Страница:
сам принимал участие в этом. - К тому же наши соседи с Ткори, как
выяснилось, давно уже положили глаз на Солнечную систему и начали
бурно здесь внедряться. Совету это показалось обидным.
- Опять Ткори, - Кирилл начал мерить кухню шагами от двери к окну,
и кошка в ужасе забилась под стол. - У нас ведь существует конвенция.
По ней ни Земля, ни вся Солнечная система не могут быть объявлены
сферой чьих-то интересов. В конце концов, и для Ткори Земля является
резервацией для неблагонадежных.
- Да, конечно, - согласился Михаил. - Но Альворадо вам завтра все
расскажет лучше. Он - с Ткори.
Полночи Кирилл не спал, ворочаясь на неудобной хозяйской
раскладушке, а когда проснулся, то мутный свет февральского утра уже
заполз в комнату, на кухне слышался шум зажженной газовой горелки, а
из ванной доносился плеск воды - Михаил умывался.
За вечер было переговорено столько, что осмыслить услышанное Кирилл
не мог и сейчас.
Михаил оказался осведомлен куда лучше Кирилла о том, что происходит
не только на Денте, но и на Земле. Оказывается, пока Куликов мирно
корпел в своей редакции, совершались события, которые впрямую касались
судьбы каждого из очутившихся здесь не по своей воле.
Альворадо должен был прибыть в два часа, и ожидание ушло на новые
разговоры. Поверить в происходящее было трудно.
Михаил, он же космический разведчик Лерн, был так же, как и Кирилл,
приговорен Координационным Советом к вечной высылке. Но в отличие от
Кирилла, попав на Землю, он знал, что будет делать.
Еще на Денте он начал писать историю космической разведки. Для
этого не хватало архивных материалов, но и того, с чем столкнулся Лерн
во время поисковых рейдов, было достаточно, чтобы сделать вывод -
данные разведки часто, а, вернее, всегда фальсифицируются.
Мало-мальски пригодных планет для созидания насчитываются единицы.
Как правило, на них уже существует жизнь и довольно часто - развитая
цивилизация. Уже только по этим параметрам планеты должны были стать
непригодными для освоения. Но этим правилом обычно пренебрегали. Нужны
новые колонии, новые сырьевые базы. И в тот момент, когда на вновь
открытой планете появлялась станция созидателей, аборигены были уже
обречены. Данные о коренных обитателях засекречивались, планета
объявлялась зоной интересов Совета, и дальше дело было за такими как
Клор.
Одновременно с Дентой такая же разведка и освоение велись и
жителями Ткори, развитой космической федерацией, во всем похожей на
цивилизацию Денты. Там так же требовались колонии и новые места
обитания. Столкнувшись один раз в открытом вооруженном конфликте, две
суперцивилизации пришли к выводу, что полезнее поделить сферы влияния,
и это соглашение строго соблюдалось.
Земля была тогда признана нейтральной территорией, непригодной для
освоения. Жесткие режимы Денты и Ткори использовали Землю лишь для
ссылки неблагонадежных, а таких с каждым годом становилось все больше.
Не все, о чем Михаил говорил с Кириллом, стало для последнего
полным откровением. О многом он догадывался и раньше. И все же - одно
дело догадки, другое - когда об этом говорится со ссылкой на факты и
анализом действий. Михаил и не скрывал, что эти данные вовсе не
результат его частных исследований. Уже давно на Земле существовала
оппозиция сосланных сюда жителей Денты и Ткори, которые решили
объединить усилия перед лицом общей опасности.
И вот последнее сообщение - Земля перестает быть неприкосновенной.
Чем это грозит для планеты, Кирилл хорошо догадывался.
- Но что можем сделать мы? - в который раз спрашивал Кирилл. - Мы
сами под постоянным контролем. А уровень техники землян не оставляет
никакой надежды на успех в случае военного конфликта. Даже если мы
сумеем убедить правительства наиболее развитых стран в необходимости
объединиться и станем консультантами в области новых технологий, это
не спасет положения. К тому же, любой агент с Денты или с Ткори может
расправиться с любым из нас так быстро, что никто и не поймет, что же
произошло.
- Это не совсем верно, - возражал Михаил. - Агентов Денты здесь
совсем немного, и у них достаточно другой работы - сейчас время
глубокой разведки. Потом, как вы не поняли, что нас реальной силой
совсем не считают. Народ сюда ссылают, по мнению Совета, совсем
непутевый, не годный ни на что, кроме своих чудачеств. Им непонятны
наши поступки, сомнения, наши угрызения совести, наконец. Мы для
Совета кто-то вроде сумасшедших, опасных, может быть, на Денте, но
надежно изолированных здесь, на Земле. Нас просто не принимают в
расчет. Вот скажите, вашей судьбой поинтересовались хотя бы раз за эти
годы?
- Нет, но вполне возможно следят. Вы же понимаете о чем идет речь?
- Речь идет о том, что нельзя надеяться лишь на случай. Времени у
нас мало.
Мощные установки для насыщения влагой атмосферы ЭН-12 были
запрятаны в центре огромной пустыни, но контроль и управление ими
находилось на станции, расположенной в зоне не со столь губительным
климатом. Здесь, впрочем, тоже было достаточно безлюдно, но Клор
хорошо знал, что место его пребывания известно местным жителям.
Установки день и ночь перемалывали тонны кремниевого песка и
выбрасывали в атмосферу гигантские облака. Где-то над полюсами планеты
шли нескончаемые дожди, может быть, даже росла трава, но здесь пока
все оставалось без изменений.
На станции было смертельно скучно. Но к этому привыкаешь. Клор
находил даже удовольствие в одиночестве. Ему, в сущности, не так уж
много надо.
Раз в день - выход на связь. Замеры температуры и влажности,
обработка данных, поступающих со множества автоматических
метеопунктов, и занесение этих данных в вахтенный журнал тоже отнимали
время. Куча видеофильмов, которые не пересмотришь и за несколько лет.
Каждые три месяца выход на "челноке" в открытый космос для встречи
пассажирской платформы, постоянно курсирующей по кольцевому маршруту.
Там можно остаться на пару дней, встретиться с товарищами, поплавать в
настоящем бассейне и выпить аперитив в баре. Потом опять станция.
В конце концов профессия созидателя не для слабых мужчин. Зато
почет и уважение на Денте, почти неограниченный государственный кредит
и обеспеченная старость. Но до старости еще далеко, Клор об этом не
задумывался.
Иногда Клор видел аборигенов.
