Астахова Людмила Викторовна. Армия Судьбы

 
   Горевать никогда не поздно, а вот с перевязками можно и опоздать. Поэтому сначала занялись ранами, своими и солдат лорда Эдорэтта. Шили порезы, колдовали, клали лубки на сломанные кости. Все честь по чести. Сначала в любом случае живые, а потом мертвые.
   Погребальной лодки в степи днем с огнем не сыскать. Обыкновенной лодки, сделанной человеческими руками, тоже. Поэтому ограничились только помостом, уложенным поверх кучи веток для будущего костра. Их собирала полдня Джасс. Сийгин с Пардом тщательно отмыли тело эльфа от крови, одели в чистое, завернули в плащ, все как полагается по обычаю. Оказывается, синюю краску для посмертных рисунков Альс всегда носил в дорожном мешке. А ведь брал для себя, помня о том, что Унанки равнодушен к ритуалам.
   Видеть серое, пустое и безразличное лицо эльфа для Джасс было невыносимо. Зная, что никогда уже не услышит она его голоса, не ответит на ослепительное сияние улыбки. Слезы туманили глаза.
   Теплые капельки на щеках, темные пятнышки на ткани плаща.
   – Мало будет огня, – посетовал Сийгин.
   – Хватит, – сурово пообещал Ириен. – Если у меня на Деровеера хватило, то для друга детства уж как-нибудь… сподоблюсь.
   У Джиэссэнэ был самый высокий погребальный костер, какой только видела Великая степь. Казалось, он упирался прямо в небесную твердь, яростный и гудящий. В сплошной огненный океан уплывал Унанки навстречу новому рождению, в чистой человечьей рубашке Парда, в тангарском плаще Торвардина, с лицом, прикрытым орочьим платком Сийгина.
 
   Среди ночи Джасс проснулась. Совершенно внезапно, без всяких переходов от сна к яви, словно и не спала вовсе. Сийгин сидел чуть в стороне от тлеющего костра, а Ириена она не видела. Джасс поднялась и, поймав виноватый взгляд орка, рассмотрела в отдалении неподвижную фигуру. Эльф, так долго державший себя в руках, отчаянно желал оставаться наедине со своим горем. Он сидел на собственных пятках, скрючившись и опустив лицо в ладони. Нет, он не плакал. У таких, как он, слезы не текут. Только по прерывистому сдавленному дыханию можно было догадаться, что боль изнутри обжигает сильнее огня и ему сейчас так плохо, что душа держится в теле, распятая лишь на врожденном упрямстве и несокрушимой воле. Джасс еще с вечера испугали эти расширенные до предела зрачки, превращающие глаза эльфа в черные провалы. Расплавленное серебро утекло в их бездны, все без остатка. Ириен не желал ни жалости, ни сочувствия, он болел молча, оградившись от ланги непробиваемыми щитами своего разума, словно на самом деле умер для них. Это было невыносимо, это было страшно. И Джасс даже представить не могла, что теперь делать. Никто не знал. Она сама мучительно тяжело переживала смерть Унанки, не говоря уже о всех остальных лангерах. Но ланга на то и ланга, чтобы разделить горе на всех. Только Альс не хотел делиться ни с кем. Более того, никто до этого дня даже не подозревал, насколько дорог и важен был для него Джиэссэнэ. «Лучше бы ты кричал в голос», – подумала Джасс.
   Она осторожно подкралась ближе, шерстяным одеялом накрыла плечи Ириена, прижалась всем телом к его спине, зарываясь лицом в жесткие, пропахшие костром волосы.
   – Отдай мне часть своей боли, – сказала тихо она. – Пожалуйста.
   Альс крепко сжал ее руки в ладонях. И хлынула боль. Острая, слепящая, как раскаленная лава, не сжигая – испепеляя все на своем пути. Джасс задохнулась, охнула, но сильнее прижалась к его спине, словно пытаясь раствориться в нем, стать единым целым и выстоять против той непрестанной муки, что бушевала в душе эльфа бешеным ураганом. Образы вспыхивали под веками и таяли снежинками, растекались лужами и трескались, как лед на реке.
   Лицо Джиэссэнэ. Совсем юное, счастливое, смеющееся.
   Два мальчика-эльфа в коротких шубках кружатся на месте, задрав головы к небу, а с него сыплется и сыплется пушистый снег.
   – Ох, Тэа, если все время смотреть вверх, то кажется, что летишь… – звонко кричит тот, у которого волосы ярче и светлее.
   Тэа, Ледышка, – так мать звала Ириена в детстве. И только Унанки помнил это прозвище.
   Лица женщин и мужчин. Крошечная ямка на мягкой щеке, старый ожог на широком запястье, свет зимнего утра в окне, запах яблок, толстые ветки цветущих райкосов, склоненные до земли, легкая рябь на воде, звон молота и гул горна. А еще заветная ложбинка, где они любили играть, названная высокопарно Логовом пурпурных трав. Нора пары луговых волков, примеченная в холмах, возле которой каждое лето резвились рыже-красные толстые щенки. Заброшенный колодец – хранилище мальчишечьих тайн и сокровищ.
   Все то, что было так ценно и дорого для них обоих, уходило навсегда, выцветали яркие гобелены памяти, линяли, как простые тряпки, и те яркие дни навеки утрачивали свой свет… без Джиэссэнэ, без Унанки.
   А потом все кончилось. Остались только слезы.
   – Плачь, поплачь за меня. Я не могу, – прошептал Ириен, не выпуская из рук ее дрожащие пальцы, прижимая их к своим сухим горячим векам.
   И она плакала, жалобно всхлипывая, о том, чего никогда уже не будет, за него, и за себя, и за остальных. За всех женщин, которые любили лукавого Джиэссэнэ, за всех мужчин, которые одарили его своей дружбой, за всех тех, кто никогда не узнает его, и других, что будут помнить его живым… и разным. Всегда.
 
