Асприн Роберт Линн. За далью воин (Артур-полководец - 2)

   - Тогда я прыгну туда! Если Корс Кант жив, то и я останусь цела и невредима!
   Питер крепко обхватил девушку рукой и оттащил подальше от края. Она не сопротивлялась, но не сводила глаз с чернеющей внизу дыры.
   - Нет, Анлодда. Быть может, он расшибся, быть может, ему нужна твоя помощь. Хороша от тебя будет помощь, если ты сама спину сломаешь! А если он насмерть разбился?
   Она молчала. Слеза скатилась по ее щеке, но то была слеза отчаяния, а не печали.
   Еще долго они выкликали имя барда, но в ответ не услышали ровным счетом ничего - даже стона. Питер скрипнул зубами и отдал приказ, тяжелее которого ему никогда в жизни отдавать не приходилось.
   - Прости, Анлодда. У нас нет времени идти за ним. Юты сейчас дворец по камешку разберут, лишь бы только найти нас. Мы можем только молиться о том, чтобы он остался в живых, а сами немедленно тронемся дальше, к темницам, чтобы найти Горманта и твоего отца.
   - А что потом? - тихо, вымученно спросила она. Питер прикусил губу. Он почувствовал себя в высшей степени подонком. Какое право он вообще имел отдавать какие бы то ни было приказы после того, что случилось с сержантом Конвеем из-за его халатности?
   - Думаю, потом мы сможем поискать Корса Канта - после того, как освободим воинов Харлека.
   Даже при тусклом свете факела Питер увидел, как скривилось от муки ее лицо.
   - Нет! - взмолилась девушка.
   - Может быть, с ним все хорошо. Может быть, он сам найдет, как выбраться отсюда. Наверняка есть другой выход.
   Питер отпустил Анлодду.
   Она уселась на ступеньку, по-прежнему не отводя глаз от чернеющей внизу пропасти.
   - Нет. Нет другого выхода. Он не сможет выйти. - Она обняла руками колени, опустила голову. - Он умрет там, - предрекла она.
   От рук моих падет злосчастный ют,
   Без жалости его мой меч сразит.
   Мстя за любовь, я становлюсь на путь
   В края, где Лето вечное царит...
   Питер дал ей отплакаться, затем поднял, взяв под локоть, и повел к единственной двери, что уводила с лестницы. Анлодда упиралась, но поскольку в Питере веса было килограммов на тридцать больше, он все же преуспел в борьбе с девушкой.
   - Веди нас к принцу Горманту, - повторил он. - Твой отец там же?
   - Нет! - Анлодда не прекращала попыток вырваться. Ей не хотелось уходить. Сквозь расселину сверху лился лунный свет, он озарял ее мокрые от слез глаза. - Он жив, я знаю это! Он друидский бард. Наверняка он владеет магией и сможет защитить себя. А вы хотите уйти и бросить его там, как щенка, которого швырнули в колодец!
   Она гневно оттолкнула Питера, шагнула к двери и яростно толкнула ее, не заботясь о том, какой шум рискует при этом вызвать. Дверь с треском отворилась. Питер вздрогнул, опасливо оглянулся назад - нет ли погони.
   За дверью начинался коридор - узкий, почти прямой. Но вот он повернул, и дверь, а вместе с ней и обрыв, и яма исчезли из глаз. Пару раз Анлодда останавливалась, прикасалась к стене, прислушивалась, но назад не оглянулась ни разу. Шаги ее утратили легкость, она ступала тяжело, словно навьюченная лошадь.
   Но вот она остановилась перед дверью темницы - темного дерева, с зарешеченным окошечком вверху. Окаменевшее лицо Анлодды белизной стало подобно меловым утесам Дувра.
   - У меня нет ключа, - сказала она. Впервые на памяти Питера она была столь немногословна.
   - Кей, - произнес Питер и качнул головой в сторону двери.
   Сенешаль заглянул внутрь через решетку.
   - Там еще одна дверь, - сообщил он не слишком радостно.
   - Темницы, - пояснила Анлодда.
   - Поколдуй, - распорядился Питер.
