Страница:
Старица загадочно улыбнулась. Только когда они вышли из
лифта на третьем этаже и стали на движущуюся дорожку, она
ответила:
- Да, нам придется подумать, как поступить с этим
созданием.
- Как поступить? Что вы. имеете в виду? Секретарь
агентства новостей уже размышляла, в какой части мира будет
расти и воспитываться мальчик и кто будет ответствен за его
здоровье и развитие. То, что миссис Полли о чем-то задумалась,
не ускользнуло от внимания старицы. Секретарь уже открыла рот,
чтобы сказать что-то в микрофон, но не успела: старица,
протянув мертвенно-бледную руку, его выключила.
- Потом, барышня. Я обязательно дам вам интервью, но когда
уже будет принят,о решение. Хочу только напомнить вам, что
представлял собой мир до того, как изобрели "луч долголетия":
бесконечные войны, разграбление природных ресурсов,
преследование расовых меньшинств... Поведение, типичное для
мужского пола и для молодежи вообще! Теперь все иначе. Давайте
поэтому будем осторожны.
- Вы абсолютно правы,-^поспешила согласиться миссис
Полли.- Вы ведь имеете в виду то событие, явившееся результатом
ошибки?..
- Все случилось по воле провидения, барышня, исключительно
по воле провидения.
- Да, то обстоятельство, что... хотя на женщин "луч
долголетия" подействовал как предвидели, на мужчин он повлиял
совершенно неожиданным образом: они утратили способность
продолжать ,род. Такая была странная биологическая реакция...
Из-за этого все стало по-другому... гораздо лучше. Возрастной
состав человечества резко изменился, а когда власть перешла в
руки женщин... э-э... на планете наступил мир.
- Конечно. Все изменилось к лучшему, даже сравнить
невозможно. Что численность человечества уменьшилась в десять
раз, явление временное. Спокойствие, которое сейчас царит на
земле, это отнюдь не спокойствие смерти, о котором твердят
Враги, а периодически наступающее идеальное состояние. Вот
почему ребенок мужского пола должен быть Тщательно изучен.
- Вы... э-э... хотите сказать, что он мог бы каким-то
образом поставить под угрозу нынешнее идеальное состояние? -
спросила секретарь.
- Ну, этому мальчику пока еще. только двенадцать лет. И
ведь среди нас живет также и много мужчин, и все они хорошие
граждане, спокойные, уравновешенные. Но любому из них уже не
меньше ста лет. Что же касается нашего опыта общения с
мужчинами, не достигшими зрелости, то он совсем невелик.
Поэтому... осторожность прежде всего. Не исключено, что
внезапным появлением мальчика мы обязаны Врагам. Насколько мне
известно, за последние пятьдесят лет не родилось вообще ни
одного мальчика, и ни одного жизнеспособного - за последние сто
лет. Положение с девочками много лучше.
"Значит, она об этом знает",- подумала миссис Полли.
Миссис Хип была секретарем по организационным вопросам все
более активизирующегося Всемирного Объединения Добровольцев и
влиятельным членом Комиссии по продолжению рода человеческого.
Говорили, что раз в неделю она обязательно посещает строго
засекреченные лаборатории в пустынях Тибета, работающие над
проблемой продолжения рода, а в остальное время, не жалея сил,
призывает человечество делать все, чтобы продолжить свой род.
Ходили слухи, что у женщин старше 150 лет начинается
психическая деградация: появляются подозрительность,
Недоброжелательность, болезненные фантазии, упрямство и общее
ослабление умственных способностей. Разговоры такого рода
считались изменническими, старицы утверждали, что источник их -
где-то скрывающиеся от правосудия мужчины-бунтовщики, так
называемые Враги. Тех, кто распространял слухи, допрашивали
сами старицы, и не было никого, кто, пройдя через эти допросы,
не потерял бы рассудок. Поэтому и секретарь агентства новостей
не показывала миссис Хип, что сомневается, и молча, с
почтительным, видом ее слушала.
Другой лифт, с прозрачными стенками, доставил их в
огромный зал собраний, имевший форму амфитеатра. На возвышении
посреди зала уже сидели члены Всемирного Совета Стариц: мадам
Дюба, представительница континентальной Европы, фру Атоменьелм,
представительница Скандинавии, товарищ Мышкина,
представительница древнего Советского Союза, представительница
Азии миссис Махал, представительница Африки миссис Куду и
другие. Лица у всех у них были гладкие, хорошо ухоженные;
только по рукам, худым и бледным, было видно, что
обладательницы их принадлежат к элите мира, старицам.
Возвышение окружали представители средств информации со
своей внушительных размеров аппаратурой. В телевизионных
объективах отражались сосредоточенные лица операторов, почти
исключительно женщин; немногочисленные мужчины, тоже преклонных
лет, старались не бросаться в глаза, держались в стороне.
Присутствующие переговаривались только шепотом.
Посередине возвышения было еще одно, небольшое, и на нем
сейчас появился исследуемый объект. Секретаря агентства
новостей охватило волнение: да, именно такими были в старинных
фильмах мальчики, жившие до двухтысячного года. Худой
темноволосый озорник, загорелый, с гордой осанкой и, похоже,
рассерженный. Старицы следили за каждым его движением.
- А он красивый,- вполголоса сказала мадам Дюба.
Миссис Хип, прикрыв рукой рот, зевнула.
- Почему до сих пор не направили его мать на
психиатрическую экспертизу? - возмущенно сказала миссис Куду.-
Ведь она, подумать только, двенадцать лет скрывала, что у нее
мальчик!
- Вина отца в этом случае тоже несомненна,- заметила
миссис Хип.- Они жили в брачном союзе, как люди жили в древние
времена. Мужчина прямо говорит, что бежал в леса Заира от
"власти женщин" и прятал там сына "из жалости к нему".
- Это не имеет сейчас значения,- с некоторым раздражением
сказала фру Атоменьелм.- Оставим это, проверим лучше, способен
ли мальчик продолжать род.
- В таком возрасте? - негромко усомнилась миссис Махал.
- А что здесь особенного? - ответила ей фру Атоменьелм.- У
нас в Швеции, например, в двадцатом веке это происходило
постоянно. Хотелось бы узнать, не может ли Комиссия по
продолжению рода использовать мальчика в масштабах всего мира.
- Вот так, прямо сейчас и начать? - иронически спросила
миссис Хип.- А с результатами первых наблюдений вы знакомились?
Из них явствует, что мальчик этот агрессивное, дерзкое, опасное
существо. Только после тщательной проверки нам удастся принять
обоснованное решение.
