Асс Павел Николаевич. Смерть Билла Штоффа

   – Мы тоже скоро едем в Гурзуф, - обрадовался Стрекозов.
   – Заходите, угощу шашлыком! Молодой барашек, м! Пальчики оближете!
   – У меня уже слюни текут...
   – Разговор окончен! - объявил суровый женский голос, и связь прервалась.
   Стрекозов сел и облегченно вздохнул.
   – Рукопись нашлась, - вымолвил он. - Тот Гиви - это наш Гиви Шевелидзе был!
   – Я так и подумал! - обрадовался Дамкин.
   – Что ж он сразу не сказал? - посетовала Светлана. - А еще грузин!
   – Зато он сказал, что скоро едет в Гурзуф, значит, мы там встретимся!
   – Светка, едешь с нами в Гурзуф? - спросил Дамкин.
   – Пока не знаю. У меня есть на лето свои планы.
   – Я каждую ночь сплю и вижу, как мы идем в Крыму по горной дороге, мечтательно произнес Стрекозов.
   – Я тоже... - немедленно отозвался Дамкин.

Глава следующая,
в которой описывается восьмое заседание Общества Охраны Ёжиков

   Страшно далеки они от народа...

В. И. Ленин "Памяти Герцена"

   В комнате Дамкина и Стрекозова находились друзья литераторов. Культурист Карамелькин постоянно сгибал руку и напрягал мышцы, щупая, насколько они стали крепкими, и размышляя, скоро ли он догонит по объему мышц Арнольда Шварценеггера. Художник Бронштейн вяло рисовал что-то на обрывке туалетной бумаги. Сократов читал философский словарь, красным карандашом ставя пометки на полях. Он всегда портил книги своими комментариями, поэтому Дамкин со Стрекозовым давали читать ему только этот словарь. Музыкант Шлезинский насвистывал что-то блюзовое и перебирал свеженапечатанные листы со стихами литераторов, откладывая те, из которых можно было бы сделать песни. Секретарша и по совместительству любимая девушка литераторов Света улыбалась, глядя на друзей.
   Приглашенные сидели на диване и на стульях, Стрекозов - на столе.
   Дамкин, красовавшийся в черной бабочке на голой шее, стоял посередине комнаты. Широко раскинув руки в стороны, он объявил:
   – Итак, господа, мы пригласили вас на восьмое заседание Общества Охраны Ёжиков. Первые семь заседаний были проведены только среди учредителей, - Дамкин указал на себя и на соавтора. - Утвердив Устав и прочие бюрократические плюхи, мы решили провести общее собрание членов Общества. Благодарим всех вас за заботу о ёжиках! - Дамкин достал из кармана белоснежно чистый носовой платок и пронзительно в него высморкался. Стрекозов зааплодировал. Дамкин аккуратно свернул платок и вернул его в темноту кармана.
   – Ёжики вас не забудут! - воскликнул он. - Кто за то, чтобы огласить повестку дня? Единогласно. Благодарю вас. Итак, пункт первый - доклад господина Стрекозова о судьбе ёжиков на территории России. Пятнадцать минут вам хватит, господин Стрекозов?
   Стрекозов задумчиво почесал подбородок, как бы сомневаясь, потом согласно кивнул.
   – Мне хватит и десяти секунд. Ёжикам плохо!
   – Вот и прекрасно, - продолжал Дамкин. - Пункт второй. Доклад опять же господина Стрекозова о том, кто заботится о ёжиках в Крыму и, в частности, в Гурзуфе. Полчаса вам хватит?
   – Мне хватит и пяти секунд. Никто!
   – Наконец, третий и последний пункт. Аморальное поведение члена нашего общества господина Карамелькина.
   – Что такое? - встрепенулся Карамелькин. - Какое еще аморальное поведение? Я вообще не вступал в ваше Общество.
   – Об том и речь! И вообще, господин Карамелькин, мы сейчас не углубляем пункты, у нас нет для этого времени. Мы просто оглашаем повестку дня. Что вам не понятно в этом пункте?