   Кей кивнул, вытащил кинжал, сунул лезвие между дверью и притолокой, после чего с такой силой надавил на дверь плечом, что вырвал засов "с мясом". Дверь открылась.
   На другой двери засов оказался по эту сторону, что значительно упростило задачу. Там оказался еще один коридор, по обе стороны которого тянулись двери, закрытые на засовы, для верности перевязанные веревками. И никаких хитрых замков. В конце коридора на табурете восседал единственный, по виду очень усталый стражник.
   Он вскочил, произнес что-то на гортанном наречии, - Питер не понял ни слова. Стражник вздрогнул - он не сразу догадался, что перед ним - не соотечественники. Он попятился, потянулся за копьем.
   Анлодда бросилась к нему и не дала дотянуться до оружия. Одной рукой зажав ему горло, она нанесла ему сильнейший удар в грудь кинжалом - в точности, как Питер в пиршественном зале, - весьма современный удар, надо сказать.
   У Питера в сознании мгновенно сработала сигнализация. Неужели она усвоила урок, лишь единожды увидев, как это делается? А может, она этому выучилась в тренировочном лагере в Белфасте? Но нет. Мой подозреваемый - другой. Селли это Медраут. Анлодда всего-навсего убийца-психопатка. Нечего сомневаться. Медраут пытался взглянуть на часы!
   Ют беззвучно раскрыл рот, выпучил глаза и умер в объятиях Анлодды. Она отшвырнула его мертвое тело, словно манекен. "Вот так и мне нужно будет поступить с Медраутом, как только выдастся случай увести его подальше от посторонних глаз". Но ростки сомнения против воли Питера прорастали. Питер гадал, отважится ли когда-нибудь на такое - убить того, кого он знает, взглянуть в глаза юноши и закрыть их ударом кинжала.
   В зарешеченных окошечках начали появляться удивленные лица.
   - Где принц? - вопросил Питер. Он не спускал с девушки пристального взгляда и держался так, чтобы она не оказалась у него за спиной.
   Анлодда подошла к одной из дверей и объявила:
   - Вот принц Гормант. Принц, это Ланселот из Лангедока, посланный Артусом освободить тебя и возвратить тебе престол Харлека.
   Мужчина сорока-сорока пяти лет выглянул из темницы, удивленно созерцая пришедших ему на выручку.
   - Великие воины! - выговорил он с сильным валлийским акцентом. - Хвала Господу и его пророку Иисусу за то, что вы явились! Клянусь Иисусом и моим боевым топором, мы прогоним этих безбожных свиней из города!
   Питер с сомнением посмотрел на принца. Духом тот вроде был крепок, но физически здорово сдал - совсем как Терри Андерсон <Один из американских дипломатов, полтора года пробывший в заложниках в Иране.>, когда вернулся из Ирана. Сколько он тут пробыл? Несколько недель? Кей разрезал веревку, стягивающую засов, а великан Бедивир отворил дверь темницы.
   Гормант хотел выйти из камеры с королевским величием, но ноги его подкосились, и он опустился на пол. Наверняка он несколько дней крошки во рту не держал.
   - Давайте.., освободим остальных, - прохрипел он, когда Кей и Бедивир помогли ему подняться на ноги.
   А Питер не спускал глаз с вышивалыцицы-принцессы-убийцы-неизвестно-кого.
   Пока другие помогали принцу, Анлодда занялась тем, что перерезала одну за другой веревки и отворяла засовы на дверях темниц. Вскоре свободу обрели около сотни харлекских воинов. Большинство из них столпилось в коридоре, другие пока оставались в темницах. Вид у всех был измученный, подавленный.
   Анлодда вернулась к Горманту и тихо проговорила:
   - Отец, я не сказала им. Понимаешь?
   Питер отшатнулся.
   "Как-как она его назвала? Чего не сказала? И кому?"
   Гормант смерил девушку взглядом.
   - Я обязан тебе жизнью, клянусь Господом и Девой Марией. Если когда-либо тебе понадобится мое покровительство, проси, и обретешь его. Но я хочу спросить тебя... - Он отвернулся от девушки, и с трудом скрывая владевшие им чувства, спросил:
   - Я не знаю тебя. Почему ты зовешь меня отцом?
