Страница:
опорное поле. На экране появилась новая тонкая линия в виде вытянутого
эллипса. Вблизи надира она высоко поднималась над прежней круговой
орбитой, в то время как на стороне Разведчика резко падала вниз,
врезалась в атмосферу.
При такой эксцентрической орбите должно пройти какое-то время,
прежде чем ракета вновь появится в зоне видимости и можно будет
провести вторую - и заключительную - часть маневра. Теперь Разведчику
нужно было потерпеть совсем короткое время, казавшееся ему, однако,
бесконечным.
Гравитационные машины, расположенные в обоих концах звездолета,
поджидали нового появления ракеты, чтобы окончательно притянуть ее к
поверхности планеты, а затем - потом, позже - выполнить и основную
задачу: на поле искусственного тяготения и поле антитяготения вынести
корабль в открытый космос и довести затем ускорение до такой величины,
чтобы можно было включить гиперпространственный двигатель, чьи девять
шаровидных трансдимензионаторов опоясывали приплюснутый корпус
звездолета.
Как только ракета снова вынырнула из-за горизонта и на экране
появилась кривая ее новой орбиты, сопровождаемая соответствующими
цифровыми данными, Разведчик, к своему глубокому изумлению, вынужден
был констатировать, что эта орбита не совпадает с рассчитанным
эллипсом. Она проходила выше - ненамного, но все-таки достаточно
высоко, чтобы избежать тормозящего воздействия атмосферы. Где-то над
противоположной стороной планеты на очень короткое время включился
двигатель ракеты, что и привело к изменению ее курса. Тормозящее
воздействие атмосферы не могло теперь помочь сохранению ценного заряда
энергии. Что же, придется пойти другим путем - гравитационные машины
Разведчика обладали достаточной мощностью, чтобы заставить строптивую
ракету совершить посадку.
Он изменил масштаб изображения на экране. Теперь ракета как бы
лежала в сетке почти спрямленных и горизонтальных дуг, дававших
сведения о расстоянии до поверхности планеты, и почти параллельных им,
лишь к краю экрана слегка закруглявшихся радиусов с угловыми данными
по отношению к кораблю Разведчика. Ракета находилась точно в центре
экрана, в то время как система координат медленно перемещалась вверх и
- значительно быстрее - в сторону. Наклонная прямая с цифрами на ее
верхнем конце показывала гравитационный пучок, он был автоматически
направлен на ракету. Но теперь Разведчик сам регулировал силу поля, и
цифры на конце прямой показывали постоянно возрастающую силу
гравитационного засасывания. Система координат все заметнее лезла
вверх. Ракета, этот детский воздушный шарик в мощных потоках силы
тяготения, приблизилась к поверхности планеты и вошла наконец в ее
атмосферу.
И тут вдруг восходящее движение координат замедлилось. Шарик явно
не хотел подчиняться правилам игры!
Очевидно, ракета включила собственные генераторы гравитации. Отсюда
следовало, что ее система автоматики повреждена весьма основательно,
поскольку программой подобные маневры не предусматривались. Теперь
Разведчик должен бороться не только с инерционной массой ракеты, но и
с ее двигателями. Однако он не потерял самообладания. Цифры близ
прямой пучка поля показали его возрастание, спрямленные дуги опять
полезли вверх, а это означало, что ракета снижается. Причем намного
быстрее спешили в сторону угловые координаты, показывая, что скоро
будет достигнут зенит.
Разведчик усилил поле до предела. Ракета немного ускорила снижение
- и вдруг скользнула вниз, словно падающая звезда. Теперь она вошла в
атмосферу так глубоко, что приземление стало неизбежным. Разведчик тут
же отключил поле - пусть ракету посадит автопилот, используя ее
собственное антигравитационное поле.
Однако скольжение ракеты через разреженную атмосферу шло с прежней
скоростью. Почему же автопилот не включает тормозные двигатели? Ведь
ракета сгорит или разобьется при посадке!..
Вновь пучок силового поля максимального напряжения подхватил
ракету, но теперь цифры на экране побежали в обратном порядке.
Гравитационные машины корабля Разведчика излучали антитяготение, чтобы
затормозить ее падение. Но эффект был небольшим, поскольку ракета
давно уже прошла над звездолетом, теперь она удалилась от зенита, и
угол для действия пучка силового поля был неудобным.
До самого конца ракета оставалась на экране, а это значило, что она
не сгорела. Разведчику удалось лишь несколько уменьшить силу удара при
посадке - предотвратить удар он не смог. И он боялся и подумать, в
каком состоянии будет после такого приземления главный груз ракеты -
ее энергонакопители.
4. Вездеход-разведчик. Заходящее солнце
Вездеход-разведчик имел форму продолговатого, сильно сплющенного
трехосного эллипсоида, при полете его дно почти касалось каменистой
поверхности планеты. Между гравитационными агрегатами и другими
машинами в самом центре вездехода имелось небольшое пространство -
узкая кабина, в которой Разведчик провел в полулежачем положении вот
уже несколько часов. Теперь большая часть пути была позади.
Грузовая ракета лежала где-то на границе между дневной и ночной
сторонами планеты. Огромный пурпурный диск солнца, словно бы
застрявший в небе, наконец наполовину скрылся за горизонтом. Разведчик
ни разу не обернулся, чтобы взглянуть на него. Солнце интересовало его
так же мало, как и панорама черно-красных сумерек.
Когда солнце исчезло окончательно и огни вездехода перекрыли слабый
свет заката, еще пробивавшийся сквозь разреженную атмосферу, Разведчик
начал сомневаться, на верном ли он пути. Ракета должна находиться в
этом районе, почему же он не может найти ее? Или компьютер звездолета
неверно определил место падения, или есть какой-то дефект в
навигационном аппарате вездехода, или же он сам, Разведчик, допустил
ошибку? Конечно, он обязательно найдет ракету, даже если придется
значительно расширить район поиска. Только все это потребует лишних
затрат энергии и времени - впрочем, разве дело во времени?
А вдруг полученные при посадке повреждения отнюдь не столь большие,
как он предполагал, и за то время, пока он торчит в этой узкой
кабинке, ракета вновь ушла в небо?
Но он отбросил эту мысль, не желая даже подумать, хорошо это или
плохо, и продолжал пристально вглядываться в окружающую его местность,
не замедляя хода гравиплана. Однако нетерпение, как и внутреннее
беспокойство, продолжало расти. Ведь все могло случиться...
