Страница:
Всадник тронул коня и не спеша поехал дальше по улице, сопровождаемый воем собак и мычанием скота. Додоль стоял во дворе, обливаясь потом и дрожа. А потом коровы в хлеву перестали метаться. И Додоль понял, что его ужас рассеялся так же внезапно, как и появился.
– Тьфу ты, привиделось, никак? – пробормотал он, с опаской выглядывая на улицу поверх забора. – Надо же, какая образина! Надо Дорошу рассказать, ведь не поверит… Наговор, наговор хорош! Слава Богу! Слава Богу!
Он хотел бежать к Дорошу прямо сейчас, но потом передумал. Сумерки сгущались. Додоль поежился – а вдруг этот, с белым лицом и без глаз, где-то рядом, шастает по улицам? Он поспешил домой, где первым делом осушил целый конюх меду. Жене и детям о призраке на белом коне он ничего не рассказал.
Хейдин стоял в дверях и наблюдал, как к дому приближаются два всадника. Сердце у ортландца екнуло – один из всадников был женщиной. Случилось то, что предвидел Зарята. Чтобы проверить свое предположение, Хейдин снял с пальца каролитовый перстень.
– Кто вы? – крикнул он, когда гости въехали во двор.
– Мы те, кто искал вас, – ответил старик на вороном жеребце. Сомнений больше быть не могло: старик заговорил с Хейдином по-лаэдански.
– Кто вас послал?
– Великий Видящий, – старик спешился, помог девушке сойти с коня. – Я тебя не знаю, воин.
– Я тот, кого выбрал Медж Маджари, – ответил Хейдин.
– Значить, Медж погиб, – старик помолчал немного. – Я предчувствовал это, но не хотел верить в его смерть. Как твое имя?
– Хейдин.
– Ортландец? Я – Акун. А это Руменика ди Крифф, двоюродная сестра принца.
– Я догадался, – Хейдин поклонился девушке, и Руменика ответила воину учтивым кивком. – Твой брат в этом доме, принцесса. Только, боюсь, ему очень плохо. Его поразил странный недуг.
– Хвала Триаде, мы успели вовремя! Это не недуг, – сказал Акун.
– Не недуг, говоришь ты? Что же тогда?
– Руменика, войди в дом, – велел Акун.
– Это приказ? – спросила девушка, как показалось Хейдину, недовольным тоном.
– Просьба. В доме ты будешь в большей безопасности… Ты ведь не скроллинг, так? – спросил Акун, когда Руменика выполнила его просьбу.
– Я простой воин. И я очень рад вашему появлению. Может, вы мне объясните, что делать.
– Я попробую объяснить кратко. – Акун сосредоточенно помолчал. – Принц не болен. Приближается время, когда он должен измениться. Над ним был совершен особый обряд. Медж говорил тебе?
– Что-то говорил.
– Теперь он вступил в стадию Перерождения. Его магия сейчас ослаблена. Он очень уязвим для любого врага. Ты был отправлен сюда, чтобы охранять его именно в этот момент. Ему угрожает большая опасность.
– Я попытался поговорить с ним мысленно, при помощи камня, но увидел только какую-то птицу. Грифа.
– Я тоже видел грифа, но уже наяву. Он парит над этой деревней. Надеюсь, мы совместными усилиями сможем остановить Легата.
– Кого остановить?
– Через Круг следом за нами прошло большое зло, Хейдин. Наши враги послали Легата. Когда-то он был скроллингом, храбрейшим среди всех. Но ему выпала страшная судьба. Демонские силы завладели его сердцем, и теперь он служит им. Он стал призраком-убийцей. Если мы его не остановим, он убьет принца, и все будет кончено.
– Если Легата можно убить, я готов драться.
– А если нельзя?
– Что значит «нельзя»?
– Легат – отменный боец, и его защищает магия высшего порядка. И еще – у него Меч скроллингов.
– Клинок, выкованный сидами? Как получилось, что меч Ро-Руэда оказался у чудовища?
– Я не знаю. Но нам придется драться с его хозяином. Ты готов?
– Готов? – Хейдин на миг замялся. Еще вчера он ответил бы на этот вопрос без колебаний. Но теперь у него была Липка. – А у меня есть выбор?
– Боюсь, что нет.
– Тогда к чему задавать вопросы?
– Вот моя рука, – Акун протянул ортландцу руку, и Хейдин ее пожал. – Вижу, что Медж Маджари не ошибся, выбрав тебя. Пойдем в дом, приготовимся к битве.
Руменика не без робости прошла через темные тесные сени в горницу. Здесь стоял густой запах целебных трав. У печи светловолосая девушка с широко расставленными серыми глазами в простом холщовом платье размешивала в глиняной посудине целебные порошки. Их взгляды встретились.
– Я… я Руменика, – сказала гостья и тут заметила на широкой кровати в углу горницы неподвижное тело мальчика. – Здесь мой брат.
– Он и мой брат, – белокурая девушка убрала с лица упавшие волосы. – Добро пожаловать, сестра. Я Липка.
Руменика приблизилась к кровати, посмотрела на принца – и содрогнулась. Она ожидала увидеть совсем другое лицо. Эту безобразную маску, состоящую из шрамов и рубцов, было трудно назвать лицом. Расплавленное – вот как назвала про себя лицо принца Руменика. И в ее сердце поднялась такая жалость, такое сострадание к этому несчастному мальчику, что слезы полились из ее глаз в два ручья, потоком. Ей показалось ужасно несправедливым, вопиющим то, что сын императора огромной державы, наследник ее трона, лежит больной и обезображенный в убогой лачуге, и никто не знает, как ему помочь.
– Не плачь, – Липка подошла, обняла лаэданку, улыбнулась ей, хотя у самой сердце рвалось от горя. – Он ведь живой. Мы его спасем, ты и я.
– Он такой маленький! – говорила Руменика сквозь рыдания. – Такой беззащитный! А сколько горя ему уже пришлось перенести. Посмотри на ею лицо. За что? Чем он провинился перед Единым? И чем мы можем ему помочь?
– Тем, что будем сильными, – сказал Акун, входя в горницу в сопровождении Хейдина. – Я уже сказал, это не болезнь. Принц Дана просто… уснул. Этот сон скоро кончится, если мы сумеем защитить принца.
– Это Акун, мой телохранитель и друг, – сказала Руменика Липке. – Мы должны ему довериться. Он знает, что делать.
– Скоро Легат будет здесь. Он послан с одной целью: убить принца, а заодно и нас всех, – сказал Акун. – У нас только одна возможность спастись самим и спасти принца. Мы должны встретить Легата и дать ему бой.
– А если спрятаться? – спросила Липка, ощутив тревогу уже не только за Заряту, но и за Хейдина.
– Прятаться бесполезно. Легат не простой воин. Он будет преследовать нас, не зная ни сна, ни отдыха, пока не убьет всех. Мы должны попытаться победить его. Это единственный выход.
