Асс Павел Николаевич. Смерть Билла Штоффа

   – Этот Джанибеков что, сошел с ума?
   – Ну. Мы дежурили в ресторане, и тут один гражданин стал хулиганить, бил посуду, приставал к официантке. Старшина Джанибеков хотел вежливо его вывести, подошел к нему, а хулиган взял стул и ударил Джанибекова по голове. Ну, старшина, когда встал с пола, залепил ему промеж глаз, тот сразу же копыта откинул.
   – Замечательно! - всхрапнул Дамкин. - Никогда не любил ресторанных хулиганов. Стрекозов, какая у нас милиция классная, надо про них повесть написать!
   – Ничего замечательного, - отозвался милиционер. - По документам этот хулиган оказался вовсе не хулиганом, а вторым секретарем горкома товарищем Итартассовым. А Джанибеков ему по морде дал, нос расплющил, ногу сломал, почки отбил и пиджак порвал. Вот и пришлось отправить Джанибекова в психушку. У нас начальник милиции - майор Иван Сидорович Толковый говорит: "Раз у старшины Джанибекова не все в порядке с мозгами, и он не может перед тем, как бить клиента, проверить его документы, надо назначить нового старшину. Кто у вас тут в отделении самый крутой?". "Милиционер Хибабулин! - отвечает капитан Ложкин, начальник отделения. - Он ранение на службе получил. Очень толковый парень". "Толковый парень - это то, что нам нужно! - обрадовался майор Толковый. - Делай его старшиной!"
   Дамкин сочувственно покачал головой.
   – Опасно быть старшиной! Никогда не знаешь где споткнешься. Куда не плюнь, всюду вторые секретари! Нет, мы со Стрекозовым предпочитаем секретарш!
   – Ладно, заболтался я с вами. Мне сегодня гипс снимать. Пока!
   – Будь здоров! - пожелал Дамкин.
   Когда Хибабулин скрылся среди прохожих, Стрекозов толкнул Дамкина в бок.
   – Понял, как определяется рынок? Партия не любит, следовательно, народу нужны секс и порнография! Вот что надо писать!
   – Светка не станет перепечатывать.
   – Это смотря как написать!
   Продав последний экземпляр радостному школьнику, литераторы сложили выручку в целлофановый пакет. Пересчитать деньги они решили дома, чтобы не возникло искушения сразу же их потратить...
   – Эх, надо было по пять рублей продавать, - сетовал Дамкин. Некоторые граждане не хотели покупать нашу книжку только из-за того, что она так дешево стоит.
   – В следующий раз продадим по пять. Станем миллионерами, поедем во Францию, въедем в Париж на белом "Мерседесе" и в новых кроссовках, ухмыльнулся Стрекозов.
   Ударник "Левого рейса" лихо застучал по бонгам, гитарист ударил по струнам, Шлезинский начал петь новую песню.

 
– За белой стеной строили Храм
Неведомым мне Богам.
По каменной кладке стекала вода
На землю к моим ногам.
Был жертвенник пуст, как внезапный смех,
И только монах в тени
Негромко молил простить нас всех
Богиню Любви!
 