Минуту спустя он увидел _ее_. Сначала это был лишь всплеск на
экране радара, с таким же успехом причиной его могла быть какая-нибудь
скала с металлическими вкраплениями, но затем через оптическое
устройство вездехода он увидел ярко сверкающее пятно, еще очень
далекое, но уже различимое в мощном потоке света запасного прожектора.
Чем ближе, тем более странными казались ему причудливые очертания
ракеты. Огромный ее кусок отделился от линзообразного корпуса и криво
торчал, будучи единственной четко различимой частью обломков.
И пока вездеход на максимальной скорости мчался вперед, Разведчик
не отрывал взгляда от картины, которая вырисовывалась все крупнее и
четче: неправдоподобно длинный корпус обтекаемой формы, косо
врезавшийся в землю, не имел ни характерных внешних агрегатов
гравитационного двигателя, ни пояса из шаров-трансдимензионаторов, и
притом не было видно никаких наружных повреждений, хотя, конечно,
судить о состоянии этого космического корабля Разведчику было трудно.
Он знал только одно - таких кораблей на его родной планете не строили.
5. Гипотермическая камера. Уродливое лицо
Разведчик очнулся - спокойно и без всякого перехода, точно машина,
которую переключили, он сменил состояние сна без сновидений на
состояние привычного бодрствования. Таблетки, которые он принимал с
первого дня после старта с оранжево-коричневой планеты в системе
чужого безымянного солнца, позволяли ему проводить большую часть
времени во сне, и благодаря тем же таблеткам ему редко снились сны о
родине, о Солифь, о двойных тенях от башен его родного города. Может
быть, медикаменты просто заставляли его забывать сны после
пробуждения, и он не знал, следует ли ему быть благодарным им за это.
Как обычно, первый взгляд он бросил на пульт с шестью главными
контрольными приборами. Все было в норме, так что он может полежать
еще минуту-другую. Времени у него было даже больше, чем ему бы
хотелось; полет продлится еще десятки лет.
Не поднимаясь, он принял простую пищу, которая обеспечивала его
тело необходимыми питательными веществами на время до нового
пробуждения, а затем и обычную дозу снотворного долговременного
действия; до следующего периода бодрствования теперь далеко.
В сущности, он продолжал делать то же, чем занимался и на чужой
планете, - он ждал. Тогда это были дни, а теперь годы, бесконечные
десятилетия полета с субсветовой скоростью. И даже путь в
гипотермическую камеру его корабля был для него заказан.
Порой он надеялся: вот он проснется и обнаружит, что все еще торчит
на той планете в ожидании ракеты с топливом, а все прочее ему просто
приснилось. Да нет, слишком уж хорошо помнил он и красный треугольник
на экране локатора, и гравитационный луч, и разбившийся чужой
звездолет...
Когда первый шок прошел. Разведчик вернулся на вездеходе к своему
кораблю, так и не долетев до сбитой ракеты. Затем он перелетел на
звездолете к месту ее падения и начал обследовать обломки. Да, это
было похоже на сон, на кошмар, на страшный сон о чужом, разрушенном
лабиринте, в котором то тут, то там Разведчик натыкался на нечто
понятное, смутно знакомое ему. Он обследовал секции ракеты,
показавшиеся относительно неповрежденными, и агрегаты, о назначении
которых Разведчик мог догадываться. Все говорило за то, что двигатели
сбитой ракеты работали на ядерном топливе. На родине Разведчика
когда-то давным-давно тоже предпринимались такие попытки, но потом от
них отказались, так как только что изобретенный гравитационный
двигатель - гиперпространственного перехода тогда еще не открыли - был
более мощным и более надежным. По всей вероятности, строители ракеты
пошли дальше по пути использования ядерной энергии и сумели многого
добиться, если уж они рискнули отправиться на таком двигателе в
межзвездное пространство. Разведчику казалось чудом, что реакторы не
взорвались при падении ракеты. Да, тогда бы уж от нее ничего не
осталось - ни обломков, ни рубки управления, оказавшейся почти
неповрежденной. И это было самым удивительным - рубка управления
корабля...
Разведчик поднялся из силового поля, еще раз взглянул на экран с
неподвижными чужими созвездиями в виде маленьких оранжевых кружков и
начал обычный контрольный обход корабля. Небольшие дополнительные
агрегаты гравитационных машин создавали в корабле искусственное поле
нормального тяготения, и этот обход, как две капли воды, походил на те
бесцельные осмотры, которые в свое время помогали ему продлевать сроки
ожидания на планете.
Но были и отличия. Тогда он еще надеялся, что ему удастся вернуться
на свою планету и в свое время, и его ожидание было бесконечным
самообманом. Теперь же он вновь находился на пути к цели, и с тех пор,
как начался полет, каждый контрольный обход он начинал с сектора
систем жизнеобеспечения. В этом заключалось второе отличие, потому что
там, в единственной на корабле гипотермической камере, лежал космонавт
с чужого звездолета.
Войдя в помещение с гипотермической установкой, Разведчик первым
делом задержался у рубильника на стене - он с самого начала отключил
здесь агрегаты искусственного тяготения, потому что это представлялось
ему самым надежным для сохранения жизни "пришельца", который лежал в
анабиозе в герметической сублимационной ячейке. У Разведчика отнюдь не
было полной ясности о состоянии космонавта. Правда, он знал, что
физиологическая жидкость, с помощью которой увеличивалась
теплопроводимость клеточной субстанции и не допускалось опасного
кристаллообразования в процессе быстрого охлаждения, действовала и на
организмы другого вида. Но, может быть, она в то же время оказывала на
него какое-то побочное, непредвидимое, разрушительное воздействие? Он
не мог утверждать обратного. Он вообще мало что мог, после того как
ему легко удалось сбить чужую ракету.
Оболочка сублимационной ячейки была толстой, со множеством большей
частью ненужных теперь приспособлений и датчиков, с непрозрачными
стенками. Но Разведчик помнил, как выглядит чужой космонавт! Уж
этого-то ему никогда не забыть. И рост у них был почти одинаков -
именно на этом строил Разведчик все свои планы спасения инопланетного
"гостя".
Разумеется, были и отличия: рентгеновский снимок выявил
поразительную асимметрию внутренних органов инопланетянина. У него
было, например, вполне нормальное сердце, но располагалось оно не в
середине, а было сдвинуто влево за счет одного легкого, и важные
органы обмена веществ тоже были расположены не попарно, а поодиночке,
что, конечно же, увеличивало уязвимость организма. Но, во всяком
случае, он отнюдь не был одним из тех совершенно иных физически,
фантастических, одаренных разумом монстров, которых некоторые ученые
рассчитывали встретить во вселенной. Нет, в основном он был похож на
Разведчика, и тот невольно вспомнил, как в свое время он потешался над
людьми, рисовавшими инопланетян по своему образу и подобию, или над
писателями-фантастами, которые пытались эффектно обыграть простодушное
предположение, что у тех разумных существ вместо шести будет четыре,
пять или семь пальцев.