- А может быть, чтобы мальчиков и вправду изготовляли
Враги? - спросила представительница Южной Америки, миссис Инка.
- Может! - почти выкрикнула миссис Хип. Наступило
молчание. Мальчик почесался о барьер на возвышении, где стоял.
- Насколько я понимаю,- заговорила товарищ Мышкина,-эта
так называемая "семья" (отец, мать, этот мальчик и три дочери)
жила в отдалении от других людей, в самых первобытных условиях.
Можно ли представить себе, чтобы Враги так действовали?
Миссис Хип подумала, что товарищ Мышкина обладает
некоторыми опасными качествами, по преимуществу свойственными
мужчинам. Однако ответить ей она все равно не сочла нужным.
- Ближе к делу,-сказала миссис Инка.-Давайте поговорим с
ним, сестры-старицы. Спросите, уважает ли он Женщину.
Мирового языка мальчик не знал, но для миссис Хип
оказалось возможным объясняться с ним на языке седой старины,
английском. Передатчик трехмерного телевидения перенес
изображение миссис Хип к мальчику, и изображение это, обнажив
зубы в ослепительной улыбке. Спросило:
- Ну, малыш, скажи, ты уважаешь Женщину?
- Э-э... что? - спросил мальчик.
- Уважаешь ты свою мать?
- Что?
- Любишь ты свою мать?
- Нет! - раздраженно ответил мальчик. Изображение
заколыхалось и придвинулось к мальчику почти вплотную; мальчик
задрожал, но, показывая, что не боится, плюнул в изображение
старицы. Послышались выражающие ужас восклицания женщин,.
однако престарелые мужчины тихонько захихикали себе в бороды.
Миссис Хип осталась невозмутимой.
- Не плюйся, мальчик,- продолжала она.- Ответь мне, ты
уважаешь Седину?
- Кого? - спросил мальчик.
- Возраст ты уважаешь? - рассерженно выкрикнула миссис
Инка.
- Нет!
- Только невоспитанные дети отвечают односложно, когда
кним обращаются женщины,-спокойно сказала, окидывая взглядом
зал, миссис Хип.
Мальчик стоял в углу огороженного барьером места. Сейчас
он переводил взгляд с одной стариць;
на другую и тяжело дышал.
- А ну-ка покажи нам, как красиво ты умеешь кланяться
председательнице Всемирного Совета Стариц,- вкрадчиво попросила
со своего места поодаль мадам Дюба, ласково глядя на мальчика.-
Ну, поклонись же,- тихо сказала она.
Мальчик повернул голову и уставился на мадам. Он
переступал с ноги на ногу, будто готовился кого-то лягнуть.
- Видите? - прошептала фру Атоменьелм.- Он агрессивен. Но,
с другой стороны... если подумать о продолжении рода...
- Проект продолжения рода номер сто четырнадцать уже
готов!-радостно заверещала миссис Инка.- Можете мне поверить,
для его реализации не понадобятся антисанитарные приемы
прошлого. А люди, которым предстоит рождаться отныне, будут
абсолютно свободны от каких бы то ни было дефектов. Они будут
мягкие, спокойные, красивые, умные, совершенные во всем!..
Движением руки миссис Хип Остановила ее. Хотя миссис Инка
тоже, как и она, была членом Комиссии по продолжению рода,
миссис Инка так мало в Комиссии значила, что не должна была бы
выступать с публичными заявлениями.
- Что же тогда с ним делать? - с досадой спросила фру
Атоменьелм.- Лично я никакого другого примене-ния мужчинам не
знаю.
И престарелые мужчины съежились под ее недобрым взглядом.
- На нем можно ставить научные опыты,- заметила товарищ
Мышкина.
Она протянула руку в сторону мальчика, щелкнула пальцами и
сказала:
- Хоп!
Мальчик на это никак не реагировал.
Большинством голосов Совет Стариц решил, что наблюдение
над мальчиком будет продолжено. Миссис Хип при голосовании
воздержалась.
Старицы спешили покинуть зал.
- Торопятся каждая попасть скорее на свой-континент, чтобы
дома всласть посплетничать,- пробурчал старый тележурналист,
которому отказали в разрешении взять у мальчика интервью для
программы "На экране-одинокий мужчина".
Только миссис Хип никуда не торопилась. Она не спеша
прошла в концертный зал Дворца Всемирного Совета, чтобы
поиграть, как обычно, на находившемся там органе. Появились
техники, они должны были обеспечить трансляцию ее игры через
радиоцентры мира, которые этого пожелают. Желали все. Миссис
Хип была также и Главной Покровительницей Музыки для всей
земли, и у нее было право запрещать любую музыку, которая
покажется ей неблагозвучной или возбуждающей. Она требовала,
чтобы музыка и пение были красивые, мелодичные и чтобы они
воспитывали в слушателях послушание и умиротворенность.
Секретарь агентства новостей попросила миссис Хип, прежде
чем та начнет играть, дать ей интервью. Та кивнула.
- Скажите вашим слушателям,-заговорила миссис Хип,- что
появление мальчика - одно из самых важных событий в новейшей
истории человечества.
Говоря, миссис Хип настраивала телевизионный приемник,
которым пользовалась только она. На экран вплыло лицо ее
помощницы.
- Дайте крышу, ту часть ее, где держат
мальчика,-распорядилась миссис Хип.
На экране появилось лицо мальчика, заплаканное и грязное,
но все такое же упрямое.
- Только взгляните на него,- продолжала миссис Хип,
обращаясь к секретарю агентства новостей.- По его лицу ясно
видно, что люди произошли от животных. Мы перед выбором: или
вернуться к своевольному, агрессивному человечеству,
управляемому мужчинами, то есть назад к животным, или идти
вперед, к человечеству благородному и чистому, управляемому
женщинами...
Про себя секретарь агентства новостей отметила. что миссис
Хип говорит гладко, но без воодушевления, и с отсутствующим
видом следит, не отрывая глаз от экрана, за каждым движением
мальчика. Сперва тот сидел опустив голову, но потом задвигался
и начал внимательно оглядывать все вокруг. Его держали в
довольно большой, открытой сверху клетке на краю крыши
небоскреба Дворца Всемирного Совета Стариц; внутри клетки
искусственные деревья имитировали тропический лес. Для мальчика
явно попытались создать подобие привычной ему среды. Вот он
поднялся на ноги, потом схватился за металлические прутья
решетки и смерил взглядом расстояние до ее верхнего края. Уж не
задумал ли он бежать? Никакой охраны видно не было. Мальчик
полез по решетке вверх. Секретарь агентства новостей взглянула
на миссис Хип; та говорила теперь о долге человечества,
по-прежнему наблюдая за мальчиком.
