Страница:
Наконец один из ютов - наверное, командир, поскольку у него была золоченая цепь на груди - зашевелился во сне, почувствовав, видимо, неладное. Покачиваясь, он поднялся на ноги, непротрезвевший и не до конца проснувшийся. Питер обхватил его сзади одной рукой, зажал горло другой, и нанес кинжалом удар в спину, но совсем немного опоздал. Ют успел выкрикнуть нечто нечленораздельное, но, увы, громко.
Этот крик прозвучал, словно сработавшая сигнализация. Тут и там раздавались крики ужаса. Питер и его крошечный отряд успел перерезать глотки десятку спящих. "Так пусть теперь и остальные познают страх!"
Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз - заработал клинок Питера. Казалось, он сам находит цели, прокалывает глотки по своему выбору, пронзает сердца сам по себе, и для этого ему не нужна воля хозяина. Кровью залило руку Питера, грудь; забрызгало лицо. Он поскользнулся в луже крови, покатился по столу, уставленному едой и напитками, и снова принялся колоть и рубить, приканчивать полусонных ютов, ослепших от ужаса.
Снова послышались крики, на сей раз в них содержались какие-то слова, но Питер не понимал по-ютски, и для него они были лишены всякого смысла.
- Уходим! - крикнул Питер. Это было первое слово, произнесенное им с того мгновения, как отряд вошел в зал. Кей чуть помедлил, потом понял, что это приказ, и схватил за руку своего братца Бедивира. Они бросились к выходу, за ними - бард.
Но Анлодда не услышала приказа. Перехватив нож в левую руку, она вырвала из-за пояса убитого юта топор.
Развернулась к другому, уставилась на него, словно Лиззи Борден <Лиззи Борден (1860-1927) - американка, в 1892 г, обвинявшаяся в убийстве топором отца и мачехи. Суд ее оправдал, но молва считала виновной.>, и подняла топор. Топор резко опустился, перебил позвоночник юта, погрузился в грудную клетку. Ее обезумевшие глаза не видели ничего, кроме крови, - вылитый призрак Банко из "Макбета", мстящей за все кровавые злодеяния ютов, римлян, саксов, а может, и бриттов.
Корс Кант был уже на полпути к двери, когда понял, что девушки нет рядом с ним. Он остановился на бегу, оступился, упал на колено в лужу крови, встал и метнулся назад, к возлюбленной... Обхватив за талию, юноша потащил ее назад.
Анлодда согнула руку в локте и заехала юноше в лицо. Корс Кант упал на спину. Девушка развернулась, ослепленная яростью берсекера, и взметнула руку с зажатым в ней клинком. Корс Кант лежал, не шевелясь, запрокинув голову.
Питер остолбенел. Он находился слишком далеко, чтобы помешать Анлодде. Он понимал, что может произойти в следующее мгновение. Девица потеряла рассудок от вида крови, она не видела перед собой никого и ничего, кроме врагов. Питеру приходилось наблюдать такое. Такое он видел в Ольстере среди бойцов своего отряда, а еще - в глазах Анлодды в ту ночь, в покоях Dux Bellorum.
"Принцесса! - крикнул Питер сдавленно. - Не убивай его, ради Сына Вдовы!"
Девушка шумно выдохнула. Волшебные слова охладили ее разбушевавшуюся кровь. На миг она растерялась, потом тряхнула головой и, очнувшись, поняла, где она и кто перед ней. Словно освободившись от пут связавшего его по рукам и ногам заклинания, Питер бросился к Анлодде, схватил ее за руку, оттащил от барда. Их спас полумрак, царивший в зале, и то, что юты были все еще пьяны вдребезги. Многие так до сих пор и не проснулись, а те, что проснулись, протирали глаза, не понимая, что происходит.
Питер погнал Анлодду и Корса Канта к двери, где их в нетерпении поджидали Кей и Бедевир, плечом толкнул тяжелую створку.
Выбежав из зала, они помчались по внутреннему двору. Юты не выбежали за ними сразу же, и потому не заметили, где скрылись злоумышленники.
"Принцесса? Принцесса Анлодда?" - Питер схватил Анлодду за руку, принудил остановиться.
- Где? - выкрикнул он, тяжело дыша. "Откуда у меня взялось это слово "принцесса". Где я его взял?" - вот что хотел спросить Питер.
- В тюрьме! - как бы отвечая на его вопрос, выкрикнула Анлодда, тяжело дыша. - Там наверняка держат моего отца. Вместе с теми защитниками Харлека, что еще живы! - Она резко свернула влево, к пристроенному крылу, нырнула под арку. Промчалась по проходу, развернулась и наткнулась на запертую дверь. Кей и Бедивир догнали девушку, принялись вместе толкать дверь. Наконец под их общими усилиями дверь поддалась и открылась.
За дверью оказалось помещение явно более древнее, чем остальные постройки в крепости. Тут римским даже не пахло - стены были сложены без строительного раствора, неоштукатурены. Ни мозаики, ни красок - голые камни.
- Разве юты могли оставить хоть кого-то в живых? - с сомнением в голосе проговорил Питер.
- Конечно, - кивнул Кей. - За них могут дать выкуп, который не сравнится со всеми сокровищами, что юты найдут в крепости. Ведь у каждого из пленников есть семья, а каждая семья готова дорого заплатить за возвращение домой отца, сына или брата.
Посредине комнаты чернела дыра. Вниз, в непроницаемый мрак, уводили ступени - каменная лестница без перил.
Анлодда сунула за пояс отобранный у убитого юта топорик и вприпрыжку побежала вниз по ступеням. Обернувшись на бегу, она крикнула остальным:
- Идите за мной, если только не желаете остаться и беседовать об Аристотеле со всеми ютами на свете! А я не сомневаюсь - сейчас они обшаривают дворец, комнату за комнатой, в поисках злодеев!
Глава 15
Корс Кант, прыгая через пять ступенек, последовал за Анлоддой. Она бежала быстро, бард с трудом различал впереди ее силуэт. Через некоторое время ступени стали уже. Бард задевал плечом стену. Он поскользнулся, сильно наклонился влево, но удержал равновесие и дальше пошел медленнее и осторожнее.
Чья-то рука легла на его плечо.
- Потише, парень, - прошептал Кей. - Мы же не знаем, куда она нас ведет и что там внизу.
- Там внизу... Анлодда, - выдохнул Корс Кант.
- Ну и много будет проку, если ты кувыркнешься через голову! Ступай осторожнее, тут все такое древнее - того и гляди рассыплется!
Корс Кант прижался боком к холодной шершавой стене и пошел дальше, представляя себя Орфеем, спускающимся в подземное царство. Мерзкий запах ударил ему в ноздри - запах затхлости и гниения. Плакала какая-то женщина - но не Анлодда.