Во время редких полетов на геликоптере он проходил высоко над их
поселениями, похожих на скопище термитников, и замечал как в ужасе,
прикрыв головы руками, коричневые фигурки разбегаются в разные
стороны.
Аборигены принадлежали к гуманоидам.
Еще на Денте, разглядывая голограммы туземцев, Клор невольно
отметил их сходство с его расой. Они до удивления напоминали его
собственных предков из учебников истории. И все же, как говорилось на
инструктаже, жители ЭН-12 были обречены.
Они пережили расцвет своей цивилизации, во время которого
создавались города и существовало нечто похожее на государство. Сейчас
на планете обитали всего несколько относительно крупных племен, и
связь между ними с каждым оборотом ЭН-12 все больше слабела.
Самым близким поселением к станции было подобие деревушки с
домами-термитниками, в которых жило не более сорока туземцев. Это Клор
знал точно.
Однажды его геликоптер совершил вынужденную посадку из-за неполадок
в двигателе почти в сутках пешей ходьбы от станции. Проклиная все на
свете, Клор потащился домой, испытывая не столько трудности пути,
сколько злость на самого себя. Чего ему стоило как следует проверить
аппарат перед вылетом? Вот тогда он и забрел в деревню.
Ему было нетрудно сделать крюк в пару километров, чтобы обойти
деревню с севера, прячась за невысокими холмами, но Клор упрямо
продолжал идти прямо, словно желая миновать деревушку, как мираж. Он
был зол, и ему хотелось сделать что-нибудь такое, чего бы он никогда
не позволил себя в нормальных обстоятельствах.
Деревня была пуста или казалось пустой. Для Клора это не имело
значения. Он не хотел видеть никого из туземцев, не хотел пугать их,
ему просто надо было пройти между домами, не сворачивая ни к одному из
строений, чтобы продолжить свой путь на северо-запад к станции.
Вот так, по геометрической прямой, не делая лишнего шага в сторону.
Дома и вблизи были точь-в-точь такие же термитники, какими казались
сверху из кабины геликоптера. Неровная дыра входа, ни одного окна. И
ни одного человека.
Забились ли местные жители в свои хижины или убежали в страхе в
пустыню, начинающуюся сразу за краем деревни, Клор не знал, вернее, не
хотел знать. Бог с ними, с аборигенами, с их шаманами, плясками,
жалкими идолами, обрекающими их на гибель от голода и инфекций. Клору
надо быстрее добраться до станции, где без присмотра остался пульт.
Назавтра подходил срок выхода на орбиту - кольцевая платформа по
графику приближалась к ЭН-12.
Дорога между домами то сужалась, то расходилась в стороны, и Клор,
пройдя почти половину деревни, неожиданно представил себя со стороны.
Вид, наверное, у него устрашающий. Ранец с кислородной смесью,
серебристая маска, прикрывающая нос и рот, черный объемный комбинезон,
делающий фигуру неестественно громадной.
Кем они видят его, эти туземцы, - одним из демонов своего наивного
фольклора, чудовищем, питающимся детьми?
Клор насмешливо фыркнул. Варвары. Но одновременно в нем заговорили
угрызения совести. Стоило ли ради лишних двадцати минут вторгаться в
чужую, пусть примитивную, жизнь? Зачем ему эта безрассудная выходка?
Он остановился, чтобы оглядеться.
По-прежнему никого рядом. Тишина и полная неподвижность. И в тот
момент, когда он уже решил, что деревня действительно безлюдна, около
ближайшего "термитника" он увидел аборигена.
Это был старик.
Ярко-желтая, почти оранжевая кожа в глубоких морщинах, клочковатые
серые волосы и большие темно-коричневые глаза, которые, не мигая,
следили за каждым движением Клора.
Старик сидел, прижавшись спиной к "термитнику", вытянув перед собой
ноги и прижимая к груди какие-то острые палочки: не то маленькие
дротики, не то просто хворост. Видимо, Клор застал его за домашними
делами, и он не успел убежать, или не смог, уж больно немощным
выглядело его тело, едва прикрытое на бедрах рваной тряпкой.
Инстинктивно Клор положил руку на спусковую скобу деструктора.
Старик, так же не шевелясь, продолжал рассматривать гостя.
В глазах аборигена не было страха и любопытства. Его взгляд был
спокоен и всезнающ, как будто появление инопланетянина в этой пустыне
было для него совершенно привычным делом. Клор и сейчас отчетливо
помнил, что его очень раздражила эта спокойная уверенность - он хорошо
понимал, что на месте старика повел бы себя по-другому, и это
понимание уязвляло.
Клор сделал несколько шагов к старику. Тот продолжал сидеть, лишь
палочки в его руках как-то странно задвигались, чертя по воздуху
быстрые штрихи, и Клор остановился снова.
Старик медленно протянул руку и нашарил рядом с собой круглую
коричневую табличку величиной с магнитный диск памяти, положил ее на
колени, и так же, не глядя на руки, а продолжая рассматривать Клора,
начал чертить на табличке своими двумя палочками, непонятно каким
образом зажатыми между пальцами одной руки.
Первым желанием Клора было уйти. Он не знал местного языка, этому
не учили на инструктажах, там учили другому, но уйти сейчас просто так
казалось невозможным. Поэтому Клор решил оставить старику небольшой
подарок, своеобразное извинение за беспокойство, чтобы хоть как-то
достойно выйти из неловкого положения. Он похлопал себя по карманам
комбинезона и не нашел ничего, что могло бы послужить в качестве
презента. Наконец он вынул разноцветную летную карту, которая не могла
ему уже пригодиться в этот раз, - все равно геликоптер стоял без
движения там, далеко за холмами, - и протянул ее старику.
Туземец вежливо принял подарок и в ответ протянул Клору табличку.
То, что Клор увидел, ошеломило его. С таблички глядело его собственное
лицо, но лицо, не прикрытое маской.
Свободными смелыми штрихами туземец сумел добиться удивительного
сходства - умение, которым обладают настоящие мастера.
Клор плохо разбирался в живописи, но и ему стало понятно, что
рисунок выполнен превосходно. Поражало и другое, как старик сумел по
видимым частям его лица реконструировать целое так, как будто
встречался с Клором неоднократно, а ведь еще недавно тот высокомерно
думал, что предстает перед аборигенами неким божеством, недоступным их
пониманию.
В какой-то момент Клору стало неловко, ему представилось, что
туземец так же свободно может читать и его мысли.
Между тем старик, положив летную карту на колени, как перед этим
клал пластинку, снова быстро зачертил острыми палочками, оставляющими
тонкие белые следы, и в пустыне, точно на том месте, где она и
находилась, появилась станция, ее круглый купол с ниточками антенн, а
рядом силуэт челночного бота.
