Страница:
иногда можем поспорить, как это бывает у нас и в жизни.
Л.А.: Поскольку основная доля хлопот и забот в первое время выпадет,
естественно, на долю матери, мне и придется начать...
Что говорить о первом часе жизни новорожденного? И он и мать в родильном
доме: опытные врачи, акушерки, медицинские сестры, прекрасное оборудование,
заботливый уход - все, что нужно для того, чтобы принять нового человека в
жизнь и обеспечить матери полноценный отдых. И все-таки начну я свой рассказ
не с возвращения из родильного дома, а с прихода туда.
Шесть раз это было как обычно: мы прощались у дверей в приемную, обменивались
последними тревожными, но подбадривающими взглядами, и отец, естественно,
возвращался домой, а я вручала свою обменную карту, отвечала на вопросы
врача, ну и так далее...
А вот седьмой раз получилось иначе. Мы прошли к заведующей отделением...
вместе. Она удивленно посмотрела на нас.
- Мы хотим попросить вас... - нерешительно начала я, - дать мне кормить
ребенка в первые часы после рождения.
- Что за странная просьба, - еще больше удивилась заведующая, - когда надо,
тогда и дадим!
И тогда мы рассказали ей о том, что у всех наших шестерых детей был очень
сильный диатез, и мы, родители, уже смирились с этим, думая, что передаем
диатез по наследству. Но о нашей беде узнал известный ученый, профессор Илья
Аркадьевич Аршавский (*) и настоятельно рекомендовал - в качестве
профилактического средства против диатеза - как можно раньше приложить
ребенка к груди, чтобы он высосал те капли молозива, которые есть только у
родной матери.
(*) Заведующий лабораторией возрастной физиологии и патологии НИИ общей
патологии и патофизиологии АМН СССР, доктор медицинских наук профессор
И.А.Аршавский. С 1966 года лаборатория вела наблюдения за развитием детей
Никитиных.
- Мы не знаем, будет ли толк, но все-таки решились последовать совету Ильи
Аркадьевича. А вдруг поможет? И вот просим вас...
- Ну хорошо, - согласилась заведующая, - тем более что в этом нет ничего
противоестественного, - добавила она.
Любочку принесли для первого кормления часа через два после рождения... И что
же? Дочка росла, пошла уже в школу, и все это время мы не нарадуемся на нее -
никаких следов диатеза!
Если бы мы узнали об этом раньше... Скольких бы неприятностей могли избежать.
Диатез болезнью не считается, но мучений от него и ребенку и родителям бывает
много. Уже у трех-пятимесячного малыша появляются мокнущие прыщики, а потом и
болячки на личике, под коленками, а сгибах локтей, у ягодиц. В тепле они
нестерпимо зудят, малыш их расчесывает иногда до крови, плачет, капризничает.
И это тянется год, два и дольше, и ни лекарства, ни диета не дают стойкого
результата. Наступает временное улучшение, а потом вдруг опять хуже прежнего.
И вот от всего этого мы избавились и к тому же так просто! Могли ли мы
предполагать, что первые часы жизни человека так сильно могут повлиять на его
дальнейшее развитие? Конечно, не могли, как не знали и многого другого.
Мы начинали точно так же, как начинают многие родители: с нервотрепки по
поводу того, что у меня не хватает молока, с гор грязных пеленок, с бессонных
ночей и изнурительных попыток установить "ночной перерыв в кормлении", с
тщетных и столь же безрезультатных стараний излечить сынишку от диатеза и
массы подобных проблем, которые наваливаются на родителей с рождением первого
ребенка. После всего этого редко отваживаются даже второго. Сколько раз я
слышала от матерей: "Чтобы еще раз все это повторилось?! Ни за что!" А если
прибавить бесконечные детские болезни, постоянную прикованность к дому,
отчуждение (вместо помощи!) супруга... Ни за что! Точно так же сказала бы и я
сама, если бы не наша помощь друг другу и не тот огромный интерес у нас обоих
к развитию малышей, который постепенно помог нам пересмотреть кое-какие
установившиеся традиции и намного облегчить кропотливый труд по уходу за
младенцем. Вот допустим...
Эта проблема, так пугающая иногда молодых родителей, может быть разрешена
по-разному. Одни убеждены, что это, конечно, мамина обязанность. Другие
считают, что стирать должен отец (у матери и других хлопот хватает). Третьи
стирают по очереди (равноправие!), есть и такие, которые взваливают эту
работу на бабушку. Лишь немногим удается совсем избавиться от стирки с
помощью службы быта. Возможно, последний способ понемногу вытеснит все
остальные, но пока это дело не очень близкого будущего. Поэтому "до восьми
месяцев смиритесь со стиркой пеленок" - так сказано в руководстве по уходу за
ребенком.
Вначале и мы не были, разумеется, исключением - смирялись. Кто имел с этим
дело, тот знает, каково это - стирать, кипятить, сушить и гладить с двух
сторон 30 - 40 пеленок каждый день. Но однажды, когда мой, тогда
полуторамесячный, сынишка проснулся сухой, я подумала: "Зачем ждать, пока он
пеленки намочит, а если попробовать его подержать?"
Села на краешек дивана, положила малыша себе на колени и подхватила его под
коленочки. Через несколько секунд на полу рядом с диваном была лужица, но
ведь можно что-нибудь и подставить - так у нас появился специальный тазик
(обычный горшок не годится - мимо получается). Сначала я держала малыша над
тазиком, если он проснулся сухим или минут через пять-десять после кормления,
а потом научилась узнавать, когда ему надо. Жаль, что не всегда в это время
бываешь с ним рядом, но если есть возможность последить, то можно вообще
обойтись без мокрых, а тем более грязных пеленок. Здесь интересна такая
"деталь": когда держишь малыша над тазиком "по-большому", он чаще всего это
делает в несколько приемов, не сразу, и надо дождаться, пока он в конце
концов не сделает немножко и "по-маленькому". Это означает, что теперь-то уже
все кончено: можно его подмыть и без опасения класть на чистые пеленки.
Конечно, порой приходится проявить терпение и настойчивость. Иногда малыш
упрямится и не желает делать, что полагается: выгибается дугой, может даже
заплакать. Чаще всего это бывает ночью или сразу после сна. В таких случаях
помогало простое средство: если малышу дать немного попить из бутылки или
просто пососать пустышку, он как будто переключается на другое и перестает
упрямиться.
О физиологическом механизме этого явления мы узнали совсем недавно, но
пользовались этим способом довольно часто. Мы, правда, преследовали другие
цели, когда давали соску ребенку (чтоб не шумел, другим спать не мешал), а
польза получалась двойная.