У "гостя" их было пять.
И в его лице не было никаких особых отклонений, оно не отличалось
от лица Разведчика; те же два глаза, нос, рот... Вот только пропорции
были несколько иными: глаза - необыкновенно светлые и широкие, нос -
огромных размеров и клювовидной формы, а рот - словно обрамлен красной
каймой... Все это не имело отклонений от нормы настолько, чтобы
казаться действительно чем-то совершенно чуждым, нет, просто это было
странное, уродливое лицо.
6. Навигационные приборы. Другое возвращение
Казалось чудом, что инопланетянин сумел пережить катастрофу. Когда
Разведчик проник внутрь сбитой ракеты, он нашел его тяжело раненным в
рубке. Наверное, только благодаря наличию амортизаторов у кресла
пилота не произошло самого худшего, но часть пульта управления упала и
раздробила ему ноги по самые колени. Выше же колен скафандр
неестественно глубоко врезался в тело - вероятно, там имелись
эластичные кольца безопасности, которые автоматически стягивались в
случае повреждения и разгерметизации скафандра.
Разведчику без труда удалось высвободить тело находившегося без
сознания космонавта. Не тратя ни секунды на размышления, словно он не
ожидал ничего другого и много раз уже отрабатывал свои действия на
тренировках, Разведчик перенес умирающего пилота в свой корабль,
уложил его в сублимационную ячейку и включил автоматические приборы,
которые и сделали все необходимое: разрезали скафандр инопланетянина и
моментально включили холодильные агрегаты на полную мощность. Теперь
они должны были удерживать раненого на границе между жизнью и смертью
так долго, как это будет возможно.
Все это автоматы проделали без его вмешательства, вспоминал
Разведчик, продолжая обход корабля. И сам он тогда действовал со
скоростью и точностью хорошо налаженного механизма, который, не ведая
сомнений, выбирает по заданной программе и отрабатывает самый
оптимальный вариант. Позднее, когда было время для размышлений,
Разведчик с удивлением обнаружил, что дело сделано.
Он закончил инспекционный обход. Как всегда, агрегаты работали
нормально за исключением тех, которые, как, например,
шары-димензионаторы, не функционировали из-за отсутствия энергии.
Начало сказываться действие снотворного, пора возвращаться в рубку,
чтобы бросить последний взгляд на навигационные приборы и затем
погрузиться в сон без сновидений.
С помощью таблеток ему удается часть времени держаться на
расстоянии от сознания - от сознания, но не от плоти. К концу полета,
надо думать, он не сможет жить без препаратов, будет, наверное,
продолжать спать и стареть. Но это уже не играет никакой роли, сказал
он себе, все равно, когда мы долетим, я буду глубоким стариком и не
встречу никого, кого бы я знал.
Однако в одиночку ему не удастся помочь раненому, и остается только
надеяться, что анабиоз не допустит окончательной смерти
инопланетянина, пока корабль Разведчика, еле плетущийся сейчас на
гравитационном двигателе, не встретит помощи. Шанс ничтожно малый, но
единственный, и гипотермическая камера, в которой лежал чужой
космонавт, была единственной на корабле.
Разведчик вошел в рубку и бросил взгляд на навигационные приборы.
Отклонений от курса нет.
Он вспомнил, как после спасения пилота с ракеты он долго и
безуспешно пытался разобраться в ее обломках. Насколько легко было
спасти пилота (если, конечно, то, что он сделал, действительно спасло
его), насколько легко было доверить жизнь пилота системам
жизнеобеспечения корабля Разведчика и автоматическим приборам
гипотермической камеры, настолько трудными, да что там, почти
безнадежными представились ему вначале попытки обнаружить среди
покореженных механизмов непонятного назначения те, чужие навигационные
приборы. И все-таки в конце концов он сумел определить, откуда
прилетел чужой звездолет! Неясным оставалось только, как смогли эти,
казалось бы, примитивные ядерные двигатели справиться с таким
расстоянием: ведь планета, где они встретились, была ненамного дальше
от Двойного Солнца Разведчика, чем от родины чужестранца.
Экран локатора, подсоединенного теперь к навигационным приборам,
показывал только два цвета - черный и оранжевый. Если бы он
воспроизводил цвета звезд, какими они были на самом деле, то на экране
возникла бы типичная картина эффекта Доплера и звезды расположились бы
по спектру концентрическими кругами в фокусе экрана. Но экран
фиксировал только самое важное, ведь на него проецировались не все
звезды, а только те, что были нужны для ориентации в космическом
пространстве. И главное, неизменно остававшееся в центре экрана, -
цель.
Засыпая, Разведчик подумал, что хорошо было бы все же увидеть во
сне светлый город с башнями у моря, Солифь и друзей, морской берег,
ярко освещенный двумя горячими бело-голубыми солнцами. На таком
расстоянии и Двойное Солнце предстало бы здесь, на экране, обычным
оранжевым кружком. И пусть он опять, проснувшись, забудет свой сон,
может, это и хорошо, но ему так хочется его увидеть!.. Ведь он знал:
символическое изображение локатора на этот раз почти соответствовало
действительности. Оранжевый кружок в центре экрана не был бело-голубым
горячим Двойным Солнцем, это была одинокая, кроткая, желтая звездочка
на краю Галактики...
Разумеется, такое описание звездолета страдает неполнотой, но
старик, следящий за порядком в этом зале, всегда рассказывает о
корабле только так или почти так. Что же касается технических
подробностей, то вам лучше всего предварительно заглянуть в каталог,
потому что спрашивать об этом старика не имеет никакого смысла. Так
или иначе, он все равно свернет на историю о Звездном Соне. Большую
часть этой истории он, надо полагать, сочинил сам - ведь, как
известно, астронавт-инопланетянин умер вскоре после того, как корабль
вошел в пределы Солнечной системы. Умер он, по всей вероятности, от
истощения, так как на протяжении полета он спал, почти не просыпаясь,
и не принимал пищи.