   Сквозь собравшуюся перед "Левым рейсом" толпу протолкнулся работяга с обмусоленной папиросой во рту и пропитым лицом. Под глазом работяги синел фингал. На его голове сидела грязная кепка, настолько замусоленная, что создавалось впечатление, будто ее владелец часто использовал кепку вместо тарелки.
   – Эй, кореш! - обратился он к Шлезинскому. - "Мурку" сыграй!
   Выполнять такие заказы Шлезинскому было не привыкать. Он уже несколько лет подрабатывал в ресторанах и чего только ему не приходилось петь по просьбам трудящихся. Но сейчас это требование показалось ему бестактным.
   – К сожалению, сегодня мы поем только свои песни, - вежливо ответил музыкант.
   – А я говорю, "Мурку" давай! - настаивал пьяный работяга, сверкая железными зубами во рту.
   Литераторам был хорошо знаком этот тип людей. Сами они никогда не были блатными, но блатные манеры входили в их представление о "роскошной жизни". Так они пили, так били друганов по потным рылам, все вокруг у них были "кореша" да "братаны". Работает такой мужичонка на заводе. А что там хорошего, романтичного? Вот "Мурка" - это романтика. Красиво!
   – Не могу, - ответил Шлезинский. - Такие песни в подземном переходе играют. Послушай там!
   – А я хочу, чтобы ты спел! Мне твой голос нравится! - мужик добавил еще несколько матерных слов и сделал лицо, которое, по его мнению, делает какой-нибудь налетчик, когда ему в банке не дают на вынос денег.
   – Бывают же такие уроды, - покачал головой Дамкин, обращаясь к недовольному Стрекозову.
   В толпе зашумели:
   – Чего к музыкантам пристал?
   И вдруг послышался спокойный голос программиста Карамелькина:
   – Вали отсюда, козел!
   – Это кто там сказал "козел"? - взорвался приставучий мужик. - Сейчас я тебе покажу "козла"!
   Назревал скандал. Пьяный мужик надвинулся на Карамелькина, махнул кулаком, Карамелькин поставил блок, но это не помогло. Натруженный кулак работяги попал программисту по скуле, тот чуть не упал, но затем, резко выбросив вперед ногу, дал работяге промеж ног.
   – Уй, блин! - загнулся мужик. - Вася! Наших бьют!
   Оказалось, что мужик был не один, а со своими собутыльниками.
   – Кто тут наших бьет? - вылез из толпы толстый Вася с тремя дружками.
   И работяги набросились с кулаками на Карамелькина. Любит русский мужик помахаться после того, как выпьет. Без этого разве отдохнешь?
   Неожиданно в толпу ввинтились трое здоровенных ребят в кожаных куртках. Эти не стали разбираться, кто виноват, а кто нет, а сразу же приняли участие в потасовке. Сочные удары посыпались на всех подряд. Началась всеобщая и повальная драка. В гуще толпы маячила фигура Карамелькина, который пытался бить ногами, как учил сэнсей, но в густой толпе не было места, чтобы как следует замахнуться.
   Вскоре в драку был вовлечен весь Арбат. На металлистов, обвешенных цепями, и неряшливых панков напали накаченные комсомольцы-спортсмены. Вот уже двадцать минут они стояли невдалеке от "Левого рейса" и хотели как следует проучить всех этих "неформалов", которые бросают тень на славную комсомольскую организацию, но все как-то не выпадал подходящий случай.
   – Эй, Карамелькин! Ты идешь, или как?
   – Я вас потом догоню! - прокричал в ответ Арнольд, ударяя ногой по чьей-то заднице. - Когда еще будет возможность потренироваться на натуре?
   Литераторы и "Левый рейс" резво собрали свои вещички и, пробежав под арку, кривыми переулками покинули шумный Арбат.
   – У вас всегда так на выступлениях? - поинтересовался Дамкин у басиста, который пыхтел под тяжестью контрабаса.
   – Не-ет... Такого уже давно не было. Когда мы играли на юге, Дюша договаривался с местной мафией. Там нас никто не трогал. А если бы и пристал какой-нибудь урод, его бы сами местные загасили. Дюшу теперь на побережье все знают!
   – Дюша - молодец! - похвалил Стрекозов. - Может, вы и Карамелькина к себе возьмете? Видели, как он классно дерется! Как он умочил того мужика!
   – Мы сюда вообще-то поиграть пришли, а не драку устраивать, - учтиво заметил басист.
   Друзья вышли на Калининский.
   – Вам куда? - поинтересовался Шлезинский.
   – Домой, - сказал Дамкин. - А вам?
   – Мы репетировать пойдем. На Арбате не удалось нормально поиграть...
   Литераторы раскланялись с "Левым рейсом" и зашагали к метро. Со стороны Арбата слышались заливистые милицейские сирены.
   Поздно вечером им позвонил Карамелькин. Программист с гордостью сообщил, что когда милиция стала винтить дерущихся, он перемахнул через забор и скрылся по подворотням. Ушел, так сказать, огородами...

Глава из романа
Ленин и рокеры

   – А у тебя есть кот? - спросил Владимир Ильич мою дочку Лелю...