   Глава 17
   Миновав гробницу, Корс Кант полз так долго, что потерял счет времени. Наконец впереди он увидел пятнышко света. Это оказалась дырка в очередной перегораживающей коридор каменной кладке. Однако туннель перед кладкой настолько сужался, что, даже протянув руку, Корс Кант не мог дотянуться до расшатавшихся камней. Он в ловушке!
   Корс Кант сжал плечи так, что их свело судорогой, протиснулся вперед. Но что-то держало, не пускало его. "Мои сандалии! Они за что-то зацепились!"
   Юноша отполз назад, но не обнаружил ничего, за что могли зацепиться сандалии, обреченно вздохнул, расшнуровал их и снова пополз вперед.
   Снова что-то помешало ему продвинуться. На этот раз это оказался нож. Недолго думая, бард распустил ремень, бросил его и рванулся вперед, к свету. Кружилась голова, мысли метались и путались. "До сих пор на меня действует зелье Анлодды", - решил Корс Кант.
   Но алчный туннель не желал отпускать его. У юноши осталось одно-единственное сокровище, но его он крепко сжимал левой рукой.
   "Нет!"
   Он дернулся, пытаясь протиснуться вперед, но арфа вместе с ним прочно застряла в этом бутылочном горлышке, привязанная веревкой к оставленному ремню. А Корс Кант, изо всех сил вытянув правую руку, едва дотягивался кончиками пальцев до камней полуразрушенной кладки, до желанной свободы.
   Арфа, подарок от Мирддина в честь того, что он выдержал первое бардовское испытание, не давала обрести ему свободу!
   "Нет! - Корс Кант закрыл глаза, отвернулся от света. - Хватит упрямиться! - подсказывал ему чей-то голос, на сей раз, похоже, его собственный. - Это всего лишь арфа. У Мирддина их десятки - в сундуках и коробах".
   "Но она моя! Я могу развязать веревку и..."
   Бард застрял основательно: правая его рука вытянулась вперед, к каменной кладке, к воле, левая закинута назад, и кончики пальцев едва касались арфы. Юноша попытался отползти назад, но не смог пошевелиться. При этом он все же ухитрился задеть локтем потолок туннеля, и на него сверху осыпалась вековая пыль.
   Он едва-едва касался арфы, он не мог ее ухватить за край и потянуть вперед. И еще Корс Кант понимал: если он попробует отползти назад, произойдет обвал, и тогда ему суждено навеки остаться здесь, превратиться в стражника гробницы, где лежит мумия какого-то мальчика.
   "Будь проклята твоя гордыня! Это всего лишь вещь! Она тянет тебя назад! Из-за нее ты чуть не утонул, из-за нее тебя чуть не убили около бань. Брось ее!"
   "Нет, - наконец решил юноша. - Не могу! Это часть меня, ради нее я столько совершил в жизни с тех пор, как был еще безымянным!"
   Он снова вытянулся, как только мог, прикоснулся к камням кладки. Несколько резких ударов по расшатавшимся камням - и он свободен! Но для этого нужно было проползти еще несколько футов.
   Слезы катились по щекам Корса Канта. Поспешно, пока не передумал, он высвободил левую руку, вытянул ее вперед. Его драгоценный инструмент остался позади, навеки похороненный под падающей сверху пылью.
   "Прощай, моя старая подруга, - грустно подумал он. - Прости, я должен уйти. Вперед, к свету!"
   Оставшись в одной холщовой рубахе, юноша рывком дернулся вперед и нанес удар по каменной кладке.
   Еще удар. Еще... Резкая боль в костяшках пальцев. "В кровь разбил, наверное, - отрешенно подумал юноша. - Неужели плата за свободу состоит в том, что я никогда больше не смогу играть?"
   Все было бесполезно. Потолок обрушился вновь. Юноша дико закашлялся, погрузился в темноту. Его последний удар сокрушил стенку - ровно настолько, что он смог просунуть в образовавшийся пролом руку. Плача от боли, он выхватил из кладки первый камень, потом еще один. Наконец ему удалось протиснуться в новый коридор, где он без сил повалился на пол.
