Айриш Уильям. Встречи во мраке

   – Вы лечили миссис Гаррисон, доктор?
   – В течение нескольких лет я был их домашним врачом. Когда-то он был моим школьным товарищем. Он вызвал меня...
   Врач взглянул на календарь.
   – ...по телефону 31 мая, рано утром. То, что я увидел, мне не понравилось, но сразу я затруднился поставить диагноз. В тот же день позже я нанес визит второй раз и немедленно забрал ее в больницу.
   Он понизил голос.
   – Больше я не терял времени, но, несмотря на это, было уже поздно. Еще до наступления ночи она умерла.
   – И какова была причина смерти?
   Врач нахмурился. Какое-то время он смотрел на пол, будто ему трудно было говорить.
   – Тетансу, – тихо проговорил он. – Не пожелал бы своему злейшему врагу.
   – Вы сказали, что во время своего первого визита вам не удалось установить диагноз?
   – Это даже врачам редко удается. Только при втором визите я стал подозревать это. Исследования в больнице подтвердили мое предположение.
   Он вздохнул.
   – Было уже поздно вводить сыворотку. Мы ничем не могли помочь.
   Камерон глубоко вздохнул.
   – И от чего, вы считаете, это произошло?
   – Входя в дом, она поранила себе ногу гвоздем. Но для меня главное было то, что с ней произошло, а не причина заболевания.
   Камерон неторопливо кивнул.
   – В этом заключается разница между нами обоими. Я работаю над прошлым, вы – над будущим.
   – Однако, в этом случае, я полагаю, не может быть и речи о преступлении, – возразил врач. – Поэтому ваше сравнение к данному случаю не подходит.
   Камерон на момент опустил глаза, словно хотел скрыть свои мысли.
   – Не можете ли вы рассказать мне кое-что об этой болезни, доктор? Я не специалист и, откровенно говоря, даже не слышал о такой болезни.
   – Ну, это естественно. В просторечии ее называют столбняком. Она развивается от повреждения кожи. Даже царапина или укол иглы могут стать причиной этой болезни – при условии наличия вируса. Случаи выздоровления очень редки, большей частью больные умирают.
   – Существуют ли еще другие причины заболевания, кроме этих? Ну, например, контакт с другими людьми?
   – Нет, столбняк – не заразная болезнь, а следовательно, она не может передаваться от человека к окружающим.
   "Очень даже может, – подумал Камерон, вставая и направляясь к выходу. – Однако, совсем в другом смысле..."
   Гаррисон в пижаме спустился по лестнице.
   – Мне очень жаль, что я вас побеспокоил, мистер Гаррисон, – сказал Камерон. – Я знаю, что сейчас три часа ночи, но я проделал такой путь, что при всем желании не мог раньше прибыть. Мне нужно задать вам только пару вопросов о том гвозде, который явился причиной смерти вашей жены.
   Гаррисон не понимал его.
   – Это был обычный гвоздь, – удивленно сказал он.
   – Можете ли вы показать его мне?
   – Нет. Я его выдернул и выбросил на улицу.
   – Можете ли вы показать мне, где он торчал?
   – Да, это могу.
   Гаррисон повел его в входной двери.
   – Вот здесь, внизу. Видите крошечное углубление в дереве под дверным косяком? Здесь он торчал. В ту ночь мы поздно пришли домой. Я распахнул перед ней дверь и, когда она вошла, то поранилась об эту проклятую штуку. При всем желании мы не могли понять, каким образом здесь оказался гвоздь. Здесь не было щели, которую нужно было бы забить. Должно, быть, он совершенно случайно был вбит в косяк.
   – Случайно?
   Камерон поднял брови.
   – Имеете ли вы представление, как давно торчал здесь гвоздь?
   – Пожалуй, он появился только в этом году. Но его как-то не замечали.
   – Кто-нибудь из вас раньше натыкался на него?
   – Нет, нет. Никто не натыкался.
   – Тогда его, несомненно, не было до того вечера.
   Камерон сделал недовольную мину.
   – Слышали ли вы когда-нибудь удары молотка?
   – Это исключено. Нас целую неделю не было дома. Два дня дом вообще был заперт. Прислуга вернулась раньше нас, утром в понедельник.
   Камерон открыл входную дверь и снова распахнул ее.