   Карамелькин нахмурил брови и пожал плечами.
   – Значит, вы позволите мне продолжить? Пункт четвертый.
   – Третий вроде был последним? - спросил Сократов, отрываясь от книги.
   – Четвертый - это самый последний! - не смутился Дамкин. - Необходимо увеличить размер вступительного взноса в связи с нарастающим желанием граждан присоединиться к нашему Обществу. Света, вы стенографируете?
   – Да, господин Дамкин, - ответила девушка, с готовностью записывая все произнесенное в школьную тетрадку.
   – А также, - добавил Стрекозов, - необходимо собирать не только вступительные, но и периодические добровольные пожертвования на охрану ёжиков. Вы знаете, как ёжикам хреново? Знаете, сколько их погибло за время Великой Отечественной войны, сколько было угнано в Германию, расстреляно, замученно в концлагерях...
   Стрекозов вытер скупую мужскую слезу.
   – Пунк пятый, - заявил Дамкин.
   – Пятый - это еще более последний? - язвительно поинтересовался Сократов.
   – Это эпилог! Кто за то, чтобы проголосовать за эту повестку дня?
   Прыская от смеха, все подняли руки. Карамелькин сделал важное лицо.
   – Я воздержался!
   – Напрасно, господин Карамелькин, - ядовито ухмыльнулся Сократов. Надо было перед началом заседания все-таки сходить в туалет.
   – Обойдемся, - так же важно отозвался Карамелькин.
   – Так кто за то, чтобы принять данную повестку восьмого заседания Общества? - спросил Дамкин.
   – Из Дамкина выйдет классный бюрократ, - шепнул Стрекозов на ухо секретарше. Света законспектировала мнение Стрекозова.
   – У меня вопрос к уважаемому председателю, - подал голос Сократов.
   – Слушаю-с, - Дамкин наклонил голову, осуждающе посмотрев на Сократова.
   – А что было на первом, втором и так далее заседаниях?
   – Если мне не изменяем память, на предыдущих заседаниях Общества вам, господин Сократов, был объявлен выговор. У вас есть какие-нибудь еще вопросы?
   – За что?
   – За отсутствие без уважительной причины!
   Сократов хмыкнул и, кинув в чашечку ложку растворимого кофе, залил кипятком из стоявшего рядом чайника.
   – Итак, господа, доклад господина Стрекозова.
   Стрекозов встал и долго откашливался.
   – Собственно, я уже доклал, - произнес он. - Ёжикам плохо. Никто о них не заботится. Нужны деньги.
   Пока члены Общества обсуждали его сообщение, Стрекозов закрепил булавками на одной из стен карту Крымского полуострова. Синим фломастером на карте был проложен маршрут прошлогодней поездки литераторов, в которой их сопровождал программист Карамелькин. Литераторы с Карамелькиным прошли пешком по побережью от Алушты до Симеиза, где по словам Карамелькина были пещеры, в которых можно жить. Пещер они не нашли, а лучшим местом для отдыха на побережье сочли Гурзуф, поскольку там было самое чистое море, три пивных, и в магазине продавался портвейн "Южнобережный", который очень понравился Дамкину.
   – Наиболее скверная обстановка для ёжиков сложилась возле Гурзуфа, заявил Стрекозов, тыча в карту антенной, отломленной им накануне от беспризорной машины возле продуктового магазина. - Они брошены на произвол судьбы. Никто из экспертов не может дать хотя бы приблизительную оценку оставшегося поголовья ёжиков. Мы с Дамкиным решили выехать на днях в Гурзуф и ликвидировать это упущение. Все ёжики будут пойманы, пересчитаны и окольцованы!
   Все собравшиеся зашумели. Света написала - "озабоченный шум в зале". Стрекозов поднял вверх указательный палец.
   – На покупку колец надо собрать по крайней мере рублей двадцать!
   – А чем питаются ёжики? - полюбопытствовал Шлезинский.
   – Группой независимых экспертов установлено, что ёжики любят морковку, яблоки, кусочки колбасы с хлебом, арбузы, пиво и портвейн.