Бард сделал следующий шаг и наступил на чудовищно огромную крысу. Крыса взвизгнула и куснула его за лодыжку. Корс Кант закрыл рот ладонью, чтобы не крикнуть. Крыса выскользнула из-под его подошвы, а нога Корса Канта повисла над бездной. В страхе юноша попытался схватить за руку Кея, но промахнулся, соскользнул со ступеньки, пребольно оцарапав ногу, и полетел кувырком.
Крик Анлодды: "Корс!" был последним, что он услышал.
Корс Кант очнулся и открыл глаза. Он лежал на груде гниющего тряпья, не помня и не понимая, как здесь оказался. Голова кружилась. Он осознавал, что прошло какое-то время. Он лежал, не шевелясь, и ждал, что вспомнит, что случилось. Как он оказался здесь, в этой промозглой темнице? И вообще - кто он такой?
Как только он задал себе этот вопрос, явился ответ:
"Корс Кант, бард, Харлек, юты!" Но в следующее мгновение у него дико заболела голова, будто череп ему раскроили.
Боль пульсировала, юноше казалось, что в следующее мгновение он умрет, но прошло какое-то время, и боль мало-помалу отступила. Он сжал голову в ладонях, тяжело дыша.
Отдышавшись, Корс Кант попытался сесть. Спина его заскользила по холодному влажному камню. Он молчал и слушал, как его учил Мирддин: шуршание крыс в углу, жужжание мухи. Стук собственного сердца. Он был тут совсем один, и это было страшно.
Нога затекла. Как она говорила? "Выстроен на руинах, которые еще древнее, чем сама крепость?" Корс Кант поежился от мертвящего холода, протянул руку и нащупал в нарукавном кармане коробочку с углями и огарок свечи.
"Но где же Анлодда, Ланселот, Кей? Почему они не идут мне на помощь?" Странный ответ заставил юношу содрогнуться: "Потому что не могут. Потому что нет другого пути вниз, кроме того, которым сюда угодил я".
Дрожь не отпускала барда, однако он все же ухитрился выбить искру и зажечь огарок свечи. Как только свечка загорелась, он осмотрел темницу. В комнатушке когда-то был сводчатый потолок, но теперь своды обрушились. Стены прятались во мраке, и Корс Кант не мог разглядеть ведущей в подземелье лестницы. Он попытался встать, но боль ударила с новой силой, и юноша снова повалился на груду тряпья. Вдобавок у него сильно заболела спина. Боль была противная, напоминала диссонирующий аккорд.
"Моя арфа!" Она сорвалась с шеи Корса Канта при падении и теперь лежала у противоположной стены, словно напуганная птичка. Корс Кант вытянул руку, но до арфы не дотянулся. Он наклонился, застонал от боли, но все же ухитрился схватить любимый инструмент.
Прижав арфу к груди, он поднес свечу поближе к ней. Вроде бы инструмент не пострадал, вот только одна струна порвалась. Корс Кант потрогал остальные струны. Не мешало их подтянуть, но они хотя бы остались целы.
Тяжело дыша, юноша осмотрел себя и свои раны. На голени он обнаружил глубокую ссадину, но сумел бы ступить на ногу, если бы так дико не болела спина. Юноша облизнул ладонь и стер со ссадины грязь, насколько смог.
Медленно, осторожно он поднялся на ноги. Каждый вдох доставлял ему мучительную боль. Казалось, будто за спину его кусает голодный волк. Он не мог повернуть туловище ни в одну, ни в другую сторону. Но если он держался, вытянувшись по струнке, словно римский воин, то мог шевелить ногами, хотя и очень медленно.
В комнатушке он обнаружил единственную дверь, и она была чуть-чуть приоткрыта. Добравшись до нее. Корс Кант открыл ее шире, и это отозвалось новым спазмом боли в спине. Юноша шагнул за порог, а спина и нога спорили меж собой, кто из них болит сильнее.
Убирая огниво в карман, он нащупал там что-то гладкое, округлое. Пальцы сомкнулись, и юноша извлек из кармана крошечную склянку. Как он ни силился, но не мог вспомнить, чтобы сам клал ее туда.
На склянке с притертой пробкой красовалась надпись:
"BIBE ME". По-латыни это означало "выпей меня". Корс Кант попытался вспомнить, и наконец на ум ему пришло видение, пережитое на палубе "Бладевведд". Мертвое тело, закутанное в саван, принцессу Анлодду, с пальцев которой капала кровь. Она пыталась ускользнуть из его видения. Она дала ему зелье. "Но ведь это был сон!" - подумал бард.
- Нет, - произнес он вслух, стараясь успокоить себя. "Это другая бутылочка! Это та, из которой я испил, когда она совершила мое посвящение в Строители!"
Как она тогда говорила? "Ты один в материнской утробе, тебе больно, тебе страшно, так выпей же это, чтобы увидеть свет". Губы у юноши пересохли, ладони взмокли. Он прикусил щеку и понял, что у него дико стучат зубы.
"Что ж. Я один во чреве Матери-земли, я ранен и дрожу. Так верю я ей или нет?" Корс Кант облизнул губы, зубами вынул пробку из склянки и поднес ее к губам. Осторожно попробовал жидкость - но нет, тогда, в пещере, зелье было иным на вкус.
"Глупо! Или пить, или не пить! Если ты не веришь ей, как ты можешь любить ее?"
Торопливо, пока не передумал, Корс Кант опрокинул содержимое склянки в рот. У жидкости оказался вкус желчи, смешанной с прокисшим молоком и морской водой. Корс Кант скривился и заставил себя проглотить зелье. Жидкость обожгла горло, словно крепкое вино, выпитое слишком поспешно.
"Что теперь? Выбора нет. Выход один".
И Корс Кант, прихрамывая, побрел по мертвенно-тихому коридору, стискивая зубы при каждом шаге - так сводило болью спину. Ни одной двери. Коридор казался бесконечным, но вот перед юношей встала глухая каменная стена.
Корс Кант осторожно прикоснулся к стене. Кладка оказалась древней, без раствора. Наверняка стену сложили до прихода римлян - четыре века назад, если верить Анлодде. Некоторые камни держались еле-еле. Корс Кант ухватился за один из них, немного повернул его... Камень поддался и рассыпался в пальцах у юноши. Корс Кант отвел руку со свечой назад и заглянул в образовавшееся отверстие.
Там оказался туннель, пустой и темный, но что удивительно, на полу - ни пылинки. "Неужели кто-то там недавно подметал?" - изумился Корс Кант, понимая, что это невозможно, что нога человека не ступала по этому коридору сотни лет. "Да, человека - вот именно", - поправил он себя.
Он просунул руку в дыру и вынул еще несколько камней. Через час упорного труда, принесшего юноше нестерпимую боль, которую он старался превозмочь, он расширил отверстие в стене настолько, что смог пролезть сквозь него.
Поначалу коридор оказался довольно широким, но потом начал сужаться, словно наконечник копья.
"Превосходно! И что теперь?" Юноша в страхе оглянулся назад, за что был вознагражден сильнейшей болью в спине. Назад пути не было. Вздохнув, бард пошел вперед. Время от времени ему приходилось передвигаться ползком, разгребая грязь.