   – Насколько я понимаю, гвоздь был вбит с наружной стороны. Дверь отворяется внутрь, и поэтому гвоздь не мог ее блокировать. Давайте воспроизведем ваши движения. Вы стояли с этой стороны, давая ей пройти. А она, вероятно, проходила, стараясь взяться за ручку двери. Таким образом, она должна была приблизиться сюда и действительно приблизилась к тому месту, где торчал гвоздь.
   Он неторопливо кивнул.
   – И вы просто выдернули этот гвоздь и выбросили его на улицу? – спросил он.
   – С какой стати я должен был сохранять его? – возразил Гаррисон. – В конце концов, я не желал повторения этой истории: мы оба были сильно раздосадованы, и поскольку Моргана не было, я сам взял клещи. Рассказать вам, что за идиотство я обнаружил?
   – Да, слушаю вас, – тихо сказал Камерон.
   – Гвоздь был вбит наоборот. Головка была вбита в дерево, а острие торчало наружу.
   – В таком случае, гвоздь не был вбит. Нельзя вбивать гвоздь шляпкой в дерево.
   – Но он был воткнут в дерево очень глубоко. Там был длинный кусок гвоздя, почти такой же длины, как мой большой палец.
   – Может быть, сначала было просверлено отверстие, в которое затем вставляли гвоздь головкой внутрь. Считаете ли вы это возможным?
   – Да. В таком случае его могли вставить одним махом.
   – И как он выглядел? – спросил Камерон. – Он был гладкий или ржавый?
   – Я не могу сейчас вам этого сказать. Я только смутно припоминаю, что с нижней его половины свешивались какие-то грязно-коричневые нити. Все это так важно для вас?
   – Теперь уже не так важно, – ответил Камерон. – Гвоздь пропал, а ваша жена умерла.
   – Я не совсем понимаю, к чему вы, собственно, клоните, – медленно проговорил Гаррисон.
   – Вы можете сами ответить на все вопросы, – ответил Камерон ворчливым тоном. – Мне больше нечего к этому прибавить.
   Шеф протянул Камерону пачку связанных бумажных бланков.
   – Для вас есть поручение, – кратко сказал он.
   Камерон прочитал бумаги и его лицо вытянулось.
   – Но ведь это совсем другое дело, – запротестовал он. – Это не связано с Жаннет Гаррисон...
   – Займитесь этим делом, – резко перебил его шеф. – Или, вернее, прекратите ваше расследование, в основе которого нет ни одного достоверного факта. Да, да, я знаю, вы вообразили, будто это умышленное убийство, но ваше личное мнение меня не интересует. Я хочу использовать вас на более нужной работе.
   – Но, сэр, эта женщина...
   Шеф ударил кулаком по столу.
   – Женщина умерла от столбняка. Это подтверждают врачи, известный врач-специалист. Опытный ученый-медик подписал свидетельство о смерти. Если этого недостаточно, я могу показать вам протокол вскрытия. В нем также ничего другого найти нельзя. Даже если в этом случае и есть какая-то тайна, то она биологического характера и, следовательно, это дело лечебных учреждений, а не полиции. Но если вы так горячо интересуетесь бациллами, то я могу только посоветовать вам сменить профессию и заняться медициной.
   Камерон хотел возразить, но шеф сделал негодующий жест.
   – Бросьте заниматься этими соболезнованиями. Каждый раз, когда мы имеем дело со смертными случаями, нам пишут сотни людей и убеждают нас заняться расследованием. Это вам хорошо известно. Однако, в тех случаях, которые действительно нужно расследовать, нам никто не пишет. Я вам уже сказал, что она умерла от столбняка, и с этим покончено.
   – Но, сэр, судя по всему, она была убита. Предположите только, что столбняк был вызван умышленно. Он ведь может служить таким же оружием, как пистолет, нож или топор.
   Голос шефа стал резким. Он произносил каждое слово раздельно:
   – Я сказал: вы должны прекратить расследование. Это ясно?
   На это мог быть получен только один ответ:
   – Да, сэр, – поспешно сказал он.
   Гаррисон сидел за столом и завтракал. Морган подал ему половину грейпфрута со льдом и положил на стол утреннюю почту.
   Это письмо было третьим сверху. Оно гласило:
   "Ну, как вы себя чувствуете теперь, мистер Гаррисон?"
   Подписи не было.
   Тот моментально освободился от своей летаргии. Его взгляд обратился к двери и к той комнате, где стоял телефон. Он собирался встать и позвонить.
   Потом его взор стал хмурым и усталым, и он никуда не пошел. Он сжал губы и медленно покачал головой, словно хотел сказать: "Один раз я уже свалял дурака, но больше этого не будет".