В. Бонч-Бруевич "Ленин и дети"

   – А у тебя есть "стратокастер"? - спросил Владимир Ильич у рокера Вити, гуляя по Дому Культуры имени Москалева, где в Ленинской комнате базировалась Витина рок-группа.
   – Есть! - радостно воскликнул Витя, протягивая вождю мирового пролетариата свою гитару.
   – О! Весьма круто! - со знанием дела оценил Владимир Ильич, поглаживая лакированную поверхность. - Звучит-то ничего?
   – Клёво звучит! - сказал Витя, сияя, как лампочка Ильича. - Прям как танк!
   Ленин присел на стул и взял пару аккордов.
   – Э, батенька, да у тебя тут третья струна оболталась! Совсем никуда не годится!
   – Оболталась, - с горечью подтвердил Витя. - Да в магазине фиг чего купишь!
   Владимир Ильич покачал головой и достал из кармана коробку с буржуинскими буквочками.
   – Во, Бонч-Бруевич из ГДР привез комплектик струн. Дарю!
   – "Лисичка"! - возрадовался Витя, подпрыгнув от счастья. - Это ж мои любимые струны! Ну, теперь я такой тяжеляк зафигачу, аж болты над Парижем зацветут!
   – Ну, ну, - похлопал рокера по плечу Владимир Ильич и подошел к ударнику Игорю.
   – А у тебя есть барабан?
   – Есть! - радостно закричал Игорь, вынимая из-за спины огромный порванный бас-барабан...

Глава очередная
Женитьба Стрекозова

   Красавицы с безоблачным челом,
   Вы снились мне весенними ночами...