Он задыхался, кашлял. Смотреть и вперед, и назад было одинаково страшно. Ему начало казаться, что кто-то ужасный преследует его по пятам - столь ужасный, что стоит только посмотреть на него и упадешь замертво.
Если Корсу Канту было суждено умереть, он бы предпочел, чтобы это случилось где угодно, только не в этой темнице. Умри он здесь - его дух не нашел бы пути наверх.
Тут ему в голову пришел один вопрос. "Почему на моем пути не попадается костей тех, кто проделывал этот путь прежде? Наверняка я не первый, кто оступился на той предательской ступеньке!" Корс Кант медленно продвигался вперед, с каждым шагом ощущая свою беспомощность и никчемность. Наконец он пополз на животе, словно змея. В туннеле по-прежнему было пусто - ни скелета, ни хотя бы зуба или челюсти.
"Не было на свете более никчемного создания, чем ты, - твердил злорадный голос в ушах у Корса Канта. - Любишь принцессу? Да ты по лестнице спуститься не смог без того, чтобы не свалиться в яму! Вот и ползи на пузе по грязи, только этого ты и заслуживаешь!"
Отчаяние охватывало юношу все сильнее. Дыхание его шумом подобно стало порывам северного ветра.
Он заплакал, стыдясь собственной беспомощности, самонадеянной любви к принцессе, стыдясь даже самих слез. "Ты даже не настоящий бард!" - издевался противный голос.
"Может, перестанешь хныкать только о себе?" - подумал он и стал плакать обо всех и обо всем, что когда-либо знал - о людях, собаках, утках, свиньях, цветах, кораблях, мечах и чашах. Ему казалось, что все они ползут сейчас по туннелю вместе с ним, стонут и скрипят зубами в отчаянии.
Корс Кант протянул руку назад, нащупал на боку арфу. "Ну хватит плакать, бестолковый. Все так, как должно быть. Помни о том, что она тебе говорила: "Все на свете связано - камни земли и звезды на небесах. И когда ты ползешь под землей, ты странствуешь по небу. То, что вверху - то и внизу. Глупышка!"
Отчаяние отступило столь же молниеносно, сколь и нахлынуло. Юноша порадовался тому, что никто не видел его беспомощности.
- Это все зелье, - проговорил он, и голос его глухо прозвучал в тесном туннеле. - Это зелье Анлодды на меня так подействовало. "Выпей меня!" Нет, принцесса, больше никогда!
Вдруг Корс Кант увидел перед собой какой-то предмет. Это был каменный ящик странной формы. Длинный, но не глубокий и не широкий. Гроб? Корс Кант понял, что именно в такой гроб ученики Христа положили его тело. Но гроб оказался больше, чем его представлял себе юноша.
Страх вновь подступил к барду со всех сторон. Он физически ощущал прикосновения чьих-то пальцев, готовых разорвать, сдавить его. Но на сей раз он осознавал, что эти ощущения чужеродны, что они обволакивают его пеленой, и что теперь страх сменил отчаяние. "Кто-то или что-то пытается вернуть меня назад, оттолкнуть, оттащить от этого гроба".
На миг Корсу Канту стало так страшно, что он чуть было не закричал, но тут же одернул себя. Он старался убедить себя в том, что это ложный страх - такой, как бывает во сне. Юноша закрыл глаза и задышал медленно, задерживая дыхание, - так, как его учили друиды.
"Песнь! Песнь о герое!" Бард безмолвно прочел рассказ о Пуйле, о его странствии в Ануфин, Страну Теней. Пуйл вступил в схватку с Арауном, повелителем Царства Теней, точно так же, как Орфей с Гадесом.
Отвага Пуйла успокоила барда, наполнила его сердце гордостью, и эта гордость прогнала страх, прогнала его прочь, как возничий гонит упряжку лошадей.
Корс Кант открыл глаза, приняв твердое решение не поддаваться панике.
Свеча почти догорела, и юноша поднес огарок поближе к каменному ящику. На крышке оказался барельеф, изображавший не то юношу, не то девушку, прижимавшую к груди свиток. Лежавшую на спине фигуру окружали четыре плакальщика, одетые в сикамбрийские доспехи - такие, как у Ланселота. Между тем на их щитах были выбиты христианские кресты.
Волосы у каменного юноши были такие же длинные, как у Меровия.
"Что это значит - то, что жаждущий посвящения ползет по узкому коридору в этот храм?"
- Это значит, что он родился вновь, - прохрипел бард. И моргнул в изумлении. Откуда взялся ответ? Его произнесли его губы, но он пришел не из его разума, не из его памяти.
- И кем был он. Корс Кант Эвин? - вопросил голос, на сей раз точно принадлежавший Анлодде, и донесся он из-под крышки гроба. Юноша ощутил прилив дурноты. Желчь хлынула ему в горло, обожгла его огнем. "Нет! Это не может быть она! Там нет никого, это мой помутившийся рассудок шутит шутки со мной!" И Корс Кант принял решение не слушать никаких голосов здесь, находясь так далеко от мира людей, Свеча мигнула. Она вот-вот могла погаснуть. Корс Кант поспешно поднес ее к барельефу. Помимо фигур, тут были буквы. Большинство оказалось древнееврейскими, а этому языку не обучали даже в школе друидов. Но вот перед глазами юноши предстала фраза, запечатленная на псевдо-латыни, и он почувствовал, что ему словно обручем сдавило виски:
I TEGO ARCANA DEI
Это звучало не так безграмотно, как та галиматья, которую по памяти читал Корсу Канту Ланселот, но все же смысл был не вполне ясен. Приблизительно это означало следующее: "Я, умерший, храню тайны Господа".
Буквы жгли его разум, мерцали в воздухе. Вот они начали перестраиваться, меняться местами, по две одновременно, двигаясь с величественной грацией, словно в римском танце:
I tego arcana dei
Е igo arcana dei
et in oarcaga dei
et in Oarcada gel
et in arcadia Geo
Et In Arcadia Ego
Знакомая, чуть волнующая фраза, преследовавшая Корса Канта не один день: "Et in Arcadia Ego". "И я в Аркадии".
"Старая шутка греческих нумерологов - составление анаграмм". Тогда, во время видения на палубе корабля, он видел тело, завернутое в саван. Тело кого-то, кого он знал и любил, тело того, кого убил самый любимый из апостолов.
Но что значила эта фраза? И почему она переворачивалась, словно кем-то подбрасываемая монетка? Сначала он услышал ее от Меровия через Ланселота, а теперь она была начертана на крышке гроба, к которому его привел вызванный Анлоддой сон! Корс наклонился сильнее, нагнулся над гробом. Но свеча угасла прежде, чем он успел прочесть что бы то ни было еще.
- Я ничего не вижу, - прошептал он, вновь ощутив страх. - Тут темно.
"Никто не видит в темноте", - послышался новый голос из мрака. Анлодды? Да. Но какой-то чужой.