   Он разорвал письмо и бросил его в корзинку для бумаг под столом. Затем снова принялся за свой грейпфрут.

3. Вторая встреча

   Телефон зазвонил в дьявольски неподходящий момент. Его жена тоже была в комнате.
   Флоренс стояла перед ним совсем одетая. Она уже направлялась вниз, чтобы сделать последние приготовления. Только неполадка с ее ручными часами вынудила ее снова вернуться в комнату. Очевидно, замок браслета был слишком зажат. Требовалось некоторое время, чтобы его как-то исправить.
   Они имели параллельный телефон в своей общей спальне. Он был поставлен вскоре после того, как он захромал, и он тогда еще подумал, как стало удобно звонить.
   Поскольку ее часы были неисправны, она решила заняться ими и не взяла трубку.
   – Хью, – сказала она и кивнула на телефон. – Надо надеяться, что никто не откажется в последний момент.
   Он занимался своим галстуком.
   – Пусть там, внизу, снимут трубку, – сказал он.
   Звонок смолк, но вскоре в дверь постучала девушка-прислуга.
   – К телефону мистера Стрикленда.
   Занятие с часами было типичным для Флоренс. Она села за свой туалетный столик, взяла в руки шпильку для волос и с видом специалиста принялась поправлять замок браслета.
   Он подошел к телефону.
   – Хэлло? – сказал он, ничего не подозревая.
   – Хэлло, – насмешливо отозвалось сопрано.
   Шок был подобен холодному душу.
   Хорошо еще, что Флоренс не смотрела на него и целиком погрузилась в занятие со своими часами. Он торопливо повернулся к ней спиной.
   – Хэлло, Грейнджер, – сказал он.
   – Грейнджер? – повысило тон сопрано. – С каких это пор? Ну, хорошо, как тебе будет угодно. Ты говоришь своим стилем, как я понимаю. Посмотрим, кто останется в дураках...
   Если он положит трубку, будет еще хуже. Флоренс обращается с ним со свойственной ей бесцеремонностью.
   – В данный момент у меня очень мало времени, – холодно продолжал он. – Вы должны учитывать это.
   – Ближе к делу, мой друг. В этом месяце ты остался моим должником, насколько я помню. 15-е число уже миновало. Я подожду, пока возможно, но, как тебе известно, у меня большие расходы и...
   – Я недавно уже говорил им, – нетерпеливо прервал он ее, – что вы должны взять дело в свои руки. Это лучшее, что вы сможешь сделать...
   – То, что ты сейчас говоришь, меня совсем не интересует. Так просто нельзя выпутываться из затруднений.
   Он вздохнул.
   – Послушайте, позвоните мне утром на работу...
   – Это тебе вполне подходит. Я уже делала подобные попытки, но там у тебя слишком дрянной аппарат и ты жалуешься на слышимость. К тому же, ты достаточно ловкий и предусмотрительный. Позднее я позвоню тебе домой и тогда мы договоримся, где встретиться. Я уже давно пришла к этой идее...
   Флоренс тем временем исправила свой замок и выходила из комнаты. В дверях она повернулась и сделала нетерпеливый жест.
   – Боже мой, я вижу, ты еще не совсем одет, как всегда это бывает. Я жду тебя внизу, ты будешь мне нужен. Гости могут придти в любую минуту.
   Дверь за ней закрылась, но и теперь он не чувствовал себя в безопасности. Она могла снять трубку внизу и подслушать. Поэтому он торопился закончить разговор:
   – Слушай, ты, стерва! – яростно воскликнул он. – Мы оба пропадем! Я тебе достаточно долго помогал!
   – Ах, значит, она ушла из комнаты, не так ли? Ты должен мне 15 сотен еще с прошлого раза. Когда ты со мной расплатишься?
   – Оставь меня, наконец, в покое!
   – Либо ты принесешь мне деньги, либо я приду к тебе сама. Я расскажу твоей жене, ее гостям и всему свету про нас обоих. Даю тебе срок до девяти часов.
   – Я убью тебя! – вышел он из себя. – Если только ты посмеешь появиться где-нибудь поблизости, я собственноручно убью тебя!
   Ее презрительный смех звучал в трубке, пока он не положил ее.
   Стол у Флоренс был превосходный. Гости поели холодных закусок и около девяти часов начались танцы. Оркестр заиграл первые такты и начался шумный ночной бал, один из тех, которыми прославилась Флоренс, не жалевшая на них труда.