Константин Фофанов

   Однажды утром Стрекозов проснулся грустный-грустный. Против своего обыкновения, он долго лежал в постели, не обращая внимания на Дамкина, который деловито варил кофе и орал с кухни, что Стрекозову пора вставать. И лишь когда кофе был сварен, Стрекозов соизволил встать, приплелся на кухню и сел перед налитой Дамкиным чашечкой, грустно повесив голову.
   – Знаешь, Дамкин, - сказал он тоскливо ничего не подозревающему Дамкину. - Мне сегодня приснился сон.
   – Мне каждую ночь снятся такие боевики, - поддержал тему Дамкин. - Я даже думаю, не написать ли нам по этому поводу рассказ?
   – А я видел во сне девушку...
   – Ох, а девушек в моих снах видимо-невидимо! - Дамкин с удовольствием подхватил свою любимую тему. - Каких только нет, и блондинки, и брюнетки, и даже одна негритяночка!
   – Оставь свои шутки, - поморщился Стрекозов. - Это серьезно. Я видел во сне девушку, с которой я познакомился в прошлом году в Гурзуфе. Но там я не обратил на нее особого внимания, а сегодня во сне увидел ее и понял, что жить без нее я больше не могу.
   – В каком это смысле? - Дамкин вопросительно поднял брови.
   – Я влюблен, - сказал Стрекозов, и Дамкин понял, что его друг заболел.
   – И чего делать теперь? - обеспокоенно спросил Дамкин.
   – Не знаю, - безнадежно сказал Стрекозов. - Где ее теперь искать? Я, наверно, утоплюсь.
   – Стрекозов! - закричал Дамкин, который как моль вился вокруг Стрекозова. - Перестань так шутить! Это тебе не письма Карамелькину писать!
   – Я не шучу, - вздохнул Стрекозов и ушел в комнату. Дамкин посмотрел на нетронутую чашку кофе и понял: не шутит. Он лихорадочно схватил телефон и начал звонить друзьям.
   – Бронштейн! Со Стрекозовым беда! Срочно приезжай!
   – Алле! Сократова! Нету? Ну и черт с ним!
   – Алле! Зинаида! Приезжай, Стрекозову очень худо!
   Дамкин бросил телефон и забегал по кухне. Раздался громкий звонок в дверь. "Бронштейн! - подумал Дамкин, бросаясь открывать. - Надо же, как оперативно приехал! Настоящий друг!"
   Но это был не Бронштейн. В дверях стоял с улыбкой от уха до уха радостный и загорелый Гиви Шевелидзе. В одной руке Гиви держал огромный арбуз, в другой - не менее огромный бурдюк с вином.
   – Гомар джопа, батоно Дамкин! - воскликнул грузин. - Принимай гостя с солнечного Кавказа!
   – Гиви Иванович! - возрадовался литератор. - Мне вас сам Бог послал.
   – Да? - сказал Гиви, передавая арбуз Дамкину и снимая освободившейся рукой аэродромоподобную кепку. - За это надо выпить, дорогой!
   – Некогда пить! - отчаянно вскричал Дамкин. - Стрекозов топиться собрался!
   – Зачем, слушай?
   – Из-за женщины!
   – Из-за женщины можно, - справедливо рассудил мудрый грузин и прошел в комнату.
   Стрекозов лежал на диване и бездумно смотрел в потолок. У него был такой вид, словно он уже перенесся в иной мир, ибо в этом мире его уже ничего не держало.
   – Гомар джопа, - сказал Гиви Иванович, садясь рядом на стул. Здравствуй, дорогой.
   – Здравствуйте, - печально молвил заболевший литератор.
   – Рассказывай. Как зовут, где живет? Сейчас поедем, завернем в ковер, положим на коня и увезем к нам на Кавказ, там никакая милиция не найдет!
   – Он не знает, где она живет! - закричал Дамкин и уронил арбуз. Арбуз с треском разлетелся по комнате.
   – Как не знает?
   – Не знаю, - печально подтвердил Стрекозов и отвернулся к стене.
   – Он с ней в Гурзуфе познакомился, а сегодня во сне увидел и понял, что жить без нее не может! Утопится, как пить дать, утопится! Уж я его знаю!
   – Вай, вай, - застонал потрясенный Гиви в унисон со звонком в дверь.
   Пришли художник Бронштейн, Зинаида и доктор Сачков.
   – Что с ним?! - закричала с порога Зина.
   – Болен, совсем болен, - задумчиво протянул Гиви. - Надо думать, что с ним теперь делать. Но думать можно по-нормальному только за стаканом хорошего вина, слушай! И такое вино есть! Батоно Дамкин, неси стаканы. Дорогая, - обратился он к Зине. - Мы тут арбуз уронили, подмети, пожалуйста. Генацвале, садись!