Бард поежился. Ему послышались чьи-то шаги.
- Я ничего не слышу! - заверил он себя и стал напевать древнюю друидскую песнь. Тут же понял, что это погребальное песнопение, и умолк.
"Загаси свечу пальцами, не задувай ее. Никогда не смешивай стихии! Никогда не бей по щеке Бранвен! Cave canem! Берегись собаки!"
От страха сердце Корса Канта бешено колотилось, мчалось куда-то, словно перепуганный пони. Гроб пугал его, хотя там наверняка не могло быть ничего, кроме горстки праха. "Гроб древнее Юлия. Он мог появиться только на сто лет позже, когда возникла христианская церковь. Кто принес его сюда? Почему его поставили в подземелье?" Корс Кант протянул руку и коснулся камня кончиками пальцев. "О Господи, неужели я подошел так близко? А я и не понял!"
"Жезл предвидения привел тебя сюда. Так пусть теперь тобой движет сила поклонения. Ты знаешь, что ты должен сделать".
- Да! Прежде всего я должен перестать слышать голоса там, где должно быть тихо!
"Но кому ты веришь!"
"Я верю только себе! - беззвучно прокричал Корс Кант. - Нет, это ложь. Я никому не верю, даже себе. Но нет.., я верю моей матери, я верю стихиям земли, воды, воздуха и огня. Я верю..."
- Что я должен сделать? - спросил он вслух. - Это безумие!
"Нет, - ответила самая его суть. - Я верю вам всем. И я знаю, что делать".
Святая святых его разума говорила правду. Он знал, хотя не понимал, откуда и почему. Корс Кант протянул руки во тьму и медленно провел ими по крышке гроба. Наконец он нащупал трещинку и запустил туда пальцы, стараясь не думать о том, что в следующий миг на него обрушится потолок или стены, и навсегда погребут его здесь, в подземелье Каэр Харлека.
Юноша старался как мог. Крышка была тяжелая и никак не желала поддаваться. Но вот послышался оглушительный скрип, и крышка немного отъехала в сторону. Корс Кант облегченно вздохнул и сдвинул крышку еще на ладонь - этого вполне хватило для того, чтобы он мог сунуть руку в гроб.
В гробу лежала мумия. Тело умершей девушки или юноши. Пальцы Корса Канта дотронулись до брови мумии. Он гадал, сколько лет было покойному.
Но вдруг он вскрикнул, потому что высохшая кожа и кости хрустнули под его пальцами - точно так же, как тот камень в стене, который он потянул, когда разбирал древнюю кладку. Несколько недель назад? Но нет, скорее - несколько столетий. Кто-то сохранил тело, но кто и как давно это было - этого юноша не знал.
Под окоченевшими от страха пальцами юноши голова мумии повернулась.
Корс Кант окаменел от ужаса, но руку отдернуть не мог. "Сейчас из гроба высунется рука, - думал он, - схватит меня, и мне конец!"
Он, застыв, ждал развязки, стараясь не дышать. Но вот голова мумии отделилась от шеи и укатилась в дальний угол гроба.
Бард истерически хихикнул и утешился мыслью о том, что пока не сошел с ума. "Там ничего нет, - успокаивал он себя. - Там мумия. А у меня есть меч рассудка и монета оценки - меня не одурачить никому!" Он глубоко, по-друидски вдохнул затхлый воздух подземелья, закатал рукав рубахи и опустил руку в гроб - на этот раз глубже.
Пальцы нащупали тунику на мумии, а потом свиток - точно такой же, как тот, что был высечен на каменной крышке. Юноша потянул свиток к себе, но мумия держала его крепко. Рассердившись, Корс Кант дернул свиток сильнее. Что-то хрустнуло, подобно рвущимся корням.., свиток вылетел из гроба, и оказался в руке у Корса Канта. Что-то прицепилось к свитку, и бард в ужасе обнаружил, что оторвал у мумии руку.
Отцепляя мертвые пальцы один за другим, юноша в конце концов высвободил свиток из мертвой хватки мумии. Затем он аккуратно положил оторванную кисть обратно в гроб. Склонившись к саркофагу, он ощутил запах мертвых цветов болезненный, гибельный.
На ощупь свиток казался пергаментным. Бард сунул его за рукав, чтобы прочесть, когда выберется на свет.
"Ты искал и нашел, Корс Кант Эвин, - на этот раз слова произнес голос Анлодды. - Теперь ищущему посвящения пришла пора увидеть свет! - продолжала "она". - Ты не можешь повернуть назад. У посвященья нет конца!"
Она была права. Назад дороги не было. Назад - это значило вернуться в комнату, куда он упал с лестницы. А вперед? Был ли путь вперед?
Успокаивая себя, как только мог. Корс Кант в темноте обошел вокруг гроба, прижимая к груди арфу, чтобы не поцарапать ее о камень. Затем осторожно взобрался на крышку и прополз по ней. Туннель продолжался, но впереди по-прежнему зиял мрак. Единственным утешением было то, что боль в спине немного унялась.
Он уже собрался было ползти дальше, как вдруг мысль остановила его.
"Ой, Господи, мумии теперь будет так холодно в открытом гробу!"
Корс Кант попытался отбросить эту глупую мысль, но не сумел. Он вернулся назад и с трудом водрузил крышку на место. Наконец он облегченно вздохнул и повернулся спиной к саркофагу.
Но тут новый голос зазвучал у него в ушах, и с этим голосом пришли совсем иные мысли. "Меч, жезл, пятиугольник, а теперь - чаша сострадания. У тебя есть все инструменты, чтобы найти свой путь из храма Соломона.., молись о том, чтобы не растерять их".
Корс Кант поежился и пополз дальше по туннелю. Этот голос был очень похож на голос Меровия.
Похож - и не похож.
Глава 16
Питер обгонял Кея, но впереди всех мчалась Анлодда, ловко прыгая через пять ступенек. Но неожиданно она оступилась, тяжело упала на бок и заскользила вниз.
Перевернувшись на живот, девушка пыталась ухватиться за ступени. Глаза ее выпучились, сверкнули белки. Но тут подоспел Питер, протянул руку, схватил Анлодду за волосы. Впереди виднелись обгоревшие доски пола. За три ступени до этого места лестница обрывалась. Последние ступени тоже сгорели.
Питер подтянул девушку к себе. Оба они не на шутку испугались.
- Ты что, за ним следом собралась? - сердито выговорил Питер.
- Да отпусти ты меня! - рванулась Анлодда, умолкла и уставилась вниз.
- Ступени, ведущие в подземелье, исчезли, - заключила она, выразив словами то, что ее подсознание поняло несколько секунд назад.
- Да что ты говоришь?
- Как это - что я говорю? - не поняла издевки Анлодда. - Неужели ты сам не видишь? Они же обрываются сразу...
- Я и сам вижу! - огрызнулся Питер. - Тебе знакомо это место. Ты сказала подземелье. Другой путь туда существует?