Про это старик на рассказывает, хотя кто угодно может прочитать об
этом в "Отчете Комиссии по расследованию". Я не знаю, почему он не
упоминает многих достоверных фактов, и уж тем более не понимаю, зачем
он вместо этого рассказывает подробности, явно вымышленные. Опять же,
чего ради он столь неуклюже дополняет "Отчет" преувеличенно
драматизированными деталями? Говорят, он сам был когда-то космонавтом,
В то время таких, как он, называли чудаками. Одни из них летали по
привычным маршрутам к ближним планетам, что считалось - да и вправду
было - скучным занятием. А другие - ну, таких было немного - были
звездолетчиками, транжирившими, по общему мнению, свои собственные
жизни и общественные средства. Мне не удалось выяснить, к какой их
этих двух категорий принадлежал старик, но, вероятнее всего, к первой.
Может, сейчас, когда общественное мнение переменилось, он таким вот
образом хочет взять реванш за пренебрежительное отношение к его
профессии, так сказать, задним числом добиться признания? Но и это не
может объяснить до конца его странной любви к этому звездолету. А она
порой принимает просто болезненные формы, и удивительно, что дирекция
музея все ему прощает. Вот совсем недавно он всыпал одному парню,
который решил отвинтить какую-то деталь как сувенир и не подумал -
если он вообще о чем-то думал, - что старик сможет полезть за ним в
самые дальние уголки звездолета. А ведь полез, хоть у него и протезы
вместо ног.
---------------------------------------------------------------
(c) Ovidiu BUFNILA
(c) Translated by Monica Nicolau
From: Ovidiu bufnila
---------------------------------------------------------------
To buy yourself a country... What a dream, ho, ho, ho.. But an Empire?!
Well! That's what I call a bargain! But Belbbo Atipal was missing few good
billions. So he went on 42nd, at "Frotex Ltd." to buy himself a little
country named Pataggonia. Who was like him, now? On his street? Nobody! Por
Mador was pumping himself with hashish, tones. Gervella Banzi was a
prostitute since she had been nine. Zul Pazul was waiting for ET's and all
day long he was singing at his guitar. He had some pretty nasty songs. In
one of them he was mocking at the Government. The Police fined him twice.
Once at the end of Electric Spring and the other time at the beginning of
Nostalgic Winter. But Belbbo Atipal was now a name! Him and only him! If
only you could have seen the others, gathered around him, when he was back
from 42nd Street. They asked him questions. They envied him. They pressured
him. They promised him wonders. But Belbbo Atipal did nothing but laugh at
them. When he had enough of his Pataggonia, maybe he would be so kind as to
lend it to them for an hour or two... "And how is your Pataggonia?" Gervella
Banzi asked, tearing her nipples and rubbing herself, shamelessness. "It's
rainy or unbearable hot?", asked Zul Pazul, clanging his hippie guitar. Por
Mador offered to Belbbo Atipal the mummified head of a hashish dealer and
the trunk, preserved in formol, of a Bengalis elephant. But Atipal paid no
attention to it. He locked himself in the house, cursed them well, put on
his head the crystal helmet and started the virtual machine, entered
Pataggonia in the program and, with the hell of a car, he started wandering
through his country, as a big boss he pretended to be. What a country, that
Pataggonia of him! Beautiful. And how many wonderful adventures he had
there! He opened a bottle of champagne, he stopped the virtual machine and
he shouted to the jerks on his street all sorts of dirty things. He was
standing on the window and laughed at everybody. That is, you got it right,
now he was somebody, he owned a country! Zul Pazul told him straight in the
face that he's a jerk. Por Mador threatened him: "I'll boil your balls in
alcohol!" Gervella Banzi was doing filthy gestures and thrown stones in his
letter box. Belbbo Atipal shouted and cursed them for a while. He called
them names. In the evening, though, he saw something unusual which made him
silent. He looked closely. He checked his virtual machine: it was unplugged.
Though, over his house was flying a huge eagle, the kind of eagle you can
see only in Pataggonia's mountains. The eagle grabbed Gervella Banzi and
flew with her on a roof, where it ate her eyes. Por Mador called the cops,
and Zul Pazul told them the whole story, suspecting a flow of information
from Atipal's virtual machine. Police inspector shot them both. Then he
turned left about and shouted with a hoarse voice to Belbbo Atipal "Hey, Mr.
President, don't hide yourself anymore!", polishing his badge of Pataggonia
Chief Commissar.
They didn't even see me.. stupid guys! I don't give a damn on all those
virtual people, believe me. I would have liked to fly as that huge eagle.
I'm Haal the Madman. For seven hours I was staring at that eagle, how it was
eating Belbbo's neighbours. Hell, it was a great show...!
Translated by Monica Nicolau
Гарвей Харрис, доктор наук, разрабатывал для ЭВМ такие программы, чтобы
она могла с их помощью читать и переводить тексты с одного языка на другой.
Его успехи ценили в ученых кругах. Но это не мешало Харрису испытывать
постоянное унижение в своем любимом занятии - разгадывании всяческих загадок
при чтении детективных романов.
Как-то Харрис признался в своем позорном поражении непосредственному
начальнику Джону Дагону - директору вычислительной лаборатории. Они
завтракали вместе в кафе, и Дагон выслушал признание, вряд ли понимая всю
глубину расстройства Харриса.
- Знаете, Джон, - говорил тот ему, - за последние восемь лет я прочел
две тысячи четыреста тридцать девять детективов с убийствами. В среднем это
получается по триста четыре целых и восемьсот семьдесят пять тысячных романа
в год. В общем, одна книга за одну неделю и две десятые дня.
- Ужас какой! - воскликнул его собеседник. - Лично я предпочитаю
научную фантастику, а детективы меня никогда не увлекали. Слишком много
крови.
- Да, но самое неприятное заключается в том, - продолжал Харрис, - что
я в них разгадал убийцу всего восемьдесят три раза. Понимаете? Подумать
только - всего восемьдесят три целых и ноль-ноль сотых книги! Это же
каких-то жалких три процента, точнее - три целых и четыре десятых процента
прочитанного.
- Вот уж действительно неудача, - посочувствовал Дагон. - Послушайте,
Гарвей, у меня сейчас важная встреча. Не хотелось бы опоздать. Извините
меня, ладно?
Отодвинувшись от стола, Дагон поднялся и чуть замешкался. Понимая, что
его поспешный уход будет слишком очевиден, он решил его замаскировать парой
ничего не значащих фраз.
- Хм, а почему бы вам не составить программу для ЭВМ7 Пусть машина
решает и разгадывает ваши детективные штучки! И широко улыбнувшись, Дагон
исчез.
- Чепуха! - возразил Харрис, прежде чем сообразил, что обращается к
пустому стулу. - Какая от этого польза?