Клор только растерянно кивнул, когда старик вопросительно поднял на
него свои темные глаза, а потом ткнул пальцем в то место, где потерпел
аварию геликоптер.
Старик подумал немного и нарисовал летательный аппарат на боку, но
Клор отрицательно покачал головой, и тогда старик, одним движением
ладони стерев набросок, нарисовал геликоптер заново, уже правильно.
Этот безмолвный диалог мог бы продолжаться еще долго, но Клор
решительно прервал его. Обмен знаками и рисунками уже мог
квалифицироваться как контакт, а всякие контакты с аборигенами
запрещены. Клор выпрямился, собираясь продолжить путь, и в последний
раз посмотрел на деревню.
Как ни странно, теперь он смотрел на нее совсем другими глазами.
Его поразила потрясающая нищета и убожество примитивного быта, но
теперь он был уверен, что населяют эти хижины отнюдь не примитивные
существа.
Вырождение? Да. Медленная гибель некогда развитой цивилизации?
Безусловно. Но почему эти люди обречены именно сейчас, когда им может
быть протянута рука помощи высокоцивилизованных братьев с другой
планеты?
Клор снова посмотрел на старика. Тот, опираясь одной рукой о землю,
протягивал ему глиняную чашку с грязной водой, единственной водой,
которую можно раздобыть здесь, в иссушенных солнцем местах.
Клор по достоинству оценил этот жест, но пить отказался. Он
выразительно похлопал себя по сумке с недельным запасом продуктов, а
потом быстро, не оборачиваясь, зашагал к станции.
Они пропустили приезд Альворадо, хотя до этого то один, то другой
несколько раз подходили к окну.
Долгий звонок в дверь застал обоих врасплох, и Альворадо ворвался в
тихую московскую квартиру, размахивая руками, словно регулировщик на
оживленном перекрестке, пересыпая приветствия португальской речью,
мгновенно убеждая окружающих, что латиноамериканский темперамент не
досужая выдумка беллетристов.
- Ого! - не удержался от восклицания Кирилл, когда Альворадо,
следуя земным обычаям, с чувством стиснул ему руку.
Эстебан походил на знаменитого композитора не больше, чем лавочник
на английского лорда. Плотный, небольшого роста, с полным смугловатым
лицом и быстрыми темными глазами, он носил еще и массивный золотой
перстень с изумрудом. Величина камня невольно вызывала мысль о
подделке, но Альворадо, перехватив взгляд Кирилла, вызывающе выпятил
нижнюю губу и торжественно объявил, что это знаменитый бразильский
изумруд, что в нем семнадцать каратов и, что он, Эстебан, никогда не
позволит себе носить фальшивку.
Кирилл вяло отмахнулся. Не за тем он сюда приехал, чтобы
выслушивать всякую чушь о достоинствах самоцветов. Михаил откровенно
забавлялся, глядя на эту сцену. Похоже, с Альворадо он был уже знаком.
Так и оказалось. Выяснилось, что Эстебан уже посещал эту квартиру
примерно год назад.
- Как же так? - не понял Кирилл. - Вы же мне говорили, что впервые
приезжаете в эту страну по приглашению.
- Я был инкогнито, - Альворадо важно откинулся в кресле, но тут же
вскочил и забегал по комнате, всякий раз рискуя выскочить на балкон. -
Да, я был здесь, и буду еще не раз, ровно столько, сколько понадобится
для дела.
Наконец гость утомился и устроился в кресле уже основательно. Он
перевернул камнем вниз перстень, словно не хотел, чтобы его блеск
отвлекал от серьезного разговора, и неожиданно тяжелым взглядом
посмотрел на Кирилла из-под широких бровей.
- Вы хоть понимаете, что сейчас происходит?
- Да, - Кирилл неопределенно пожал плечами. - Мы разговаривали
вчера вечером и еще сегодня. Но в это верится с трудом.
- Ему верится с трудом! - Эстебан театральным жестом обвел комнату,
как будто желал привлечь внимание многочисленной толпы. - Мы
единственные, несколько сотен на Земле, которые понимают, в чем дело,
а ему, видите ли, верится с трудом. Земля - это последняя наша
надежда. Слышите? Последняя! Если сюда придут наши "друзья" с Денты и
Ткори, то потом уже не будет ничего. Понимаете? Ни-че-го!
- Все я понимаю, - огрызнулся Кирилл. Ситуация начинала ему
нравиться все меньше и меньше. Чего они от него хотят, что он-то может
сделать? - Но я тут причем? Насколько я понимаю, речь идет о том,
чтобы помешать освоению. Но мы тут бессильны.
- О, господи! - Альворадо снова вскочил с кресла, но постоял
мгновение и сел обратно. - Сейчас, - пообещал он, - сейчас я все
объясню.
Официальной колонии изгнанных на Земле не существовало никогда. Да
и не могло существовать. Об этом позаботились на той и другой планетах
основательно. Мало того, даже сама мысль о том, что представители двух
враждующих космических держав захотят встретиться здесь, на
нейтральной территории, чтобы заключить союз, казалась слишком
невероятной для обоих режимов. И долгое время это было действительно
так.
Первые ссыльные были слишком поглощены своим устройством в новом и
чужом для них мире, они свято соблюдали требования полной конспирации.
Некоторые неосторожные поплатились за нарушение этих правил жизнью.
Почему местом ссылки была выбрана именно Земля, а не, скажем,
малонаселенные осваиваемые планеты, разговор особый. Очевидно, уже
тогда и на Денте, и на Ткори существовали какие-то особые планы
относительно этого уголка вселенной. Климат здесь был идеальный и
подходил для освоения без каких-либо дополнительных затрат. Мешала
лишь достаточно развитая цивилизация. Приди сюда космическая разведка
на десять тысячелетий раньше, и этих помех не возникло бы.
Ссыльные служили постоянным источником информации, за это им
гарантировались некоторые привилегии, вплоть до возвращения на родину.
И такие информаторы находились. Немало было тех, кто вошел в историю
Земли под именами известных политиков и гениальных изобретателей, и,
как правило, эти имена были связаны с самыми разрушительными войнами и
самыми губительными достижениями военной техники.
- Дело в том, - Альворадо прищелкнул пальцами, словно подыскивал
нужное слово, - что они всегда считали, что нужен всего лишь толчок.