   Через минуту друзья сидели за столом перед налитыми стаканами. Гиви, суровый и гордый, как горный орел, встал, держа на вытянутой руке стакан.
   – Я хочу выпить за то, чтобы мы - собравшиеся здесь друзья нашего друга Стрекозова - нашли какой-нибудь выход из создавшегося положения!
   – Стрекозов, - спросил доктор Сачков. - Я там тебе подарок принес покрышку от КАМАЗа. Может пригодится?
   Сачков часто приносил своим друзьям подарки, найденные им на улице в состоянии опьянения, а в таком состоянии он был почти всегда. На кухне у литераторов стояла настоящая жестяная урна в виде пингвина. На балконе валялся канализационный люк, который ни Дамкин, ни Стрекозов не могли поднять, чтобы выкинуть. В шкафу лежал кусок водопроводной трубы (по утрам в него дудел Дамкин), в ванной под умывальником валялись мотки колючей проволоки и прочие "подарки" доктора, которые литераторы еще не успели выбросить.
   Был ли Сачков доктором и была ли его фамилия Сачков, никто точно не знал. Но художник Бронштейн считал его отличным парнем и своим большим другом. Еще бы! В мастерской у Бронштейна стояла подаренная ему доктором гипсовая статуя девушки с веслом.
   Стрекозов перевернулся на диване, встал и спросил:
   – Гиви Иванович! У вас деньги есть?
   – Что за вопрос, слушай! - смущенно сказал профессиональный грузин.
   – Одолжите двадцать рублей.
   – Зачем тебе двадцать рублей? - подозрительно поинтересовался Дамкин.
   – Куплю билет на поезд и поеду в Гурзуф, где я был влюблен и был счастлив. Заплыву далеко-далеко в море, вспомню в последний раз ее милый образ и утоплюсь!
   – А! - заорал горестно Дамкин. - И это в то время, когда у нас с ним не дописан новый гениальный роман!
   – Стрекозов, - ласково спросила Зинаида, - может тебе просто девочку надо? У нас около "Космоса" есть недурные, для тебя я бы договорилась бесплатно...
   – Нет! - вскричал Гиви. - Батоно Стрекозов! Поехали к нам в Грузию! У меня в Тбилиси такая дэвушка есть, м! пальчики оближешь! Сам хотел жениться, но для друга...
   – Перестаньте издеваться! - рассердился Стрекозов. - Дайте двадцать рублей, или я зайцем поеду! Сказал "утоплюсь", значит утоплюсь!
   – Да-а, - протянул Гиви, вынимая деньги. - Совсем болен!
   – Не позволяйте ему ехать в Гурзуф! - воскликнула Зинаида. - Утопится ведь, сердешный!
   – Бэсполэзно, - отрубил Гиви. - Такая любовь не лечится.
   Дамкин согласно кивнул.
   – Стрекозов упрямый, хуже ишака, - подтвердил он. - Ну, прям как я.
   – Тогда, - решительно сказала Зина, - я вместе с ним поеду, всю дорогу буду его уговаривать не топиться!
   – Вай! - сказал Гиви. - Мы, пожалуй, тоже поедем. Один голос уговаривает - это хорошо, а пять - еще в пять раз лучше чем.
   – Поедем, - пошутил напоследок Дамкин. - Заодно и позагораем. Стрекозов, плавки не забудь!
   Они тут же поехали на Курский вокзал. Предприимчивый Гиви за десять минут достал билеты до Симферополя.
   – Знакомый начальник вокзала, - скромно пояснил он друзьям. - Жаль, рельсы прямо до Гурзуфа не проложили, он бы и до Гурзуфа достал.
   – Привет, - раздалось за спиной у литераторов.
   Литераторы обернулись и обнаружили басиста и ударника рок-группы "Левый рейс". Ударник, поблескивая очками, кушал мороженое.
   – Привет, - сказал Дамкин. - Вы-то здесь какими судьбами?
   – В Гурзуф едем.
   – Как, и вы тоже?
   – Да, только билетов не можем достать.
   К литераторам подошел вспотевший Гиви.
   – Не отставать, слушай! Поезд сейчас поедет. Давай живо в вагон!
   Поезд тронулся. Из окна вагона Дамкин долго махал оставшимся на перроне рокерам. Стрекозов все также уныло смотрел перед собой.
   Зина достала из сумки курицу, картошку в мундире, соленые огурчики.