   – Это и я люблю! - весело заулыбался Шлезинский.
   – Кроме этого, - продолжал Стрекозов, глядя на музыканта, установлено, что ёжики питаются также змеями, лягушками и прочей живностью, которая не представляет для нашего Общества ни малейшего интереса.
   – Особое внимание надо уделить размножению ежей, - добавил Дамкин. Для каждой незамужней ежихи надо найти своего ежа, и создать все условия для их проживания.
   – Квартирный вопрос, - заметил Сократов.
   – А если я поймал ежа, а он только что от ежихи вышел, а я его к другой отнесу? - поинтересовался Бронштейн.
   – Господин Бронштейн, не следует думать, что ёжики глупее нас. Если вы отнесете его к другой ежихе, он сразу же вернется домой.
   – Понятно, - улыбнулся художник. - Я картину об этом нарисую. "Ёжик возвращается к своей ежихе".
   – Хорошая тема, - одобрил председатель Дамкин. - Я думаю, господин Бронштейн, вам следует написать целый цикл подобных картин...
   Докладчик сел на место. Слово опять взял Дамкин.
   – Господа! Первая группа от Общества Охраны Ёжиков в составе Дамкина, Стрекозова и Карамелькина должна выехать через пару дней. Деньги на поездку и на прокорм найденных ёжиков были собраны на Арбате. Нам удалось распространить среди населения около ста пятидесяти экземпляров первой книги о ёжиках, которая носит коммерческое название "Последние похождения Билла Штоффа" с рисунками известного художника Бронштейна. Бронштейн, ты едешь на юг?
   – Я поеду, - заулыбался Бронштейн. - Только попозже. На работе надо отпроситься и отпускные взять.
   – Отпускные - это хорошо! Светочка, запишите в список Бронштейна.
   – Запишу. Бронштейн, можно, я с тобой поеду? - спросила Света.
   – Конечно.
   – Светка! А почему не с нами? - ревниво спросил Стрекозов.
   – С вами ехать опасно, - скромно ответила девушка. - Вы же опять пешком по побережью попрётесь... А я этого не люблю...
   – Ленивая! - заклеймил Дамкин.
   – Шлезинский, ты как? - поинтересовался Сократов.
   – А ты поедешь?
   – Если ты поедешь, я тоже.
   – Светка! Пиши и нас с Сократовым. Мы завтра за билетами съездим.
   – Вот и отлично! Встречаемся в Гурзуфе на пятачке! - возвестил Дамкин. - Тогда я не буду собирать с вас деньги на охрану ёжиков. Пусть каждый сам их привезет с собой в Крым!
   – Классно! - возрадовался Шлезинский. - Я теперь ёжиков никому в обиду не дам!
   – Прекрасный порыв души, господин Шлезинский, - ответил Дамкин и, не упуская инициативы из своих рук, продолжал: - На повестке дня остался последний вопрос. Аморальное поведение члена нашего Общества Карамелькина.
   – А что случилось? - полюбопытствовал Сократов.
   – Карамелькин отказывается платить не только членские, но и вступительные взносы! - с негодованием воскликнул Стрекозов. - Крохобор! Пожалел пятачок на бедных, несчастных ёжиков!
   – Придумали взносы какие-то, - проворчал уязвленный программист.
   – Карамелькин! Нельзя же быть таким жлобом! - возмутился Шлезинский. Тебе что, пяти копеек жалко?
   – Пятидесяти, - мрачно исправил Дамкин. - С тех пор взносы увеличились. Инфляция.
   – Вот видите! Теперь уже пятьдесят! - воскликнул программист. - С какой стати я должен отдавать свои кровные денежки каким-то проходимцам?
   – Вы, господин Карамелькин, отдаете деньги не нам, вы даете их для ёжиков. Если вы не любите ежей, так и скажите.
   – Ёжиков я люблю. Не могу понять только одного, при чем здесь вы?
   – Мы - учредители Общества Охраны Ёжиков, - напомнил Дамкин.