-- Неужели он убежит? - спросила, набравшись духу,
секретарь агентства новостей.
- Нет, он не убежит,- шепотом ответила миссис Хип и
продолжала говорить.
Ловкими движениями мальчик карабкался все выше. Движения и
в самом деле напоминали обезьяньи, и, как и у обезьяны, от
высоты у него не кружилась голова, хотя по ту сторону решетки
была пропасть. Смуглое тело поднималось все выше, и было видно,
как под шелковистой кожей движутся мышцы. Теперь глаза его
сияли радостью, их взгляд ни на миг не отрывался от верхней
перекладины. Он уже явно представлял себя свободным.
- ...сознания своей ответственности,-говорила миссис Хип,-
своего высокого предназначения. Мы всего лишь выполним свой
долг. Правильно это или нет, но мы...
Мальчик уже сидел на верхней перекладине и, широко
улыбаясь, смотрел вниз. Там, внизу, простирался огромный город,
столица Земли. Улыбка исчезла, ее сменило на лице мальчика
выражение растерянности... он оторвал от перекладины руку...
- Осторожно! - вырвалось у секретаря агентства новостей.
Крепко обхватив рукой угловой столб клетки, мальчик
поднялся на ноги. Пылающим взглядом посмотрел вправо, влево,
замахал рукой пролетающему мимо вертолету, а когда увидел, что
тот удаляется, погрозил ему кулаком. Миссис Хип повернула
верньер телеприемника, и на экране опять появилось лицо
помощницы.
- Действуйте как мы договорились,-сказала ей миссис Хип.
На экране снова показался мальчик, он подпрыгивал
радостно, держась за столб, и что-то кричал:
к крыше приближался большой пассажирский вертолет. Яркая
вспышка; мальчик замер и стал сгибаться, медленно-медленно - и,
согнувшийся, упал в пропасть...
Миссис Хип ничего не сказала, не изменилось и выражение ее
лица. Она выключила телеприемник и
пошла к органу, у которого ее нетерпеливо ждали техники.
Величественными движениями она сняла с пальцев кольца и
растерла запястья.
- Играю "Fur Elise", замечательную, бессмертную пьесу,
написанную в девятнадцатом веке Бетховеном,-объявила она.
Но прежде чем опустить руки на клавиши, она еще раз
повернулась к секретарю агентства новостей.
- Скажите вашим слушателям, что этот мальчик погиб от
несчастного случая, став жертвой своей собственной мужской
натуры. Нам всем повезло. Вне всякого сомнения. Добро - не в
возврате к варварству, а в... движении к звездам.
И из органа понеслись, сотрясая старый небоскреб,
гармоничные звуки бетховенской пьесы. Секретарь агентства
новостей включила свой микрофон и почти шепотом заговорила. И
почему-то сейчас ее била странная дрожь.
Источник: журнал "Вокруг света"
QMS, Fine Reader 4.0 pro
MS Word 97, Win 95
Новиков Василий Иванович
вторник 1 Сентября 1998
Днем они всегда спали. К рассвету расходились по домам, и
когда над расплывающимися валами соли всходило солнце,
спасающие от зноя ставни были уже плотно закрыты и из домиков
не доносилось ни единого Звука. Большинство жителей поселка
были люди преклонного возраста, они быстро засыпали в своих
жилищах, но Грейнджер, с его беспокойным умом и одним
единственным легким, после полудня часто просыпался и уже
больше не засыпал-лежал и пытался, сам не зная зачем, читать
старые бортовые журналы (Холлидей извлекал их для него из-под
обломков упавших космических платформ), между тем как сделанные
из металла стены его домика гудели и время от времени
полязгивали.
К шести часам вечера зной начинал отступать через поросшие
ламинариями равнины на юг, и кондиционеры в спальнях один за
другим автоматически выключались. Поселок медленно возвращался
к жизни, окна открывались, чтобы впустить прохладный воздух
вечерних сумерек, и Грейнджер, как всегда, отправился
завтракать в бар "Нептун", по пути поворачивая голову то
вправо, то влево и вежливо снимая темные очки, чтобы
приветствовать престарелые - пары, сидевшие в тени на крылечках
и разглядывавшие другие пары, на другой стороне улицы.
Холлидей, в пяти милях к северу, в пустом отеле, обычно
проводил в постели еще час, слушая, как поют и свистят,
постепенно охлаждаясь, башни кораллов, сверкающие вдалеке, как
белые пагоды. В двадцати милях от себя он видел симметричную
гору: это Гамильтон, ближайший из Бермудских островов, возносил
с высохшего дна океана к небу свой срезанный верх, и в лучах
заката была видна каемка белого песка - словно полоса пены,
которую оставил, уходя, океан.
Холлидей и вообще-то не очень любил ездить в поселок, а
ехать сегодня ему хотелось даже меньше обычного. Дело не только
в том, что Грейнджер будет сидеть в своей всегдашней кабинке в
"Нептуне" и потчевать неизменным пойлом из юмора и нравоучений
(фактически это был единственный человек, с которым Холлидей
мог общаться, и собственная зависимость от старшего неизбежным
образом стала его раздражать), дело еще в том, что тогда
состоится последняя беседа с чиновником из управления эмиграции
и придется принять решение, которое определит все его будущее.
В каком-то смысле выбор был. уже сделан - Буллен,
чиновник, понял это, еще когда приезжал месяц назад. Никаких
особых умений, черт характера или способностей к руководству,
которые могли бы оказаться полезными на новых мирах, у Холлидея
не было, и поэтому особенно уговаривать его Буллен не стал.
Однако чиновник обратил его внимание на один небольшой, но
существенный факт, который стал для Холлидея предметом
серьезных размышлений на весь последовавший месяц.
"Не забывайте, Холлидей,- предупредил его тогда Буллен в
конце беседы, происходившей в задней комнате домика шерифа,-
средний возраст жителей вашего поселка перевалил за шестьдесят.
Вполне может оказаться, что лет через десять уже не будет
никого, кроме вас с Грейнджером, а если сдаст его легкое, вы
останетесь один".
Он замолчал, чтобы дать время Холлидею хорошо это себе
представить, а потом тихо добавил: "Молодежь отправляется
следующим рейсом-оба мальчишки Мерриуэзеров и Том Джуранда
(скатертью дорога балбесу, подумал Холлидей, ну, не завидую
тебе, планета Марс),- понимаете вы, что останетесь здесь
единственным, кому еще нет пятидесяти?"
"Кейти Саммерс тоже остается",- быстро возразил тогда
Холлидей; внезапно ему представились белое платье из органди,
длинные, соломенного цвета волосы, и видение это придало ему
смелости.