– Терять нам все равно нечего, – ответил Хейдин. – Я готов драться.
– Другого ответа я и не ждал. Подготовимся с бою. – Акун подошел к печи, выбрал из кучи остывшей золы уголек и принялся этим углем чертить непонятные знаки над дверью и над каждым окном. Хейдин и девушки молча следили за этими манипуляциями. Покончив с дверью и окнами, Акун, шепча заклинания, очертил посохом широкий круг, внутри которого оказалась кровать Заряты.
– Дай мне соль, девушка, – попросил он Липку.
– У меня есть освященная четверговая соль, – обрадовалась Липка. – Она получше будет.
– Неужели все это может остановить демона-убийцу? – спросил Хейдин, с недоверием наблюдая за действиями Акуна.
– Вы, ортландцы, ужасные маловеры, – заметил старый воин. – И я этому рад. Мне как раз нужен воин с недостатком воображения. Потому что человек излишне впечатлительный уж точно наложит в штаны и убежит, увидев Легата. А вот толстокожий ортландский сукин сын, пожалуй, не бросит меня одного.
Акун смешал соль, принесенную Липкой, с белым порошком, который хранился у него в посохе. В горнице распространился резкий запах горелой кости. Получившейся смесью Акун щедро посыпал границу очерченного им круга, а остаток смеси высыпал на грудь спящему Заряте.
– Все, что я мог, я сделал. – признался он, закончив свою волшбу. – Опытный маг сделал бы больше, но я всего лишь воин. Если Легат войдет сюда, ему придется пересечь границу круга, чтобы добраться до мальчика, а это для него крайне болезненная процедура. Женщинам я бы советовал тоже спрятаться за кругом.
– Как ты собираешься драться с Легатом? – спросил Хейдин. – У тебя даже меча нет.
– У меня есть, все что нужно. Не беспокойся обо мне. Лучше обдумаем план битвы. И выпьем по чаше меда. Хозяйка, у тебя есть мед?
– Я в беретянницу[37] схожу, – сказала Липка и поспешно вышла.
– Ты плакала? – спросил Акун Руменику.
– Глядя на него невозможно не плакать, – сказала девушка, показывая на Заряту. – Он просто разрывает мне сердце.
– В этом мальчике вся надежда, – заметил Акун. – Он должен жить во что бы то ни стало. Все мы должны жить. А пока давайте поговорим о том, что меня очень заботит.
– О Легате? – спросил Хейдин.
– И о нем тоже, – Акун улыбнулся вошедшей Липке, державший в руках окрин с медом. – Но сначала выпьем. Зря ты не пьешь мед, Руми. Мне понравился этот напиток. Он бодрит и веселит душу.
– Ты говорил о чем-то очень для тебя важном, – напомнил Хейдин.
– Точно, – Акун медленно осушил ковш меду, крякнул, вытер усы и бороду. – Для начала просьба к тебе, ортландец; если меня убьют, поступи со мной так, как принято у нас в Милдории. Сожги мое тело, а прах вместе с моим оружием схорони в земле.
– Перестань говорить глупости! – рассердилась Руменика.
– Трогательная просьба, – сказал Хейдин. – Обещаю, я исполню ее, если только меня самого Легат не изрубит на части.
– Если тебя убьют, пусть женщины это сделают, – Акун посмотрел на Руменику и Липку.
– Это и есть важная вещь, которую ты хотел нам сообщить?
– Есть и вторая. Тот, кто сегодня называется Легатом и служит злу, когда-то был моим другом. Есть только один способ вырвать его из цепей Мрака – завладеть его сердцем. Если сердце Легата будет уничтожено, он обретет мир и покой. Понял, о чем я говорю, Хейдин?
– Понял. По-моему, и эта просьба немного преждевременна.
– Никому не дано знать будущее, – Акун налил себе еще меду. – Если ты останешься в этом мире, ортландец, ты поступишь мудро, Здесь красивые женщины и доблестные мужчины. Сюда еще не проникла проклятая изнеженность и страсть к богатству, которые развратили империю. Я бы здесь поселился, клянусь душой Ниммура!
– Я нашел тут то, что давно и безуспешно искал, – сказал Хейдин, посмотрев на Липку. – Так что мы будем делать, когда Легат будет здесь?
– Выйдем из дома и дадим ему бой, – сказал Акун, отпив меда. – Или ты придумал что-нибудь получше?
Ратислав еще плохо разбирался в оружии, но подарок Хейдина показался ему просто царским. Вернувшись с ним в свою избушку, юноша затворил дверь и при свете лучины занялся оружием. Он несчетное количество раз обнажал саблю и снова вкладывал ее в ножны, любуясь сталистым блеском лезвия, рубил и колол саблей воображаемых врагов, а также деревянные чурбаки и даже железную проволоку, чтобы испытать клинок. Сабля показалась ему превосходной. Ратислав понятия не имел, чем отличается дамасский клинок от обычного, какой клинок куется холодным способом, а какой – горячим – главное было в другом. Он ощутил себя настоящим воином, владеющим сказочным оружием, каким показалась ему половецкая сабля.
Он покривил душой перед Хейдином, сказав, что лук Субара не особенно ему понравился. Лук был просто великолепный, и Ратислав не мог этого не признать. Он был вдвое легче лука Ратислава; кибить,[38] сделанная из козлиных рогов, была покрыта водостойким лаком и усилена костяными надзорами,[39] а модяны[40] были металлические, с искусно сделанной защелкой для очка тетивы. Под стать луку были и стрелы в саадаке – длиной в два локтя каждая, оперенные пером серой цапли, с закаленными железными наконечниками. Если сабля была редкой и ценной вещью, то половецкий лук оказался просто сокровищем.
Ратислав опробовал лук прямо во дворе, благо, уже наступали сумерки, и народ давно разошелся по домам. Поначалу стрелы летели слабо, втыкались в стену сруба неглубоко и без труда выдирались из пробоя. Потом Ратислав смекнул, в чем дело. Половецкий лук требовал особой техники обращения. Если большой тисовый или композитный лук следовало именно натягивать, прикладывая главное усилие к тетиве, то у легкого половецкого лука тетива натягивалась резким рывком – только так конный воин со спины движущейся лошади мог быстро и точно послать в цель стрелу. После десяти или двенадцати неудачных попыток, когда руки начали невыносимо болеть, Ратислав все-таки выстрелил как надо – стрела с резким свистом вдребезги разбила надетый на кол глиняный горшок и глубоко засела в дереве.
Ночью Ратиславу приснился странный сон. Он увидел отца в полном воинском снаряжении и на коне. Отец показывал ему открытую ладонь и говорил: «Твое сердце открыто, как эта ладонь. Я вырастил тебя воином. Иди за мной!» И они пошли куда-то; отец впереди, а он чуть позади, гадая, куда это отец его ведет. Наконец они пришли к берегу реки, и здесь отец вошел в воду и исчез в черных волнах, а он остался на берегу и звал отца. Только отец не возвращался, зато пришел Зарята.