   Взметнулось облако пыли, ослепило его. Когда пыль осела, Корс Кант обернулся и посмотрел на дыру, из которой только что вылез. И не увидел ни ремня, ни сандалий, ни арфы. Дыра закрылась, потолок обвалился окончательно.
   "Там, позади, осталась моя жизнь, - в тоске подумал юноша. - Теперь я больше не бард". Но в ушах у него звучал собственный голос: "Хватит разыгрывать дурную греческую трагедию! Может, еще раба позвать, чтобы он совершил за тебя твое же самоубийство? Или ты все же решишься сделать это сам?"
   Корс Кант догадался: снова дух покинул его тело, как тогда, на берегу моря, и теперь бьется о потолок. Он смотрел сверху вниз и видел мириады себя: напуганного маленького мальчика, которого чуть не похоронило под обвалом, циничного скептика, отвергающего любую благородную мысль, изначально считая ее притворной, будущего сказителя, записывающего рассказ о собственных приключениях даже сейчас, сидя в подземелье и дрожа от страха, но все же пребывая в поисках драматического поворота, который повергнет будущих слушателей в священный трепет, бесстрастного наблюдателя, парящего под потолком и взирающего с высоты на остальные воплощения, смеющегося друида, сознающего, что все воплощения, включая и это, - всего лишь крошечные частицы целого, содержащего и их, и еще десятки тысяч воплощений.
   Но даже целое являлось всего лишь частицей, мельчайшей частицей. "Мир содержит меня, но и я содержу мир. Он внутри моего разума. Макрокосм отражает микрокосм. Что вверху, то и внизу. Богиня Анлодда, как я могу описать это, не говоря устами Мирддина, старого притворщика?"
   Корс Кант вздрогнул, поежился и не смог удержаться от смеха. Каменный пол содрогнулся, закачался под его босыми ступнями, загремел - словно где-то рядом проснулся Таранис-Громовержец.
   Юноша чихнул и постарался овладеть собой. Пошатываясь и не переставая тихонько смеяться, он тронулся в путь по зловеще подрагивающему коридору.
   То он казался ему самым обычным туннелем, прорубленным в скальной породе, то вдруг ни с того ни с сего превращался в устланный коврами коридор Каэр Камланна, где стены были обиты дубовыми панелями, а в нишах прятались злорадно смеющиеся маски. И снова каменный туннель. Но пол все время угрожающе дрожал, словно его раскачивали высокие волны Харлекского Залива.
   "Да, да, да, теперь я все понимаю. Это все твое зелье, богиня-принцесса, это все равно, что выпить все цвета радуги, и чувствовать, как остатки питья стекают струйками по подбородку".
   Голова кружилась, Корсу Канту никак не удавалось мыслить ясно. Он взглянул на свои руки. Разве они всегда были зелеными? Он оглянулся - туда, где коридор изгибался дугой, подобно луку Ириды (еще одной радуге). Бард прошел какое-то расстояние, но все время оказывался внизу - там, где находилось самое глубокое место дуги. Кожу покалывало. Казалось, вот-вот разразится гроза.
   Корс Кант протер глаза. Что-то в этом зелье было такое... Но в каком зелье? Из-за темных занавесов выглядывали зеленые черепашки, хохотали какие-то зеленокожие мальчишки, показывали Корсу Канту свои обутые в сандалии ноги. "Видишь? Видишь, - казалось, кричали они. - Крепко сидят, как мудрость!" А Корс Кант был бос.
   Какой-то остроухий карлик уставился на Корса Канта. Юноша успел разглядеть его краешком глаза. На карлике были башмаки с загнутыми кверху носами. "Он не из тех ли, кого зовут "Туата де Дананн?" <Фэйри, рожденные богиней Дану.> подумал юноша.
   - Это тебе так кажется, презренный, - взвизгнул карлик.
   Корс Кант вдруг оказался на полу. Он сидел, скрестив ноги и вытягивал через ноздри свой мозг.
