действительно, капитан должен был хотя бы иметь представление о том,
что произойдет, когда отдавал приказ об этом испытании... а разве нет? Он
знал, что его солдаты привыкли к гораздо менее сложным препятствиям даже
по отношению к заниженным стандартам Легиона. Но пока что он вел себя так,
словно его ожидания были не иначе как высокие. Он даже отдал несколько
новых распоряжений, изменяющих условия проведения учений. Кроме того, что
должно регистрироваться время для каждого участника, когда они небольшими
группами начнут преодолевать препятствия, будет оцениваться еще и общее
время всей роты. Это означало, что секундомер, запущенный в момент старта
первого легионера, будет остановлен лишь после пересечения финишной черты
последним. Особенное негодование, отмеченное возмущенными криками и
ропотом, вызвал приказ бежать в полной боевой выкладке. Совершенно
ошеломленные самой идеей проверочных учений, солдаты были сокрушены
"радужной" перспективой тащить на себе все, проходившее по графе "оружие и
снаряжение", и поэтому неспособны собрать хоть какие-то остатки энтузиазма
и энергии. Несмотря на то, что передача мыслей считается чистейшей
фантазией, легионерами в считанные минуты овладела одна и та же мысль -
линчевать их нового командира. Что касается результата учений, то он был
известен заранее: полный провал. Так и случилось. Хотя кое-кто смог
справиться с некоторыми из препятствий, но даже эти счастливчики не
проявили во время своих подвигов ни профессионализма, ни элементарной
ловкости. Подавляющее же большинство еле двигались, несмотря на то, что
были при этом на грани позора. За все время этих "учений" не было такого
момента, чтобы на каком-нибудь "сложном" участке полигона не образовалось
бы свалки или просто толпы легионеров, топтавшихся перед препятствием и
хмуро переругивающихся друг с другом, бросая взгляды на холм, где
располагались наблюдатели.
Хотя Армстронг и Рембрант отрицательно относились к этому мероприятию
и уже высказали это своему командиру, но и они были охвачены какой-то
смутной тревогой. Шутт объяснил им, что управление ротой лежит на их
полной ответственности. Теперь он сам принял на себя часть этой
ответственности, но, разумеется, не мог быть повинен в том, что
происходило здесь до его появления. Короче говоря, несмотря на кажущееся
единство, которое декларировалось на всех встречах, где обсуждались
отдельные легионеры, оба лейтенанта полагали именно себя виновными в
теперешнем состоянии роты. И несмотря на то, что они не сильно переживали
по поводу ответственности, они все-таки были обеспокоены осознанием этой
вины, когда наблюдали полное фиаско задуманных учений.
А много ли раз вообще водили роту через подобные препятствия?
Возможно, если бы они в своих попытках улучшить боеспособность легионеров
настаивали на ежедневной физической подготовке, сегодняшнее представление
было бы не столь удручающим. Разумеется, они понимали, что если бы раньше
попытались реализовывать такую программу, то наверняка получили бы при
первой же возможности случайный выстрел в спину (такую возможность все еще
не стоило сбрасывать со счетов, и это заставило их испытать серьезное
беспокойство, когда Шутт предложил раздать для сегодняшней проверки оружие
и боекомплекты). Но факт оставался фактом - они даже и не пытались что-то
сделать.
Ну, ладно, прошлое - в прошлом, и теперь лейтенантам уже не
оставалось ничего иного, кроме как с мрачным видом наблюдать провал этих
учений. Пытаясь хоть как-то смягчить охватывающее их смятение, они
старались следить за активностью лишь отдельных солдат.
Супермалявка, скорее маленькая девчонка-сорванец, чем легионер,
приближалась к трехметровой дощатой стене. Это было суровое препятствие,
одно из тех, что пугало даже самых крепких легионеров. Вероятно поэтому в
обход него вела заметная, хорошо протоптанная дорожка, специально для тех,
кто полностью потерял присутствие духа, чтобы они могли обойти это
препятствие, лишившее их остатка сил, после нескольких неудачных попыток
справиться с ним. Нечего и говорить, что основная масса легионеров после
первых попыток преодолеть доски выбрала именно этот маршрут, а многие
вообще не делали никаких попыток. Но Супермалявка повела себя иначе.