– Ты разве не знаешь, что нельзя так громко кричать? – спросил мальчик. – Мой враг близко, из-за тебя он меня найдет.
– Но как мне вернуть отца?
– Соверши подвиг. Спаси меня…
Сказав это, Зарята пустился бежать по берегу, и Ратислав побежал за ним, пытаясь догнать и схватить его. Больше всего Ратислав боялся того, что мальчик оступится, упадет в воду и утонет, как его отец. Они бежали по берегу, а за ними бежало что-то огромное, не имеющее формы и названия, и оно настигало их. Ратислав понял, что нечто настигнет их рано или поздно, и повернулся к преследователю лицом, чтобы дать бой. Сумрак надвинулся на него, и Ратислав проснулся с бешено бьющимся сердцем и с ощущением озноба во всем теле. Прочитав молитву, юноша завернулся в одеяло и спокойно проспал до утра остаток ночи.
Его разбудил осторожный стук в дверь Спросонья Ратислав не сразу сообразил, что этот стук ему не снится. Гадая, кто мог бы к нему прийти с утра пораньше, юноша пошел открывать.
На пороге дома стояла Маленка, дочка чудовоборского плотника Милицы, ладная кареглазая пятнадцатилетняя девушка в нарядном полушубке на смушках. Никогда прежде Маленка не приходила к Ратиславу, да еще утром.
– Спишь? – нараспев спросила девушка, вошла в сени, не дожидаясь приглашения хозяина. – Меня мамка послала, велела молока парного тебе отнести. Вот, держи.
– Спаси Христос, – ошарашенный Ратислав принял у девушки крынку с молоком.
– Ты у нас теперича по селу герой, – сказала Маленка. – Сказывают, ты разбойника половецкого насмерть убил.
– А и убил, – важно сказал Ратислав. – Он Заряту хотел обидеть, нехристь, собака! Вот я его стрелой-то и сразил.
– Страсть-то какая! – Маленка в театральном ужасе закатила глаза. – Какой же ты храбрый, Ратислав. Я бы, ей-бо, со страху померла.
– Да ладно уж, – Ратислав махнул рукой. – Вот боярин, сродственник Липкин, он храбер зело. Четверых одной левой положил, далее не умаялся.
– У Липки сродственник боярин? – Маленка изобразила интерес. – Вот не думала! И что ты все о ней – Липка, Липка. Уж не влюбился ли?
– А твое какое дело? – Ратислав покраснел.
– Да так, к слову пришлось. Если влюбиться захочешь, у нас в селе девушки покрасивше Липки найдутся.
– Может, и есть, да только сердцу не прикажешь.
– На Пасху приходи христосоваться, – с лукавой улыбкой сказала Маленка. – Потом гулять пойдем.
Ратислав не успел ответить; в дверь опять постучали. На пороге стояла молоденькая поповна Настасья с корзинкой.
– Поклон тебе, Растиславушка, – поповна поклонилась. – Батюшка мой посылает тебе пирогов постных с грибами и капустой. Кушай на здоровье и… – Тут поповна осеклась, заметив Маленку.
– Помни, на Пасху я тебя жду, – с улыбкой напомнила Маленка и вышла, мазнув пренебрежительным взглядом по смешавшейся поповне. Ратислав сообразил, что происходит. В одночасье из байстрюка, сироты и деревенского бедняка он превратился в завидного жениха.
Настасья не сдержала своих чувств. Сунула Ратиславу корзинку, тут же убежала, шмыгая носом. Юноша запер дверь и вернулся в горницу. Сегодня Бог послал ему завтрак, какого давно не было. Это было тем более приятно, что в доме не было ни крошки. Да и от дома осталось одно название; когда-то добротная изба после смерти отца совсем обветшала. Ратислав сам пытался ее чинить, да отцов родственник дядя Славко помогал, но у дядьки у самого восемь детей мал мала меньше – где уж тут другим помогать!
Он едва успел с наслаждением съесть горячий душистый пирожок и запить его молоком, когда пришли чудовоборские мальчишки – прежде Ратислав был не вхож в их компанию. Ратислав показал им подарки Хейдина, рассказал о вчерашнем бое. Он наслаждался ролью героя. Потом пришли еще мальчишки. Новообретенные друзья шли весь день. И только к вечеру все разошлись.
Ратислав подумал, что это был самый счастливый день в его жизни. В глазах деревенских юн теперь настоящий герой, воин, богатырь. Но он совсем забыл, что обещал Хейдину быть у Липки к полудню, а уже вечер. И Заряты что-то нет. Все пришли, кроме Заряты. И Ратислав забеспокоился. Впервые за много месяцев Зарята не навестил его.
Он собрался идти к Липке. Надел тулуп, нахлобучил шапку. И тут многоголосый собачий вой, поднявшийся по селу, так хлестнул по нервам Ратислава, что юноша сразу подумал – какая-то беда случилась. И случилась с Зарятой. Саблю он брать не стал, схватил только половецкий лук и колчан со стрелами. Выбежал на улицу и помчался к окраине села, к дому Липки.
Легат оставил своего коня за воротами усадьбы, вошел во двор пешим. Хейдин и Акун шагнули ему навстречу, встали в десяти шагах друг от друга. Хейдин вытянул меч из ножен. Акун положил на правое плечо свой боевой шест-посох.
Легат еще не обнажил меча. Он стоял неподвижно и как будто изучал двух смертных, столь опрометчиво бросающих ему вызов. У Хейдина было достаточно времени, чтобы хорошенько рассмотреть страшного пришельца. Легат был в черных вороненых доспехах и черном плаще, оттого еще белее казалось его лицо – неестественно неподвижное, будто гипсовый слепок с лица умершего, с черными ямами незрячих глазниц. Этот пустой взгляд леденил кровь, и Хейдин ощутил, как лихорадочный озноб пробирает его до костей.
– Убирайся прочь! – крикнул Акун. – Тебе не пройти.
– Безумцы, вообразившие себя воинами, – зазвучал в голове Хейдина замогильный голос. – Ваши жалкие жизни ничего не стоят. Но я окажу вам честь, убив вас. Вы умрете быстро и легко.
Лязгнула сталь, и Легат уже направлял в сторону защитников принца хейхен из черной виллехенской стали – легендарный меч Ро-Руэда. Ну что ж, подумал Хейдин, если кто-нибудь и скажет о нем посмертное слово, то наверняка упомянет, что убил его не пьяный наемник, а демон с волшебным мечом. В этом есть определенное утешение.
– Клянусь Триадой, мне больно смотреть, во что они превратили тебя, Йол! – сказал с горечью Акун. – Жаль, что мы встречаемся врагами.