   "О Господи, я что - взбесился? Какой отравы я напился?"
   Куга сплюнул за борт, звякнул его фонарь. Сакс развернулся к юноше.
   - Какой-какой! Да той самой, что тебе твоя шлюха преподнесла! - злорадно проговорил он. - Никому не говори, что ты меня здесь видел!
   Зеленые черепашки навострили ушки и запели:
   - А это испытание, а это угощение, а это развлечение - ну, просто заглядение!
   - Кто вы такие? - дрожащим голосом спросил Корс Кант, напуганный появлением рядом с ним каких-то высоких темных силуэтов.
   "Мы - смеющиеся шибболы, - скрипнули голоса, похожие на звук, когда проводишь пальцем по мокрому стеклу. - В доме проклятья всем места хватит! Глаза открой - увидишь, что будет с тобой!"
   - Я не понимаю!
   "Да мы у тебя на ладошке!"
   Корс Кант прищурился. Зеленый глаз удалился, зрачок сузился, превратился в черную точку. "Ах, ходить по храму тяжко! Заблудился ты, бедняжка! А ведь сам его построил. Может, рушить все пора? Вместо золота ищи-ка яблоко из серебра!"
   - Хватит! - вскрикнул юноша, втянул голову в плечи, обхватил себя руками.
   - Ступай смелей!
   - Вот докумекал наконец! - взвизгнули шибболы - один слева, другой справа.
   - Ступай смелей в объятия тьмы!
   - Твои друзья отныне - мы!
   Глава 18
   Анлодда сидела в углу, обхватив руками колени. Питер обеспокоенно наблюдал за ней. "Она? Не может быть. Селли никогда не совершила бы такой глупости влюбиться по уши. А вдруг могла влюбиться? Нет, это глупо. Эти ублюдки-убийцы из ИРА даже не ведают такого чувства - любовь".
   Девушка посмотрела на Горманта. Ее бледное лицо, припухшие губы озаряли оранжевые отсветы свечи. У Питера дыхание перехватило. Он размечтался, но тут же одернул себя. "Дрянь! Ее возлюбленный валяется там, на дне ямы, с переломанными ногами, истекает кровью, а ты? У тебя есть другая пташка, она ждет тебя в замке!"
   Питер сглотнул подступивший к горлу ком, вспомнив о том, к чему привела любовь Ланселота и Гиневры.
   Все молчали. Гормант упорно избегал взгляда Анлодды. Или у Питера просто разыгралось воображение?
   "Нет, не разыгралось, - решил Питер. - На нее не желал смотреть ни один из освобожденных узников".
   Он встал, протолкался между жителями Харлека. Один из них при этом упал, но остальные последовали за Анлоддой. Питер, Кей и Бедивир замкнули строй.
   - Гормант, - распорядился Питер. - Веди нас к пристаням. Вероятно, Меровий со своими сикамбрийцами уже успел захватить какое-нибудь судно. Мы спасем вас.
   - Меровий! - воскликнул принц, и его лицо озарилось надеждой. - Меровиус Рекс явился, чтобы освободить Харлек? Хвала Господу!
   - Нет, мы должны уплыть отсюда! У нас не хватит сил, чтобы одолеть ютское войско!
   - Надо идти наверх, надо ворваться в зал, Богом заклинаю! - кричал принц, словно не расслышал слов Питера. - Мы снесем ворота, мы погоним мерзопакостных ютов по улице Цезаря! Ради Господа Иисуса давайте освободим этот город, спалим тех, кто дерзнул ступить на эту землю, и пусть они горят так, как будут потом гореть в аду, когда настанет Судный день, ибо им неведом Спаситель! - Гормант всплеснул руками и чуть было снова не упал.
   - Ради Сына Вдовы, - проговорила Анлодда отрешенно, устало, и в отвращении отвела взор.
   - За Меровия! - отозвался принц Харлека. - Меровиус, истинный царь Иерусалима, да поможет нам Господь и Богородица!
   "Иерусалима?" Но у Питера не было времени задать вопрос. Его подхватило и понесло волной отчаянной надежды.