   – А я вовсе и не состою в вашем обществе!
   – Неверная информация, господин Карамелькин! Вот у меня здесь записано - выдан членский билет за номером четыре. Зачем вы меня обманываете?
   – Я думал, что это шутка. И билет я ваш давно уже выкинул.
   – Оч-чень хорошо, - мрачно сообщил Дамкин. - Позвольте процитировать вам параграф 23 Устава: "В случае утраты членского билета Карамелькин должен заплатить штраф в размере пяти рублей, а также семь рублей для изготовления нового членского билета взамен утерянного".
   – А я не хочу новый! Мне и старый на фиг был не нужен!
   – То есть, вы хотите выйти из нашего Общества, господин Карамелькин? уточнил полный деликатности Дамкин.
   – Да, хочу!
   – Смотрим пункт 10 Устава. В случае выхода из Общества бывший член платит неустойку в размере ста тридцати рублей...
   – Что?! - возмутился Карамелькин. - Ну, это уже слишком!
   – Помедленнее, пожалуйста! - взмолилась Света. - Я не успеваю стенографировать!
   Карамелькин затравленно обернулся.
   – Карамелькин всех достал, - заявил Стрекозов. - Друзья, давайте его хором заклеймим, как гада!
   – У-у, гад!!! - хором закричали члены Общества.
   – Кстати сказать, Карамелькин, - заметил Стрекозов, - если ты не будешь членом нашего добровольного Общества, ты не сможешь поехать с нами в Гурзуф. Поскольку наша поездка носит строго научно-исследовательский характер в плане Охраны Ёжиков...
   – Ладно, - сломался Карамелькин. - Заплачу я ваши взносы. Хотя это самый настоящий уголовный шантаж...
   – Нет, мы принимаем только добровольные взносы и пожертвования!
   – Да я добровольно, добровольно! - Карамелькин всплеснул руками. - Кто тут у вас принимает деньги?
   Все зааплодировали отважному поступку программиста Карамелькина, после чего он стал почти счастлив.
   Как мало нужно человеку для счастья...

Глава следующая,
в которой Дамкин и Стрекозов устраиваются на работу

   Что теряет пьяница и прогульщик? Уважение коллектива и товарищей, отпуск летом, премии, прогрессивную оплату на 100%, материальную помощь, путевку за счет соцстраха, оплату больничных листов.

Из стенного листка "Путь от простого рабочего до директора завода"

   Хотите верьте, хотите нет, но если для вас важно, чтобы в вашей служебной карьере произошли серьезные перемены, не ходите в среду на работу. Останьтесь дома, к одиннадцати тридцати сварите себе крепкий кофе, и тогда около двенадцати обязательно позвонит телефон. Можно даже не сразу снимать трубку...
   Так и случилось с Дамкиным и Стрекозовым, которые в указанное время сидели на кухне и пили кофе. Сократову за починку японского телевизора один клиент на радостях отвалил два килограмма настоящего бразильского кофе, и тот поделился с литераторами.
   Дамкин жмурился от удовольствия, Стрекозов листал украденную из почтового ящика дворника Сидора газету "Правда".
   Телефон зазвонил неожиданно и по-утреннему громко. Лениво протянув руку, Дамкин снял трубочку и томно молвил:
   – Дамкин на проволоке!
   – Алло, это Максим Максимович Иванов, - представилась трубка. - Вопрос о вашем трудоустройстве решен сегодня на оперативке. Через полчаса за вами заедет машина, захватите трудовые книжки, в отделе кадров вас оформят на работу, выпишут пропуска. По две фотографии у вас есть?
   – Были где-то...
   – Я вас жду у себя в кабинете. Введу вас в курс дела.
   – Очень хорошо, большое спасибо, - сказал Дамкин и повесил трубку. Собирайся, Стрекозов.
   – Куда?
   – На завод "Заветы Ильича" оформляться на работу. Сегодня на оперативке решен вопрос о нашем трудоустройстве.
   – Наш Однодневный тоже любил по средам проводить оперативки, - заметил Стрекозов. - Что-то в этом есть.