   Месть не смогла заполнить пустоту в сердцах лангеров, вызванную смертью Джиэса. И когда Альс, спустя несколько месяцев, собственноручно провернул лезвие лекса в печени Деровеера, легче ему не стало. А стало совсем худо. От острого и холодного предчувствия, что пророчество Матери Танян сбывается и за Унанки вот-вот последует еще кто-то. Кто? Пард? Сийгин? Торвардин? Малаган? Мысль о том, что судьбы и души лангеров связаны воедино навеки и они просто обречены встретиться снова уже в новых жизнях, ничуть не утешала. Ланга лангой, но если не они, то, значит, Джасс. Как можно выбирать между теми, кого любишь, кто для тебя важнее всего, главнее жизни, дороже чести? И некого спросить – за что ему такое испытание? Неужели мало оказалось отваги и решимости, мужества и смирения?
   Будь оно все тысячу раз проклято!
   Но Альс не первый год командовал воинами. И не только лангерами. Были в его долгой жизни другие армии, иные отряды, и эльф привык всегда принимать решения самостоятельно. Можно сказать, единолично, не терпя возражений, приемля лишь повиновение. С лангерами пришлось переучиваться, но ненамного. Поэтому, когда решение созрело, единственно верное, по его мнению, Альс поставил вопрос ребром в своей неподражаемой манере безжалостного и неумолимого тирана. Сначала он рассказал все, что случилось с ним на мброттском базаре, а потом заявил:
   – Я уйду. Рядом со мной вам грозит смертельная опасность. Так мне не придется выбирать.
   – Не выдумывай, Ирье! Ланга не может распасться.
   – Не может, но и быть вместе нам вовсе не обязательно.
   – А я? – дерзко спросила Джасс.
   – К тебе все вышесказанное относится точно так же. Я не могу выбирать между тобой и ими.
   – Ты уже все решил за нас, демоны тебя раздери! – взорвался Торвардин.
   – Решил. За себя и за вас.
   Сказал как отрубил. Пожалуй, в этот миг ему завидовала сама Неумолимая Хозяйка. Она так точно не умела. Бесполезно было кричать.
   – Неужели вы безропотно сделаете так, как он хочет?!
   – А ты хочешь, чтоб он просто сбежал, не попрощавшись? – вопросом на вопрос ответил Пард.
 