Так уже в первые недели у нас бывали целые дни без стирки, и это стало не
только большим облегчением для меня, но, главное, оказалось очень полезным
для младенца: он не подмокает, кожица остается постоянно сухой, даже
подмывать его приходится очень редко. Позже, когда малыш начинает ползать и
ходить, он не всегда помнит о том, что надо попроситься. Видимо, слишком
много отвлекающих моментов у него в это время появляется в жизни: столько
интересных вещей кругом, столько дел! Мы сначала не понимали этого и
расстраивались: ну вот, все забыл. Оказывается, нет не забыл, просто теперь
ему, что называется, не до того. Мы старались замечать по поведению малыша
или по пройденному времени, когда ему следует посидеть на горшочке, и
старались предотвратить "беду". И очень радовались, когда все получалось как
надо, не скупились на похвалу. Если же "беда" все-таки приключалась, мы, уж
конечно, старались обходиться без криков и шлепков. Постепенно все приходило
в норму. Таким образом и мокрые штанишки особой проблемой для нас не
становились, и совершенно исключалась большая неприятность, которая мучает
иногда ребятишек годами, - ночное недержание мочи.
Малышу уже в первый месяц так не нравится быть мокрым, что он просыпается и
может заплакать даже на улице, когда лежит завернутый в коляске. Привезешь
его домой, развернешь, а на пеленке крохотное мокрое пятнышко. Это он начал
и... испугался, что мокро получается. Зато теперь над тазиком он весь свой
запас выльет без задержки.
Когда мы рассказываем об этом, нам не верят, а когда удостоверятся,
спрашивают: "Ему не больно, не вредно?" И нам теперь только смешно: неужто в
луже лежать лучше и полезнее, чем у мамы на коленях? И неужели человеческое
дитя глупее котят или щенят, которых с первых дней можно приучить к порядку?
Теперь я так научилась понимать малыша, что уже в родильном доме могла
сказать, когда его надо "подержать над тазиком" - он ведь обязательно дает
знать об этом: завозится, закряхтит, сморщится - поймите только, взрослые! А
взрослые понимают только тогда, когда уже поздно. И не понимают подряд
неделю, месяц, полгода. А когда малыш смирился с "бестолковостью" взрослых и
начнет наконец безропотно все "делать под себя", тогда начинаются шлепки и
всякое недовольство. Сами приучили, а потом начинают отучать - ну и логика!
Как часто, к сожалению, приходится встречаться с этой странной логикой
взрослых. Не дают, например, малышу ни подумать, ни сделать по-своему - все
решают и делают за него, а потом его же и ругают: мол, бестолковый, ленивый,
равнодушный. Или, допустим, учат есть побольше, впихивают еду чуть ли не
силком, а потом не знают, как унять аппетит ожиревшего ребенка.
Это одно из самых распространенных заблуждений начинающих матерей, которым
все время кажется, что у них не хватает молока, что малютка недоедает, плохо
прибавляет в весе, бледный, худой и т.д. и т.п. И вот мамы и бабушки
запасаются спасительной смесью ("Она такая питательная! Она такая удобная!"),
и... очень скоро малыш меняет родную маму на бутылочку с соской: из рожка
тянуть легко - трудиться не надо. Да и маме самой вроде легче: бутылку дала -
и никаких тебе хлопот...
Никаких хлопот? К нам как-то приехал папа с двухлетней девочкой, весящей 22
(!) килограмма, то есть больше, чем надо весить семилетнему.
- Что теперь делать? - спрашивал он удрученно. - Она ни ходить, ни бегать не
хочет. Может быть, "спортивный комплекс" поможет?
- Как это у вас получилось, - растерялись мы, видя впервые такого
сверхупитанного ребенка.
- Сами не знаем. Она у нас искусственница. У матери молока не было, кормила
ее смесями, и вот...
Не отсюда ли появляются тревожные цифры о постоянном росте процента ожиревших
детей? В школах Харькова, например, этот процент перевалил в 1975 году за 14.
А чем грозит ожирение, представить себе нетрудно: плохая сопротивляемость
болезням, малая подвижность, слабое сердце и... насмешки сверстников,
застенчивость, неуверенность в себе... Нет! Чем такие хлопоты, лучше уж маме
с самого начала проявить максимум настойчивости, изобретательности, терпения
и кормить малыша самой.
Конечно, не все может получиться сразу. У нас бывали дни - из рук вон,
особенно с первым, когда опыта еще не было и когда всякий вопль казался
сигналом: "Хочу есть!" Дело осложнялось еще тем, что мы жили тогда с двумя
бабушками и дедушкой, которые, понятное дело, не могли молчать, видя, как
младенец "целый час орет не переставая, а мать сидит как каменная". Известно,
когда кричит ребенок, минута может показаться вечностью, так что можно
простить бабушке ее невольное преувеличение. Что касается "каменной" матери,
то только я знаю, каково мне было, пока сидела рядом с плачущим малышом, а с
трех сторон мне давали советы. Дедушка: "Надо, чтоб сосал грудь. Пусть
покричит, но сосет из груди". Бабушки (наперебой): "Дай ему бутылку, не мучай
ребенка!" Отец: "Приложи к другой груди, не бойся!" А мне хотелось только
одного: "Уйдите вы все, дайте мне самой разобраться!" Но сказать это вслух я
не решалась (сейчас-то понимаю: зря не говорила), а уж ночью давала волю
слезам. Молоко от всего этого и вовсе стало пропадать. Так и стал наш
первенец "благодаря общим усилиям" к пяти месяцам полным искусственником.
Со вторым сынишкой я постаралась обойтись без советчиков: сама пробовала и
кормить почаще, и прикладывать к одной и другой груди в одно кормление, а
первые дни на ночь иногда готовила полбутылочки молочной смеси или
подслащенного коровьего молока, разбавленного пополам с водой, чтобы не
нервничать из-за того, что не хватит молока. Это был, конечно, не лучший
выход, но он снимал беспокойство. Зато недельки через две все приходило в
норму, надобность в докорме отпадала, малыш вполне наедался, а у меня
прибавлялось молока, и кормила я сына до года. Так получалось и со всеми
остальными детишками, хотя каждый раз в родильном доме приходилось
выслушивать безнадежные предсказания: "Да, молока у вас совсем нет, плохо
ваше дело!" Хорошо, что я в эти предсказания уже не верила.