Чиновник скользнул взглядом по списку заявлений об
эмиграции и неохотно кивнул.
"Это правда, но ведь она ухаживает за своей больной
бабушкой. Когда старушка умрет, Кейти поминай как звали. Что ее
тогда может здесь удержать?"
"Ничего",- машинально согласился Холлидей.
Да, теперь ничего. Долгое время он заблуждался на этот
счет, думал: что-то может. Кейти столько же, сколько и ему,
двадцать два, и она, если не считать Грейиджера, казалась
единственным человеком, который понимает его решимость остаться
на позабытой Земле и нести на ней вахту. Но бабушка умерла
через три дня после отъезда чиновника, и на следующий же день
Кейти начала упаковывать вещи. Наверно, какое-то помрачение
разума побуждало Холлидея до этого думать, что она останется, и
теперь его тревожила мысль, что, быть может, так же ложны и все
его представления о себе.
Выбравшись из гамака, он вышел на плоскую крышу и стал
смотреть, как фосфоресцируют на грядах дюн, уходящих вдаль,
частицы других веществ, выпавших вместе с солью в осадок. Он
жил в фешенебельной квартире на крыше этого десятиэтажного
отеля, в единственном здании - защищенном от жары месте, но
отель неумолимо опускался в океанское дно, и от этого в несущих
стенах появились широкие трещины, которые, вскоре должны были
достигнуть верха. Первый этаж уже ушел в паву совсем. Ко
времени, когда опустится следующий (месяцев через шесть, самое
большее), ему придется покинуть старый курорт Айдл-Энд, а это
значит, что предстоит жить в одном домике с Грейнджером.
Примерно в миле раздалось жужжание мотора. Сквозь сумерки
Холлидей увидел, как к отелю, местному ориентиру, плывет по
воздуху, неутомимо вращая лопастями винта, вертолет чиновника
из управления эмиграции; потом, поняв, где находится, Буллен
взял курс на поселок,- там была посадочная полоса.
Уже восемь часов; отметил про себя Холлидей. Беседа
назначена на восемь тридцать утра. Буллен переночует у шерифа,
выполнит другие свои обязанности в своем качестве мирового
Судьи и регистратора актов гражданского состояния, а потом,
после встречи с Холлидеем, отправится дальше. Ближайшие
двенадцать часов Холлидей свободен, у него еще есть возможность
принять окончательное решение (или, точнее, такового не
принимать), но когда. они истекут, ему придется сделать выбор,
и назад дороги уже не будет. Это последний прилет чиновника,
его последнее путешествие по кольцу опустевших поселений, от
Святой Елены к Азорским островам, от них - к Бермудам, а оттуда
- к Канарским островам, где находится самая большая во всей
бывшей Атлантике. площадка для запуска космических паромов. Из
крупных космических паромов еще держались на своих орбитах и
оставались управляемыми только два; остальные (их были сотни)
все падали и падали с неба; и если наконец сойдут с орбит и те
два парома, Землю можно считать покинутой людьми. Тогда
единственными, кого еще, может быть, подберут, будут несколько
связистов.
На пути в поселок Холлидею пришлось два раза опускать
противосолевой щит, закрепленный на переднем бампере его джипа,
и счищать с дороги, сделанной из проволоки, соль, натекшую за
послеполуденные часы. По обеим сторонам дороги высились
мутирующие ламинарии, похожие на огромные кактусы (радиоизотопы
фосфора ускоряли генетическую перестройку); на темных грядах
соли словно вырастали белые лунные сады. Но вид надвигающейся
пустыни только усиливал желание Холлидея остаться на Земле.
Большую часть тех ночей, когда он не спорил с Грейнджером в
"Нептуне", Холлидей проводил, разъезжая по океанскому дну,
взбираясь на упавшие космические платформы или блуждая вместе с
Кейти Саммерс по ламинариевым лесам. Иногда удавалось уговорить
Грейнджера пойти с ними тоже - Холлидей надеялся, что знания
старшего по возрасту (когда-то Грейнджер был морским биологом)
помогут ему лучше разобраться во флоре океанского дна; однако
настоящее дно было теперь похоронено под бесконечными холмами
соли, и с тем же успехом можно было бы искать его под песками
Сахары.
Когда Холлидей вошел в "Нептун" (бар с низкими потолками и
с интерьером, где преобладали кремовые тона и блеск
хромированного металла; заведение стояло у начала взлетной
полосы и прежде служило своего рода залом ожидания для
транзитных пассажиров - тогда к Канарским островам летели
тысячи эмигрантов из Южного полушария), Грейнджер окликнул его
и постучал палкой по окну, за которым, ярдах в пятидесяти, на
бетонированной площадке перед ангаром, маячил темный силуэт
вертолета.
- Да знаю я,- сказал почти брюзгливо Холлидей,
подсаживаясь к нему со стаканом.-Не мечите икру, я видел, что
он летит.
Грейнджер растянул рот в улыбке. Исполненное твердой
решимости лицо Холлидея, на которое падали пряди непослушных
русых волос, и его чувство полной личной ответственности за
происходящее всегда забавляли Грейнджера.
- Не мечите икру вы сами,- сказал он, поправляя наплечную
подушечку под гавайской рубашкой с той стороны, где у него не
было легкого (он лишился его, ныряя без маски, лет за тридцать
до того).- Ведь не я на следующей неделе лечу на Марс.
Холлидей смотрел в стакан.
-И не я.
Он оторвал глаза от стакана и посмотрел в угрюмое, с
застывшей гримасой недовольства лицо Грейнджера, потом сказал,
иронически улыбнувшись:
- Будто не знали?
Грейнджер захохотал и застучал палкой по окну, теперь
словно подавая вертолету знак к отбытию.
- Нет, серьезно, вы не летите? Решили твердо?
- И нет и да. Я не решил еще, и в то же время я не лечу.
Улавливаете разницу?
- Вполне, доктор Шопенгауэр. Грейнджер снова заулыбался.
Потом резко отодвинул стакан.
- Знаете, Холлидей, ваша беда в том, что вы относитесь к
себе слишком серьезно. Если бы вы знали, до чего вы смешны.
- Смешон? Почему? - вскинулся Холлидей.
- Какое значение имеет, решили вы или нет? Сейчас важно
одно: собраться с духом, махнуть к Канарским островам и - в
голубой простор! Ну зачем, скажите на милость, вы остаетесь?
Земля скончалась и погребена. У нее больше нет ни прошлого, ни
настоящего, ни будущего. Неужели вы не чувствуете никакой
ответственности за вашу собственную биологическую судьбу?