– Тот, о ком ты говоришь, старик, давно умер. Скоро и ты к нему присоединишься.
– Я бы не был в этом так уверен, – сказал Хейдин.
Легат в мгновение ока оказался рядом, сделал выпад. Хейдин парировал этот удар. Тут же на Легата напал Акун, виртуозно орудуя своим посохом. Но Легат ушел из-под ударов боевым шестом Акуна и снова обрушился на Хейдина. Ортландец успел принять клинок демона своим мечом, но удар был такой невероятной силы, что Хейдин был отброшен на несколько саженей и оказался в сугробе. В следующий миг Легат новым ударом сбил с ног Акуна. Старый воин оказался на снегу Черный воин несколько раз рубанул воздух перед собой и встал в оборонительную позицию, будто приглашая своих противников продолжить бой.
– Рука у тебя крепкая, Йол, – усмехнулся Акун, поднимаясь на ноги. – Всегда была крепкая.
Он бросил в Легата сразу два ориона. Один демон успел отбить, второй угодил прямо в белое лицо. Легат отшатнулся – видимо, он все-таки чувствовал боль. Акун воспользовался моментом и всадил крючья своего шеста в голову чудовища. Мгновение спустя Хейдин ударил из терции Блеском, глубоко разрубив плечо Легата. Однако торжество оказалось недолгим. Из ран Легата пошел черный дым, и они затянулись прямо на глазах. Демон отсалютовал своим противникам мечом, развел руки в стороны, точно приглашал снова атаковать его.
– Похоже, ты ошибался, Акун, – сказал Хейдин. – Насчет того, что его возможно убить.
– У него должны быть уязвимые места.
– У меня их нет, – сказал Легат.
Хейдин с боевым кличем бросился на врага, ударил своим излюбленным приемом – снизу вверх. Легат перехватил этот удар, молниеносно ответил выпадом, ударив рукоятью меча Хейдина в лицо. Хейдин упал в снег, почти потеряв сознание от боли в сломанном носе. Акун тут же отвлек демона, напав с фланга. Легат легко ушел от сокрушительного удара шестом и в мгновение ока обошел старика, направляя меч Акуну в голову. Акун выкрикнул что-то, завертел шест перед собой мельницей, так что крючья завыли в воздухе. Легат отступил, потом атаковал ударом сверху. Акун пытался парировать удар. Выпад Легата не достиг цели, но шест из твердого дерева под ударом Ро-Руэды переломился пополам.
– Был один, стало два, – Акун подхватил обломок шеста, отступил, орудуя обломками, как двумя боевыми цепами.
Хейдин, вытирая льющую из носа кровь, начал заходить на Легата слева. Демон тут же приготовился к нападению; в левой руке у него появился кинжал с длинным широким лезвием.
– Не воображайте, что вы искусные воины, – сказал Легат. – Если бы не каролит, я бы давно вас прикончил. Тем хуже для вас, ваша смерть будет мучительной.
Сказал – и тут же атаковал Хейдина. Широкий рубящий удар справа Хейдин успел парировать и сам атаковал обводом, но Легат с непостижимым проворством сумел вывернуться из-под удара. Пустые глазницы демона так глянули на Хейдина, что ноги ортландца задрожали. Эту опасность Хейдин не предусмотрел – Легат обладал еще и гипнотическим воздействием на противника. Хейдин отшатнулся, перед его глазами полыхнул тусклый посверк меча, и левую сторону лица пронзила боль. Легат немного не рассчитал расстояние, чиркнув самым концом меча Хейдина между скулой и левым ухом.
– Пришла пора умереть, – сказал Легат.
Он обрушился на Акуна. Старый милд, не дрогнув, принял этот свирепый натиск. Он искусно отбивал атаки Легата своими импровизированными боевыми цепами – только щепки летели на снег. Обманув врага ложной атакой в голову, Акун всадил один из цепов прямо в грудь Легата. Демон попятился от Акуна, размахивая мечом.
– Сердце! – завопил Акун. – Туда, где сердце!
Перехватив меч врага своим вторым цепом, Акун вцепился в торчащий из груди врага обломок шеста и потащил его вниз, распарывая стальным крюком призрачное тело. Легат дважды ударил кинжалом в левой руке. Акун продолжал тащить цеп. Хейдин, пытаясь помочь товарищу, ударил мечом прямо в глазницу Легата. Однако тварь опять вывернулась ужом и в мгновение ока отошла назад, к воротам усадьбы, где замерла в ожидании.
Акун закашлялся, поднес к губам руку. Пальцы окрасились кровью. На глаза старого милда наплыла темная пелена. Акун тряхнул головой, чтобы ее отогнать, но пелена не уходила.
– Стой на месте, парень, – велел он Хейдину, который было шагнул к старому воину, чтобы помочь. – У меня еще хватит сил проломить эту овечью голову.
Хейдин загорелся лютым гневом. Он понимал, что хороший воин должен сохранять спокойствие в любой ситуации, но ничего не мог с собой поделать. Блеск засвистел в воздухе, обрушился на Легата. Один из ударов демон попытался парировать кинжалом – лезвие кинжала не выдержало, переломилось. Легат упал на. колено; Хейдин тут же нанес косой секущий удар в основание шеи. Однако меч рассек пустое пространство – Легат уже стоял за спиной Хейдина, спокойно держа меч на плече.
– Ты недостаточно проворен, – пронеслось в голове Хейдина.
Хейдин будто в страшном сне увидел, как демон ударил мечом Акуна. Рубанул, держа меч двумя руками, так, что старый воин взлетел в воздух и упал на снег в нескольких шагах от Хейдина лицом вниз. Хейдин заревел, бросился на Легата. И тут случилось то, чего ортландец даже в кошмарном сне не мог себе представить; встретившись с клинком Легата, Блеск переломился. Легированная орбанская сталь с жалобным звоном упала на снег.
– Теперь ты умрешь, – сказал Легат.
Хейдин помертвел. Это все сон, подумал он. Явь не может быть такой страшной. Неподалеку на снегу стонал умирающий Акун, а он в одиночестве стоял перед Легатом с эфесом меча в руке. Чтобы не умереть жалкой смертью, Хейдин нагнулся и поднял обломок Блеска. Меч переломился у самого эфеса, и в обломке было фута три с четвертью. Хейдин отбросил бесполезный эфес, обмотал основание клинка платком и встал в позицию, ожидая атаки Легата.
– Уважаю храбрецов, – сказал Легат. – Постараюсь убить тебя с одного удара.