Основательно разогнавшись, она буквально швырнула себя на деревянную
преграду, но лишь врезалась в нее где-то на половине высоты, с ударом,
звук которого был отчетливо слышен наблюдателям на холме. Это была
отчаянная, но бесполезная попытка. Похоже, не оставалось ничего другого,
кроме как последовать примеру других и пойти в обход. Но, как оказалось,
Супермалявка думала иначе.
Отряхнувшись от пыли, она остановилась лишь для того, чтобы поправить
снаряжение, затем разбежалась и снова бросилась на препятствие, с еще
большей яростью, чем при первой попытке... но с тем же результатом. Вновь
звук удара долетел до холма, где стояли наблюдатели. И вновь...
Перед барьером начали собираться другие легионеры, но Супермалявка
продолжала настойчивые атаки на стену. Лейтенанты, лица которых выражали
недоумение, непроизвольно вздрагивали при каждом ударе, и даже
бесчувственная Бренди покачивала головой, поражаясь стойкости маленького
легионера. Однако реакция Шутта была совершенно иной и, как всегда,
неожиданной.
Мягким широким шагом командир спустился с холма и прежде, чем
остальные заметили его движение, направился прямо к препятствию. Выбрав
темп ходьбы таким, чтобы оказаться у стены в тот самый момент, когда
Супермалявка разогналась, он, словно безликий механизм, подтолкнул ее
рукой вверх, перебрасывая через стену в момент ее очередного прыжка. Хотя,
вне всякого сомнения, и удивленная такой помощью, она, даже не
оглянувшись, бросилась дальше, к следующему препятствию, на радостях не
обратив внимания, чья именно рука подтолкнула ее к успеху.
- Если уж это неудачник, - рявкнул сам себе Шутт, - то я не умею
делать ставки!
Старший сержант настороженно перекинулась взглядом со стоявшими рядом
легионерами, ожидая неприятного разговора. На их счастье, когда командир
продолжил, он говорил уже более спокойным тоном.
- Ну, хорошо, старший сержант, - сказал он. - Мне кажется, мы видели
уже достаточно. Зовите всех сюда. Пора провести небольшую лекцию.
Бренди, казалось, только этого и ждала. Хотя она все еще весьма
скептически относилась к тем переменам, которые задумал Шутт, в тайне ей
очень нравилось новое наручное переговорное устройство и она была рада
любой возможности воспользоваться им. Нажав кончиком пальца кнопку общей
связи, старший сержант обратилась к роте через громкоговоритель.
- Отставить упражнения! Повторяю: отставить! Всем собраться на холме!
Я имею в виду _н_е_м_е_д_л_е_н_н_о_! ШАГОМ МАРШ!
Несколько негромких одобрительных возгласов, донеслось с полосы
препятствий, когда прозвучал приказ. Легионеры, прервав свои мученья, с
трудом потащились в сторону холма, опустив взгляды к земле. Выглядели они
неважно, каждый из них знал это, и все молча ожидали головомойку, которая
должна была вот-вот начаться.
Хотя Бренди и была уверена, что на лице у нее написано мрачное
раздражение, внутренне она почти ликовала. Определенно, сегодняшняя игра
более чем оправдала ее слабую надежду, что Шутт будет продолжать
преследовать циников. Сейчас она была совсем не против послушать, как он
будет распекать этот сброд, который так стойко защищает.
- Мне не хочется говорить вам, что это было весьма жалкое зрелище, -
заявил командир, как только к общей группе подтянулись последние
легионеры. - Но я бы с интересом выслушал любого, у кого есть смелость или
нахальство объяснить, что именно было не так?
- Мы были как стадо коров на льду!
Прозвучал из дальних рядов обязательный в таких случаях голос,
выражая общее мнение. Но Шутт, казалось, его не придерживался.
- И кто же это сказал? - спросил он, вглядываясь туда, откуда
прозвучал голос.
Под его взглядом масса легионеров расступилась, оставляя лишь одного,
темноволосого, с лицом, напоминающим крысиное, индивида.
- Надо полагать, я... сэр, - заметил он, испытывая явное неудобство.
- Рвач, не так ли? - спросил командир, вспоминая легионера, который