Об этом я не решилась бы написать, если бы не книга известного американского
педиатра доктора Б.Спока. Он написал о том, что американские врачи сначала
чрезвычайно преувеличивали значение строгого режима и почти всякие
неприятности - вплоть до расстройства желудка - связывали с нарушением режима
и винили в этом родителей: не вовремя положили спать, не вовремя покормили -
вот и результат.
Но в Америке нашлись такие храбрые папа и мама (оба ученые), которые стали
воспитывать свою новорожденную дочку, не придерживаясь рекомендуемого режима,
но при этом очень внимательно записывали, какой "режим" устанавливала сама
себе малышка. Оказалось, что в первые месяцы жизни она питалась довольно
беспорядочно, но, в общем, делала меньшие перерывы в кормлении, чем это
обычно требуется, и только к трем-четырем месяцам жизни вышла на
рекомендуемый интервал - 3-3,5 часа между кормлениями. "Безрежимность"
воспитания никакого вреда ей не нанесла. После опубликования материалов об
этом исследовании врачи перестали требовать строгого выполнения режима. И
матери вздохнули с облегчением: ведь точно следовать режиму очень трудно, и
поэтому все время чувствуешь себя виновной в массе погрешностей.
У нас первые неприятности с режимом произошли, когда я попыталась установить
так называемый ночной перерыв в кормлении и ночью не давала малышу грудь. А
он обязательно просыпался (диатез не давал ему покоя), плакал, просил есть.
Вода из бутылочки с соской его не устраивала. Засыпал он, если его держали
или носили на руках, но тотчас же поднимал крик, как только его снова
укладывали в свою кроватку. И так из ночи в ночь.
И вот, намаявшись от постоянного недосыпания, я решилась однажды на
"преступление": ночью покормила сынишку и... следующей ночью тоже покормила.
С тех пор кончились наши недосыпания. И со всеми остальными ребятишками мне
не пришлось больше "воевать" по ночам.
А в дневное время я, еще не зная ничего о докторе Б.Споке и его книге, сама
установила очень гибкий режим и в еде и в сне: время кормления могло
сдвигаться на час и более. Если ребенок спал, я его никогда не будила для
"очередного" кормления, а если не хотел спать, насильно не укладывала.
Вначале, конечно, было трудно научиться определять, что требуется ребенку.
Оказалось, плакать он может от множества причин: подмок или вот-вот
подмокнет, неудобно лежит, пучит животик, наглотался воздуха при еде, где-то
трет пеленка, мешает соска, хочет спать, пить или, наконец, хочет есть. И
если каждый раз, как только он заплачет, давать грудь, можно человека совсем
выбить из колеи. Со временем я научилась различать интонации плача, а по
мимике, по движениям сынишки угадывать его потребности. Правда, при этом
пришлось запастись терпением, зато месяца за три мы уже неплохо научились
понимать друг друга. А со следующим было уже проще, хотя каждый малыш имел
свой характер и к каждому приходилось приноравливаться заново.
Со временем мы поняли, что при всех трудных ситуациях прежде всего надо
сказать себе: "Только без паники" - и постараться успокоиться. А потом
попробовать и так и иначе. И наблюдать, наблюдать, наблюдать - не жалеть на
это времени (и записывать наблюдения), учиться понимать младенца, себя, друг
друга и окружающих, обязательно и окружающих - об этом речь еще впереди.
Постепенно мы учились главному - подходить к ребенку без предвзятых мерок и
представлений, с желанием разобраться в возможностях, потребностях,
особенностях самого малыша. Конечно, не всегда это получалось, конечно, мы
частенько сбивались на привычные методы, основанные на принципе: взрослый
знает и может все, ребенок - ничего. Но мы очень старались понимать малышей и
учиться у них. И нас ждали на этом пути многие радости и... настоящие
открытия.
Б.П.: Почему-то считается: чтобы ребенок рос здоровым, его надо главным
образом от всего оберегать - от простуд, от инфекций, от падений и ушибов, от
опасностей - прежде всего беречь! Но это значит не готовить его к переменам
погоды и к разным колебаниям и перепадам температур, не повышать защитные
силы организма (неспецифический иммунитет), не учить падать без последствий и
т.д., то есть не готовить к тому, что обязательно встретится в жизни.
А мы с самого начала думали иначе: здоровье надо укреплять - делать организм
ребенка физически развитым, выносливым, невосприимчивым к болезням;
закаленным во всех отношениях, чтобы малыш не боялся ни жары и ни холода. Но
как этого достигнуть, мы не знали и, наверное, долго не решились бы на
серьезное закаливание, если бы не... диатез. Как говорится, не было бы
счастья, да несчастье помогло. Ведь диатез является сигналом того, что
организм предрасположен к болезням, особенно к простудным. А мы благодаря
диатезу, наоборот, избавились от простуд, укрепили здоровье ребятишек.
Л.А.: А дело было так. Диатез особенно сильно мучил нашего первенца. Личико у
него иногда превращалось в сплошную болячку. Где мы с ним только в первый год
не побывали, каких только средств не перепробовали: мази и примочки, кварц и
переливание крови, купания в разных отварах, лекарства внутрь, строгая диета,
но... решительного сдвига так и не добились...
Мы тогда жили в только что построенном сборном щитовом домике, еще плохо
утепленном. Температура в комнатах могла колебаться от плюс 10-12 градусов (с
утра, пока печка еще не затоплена) до плюс 25 градусов (к вечеру). Я тогда
расстраивалась из-за этого, думала, что для малыша это очень вредно, и
мечтала о теплой квартире. Однако и тут оказалось - нет худа без добра. Мы
довольно скоро заметили: с утра, пока не затопили печь и в доме прохладно,
малышу намного легче - красные пятна на кожице бледнеют, зуд прекращается. Он
весел, энергичен, много и охотно двигается, самостоятельно играет. Но стоит
его одеть потеплее или сильно натопить печь, как ему сразу становится хуже:
зуд мучает малыша, он делается плаксивым, вялым, капризничает и буквально не
сходит с рук, требуя внимания и развлечений.
И вот однажды вечером, зимой, стараясь как-то унять зуд у плачущего сынишки,
я вышла с ним на минуту в тамбур, перед дверью на улицу. Сама я успела за эту
минуту слегка озябнуть, а он - в одной распашонке - быстро успокоился, даже
развеселился. С этого и началось наше невольное "закаливание". Как только он
начинал расчесывать свои болячки, мы - в прохладный тамбур или на
застекленную террасу, а однажды в солнечный февральский денек осмелились
выскочить и на улицу. Пригревало уже по-весеннему, сверкал снег, сияло
голубое небо. Сынишка в восторге прыгал у меня на руках, и мы сами
развеселились, глядя на малыша. Но было все-таки, конечно, страшновато: а
вдруг простудится, заболеет? Через полминуты мы вернулись домой, а сынишка
потянул ручки к двери - еще, мол, хочу! Но мы все-таки решили подождать до
завтра. А на следующий день мы уже "гуляли" таким образом дважды - тоже
примерно по полминутки. И через неделю от наших опасений уже ничего не
осталось: сын чувствовал себя прекрасно. Ему было тогда всего восемь месяцев.