- Ой, хоть от этого избавьте!
лифта на третьем этаже и стали на движущуюся дорожку, она
ответила:
- Да, нам придется подумать, как поступить с этим
созданием.
- Как поступить? Что вы. имеете в виду? Секретарь
агентства новостей уже размышляла, в какой части мира будет
расти и воспитываться мальчик и кто будет ответствен за его
здоровье и развитие. То, что миссис Полли о чем-то задумалась,
не ускользнуло от внимания старицы. Секретарь уже открыла рот,
чтобы сказать что-то в микрофон, но не успела: старица,
протянув мертвенно-бледную руку, его выключила.
- Потом, барышня. Я обязательно дам вам интервью, но когда
уже будет принят,о решение. Хочу только напомнить вам, что
представлял собой мир до того, как изобрели "луч долголетия":
бесконечные войны, разграбление природных ресурсов,
преследование расовых меньшинств... Поведение, типичное для
мужского пола и для молодежи вообще! Теперь все иначе. Давайте
поэтому будем осторожны.
- Вы абсолютно правы,-^поспешила согласиться миссис
Полли.- Вы ведь имеете в виду то событие, явившееся результатом
ошибки?..
- Все случилось по воле провидения, барышня, исключительно
по воле провидения.
- Да, то обстоятельство, что... хотя на женщин "луч
долголетия" подействовал как предвидели, на мужчин он повлиял
совершенно неожиданным образом: они утратили способность
продолжать ,род. Такая была странная биологическая реакция...
Из-за этого все стало по-другому... гораздо лучше. Возрастной
состав человечества резко изменился, а когда власть перешла в
руки женщин... э-э... на планете наступил мир.
- Конечно. Все изменилось к лучшему, даже сравнить
невозможно. Что численность человечества уменьшилась в десять
раз, явление временное. Спокойствие, которое сейчас царит на
земле, это отнюдь не спокойствие смерти, о котором твердят
Враги, а периодически наступающее идеальное состояние. Вот
почему ребенок мужского пола должен быть Тщательно изучен.
- Вы... э-э... хотите сказать, что он мог бы каким-то
образом поставить под угрозу нынешнее идеальное состояние? -
спросила секретарь.
- Ну, этому мальчику пока еще. только двенадцать лет. И
ведь среди нас живет также и много мужчин, и все они хорошие
граждане, спокойные, уравновешенные. Но любому из них уже не
меньше ста лет. Что же касается нашего опыта общения с
мужчинами, не достигшими зрелости, то он совсем невелик.
Поэтому... осторожность прежде всего. Не исключено, что
внезапным появлением мальчика мы обязаны Врагам. Насколько мне
известно, за последние пятьдесят лет не родилось вообще ни
одного мальчика, и ни одного жизнеспособного - за последние сто
лет. Положение с девочками много лучше.
"Значит, она об этом знает",- подумала миссис Полли.
Миссис Хип была секретарем по организационным вопросам все
более активизирующегося Всемирного Объединения Добровольцев и
влиятельным членом Комиссии по продолжению рода человеческого.
Говорили, что раз в неделю она обязательно посещает строго
засекреченные лаборатории в пустынях Тибета, работающие над
проблемой продолжения рода, а в остальное время, не жалея сил,
призывает человечество делать все, чтобы продолжить свой род.
Ходили слухи, что у женщин старше 150 лет начинается
психическая деградация: появляются подозрительность,
Недоброжелательность, болезненные фантазии, упрямство и общее
ослабление умственных способностей. Разговоры такого рода
считались изменническими, старицы утверждали, что источник их -
где-то скрывающиеся от правосудия мужчины-бунтовщики, так
называемые Враги. Тех, кто распространял слухи, допрашивали
сами старицы, и не было никого, кто, пройдя через эти допросы,
не потерял бы рассудок. Поэтому и секретарь агентства новостей
не показывала миссис Хип, что сомневается, и молча, с
почтительным, видом ее слушала.
Другой лифт, с прозрачными стенками, доставил их в
огромный зал собраний, имевший форму амфитеатра. На возвышении
посреди зала уже сидели члены Всемирного Совета Стариц: мадам
Дюба, представительница континентальной Европы, фру Атоменьелм,
представительница Скандинавии, товарищ Мышкина,
представительница древнего Советского Союза, представительница
Азии миссис Махал, представительница Африки миссис Куду и
другие. Лица у всех у них были гладкие, хорошо ухоженные;
только по рукам, худым и бледным, было видно, что
обладательницы их принадлежат к элите мира, старицам.
Возвышение окружали представители средств информации со
своей внушительных размеров аппаратурой. В телевизионных
объективах отражались сосредоточенные лица операторов, почти
исключительно женщин; немногочисленные мужчины, тоже преклонных
лет, старались не бросаться в глаза, держались в стороне.
Присутствующие переговаривались только шепотом.
Посередине возвышения было еще одно, небольшое, и на нем
сейчас появился исследуемый объект. Секретаря агентства
новостей охватило волнение: да, именно такими были в старинных
фильмах мальчики, жившие до двухтысячного года. Худой
темноволосый озорник, загорелый, с гордой осанкой и, похоже,
рассерженный. Старицы следили за каждым его движением.
- А он красивый,- вполголоса сказала мадам Дюба.
Миссис Хип, прикрыв рукой рот, зевнула.
- Почему до сих пор не направили его мать на
психиатрическую экспертизу? - возмущенно сказала миссис Куду.-
Ведь она, подумать только, двенадцать лет скрывала, что у нее
мальчик!
- Вина отца в этом случае тоже несомненна,- заметила
миссис Хип.- Они жили в брачном союзе, как люди жили в древние
времена. Мужчина прямо говорит, что бежал в леса Заира от
"власти женщин" и прятал там сына "из жалости к нему".
- Это не имеет сейчас значения,- с некоторым раздражением
сказала фру Атоменьелм.- Оставим это, проверим лучше, способен
ли мальчик продолжать род.
- В таком возрасте? - негромко усомнилась миссис Махал.
- А что здесь особенного? - ответила ей фру Атоменьелм.- У
нас в Швеции, например, в двадцатом веке это происходило
постоянно. Хотелось бы узнать, не может ли Комиссия по
продолжению рода использовать мальчика в масштабах всего мира.
- Вот так, прямо сейчас и начать? - иронически спросила
миссис Хип.- А с результатами первых наблюдений вы знакомились?
Из них явствует, что мальчик этот агрессивное, дерзкое, опасное
существо. Только после тщательной проверки нам удастся принять
обоснованное решение.
- А может быть, чтобы мальчиков и вправду изготовляли
Враги? - спросила представительница Южной Америки, миссис Инка.