Но толчок в правильном для них направлении. Как часто, особенно в
последнее время, земляне были близки к ликвидации или хотя бы к
жесткому контролю локальных конфликтов. Но каждый раз этому что-нибудь
да мешало. И побеждал всегда не здравый смысл, а политическая интрига
- почти достигнутая договоренность рушилась с легкостью карточного
домика. Эта закономерность не наводит вас на грустные мысли?
- Меня? Скорее всего меня и выслали для того, чтобы поменьше думал
о всевозможных политических устройствах, системах и прочих, не
касающихся меня, делах. Я здесь чужой, такой же, кстати, как и вы.
- Ну-ну, - Альворадо в изнеможении откинулся на спинку кресла, но
немедленно после этого слабого жеста с напором подался вперед так, что
его лицо почти вплотную приблизилось к лицу Кирилла. - А вы никогда не
задумывались, почему нас так усердно рассовывают по разным странам?
Это на Земле-то, где государственные границы подчас прочнее тюремных
запоров?
- Нет, - Кирилл с надеждой посмотрел на Михаила, как будто желая
призвать его в союзники и в помощники. Он никак не мог понять, куда
клонит Альворадо.
- И вы провели здесь четыре года, - усмехнулся Альворадо, делая
вид, что не замечает замешательства собеседника. - О чем же вы писали?
- Это маленькая провинциальная газета, - Кирилл начал сердиться. -
Новости, репортажи, обзоры. Городские события. Там и не напишешь
больше ни о чем.
- Да-да, конечно, - Эстебан сочувственно покивал. - Но, насколько
мне известно, вы сами выбрали профессию журналиста, когда решался
вопрос о вашей земной профессии. Или это не так?
- Все так, - Кирилл растерянно бродил по комнате, испытывая
желание, с одной стороны, послать Альворадо с его неприятными
вопросами к черту, а с другой - впервые говорить свободно за последние
годы. Он понимал, что время недомолвок кончилось.
- Но я считал, что специальность газетчика поможет мне лучше
освоиться в этом мире. Ведь и на Денте журналисты самый осведомленный
народ, а мне предстояло выжить в чужом мире.
- Ха-ха-ха! - по-мефистофелевски картинно загрохотал Альворадо. -
Это на Денте-то журналисты лучше всех осведомлены! Может, еще скажете
и на Ткори!
Эстебан веселился вовсю. Он хлопал пухлыми ладошками по
подлокотникам так, что в воздух взвивались легкие облачка пыли.
- Вы это серьезно? - поинтересовался он наконец, немного
успокоившись.
- Какого... - Кирилл разозлился уже по-настоящему. - Зачем вы мне
звонили? Почему задаете эти дурацкие вопросы? Лерн говорил, что
принято решение об освоении Земли - вот, что мы должны обсудить. Хотя
я по-прежнему плохо понимаю, что можно сделать.
- Послушайте, не обижайтесь, - Альворадо, подойдя к Кириллу,
доверительно коснулся его плеча. - Но вы, я вижу, совсем заплесневели
в своем затворничестве. Отвлекитесь на минуту от собственной судьбы,
тем более, что вы считаете ее окончательно загубленной. Вы выжили
здесь, вы приспособились, но разве это все. Скажите, только
откровенно, вы по-прежнему хотите вернуться на Денту?
- На Денту? - Кирилл подошел к окну и бессильно ткнулся лбом в
холодное стекло. - А разве это возможно?
Дожди на ЭН-12, по крайней мере в той полосе, где располагалась
станция, не шли никогда. Иссушающий зной, не рождающий даже марева,
так как не было влаги, чтобы испаряться над мелким песком, давил
горячим прессом на поверхность планеты, и бог знает, чем жили
аборигены в этом проклятом климате.
Раньше Клор не очень задумывался над этим. Но в последнее время у
него стало привычкой, отправляясь в дежурный полет, проходить над
поселением.
Геликоптер, давно отремонтированный, для чего Клору пришлось еще
раз прогуляться через пустыню, проносился на малой высоте над
домами-термитниками, и частенько теперь Клор видел внизу приветственно
машущие руки.
Что изменилось с того дня, когда он забрел в деревню, Клор не смог
бы сказать. Собственно, ничего такого, что могло бы быть расценено,
как заключение дружественного союза. Но что-то все же изменилось, это
Клор, если и не знал, то чувствовал. Так трудно иногда бывает выразить
словами слабое, только что пробуждающееся чувство, которое и
чувством-то назвать нельзя, настолько оно неясно и неопределенно.
Конечно, даже мелочи, которая могла бы скомпрометировать Клора в
глазах начальства, в вахтенный журнал он не вносил. Не рассказывал он
ничего и на рейсовой платформе во время очередного короткого отпуска,
хотя некоторые его товарищи хвастались куда более рискованными
приключениями. Подчас Совет оставался снисходителен к слабостям
созидателей.
Но Клор не хотел рисковать, к тому же не видел в этом надобности.
Нарушение инструкции на Е6-К еще давало о себе знать: ему не присвоили
очередного звания, а в коротком сообщении Верха пришло и разъяснение
этой немилости. Созидателю Первого Ранга поручались крупномасштабные
преобразования при неограниченной свободе в действиях, а кроме того
давалась возможность в дальнейшем продолжить службу при Совете на
Денте. Всего этого Клор автоматически лишался еще на какое-то время. В
худшем случае он мог вообще выйти на пенсию в прежнем звании, а это
уже явный провал карьеры.
Все это Верх объяснил ему без особой мягкости, а также намекнул,
что он ставит под удар его самого. Стать одним из Координаторов
удавалось не каждому.
Но то, что Клор увидел в деревне в тот день, заставило его заложить
вираж и пролететь над домами еще раз.
Прямо посреди улицы, обычно пустынной, в ровном ряду, словно
счетные палочки, лежало шесть тел. Остальные жители стояли в некотором
отдалении, и лишь немногие из толпы запрокинули головы, чтобы
посмотреть на легкую стрекозу геликоптера.
В следующий свой вылет Клор обнаружил, что к шести телам погибших
прибавилось еще пять. Умерших не убирали из-под палящего солнца, они
оставались лежать на улице, и только количество оплакивающих все
редело.
В тот же день к станции пришел старик.
Клор обнаружил его совершенно случайно. Он включил обзорный экран
скорее от скуки, чем от надобности. Наблюдать тут было нечего - пейзаж
совсем не менялся. Старик сидел около матово-черного стабилизатора
челночного бота, в руках он держал неизменные рисовальные палочки. И
сразу же Клор понял, что он пришел за помощью.