   – Все очень просто. По понедельникам коммунистов мучает похмелье, во вторник надо подписывать всякие важные бумажки, а в среду, самый раз, встретиться с друганами, поболтать о том, о сем, устроить себе разгрузочный день...
   Ровно через полчаса литераторы вышли из подъезда и увидели серую "Волгу". За рулем сидел усатый шофер, с умным видом читающий газету "Правда". На газете красовалось жирное пятно, как будто в нее недавно заворачивали селедку.
   – Вы не нас ждете? Мы Дамкин и Стрекозов, - представился Дамкин.
   – Залезайте, - бросил шофер, комкая газету и выкидывая ее на заднее сиденье. - Протри газеткой заднее стекло, будь другом...
   Заурчав мотором, машина быстро помчалась к заводу "Заветы Ильича".
   Стрекозов, развалившись на заднем сидении, томно протянул:
   – Хорошо-то как! Персональную "Волгу" присылают... Значит, уважают...
   – Просто, я тут заправлялся недалеко, - сказал шофер, не оборачиваясь. - Директор сказал, раз все равно мимо едешь, захвати двоих...
   Дамкин достал пачку "Беломора" и угостил водителя. Тот, одной рукой продолжая рулить, взял папиросу и прикурил от протянутой литератором спички.
   – Вообще, директор у нас мужик ничего, - молвил шофер. - Утром приезжает на работу, вечером уезжает. Целый день машина в моем распоряжении. Ну, конечно, ездит иногда в горком, иногда встретить какую-нибудь делегацию, а так работа у меня, что надо!
   – Хороший, значит, человек - Максим Максимович?
   – Оно конечно, хороший. Но строгий. Когда сидит у себя в кабинете, лучше на его глаза не попадаться.
   – Почему? - спросил Стрекозов.
   – В кабинете он всех ругает. Прогульщики, говорит, тунеядцы! Саботажники!
   – Сурово, - оценил Дамкин.
   – Ну. Я никогда к нему в кабинет не захожу, всегда жду его у подъезда, но рабочие рассказывают, что зверствует. И знаете, почему? Разные ходят слухи! Все равно от кого-нибудь узнаете, так лучше уж от меня. Наш директор ухлестывает за Машкой, своей секретаршей, а она не дает, - простодушно сказал шофер. - Вы того, за Машкой не ухаживайте, а то директор вам головы оторвет.
   – Нужна она нам! - отозвался Дамкин. - У нас и своих секретарш хватает!
   Они въехали через проходную и по ухоженной аллее мимо цехов подкатили к двухэтажному зданию дирекции. Перед зданием стоял чугунный Ленин, как еще одно гордое свидетельство того, что наша страна занимает первое место по выплавке чугуна.
   – На первом этаже у нас столовая, - указал рукой шофер. - А вам, ребята, на второй этаж, потом направо. Еще папироской не угостишь?
   – Легко, - сказал Дамкин, доставая пачку.
   Шофер прихватил три папиросы.
   – В кабинете не курите, - сообщил он напоследок. - Максим Максимович этого не переносит.
   – Учтем, учтем, - пообещал Дамкин, вылезая из машины. - Какой симпатичный домик... Столовая - это хорошо! Я сегодня еще не завтракал. Интересно, что будет на обед?
   Стрекозов, пожав плечами, открыл стеклянную дверь и поклонился:
   – Прошу вас, господин Дамкин! Директор уже запечатал конверт с двухсотрублевой премией и с нетерпением ожидает вашего появления!
   – Как можно! - вежливо отстранился Дамкин. - Только после вас, господин Стрекозов!
   – Поспешите, господин Дамкин, поспешите. Газ-то выходит!
   Литераторы вошли в здание и направились мимо стендов с фотографиями Политбюро ЦК КПСС на второй этаж. На фотографии Брежнева кто-то подписал матерное слово, которое потом тщательно затерли, но все равно было видно.