   Глава 19
   Этот подонок! Вот уж подонок так подонок! Я прогнала все хорошие мысли об отце. Теперь вовеки веков он останется для меня просто Гормантом. Он избрал свою судьбу. И не важно теперь, кто кем управлял - Канастир им или он Канастиром.., они для меня всего лишь две одинаковые тыквы на одной грядке.
   Я бежала за толпой глупцов, спешивших навстречу собственной гибели, сгорая от ненависти к ним. Будь они все прокляты! Будь прокляты Ланселот и Этот Мальчишка, а особенно - я сама. Какая же я дура - понадеялась, что между мной и Гормантом снова будет все хорошо, что все изменится, стоит мне спасти его от того, чего он на самом деле заслуживал!
   Как я могла поверить, что ненависти длиной во всю мою жизнь придет конец, что ее можно смыть, словно грязь с перепачканной рубахи?
   Я бежала вперед, находясь в прекрасном окружении - посреди вопящих, визжащих, обреченных душ. Я была так же никчемна, как все они, ведомая пустой надеждой.
   Наверняка Гормант узнал о смерти Канастира задолго до того, как я передала на берег послание с борта "Бладевведд" - он, несомненно, узнал об этом от Куты, которого считал ютом. Какая же я была дура - думала, что наконец мне удалось победить этого червяка, убить его в сердце Горманта!
   А этот глупец до сих пор надеялся сохранить Харлек, он думал, что его притворный пыл сотрет из разума Артуса мысль о его измене. Гормант не решился открыто обвинить меня в убийстве Канастира, Потому что мне было ведомо о его предательстве, за которое он заслужил пытки и смерть на кресте. Вот и решил притвориться, что он мне не отец, решил навсегда вычеркнуть меня из своей жизни.
   Ну и черт с ним. И со мной тоже. Раз так суждено - пусть все мы отправляемся в Царство Теней!
   Я отбросила все мысли и устремилась вперед, словно зверь, ведомый жаждой крови и убийства. Во мне осталась только частица Анлодды - та, что была одинокой племянницей дяди Лири. И эта частица меня вопрошала: "Этого ли я должна была бояться? Об этом ли меня предупреждал Меровий? Это ли новое посвящение в Строители?!"
   Глава 20
   Корс Кант стоял на коленях, обхватив руками голову, пытаясь утихомирить разбушевавшийся разум. Он казался себе морским царем Ллиром, усмиряющим разбушевавшийся океан. "Нельзя, чтобы они остановили меня, нельзя, чтобы они меня заполучили!" Вдалеке ему почудился голос зовущей его Анлодды. Она ли звала его или то был его собственный голос?
   "Хотя бы эти глупые детские стишки прекратились". Слабое утешение. Более одиноким Корс Кант себя еще никогда в жизни не чувствовал.
   Ей все равно. "Чего она хочет от меня? Чтобы я пал к ее ногам и поклонялся ей? Но она всего лишь принцесса, а не богиня!"
   "А если все же богиня?" Может быть, она ждала, что Корс Кант поймет это?
   Интересная мысль. Будь это так, многое бы объяснилось.
   Один из смеющихся шибболов, ставших теперь размером с ладонь юноши, склонил набок головку.
   - Кто как не богиня, обладающая могуществом Брэна или Геракла, может размахивать топором подобно тому, как Тор размахивал молотом, но рядится в платье вышивальщицы? Разве простая смертная могла остаться живой и невредимой, без единой царапинки, в жестоком сражении?
   Крошечный, никчемный Корс Кант Эвин съежился еще сильнее. Новое открытие: какое дело богине до барда-недоучки? Она просто играла с ним, забавлялась.
   - Все бесполезно, - прошептал он. - Почему бы мне не остаться здесь? Какой от меня прок? Она читает по-гречески не хуже меня, она все знает об этом мире. А я с самого начала был для нее безделицей, игрушкой!
   Шиболлы подступали к юноше. Они были пушистые, теплые, их черно-белые лапки почти не были видны во мраке. Они несколько раз подряд взвизгнули тихонько: наверное, старались успокоить юношу.
   - А нам не кажется, что ты такой уж никчемный!