   – На вокзале купила, - пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Дамкина. - Садитесь к столу.
   Доктор, художник Бронштейн и Дамкин придвинулись, но Гиви Шевелидзе сказал:
   – Слушай, я узнавал у проводника, здесь есть ресторан. Пойдем, я угощаю!
   – Я не буду есть, - заявил Стрекозов и полез на верхнюю полку.
   – А я поем, - сказал Дамкин, у которого аппетит не пропадал ни при каких обстоятельствах. - Пошли.
   Бронштейн и доктор кивнули. Зина обиженно поджала губы и, завернув курицу в бумагу, убрала ее в сумку.
   – Мы скоро, Стрекозов. Не скучай.
   Стрекозов не ответил. Его взгляд был уставлен в стакан с подстаканником "Москва - город-герой".
   Гиви повел своих спутников в ресторан, и они просидели там до самого вечера. Когда они вернулись, Стрекозов все также отрешенно лежал лицом к стене.
   – Стрекозов, - сказал Дамкин, слегка навеселе после выпитой бутылки коньяка. - Мы тебе коньячку принесли. И черной икорочки...
   – Не трогай его, - шепотом попросила Зина. - Плохо ему. Пусть спит.
   – Это мне плохо! - заорал Дамкин. - Роман не дописан, а этот гад топиться собрался! Коньяк не пьет! Икру не жрет! И вообще, меня тошнит.
   И Дамкин убежал в туалет. В купе заглянул Гиви, который с доктором и художником пошел играть с проводником в преферанс.
   – Ну как он?
   – Спит, - ответила Зина, заботливо укрывая сопящего Стрекозова одеялом.
   – Вай, вай, - простонал Гиви. - Горе-то какое!
   Прошла ночь. Рано утром поезд прибыл в Симферополь. На привокзальной площади Гиви нанял целый микроавтобус, который через час привез их в Гурзуф. О, Гурзуф, излюбленное место отдыха литераторов, музыкантов, художников, хиппи, панков и, к сожалению, военных, которые отгрохали себе огромный санаторий, отхватив значительный (и самый красивый!) кусок городка, в котором располагался еще дореволюционный парк с замечательными статуями, фонтанами, вековечными деревьями...
   Друзья спустились к морю. Заплатив деловитым старушкам по десять копеек за вход на пляж, подошли к теплому голубому морю, которое какой-то древний юморист с черным юмором назвал Черным.
   – Ну чего, Стрекозов, не передумал? - спросил Дамкин, с надеждой глядя на соавтора.
   – Нет, - сказал Стрекозов.
   – Ну и топись! И без тебя роман допишу. Еще гениальнее будет!
   Стрекозов медленно разделся и, забыв про плавки, в семейных трусах пошел в воду. Нырнув, он немного проплыл под водой, вынырнул и брассом двинулся к буйкам, где и решил утонуть, чтоб не пугать отдыхающих.
   Вдруг возле самых буйков он заметил девушку, которая то скрывалась под водой, то поднималась снова на поверхность - девушка явно тонула. На свою жизнь литератору было наплевать, но как тонет невинный человек, он не мог спокойно смотреть. Стрекозов нырнул, подхватил девушку и, не взирая на ее сопротивление, потащил к берегу. Внезапно девушка перестала сопротивляться, и литератор вдруг обнаружил, что это та самая девушка из его сна.
   – Вы! - воскликнул он.
   – Я! - радостно ответила девушка. - А это вы?
   – Я! - засмеялся от счастья Стрекозов.
   – А я поняла, - говорила девушка, - что не могу без вас жить и приехала сюда, чтобы утопиться на том самом месте, где мы познакомились!
   – И я, - говорил Стрекозов, - тоже решил утопиться!
   Он вынес девушку на руках из воды. Удивленные Дамкин, Бронштейн и Зинаида с доктором обступили мокрую пару влюбленных.
   – Она? - спросил мудрый Гиви, единственный из всех не потерявший дар речи.
   – Она! - сказал гордый и счастливый Стрекозов.
   – Я знал, что так получится, - кивнул Гиви Шевелидзе. - Где здесь ближайший ресторан?
   – На горе, - сказал Дамкин и дотронулся рукой до Стрекозова. - Вы что же, теперь поженитесь?
   – А как же! - ответили хором девушка и Стрекозов.
   – А-а-а! - в ужасе закричал Дамкин и побежал к морю топиться...
   Друзья бросились его ловить.