Хейдин встретил меч врага парирующим приемом, но не удержал свое импровизированное оружие. На его счастье, кольчуга выдержала скользящий удар Ро-Руэды в правое плечо, однако Хейдин, инстинктивно пытаясь уклониться от удара, не удержался на ногах и упал в снег. Теперь смерть была неминуема, и Хейдин понял, что бой закончен. Легат обеими руками занес меч, чтобы пригвоздить противника к земле. Хейдин подумал о Липке. Пусть Оарт поможет ей спастись…
– Тьфу ты, привиделось, никак? – пробормотал он, с опаской выглядывая на улицу поверх забора. – Надо же, какая образина! Надо Дорошу рассказать, ведь не поверит… Наговор, наговор хорош! Слава Богу! Слава Богу!
Он хотел бежать к Дорошу прямо сейчас, но потом передумал. Сумерки сгущались. Додоль поежился – а вдруг этот, с белым лицом и без глаз, где-то рядом, шастает по улицам? Он поспешил домой, где первым делом осушил целый конюх меду. Жене и детям о призраке на белом коне он ничего не рассказал.
Хейдин стоял в дверях и наблюдал, как к дому приближаются два всадника. Сердце у ортландца екнуло – один из всадников был женщиной. Случилось то, что предвидел Зарята. Чтобы проверить свое предположение, Хейдин снял с пальца каролитовый перстень.
– Кто вы? – крикнул он, когда гости въехали во двор.
– Мы те, кто искал вас, – ответил старик на вороном жеребце. Сомнений больше быть не могло: старик заговорил с Хейдином по-лаэдански.
– Кто вас послал?
– Великий Видящий, – старик спешился, помог девушке сойти с коня. – Я тебя не знаю, воин.
– Я тот, кого выбрал Медж Маджари, – ответил Хейдин.
– Значить, Медж погиб, – старик помолчал немного. – Я предчувствовал это, но не хотел верить в его смерть. Как твое имя?
– Хейдин.
– Ортландец? Я – Акун. А это Руменика ди Крифф, двоюродная сестра принца.
– Я догадался, – Хейдин поклонился девушке, и Руменика ответила воину учтивым кивком. – Твой брат в этом доме, принцесса. Только, боюсь, ему очень плохо. Его поразил странный недуг.
– Хвала Триаде, мы успели вовремя! Это не недуг, – сказал Акун.
– Не недуг, говоришь ты? Что же тогда?
– Руменика, войди в дом, – велел Акун.
– Это приказ? – спросила девушка, как показалось Хейдину, недовольным тоном.
– Просьба. В доме ты будешь в большей безопасности… Ты ведь не скроллинг, так? – спросил Акун, когда Руменика выполнила его просьбу.
– Я простой воин. И я очень рад вашему появлению. Может, вы мне объясните, что делать.
– Я попробую объяснить кратко. – Акун сосредоточенно помолчал. – Принц не болен. Приближается время, когда он должен измениться. Над ним был совершен особый обряд. Медж говорил тебе?
– Что-то говорил.
– Теперь он вступил в стадию Перерождения. Его магия сейчас ослаблена. Он очень уязвим для любого врага. Ты был отправлен сюда, чтобы охранять его именно в этот момент. Ему угрожает большая опасность.
– Я попытался поговорить с ним мысленно, при помощи камня, но увидел только какую-то птицу. Грифа.
– Я тоже видел грифа, но уже наяву. Он парит над этой деревней. Надеюсь, мы совместными усилиями сможем остановить Легата.
– Кого остановить?
– Через Круг следом за нами прошло большое зло, Хейдин. Наши враги послали Легата. Когда-то он был скроллингом, храбрейшим среди всех. Но ему выпала страшная судьба. Демонские силы завладели его сердцем, и теперь он служит им. Он стал призраком-убийцей. Если мы его не остановим, он убьет принца, и все будет кончено.
– Если Легата можно убить, я готов драться.
– А если нельзя?
– Что значит «нельзя»?
– Легат – отменный боец, и его защищает магия высшего порядка. И еще – у него Меч скроллингов.
– Клинок, выкованный сидами? Как получилось, что меч Ро-Руэда оказался у чудовища?
– Я не знаю. Но нам придется драться с его хозяином. Ты готов?
– Готов? – Хейдин на миг замялся. Еще вчера он ответил бы на этот вопрос без колебаний. Но теперь у него была Липка. – А у меня есть выбор?
– Боюсь, что нет.
– Тогда к чему задавать вопросы?
– Вот моя рука, – Акун протянул ортландцу руку, и Хейдин ее пожал. – Вижу, что Медж Маджари не ошибся, выбрав тебя. Пойдем в дом, приготовимся к битве.
Руменика не без робости прошла через темные тесные сени в горницу. Здесь стоял густой запах целебных трав. У печи светловолосая девушка с широко расставленными серыми глазами в простом холщовом платье размешивала в глиняной посудине целебные порошки. Их взгляды встретились.
– Я… я Руменика, – сказала гостья и тут заметила на широкой кровати в углу горницы неподвижное тело мальчика. – Здесь мой брат.
– Он и мой брат, – белокурая девушка убрала с лица упавшие волосы. – Добро пожаловать, сестра. Я Липка.
Руменика приблизилась к кровати, посмотрела на принца – и содрогнулась. Она ожидала увидеть совсем другое лицо. Эту безобразную маску, состоящую из шрамов и рубцов, было трудно назвать лицом. Расплавленное – вот как назвала про себя лицо принца Руменика. И в ее сердце поднялась такая жалость, такое сострадание к этому несчастному мальчику, что слезы полились из ее глаз в два ручья, потоком. Ей показалось ужасно несправедливым, вопиющим то, что сын императора огромной державы, наследник ее трона, лежит больной и обезображенный в убогой лачуге, и никто не знает, как ему помочь.
– Не плачь, – Липка подошла, обняла лаэданку, улыбнулась ей, хотя у самой сердце рвалось от горя. – Он ведь живой. Мы его спасем, ты и я.
– Он такой маленький! – говорила Руменика сквозь рыдания. – Такой беззащитный! А сколько горя ему уже пришлось перенести. Посмотри на ею лицо. За что? Чем он провинился перед Единым? И чем мы можем ему помочь?
– Тем, что будем сильными, – сказал Акун, входя в горницу в сопровождении Хейдина. – Я уже сказал, это не болезнь. Принц Дана просто… уснул. Этот сон скоро кончится, если мы сумеем защитить принца.
– Это Акун, мой телохранитель и друг, – сказала Руменика Липке. – Мы должны ему довериться. Он знает, что делать.
– Скоро Легат будет здесь. Он послан с одной целью: убить принца, а заодно и нас всех, – сказал Акун. – У нас только одна возможность спастись самим и спасти принца. Мы должны встретить Легата и дать ему бой.
– А если спрятаться? – спросила Липка, ощутив тревогу уже не только за Заряту, но и за Хейдина.
– Прятаться бесполезно. Легат не простой воин. Он будет преследовать нас, не зная ни сна, ни отдыха, пока не убьет всех. Мы должны попытаться победить его. Это единственный выход.
– Терять нам все равно нечего, – ответил Хейдин. – Я готов драться.