- Может! - почти выкрикнула миссис Хип. Наступило
молчание. Мальчик почесался о барьер на возвышении, где стоял.
- Насколько я понимаю,- заговорила товарищ Мышкина,-эта
так называемая "семья" (отец, мать, этот мальчик и три дочери)
жила в отдалении от других людей, в самых первобытных условиях.
Можно ли представить себе, чтобы Враги так действовали?
Миссис Хип подумала, что товарищ Мышкина обладает
некоторыми опасными качествами, по преимуществу свойственными
мужчинам. Однако ответить ей она все равно не сочла нужным.
- Ближе к делу,-сказала миссис Инка.-Давайте поговорим с
ним, сестры-старицы. Спросите, уважает ли он Женщину.
Мирового языка мальчик не знал, но для миссис Хип
оказалось возможным объясняться с ним на языке седой старины,
английском. Передатчик трехмерного телевидения перенес
изображение миссис Хип к мальчику, и изображение это, обнажив
зубы в ослепительной улыбке. Спросило:
- Ну, малыш, скажи, ты уважаешь Женщину?
- Э-э... что? - спросил мальчик.
- Уважаешь ты свою мать?
- Что?
- Любишь ты свою мать?
- Нет! - раздраженно ответил мальчик. Изображение
заколыхалось и придвинулось к мальчику почти вплотную; мальчик
задрожал, но, показывая, что не боится, плюнул в изображение
старицы. Послышались выражающие ужас восклицания женщин,.
однако престарелые мужчины тихонько захихикали себе в бороды.
Миссис Хип осталась невозмутимой.
- Не плюйся, мальчик,- продолжала она.- Ответь мне, ты
уважаешь Седину?
- Кого? - спросил мальчик.
- Возраст ты уважаешь? - рассерженно выкрикнула миссис
Инка.
- Нет!
- Только невоспитанные дети отвечают односложно, когда
кним обращаются женщины,-спокойно сказала, окидывая взглядом
зал, миссис Хип.
Мальчик стоял в углу огороженного барьером места. Сейчас
он переводил взгляд с одной стариць;
на другую и тяжело дышал.
- А ну-ка покажи нам, как красиво ты умеешь кланяться
председательнице Всемирного Совета Стариц,- вкрадчиво попросила
со своего места поодаль мадам Дюба, ласково глядя на мальчика.-
Ну, поклонись же,- тихо сказала она.
Мальчик повернул голову и уставился на мадам. Он
переступал с ноги на ногу, будто готовился кого-то лягнуть.
- Видите? - прошептала фру Атоменьелм.- Он агрессивен. Но,
с другой стороны... если подумать о продолжении рода...
- Проект продолжения рода номер сто четырнадцать уже
готов!-радостно заверещала миссис Инка.- Можете мне поверить,
для его реализации не понадобятся антисанитарные приемы
прошлого. А люди, которым предстоит рождаться отныне, будут
абсолютно свободны от каких бы то ни было дефектов. Они будут
мягкие, спокойные, красивые, умные, совершенные во всем!..
Движением руки миссис Хип Остановила ее. Хотя миссис Инка
тоже, как и она, была членом Комиссии по продолжению рода,
миссис Инка так мало в Комиссии значила, что не должна была бы
выступать с публичными заявлениями.
- Что же тогда с ним делать? - с досадой спросила фру
Атоменьелм.- Лично я никакого другого примене-ния мужчинам не
знаю.
И престарелые мужчины съежились под ее недобрым взглядом.
- На нем можно ставить научные опыты,- заметила товарищ
Мышкина.
Она протянула руку в сторону мальчика, щелкнула пальцами и
сказала:
- Хоп!
Мальчик на это никак не реагировал.
Большинством голосов Совет Стариц решил, что наблюдение
над мальчиком будет продолжено. Миссис Хип при голосовании
воздержалась.
Старицы спешили покинуть зал.
- Торопятся каждая попасть скорее на свой-континент, чтобы
дома всласть посплетничать,- пробурчал старый тележурналист,
которому отказали в разрешении взять у мальчика интервью для
программы "На экране-одинокий мужчина".
Только миссис Хип никуда не торопилась. Она не спеша
прошла в концертный зал Дворца Всемирного Совета, чтобы
поиграть, как обычно, на находившемся там органе. Появились
техники, они должны были обеспечить трансляцию ее игры через
радиоцентры мира, которые этого пожелают. Желали все. Миссис
Хип была также и Главной Покровительницей Музыки для всей
земли, и у нее было право запрещать любую музыку, которая
покажется ей неблагозвучной или возбуждающей. Она требовала,
чтобы музыка и пение были красивые, мелодичные и чтобы они
воспитывали в слушателях послушание и умиротворенность.
Секретарь агентства новостей попросила миссис Хип, прежде
чем та начнет играть, дать ей интервью. Та кивнула.
- Скажите вашим слушателям,-заговорила миссис Хип,- что
появление мальчика - одно из самых важных событий в новейшей
истории человечества.
Говоря, миссис Хип настраивала телевизионный приемник,
которым пользовалась только она. На экран вплыло лицо ее
помощницы.
- Дайте крышу, ту часть ее, где держат
мальчика,-распорядилась миссис Хип.
На экране появилось лицо мальчика, заплаканное и грязное,
но все такое же упрямое.
- Только взгляните на него,- продолжала миссис Хип,
обращаясь к секретарю агентства новостей.- По его лицу ясно
видно, что люди произошли от животных. Мы перед выбором: или
вернуться к своевольному, агрессивному человечеству,
управляемому мужчинами, то есть назад к животным, или идти
вперед, к человечеству благородному и чистому, управляемому
женщинами...
Про себя секретарь агентства новостей отметила. что миссис
Хип говорит гладко, но без воодушевления, и с отсутствующим
видом следит, не отрывая глаз от экрана, за каждым движением
мальчика. Сперва тот сидел опустив голову, но потом задвигался
и начал внимательно оглядывать все вокруг. Его держали в
довольно большой, открытой сверху клетке на краю крыши
небоскреба Дворца Всемирного Совета Стариц; внутри клетки
искусственные деревья имитировали тропический лес. Для мальчика
явно попытались создать подобие привычной ему среды. Вот он
поднялся на ноги, потом схватился за металлические прутья
решетки и смерил взглядом расстояние до ее верхнего края. Уж не
задумал ли он бежать? Никакой охраны видно не было. Мальчик
полез по решетке вверх. Секретарь агентства новостей взглянула
на миссис Хип; та говорила теперь о долге человечества,
по-прежнему наблюдая за мальчиком.