   Серое-серое утро, совершенно не инисфарское утро за окном, туманное и прохладное не по сезону. Протяни руку – и собственных пальцев не увидишь за белесой пеленой. Тоненькие струйки конденсата стекают по узким полоскам стекла, как слезки брошенного ребенка.
   Взгляд соскользнул с изящно изогнутой перекладины, которую обычно скрывала ткань полога, вниз по стойке без резьбы и помимо воли перешел на неподвижный силуэт в оконном проеме. Подоконники в гостиницах здесь необычайно широки и при необходимости заменяют кровати. Так что Альсу было где разместить длинные ноги. Лбом в стекло, странно изогнув шею, эльф бессмысленно глядел в туман. Одна рука – безвольно повисшая вдоль тела, а вторая – на остром колене, эдакая форма расслабленности, на самом деле означающая в переводе с языка тела отчаяние и безнадежную решимость.
   К тому все шло, и Джасс не была бы сама собой, если бы по-звериному не чуяла, как неотвратимо надвигается это серое туманное утро. Ночи, опаленные безумием, выжигали обоих до пепла, дни тянулись, как застывающая смола моховых деревьев. И все чаще и чаще Джасс ловила на себе вымороженный изнутри взгляд Ириена, от которого ломило в висках и подозрительно щипало под веками.
   Лангеры уже все для себя решили. Яримраэн уехал из города, придумав себе увлечение красивой брюнеткой. Тор с Сийгином ударились играть в тонк, по случаю обобрали до нитки простака-провинциала, целыми днями безуспешно примеривались к новым беспечным жертвам. Но слухи о паре «тангар – орк» разошлись быстрее кругов по воде, и желающих добровольно опустошить свой кошель не находилось. Даже Малаган с Пардом старались не показываться Джасс на глаза. Она их понимала.
   Накануне Ириен впал в лихорадочное оживление, способное устрашить кого угодно. Долгие разговоры ни о чем, смешные и не очень байки, какие-то малопонятные воспоминания оставляли во рту привкус железа. Джасс терпела сколько могла, делая вид, что злится, а потом волоком уволокла эльфа в их комнату, раздела донага и разве только не изнасиловала, низведя все душевные терзания к простой, безыскусной постельной баталии с дикими воплями, громкими стонами, искусанными в кровь губами и сведенными судорогой мышцами. Оргия продолжалась далеко за полночь, и соседи по гостинице обогатились за их счет познаниями в любовных позах и ругательствах. Но это все равно ничего не изменило.
   – Ты уже не спишь, – сказал Ириен, не поворачивая головы. Он всегда точно знал, спит она или нет.
   – Не сплю, – согласилась бывшая хатами.
   Спорить она не собиралась. Скинула легкое одеяло, немного помотала босыми ногами над полом, не решаясь коснуться сухой прохладной древесины. То, что вся одежда валялась в самых разных углах, а на женщине была лишь порванная короткая рубашка, значения не имело. Альс неукоснительно соблюдал эльфийские правила хорошего тона. Одеваться полностью, тем самым унижая Джасс, он не посмел, оставив на чреслах исподние штаны. Итак, они были равны.
   – Садись, – пригласил он. – Нам надо поговорить.
   Джасс расположилась на том же подоконнике, чтобы видеть каждую черточку его лица, не пропустить ни мельчайшего движения, ни самого ничтожного вздоха.
   – Говори.
   Великие Старые и Пестрые боги, какие у него были глаза! Самые прекрасные и удивительные, какие только бывают в этом мире, прозрачные, яркие, нечеловеческие. Озера призрачного света на смуглом узком лице.
   – Джасс…
   Он мог больше ничего не говорить этим ровным и гладким, как озерный лед, голосом.
   – Ты слышишь?
   – Угу, – кивнула она.
   – Я попытаюсь объяснить…
   – Давай.