Глава еще одна,
в которой Бронштейн говорит о любви

   В вашей воле, дорогая,
   Никого не полюбить,
   Но любить вас больше рая
   Вы не в силах запретить.

Хуан де Мена

   – Ну, как тебе наша версия женитьбы Стрекозова? - спросили литераторы у художника Бронштейна, когда тот прочитал новый рассказ.
   Бронштейн сидел задумчивый.
   – Да, - вымолвил он наконец. - Какая любовь! Я бы так, наверно, не смог.
   – Не каждому дано! - сказал гордый Стрекозов, допивая бутылку пива.
   – И слава Богу! - Дамкин открыл еще одну бутылку. - А то бы я точно утопился.
   – Да, - еще раз повторил Иван. - Любовь!

Глава следующая,
в которой евреи окончательно достают музыканта Шлезинского

   ...Рокоссовский был, как известно, человек характера крайне крутого и, как всякий порядочный поляк, антисемит отъявленный.

М. Веллер "Легенда о Моше Даяне"

   – А есть еще один анекдот, - заливая растворимый кофе кипятком, сказал задумчивый Сократов. - Пограничник на границе обнаружил поперек вспаханной полосы следы двух нарушителей. Вызванный им старшина почесал под фуражкой, осмотрел следы и догадался: "Это прошли два еврея!". "Как вы узнали, товарищ старшина?" - удивился пограничник. "Я их видел".
   Шлезинский от смеха пролил кофе на стол. Еврейские анекдоты всегда действовали на него, как призыв к намазу на мусульманина. Дамкин и Стрекозов сидели с каменными физиономиями.
   – Не смешно, - сказал наконец Дамкин, когда Шлезинский отсмеялся.
   – Тоже мне эксперт! Смешно, не смешно. Придумай лучше! - обиделся Сократов.
   – Запросто! - пообещал Дамкин и задумался. - Сейчас Стрекозов тебе такой анекдотец расскажет...
   – Пограничник, - оживился Стрекозов, - обнаружил следы. Вызвал старшину и говорит ему: "Здесь прошли два еврея". Старшина почесал фуражку и удивился: "С чего это ты взял?". "Я их видел!". "А чего же ты не стрелял?". "Товарищ старшина, так они к нам шли!".
   Шлезинский уронил чашку, упал сам и покатывался от смеха минут пять.
   – Или вот, - сказал Дамкин, выйдя из состояния раздумья. - Два еврея на границе обнаружили следы пограничника. "Следы! - сказал один. Старшина, наверное". "Да, похоже, - вздохнул второй. - А потом во всем будут обвинять евреев!"...
   Шлезинский, как пульверизатор, опплевал всю стенку и опять упал со стула, чуть не разбив чашку, корчась от смеха и дрыгая ногами.
   – Абсолютно не смешно, - заявил Сократов высокомерно. - Я бы придумал этот анекдот так. Еврей встречает пограничника на границе, тьфу! Вернее, пограничник встречает еврея на границе. "Стой, стрелять буду! - кричит пограничник. - Говори пароль!" "Пушка!" - отвечает еврей. "А, проходите, товарищ старшина!".
   На этот раз Шлезинский молчал.
   – Ну, как? - спросил Сократов. - Неужели не смешно?
   – Как же я этих евреев ненавижу! - процедил Шлезинский.
   – Не смешно, что ли?
   – Грустно. Кругом одни евреи. Уже и на границу пробрались. Кого надо пускают, а кого нет - не выпустят.
   – А еще есть жидо-массонский заговор, - намекнул Стрекозов, наталкивая Шлезинского на любимую тему.
   – Все вокруг продано! Жиды уже купили все, что можно. А Россию продали!
   – Ах! Оставьте политику! - сморщился Сократов. - Заколебали уже. Давайте еще парочку свежих анекдотов расскажу!
   – Дерьмовые у тебя анекдоты, - сказал Стрекозов, допивая кофе. - А все потому, что сочиняешь ты их один, а у нас не спрашиваешь.
   – У вас просто нет абстрактного мышления! - воскликнул Сократов. - Вы в жизни ничего не понимаете, и в произведениях ваших это весьма заметно! Вот возьмем, например, ваш последний рассказ...
   – Ну, допустим, последнего ты еще не читал! - обиженно возразил Дамкин.
   – Хорошо, не последний! - согласился Сократов. - Хотя твоя реплика типичный пример вашей демагогии. Возьмем тот рассказ, где Стрекозову снится сон и все едут в Гурзуф.
   – Прекрасный рассказ, - признал Стрекозов и налил еще по кофе себе и Дамкину. - И чем он тебе не понравился?
   – Во-первых, денег у ваших литераторов нет, и тут приезжает грузин с деньгами. Это же примитивизм!
   – Почему же? - возразил Стрекозов. - Вот совсем недавно, еще до дня рождения Дамкина, мы сидели и у нас нечего было выпить. И тут приехал Гиви Шевелидзе и привез десять литров цинандали.
   – Мы так ужрались, - радостно всхрапнул Дамкин.
   – Во-вторых, - продолжал Сократов, - ни с того, ни с сего все вдруг сорвались и поехали на юг, в Гурзуф. Позвольте! А как же работа? По-вашему, человек как захочет, так и едет на юг! Ведь ни отпуск, ни отгулы они не брали! Это просто возмутительно! Взяли и поехали!
   – А что? - не согласился Стрекозов. - Тебя чего-то смущает? Мы вот сейчас возьмем и поедем в Гурзуф. Кто нас остановит?
   – Крутая мысль! - воскликнул Дамкин. - Будем идти ночью по горной дороге и петь песни! Шлезинский, поехали с нами в Гурзуф?