-- Неужели он убежит? - спросила, набравшись духу,
секретарь агентства новостей.
- Нет, он не убежит,- шепотом ответила миссис Хип и
продолжала говорить.
Ловкими движениями мальчик карабкался все выше. Движения и
в самом деле напоминали обезьяньи, и, как и у обезьяны, от
высоты у него не кружилась голова, хотя по ту сторону решетки
была пропасть. Смуглое тело поднималось все выше, и было видно,
как под шелковистой кожей движутся мышцы. Теперь глаза его
сияли радостью, их взгляд ни на миг не отрывался от верхней
перекладины. Он уже явно представлял себя свободным.
- ...сознания своей ответственности,-говорила миссис Хип,-
своего высокого предназначения. Мы всего лишь выполним свой
долг. Правильно это или нет, но мы...
Мальчик уже сидел на верхней перекладине и, широко
улыбаясь, смотрел вниз. Там, внизу, простирался огромный город,
столица Земли. Улыбка исчезла, ее сменило на лице мальчика
выражение растерянности... он оторвал от перекладины руку...
- Осторожно! - вырвалось у секретаря агентства новостей.
Крепко обхватив рукой угловой столб клетки, мальчик
поднялся на ноги. Пылающим взглядом посмотрел вправо, влево,
замахал рукой пролетающему мимо вертолету, а когда увидел, что
тот удаляется, погрозил ему кулаком. Миссис Хип повернула
верньер телеприемника, и на экране опять появилось лицо
помощницы.
- Действуйте как мы договорились,-сказала ей миссис Хип.
На экране снова показался мальчик, он подпрыгивал
радостно, держась за столб, и что-то кричал:
к крыше приближался большой пассажирский вертолет. Яркая
вспышка; мальчик замер и стал сгибаться, медленно-медленно - и,
согнувшийся, упал в пропасть...
Миссис Хип ничего не сказала, не изменилось и выражение ее
лица. Она выключила телеприемник и
пошла к органу, у которого ее нетерпеливо ждали техники.
Величественными движениями она сняла с пальцев кольца и
растерла запястья.
- Играю "Fur Elise", замечательную, бессмертную пьесу,
написанную в девятнадцатом веке Бетховеном,-объявила она.
Но прежде чем опустить руки на клавиши, она еще раз
повернулась к секретарю агентства новостей.
- Скажите вашим слушателям, что этот мальчик погиб от
несчастного случая, став жертвой своей собственной мужской
натуры. Нам всем повезло. Вне всякого сомнения. Добро - не в
возврате к варварству, а в... движении к звездам.
И из органа понеслись, сотрясая старый небоскреб,
гармоничные звуки бетховенской пьесы. Секретарь агентства
новостей включила свой микрофон и почти шепотом заговорила. И
почему-то сейчас ее била странная дрожь.
Источник: журнал "Вокруг света"
QMS, Fine Reader 4.0 pro
MS Word 97, Win 95
Новиков Василий Иванович
вторник 1 Сентября 1998
Днем они всегда спали. К рассвету расходились по домам, и
когда над расплывающимися валами соли всходило солнце,
спасающие от зноя ставни были уже плотно закрыты и из домиков
не доносилось ни единого Звука. Большинство жителей поселка
были люди преклонного возраста, они быстро засыпали в своих
жилищах, но Грейнджер, с его беспокойным умом и одним
единственным легким, после полудня часто просыпался и уже
больше не засыпал-лежал и пытался, сам не зная зачем, читать
старые бортовые журналы (Холлидей извлекал их для него из-под
обломков упавших космических платформ), между тем как сделанные
из металла стены его домика гудели и время от времени
полязгивали.
К шести часам вечера зной начинал отступать через поросшие
ламинариями равнины на юг, и кондиционеры в спальнях один за
другим автоматически выключались. Поселок медленно возвращался
к жизни, окна открывались, чтобы впустить прохладный воздух
вечерних сумерек, и Грейнджер, как всегда, отправился
завтракать в бар "Нептун", по пути поворачивая голову то
вправо, то влево и вежливо снимая темные очки, чтобы
приветствовать престарелые - пары, сидевшие в тени на крылечках
и разглядывавшие другие пары, на другой стороне улицы.
Холлидей, в пяти милях к северу, в пустом отеле, обычно
проводил в постели еще час, слушая, как поют и свистят,
постепенно охлаждаясь, башни кораллов, сверкающие вдалеке, как
белые пагоды. В двадцати милях от себя он видел симметричную
гору: это Гамильтон, ближайший из Бермудских островов, возносил
с высохшего дна океана к небу свой срезанный верх, и в лучах
заката была видна каемка белого песка - словно полоса пены,
которую оставил, уходя, океан.
Холлидей и вообще-то не очень любил ездить в поселок, а
ехать сегодня ему хотелось даже меньше обычного. Дело не только
в том, что Грейнджер будет сидеть в своей всегдашней кабинке в
"Нептуне" и потчевать неизменным пойлом из юмора и нравоучений
(фактически это был единственный человек, с которым Холлидей
мог общаться, и собственная зависимость от старшего неизбежным
образом стала его раздражать), дело еще в том, что тогда
состоится последняя беседа с чиновником из управления эмиграции
и придется принять решение, которое определит все его будущее.
В каком-то смысле выбор был. уже сделан - Буллен,
чиновник, понял это, еще когда приезжал месяц назад. Никаких
особых умений, черт характера или способностей к руководству,
которые могли бы оказаться полезными на новых мирах, у Холлидея
не было, и поэтому особенно уговаривать его Буллен не стал.
Однако чиновник обратил его внимание на один небольшой, но
существенный факт, который стал для Холлидея предметом
серьезных размышлений на весь последовавший месяц.
"Не забывайте, Холлидей,- предупредил его тогда Буллен в
конце беседы, происходившей в задней комнате домика шерифа,-
средний возраст жителей вашего поселка перевалил за шестьдесят.
Вполне может оказаться, что лет через десять уже не будет
никого, кроме вас с Грейнджером, а если сдаст его легкое, вы
останетесь один".
Он замолчал, чтобы дать время Холлидею хорошо это себе
представить, а потом тихо добавил: "Молодежь отправляется
следующим рейсом-оба мальчишки Мерриуэзеров и Том Джуранда
(скатертью дорога балбесу, подумал Холлидей, ну, не завидую
тебе, планета Марс),- понимаете вы, что останетесь здесь
единственным, кому еще нет пятидесяти?"
"Кейти Саммерс тоже остается",- быстро возразил тогда
Холлидей; внезапно ему представились белое платье из органди,
длинные, соломенного цвета волосы, и видение это придало ему
смелости.