   - Да-да, нам кажется, что ты должен выбраться отсюда и помочь своим друзьям!
   - Благодарю вас.
   Он погладил шибболов по головкам, и они снова пискнули - на сей раз довольно. Но кто они такие - эти пушистые шибболы? Наверняка они обитали здесь, в подземелье. И что с того? Пускай они успокаивали его, разделили с ним одиночество, но он все равно был один-одинешенек. Кто-то или что-то точно так же успокаивало его, когда он был ребенком, но что - этого юноша никак не мог припомнить. Это было что-то такое, что спало рядом с ним и охраняло его от демонов ночи.
   - Сами подумайте, - проговорил он устало. - Ланселот могуч. Кей наделен мистическим чутьем. Бедивир командует сотнями воинов, и они беспрекословно подчиняются ему. Анлодда.., скажем так: Анлодда есть Анлодда.
   А я - пони-недоросток. Что мне осталось? Только распевать песни о героях пьяным легионерам? Да у меня и арфы теперь нет.
   - Ты еще кое-что упустил, - возразил тот шиббол, что стоял слева.
   - Ты не сказал о короле Меровии! - напомнил Корсу Канту другой.
   Меровии... При звуке этого имени зашевелились потаенные воспоминания. Что он говорил.., что он сказал.., про храм?
   Корс Кант улегся на спину. Холодный каменный пол тянул его вниз, словно якорь. Над его лицом повис меч с окровавленным лезвием. Юноша охнул, дернулся, пытаясь отползти. Рука задела и перевернула стоявший рядом кубок. Но ведь мгновение назад там никакого кубка не было!
   "Когда-то наш Господь должен был сделать точно такой же выбор, - вспомнил Корс Кант. Или за него вспомнил Меровии? - Он избрал меч. Теперь выбор за тобой!"
   Старый окровавленный меч был более могуч, чем все клинки, какие только доводилось видеть барду до сих пор. Он превосходил мощью даже тот чудесный меч, которым оделил Корса Канта Кей на палубе "Бладевведд". Он был живой, и он источал великую силу, словно песнь! Корс Кант протянул руку, коснулся украшенной драгоценными каменьями рукоятки.., сверкнула молния, и угасла совсем рядом с лицом юноши.
   "Я знаю этот меч! Это он, тот самый, что спас мне жизнь тогда, когда я висел под окном Ланселота! Пусть он снова спасет меня!"
   В туннеле стало тихо-тихо. Даже шибболы помалкивали - прижались к Корсу Канту и подглядывали, прикрыв мордочки лапками. Все замерло, все трепетало в ожидании.
   Маленький мирок подземелья притих и ждал исхода. "Выбирай, выбирай же!" казалось, умоляло все вокруг.
   Рука барда дрогнула. Меровии... Что сказал Меровии?
   Нужно было непременно вспомнить, прежде чем выбирать!
   "Выбирай! - приказал леденящий сикамбрийский ветер. - Что более нужно меч или Грааль? Иосиф Аримафейский собрал все до единой драгоценные капли Королевской Крови в эту чашу. Но этот меч способен сокрушить целые войска. Так выбирай же!"
   Меч.., что такое меч? Корс Кант вытянул руку сильнее, кончики его пальцев коснулись лезвия меча.
   - О нет! - крикнули шибболы разом. - Только не думай! Сердцем выбирай, не разумом! - Они тревожно запищали.
   "Разум!" Меч являл собой разум! Рассудок! А Корс Кант чем занимался всю свою жизнь? Он только и делал, что решал - что хорошо, что дурно, отмерял и взвешивал, выбирал pro и contra. Чего недоставало его душе?
   А Чаша что означала? Сострадание - вот как сказал Меровий. Сочувствие, доброта, понимание. Разум - правая рука, а левая - сострадание, и без нее меч лишен баланса.
   Все ясно. Корс Кант откатился сторону, а меч упал, не задев его. В падении меч перевернулся, и со звоном ушел по самую рукоятку в каменный пол, вонзившись в то самое место, где миг назад находилось сердце юноши. С отчаянным криком Корс Кант схватил золотой Грааль.