А в полтора года сынишка уже сам выбегал босичком на снег и даже нас тянул за
собой.
Расхрабрились и мы. Стали все чаще пользоваться этими "снежными процедурами":
пробежишься по снегу, да еще в сугроб по колено влезешь, разотрешь потом
досуха ноги - ступни горят, а в мышцах ощущение как после хорошего массажа. А
главное, мы приобретали уверенность, что все это не страшно, что это полезно.
И все было бы хорошо, если бы не ужасные пророчества, которые со всех сторон
обрушивались на нас: "Воспаление легких обеспечено!", "Хронический бронхит и
насморк будут непременно!", "Ревматизма не избежать!", "Уши младенцу
простудите - оглохнет!"
Но все эти пророчества не оправдывались. Поэтому со вторым сыном мы были уже
смелее - с самого начала не кутали его, давали побыть голеньким и дома и на
улице, пустили в одних трусиках ползать по полу, ходить по земле во дворе. А
когда сыновья стали старше, даже нас удивляло, как охотно и подолгу, скинув
надоевшие за зиму куртки, и без шапок и рукавиц, братишки могут возиться в
мартовском подтаявшем снегу, прорубая каналы, сооружая плотины. При этом,
бывало, даже промокшие ноги их не смущали. Заигравшись, они не всегда
вспоминали о том, что надо сменить обувь. И все обходилось без неприятных
последствий.
Вы спросите: неужели нам совсем не было страшно за детей? Выло, конечно,
особенно вначале, когда мы многого не знали. Нас тогда поддерживала
интуитивная уверенность в том, что если ребенку прохлада приятна, то это не
может быть опасным или вредным. Мы тогда не знали, как может быть крепок
человеческий организм даже у самых маленьких, не знали, что слабым его делает
не природа, а условия жизни, в которые он попадает.
Б.П.: Однажды в одной из брошюр известного специалиста по закаливанию
профессора И.М.Саркизова-Серазини мы увидели ссылки на книгу Б.А.Покровского
"Физическое воспитание у разных народов" (1884 г.). Мы ее раздобыли - вот
когда нам пришлось по-настоящему поразиться! Как и всем цивилизованным людям,
новорожденный представляется нам чрезвычайно нежным, неприспособленным
существом, которое вне стерильных условий современной больницы не проживет и
дня. А оказалось, что это совсем не так. В каких разнообразных условиях
появлялись на свет дети, каких только сюрпризов не преподносили ему обычаи
родной земли!
У финнов и русских, например, ребенок рождался (и жил затем целую неделю) в
бане, где температура могла быть плюс 50 градусов. Считалось, что в такой
жаре, где все ткани тела становятся мягкими, очень легко проходят роды. А
тунгуски, например, нередко разрешались от бремени во время перекочевки, под
открытым небом и при сорокаградусном морозе. У них рождение ребенка вообще не
считалось событием, а простым физиологическим актом, к нему поэтому заранее
не готовились, и часто никто не помогал матери при родах.
Новорожденный выдерживал и жару, и свирепый холод. Диапазон температур - 90
градусов.
А после рождения? У одних народностей был обычай окунать детей в прорубь, у
других обтирали снегом или обсыпали... солью. Младенец выдерживал все.
Тут мы вспомнили и о тех случаях, когда дети выживали даже в логове зверей.
Как же велики должны быть приспособительные возможности только что
родившегося человека, если он мог выносить все это, какими же надежными
защитными "механизмами" снабжает новорожденного природа! Взять хотя бы одни
температурные условия: в бане температура на 20 градусов выше, чем в
материнском теле, а зимой на морозе на 70-80 градусов ниже! Но ведь обычные
дневные перепады лежат в пределах 5-10 и редко 20-30 градусов. Значит,
организм может перекрывать их с запасом в 2-3 раза.
Кибернетики нашли уже секрет этой непостижимой для машин надежности
человеческого организма и назвали его "принципом функциональной
избыточности". Именно он лежит в основе надежности всех организмов. Например,
самая большая наша артерия - аорта - выдерживает давление в 20 атмосфер, хотя
сердце даже у гипертоника не может создать даоление более 0,3 атмосферы. Или
количество тромбина (вещества, нужного для свертывания крови, чтобы рана
закрывалась сгустком) в 70 раз больше, чем надо. Таким же громадным "запасом
прочности" организм обладает и в других отношениях.
Но куда же девается эта прочность и надежность у нашего современника? Почему
он, только родившись, болеет в пять раз чаще взрослого? И как раз от тех же
перепадов температур, да еще совсем незначительных.
Дело в том, что за миллионы лет совершенствования живых организмов, кроме
"принципа функциональной избыточности", установился и другой, не менее важный
для целесообразной изменяемости, приспособляемости организма - "закон
свертывания функций за ненадобностью". Что это такое? Очень хорошо его
продемонстрировали первые длительные полеты в космос. Блестяще
подготовленные, сильные, тренированные космонавты попадали на целый месяц в
условия невесомости. Резкие движения там были не нужны, даже опасны. Им
приходилось становиться осторожными, едва шевелить руками и ногами и почти не
напрягать мышцы. Всего один месяц пробыли они в невесомости, но,
возвратившись на Землю и выбравшись из люка корабля, они... не могли даже
встать.
- Как в центрифуге, - говорили они, - земля так притягивает, что не встанешь.
И в течение месяца или полутора им пришлось "учиться ходить", как на первом
году жизни, потому что надо было не только возвратить былую силу всем мышцам,
но и восстановить работу вестибулярного аппарата. Орган равновесия тоже,
оказывается, был там не нужен - ведь в полете исчезали "верх" и "низ".
Тот же результат получили и в опыте с "моржами" - людьми, купающимися в
проруби. В течение полутора месяцев их непрерывно держали в термокомфортных
условиях: в комнате температура поддерживалась в пределах плюс 27-28
градусов, а вода при купании плюс 34 градуса. И вся их закалка исчезала - они
могли простудиться, стоя у открытой форточки.
Но такая же судьба постигает и новорожденного, если после рождения его
поместить в стерильные условия, в термостат (постоянная температура), в
тесные путы пеленок, тогда он и приспосабливается именно к этим условиям.