– Другого ответа я и не ждал. Подготовимся с бою. – Акун подошел к печи, выбрал из кучи остывшей золы уголек и принялся этим углем чертить непонятные знаки над дверью и над каждым окном. Хейдин и девушки молча следили за этими манипуляциями. Покончив с дверью и окнами, Акун, шепча заклинания, очертил посохом широкий круг, внутри которого оказалась кровать Заряты.
– Дай мне соль, девушка, – попросил он Липку.
– У меня есть освященная четверговая соль, – обрадовалась Липка. – Она получше будет.
– Неужели все это может остановить демона-убийцу? – спросил Хейдин, с недоверием наблюдая за действиями Акуна.
– Вы, ортландцы, ужасные маловеры, – заметил старый воин. – И я этому рад. Мне как раз нужен воин с недостатком воображения. Потому что человек излишне впечатлительный уж точно наложит в штаны и убежит, увидев Легата. А вот толстокожий ортландский сукин сын, пожалуй, не бросит меня одного.
Акун смешал соль, принесенную Липкой, с белым порошком, который хранился у него в посохе. В горнице распространился резкий запах горелой кости. Получившейся смесью Акун щедро посыпал границу очерченного им круга, а остаток смеси высыпал на грудь спящему Заряте.
– Все, что я мог, я сделал. – признался он, закончив свою волшбу. – Опытный маг сделал бы больше, но я всего лишь воин. Если Легат войдет сюда, ему придется пересечь границу круга, чтобы добраться до мальчика, а это для него крайне болезненная процедура. Женщинам я бы советовал тоже спрятаться за кругом.
– Как ты собираешься драться с Легатом? – спросил Хейдин. – У тебя даже меча нет.
– У меня есть, все что нужно. Не беспокойся обо мне. Лучше обдумаем план битвы. И выпьем по чаше меда. Хозяйка, у тебя есть мед?
– Я в беретянницу[37] схожу, – сказала Липка и поспешно вышла.
– Ты плакала? – спросил Акун Руменику.
– Глядя на него невозможно не плакать, – сказала девушка, показывая на Заряту. – Он просто разрывает мне сердце.
– В этом мальчике вся надежда, – заметил Акун. – Он должен жить во что бы то ни стало. Все мы должны жить. А пока давайте поговорим о том, что меня очень заботит.
– О Легате? – спросил Хейдин.
– И о нем тоже, – Акун улыбнулся вошедшей Липке, державший в руках окрин с медом. – Но сначала выпьем. Зря ты не пьешь мед, Руми. Мне понравился этот напиток. Он бодрит и веселит душу.
– Ты говорил о чем-то очень для тебя важном, – напомнил Хейдин.
– Точно, – Акун медленно осушил ковш меду, крякнул, вытер усы и бороду. – Для начала просьба к тебе, ортландец; если меня убьют, поступи со мной так, как принято у нас в Милдории. Сожги мое тело, а прах вместе с моим оружием схорони в земле.
– Перестань говорить глупости! – рассердилась Руменика.
– Трогательная просьба, – сказал Хейдин. – Обещаю, я исполню ее, если только меня самого Легат не изрубит на части.
– Если тебя убьют, пусть женщины это сделают, – Акун посмотрел на Руменику и Липку.
– Это и есть важная вещь, которую ты хотел нам сообщить?
– Есть и вторая. Тот, кто сегодня называется Легатом и служит злу, когда-то был моим другом. Есть только один способ вырвать его из цепей Мрака – завладеть его сердцем. Если сердце Легата будет уничтожено, он обретет мир и покой. Понял, о чем я говорю, Хейдин?
– Понял. По-моему, и эта просьба немного преждевременна.
– Никому не дано знать будущее, – Акун налил себе еще меду. – Если ты останешься в этом мире, ортландец, ты поступишь мудро, Здесь красивые женщины и доблестные мужчины. Сюда еще не проникла проклятая изнеженность и страсть к богатству, которые развратили империю. Я бы здесь поселился, клянусь душой Ниммура!
– Я нашел тут то, что давно и безуспешно искал, – сказал Хейдин, посмотрев на Липку. – Так что мы будем делать, когда Легат будет здесь?
– Выйдем из дома и дадим ему бой, – сказал Акун, отпив меда. – Или ты придумал что-нибудь получше?
Ратислав еще плохо разбирался в оружии, но подарок Хейдина показался ему просто царским. Вернувшись с ним в свою избушку, юноша затворил дверь и при свете лучины занялся оружием. Он несчетное количество раз обнажал саблю и снова вкладывал ее в ножны, любуясь сталистым блеском лезвия, рубил и колол саблей воображаемых врагов, а также деревянные чурбаки и даже железную проволоку, чтобы испытать клинок. Сабля показалась ему превосходной. Ратислав понятия не имел, чем отличается дамасский клинок от обычного, какой клинок куется холодным способом, а какой – горячим – главное было в другом. Он ощутил себя настоящим воином, владеющим сказочным оружием, каким показалась ему половецкая сабля.
Он покривил душой перед Хейдином, сказав, что лук Субара не особенно ему понравился. Лук был просто великолепный, и Ратислав не мог этого не признать. Он был вдвое легче лука Ратислава; кибить,[38] сделанная из козлиных рогов, была покрыта водостойким лаком и усилена костяными надзорами,[39] а модяны[40] были металлические, с искусно сделанной защелкой для очка тетивы. Под стать луку были и стрелы в саадаке – длиной в два локтя каждая, оперенные пером серой цапли, с закаленными железными наконечниками. Если сабля была редкой и ценной вещью, то половецкий лук оказался просто сокровищем.
Ратислав опробовал лук прямо во дворе, благо, уже наступали сумерки, и народ давно разошелся по домам. Поначалу стрелы летели слабо, втыкались в стену сруба неглубоко и без труда выдирались из пробоя. Потом Ратислав смекнул, в чем дело. Половецкий лук требовал особой техники обращения. Если большой тисовый или композитный лук следовало именно натягивать, прикладывая главное усилие к тетиве, то у легкого половецкого лука тетива натягивалась резким рывком – только так конный воин со спины движущейся лошади мог быстро и точно послать в цель стрелу. После десяти или двенадцати неудачных попыток, когда руки начали невыносимо болеть, Ратислав все-таки выстрелил как надо – стрела с резким свистом вдребезги разбила надетый на кол глиняный горшок и глубоко засела в дереве.
Ночью Ратиславу приснился странный сон. Он увидел отца в полном воинском снаряжении и на коне. Отец показывал ему открытую ладонь и говорил: «Твое сердце открыто, как эта ладонь. Я вырастил тебя воином. Иди за мной!» И они пошли куда-то; отец впереди, а он чуть позади, гадая, куда это отец его ведет. Наконец они пришли к берегу реки, и здесь отец вошел в воду и исчез в черных волнах, а он остался на берегу и звал отца. Только отец не возвращался, зато пришел Зарята.