   Разумеется, он старался, как только мог. За долгую эльфийскую жизнь проще простого обучиться искусству риторики, набраться красноречия и уметь излагать свои мысли так, чтобы понял самый непроходимый тупица. И, что самое удивительное, Джасс его вполне понимала. Возможно, она сама могла бы сделать подобный вывод и принять аналогичное решение. Скажем… лет через сто – сто двадцать. Да, они попали в западню: из собственных чувств, из долгих лет одиночества, из нерушимых законов чести и дружбы. Попали и пропали. Да, их поймали в ловушку жестокие боги, невольные над своей силой пророки. Их поймали в силки давно истлевшая в своем саркофаге островная королева и убийца ее любимых мужчин Эверанд Завоеватель, схороненный в безымянной могиле, как последний бродяга. Петля затянулась прямо на горле.
   Если б могла, она бы разрыдалась, если б умела, то учинила бы скандал, если б хотела, то смертельно обиделась бы. Вот только не получалось ни то, ни другое и ни третье. Ни к чему, бессмысленно и не за что.
   А Ириен говорил и говорил, убеждая не столько Джасс, сколько самого себя. И наконец убедил.
   – Кинем… монетку? – спросила женщина, пересиливая спазм в горле. – Выпадет руна – сделаем по-моему.
   Кинули. Выпала «корона», и Альс стал одеваться. Предельно аккуратно, словно берег свежую, едва затянувшуюся рану. Рубашка, штаны, куртка, сапоги, перевязь. Быстро собрал мешок, разделив предварительно их совместную казну ровно пополам, отдавая дань лангерскому братству. Кивнул на прощание и вышел, плотно и осторожно прикрыв за собой дверь.
   Еще можно было крикнуть вслед, даже не крикнуть, негромко сказать: «Вернись». Нет слуха чутче эльфийского. И вернулся бы, прибежал, обнял и попросил прощения… Возможно, даже молил бы о прощении.
   И все стало бы как прежде? В том-то и дело, что нет.
   Потому Джасс закусила до крови губу и столько, сколько смогла, глядела на туман за окном, проговаривая мысленно слова простого, но действенного заклинания, которому учат всех заклинательниц погоды в Ятсоунском храме на третьем году посвящения. Она не хотела, чтоб корабль Ириена в тумане напоролся на рифы. Что еще она могла для него сделать?
   – Джасс… – тихонько позвал ее Пард из-за двери. – К тебе можно?
   – Можно.
   А оказалось, что уже почти вечер. Что туман рассеялся, с небес глядят ущербные луны и подмигивает золотой точкой маяк. А гиррема уже наверняка ушла за линию горизонта.
   – Ты ничего не ела… – Голос у оньгъе такой виноватый-виноватый. – Я тебе лепешек принес. И молока.
   – Я не пью молоко.
   – Значит, дура. Бери и ешь.
   Он сел на то самое место, где утром сидел Альс, и поставил между ними тарелку и кружку. Лепешки были ячменные, а молоко топленое, словно Пард специально выбирал самое невкусное из съестного. Но желудок злобным урчанием напомнил о своем существовании, так, словно и ведать ничего не ведал о разбитом сердце и застывших слезах.
   – Ешь давай.
   Пришлось подчиниться.
   – Ты поплачь, если тяжко. Я сам бы поплакал, слово даю.
   – Ну так чего ж? – улыбнулась бывшая хатами.
   – Засмеют. Оньгъе за эльфом слезы льет, – хмыкнул Аннупард.
   – Да, действительно, очень Смешно, – согласилась Джасс.
   И заплакала, прижавшись лицом к его широкой груди.
   – Вот всегда они такие, остроухие, – подозрительно хрипло сказал оньгъе, прижав ее к себе, поглаживая по волосам, как ребенка. – Навыдумывают страстей разных и бегут прочь. Им что за беда – жизнь долгая, сколько еще доведется пережить-перечувствовать. Мнят себе, что отболит, затянется коркой, а может, и вовсе рассосется. Нет, не у них, само собой. У тебя… у нас… Мы же для них кто? Низшая раса, пасынки цивилизации, недоросли. Забываем любовь и ненависть. Жизнь наша, как мельница водяная, все смелет в прах. Ушел, думая, что сделал тебе лучше.