Сняв со станции защиту и спрыгнув на песок, Клор еще какое-то время
постоял у трапа, следя за нежданным гостем, но старик продолжал
выяснилось, давно уже положили глаз на Солнечную систему и начали
бурно здесь внедряться. Совету это показалось обидным.
- Опять Ткори, - Кирилл начал мерить кухню шагами от двери к окну,
и кошка в ужасе забилась под стол. - У нас ведь существует конвенция.
По ней ни Земля, ни вся Солнечная система не могут быть объявлены
сферой чьих-то интересов. В конце концов, и для Ткори Земля является
резервацией для неблагонадежных.
- Да, конечно, - согласился Михаил. - Но Альворадо вам завтра все
расскажет лучше. Он - с Ткори.
Полночи Кирилл не спал, ворочаясь на неудобной хозяйской
раскладушке, а когда проснулся, то мутный свет февральского утра уже
заполз в комнату, на кухне слышался шум зажженной газовой горелки, а
из ванной доносился плеск воды - Михаил умывался.
За вечер было переговорено столько, что осмыслить услышанное Кирилл
не мог и сейчас.
Михаил оказался осведомлен куда лучше Кирилла о том, что происходит
не только на Денте, но и на Земле. Оказывается, пока Куликов мирно
корпел в своей редакции, совершались события, которые впрямую касались
судьбы каждого из очутившихся здесь не по своей воле.
Альворадо должен был прибыть в два часа, и ожидание ушло на новые
разговоры. Поверить в происходящее было трудно.
Михаил, он же космический разведчик Лерн, был так же, как и Кирилл,
приговорен Координационным Советом к вечной высылке. Но в отличие от
Кирилла, попав на Землю, он знал, что будет делать.
Еще на Денте он начал писать историю космической разведки. Для
этого не хватало архивных материалов, но и того, с чем столкнулся Лерн
во время поисковых рейдов, было достаточно, чтобы сделать вывод -
данные разведки часто, а, вернее, всегда фальсифицируются.
Мало-мальски пригодных планет для созидания насчитываются единицы.
Как правило, на них уже существует жизнь и довольно часто - развитая
цивилизация. Уже только по этим параметрам планеты должны были стать
непригодными для освоения. Но этим правилом обычно пренебрегали. Нужны
новые колонии, новые сырьевые базы. И в тот момент, когда на вновь
открытой планете появлялась станция созидателей, аборигены были уже
обречены. Данные о коренных обитателях засекречивались, планета
объявлялась зоной интересов Совета, и дальше дело было за такими как
Клор.
Одновременно с Дентой такая же разведка и освоение велись и
жителями Ткори, развитой космической федерацией, во всем похожей на
цивилизацию Денты. Там так же требовались колонии и новые места
обитания. Столкнувшись один раз в открытом вооруженном конфликте, две
суперцивилизации пришли к выводу, что полезнее поделить сферы влияния,
и это соглашение строго соблюдалось.
Земля была тогда признана нейтральной территорией, непригодной для
освоения. Жесткие режимы Денты и Ткори использовали Землю лишь для
ссылки неблагонадежных, а таких с каждым годом становилось все больше.
Не все, о чем Михаил говорил с Кириллом, стало для последнего
полным откровением. О многом он догадывался и раньше. И все же - одно
дело догадки, другое - когда об этом говорится со ссылкой на факты и
анализом действий. Михаил и не скрывал, что эти данные вовсе не
результат его частных исследований. Уже давно на Земле существовала
оппозиция сосланных сюда жителей Денты и Ткори, которые решили
объединить усилия перед лицом общей опасности.
И вот последнее сообщение - Земля перестает быть неприкосновенной.
Чем это грозит для планеты, Кирилл хорошо догадывался.
- Но что можем сделать мы? - в который раз спрашивал Кирилл. - Мы
сами под постоянным контролем. А уровень техники землян не оставляет
никакой надежды на успех в случае военного конфликта. Даже если мы
сумеем убедить правительства наиболее развитых стран в необходимости
объединиться и станем консультантами в области новых технологий, это
не спасет положения. К тому же, любой агент с Денты или с Ткори может
расправиться с любым из нас так быстро, что никто и не поймет, что же
произошло.
- Это не совсем верно, - возражал Михаил. - Агентов Денты здесь
совсем немного, и у них достаточно другой работы - сейчас время
глубокой разведки. Потом, как вы не поняли, что нас реальной силой
совсем не считают. Народ сюда ссылают, по мнению Совета, совсем
непутевый, не годный ни на что, кроме своих чудачеств. Им непонятны
наши поступки, сомнения, наши угрызения совести, наконец. Мы для
Совета кто-то вроде сумасшедших, опасных, может быть, на Денте, но
надежно изолированных здесь, на Земле. Нас просто не принимают в
расчет. Вот скажите, вашей судьбой поинтересовались хотя бы раз за эти
годы?
- Нет, но вполне возможно следят. Вы же понимаете о чем идет речь?
- Речь идет о том, что нельзя надеяться лишь на случай. Времени у
нас мало.
Мощные установки для насыщения влагой атмосферы ЭН-12 были
запрятаны в центре огромной пустыни, но контроль и управление ими
находилось на станции, расположенной в зоне не со столь губительным
климатом. Здесь, впрочем, тоже было достаточно безлюдно, но Клор
хорошо знал, что место его пребывания известно местным жителям.
Установки день и ночь перемалывали тонны кремниевого песка и
выбрасывали в атмосферу гигантские облака. Где-то над полюсами планеты
шли нескончаемые дожди, может быть, даже росла трава, но здесь пока
все оставалось без изменений.
На станции было смертельно скучно. Но к этому привыкаешь. Клор
находил даже удовольствие в одиночестве. Ему, в сущности, не так уж
много надо.
Раз в день - выход на связь. Замеры температуры и влажности,
обработка данных, поступающих со множества автоматических
метеопунктов, и занесение этих данных в вахтенный журнал тоже отнимали
время. Куча видеофильмов, которые не пересмотришь и за несколько лет.
Каждые три месяца выход на "челноке" в открытый космос для встречи
пассажирской платформы, постоянно курсирующей по кольцевому маршруту.
Там можно остаться на пару дней, встретиться с товарищами, поплавать в
настоящем бассейне и выпить аперитив в баре. Потом опять станция.
В конце концов профессия созидателя не для слабых мужчин. Зато
почет и уважение на Денте, почти неограниченный государственный кредит
и обеспеченная старость. Но до старости еще далеко, Клор об этом не
задумывался.
Иногда Клор видел аборигенов.