- Конечно, мне знакомо это место. Нет, другого пути я не знаю. Дайте мне веревку, я должна спуститься за ним! - Она пристально вглядывалась в яму.
- Нет у нас веревки, - пробормотал Кей.
Этот крик прозвучал, словно сработавшая сигнализация. Тут и там раздавались крики ужаса. Питер и его крошечный отряд успел перерезать глотки десятку спящих. "Так пусть теперь и остальные познают страх!"
Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз - заработал клинок Питера. Казалось, он сам находит цели, прокалывает глотки по своему выбору, пронзает сердца сам по себе, и для этого ему не нужна воля хозяина. Кровью залило руку Питера, грудь; забрызгало лицо. Он поскользнулся в луже крови, покатился по столу, уставленному едой и напитками, и снова принялся колоть и рубить, приканчивать полусонных ютов, ослепших от ужаса.
Снова послышались крики, на сей раз в них содержались какие-то слова, но Питер не понимал по-ютски, и для него они были лишены всякого смысла.
- Уходим! - крикнул Питер. Это было первое слово, произнесенное им с того мгновения, как отряд вошел в зал. Кей чуть помедлил, потом понял, что это приказ, и схватил за руку своего братца Бедивира. Они бросились к выходу, за ними - бард.
Но Анлодда не услышала приказа. Перехватив нож в левую руку, она вырвала из-за пояса убитого юта топор.
Развернулась к другому, уставилась на него, словно Лиззи Борден <Лиззи Борден (1860-1927) - американка, в 1892 г, обвинявшаяся в убийстве топором отца и мачехи. Суд ее оправдал, но молва считала виновной.>, и подняла топор. Топор резко опустился, перебил позвоночник юта, погрузился в грудную клетку. Ее обезумевшие глаза не видели ничего, кроме крови, - вылитый призрак Банко из "Макбета", мстящей за все кровавые злодеяния ютов, римлян, саксов, а может, и бриттов.
Корс Кант был уже на полпути к двери, когда понял, что девушки нет рядом с ним. Он остановился на бегу, оступился, упал на колено в лужу крови, встал и метнулся назад, к возлюбленной... Обхватив за талию, юноша потащил ее назад.
Анлодда согнула руку в локте и заехала юноше в лицо. Корс Кант упал на спину. Девушка развернулась, ослепленная яростью берсекера, и взметнула руку с зажатым в ней клинком. Корс Кант лежал, не шевелясь, запрокинув голову.
Питер остолбенел. Он находился слишком далеко, чтобы помешать Анлодде. Он понимал, что может произойти в следующее мгновение. Девица потеряла рассудок от вида крови, она не видела перед собой никого и ничего, кроме врагов. Питеру приходилось наблюдать такое. Такое он видел в Ольстере среди бойцов своего отряда, а еще - в глазах Анлодды в ту ночь, в покоях Dux Bellorum.
"Принцесса! - крикнул Питер сдавленно. - Не убивай его, ради Сына Вдовы!"
Девушка шумно выдохнула. Волшебные слова охладили ее разбушевавшуюся кровь. На миг она растерялась, потом тряхнула головой и, очнувшись, поняла, где она и кто перед ней. Словно освободившись от пут связавшего его по рукам и ногам заклинания, Питер бросился к Анлодде, схватил ее за руку, оттащил от барда. Их спас полумрак, царивший в зале, и то, что юты были все еще пьяны вдребезги. Многие так до сих пор и не проснулись, а те, что проснулись, протирали глаза, не понимая, что происходит.
Питер погнал Анлодду и Корса Канта к двери, где их в нетерпении поджидали Кей и Бедевир, плечом толкнул тяжелую створку.
Выбежав из зала, они помчались по внутреннему двору. Юты не выбежали за ними сразу же, и потому не заметили, где скрылись злоумышленники.
"Принцесса? Принцесса Анлодда?" - Питер схватил Анлодду за руку, принудил остановиться.
- Где? - выкрикнул он, тяжело дыша. "Откуда у меня взялось это слово "принцесса". Где я его взял?" - вот что хотел спросить Питер.
- В тюрьме! - как бы отвечая на его вопрос, выкрикнула Анлодда, тяжело дыша. - Там наверняка держат моего отца. Вместе с теми защитниками Харлека, что еще живы! - Она резко свернула влево, к пристроенному крылу, нырнула под арку. Промчалась по проходу, развернулась и наткнулась на запертую дверь. Кей и Бедивир догнали девушку, принялись вместе толкать дверь. Наконец под их общими усилиями дверь поддалась и открылась.
За дверью оказалось помещение явно более древнее, чем остальные постройки в крепости. Тут римским даже не пахло - стены были сложены без строительного раствора, неоштукатурены. Ни мозаики, ни красок - голые камни.
- Разве юты могли оставить хоть кого-то в живых? - с сомнением в голосе проговорил Питер.
- Конечно, - кивнул Кей. - За них могут дать выкуп, который не сравнится со всеми сокровищами, что юты найдут в крепости. Ведь у каждого из пленников есть семья, а каждая семья готова дорого заплатить за возвращение домой отца, сына или брата.
Посредине комнаты чернела дыра. Вниз, в непроницаемый мрак, уводили ступени - каменная лестница без перил.
Анлодда сунула за пояс отобранный у убитого юта топорик и вприпрыжку побежала вниз по ступеням. Обернувшись на бегу, она крикнула остальным:
- Идите за мной, если только не желаете остаться и беседовать об Аристотеле со всеми ютами на свете! А я не сомневаюсь - сейчас они обшаривают дворец, комнату за комнатой, в поисках злодеев!
Глава 15
Корс Кант, прыгая через пять ступенек, последовал за Анлоддой. Она бежала быстро, бард с трудом различал впереди ее силуэт. Через некоторое время ступени стали уже. Бард задевал плечом стену. Он поскользнулся, сильно наклонился влево, но удержал равновесие и дальше пошел медленнее и осторожнее.
Чья-то рука легла на его плечо.
- Потише, парень, - прошептал Кей. - Мы же не знаем, куда она нас ведет и что там внизу.
- Там внизу... Анлодда, - выдохнул Корс Кант.
- Ну и много будет проку, если ты кувыркнешься через голову! Ступай осторожнее, тут все такое древнее - того и гляди рассыплется!
Корс Кант прижался боком к холодной шершавой стене и пошел дальше, представляя себя Орфеем, спускающимся в подземное царство. Мерзкий запах ударил ему в ноздри - запах затхлости и гниения. Плакала какая-то женщина - но не Анлодда.
Бард сделал следующий шаг и наступил на чудовищно огромную крысу. Крыса взвизгнула и куснула его за лодыжку. Корс Кант закрыл рот ладонью, чтобы не крикнуть. Крыса выскользнула из-под его подошвы, а нога Корса Канта повисла над бездной. В страхе юноша попытался схватить за руку Кея, но промахнулся, соскользнул со ступеньки, пребольно оцарапав ногу, и полетел кувырком.