Чиновник скользнул взглядом по списку заявлений об
эмиграции и неохотно кивнул.
"Это правда, но ведь она ухаживает за своей больной
бабушкой. Когда старушка умрет, Кейти поминай как звали. Что ее
тогда может здесь удержать?"
"Ничего",- машинально согласился Холлидей.
Да, теперь ничего. Долгое время он заблуждался на этот
счет, думал: что-то может. Кейти столько же, сколько и ему,
двадцать два, и она, если не считать Грейиджера, казалась
единственным человеком, который понимает его решимость остаться
на позабытой Земле и нести на ней вахту. Но бабушка умерла
через три дня после отъезда чиновника, и на следующий же день
Кейти начала упаковывать вещи. Наверно, какое-то помрачение
разума побуждало Холлидея до этого думать, что она останется, и
теперь его тревожила мысль, что, быть может, так же ложны и все
его представления о себе.
Выбравшись из гамака, он вышел на плоскую крышу и стал
смотреть, как фосфоресцируют на грядах дюн, уходящих вдаль,
частицы других веществ, выпавших вместе с солью в осадок. Он
жил в фешенебельной квартире на крыше этого десятиэтажного
отеля, в единственном здании - защищенном от жары месте, но
отель неумолимо опускался в океанское дно, и от этого в несущих
стенах появились широкие трещины, которые, вскоре должны были
достигнуть верха. Первый этаж уже ушел в паву совсем. Ко
времени, когда опустится следующий (месяцев через шесть, самое
большее), ему придется покинуть старый курорт Айдл-Энд, а это
значит, что предстоит жить в одном домике с Грейнджером.
Примерно в миле раздалось жужжание мотора. Сквозь сумерки
Холлидей увидел, как к отелю, местному ориентиру, плывет по
воздуху, неутомимо вращая лопастями винта, вертолет чиновника
из управления эмиграции; потом, поняв, где находится, Буллен
взял курс на поселок,- там была посадочная полоса.
Уже восемь часов; отметил про себя Холлидей. Беседа
назначена на восемь тридцать утра. Буллен переночует у шерифа,
выполнит другие свои обязанности в своем качестве мирового
Судьи и регистратора актов гражданского состояния, а потом,
после встречи с Холлидеем, отправится дальше. Ближайшие
двенадцать часов Холлидей свободен, у него еще есть возможность
принять окончательное решение (или, точнее, такового не
принимать), но когда. они истекут, ему придется сделать выбор,
и назад дороги уже не будет. Это последний прилет чиновника,
его последнее путешествие по кольцу опустевших поселений, от
Святой Елены к Азорским островам, от них - к Бермудам, а оттуда
- к Канарским островам, где находится самая большая во всей
бывшей Атлантике. площадка для запуска космических паромов. Из
крупных космических паромов еще держались на своих орбитах и
оставались управляемыми только два; остальные (их были сотни)
все падали и падали с неба; и если наконец сойдут с орбит и те
два парома, Землю можно считать покинутой людьми. Тогда
единственными, кого еще, может быть, подберут, будут несколько
связистов.
На пути в поселок Холлидею пришлось два раза опускать
противосолевой щит, закрепленный на переднем бампере его джипа,
и счищать с дороги, сделанной из проволоки, соль, натекшую за
послеполуденные часы. По обеим сторонам дороги высились
мутирующие ламинарии, похожие на огромные кактусы (радиоизотопы
фосфора ускоряли генетическую перестройку); на темных грядах
соли словно вырастали белые лунные сады. Но вид надвигающейся
пустыни только усиливал желание Холлидея остаться на Земле.
Большую часть тех ночей, когда он не спорил с Грейнджером в
"Нептуне", Холлидей проводил, разъезжая по океанскому дну,
взбираясь на упавшие космические платформы или блуждая вместе с
Кейти Саммерс по ламинариевым лесам. Иногда удавалось уговорить
Грейнджера пойти с ними тоже - Холлидей надеялся, что знания
старшего по возрасту (когда-то Грейнджер был морским биологом)
помогут ему лучше разобраться во флоре океанского дна; однако
настоящее дно было теперь похоронено под бесконечными холмами
соли, и с тем же успехом можно было бы искать его под песками
Сахары.
Когда Холлидей вошел в "Нептун" (бар с низкими потолками и
с интерьером, где преобладали кремовые тона и блеск
хромированного металла; заведение стояло у начала взлетной
полосы и прежде служило своего рода залом ожидания для
транзитных пассажиров - тогда к Канарским островам летели
тысячи эмигрантов из Южного полушария), Грейнджер окликнул его
и постучал палкой по окну, за которым, ярдах в пятидесяти, на
бетонированной площадке перед ангаром, маячил темный силуэт
вертолета.
- Да знаю я,- сказал почти брюзгливо Холлидей,
подсаживаясь к нему со стаканом.-Не мечите икру, я видел, что
он летит.
Грейнджер растянул рот в улыбке. Исполненное твердой
решимости лицо Холлидея, на которое падали пряди непослушных
русых волос, и его чувство полной личной ответственности за
происходящее всегда забавляли Грейнджера.
- Не мечите икру вы сами,- сказал он, поправляя наплечную
подушечку под гавайской рубашкой с той стороны, где у него не
было легкого (он лишился его, ныряя без маски, лет за тридцать
до того).- Ведь не я на следующей неделе лечу на Марс.
Холлидей смотрел в стакан.
-И не я.
Он оторвал глаза от стакана и посмотрел в угрюмое, с
застывшей гримасой недовольства лицо Грейнджера, потом сказал,
иронически улыбнувшись:
- Будто не знали?
Грейнджер захохотал и застучал палкой по окну, теперь
словно подавая вертолету знак к отбытию.
- Нет, серьезно, вы не летите? Решили твердо?
- И нет и да. Я не решил еще, и в то же время я не лечу.
Улавливаете разницу?
- Вполне, доктор Шопенгауэр. Грейнджер снова заулыбался.
Потом резко отодвинул стакан.
- Знаете, Холлидей, ваша беда в том, что вы относитесь к
себе слишком серьезно. Если бы вы знали, до чего вы смешны.
- Смешон? Почему? - вскинулся Холлидей.
- Какое значение имеет, решили вы или нет? Сейчас важно
одно: собраться с духом, махнуть к Канарским островам и - в
голубой простор! Ну зачем, скажите на милость, вы остаетесь?
Земля скончалась и погребена. У нее больше нет ни прошлого, ни
настоящего, ни будущего. Неужели вы не чувствуете никакой
ответственности за вашу собственную биологическую судьбу?
- Ой, хоть от этого избавьте!