– Ты разве не знаешь, что нельзя так громко кричать? – спросил мальчик. – Мой враг близко, из-за тебя он меня найдет.
– Но как мне вернуть отца?
– Соверши подвиг. Спаси меня…
Сказав это, Зарята пустился бежать по берегу, и Ратислав побежал за ним, пытаясь догнать и схватить его. Больше всего Ратислав боялся того, что мальчик оступится, упадет в воду и утонет, как его отец. Они бежали по берегу, а за ними бежало что-то огромное, не имеющее формы и названия, и оно настигало их. Ратислав понял, что нечто настигнет их рано или поздно, и повернулся к преследователю лицом, чтобы дать бой. Сумрак надвинулся на него, и Ратислав проснулся с бешено бьющимся сердцем и с ощущением озноба во всем теле. Прочитав молитву, юноша завернулся в одеяло и спокойно проспал до утра остаток ночи.
Его разбудил осторожный стук в дверь Спросонья Ратислав не сразу сообразил, что этот стук ему не снится. Гадая, кто мог бы к нему прийти с утра пораньше, юноша пошел открывать.
На пороге дома стояла Маленка, дочка чудовоборского плотника Милицы, ладная кареглазая пятнадцатилетняя девушка в нарядном полушубке на смушках. Никогда прежде Маленка не приходила к Ратиславу, да еще утром.
– Спишь? – нараспев спросила девушка, вошла в сени, не дожидаясь приглашения хозяина. – Меня мамка послала, велела молока парного тебе отнести. Вот, держи.
– Спаси Христос, – ошарашенный Ратислав принял у девушки крынку с молоком.
– Ты у нас теперича по селу герой, – сказала Маленка. – Сказывают, ты разбойника половецкого насмерть убил.
– А и убил, – важно сказал Ратислав. – Он Заряту хотел обидеть, нехристь, собака! Вот я его стрелой-то и сразил.
– Страсть-то какая! – Маленка в театральном ужасе закатила глаза. – Какой же ты храбрый, Ратислав. Я бы, ей-бо, со страху померла.
– Да ладно уж, – Ратислав махнул рукой. – Вот боярин, сродственник Липкин, он храбер зело. Четверых одной левой положил, далее не умаялся.
– У Липки сродственник боярин? – Маленка изобразила интерес. – Вот не думала! И что ты все о ней – Липка, Липка. Уж не влюбился ли?
– А твое какое дело? – Ратислав покраснел.
– Да так, к слову пришлось. Если влюбиться захочешь, у нас в селе девушки покрасивше Липки найдутся.
– Может, и есть, да только сердцу не прикажешь.
– На Пасху приходи христосоваться, – с лукавой улыбкой сказала Маленка. – Потом гулять пойдем.
Ратислав не успел ответить; в дверь опять постучали. На пороге стояла молоденькая поповна Настасья с корзинкой.
– Поклон тебе, Растиславушка, – поповна поклонилась. – Батюшка мой посылает тебе пирогов постных с грибами и капустой. Кушай на здоровье и… – Тут поповна осеклась, заметив Маленку.
– Помни, на Пасху я тебя жду, – с улыбкой напомнила Маленка и вышла, мазнув пренебрежительным взглядом по смешавшейся поповне. Ратислав сообразил, что происходит. В одночасье из байстрюка, сироты и деревенского бедняка он превратился в завидного жениха.
Настасья не сдержала своих чувств. Сунула Ратиславу корзинку, тут же убежала, шмыгая носом. Юноша запер дверь и вернулся в горницу. Сегодня Бог послал ему завтрак, какого давно не было. Это было тем более приятно, что в доме не было ни крошки. Да и от дома осталось одно название; когда-то добротная изба после смерти отца совсем обветшала. Ратислав сам пытался ее чинить, да отцов родственник дядя Славко помогал, но у дядьки у самого восемь детей мал мала меньше – где уж тут другим помогать!
Он едва успел с наслаждением съесть горячий душистый пирожок и запить его молоком, когда пришли чудовоборские мальчишки – прежде Ратислав был не вхож в их компанию. Ратислав показал им подарки Хейдина, рассказал о вчерашнем бое. Он наслаждался ролью героя. Потом пришли еще мальчишки. Новообретенные друзья шли весь день. И только к вечеру все разошлись.
Ратислав подумал, что это был самый счастливый день в его жизни. В глазах деревенских юн теперь настоящий герой, воин, богатырь. Но он совсем забыл, что обещал Хейдину быть у Липки к полудню, а уже вечер. И Заряты что-то нет. Все пришли, кроме Заряты. И Ратислав забеспокоился. Впервые за много месяцев Зарята не навестил его.
Он собрался идти к Липке. Надел тулуп, нахлобучил шапку. И тут многоголосый собачий вой, поднявшийся по селу, так хлестнул по нервам Ратислава, что юноша сразу подумал – какая-то беда случилась. И случилась с Зарятой. Саблю он брать не стал, схватил только половецкий лук и колчан со стрелами. Выбежал на улицу и помчался к окраине села, к дому Липки.
Легат оставил своего коня за воротами усадьбы, вошел во двор пешим. Хейдин и Акун шагнули ему навстречу, встали в десяти шагах друг от друга. Хейдин вытянул меч из ножен. Акун положил на правое плечо свой боевой шест-посох.
Легат еще не обнажил меча. Он стоял неподвижно и как будто изучал двух смертных, столь опрометчиво бросающих ему вызов. У Хейдина было достаточно времени, чтобы хорошенько рассмотреть страшного пришельца. Легат был в черных вороненых доспехах и черном плаще, оттого еще белее казалось его лицо – неестественно неподвижное, будто гипсовый слепок с лица умершего, с черными ямами незрячих глазниц. Этот пустой взгляд леденил кровь, и Хейдин ощутил, как лихорадочный озноб пробирает его до костей.
– Убирайся прочь! – крикнул Акун. – Тебе не пройти.
– Безумцы, вообразившие себя воинами, – зазвучал в голове Хейдина замогильный голос. – Ваши жалкие жизни ничего не стоят. Но я окажу вам честь, убив вас. Вы умрете быстро и легко.
Лязгнула сталь, и Легат уже направлял в сторону защитников принца хейхен из черной виллехенской стали – легендарный меч Ро-Руэда. Ну что ж, подумал Хейдин, если кто-нибудь и скажет о нем посмертное слово, то наверняка упомянет, что убил его не пьяный наемник, а демон с волшебным мечом. В этом есть определенное утешение.
– Клянусь Триадой, мне больно смотреть, во что они превратили тебя, Йол! – сказал с горечью Акун. – Жаль, что мы встречаемся врагами.
– Тот, о ком ты говоришь, старик, давно умер. Скоро и ты к нему присоединишься.
– Я бы не был в этом так уверен, – сказал Хейдин.