Крик Анлодды: "Корс!" был последним, что он услышал.
Корс Кант очнулся и открыл глаза. Он лежал на груде гниющего тряпья, не помня и не понимая, как здесь оказался. Голова кружилась. Он осознавал, что прошло какое-то время. Он лежал, не шевелясь, и ждал, что вспомнит, что случилось. Как он оказался здесь, в этой промозглой темнице? И вообще - кто он такой?
Как только он задал себе этот вопрос, явился ответ:
"Корс Кант, бард, Харлек, юты!" Но в следующее мгновение у него дико заболела голова, будто череп ему раскроили.
Боль пульсировала, юноше казалось, что в следующее мгновение он умрет, но прошло какое-то время, и боль мало-помалу отступила. Он сжал голову в ладонях, тяжело дыша.
Отдышавшись, Корс Кант попытался сесть. Спина его заскользила по холодному влажному камню. Он молчал и слушал, как его учил Мирддин: шуршание крыс в углу, жужжание мухи. Стук собственного сердца. Он был тут совсем один, и это было страшно.
Нога затекла. Как она говорила? "Выстроен на руинах, которые еще древнее, чем сама крепость?" Корс Кант поежился от мертвящего холода, протянул руку и нащупал в нарукавном кармане коробочку с углями и огарок свечи.
"Но где же Анлодда, Ланселот, Кей? Почему они не идут мне на помощь?" Странный ответ заставил юношу содрогнуться: "Потому что не могут. Потому что нет другого пути вниз, кроме того, которым сюда угодил я".
Дрожь не отпускала барда, однако он все же ухитрился выбить искру и зажечь огарок свечи. Как только свечка загорелась, он осмотрел темницу. В комнатушке когда-то был сводчатый потолок, но теперь своды обрушились. Стены прятались во мраке, и Корс Кант не мог разглядеть ведущей в подземелье лестницы. Он попытался встать, но боль ударила с новой силой, и юноша снова повалился на груду тряпья. Вдобавок у него сильно заболела спина. Боль была противная, напоминала диссонирующий аккорд.
"Моя арфа!" Она сорвалась с шеи Корса Канта при падении и теперь лежала у противоположной стены, словно напуганная птичка. Корс Кант вытянул руку, но до арфы не дотянулся. Он наклонился, застонал от боли, но все же ухитрился схватить любимый инструмент.
Прижав арфу к груди, он поднес свечу поближе к ней. Вроде бы инструмент не пострадал, вот только одна струна порвалась. Корс Кант потрогал остальные струны. Не мешало их подтянуть, но они хотя бы остались целы.
Тяжело дыша, юноша осмотрел себя и свои раны. На голени он обнаружил глубокую ссадину, но сумел бы ступить на ногу, если бы так дико не болела спина. Юноша облизнул ладонь и стер со ссадины грязь, насколько смог.
Медленно, осторожно он поднялся на ноги. Каждый вдох доставлял ему мучительную боль. Казалось, будто за спину его кусает голодный волк. Он не мог повернуть туловище ни в одну, ни в другую сторону. Но если он держался, вытянувшись по струнке, словно римский воин, то мог шевелить ногами, хотя и очень медленно.
В комнатушке он обнаружил единственную дверь, и она была чуть-чуть приоткрыта. Добравшись до нее. Корс Кант открыл ее шире, и это отозвалось новым спазмом боли в спине. Юноша шагнул за порог, а спина и нога спорили меж собой, кто из них болит сильнее.
Убирая огниво в карман, он нащупал там что-то гладкое, округлое. Пальцы сомкнулись, и юноша извлек из кармана крошечную склянку. Как он ни силился, но не мог вспомнить, чтобы сам клал ее туда.
На склянке с притертой пробкой красовалась надпись:
"BIBE ME". По-латыни это означало "выпей меня". Корс Кант попытался вспомнить, и наконец на ум ему пришло видение, пережитое на палубе "Бладевведд". Мертвое тело, закутанное в саван, принцессу Анлодду, с пальцев которой капала кровь. Она пыталась ускользнуть из его видения. Она дала ему зелье. "Но ведь это был сон!" - подумал бард.
- Нет, - произнес он вслух, стараясь успокоить себя. "Это другая бутылочка! Это та, из которой я испил, когда она совершила мое посвящение в Строители!"
Как она тогда говорила? "Ты один в материнской утробе, тебе больно, тебе страшно, так выпей же это, чтобы увидеть свет". Губы у юноши пересохли, ладони взмокли. Он прикусил щеку и понял, что у него дико стучат зубы.
"Что ж. Я один во чреве Матери-земли, я ранен и дрожу. Так верю я ей или нет?" Корс Кант облизнул губы, зубами вынул пробку из склянки и поднес ее к губам. Осторожно попробовал жидкость - но нет, тогда, в пещере, зелье было иным на вкус.
"Глупо! Или пить, или не пить! Если ты не веришь ей, как ты можешь любить ее?"
Торопливо, пока не передумал, Корс Кант опрокинул содержимое склянки в рот. У жидкости оказался вкус желчи, смешанной с прокисшим молоком и морской водой. Корс Кант скривился и заставил себя проглотить зелье. Жидкость обожгла горло, словно крепкое вино, выпитое слишком поспешно.
"Что теперь? Выбора нет. Выход один".
И Корс Кант, прихрамывая, побрел по мертвенно-тихому коридору, стискивая зубы при каждом шаге - так сводило болью спину. Ни одной двери. Коридор казался бесконечным, но вот перед юношей встала глухая каменная стена.
Корс Кант осторожно прикоснулся к стене. Кладка оказалась древней, без раствора. Наверняка стену сложили до прихода римлян - четыре века назад, если верить Анлодде. Некоторые камни держались еле-еле. Корс Кант ухватился за один из них, немного повернул его... Камень поддался и рассыпался в пальцах у юноши. Корс Кант отвел руку со свечой назад и заглянул в образовавшееся отверстие.
Там оказался туннель, пустой и темный, но что удивительно, на полу - ни пылинки. "Неужели кто-то там недавно подметал?" - изумился Корс Кант, понимая, что это невозможно, что нога человека не ступала по этому коридору сотни лет. "Да, человека - вот именно", - поправил он себя.
Он просунул руку в дыру и вынул еще несколько камней. Через час упорного труда, принесшего юноше нестерпимую боль, которую он старался превозмочь, он расширил отверстие в стене настолько, что смог пролезть сквозь него.
Поначалу коридор оказался довольно широким, но потом начал сужаться, словно наконечник копья.
"Превосходно! И что теперь?" Юноша в страхе оглянулся назад, за что был вознагражден сильнейшей болью в спине. Назад пути не было. Вздохнув, бард пошел вперед. Время от времени ему приходилось передвигаться ползком, разгребая грязь.
Он задыхался, кашлял. Смотреть и вперед, и назад было одинаково страшно. Ему начало казаться, что кто-то ужасный преследует его по пятам - столь ужасный, что стоит только посмотреть на него и упадешь замертво.