Л.А.: Поскольку основная доля хлопот и забот в первое время выпадет,
естественно, на долю матери, мне и придется начать...
Что говорить о первом часе жизни новорожденного? И он и мать в родильном
доме: опытные врачи, акушерки, медицинские сестры, прекрасное оборудование,
заботливый уход - все, что нужно для того, чтобы принять нового человека в
жизнь и обеспечить матери полноценный отдых. И все-таки начну я свой рассказ
не с возвращения из родильного дома, а с прихода туда.
Шесть раз это было как обычно: мы прощались у дверей в приемную, обменивались
последними тревожными, но подбадривающими взглядами, и отец, естественно,
возвращался домой, а я вручала свою обменную карту, отвечала на вопросы
врача, ну и так далее...
А вот седьмой раз получилось иначе. Мы прошли к заведующей отделением...
вместе. Она удивленно посмотрела на нас.
- Мы хотим попросить вас... - нерешительно начала я, - дать мне кормить
ребенка в первые часы после рождения.
- Что за странная просьба, - еще больше удивилась заведующая, - когда надо,
тогда и дадим!
И тогда мы рассказали ей о том, что у всех наших шестерых детей был очень
сильный диатез, и мы, родители, уже смирились с этим, думая, что передаем
диатез по наследству. Но о нашей беде узнал известный ученый, профессор Илья
Аркадьевич Аршавский (*) и настоятельно рекомендовал - в качестве
профилактического средства против диатеза - как можно раньше приложить
ребенка к груди, чтобы он высосал те капли молозива, которые есть только у
родной матери.
(*) Заведующий лабораторией возрастной физиологии и патологии НИИ общей
патологии и патофизиологии АМН СССР, доктор медицинских наук профессор
И.А.Аршавский. С 1966 года лаборатория вела наблюдения за развитием детей
Никитиных.
- Мы не знаем, будет ли толк, но все-таки решились последовать совету Ильи
Аркадьевича. А вдруг поможет? И вот просим вас...
- Ну хорошо, - согласилась заведующая, - тем более что в этом нет ничего
противоестественного, - добавила она.
Любочку принесли для первого кормления часа через два после рождения... И что
же? Дочка росла, пошла уже в школу, и все это время мы не нарадуемся на нее -
никаких следов диатеза!
Если бы мы узнали об этом раньше... Скольких бы неприятностей могли избежать.
Диатез болезнью не считается, но мучений от него и ребенку и родителям бывает
много. Уже у трех-пятимесячного малыша появляются мокнущие прыщики, а потом и
болячки на личике, под коленками, а сгибах локтей, у ягодиц. В тепле они
нестерпимо зудят, малыш их расчесывает иногда до крови, плачет, капризничает.
И это тянется год, два и дольше, и ни лекарства, ни диета не дают стойкого
результата. Наступает временное улучшение, а потом вдруг опять хуже прежнего.
И вот от всего этого мы избавились и к тому же так просто! Могли ли мы
предполагать, что первые часы жизни человека так сильно могут повлиять на его
дальнейшее развитие? Конечно, не могли, как не знали и многого другого.
Мы начинали точно так же, как начинают многие родители: с нервотрепки по
поводу того, что у меня не хватает молока, с гор грязных пеленок, с бессонных
ночей и изнурительных попыток установить "ночной перерыв в кормлении", с
тщетных и столь же безрезультатных стараний излечить сынишку от диатеза и
массы подобных проблем, которые наваливаются на родителей с рождением первого
ребенка. После всего этого редко отваживаются даже второго. Сколько раз я
слышала от матерей: "Чтобы еще раз все это повторилось?! Ни за что!" А если
прибавить бесконечные детские болезни, постоянную прикованность к дому,
отчуждение (вместо помощи!) супруга... Ни за что! Точно так же сказала бы и я
сама, если бы не наша помощь друг другу и не тот огромный интерес у нас обоих
к развитию малышей, который постепенно помог нам пересмотреть кое-какие
установившиеся традиции и намного облегчить кропотливый труд по уходу за
младенцем. Вот допустим...
Эта проблема, так пугающая иногда молодых родителей, может быть разрешена
по-разному. Одни убеждены, что это, конечно, мамина обязанность. Другие
считают, что стирать должен отец (у матери и других хлопот хватает). Третьи
стирают по очереди (равноправие!), есть и такие, которые взваливают эту
работу на бабушку. Лишь немногим удается совсем избавиться от стирки с
помощью службы быта. Возможно, последний способ понемногу вытеснит все
остальные, но пока это дело не очень близкого будущего. Поэтому "до восьми
месяцев смиритесь со стиркой пеленок" - так сказано в руководстве по уходу за
ребенком.
Вначале и мы не были, разумеется, исключением - смирялись. Кто имел с этим
дело, тот знает, каково это - стирать, кипятить, сушить и гладить с двух
сторон 30 - 40 пеленок каждый день. Но однажды, когда мой, тогда
полуторамесячный, сынишка проснулся сухой, я подумала: "Зачем ждать, пока он
пеленки намочит, а если попробовать его подержать?"
Села на краешек дивана, положила малыша себе на колени и подхватила его под
коленочки. Через несколько секунд на полу рядом с диваном была лужица, но
ведь можно что-нибудь и подставить - так у нас появился специальный тазик
(обычный горшок не годится - мимо получается). Сначала я держала малыша над
тазиком, если он проснулся сухим или минут через пять-десять после кормления,
а потом научилась узнавать, когда ему надо. Жаль, что не всегда в это время
бываешь с ним рядом, но если есть возможность последить, то можно вообще
обойтись без мокрых, а тем более грязных пеленок. Здесь интересна такая
"деталь": когда держишь малыша над тазиком "по-большому", он чаще всего это
делает в несколько приемов, не сразу, и надо дождаться, пока он в конце
концов не сделает немножко и "по-маленькому". Это означает, что теперь-то уже
все кончено: можно его подмыть и без опасения класть на чистые пеленки.
Конечно, порой приходится проявить терпение и настойчивость. Иногда малыш
упрямится и не желает делать, что полагается: выгибается дугой, может даже
заплакать. Чаще всего это бывает ночью или сразу после сна. В таких случаях
помогало простое средство: если малышу дать немного попить из бутылки или
просто пососать пустышку, он как будто переключается на другое и перестает
упрямиться.
О физиологическом механизме этого явления мы узнали совсем недавно, но
пользовались этим способом довольно часто. Мы, правда, преследовали другие
цели, когда давали соску ребенку (чтоб не шумел, другим спать не мешал), а
польза получалась двойная.