Во время редких полетов на геликоптере он проходил высоко над их
поселениями, похожих на скопище термитников, и замечал как в ужасе,
прикрыв головы руками, коричневые фигурки разбегаются в разные
стороны.
Аборигены принадлежали к гуманоидам.
Еще на Денте, разглядывая голограммы туземцев, Клор невольно
отметил их сходство с его расой. Они до удивления напоминали его
собственных предков из учебников истории. И все же, как говорилось на
инструктаже, жители ЭН-12 были обречены.
Они пережили расцвет своей цивилизации, во время которого
создавались города и существовало нечто похожее на государство. Сейчас
на планете обитали всего несколько относительно крупных племен, и
связь между ними с каждым оборотом ЭН-12 все больше слабела.
Самым близким поселением к станции было подобие деревушки с
домами-термитниками, в которых жило не более сорока туземцев. Это Клор
знал точно.
Однажды его геликоптер совершил вынужденную посадку из-за неполадок
в двигателе почти в сутках пешей ходьбы от станции. Проклиная все на
свете, Клор потащился домой, испытывая не столько трудности пути,
сколько злость на самого себя. Чего ему стоило как следует проверить
аппарат перед вылетом? Вот тогда он и забрел в деревню.
Ему было нетрудно сделать крюк в пару километров, чтобы обойти
деревню с севера, прячась за невысокими холмами, но Клор упрямо
продолжал идти прямо, словно желая миновать деревушку, как мираж. Он
был зол, и ему хотелось сделать что-нибудь такое, чего бы он никогда
не позволил себя в нормальных обстоятельствах.
Деревня была пуста или казалось пустой. Для Клора это не имело
значения. Он не хотел видеть никого из туземцев, не хотел пугать их,
ему просто надо было пройти между домами, не сворачивая ни к одному из
строений, чтобы продолжить свой путь на северо-запад к станции.
Вот так, по геометрической прямой, не делая лишнего шага в сторону.
Дома и вблизи были точь-в-точь такие же термитники, какими казались
сверху из кабины геликоптера. Неровная дыра входа, ни одного окна. И
ни одного человека.
Забились ли местные жители в свои хижины или убежали в страхе в
пустыню, начинающуюся сразу за краем деревни, Клор не знал, вернее, не
хотел знать. Бог с ними, с аборигенами, с их шаманами, плясками,
жалкими идолами, обрекающими их на гибель от голода и инфекций. Клору
надо быстрее добраться до станции, где без присмотра остался пульт.
Назавтра подходил срок выхода на орбиту - кольцевая платформа по
графику приближалась к ЭН-12.
Дорога между домами то сужалась, то расходилась в стороны, и Клор,
пройдя почти половину деревни, неожиданно представил себя со стороны.
Вид, наверное, у него устрашающий. Ранец с кислородной смесью,
серебристая маска, прикрывающая нос и рот, черный объемный комбинезон,
делающий фигуру неестественно громадной.
Кем они видят его, эти туземцы, - одним из демонов своего наивного
фольклора, чудовищем, питающимся детьми?
Клор насмешливо фыркнул. Варвары. Но одновременно в нем заговорили
угрызения совести. Стоило ли ради лишних двадцати минут вторгаться в
чужую, пусть примитивную, жизнь? Зачем ему эта безрассудная выходка?
Он остановился, чтобы оглядеться.
По-прежнему никого рядом. Тишина и полная неподвижность. И в тот
момент, когда он уже решил, что деревня действительно безлюдна, около
ближайшего "термитника" он увидел аборигена.
Это был старик.
Ярко-желтая, почти оранжевая кожа в глубоких морщинах, клочковатые
серые волосы и большие темно-коричневые глаза, которые, не мигая,
следили за каждым движением Клора.
Старик сидел, прижавшись спиной к "термитнику", вытянув перед собой
ноги и прижимая к груди какие-то острые палочки: не то маленькие
дротики, не то просто хворост. Видимо, Клор застал его за домашними
делами, и он не успел убежать, или не смог, уж больно немощным
выглядело его тело, едва прикрытое на бедрах рваной тряпкой.
Инстинктивно Клор положил руку на спусковую скобу деструктора.
Старик, так же не шевелясь, продолжал рассматривать гостя.
В глазах аборигена не было страха и любопытства. Его взгляд был
спокоен и всезнающ, как будто появление инопланетянина в этой пустыне
было для него совершенно привычным делом. Клор и сейчас отчетливо
помнил, что его очень раздражила эта спокойная уверенность - он хорошо
понимал, что на месте старика повел бы себя по-другому, и это
понимание уязвляло.
Клор сделал несколько шагов к старику. Тот продолжал сидеть, лишь
палочки в его руках как-то странно задвигались, чертя по воздуху
быстрые штрихи, и Клор остановился снова.
Старик медленно протянул руку и нашарил рядом с собой круглую
коричневую табличку величиной с магнитный диск памяти, положил ее на
колени, и так же, не глядя на руки, а продолжая рассматривать Клора,
начал чертить на табличке своими двумя палочками, непонятно каким
образом зажатыми между пальцами одной руки.
Первым желанием Клора было уйти. Он не знал местного языка, этому
не учили на инструктажах, там учили другому, но уйти сейчас просто так
казалось невозможным. Поэтому Клор решил оставить старику небольшой
подарок, своеобразное извинение за беспокойство, чтобы хоть как-то
достойно выйти из неловкого положения. Он похлопал себя по карманам
комбинезона и не нашел ничего, что могло бы послужить в качестве
презента. Наконец он вынул разноцветную летную карту, которая не могла
ему уже пригодиться в этот раз, - все равно геликоптер стоял без
движения там, далеко за холмами, - и протянул ее старику.
Туземец вежливо принял подарок и в ответ протянул Клору табличку.
То, что Клор увидел, ошеломило его. С таблички глядело его собственное
лицо, но лицо, не прикрытое маской.
Свободными смелыми штрихами туземец сумел добиться удивительного
сходства - умение, которым обладают настоящие мастера.
Клор плохо разбирался в живописи, но и ему стало понятно, что
рисунок выполнен превосходно. Поражало и другое, как старик сумел по
видимым частям его лица реконструировать целое так, как будто
встречался с Клором неоднократно, а ведь еще недавно тот высокомерно
думал, что предстает перед аборигенами неким божеством, недоступным их
пониманию.
В какой-то момент Клору стало неловко, ему представилось, что
туземец так же свободно может читать и его мысли.
Между тем старик, положив летную карту на колени, как перед этим
клал пластинку, снова быстро зачертил острыми палочками, оставляющими
тонкие белые следы, и в пустыне, точно на том месте, где она и
находилась, появилась станция, ее круглый купол с ниточками антенн, а
рядом силуэт челночного бота.