Если Корсу Канту было суждено умереть, он бы предпочел, чтобы это случилось где угодно, только не в этой темнице. Умри он здесь - его дух не нашел бы пути наверх.
Тут ему в голову пришел один вопрос. "Почему на моем пути не попадается костей тех, кто проделывал этот путь прежде? Наверняка я не первый, кто оступился на той предательской ступеньке!" Корс Кант медленно продвигался вперед, с каждым шагом ощущая свою беспомощность и никчемность. Наконец он пополз на животе, словно змея. В туннеле по-прежнему было пусто - ни скелета, ни хотя бы зуба или челюсти.
"Не было на свете более никчемного создания, чем ты, - твердил злорадный голос в ушах у Корса Канта. - Любишь принцессу? Да ты по лестнице спуститься не смог без того, чтобы не свалиться в яму! Вот и ползи на пузе по грязи, только этого ты и заслуживаешь!"
Отчаяние охватывало юношу все сильнее. Дыхание его шумом подобно стало порывам северного ветра.
Он заплакал, стыдясь собственной беспомощности, самонадеянной любви к принцессе, стыдясь даже самих слез. "Ты даже не настоящий бард!" - издевался противный голос.
"Может, перестанешь хныкать только о себе?" - подумал он и стал плакать обо всех и обо всем, что когда-либо знал - о людях, собаках, утках, свиньях, цветах, кораблях, мечах и чашах. Ему казалось, что все они ползут сейчас по туннелю вместе с ним, стонут и скрипят зубами в отчаянии.
Корс Кант протянул руку назад, нащупал на боку арфу. "Ну хватит плакать, бестолковый. Все так, как должно быть. Помни о том, что она тебе говорила: "Все на свете связано - камни земли и звезды на небесах. И когда ты ползешь под землей, ты странствуешь по небу. То, что вверху - то и внизу. Глупышка!"
Отчаяние отступило столь же молниеносно, сколь и нахлынуло. Юноша порадовался тому, что никто не видел его беспомощности.
- Это все зелье, - проговорил он, и голос его глухо прозвучал в тесном туннеле. - Это зелье Анлодды на меня так подействовало. "Выпей меня!" Нет, принцесса, больше никогда!
Вдруг Корс Кант увидел перед собой какой-то предмет. Это был каменный ящик странной формы. Длинный, но не глубокий и не широкий. Гроб? Корс Кант понял, что именно в такой гроб ученики Христа положили его тело. Но гроб оказался больше, чем его представлял себе юноша.
Страх вновь подступил к барду со всех сторон. Он физически ощущал прикосновения чьих-то пальцев, готовых разорвать, сдавить его. Но на сей раз он осознавал, что эти ощущения чужеродны, что они обволакивают его пеленой, и что теперь страх сменил отчаяние. "Кто-то или что-то пытается вернуть меня назад, оттолкнуть, оттащить от этого гроба".
На миг Корсу Канту стало так страшно, что он чуть было не закричал, но тут же одернул себя. Он старался убедить себя в том, что это ложный страх - такой, как бывает во сне. Юноша закрыл глаза и задышал медленно, задерживая дыхание, - так, как его учили друиды.
"Песнь! Песнь о герое!" Бард безмолвно прочел рассказ о Пуйле, о его странствии в Ануфин, Страну Теней. Пуйл вступил в схватку с Арауном, повелителем Царства Теней, точно так же, как Орфей с Гадесом.
Отвага Пуйла успокоила барда, наполнила его сердце гордостью, и эта гордость прогнала страх, прогнала его прочь, как возничий гонит упряжку лошадей.
Корс Кант открыл глаза, приняв твердое решение не поддаваться панике.
Свеча почти догорела, и юноша поднес огарок поближе к каменному ящику. На крышке оказался барельеф, изображавший не то юношу, не то девушку, прижимавшую к груди свиток. Лежавшую на спине фигуру окружали четыре плакальщика, одетые в сикамбрийские доспехи - такие, как у Ланселота. Между тем на их щитах были выбиты христианские кресты.
Волосы у каменного юноши были такие же длинные, как у Меровия.
"Что это значит - то, что жаждущий посвящения ползет по узкому коридору в этот храм?"
- Это значит, что он родился вновь, - прохрипел бард. И моргнул в изумлении. Откуда взялся ответ? Его произнесли его губы, но он пришел не из его разума, не из его памяти.
- И кем был он. Корс Кант Эвин? - вопросил голос, на сей раз точно принадлежавший Анлодде, и донесся он из-под крышки гроба. Юноша ощутил прилив дурноты. Желчь хлынула ему в горло, обожгла его огнем. "Нет! Это не может быть она! Там нет никого, это мой помутившийся рассудок шутит шутки со мной!" И Корс Кант принял решение не слушать никаких голосов здесь, находясь так далеко от мира людей, Свеча мигнула. Она вот-вот могла погаснуть. Корс Кант поспешно поднес ее к барельефу. Помимо фигур, тут были буквы. Большинство оказалось древнееврейскими, а этому языку не обучали даже в школе друидов. Но вот перед глазами юноши предстала фраза, запечатленная на псевдо-латыни, и он почувствовал, что ему словно обручем сдавило виски:
I TEGO ARCANA DEI
Это звучало не так безграмотно, как та галиматья, которую по памяти читал Корсу Канту Ланселот, но все же смысл был не вполне ясен. Приблизительно это означало следующее: "Я, умерший, храню тайны Господа".
Буквы жгли его разум, мерцали в воздухе. Вот они начали перестраиваться, меняться местами, по две одновременно, двигаясь с величественной грацией, словно в римском танце:
I tego arcana dei
Е igo arcana dei
et in oarcaga dei
et in Oarcada gel
et in arcadia Geo
Et In Arcadia Ego
Знакомая, чуть волнующая фраза, преследовавшая Корса Канта не один день: "Et in Arcadia Ego". "И я в Аркадии".
"Старая шутка греческих нумерологов - составление анаграмм". Тогда, во время видения на палубе корабля, он видел тело, завернутое в саван. Тело кого-то, кого он знал и любил, тело того, кого убил самый любимый из апостолов.
Но что значила эта фраза? И почему она переворачивалась, словно кем-то подбрасываемая монетка? Сначала он услышал ее от Меровия через Ланселота, а теперь она была начертана на крышке гроба, к которому его привел вызванный Анлоддой сон! Корс наклонился сильнее, нагнулся над гробом. Но свеча угасла прежде, чем он успел прочесть что бы то ни было еще.
- Я ничего не вижу, - прошептал он, вновь ощутив страх. - Тут темно.
"Никто не видит в темноте", - послышался новый голос из мрака. Анлодды? Да. Но какой-то чужой.
Бард поежился. Ему послышались чьи-то шаги.
- Я ничего не слышу! - заверил он себя и стал напевать древнюю друидскую песнь. Тут же понял, что это погребальное песнопение, и умолк.