Однако на другой день, когда он сидел, покачиваясь, в кресле и
эллипса. Вблизи надира она высоко поднималась над прежней круговой
орбитой, в то время как на стороне Разведчика резко падала вниз,
врезалась в атмосферу.
При такой эксцентрической орбите должно пройти какое-то время,
прежде чем ракета вновь появится в зоне видимости и можно будет
провести вторую - и заключительную - часть маневра. Теперь Разведчику
нужно было потерпеть совсем короткое время, казавшееся ему, однако,
бесконечным.
Гравитационные машины, расположенные в обоих концах звездолета,
поджидали нового появления ракеты, чтобы окончательно притянуть ее к
поверхности планеты, а затем - потом, позже - выполнить и основную
задачу: на поле искусственного тяготения и поле антитяготения вынести
корабль в открытый космос и довести затем ускорение до такой величины,
чтобы можно было включить гиперпространственный двигатель, чьи девять
шаровидных трансдимензионаторов опоясывали приплюснутый корпус
звездолета.
Как только ракета снова вынырнула из-за горизонта и на экране
появилась кривая ее новой орбиты, сопровождаемая соответствующими
цифровыми данными, Разведчик, к своему глубокому изумлению, вынужден
был констатировать, что эта орбита не совпадает с рассчитанным
эллипсом. Она проходила выше - ненамного, но все-таки достаточно
высоко, чтобы избежать тормозящего воздействия атмосферы. Где-то над
противоположной стороной планеты на очень короткое время включился
двигатель ракеты, что и привело к изменению ее курса. Тормозящее
воздействие атмосферы не могло теперь помочь сохранению ценного заряда
энергии. Что же, придется пойти другим путем - гравитационные машины
Разведчика обладали достаточной мощностью, чтобы заставить строптивую
ракету совершить посадку.
Он изменил масштаб изображения на экране. Теперь ракета как бы
лежала в сетке почти спрямленных и горизонтальных дуг, дававших
сведения о расстоянии до поверхности планеты, и почти параллельных им,
лишь к краю экрана слегка закруглявшихся радиусов с угловыми данными
по отношению к кораблю Разведчика. Ракета находилась точно в центре
экрана, в то время как система координат медленно перемещалась вверх и
- значительно быстрее - в сторону. Наклонная прямая с цифрами на ее
верхнем конце показывала гравитационный пучок, он был автоматически
направлен на ракету. Но теперь Разведчик сам регулировал силу поля, и
цифры на конце прямой показывали постоянно возрастающую силу
гравитационного засасывания. Система координат все заметнее лезла
вверх. Ракета, этот детский воздушный шарик в мощных потоках силы
тяготения, приблизилась к поверхности планеты и вошла наконец в ее
атмосферу.
И тут вдруг восходящее движение координат замедлилось. Шарик явно
не хотел подчиняться правилам игры!
Очевидно, ракета включила собственные генераторы гравитации. Отсюда
следовало, что ее система автоматики повреждена весьма основательно,
поскольку программой подобные маневры не предусматривались. Теперь
Разведчик должен бороться не только с инерционной массой ракеты, но и
с ее двигателями. Однако он не потерял самообладания. Цифры близ
прямой пучка поля показали его возрастание, спрямленные дуги опять
полезли вверх, а это означало, что ракета снижается. Причем намного
быстрее спешили в сторону угловые координаты, показывая, что скоро
будет достигнут зенит.
Разведчик усилил поле до предела. Ракета немного ускорила снижение
- и вдруг скользнула вниз, словно падающая звезда. Теперь она вошла в
атмосферу так глубоко, что приземление стало неизбежным. Разведчик тут
же отключил поле - пусть ракету посадит автопилот, используя ее
собственное антигравитационное поле.
Однако скольжение ракеты через разреженную атмосферу шло с прежней
скоростью. Почему же автопилот не включает тормозные двигатели? Ведь
ракета сгорит или разобьется при посадке!..
Вновь пучок силового поля максимального напряжения подхватил
ракету, но теперь цифры на экране побежали в обратном порядке.
Гравитационные машины корабля Разведчика излучали антитяготение, чтобы
затормозить ее падение. Но эффект был небольшим, поскольку ракета
давно уже прошла над звездолетом, теперь она удалилась от зенита, и
угол для действия пучка силового поля был неудобным.
До самого конца ракета оставалась на экране, а это значило, что она
не сгорела. Разведчику удалось лишь несколько уменьшить силу удара при
посадке - предотвратить удар он не смог. И он боялся и подумать, в
каком состоянии будет после такого приземления главный груз ракеты -
ее энергонакопители.
4. Вездеход-разведчик. Заходящее солнце
Вездеход-разведчик имел форму продолговатого, сильно сплющенного
трехосного эллипсоида, при полете его дно почти касалось каменистой
поверхности планеты. Между гравитационными агрегатами и другими
машинами в самом центре вездехода имелось небольшое пространство -
узкая кабина, в которой Разведчик провел в полулежачем положении вот
уже несколько часов. Теперь большая часть пути была позади.
Грузовая ракета лежала где-то на границе между дневной и ночной
сторонами планеты. Огромный пурпурный диск солнца, словно бы
застрявший в небе, наконец наполовину скрылся за горизонтом. Разведчик
ни разу не обернулся, чтобы взглянуть на него. Солнце интересовало его
так же мало, как и панорама черно-красных сумерек.
Когда солнце исчезло окончательно и огни вездехода перекрыли слабый
свет заката, еще пробивавшийся сквозь разреженную атмосферу, Разведчик
начал сомневаться, на верном ли он пути. Ракета должна находиться в
этом районе, почему же он не может найти ее? Или компьютер звездолета
неверно определил место падения, или есть какой-то дефект в
навигационном аппарате вездехода, или же он сам, Разведчик, допустил
ошибку? Конечно, он обязательно найдет ракету, даже если придется
значительно расширить район поиска. Только все это потребует лишних
затрат энергии и времени - впрочем, разве дело во времени?
А вдруг полученные при посадке повреждения отнюдь не столь большие,
как он предполагал, и за то время, пока он торчит в этой узкой
кабинке, ракета вновь ушла в небо?
Но он отбросил эту мысль, не желая даже подумать, хорошо это или
плохо, и продолжал пристально вглядываться в окружающую его местность,
не замедляя хода гравиплана. Однако нетерпение, как и внутреннее
беспокойство, продолжало расти. Ведь все могло случиться...