Клор только растерянно кивнул, когда старик вопросительно поднял на
него свои темные глаза, а потом ткнул пальцем в то место, где потерпел
аварию геликоптер.
Старик подумал немного и нарисовал летательный аппарат на боку, но
Клор отрицательно покачал головой, и тогда старик, одним движением
ладони стерев набросок, нарисовал геликоптер заново, уже правильно.
Этот безмолвный диалог мог бы продолжаться еще долго, но Клор
решительно прервал его. Обмен знаками и рисунками уже мог
квалифицироваться как контакт, а всякие контакты с аборигенами
запрещены. Клор выпрямился, собираясь продолжить путь, и в последний
раз посмотрел на деревню.
Как ни странно, теперь он смотрел на нее совсем другими глазами.
Его поразила потрясающая нищета и убожество примитивного быта, но
теперь он был уверен, что населяют эти хижины отнюдь не примитивные
существа.
Вырождение? Да. Медленная гибель некогда развитой цивилизации?
Безусловно. Но почему эти люди обречены именно сейчас, когда им может
быть протянута рука помощи высокоцивилизованных братьев с другой
планеты?
Клор снова посмотрел на старика. Тот, опираясь одной рукой о землю,
протягивал ему глиняную чашку с грязной водой, единственной водой,
которую можно раздобыть здесь, в иссушенных солнцем местах.
Клор по достоинству оценил этот жест, но пить отказался. Он
выразительно похлопал себя по сумке с недельным запасом продуктов, а
потом быстро, не оборачиваясь, зашагал к станции.
Они пропустили приезд Альворадо, хотя до этого то один, то другой
несколько раз подходили к окну.
Долгий звонок в дверь застал обоих врасплох, и Альворадо ворвался в
тихую московскую квартиру, размахивая руками, словно регулировщик на
оживленном перекрестке, пересыпая приветствия португальской речью,
мгновенно убеждая окружающих, что латиноамериканский темперамент не
досужая выдумка беллетристов.
- Ого! - не удержался от восклицания Кирилл, когда Альворадо,
следуя земным обычаям, с чувством стиснул ему руку.
Эстебан походил на знаменитого композитора не больше, чем лавочник
на английского лорда. Плотный, небольшого роста, с полным смугловатым
лицом и быстрыми темными глазами, он носил еще и массивный золотой
перстень с изумрудом. Величина камня невольно вызывала мысль о
подделке, но Альворадо, перехватив взгляд Кирилла, вызывающе выпятил
нижнюю губу и торжественно объявил, что это знаменитый бразильский
изумруд, что в нем семнадцать каратов и, что он, Эстебан, никогда не
позволит себе носить фальшивку.
Кирилл вяло отмахнулся. Не за тем он сюда приехал, чтобы
выслушивать всякую чушь о достоинствах самоцветов. Михаил откровенно
забавлялся, глядя на эту сцену. Похоже, с Альворадо он был уже знаком.
Так и оказалось. Выяснилось, что Эстебан уже посещал эту квартиру
примерно год назад.
- Как же так? - не понял Кирилл. - Вы же мне говорили, что впервые
приезжаете в эту страну по приглашению.
- Я был инкогнито, - Альворадо важно откинулся в кресле, но тут же
вскочил и забегал по комнате, всякий раз рискуя выскочить на балкон. -
Да, я был здесь, и буду еще не раз, ровно столько, сколько понадобится
для дела.
Наконец гость утомился и устроился в кресле уже основательно. Он
перевернул камнем вниз перстень, словно не хотел, чтобы его блеск
отвлекал от серьезного разговора, и неожиданно тяжелым взглядом
посмотрел на Кирилла из-под широких бровей.
- Вы хоть понимаете, что сейчас происходит?
- Да, - Кирилл неопределенно пожал плечами. - Мы разговаривали
вчера вечером и еще сегодня. Но в это верится с трудом.
- Ему верится с трудом! - Эстебан театральным жестом обвел комнату,
как будто желал привлечь внимание многочисленной толпы. - Мы
единственные, несколько сотен на Земле, которые понимают, в чем дело,
а ему, видите ли, верится с трудом. Земля - это последняя наша
надежда. Слышите? Последняя! Если сюда придут наши "друзья" с Денты и
Ткори, то потом уже не будет ничего. Понимаете? Ни-че-го!
- Все я понимаю, - огрызнулся Кирилл. Ситуация начинала ему
нравиться все меньше и меньше. Чего они от него хотят, что он-то может
сделать? - Но я тут причем? Насколько я понимаю, речь идет о том,
чтобы помешать освоению. Но мы тут бессильны.
- О, господи! - Альворадо снова вскочил с кресла, но постоял
мгновение и сел обратно. - Сейчас, - пообещал он, - сейчас я все
объясню.
Официальной колонии изгнанных на Земле не существовало никогда. Да
и не могло существовать. Об этом позаботились на той и другой планетах
основательно. Мало того, даже сама мысль о том, что представители двух
враждующих космических держав захотят встретиться здесь, на
нейтральной территории, чтобы заключить союз, казалась слишком
невероятной для обоих режимов. И долгое время это было действительно
так.
Первые ссыльные были слишком поглощены своим устройством в новом и
чужом для них мире, они свято соблюдали требования полной конспирации.
Некоторые неосторожные поплатились за нарушение этих правил жизнью.
Почему местом ссылки была выбрана именно Земля, а не, скажем,
малонаселенные осваиваемые планеты, разговор особый. Очевидно, уже
тогда и на Денте, и на Ткори существовали какие-то особые планы
относительно этого уголка вселенной. Климат здесь был идеальный и
подходил для освоения без каких-либо дополнительных затрат. Мешала
лишь достаточно развитая цивилизация. Приди сюда космическая разведка
на десять тысячелетий раньше, и этих помех не возникло бы.
Ссыльные служили постоянным источником информации, за это им
гарантировались некоторые привилегии, вплоть до возвращения на родину.
И такие информаторы находились. Немало было тех, кто вошел в историю
Земли под именами известных политиков и гениальных изобретателей, и,
как правило, эти имена были связаны с самыми разрушительными войнами и
самыми губительными достижениями военной техники.
- Дело в том, - Альворадо прищелкнул пальцами, словно подыскивал
нужное слово, - что они всегда считали, что нужен всего лишь толчок.