   Обитая черной кожей дверь с крупной табличкой "ДИРЕКТОР" нашлась сразу же. Дамкин вежливо постучался в табличку согнутым пальцем, и литераторы вошли в приемную.
   Секретарша Маша, сидевшая за столом, заваленным бумагами, была, действительно, очень хороша. Не поднимая головы на посетителей, она двумя пальцами стучала по электрической машинке, ругаясь, когда нажимала не на ту клавишу.
   – Ах ты, черт, не туда!
   Литераторы, как завороженные, встали напротив нее.
   – Здравствуйте, Маша, - сказал Стрекозов.
   Секретарша подняла голову и посмотрела на молодых людей своими накрашенными глазками с длинными ресницами.
   – Вы ко мне?
   – Почти, - молвил Дамкин. - Вот этот гражданин, - литератор указал на соавтора, - страстно хочет, но стесняется, объясниться вам в любви. Он каждый день страдает, сохнет, скоро умрет, если не добьется взаимности!
   – Вы кто?
   – Кто я - это не важно, - заявил наглый Дамкин, - а вот он - это передовик производства, слесарь самого высшего разряда, активный общественник, член общества трезвости...
   Стрекозов приосанился.
   – Представляете, какой человек вас полюбил? - Дамкин присел на стол перед девушкой.
   – Вали отсюда! - бросила Маша и дала Дамкину по голове папкой с надписью "На подпись".
   – Во как! - поразился Дамкин. - Стрекозов, тебя здесь не любят!
   – Нам бы к директору, - сказал Стрекозов. - Нас ждут.
   – Что вы говорите! - язвительно воскликнула секретарша. - Ему вы тоже будете признаваться в любви?
   – Нет, в любви мы признаемся только красивым девушкам, - сообщил Стрекозов. - Мы журналисты, будем работать в вашей заводской малотиражке.
   – А, - вспомнила Маша и улыбнулась Стрекозову. - Так бы сразу и сказали. Вы - Дамкин и Стрекозов?
   – Дамкин - это я! - представился Дамкин, протягивая руку, которую Маша проигнорировала.
   – Максим Максимович отзывался о вас чрезвычайно лестно. По его словам, вы настоящие мастера пера!
   – Так оно и есть! - бодренько произнес Дамкин. - И настоящие. И мастера. И пера!
   – Ладно, - Маша протянула руку с накрашенными ногтями к селектору. Сейчас посмотрим, что там старик делает...
   Маша привстала, чтобы дотянуться до кнопки. Обнаружилось, что на ней короткая юбочка и блестящие колготки, а ножки стройные, да и фигурка вся ладная, как на эротической картинке в порножурнале, что приносил на днях Сократов.
   – Максим Максимович, - сказала девушка, - тут два журналиста пришли...
   – Я уже полчаса их жду! - раздался голос из динамика. - Пусть войдут!
   – Мы еще пообщаемся, - пообещал Дамкин Маше.
   – Секретарши - это его слабость, - объяснил Стрекозов.
   Литераторы вошли в кабинет.
   В своем кабинете Иванов-старший разительно отличался от того человека, что встречался им в подъезде. Все в нем было пропитано властью, собранностью, уверенностью в завтрашнем дне.
   Директор сидел за длинным лакированным столом, похожим на букву "Т". Верхняя перекладина этой буквы была заставлена разноцветными телефонами. Прямо перед директором лежал перекидной календарь, в котором Максим Максимович записывал важные дела.
   Максим Максимович Иванов сурово посмотрел на литераторов.
   – Садитесь, - бросил он и, когда литераторы присели на стулья, продолжил, - Надеюсь, мы с вами сработаемся.
   – Мы тоже надеемся, - дружелюбно заявил Дамкин.
   – Газета у нас небольшая, тираж пятьсот экземпляров, но тем не менее все статьи должны быть выполнены на должном уровне, - сказал директор. Штат газеты небольшой - вы двое.
   – А кто редактор?
   – Редактор есть и очень хороший. Член КПСС с 41-го года. Очень принципиальный человек, ветеран труда, коммунист старой закваски.