Минуту спустя он увидел _ее_. Сначала это был лишь всплеск на
экране радара, с таким же успехом причиной его могла быть какая-нибудь
скала с металлическими вкраплениями, но затем через оптическое
устройство вездехода он увидел ярко сверкающее пятно, еще очень
далекое, но уже различимое в мощном потоке света запасного прожектора.
Чем ближе, тем более странными казались ему причудливые очертания
ракеты. Огромный ее кусок отделился от линзообразного корпуса и криво
торчал, будучи единственной четко различимой частью обломков.
И пока вездеход на максимальной скорости мчался вперед, Разведчик
не отрывал взгляда от картины, которая вырисовывалась все крупнее и
четче: неправдоподобно длинный корпус обтекаемой формы, косо
врезавшийся в землю, не имел ни характерных внешних агрегатов
гравитационного двигателя, ни пояса из шаров-трансдимензионаторов, и
притом не было видно никаких наружных повреждений, хотя, конечно,
судить о состоянии этого космического корабля Разведчику было трудно.
Он знал только одно - таких кораблей на его родной планете не строили.
5. Гипотермическая камера. Уродливое лицо
Разведчик очнулся - спокойно и без всякого перехода, точно машина,
которую переключили, он сменил состояние сна без сновидений на
состояние привычного бодрствования. Таблетки, которые он принимал с
первого дня после старта с оранжево-коричневой планеты в системе
чужого безымянного солнца, позволяли ему проводить большую часть
времени во сне, и благодаря тем же таблеткам ему редко снились сны о
родине, о Солифь, о двойных тенях от башен его родного города. Может
быть, медикаменты просто заставляли его забывать сны после
пробуждения, и он не знал, следует ли ему быть благодарным им за это.
Как обычно, первый взгляд он бросил на пульт с шестью главными
контрольными приборами. Все было в норме, так что он может полежать
еще минуту-другую. Времени у него было даже больше, чем ему бы
хотелось; полет продлится еще десятки лет.
Не поднимаясь, он принял простую пищу, которая обеспечивала его
тело необходимыми питательными веществами на время до нового
пробуждения, а затем и обычную дозу снотворного долговременного
действия; до следующего периода бодрствования теперь далеко.
В сущности, он продолжал делать то же, чем занимался и на чужой
планете, - он ждал. Тогда это были дни, а теперь годы, бесконечные
десятилетия полета с субсветовой скоростью. И даже путь в
гипотермическую камеру его корабля был для него заказан.
Порой он надеялся: вот он проснется и обнаружит, что все еще торчит
на той планете в ожидании ракеты с топливом, а все прочее ему просто
приснилось. Да нет, слишком уж хорошо помнил он и красный треугольник
на экране локатора, и гравитационный луч, и разбившийся чужой
звездолет...
Когда первый шок прошел. Разведчик вернулся на вездеходе к своему
кораблю, так и не долетев до сбитой ракеты. Затем он перелетел на
звездолете к месту ее падения и начал обследовать обломки. Да, это
было похоже на сон, на кошмар, на страшный сон о чужом, разрушенном
лабиринте, в котором то тут, то там Разведчик натыкался на нечто
понятное, смутно знакомое ему. Он обследовал секции ракеты,
показавшиеся относительно неповрежденными, и агрегаты, о назначении
которых Разведчик мог догадываться. Все говорило за то, что двигатели
сбитой ракеты работали на ядерном топливе. На родине Разведчика
когда-то давным-давно тоже предпринимались такие попытки, но потом от
них отказались, так как только что изобретенный гравитационный
двигатель - гиперпространственного перехода тогда еще не открыли - был
более мощным и более надежным. По всей вероятности, строители ракеты
пошли дальше по пути использования ядерной энергии и сумели многого
добиться, если уж они рискнули отправиться на таком двигателе в
межзвездное пространство. Разведчику казалось чудом, что реакторы не
взорвались при падении ракеты. Да, тогда бы уж от нее ничего не
осталось - ни обломков, ни рубки управления, оказавшейся почти
неповрежденной. И это было самым удивительным - рубка управления
корабля...
Разведчик поднялся из силового поля, еще раз взглянул на экран с
неподвижными чужими созвездиями в виде маленьких оранжевых кружков и
начал обычный контрольный обход корабля. Небольшие дополнительные
агрегаты гравитационных машин создавали в корабле искусственное поле
нормального тяготения, и этот обход, как две капли воды, походил на те
бесцельные осмотры, которые в свое время помогали ему продлевать сроки
ожидания на планете.
Но были и отличия. Тогда он еще надеялся, что ему удастся вернуться
на свою планету и в свое время, и его ожидание было бесконечным
самообманом. Теперь же он вновь находился на пути к цели, и с тех пор,
как начался полет, каждый контрольный обход он начинал с сектора
систем жизнеобеспечения. В этом заключалось второе отличие, потому что
там, в единственной на корабле гипотермической камере, лежал космонавт
с чужого звездолета.
Войдя в помещение с гипотермической установкой, Разведчик первым
делом задержался у рубильника на стене - он с самого начала отключил
здесь агрегаты искусственного тяготения, потому что это представлялось
ему самым надежным для сохранения жизни "пришельца", который лежал в
анабиозе в герметической сублимационной ячейке. У Разведчика отнюдь не
было полной ясности о состоянии космонавта. Правда, он знал, что
физиологическая жидкость, с помощью которой увеличивалась
теплопроводимость клеточной субстанции и не допускалось опасного
кристаллообразования в процессе быстрого охлаждения, действовала и на
организмы другого вида. Но, может быть, она в то же время оказывала на
него какое-то побочное, непредвидимое, разрушительное воздействие? Он
не мог утверждать обратного. Он вообще мало что мог, после того как
ему легко удалось сбить чужую ракету.
Оболочка сублимационной ячейки была толстой, со множеством большей
частью ненужных теперь приспособлений и датчиков, с непрозрачными
стенками. Но Разведчик помнил, как выглядит чужой космонавт! Уж
этого-то ему никогда не забыть. И рост у них был почти одинаков -
именно на этом строил Разведчик все свои планы спасения инопланетного
"гостя".
Разумеется, были и отличия: рентгеновский снимок выявил
поразительную асимметрию внутренних органов инопланетянина. У него
было, например, вполне нормальное сердце, но располагалось оно не в
середине, а было сдвинуто влево за счет одного легкого, и важные
органы обмена веществ тоже были расположены не попарно, а поодиночке,
что, конечно же, увеличивало уязвимость организма. Но, во всяком
случае, он отнюдь не был одним из тех совершенно иных физически,
фантастических, одаренных разумом монстров, которых некоторые ученые
рассчитывали встретить во вселенной. Нет, в основном он был похож на
Разведчика, и тот невольно вспомнил, как в свое время он потешался над
людьми, рисовавшими инопланетян по своему образу и подобию, или над
писателями-фантастами, которые пытались эффектно обыграть простодушное
предположение, что у тех разумных существ вместо шести будет четыре,
пять или семь пальцев.