Но толчок в правильном для них направлении. Как часто, особенно в
последнее время, земляне были близки к ликвидации или хотя бы к
жесткому контролю локальных конфликтов. Но каждый раз этому что-нибудь
да мешало. И побеждал всегда не здравый смысл, а политическая интрига
- почти достигнутая договоренность рушилась с легкостью карточного
домика. Эта закономерность не наводит вас на грустные мысли?
- Меня? Скорее всего меня и выслали для того, чтобы поменьше думал
о всевозможных политических устройствах, системах и прочих, не
касающихся меня, делах. Я здесь чужой, такой же, кстати, как и вы.
- Ну-ну, - Альворадо в изнеможении откинулся на спинку кресла, но
немедленно после этого слабого жеста с напором подался вперед так, что
его лицо почти вплотную приблизилось к лицу Кирилла. - А вы никогда не
задумывались, почему нас так усердно рассовывают по разным странам?
Это на Земле-то, где государственные границы подчас прочнее тюремных
запоров?
- Нет, - Кирилл с надеждой посмотрел на Михаила, как будто желая
призвать его в союзники и в помощники. Он никак не мог понять, куда
клонит Альворадо.
- И вы провели здесь четыре года, - усмехнулся Альворадо, делая
вид, что не замечает замешательства собеседника. - О чем же вы писали?
- Это маленькая провинциальная газета, - Кирилл начал сердиться. -
Новости, репортажи, обзоры. Городские события. Там и не напишешь
больше ни о чем.
- Да-да, конечно, - Эстебан сочувственно покивал. - Но, насколько
мне известно, вы сами выбрали профессию журналиста, когда решался
вопрос о вашей земной профессии. Или это не так?
- Все так, - Кирилл растерянно бродил по комнате, испытывая
желание, с одной стороны, послать Альворадо с его неприятными
вопросами к черту, а с другой - впервые говорить свободно за последние
годы. Он понимал, что время недомолвок кончилось.
- Но я считал, что специальность газетчика поможет мне лучше
освоиться в этом мире. Ведь и на Денте журналисты самый осведомленный
народ, а мне предстояло выжить в чужом мире.
- Ха-ха-ха! - по-мефистофелевски картинно загрохотал Альворадо. -
Это на Денте-то журналисты лучше всех осведомлены! Может, еще скажете
и на Ткори!
Эстебан веселился вовсю. Он хлопал пухлыми ладошками по
подлокотникам так, что в воздух взвивались легкие облачка пыли.
- Вы это серьезно? - поинтересовался он наконец, немного
успокоившись.
- Какого... - Кирилл разозлился уже по-настоящему. - Зачем вы мне
звонили? Почему задаете эти дурацкие вопросы? Лерн говорил, что
принято решение об освоении Земли - вот, что мы должны обсудить. Хотя
я по-прежнему плохо понимаю, что можно сделать.
- Послушайте, не обижайтесь, - Альворадо, подойдя к Кириллу,
доверительно коснулся его плеча. - Но вы, я вижу, совсем заплесневели
в своем затворничестве. Отвлекитесь на минуту от собственной судьбы,
тем более, что вы считаете ее окончательно загубленной. Вы выжили
здесь, вы приспособились, но разве это все. Скажите, только
откровенно, вы по-прежнему хотите вернуться на Денту?
- На Денту? - Кирилл подошел к окну и бессильно ткнулся лбом в
холодное стекло. - А разве это возможно?
Дожди на ЭН-12, по крайней мере в той полосе, где располагалась
станция, не шли никогда. Иссушающий зной, не рождающий даже марева,
так как не было влаги, чтобы испаряться над мелким песком, давил
горячим прессом на поверхность планеты, и бог знает, чем жили
аборигены в этом проклятом климате.
Раньше Клор не очень задумывался над этим. Но в последнее время у
него стало привычкой, отправляясь в дежурный полет, проходить над
поселением.
Геликоптер, давно отремонтированный, для чего Клору пришлось еще
раз прогуляться через пустыню, проносился на малой высоте над
домами-термитниками, и частенько теперь Клор видел внизу приветственно
машущие руки.
Что изменилось с того дня, когда он забрел в деревню, Клор не смог
бы сказать. Собственно, ничего такого, что могло бы быть расценено,
как заключение дружественного союза. Но что-то все же изменилось, это
Клор, если и не знал, то чувствовал. Так трудно иногда бывает выразить
словами слабое, только что пробуждающееся чувство, которое и
чувством-то назвать нельзя, настолько оно неясно и неопределенно.
Конечно, даже мелочи, которая могла бы скомпрометировать Клора в
глазах начальства, в вахтенный журнал он не вносил. Не рассказывал он
ничего и на рейсовой платформе во время очередного короткого отпуска,
хотя некоторые его товарищи хвастались куда более рискованными
приключениями. Подчас Совет оставался снисходителен к слабостям
созидателей.
Но Клор не хотел рисковать, к тому же не видел в этом надобности.
Нарушение инструкции на Е6-К еще давало о себе знать: ему не присвоили
очередного звания, а в коротком сообщении Верха пришло и разъяснение
этой немилости. Созидателю Первого Ранга поручались крупномасштабные
преобразования при неограниченной свободе в действиях, а кроме того
давалась возможность в дальнейшем продолжить службу при Совете на
Денте. Всего этого Клор автоматически лишался еще на какое-то время. В
худшем случае он мог вообще выйти на пенсию в прежнем звании, а это
уже явный провал карьеры.
Все это Верх объяснил ему без особой мягкости, а также намекнул,
что он ставит под удар его самого. Стать одним из Координаторов
удавалось не каждому.
Но то, что Клор увидел в деревне в тот день, заставило его заложить
вираж и пролететь над домами еще раз.
Прямо посреди улицы, обычно пустынной, в ровном ряду, словно
счетные палочки, лежало шесть тел. Остальные жители стояли в некотором
отдалении, и лишь немногие из толпы запрокинули головы, чтобы
посмотреть на легкую стрекозу геликоптера.
В следующий свой вылет Клор обнаружил, что к шести телам погибших
прибавилось еще пять. Умерших не убирали из-под палящего солнца, они
оставались лежать на улице, и только количество оплакивающих все
редело.
В тот же день к станции пришел старик.
Клор обнаружил его совершенно случайно. Он включил обзорный экран
скорее от скуки, чем от надобности. Наблюдать тут было нечего - пейзаж
совсем не менялся. Старик сидел около матово-черного стабилизатора
челночного бота, в руках он держал неизменные рисовальные палочки. И
сразу же Клор понял, что он пришел за помощью.
Сняв со станции защиту и спрыгнув на песок, Клор еще какое-то время
постоял у трапа, следя за нежданным гостем, но старик продолжал