Так уже в первые недели у нас бывали целые дни без стирки, и это стало не
только большим облегчением для меня, но, главное, оказалось очень полезным
для младенца: он не подмокает, кожица остается постоянно сухой, даже
подмывать его приходится очень редко. Позже, когда малыш начинает ползать и
ходить, он не всегда помнит о том, что надо попроситься. Видимо, слишком
много отвлекающих моментов у него в это время появляется в жизни: столько
интересных вещей кругом, столько дел! Мы сначала не понимали этого и
расстраивались: ну вот, все забыл. Оказывается, нет не забыл, просто теперь
ему, что называется, не до того. Мы старались замечать по поведению малыша
или по пройденному времени, когда ему следует посидеть на горшочке, и
старались предотвратить "беду". И очень радовались, когда все получалось как
надо, не скупились на похвалу. Если же "беда" все-таки приключалась, мы, уж
конечно, старались обходиться без криков и шлепков. Постепенно все приходило
в норму. Таким образом и мокрые штанишки особой проблемой для нас не
становились, и совершенно исключалась большая неприятность, которая мучает
иногда ребятишек годами, - ночное недержание мочи.
Малышу уже в первый месяц так не нравится быть мокрым, что он просыпается и
может заплакать даже на улице, когда лежит завернутый в коляске. Привезешь
его домой, развернешь, а на пеленке крохотное мокрое пятнышко. Это он начал
и... испугался, что мокро получается. Зато теперь над тазиком он весь свой
запас выльет без задержки.
Когда мы рассказываем об этом, нам не верят, а когда удостоверятся,
спрашивают: "Ему не больно, не вредно?" И нам теперь только смешно: неужто в
луже лежать лучше и полезнее, чем у мамы на коленях? И неужели человеческое
дитя глупее котят или щенят, которых с первых дней можно приучить к порядку?
Теперь я так научилась понимать малыша, что уже в родильном доме могла
сказать, когда его надо "подержать над тазиком" - он ведь обязательно дает
знать об этом: завозится, закряхтит, сморщится - поймите только, взрослые! А
взрослые понимают только тогда, когда уже поздно. И не понимают подряд
неделю, месяц, полгода. А когда малыш смирился с "бестолковостью" взрослых и
начнет наконец безропотно все "делать под себя", тогда начинаются шлепки и
всякое недовольство. Сами приучили, а потом начинают отучать - ну и логика!
Как часто, к сожалению, приходится встречаться с этой странной логикой
взрослых. Не дают, например, малышу ни подумать, ни сделать по-своему - все
решают и делают за него, а потом его же и ругают: мол, бестолковый, ленивый,
равнодушный. Или, допустим, учат есть побольше, впихивают еду чуть ли не
силком, а потом не знают, как унять аппетит ожиревшего ребенка.
Это одно из самых распространенных заблуждений начинающих матерей, которым
все время кажется, что у них не хватает молока, что малютка недоедает, плохо
прибавляет в весе, бледный, худой и т.д. и т.п. И вот мамы и бабушки
запасаются спасительной смесью ("Она такая питательная! Она такая удобная!"),
и... очень скоро малыш меняет родную маму на бутылочку с соской: из рожка
тянуть легко - трудиться не надо. Да и маме самой вроде легче: бутылку дала -
и никаких тебе хлопот...
Никаких хлопот? К нам как-то приехал папа с двухлетней девочкой, весящей 22
(!) килограмма, то есть больше, чем надо весить семилетнему.
- Что теперь делать? - спрашивал он удрученно. - Она ни ходить, ни бегать не
хочет. Может быть, "спортивный комплекс" поможет?
- Как это у вас получилось, - растерялись мы, видя впервые такого
сверхупитанного ребенка.
- Сами не знаем. Она у нас искусственница. У матери молока не было, кормила
ее смесями, и вот...
Не отсюда ли появляются тревожные цифры о постоянном росте процента ожиревших
детей? В школах Харькова, например, этот процент перевалил в 1975 году за 14.
А чем грозит ожирение, представить себе нетрудно: плохая сопротивляемость
болезням, малая подвижность, слабое сердце и... насмешки сверстников,
застенчивость, неуверенность в себе... Нет! Чем такие хлопоты, лучше уж маме
с самого начала проявить максимум настойчивости, изобретательности, терпения
и кормить малыша самой.
Конечно, не все может получиться сразу. У нас бывали дни - из рук вон,
особенно с первым, когда опыта еще не было и когда всякий вопль казался
сигналом: "Хочу есть!" Дело осложнялось еще тем, что мы жили тогда с двумя
бабушками и дедушкой, которые, понятное дело, не могли молчать, видя, как
младенец "целый час орет не переставая, а мать сидит как каменная". Известно,
когда кричит ребенок, минута может показаться вечностью, так что можно
простить бабушке ее невольное преувеличение. Что касается "каменной" матери,
то только я знаю, каково мне было, пока сидела рядом с плачущим малышом, а с
трех сторон мне давали советы. Дедушка: "Надо, чтоб сосал грудь. Пусть
покричит, но сосет из груди". Бабушки (наперебой): "Дай ему бутылку, не мучай
ребенка!" Отец: "Приложи к другой груди, не бойся!" А мне хотелось только
одного: "Уйдите вы все, дайте мне самой разобраться!" Но сказать это вслух я
не решалась (сейчас-то понимаю: зря не говорила), а уж ночью давала волю
слезам. Молоко от всего этого и вовсе стало пропадать. Так и стал наш
первенец "благодаря общим усилиям" к пяти месяцам полным искусственником.
Со вторым сынишкой я постаралась обойтись без советчиков: сама пробовала и
кормить почаще, и прикладывать к одной и другой груди в одно кормление, а
первые дни на ночь иногда готовила полбутылочки молочной смеси или
подслащенного коровьего молока, разбавленного пополам с водой, чтобы не
нервничать из-за того, что не хватит молока. Это был, конечно, не лучший
выход, но он снимал беспокойство. Зато недельки через две все приходило в
норму, надобность в докорме отпадала, малыш вполне наедался, а у меня
прибавлялось молока, и кормила я сына до года. Так получалось и со всеми
остальными детишками, хотя каждый раз в родильном доме приходилось
выслушивать безнадежные предсказания: "Да, молока у вас совсем нет, плохо
ваше дело!" Хорошо, что я в эти предсказания уже не верила.
Об этом я не решилась бы написать, если бы не книга известного американского
педиатра доктора Б.Спока. Он написал о том, что американские врачи сначала
чрезвычайно преувеличивали значение строгого режима и почти всякие
неприятности - вплоть до расстройства желудка - связывали с нарушением режима
и винили в этом родителей: не вовремя положили спать, не вовремя покормили -
вот и результат.