"Загаси свечу пальцами, не задувай ее. Никогда не смешивай стихии! Никогда не бей по щеке Бранвен! Cave canem! Берегись собаки!"
От страха сердце Корса Канта бешено колотилось, мчалось куда-то, словно перепуганный пони. Гроб пугал его, хотя там наверняка не могло быть ничего, кроме горстки праха. "Гроб древнее Юлия. Он мог появиться только на сто лет позже, когда возникла христианская церковь. Кто принес его сюда? Почему его поставили в подземелье?" Корс Кант протянул руку и коснулся камня кончиками пальцев. "О Господи, неужели я подошел так близко? А я и не понял!"
"Жезл предвидения привел тебя сюда. Так пусть теперь тобой движет сила поклонения. Ты знаешь, что ты должен сделать".
- Да! Прежде всего я должен перестать слышать голоса там, где должно быть тихо!
"Но кому ты веришь!"
"Я верю только себе! - беззвучно прокричал Корс Кант. - Нет, это ложь. Я никому не верю, даже себе. Но нет.., я верю моей матери, я верю стихиям земли, воды, воздуха и огня. Я верю..."
- Что я должен сделать? - спросил он вслух. - Это безумие!
"Нет, - ответила самая его суть. - Я верю вам всем. И я знаю, что делать".
Святая святых его разума говорила правду. Он знал, хотя не понимал, откуда и почему. Корс Кант протянул руки во тьму и медленно провел ими по крышке гроба. Наконец он нащупал трещинку и запустил туда пальцы, стараясь не думать о том, что в следующий миг на него обрушится потолок или стены, и навсегда погребут его здесь, в подземелье Каэр Харлека.
Юноша старался как мог. Крышка была тяжелая и никак не желала поддаваться. Но вот послышался оглушительный скрип, и крышка немного отъехала в сторону. Корс Кант облегченно вздохнул и сдвинул крышку еще на ладонь - этого вполне хватило для того, чтобы он мог сунуть руку в гроб.
В гробу лежала мумия. Тело умершей девушки или юноши. Пальцы Корса Канта дотронулись до брови мумии. Он гадал, сколько лет было покойному.
Но вдруг он вскрикнул, потому что высохшая кожа и кости хрустнули под его пальцами - точно так же, как тот камень в стене, который он потянул, когда разбирал древнюю кладку. Несколько недель назад? Но нет, скорее - несколько столетий. Кто-то сохранил тело, но кто и как давно это было - этого юноша не знал.
Под окоченевшими от страха пальцами юноши голова мумии повернулась.
Корс Кант окаменел от ужаса, но руку отдернуть не мог. "Сейчас из гроба высунется рука, - думал он, - схватит меня, и мне конец!"
Он, застыв, ждал развязки, стараясь не дышать. Но вот голова мумии отделилась от шеи и укатилась в дальний угол гроба.
Бард истерически хихикнул и утешился мыслью о том, что пока не сошел с ума. "Там ничего нет, - успокаивал он себя. - Там мумия. А у меня есть меч рассудка и монета оценки - меня не одурачить никому!" Он глубоко, по-друидски вдохнул затхлый воздух подземелья, закатал рукав рубахи и опустил руку в гроб - на этот раз глубже.
Пальцы нащупали тунику на мумии, а потом свиток - точно такой же, как тот, что был высечен на каменной крышке. Юноша потянул свиток к себе, но мумия держала его крепко. Рассердившись, Корс Кант дернул свиток сильнее. Что-то хрустнуло, подобно рвущимся корням.., свиток вылетел из гроба, и оказался в руке у Корса Канта. Что-то прицепилось к свитку, и бард в ужасе обнаружил, что оторвал у мумии руку.
Отцепляя мертвые пальцы один за другим, юноша в конце концов высвободил свиток из мертвой хватки мумии. Затем он аккуратно положил оторванную кисть обратно в гроб. Склонившись к саркофагу, он ощутил запах мертвых цветов болезненный, гибельный.
На ощупь свиток казался пергаментным. Бард сунул его за рукав, чтобы прочесть, когда выберется на свет.
"Ты искал и нашел, Корс Кант Эвин, - на этот раз слова произнес голос Анлодды. - Теперь ищущему посвящения пришла пора увидеть свет! - продолжала "она". - Ты не можешь повернуть назад. У посвященья нет конца!"
Она была права. Назад дороги не было. Назад - это значило вернуться в комнату, куда он упал с лестницы. А вперед? Был ли путь вперед?
Успокаивая себя, как только мог. Корс Кант в темноте обошел вокруг гроба, прижимая к груди арфу, чтобы не поцарапать ее о камень. Затем осторожно взобрался на крышку и прополз по ней. Туннель продолжался, но впереди по-прежнему зиял мрак. Единственным утешением было то, что боль в спине немного унялась.
Он уже собрался было ползти дальше, как вдруг мысль остановила его.
"Ой, Господи, мумии теперь будет так холодно в открытом гробу!"
Корс Кант попытался отбросить эту глупую мысль, но не сумел. Он вернулся назад и с трудом водрузил крышку на место. Наконец он облегченно вздохнул и повернулся спиной к саркофагу.
Но тут новый голос зазвучал у него в ушах, и с этим голосом пришли совсем иные мысли. "Меч, жезл, пятиугольник, а теперь - чаша сострадания. У тебя есть все инструменты, чтобы найти свой путь из храма Соломона.., молись о том, чтобы не растерять их".
Корс Кант поежился и пополз дальше по туннелю. Этот голос был очень похож на голос Меровия.
Похож - и не похож.
Глава 16
Питер обгонял Кея, но впереди всех мчалась Анлодда, ловко прыгая через пять ступенек. Но неожиданно она оступилась, тяжело упала на бок и заскользила вниз.
Перевернувшись на живот, девушка пыталась ухватиться за ступени. Глаза ее выпучились, сверкнули белки. Но тут подоспел Питер, протянул руку, схватил Анлодду за волосы. Впереди виднелись обгоревшие доски пола. За три ступени до этого места лестница обрывалась. Последние ступени тоже сгорели.
Питер подтянул девушку к себе. Оба они не на шутку испугались.
- Ты что, за ним следом собралась? - сердито выговорил Питер.
- Да отпусти ты меня! - рванулась Анлодда, умолкла и уставилась вниз.
- Ступени, ведущие в подземелье, исчезли, - заключила она, выразив словами то, что ее подсознание поняло несколько секунд назад.
- Да что ты говоришь?
- Как это - что я говорю? - не поняла издевки Анлодда. - Неужели ты сам не видишь? Они же обрываются сразу...
- Я и сам вижу! - огрызнулся Питер. - Тебе знакомо это место. Ты сказала подземелье. Другой путь туда существует?
- Конечно, мне знакомо это место. Нет, другого пути я не знаю. Дайте мне веревку, я должна спуститься за ним! - Она пристально вглядывалась в яму.
- Нет у нас веревки, - пробормотал Кей.