   – А может… он прав?..
   – Дура девка, – уверенно заявил Пард. – С чего он прав? С того, что теперь вы, вместо того чтоб наплевать на пророков и без затей нарожать детишек-полукровок, будете бегать друг за дружкой по всему миру?
   Оньгъе вытер шершавой от мозолей ладонью слезы с ее глаз, а заодно и нос.
   – Ну ты, черноглазая, не побежишь.
   – Почем знаешь?
   – Знаю. А он побежит. Не сейчас и не через год, чуть позже, когда совсем невмоготу станет. Когда от тоски готов будет лезть в петлю. Все они такие, помянешь еще мое слово. Ты не смущайся, поплачь еще. Бабе это самое полезное будет.
   Джасс плакала, а оньгъе бубнил и бубнил над ухом:
   – Очень уж любят они попенять нам короткой жизнью, посетовать на то, что, умирая, мы оставляем их страдать, тосковать и мучиться еще целые века. А сколько горя привносят они в нашу коротенькую жизнь, никто не считает. Вот я уже пятнадцать лет с Альсом хожу, чего только не было: и жизнь друг дружке спасали, и раны перевязывали, да всякое было… И что, он спросил меня сейчас, как ему быть? Нет, конечно. Зачем? Я же всего лишь человек.
   – Зачем ты мне все это говоришь? – спросила Джасс, в последний раз хлюпнув носом.
   – Затем, чтоб ты не стала покорно принимать его выбор, пусть он хоть сто раз эльф. Мы-то с тобой знаем… – Пард хитро подмигнул. – Мы-то знаем, что любовь всегда сильнее рассудка. На то мы и люди. Мы, может быть, не такие дальновидные, как остроухое отродье, но мы терпеливые. И умеем надеяться.
   И по здравом размышлении Джасс решила, что на этот раз оньгъе прав. Все еще шмыгая мокрым забитым носом, она откусила от лепешки и запила пресный жесткий ломтик ненавистным молоком. И сама не заметила, как умяла за обе щеки всю снедь без остатка.
   – Так-то оно и лучше, верно? – повеселел Пард и, критически обозрев боевую подругу, добавил: – Ты сегодня к парням не выходи с такой распухшей рожей… прости, лицом. Они тебя жалеть начнут, всякий на свой лад. Потом неприятностей не оберемся.
   Пард знал, о чем ведет речь, проведя вместе без малого пятнадцать лет. Лангеры – это тебе не наемный сброд, где никому доверять нельзя, это настоящая семья. Больше, чем родная кровь, сильнее, чем дружба. И дольше, чем жизнь. Пард заботливо уложил бывшую хатами в кровать. Укрыл и даже запечатлел отеческий поцелуй на лбу, щекотнув напоследок бородищей.
   Не факт, что она сразу заснула, но и плакать от безнадежности больше не хотелось. Жизнь продолжалась. А ночью Джасс приснилось море, дождь и корабельная качка. Стена сплошной воды, словно из небесного кувшина боги лили влагу в земную чашу, твердо намереваясь заполнить ее до самых-самых краев. И у них, у богов, почти получилось. Море свирепело, дождь усиливался, и тому, кого уносила прочь от маргарских берегов добротная купеческая гиррема, хотелось раствориться в этом водяном узилище, лежать на самом дне, отгородившись от всех и вся холодными мутными потоками. Джасс не стала дивиться своим снам. То были Узы, самые настоящие Узы, о которых предпочитают молчать барды, о которых не слагают песен и баллад. Тончайшие, невидимые «ниточки», протянутые от одного существа к другому не только через моря и горы, но и через века и жизни. Не каждому дан такой дар, но те, кому даровано свыше это мучительное счастье, скорее издохнут самой страшной из смертей, чем откажутся от своей участи. Так-то вот.