Но в Америке нашлись такие храбрые папа и мама (оба ученые), которые стали
воспитывать свою новорожденную дочку, не придерживаясь рекомендуемого режима,
но при этом очень внимательно записывали, какой "режим" устанавливала сама
себе малышка. Оказалось, что в первые месяцы жизни она питалась довольно
беспорядочно, но, в общем, делала меньшие перерывы в кормлении, чем это
обычно требуется, и только к трем-четырем месяцам жизни вышла на
рекомендуемый интервал - 3-3,5 часа между кормлениями. "Безрежимность"
воспитания никакого вреда ей не нанесла. После опубликования материалов об
этом исследовании врачи перестали требовать строгого выполнения режима. И
матери вздохнули с облегчением: ведь точно следовать режиму очень трудно, и
поэтому все время чувствуешь себя виновной в массе погрешностей.
У нас первые неприятности с режимом произошли, когда я попыталась установить
так называемый ночной перерыв в кормлении и ночью не давала малышу грудь. А
он обязательно просыпался (диатез не давал ему покоя), плакал, просил есть.
Вода из бутылочки с соской его не устраивала. Засыпал он, если его держали
или носили на руках, но тотчас же поднимал крик, как только его снова
укладывали в свою кроватку. И так из ночи в ночь.
И вот, намаявшись от постоянного недосыпания, я решилась однажды на
"преступление": ночью покормила сынишку и... следующей ночью тоже покормила.
С тех пор кончились наши недосыпания. И со всеми остальными ребятишками мне
не пришлось больше "воевать" по ночам.
А в дневное время я, еще не зная ничего о докторе Б.Споке и его книге, сама
установила очень гибкий режим и в еде и в сне: время кормления могло
сдвигаться на час и более. Если ребенок спал, я его никогда не будила для
"очередного" кормления, а если не хотел спать, насильно не укладывала.
Вначале, конечно, было трудно научиться определять, что требуется ребенку.
Оказалось, плакать он может от множества причин: подмок или вот-вот
подмокнет, неудобно лежит, пучит животик, наглотался воздуха при еде, где-то
трет пеленка, мешает соска, хочет спать, пить или, наконец, хочет есть. И
если каждый раз, как только он заплачет, давать грудь, можно человека совсем
выбить из колеи. Со временем я научилась различать интонации плача, а по
мимике, по движениям сынишки угадывать его потребности. Правда, при этом
пришлось запастись терпением, зато месяца за три мы уже неплохо научились
понимать друг друга. А со следующим было уже проще, хотя каждый малыш имел
свой характер и к каждому приходилось приноравливаться заново.
Со временем мы поняли, что при всех трудных ситуациях прежде всего надо
сказать себе: "Только без паники" - и постараться успокоиться. А потом
попробовать и так и иначе. И наблюдать, наблюдать, наблюдать - не жалеть на
это времени (и записывать наблюдения), учиться понимать младенца, себя, друг
друга и окружающих, обязательно и окружающих - об этом речь еще впереди.
Постепенно мы учились главному - подходить к ребенку без предвзятых мерок и
представлений, с желанием разобраться в возможностях, потребностях,
особенностях самого малыша. Конечно, не всегда это получалось, конечно, мы
частенько сбивались на привычные методы, основанные на принципе: взрослый
знает и может все, ребенок - ничего. Но мы очень старались понимать малышей и
учиться у них. И нас ждали на этом пути многие радости и... настоящие
открытия.
Б.П.: Почему-то считается: чтобы ребенок рос здоровым, его надо главным
образом от всего оберегать - от простуд, от инфекций, от падений и ушибов, от
опасностей - прежде всего беречь! Но это значит не готовить его к переменам
погоды и к разным колебаниям и перепадам температур, не повышать защитные
силы организма (неспецифический иммунитет), не учить падать без последствий и
т.д., то есть не готовить к тому, что обязательно встретится в жизни.
А мы с самого начала думали иначе: здоровье надо укреплять - делать организм
ребенка физически развитым, выносливым, невосприимчивым к болезням;
закаленным во всех отношениях, чтобы малыш не боялся ни жары и ни холода. Но
как этого достигнуть, мы не знали и, наверное, долго не решились бы на
серьезное закаливание, если бы не... диатез. Как говорится, не было бы
счастья, да несчастье помогло. Ведь диатез является сигналом того, что
организм предрасположен к болезням, особенно к простудным. А мы благодаря
диатезу, наоборот, избавились от простуд, укрепили здоровье ребятишек.
Л.А.: А дело было так. Диатез особенно сильно мучил нашего первенца. Личико у
него иногда превращалось в сплошную болячку. Где мы с ним только в первый год
не побывали, каких только средств не перепробовали: мази и примочки, кварц и
переливание крови, купания в разных отварах, лекарства внутрь, строгая диета,
но... решительного сдвига так и не добились...
Мы тогда жили в только что построенном сборном щитовом домике, еще плохо
утепленном. Температура в комнатах могла колебаться от плюс 10-12 градусов (с
утра, пока печка еще не затоплена) до плюс 25 градусов (к вечеру). Я тогда
расстраивалась из-за этого, думала, что для малыша это очень вредно, и
мечтала о теплой квартире. Однако и тут оказалось - нет худа без добра. Мы
довольно скоро заметили: с утра, пока не затопили печь и в доме прохладно,
малышу намного легче - красные пятна на кожице бледнеют, зуд прекращается. Он
весел, энергичен, много и охотно двигается, самостоятельно играет. Но стоит
его одеть потеплее или сильно натопить печь, как ему сразу становится хуже:
зуд мучает малыша, он делается плаксивым, вялым, капризничает и буквально не
сходит с рук, требуя внимания и развлечений.
И вот однажды вечером, зимой, стараясь как-то унять зуд у плачущего сынишки,
я вышла с ним на минуту в тамбур, перед дверью на улицу. Сама я успела за эту
минуту слегка озябнуть, а он - в одной распашонке - быстро успокоился, даже
развеселился. С этого и началось наше невольное "закаливание". Как только он
начинал расчесывать свои болячки, мы - в прохладный тамбур или на
застекленную террасу, а однажды в солнечный февральский денек осмелились
выскочить и на улицу. Пригревало уже по-весеннему, сверкал снег, сияло
голубое небо. Сынишка в восторге прыгал у меня на руках, и мы сами
развеселились, глядя на малыша. Но было все-таки, конечно, страшновато: а
вдруг простудится, заболеет? Через полминуты мы вернулись домой, а сынишка
потянул ручки к двери - еще, мол, хочу! Но мы все-таки решили подождать до
завтра. А на следующий день мы уже "гуляли" таким образом дважды - тоже
примерно по полминутки. И через неделю от наших опасений уже ничего не
осталось: сын чувствовал себя прекрасно. Ему было тогда всего восемь месяцев.