У "гостя" их было пять.
И в его лице не было никаких особых отклонений, оно не отличалось
от лица Разведчика; те же два глаза, нос, рот... Вот только пропорции
были несколько иными: глаза - необыкновенно светлые и широкие, нос -
огромных размеров и клювовидной формы, а рот - словно обрамлен красной
каймой... Все это не имело отклонений от нормы настолько, чтобы
казаться действительно чем-то совершенно чуждым, нет, просто это было
странное, уродливое лицо.
6. Навигационные приборы. Другое возвращение
Казалось чудом, что инопланетянин сумел пережить катастрофу. Когда
Разведчик проник внутрь сбитой ракеты, он нашел его тяжело раненным в
рубке. Наверное, только благодаря наличию амортизаторов у кресла
пилота не произошло самого худшего, но часть пульта управления упала и
раздробила ему ноги по самые колени. Выше же колен скафандр
неестественно глубоко врезался в тело - вероятно, там имелись
эластичные кольца безопасности, которые автоматически стягивались в
случае повреждения и разгерметизации скафандра.
Разведчику без труда удалось высвободить тело находившегося без
сознания космонавта. Не тратя ни секунды на размышления, словно он не
ожидал ничего другого и много раз уже отрабатывал свои действия на
тренировках, Разведчик перенес умирающего пилота в свой корабль,
уложил его в сублимационную ячейку и включил автоматические приборы,
которые и сделали все необходимое: разрезали скафандр инопланетянина и
моментально включили холодильные агрегаты на полную мощность. Теперь
они должны были удерживать раненого на границе между жизнью и смертью
так долго, как это будет возможно.
Все это автоматы проделали без его вмешательства, вспоминал
Разведчик, продолжая обход корабля. И сам он тогда действовал со
скоростью и точностью хорошо налаженного механизма, который, не ведая
сомнений, выбирает по заданной программе и отрабатывает самый
оптимальный вариант. Позднее, когда было время для размышлений,
Разведчик с удивлением обнаружил, что дело сделано.
Он закончил инспекционный обход. Как всегда, агрегаты работали
нормально за исключением тех, которые, как, например,
шары-димензионаторы, не функционировали из-за отсутствия энергии.
Начало сказываться действие снотворного, пора возвращаться в рубку,
чтобы бросить последний взгляд на навигационные приборы и затем
погрузиться в сон без сновидений.
С помощью таблеток ему удается часть времени держаться на
расстоянии от сознания - от сознания, но не от плоти. К концу полета,
надо думать, он не сможет жить без препаратов, будет, наверное,
продолжать спать и стареть. Но это уже не играет никакой роли, сказал
он себе, все равно, когда мы долетим, я буду глубоким стариком и не
встречу никого, кого бы я знал.
Однако в одиночку ему не удастся помочь раненому, и остается только
надеяться, что анабиоз не допустит окончательной смерти
инопланетянина, пока корабль Разведчика, еле плетущийся сейчас на
гравитационном двигателе, не встретит помощи. Шанс ничтожно малый, но
единственный, и гипотермическая камера, в которой лежал чужой
космонавт, была единственной на корабле.
Разведчик вошел в рубку и бросил взгляд на навигационные приборы.
Отклонений от курса нет.
Он вспомнил, как после спасения пилота с ракеты он долго и
безуспешно пытался разобраться в ее обломках. Насколько легко было
спасти пилота (если, конечно, то, что он сделал, действительно спасло
его), насколько легко было доверить жизнь пилота системам
жизнеобеспечения корабля Разведчика и автоматическим приборам
гипотермической камеры, настолько трудными, да что там, почти
безнадежными представились ему вначале попытки обнаружить среди
покореженных механизмов непонятного назначения те, чужие навигационные
приборы. И все-таки в конце концов он сумел определить, откуда
прилетел чужой звездолет! Неясным оставалось только, как смогли эти,
казалось бы, примитивные ядерные двигатели справиться с таким
расстоянием: ведь планета, где они встретились, была ненамного дальше
от Двойного Солнца Разведчика, чем от родины чужестранца.
Экран локатора, подсоединенного теперь к навигационным приборам,
показывал только два цвета - черный и оранжевый. Если бы он
воспроизводил цвета звезд, какими они были на самом деле, то на экране
возникла бы типичная картина эффекта Доплера и звезды расположились бы
по спектру концентрическими кругами в фокусе экрана. Но экран
фиксировал только самое важное, ведь на него проецировались не все
звезды, а только те, что были нужны для ориентации в космическом
пространстве. И главное, неизменно остававшееся в центре экрана, -
цель.
Засыпая, Разведчик подумал, что хорошо было бы все же увидеть во
сне светлый город с башнями у моря, Солифь и друзей, морской берег,
ярко освещенный двумя горячими бело-голубыми солнцами. На таком
расстоянии и Двойное Солнце предстало бы здесь, на экране, обычным
оранжевым кружком. И пусть он опять, проснувшись, забудет свой сон,
может, это и хорошо, но ему так хочется его увидеть!.. Ведь он знал:
символическое изображение локатора на этот раз почти соответствовало
действительности. Оранжевый кружок в центре экрана не был бело-голубым
горячим Двойным Солнцем, это была одинокая, кроткая, желтая звездочка
на краю Галактики...
Разумеется, такое описание звездолета страдает неполнотой, но
старик, следящий за порядком в этом зале, всегда рассказывает о
корабле только так или почти так. Что же касается технических
подробностей, то вам лучше всего предварительно заглянуть в каталог,
потому что спрашивать об этом старика не имеет никакого смысла. Так
или иначе, он все равно свернет на историю о Звездном Соне. Большую
часть этой истории он, надо полагать, сочинил сам - ведь, как
известно, астронавт-инопланетянин умер вскоре после того, как корабль
вошел в пределы Солнечной системы. Умер он, по всей вероятности, от
истощения, так как на протяжении полета он спал, почти не просыпаясь,
и не принимал пищи.