   – Это просто замечательно! - хором воскликнули литераторы.
   – Но сейчас он находится на лечении. Скажу вам сразу, чтобы не было потом недоразумений, в ЛТП. Принудительно. Так что и вам не советую здесь пьянствовать.
   – Когда это мы пьянствовали? - покачал головой Дамкин. - Да мы трезвенники и язвенники.
   – Язву вылечим, - сказал директор. - У нас отличный профилакторий.
   – Если нет редактора, кто же нам будет давать редакционные задания? удивился Стрекозов.
   – Задание у вас одно. Надо писать хвалебные статьи о передовиках производства и ругательные о пьяницах и прогульщиках. Особое внимание надо обратить на антиалкогольную пропаганду. Пьянство - это бич нашего времени и пролетариата. В Америке рабочие пьют, потому что после работы на конвейере попробуй не запей! А у нас работа творческая, каждый рабочий делает на станке что-то свое... От этого мечтательность. И, соответственно, выпивают...
   – Творческая работа - это хорошо, - заметил Дамкин, чтобы поддержать разговор.
   – Да! Рабочий Сидорчук, например, недавно выточил из медных болванок сервиз из двенадцати рюмок и трех больших чаш. Правда, болванки были предназначены для других целей, но зато какой творческий подход! Так что вы обязательно напишите что-нибудь о вреде алкоголя. Да так, чтобы рабочие этой статье поверили и бросили бы пить...
   – Понятно. Хотя это уже высший пилотаж, - обронил Стрекозов. - Для этого надо, чтобы рабочие эту газету читали...
   – Поэтому-то я и пригласил на работу именно вас. Пишете вы без ошибок?
   – Смотря какие слова, - вздохнул Дамкин.
   – А какая разница? - поинтересовался Стрекозов. - Ведь корректор должен быть...
   – Корректора я недавно уволил.
   – Спился? - предположил Дамкин.
   – Нет. Ушел в декрет. Вернее, ушла.
   – А как же КЗОТ? По закону не положено увольнять беременных!
   – Она тогда еще не была беременна, но все к этому шло, - Максим Максимович поднялся с кресла и, заложив руки за спину, подошел к окну.
   Соавторы в удивлении переглянулись.
   – Без редактора и корректора нам еще не приходилось работать. Так, если мы чего ляпнем, редактор виноват. А без редактора - мы? Да и ошибки иногда сами собой возникают. А в своей статье даже опечатки очень трудно найти.
   Максим Максимович задумался.
   – Ну, редактора я вам дать пока не могу. Эта ставка занята, хоть и лечится в ЛТП. А корректора можете найти сами. У меня в штате есть ставка уборщицы, можно будет оформить вашего корректора по совместительству.
   – Светке можно предложить, - задумчиво произнес Стрекозову. - Она очень грамотная девушка. Почти все слова знает! По крайней мере те, которые используем мы с Дамкиным.
   – Вы особенно много заумных слов и не используйте, - возразил Иванов. - Не забывайте, что газета для рабочих.
   – Да мы умных слов и не знаем, - сказал Дамкин. - Светка знает, а мы...
   – Главное, чтобы она не ушла в декрет... - Максим Максимович вопросительно посмотрел на Дамкина.
   – Она не замужем, - не моргнув глазом, сказал тот.
   – Значит, надо будет делать два номера в месяц. Составленный материал отдавайте моей секретарше, она его будет пересылать в типографию. Пока будете получать по сто двадцать рублей в месяц, как молодые специалисты. Сейчас пройдите в отдел кадров, там вас оформят.
   – Максим Максимович, - Стрекозов скромно потупился. - А мы еще отпуск не отгуляли на прошлой работе. Нельзя ли сделать так, чтобы нас оформить на работу, а потом в отпуск отпустить?
   – Какой еще отпуск? - директор Иванов нахмурился, услышав слово, которое снижало на заводе производительность. - Нет, друзья, я к вам отношусь хорошо, но работа есть работа. Наша газета и так не выходила целый год! Мне уже в горкоме выговаривали! Никаких отпусков!