А в полтора года сынишка уже сам выбегал босичком на снег и даже нас тянул за
собой.
Расхрабрились и мы. Стали все чаще пользоваться этими "снежными процедурами":
пробежишься по снегу, да еще в сугроб по колено влезешь, разотрешь потом
досуха ноги - ступни горят, а в мышцах ощущение как после хорошего массажа. А
главное, мы приобретали уверенность, что все это не страшно, что это полезно.
И все было бы хорошо, если бы не ужасные пророчества, которые со всех сторон
обрушивались на нас: "Воспаление легких обеспечено!", "Хронический бронхит и
насморк будут непременно!", "Ревматизма не избежать!", "Уши младенцу
простудите - оглохнет!"
Но все эти пророчества не оправдывались. Поэтому со вторым сыном мы были уже
смелее - с самого начала не кутали его, давали побыть голеньким и дома и на
улице, пустили в одних трусиках ползать по полу, ходить по земле во дворе. А
когда сыновья стали старше, даже нас удивляло, как охотно и подолгу, скинув
надоевшие за зиму куртки, и без шапок и рукавиц, братишки могут возиться в
мартовском подтаявшем снегу, прорубая каналы, сооружая плотины. При этом,
бывало, даже промокшие ноги их не смущали. Заигравшись, они не всегда
вспоминали о том, что надо сменить обувь. И все обходилось без неприятных
последствий.
Вы спросите: неужели нам совсем не было страшно за детей? Выло, конечно,
особенно вначале, когда мы многого не знали. Нас тогда поддерживала
интуитивная уверенность в том, что если ребенку прохлада приятна, то это не
может быть опасным или вредным. Мы тогда не знали, как может быть крепок
человеческий организм даже у самых маленьких, не знали, что слабым его делает
не природа, а условия жизни, в которые он попадает.
Б.П.: Однажды в одной из брошюр известного специалиста по закаливанию
профессора И.М.Саркизова-Серазини мы увидели ссылки на книгу Б.А.Покровского
"Физическое воспитание у разных народов" (1884 г.). Мы ее раздобыли - вот
когда нам пришлось по-настоящему поразиться! Как и всем цивилизованным людям,
новорожденный представляется нам чрезвычайно нежным, неприспособленным
существом, которое вне стерильных условий современной больницы не проживет и
дня. А оказалось, что это совсем не так. В каких разнообразных условиях
появлялись на свет дети, каких только сюрпризов не преподносили ему обычаи
родной земли!
У финнов и русских, например, ребенок рождался (и жил затем целую неделю) в
бане, где температура могла быть плюс 50 градусов. Считалось, что в такой
жаре, где все ткани тела становятся мягкими, очень легко проходят роды. А
тунгуски, например, нередко разрешались от бремени во время перекочевки, под
открытым небом и при сорокаградусном морозе. У них рождение ребенка вообще не
считалось событием, а простым физиологическим актом, к нему поэтому заранее
не готовились, и часто никто не помогал матери при родах.
Новорожденный выдерживал и жару, и свирепый холод. Диапазон температур - 90
градусов.
А после рождения? У одних народностей был обычай окунать детей в прорубь, у
других обтирали снегом или обсыпали... солью. Младенец выдерживал все.
Тут мы вспомнили и о тех случаях, когда дети выживали даже в логове зверей.
Как же велики должны быть приспособительные возможности только что
родившегося человека, если он мог выносить все это, какими же надежными
защитными "механизмами" снабжает новорожденного природа! Взять хотя бы одни
температурные условия: в бане температура на 20 градусов выше, чем в
материнском теле, а зимой на морозе на 70-80 градусов ниже! Но ведь обычные
дневные перепады лежат в пределах 5-10 и редко 20-30 градусов. Значит,
организм может перекрывать их с запасом в 2-3 раза.
Кибернетики нашли уже секрет этой непостижимой для машин надежности
человеческого организма и назвали его "принципом функциональной
избыточности". Именно он лежит в основе надежности всех организмов. Например,
самая большая наша артерия - аорта - выдерживает давление в 20 атмосфер, хотя
сердце даже у гипертоника не может создать даоление более 0,3 атмосферы. Или
количество тромбина (вещества, нужного для свертывания крови, чтобы рана
закрывалась сгустком) в 70 раз больше, чем надо. Таким же громадным "запасом
прочности" организм обладает и в других отношениях.
Но куда же девается эта прочность и надежность у нашего современника? Почему
он, только родившись, болеет в пять раз чаще взрослого? И как раз от тех же
перепадов температур, да еще совсем незначительных.
Дело в том, что за миллионы лет совершенствования живых организмов, кроме
"принципа функциональной избыточности", установился и другой, не менее важный
для целесообразной изменяемости, приспособляемости организма - "закон
свертывания функций за ненадобностью". Что это такое? Очень хорошо его
продемонстрировали первые длительные полеты в космос. Блестяще
подготовленные, сильные, тренированные космонавты попадали на целый месяц в
условия невесомости. Резкие движения там были не нужны, даже опасны. Им
приходилось становиться осторожными, едва шевелить руками и ногами и почти не
напрягать мышцы. Всего один месяц пробыли они в невесомости, но,
возвратившись на Землю и выбравшись из люка корабля, они... не могли даже
встать.
- Как в центрифуге, - говорили они, - земля так притягивает, что не встанешь.
И в течение месяца или полутора им пришлось "учиться ходить", как на первом
году жизни, потому что надо было не только возвратить былую силу всем мышцам,
но и восстановить работу вестибулярного аппарата. Орган равновесия тоже,
оказывается, был там не нужен - ведь в полете исчезали "верх" и "низ".
Тот же результат получили и в опыте с "моржами" - людьми, купающимися в
проруби. В течение полутора месяцев их непрерывно держали в термокомфортных
условиях: в комнате температура поддерживалась в пределах плюс 27-28
градусов, а вода при купании плюс 34 градуса. И вся их закалка исчезала - они
могли простудиться, стоя у открытой форточки.
Но такая же судьба постигает и новорожденного, если после рождения его
поместить в стерильные условия, в термостат (постоянная температура), в
тесные путы пеленок, тогда он и приспосабливается именно к этим условиям.