Приложение
ВСЕ О МИРЕ ДВУХ ЛУН

Боги

   Великая Пестрая Мать – Праматерь всех богов.

Старые Пестрые боги

   Каийя – богиня удачи-неудачи, слепая сестра Файлака.
   Курайн – богиня снов и забвения.
   Ракейта – бог торга и вестей.
   Рудайс – бог тайн и лжи.
   Сайнен – бог первой крови.
   Сурабай – бог искушения и истины.
   Турайф – богиня встреч и разлук.
   Файлак – злой бог судьбы.

Великие Старые боги

   Арраган – бог неба, властелин земли и небес.
   Куммунг – двуединое божество смерти, именуемое одновременно Милостивый Хозяин и Неумолимая Хозяйка.
   Оррвелл – бог-странник, бог-волшебник, покровитель магии, прародитель всего колдовства;
   Сайлориан – богиня всех страстей, от любви до ненависти.
   Яххан – бог-хранитель, хранитель жизни всех существ.

Языки и народы

   Адди – общий язык.
   Койл – язык северных народностей людей.
   Логри – язык орков.
   Оролирс – язык южных народностей людей.
   Староаддаль – устаревший адди, язык тысячелетней давности, сильно отличающийся от современного.
   Ти'эрсон – язык эльфов Фэйра.
   Химман – язык эльфов Даррана.
   Эйлсоон – язык тангаров.
   Эл'сьер – тайный язык Познавателей.

Тангары

   Мореходы – торговый народ.
   Горные тангары – клан отверженных, исповедующих веру в Подгорные Силы. Живут в замкнутых поселениях вокруг рудников.
   Оседлые тангары – самая многочисленная часть народа, живущая либо отдельными кварталами, либо отдельными городками. Подчиняются цеховым старшинам и религиозным старейшинам.
   Тангары – огнепоклонники. Называть гномами считается тягчайшим оскорблением.
   Продолжительность жизни – не более 150 лет.

Орки

   Невысокие, стройные, смуглые или меднокожие, глаза янтарно-нефритового цвета, заостренные уши, черные блестящие волосы.
   Многочисленный народ, состоящий из множества кланов, разделенных на касты.
   Кэву – высшая каста – «горцы». Тату – красно-черный сокол.
   Ко-мер – средняя каста – «дневные». Тату – сине-зеленая змея.
   Талусс – низшая каста – «ночные». Тату – черный цветок.
   Продолжительность жизни – чуть более 100 лет.

Эльфы (самоназвание сидхи)

   Народ долин.
   Высокие, худощавые, светлокожие, волосы жесткие прямые всех возможных цветов, уши заостренные.
   Национальное королевство – Фэйр.
   Владыка Иланд из династии Андараль.
   Столица – Тинитониэль.
   Продолжительность жизни – до 550 лет.

Люди

   Самая многочисленная раса.
   В некоторых неканонических легендах утверждается, что изначально весь мир населяли только люди, но боги разделили их на четыре разные расы в наказание за четыре смертных греха – братоубийство, гордыню, нетерпимость и жадность.
   Королевства: Игергард, Оньгъен, Тассельрад, Маргар, Аймола, Ветланд, Къентри.
   Продолжительность жизни – обычно 60, очень редко до 100 лет.

Метисы

   Потомки межрасовых браков.
   Брачные союзы регламентируются согласно брачному уложению – Имлану, с последующим признанием законными потомков, с наследованием прав и имущества.
   Официально браки с другими расами запрещены только у тангаров. В порядке исключения мужчина-тангар может жениться на человеческой женщине. Женщина-тангарка, живущая с мужчиной иной расы, лишается имени, имущества и детей-тангаров.
   У людей официально межрасовые браки не запрещены. Жрецы Старых богов такие браки обычно освящают без проблем.
   У эльфов единственно приемлемыми считаются браки с людьми.
   Мужчина-орк может жениться на любой женщине, а женщинам, наоборот, подобное строго запрещено, особенно женщинам из высшей касты, ее могут даже убить.
   Полуэльф – потомок сидхи и человека.
   Полуорк – половина оркской крови.
   Тэннри – любая примесь тангарской крови.
   Ичер – редкая смесь кровей всех четырех рас.
   Квартерон – примесь одной четвертой эльфийской или орочьей крови.