Легат в мгновение ока оказался рядом, сделал выпад. Хейдин парировал этот удар. Тут же на Легата напал Акун, виртуозно орудуя своим посохом. Но Легат ушел из-под ударов боевым шестом Акуна и снова обрушился на Хейдина. Ортландец успел принять клинок демона своим мечом, но удар был такой невероятной силы, что Хейдин был отброшен на несколько саженей и оказался в сугробе. В следующий миг Легат новым ударом сбил с ног Акуна. Старый воин оказался на снегу Черный воин несколько раз рубанул воздух перед собой и встал в оборонительную позицию, будто приглашая своих противников продолжить бой.
– Рука у тебя крепкая, Йол, – усмехнулся Акун, поднимаясь на ноги. – Всегда была крепкая.
Он бросил в Легата сразу два ориона. Один демон успел отбить, второй угодил прямо в белое лицо. Легат отшатнулся – видимо, он все-таки чувствовал боль. Акун воспользовался моментом и всадил крючья своего шеста в голову чудовища. Мгновение спустя Хейдин ударил из терции Блеском, глубоко разрубив плечо Легата. Однако торжество оказалось недолгим. Из ран Легата пошел черный дым, и они затянулись прямо на глазах. Демон отсалютовал своим противникам мечом, развел руки в стороны, точно приглашал снова атаковать его.
– Похоже, ты ошибался, Акун, – сказал Хейдин. – Насчет того, что его возможно убить.
– У него должны быть уязвимые места.
– У меня их нет, – сказал Легат.
Хейдин с боевым кличем бросился на врага, ударил своим излюбленным приемом – снизу вверх. Легат перехватил этот удар, молниеносно ответил выпадом, ударив рукоятью меча Хейдина в лицо. Хейдин упал в снег, почти потеряв сознание от боли в сломанном носе. Акун тут же отвлек демона, напав с фланга. Легат легко ушел от сокрушительного удара шестом и в мгновение ока обошел старика, направляя меч Акуну в голову. Акун выкрикнул что-то, завертел шест перед собой мельницей, так что крючья завыли в воздухе. Легат отступил, потом атаковал ударом сверху. Акун пытался парировать удар. Выпад Легата не достиг цели, но шест из твердого дерева под ударом Ро-Руэды переломился пополам.
– Был один, стало два, – Акун подхватил обломок шеста, отступил, орудуя обломками, как двумя боевыми цепами.
Хейдин, вытирая льющую из носа кровь, начал заходить на Легата слева. Демон тут же приготовился к нападению; в левой руке у него появился кинжал с длинным широким лезвием.
– Не воображайте, что вы искусные воины, – сказал Легат. – Если бы не каролит, я бы давно вас прикончил. Тем хуже для вас, ваша смерть будет мучительной.
Сказал – и тут же атаковал Хейдина. Широкий рубящий удар справа Хейдин успел парировать и сам атаковал обводом, но Легат с непостижимым проворством сумел вывернуться из-под удара. Пустые глазницы демона так глянули на Хейдина, что ноги ортландца задрожали. Эту опасность Хейдин не предусмотрел – Легат обладал еще и гипнотическим воздействием на противника. Хейдин отшатнулся, перед его глазами полыхнул тусклый посверк меча, и левую сторону лица пронзила боль. Легат немного не рассчитал расстояние, чиркнув самым концом меча Хейдина между скулой и левым ухом.
– Пришла пора умереть, – сказал Легат.
Он обрушился на Акуна. Старый милд, не дрогнув, принял этот свирепый натиск. Он искусно отбивал атаки Легата своими импровизированными боевыми цепами – только щепки летели на снег. Обманув врага ложной атакой в голову, Акун всадил один из цепов прямо в грудь Легата. Демон попятился от Акуна, размахивая мечом.
– Сердце! – завопил Акун. – Туда, где сердце!
Перехватив меч врага своим вторым цепом, Акун вцепился в торчащий из груди врага обломок шеста и потащил его вниз, распарывая стальным крюком призрачное тело. Легат дважды ударил кинжалом в левой руке. Акун продолжал тащить цеп. Хейдин, пытаясь помочь товарищу, ударил мечом прямо в глазницу Легата. Однако тварь опять вывернулась ужом и в мгновение ока отошла назад, к воротам усадьбы, где замерла в ожидании.
Акун закашлялся, поднес к губам руку. Пальцы окрасились кровью. На глаза старого милда наплыла темная пелена. Акун тряхнул головой, чтобы ее отогнать, но пелена не уходила.
– Стой на месте, парень, – велел он Хейдину, который было шагнул к старому воину, чтобы помочь. – У меня еще хватит сил проломить эту овечью голову.
Хейдин загорелся лютым гневом. Он понимал, что хороший воин должен сохранять спокойствие в любой ситуации, но ничего не мог с собой поделать. Блеск засвистел в воздухе, обрушился на Легата. Один из ударов демон попытался парировать кинжалом – лезвие кинжала не выдержало, переломилось. Легат упал на. колено; Хейдин тут же нанес косой секущий удар в основание шеи. Однако меч рассек пустое пространство – Легат уже стоял за спиной Хейдина, спокойно держа меч на плече.
– Ты недостаточно проворен, – пронеслось в голове Хейдина.
Хейдин будто в страшном сне увидел, как демон ударил мечом Акуна. Рубанул, держа меч двумя руками, так, что старый воин взлетел в воздух и упал на снег в нескольких шагах от Хейдина лицом вниз. Хейдин заревел, бросился на Легата. И тут случилось то, чего ортландец даже в кошмарном сне не мог себе представить; встретившись с клинком Легата, Блеск переломился. Легированная орбанская сталь с жалобным звоном упала на снег.
– Теперь ты умрешь, – сказал Легат.
Хейдин помертвел. Это все сон, подумал он. Явь не может быть такой страшной. Неподалеку на снегу стонал умирающий Акун, а он в одиночестве стоял перед Легатом с эфесом меча в руке. Чтобы не умереть жалкой смертью, Хейдин нагнулся и поднял обломок Блеска. Меч переломился у самого эфеса, и в обломке было фута три с четвертью. Хейдин отбросил бесполезный эфес, обмотал основание клинка платком и встал в позицию, ожидая атаки Легата.
– Уважаю храбрецов, – сказал Легат. – Постараюсь убить тебя с одного удара.
Хейдин встретил меч врага парирующим приемом, но не удержал свое импровизированное оружие. На его счастье, кольчуга выдержала скользящий удар Ро-Руэды в правое плечо, однако Хейдин, инстинктивно пытаясь уклониться от удара, не удержался на ногах и упал в снег. Теперь смерть была неминуема, и Хейдин понял, что бой закончен. Легат обеими руками занес меч, чтобы пригвоздить противника к земле. Хейдин подумал о Липке. Пусть Оарт поможет ей спастись…