Про это старик на рассказывает, хотя кто угодно может прочитать об
этом в "Отчете Комиссии по расследованию". Я не знаю, почему он не
упоминает многих достоверных фактов, и уж тем более не понимаю, зачем
он вместо этого рассказывает подробности, явно вымышленные. Опять же,
чего ради он столь неуклюже дополняет "Отчет" преувеличенно
драматизированными деталями? Говорят, он сам был когда-то космонавтом,
В то время таких, как он, называли чудаками. Одни из них летали по
привычным маршрутам к ближним планетам, что считалось - да и вправду
было - скучным занятием. А другие - ну, таких было немного - были
звездолетчиками, транжирившими, по общему мнению, свои собственные
жизни и общественные средства. Мне не удалось выяснить, к какой их
этих двух категорий принадлежал старик, но, вероятнее всего, к первой.
Может, сейчас, когда общественное мнение переменилось, он таким вот
образом хочет взять реванш за пренебрежительное отношение к его
профессии, так сказать, задним числом добиться признания? Но и это не
может объяснить до конца его странной любви к этому звездолету. А она
порой принимает просто болезненные формы, и удивительно, что дирекция
музея все ему прощает. Вот совсем недавно он всыпал одному парню,
который решил отвинтить какую-то деталь как сувенир и не подумал -
если он вообще о чем-то думал, - что старик сможет полезть за ним в
самые дальние уголки звездолета. А ведь полез, хоть у него и протезы
вместо ног.
---------------------------------------------------------------
(c) Ovidiu BUFNILA
(c) Translated by Monica Nicolau
From: Ovidiu bufnila
---------------------------------------------------------------
To buy yourself a country... What a dream, ho, ho, ho.. But an Empire?!
Well! That's what I call a bargain! But Belbbo Atipal was missing few good
billions. So he went on 42nd, at "Frotex Ltd." to buy himself a little
country named Pataggonia. Who was like him, now? On his street? Nobody! Por
Mador was pumping himself with hashish, tones. Gervella Banzi was a
prostitute since she had been nine. Zul Pazul was waiting for ET's and all
day long he was singing at his guitar. He had some pretty nasty songs. In
one of them he was mocking at the Government. The Police fined him twice.
Once at the end of Electric Spring and the other time at the beginning of
Nostalgic Winter. But Belbbo Atipal was now a name! Him and only him! If
only you could have seen the others, gathered around him, when he was back
from 42nd Street. They asked him questions. They envied him. They pressured
him. They promised him wonders. But Belbbo Atipal did nothing but laugh at
them. When he had enough of his Pataggonia, maybe he would be so kind as to
lend it to them for an hour or two... "And how is your Pataggonia?" Gervella
Banzi asked, tearing her nipples and rubbing herself, shamelessness. "It's
rainy or unbearable hot?", asked Zul Pazul, clanging his hippie guitar. Por
Mador offered to Belbbo Atipal the mummified head of a hashish dealer and
the trunk, preserved in formol, of a Bengalis elephant. But Atipal paid no
attention to it. He locked himself in the house, cursed them well, put on
his head the crystal helmet and started the virtual machine, entered
Pataggonia in the program and, with the hell of a car, he started wandering
through his country, as a big boss he pretended to be. What a country, that
Pataggonia of him! Beautiful. And how many wonderful adventures he had
there! He opened a bottle of champagne, he stopped the virtual machine and
he shouted to the jerks on his street all sorts of dirty things. He was
standing on the window and laughed at everybody. That is, you got it right,
now he was somebody, he owned a country! Zul Pazul told him straight in the
face that he's a jerk. Por Mador threatened him: "I'll boil your balls in
alcohol!" Gervella Banzi was doing filthy gestures and thrown stones in his
letter box. Belbbo Atipal shouted and cursed them for a while. He called
them names. In the evening, though, he saw something unusual which made him
silent. He looked closely. He checked his virtual machine: it was unplugged.
Though, over his house was flying a huge eagle, the kind of eagle you can
see only in Pataggonia's mountains. The eagle grabbed Gervella Banzi and
flew with her on a roof, where it ate her eyes. Por Mador called the cops,
and Zul Pazul told them the whole story, suspecting a flow of information
from Atipal's virtual machine. Police inspector shot them both. Then he
turned left about and shouted with a hoarse voice to Belbbo Atipal "Hey, Mr.
President, don't hide yourself anymore!", polishing his badge of Pataggonia
Chief Commissar.
They didn't even see me.. stupid guys! I don't give a damn on all those
virtual people, believe me. I would have liked to fly as that huge eagle.
I'm Haal the Madman. For seven hours I was staring at that eagle, how it was
eating Belbbo's neighbours. Hell, it was a great show...!
Translated by Monica Nicolau
Гарвей Харрис, доктор наук, разрабатывал для ЭВМ такие программы, чтобы
она могла с их помощью читать и переводить тексты с одного языка на другой.
Его успехи ценили в ученых кругах. Но это не мешало Харрису испытывать
постоянное унижение в своем любимом занятии - разгадывании всяческих загадок
при чтении детективных романов.
Как-то Харрис признался в своем позорном поражении непосредственному
начальнику Джону Дагону - директору вычислительной лаборатории. Они
завтракали вместе в кафе, и Дагон выслушал признание, вряд ли понимая всю
глубину расстройства Харриса.
- Знаете, Джон, - говорил тот ему, - за последние восемь лет я прочел
две тысячи четыреста тридцать девять детективов с убийствами. В среднем это
получается по триста четыре целых и восемьсот семьдесят пять тысячных романа
в год. В общем, одна книга за одну неделю и две десятые дня.
- Ужас какой! - воскликнул его собеседник. - Лично я предпочитаю
научную фантастику, а детективы меня никогда не увлекали. Слишком много
крови.
- Да, но самое неприятное заключается в том, - продолжал Харрис, - что
я в них разгадал убийцу всего восемьдесят три раза. Понимаете? Подумать
только - всего восемьдесят три целых и ноль-ноль сотых книги! Это же
каких-то жалких три процента, точнее - три целых и четыре десятых процента
прочитанного.
- Вот уж действительно неудача, - посочувствовал Дагон. - Послушайте,
Гарвей, у меня сейчас важная встреча. Не хотелось бы опоздать. Извините
меня, ладно?
Отодвинувшись от стола, Дагон поднялся и чуть замешкался. Понимая, что
его поспешный уход будет слишком очевиден, он решил его замаскировать парой
ничего не значащих фраз.
- Хм, а почему бы вам не составить программу для ЭВМ7 Пусть машина
решает и разгадывает ваши детективные штучки! И широко улыбнувшись, Дагон
исчез.
- Чепуха! - возразил Харрис, прежде чем сообразил, что обращается к
пустому стулу. - Какая от этого польза?
Однако на другой день, когда он сидел, покачиваясь, в кресле и