Формы браков

   Истинный – супругам дается общее Истинное Имя. Заключается очень редко, только при согласии трех волшебников, так как влечет за собой непрерывную связь во всех последующих рождениях.
   Освященный – самая распространенная форма, с непременным освящением уз в святилище любого из богов, без возможности развода.
   Брак-айора – временный брак для рождения детей с определенной наследственностью. Раньше очень часто встречался у эльфов, для сохранения расы.
   Брак-эсха – брак без наследования одним супругом имущества другого, но с признанием детей.
   Брак-тенас – брак колдовской, скрепленный волшебными силами.

Магия

   Соединение волшебного дара и волшебной силы.
   Магия Истинных Имен.
   Собирательная магия – накопленная энергия «намоленных» предметов, мест и строений.
   Возможности
   Сложение заклятий. Мыслеязык, чтение мыслей или общение без слов, встречается очень редко. Власть над силами и стихиями.
   Магия превращений. Истинное превращение и создание личин.
   Познавание – самый редкий дар видения Истинных Имен, их отражений.
   Волшебники-люди
   Облачный Дом, или Оллаверн, – главное обиталище людских магов.
   Хозяин Сфер и Глашатай Ночи, его представитель, входят в так называемый Круг Избранных (его члены именуются магистрами), образуемый главами трех главных кланов – воинов, книгочеев, пилигримов (странствующих колдунов); также к Кругу примыкают Сторожа – внутренний суд магов.
   Волшебники-эльфы
   Объединены в Зеленую Ложу и именуются Ведающими, решения принимаются коллегиально, путем открытого или тайного голосования.
   Орочьи волшебники (шаманы)
   Не объединяются. Один раз в сорок лет собираются самые старые шаманы из каждого клана в тайном месте под названием Юта-кас, где избирается ноар-ют, которому на одну ночь даруется сила прозрения будущего.
   Тангары лишены магической силы.

Времена года и месяцы

   В году 370 дней, 16 месяцев. В каждой неделе по 6 дней.
   Алсир, новолунный – 23 дня.
   Олот, месяц огнелиста – 17 дней.
   Балагер, нежный – 28 дней.
   Алхой, сияющий – 23 дня.
   Дейху, медвяный – 23 дня.
   Эрби, сладкий – 15 дней.
   Гвадер, жаркий – 31 день.
   Верован, спелый – 25 дней.
   Каесс, изобильный – 25 дней.
   Сангареди, увядание – 22 дня.
   Эферван, сон травы – 25 дней.
   Ирон, глаз зимы – 21 день.
   Линог, месяц сов – 21 день.
   Ивайти, сон земли – 27 дней.
   Араш, ветровей – 23 дня.
   Каси, туманный – 22 дня.
 
   11-й день алсира – весеннее равноденствие – Новый год.
   19 балагера – приход Весны.
   13-й день дейху – летнее солнцестояние.
   11-12-й день каесса – осеннее равноденствие.
   24 эфервана – Ночь Духов.
   11-й день линога – зимнее солнцестояние.
   7 ивайти – Йони, эльфийский Новый год.

Системы летоисчисления народов обитаемого мира

   Основной датой отсчета современной эпохи Вэйхэлл считается закладка первого камня в основание города Ятсоуна, духовного центра всего континента (соответственно 1695 год от основания Ятсоуна).
   У эльфов годы отсчитываются от воцарения очередного владыки – 1695 год соответствует 464 году Нилландэс.
   У орков летоисчисление ведется от падения последнего королевства орков – 1695 год соответствует 8731 году.
   Летоисчисление у тангаров – от последнего сошествия Священного огня – 1695 год совпадает с 5117 годом.