   Он танцевал с малопривлекательной приятельницей своей жены, женщиной уже не первой молодости. Прямо напротив него была входная дверь бального зала.
   Вдруг он увидел ее, стоящую на улице. Высокую и гибкую в мелькающем свете. Он сразу же узнал ее еще издали. Она вошла и с наигранной грацией подала слуге накидку из куницы, ту самую накидку, которую он когда-то подарил ей. Когда они еще любили друг друга. Он знал ее манеру позировать. Ему был хорошо знаком ее самодовольный смех и привычка небрежно надевать почти до локтя дорогие браслеты.
   Она перекрасила свои волосы. Ее прическа ему не понравилась. Ему больше ничего не нравилось в ней. Он больше не любил ее.
   С трудом поборол он свой страх, свой гнев, свою ненависть, с трудом вернул самообладание.
   Он оглянулся на Флоренс. Она танцевала в отдаленном конце огромного зала. Без сомнения, она увидит ее, как только приблизиться к выходу. Правда, они до сих пор не встречались, но, конечно, они познакомятся. В этом отношении Флоренс была очень щепетильна. Он должен во что бы то ни стало предупредить эту встречу.
   Танцуя, он шаг за шагом приближался к стене, чтобы не оставить свою партнершу на середине танцплощадки. Затем он молча повернулся и неуверенными шагами направился к выходу.
   – Добрый вечер, мистер Стрикленд, – непринужденно приветствовала она его. – Как было мило с вашей стороны пригласить меня.
   – Я пригласил тебя? – сквозь зубы процедил он.
   Она улыбнулась ему знакомой самодовольной улыбкой, полузакрыв глаза.
   – Что за милая вечеринка! И моя любимая мелодия... Давайте потанцуем!
   Он взглянул через ее плечо в огромный зал.
   – Она в самом деле очаровательна, – пробормотала она, с искренним восхищением глядя на его жену. – Ты просто несправедлив к ней. Должно быть, ты слепой. Как мог ты когда-то предпочитать меня...
   Она замолчала. Кажется, в первый раз в жизни она была искренней.
   Он быстро огляделся. Флоренс танцевала с партнером и прошла в танце мимо входной двери. Она не смотрела в их сторону. Может быть, она видела их еще до этого. Во всяком случае, она может увидеть их в любой момент.
   Пот выступил у него на лбу.
   – Давай урегулируем денежный вопрос, – быстро предложил он.
   Она ответила ему странным образом. Вытащила свой слегка надушенный платок и нежно вытерла ему лоб.
   – Постой здесь минутку, – попросил он, – и не заговаривай ни с кем.
   – Я не имею привычки делать это, пока меня не представят, – возмутилась она. – Все же скажи, как мне назваться, на случай...
   – Ты – знакомая Боба Мэллори. Он сидит там полупьяный. Он не обратит на тебя внимания, даже если вдруг ты предстанешь перед ним.
   Быстро покинув ее, он поспешно вошел в библиотеку и запер за собой дверь. Затем открыл вделанный в стену сейф и достал из него пачку денег. В пачке была ровно тысяча долларов. Спрятав деньги в карман, он дрожащей рукой выписал на ее имя чек на остальные 500.
   Потом отпер дверь и вернулся в зал. Он нашел ее там, где оставил. Теперь она сидела за столиком, оставаясь неопознанной.
   – Быстро дай твою сумочку, – сказал он приглушенным голосом.
   Положив в нее чек и деньги, он вернул сумочку.
   – И теперь...
   Его взгляд многозначительно обратился к двери.
   Она с достоинством поднялась. Слуга подал ей накидку из куницы.
   – Этот вечер мог быть очаровательным, – обратилась она к Стрикленду с наигранным сожалением. – И я так старательно к нему нарядилась.
   – Гаррис, – сказал он, – вы вызвали для дамы такси?
   Мгновением позже она уже стояла у выхода.
   – За это ты заплатишь мне своей жизнью, – гневно пообещал он.
   Он был уже в спальне, когда Флоренс еще провожала гостей.
   Сняв свой пиджак, он надел спортивную куртку. Затем, подойдя к письменному столу, он выдвинул ящик и достал оттуда пистолет. После случая взлома они постоянно хранили его здесь вот уже шесть лет. Он сунул оружие в карман.
   Она появилась в комнате, такая свежая и очаровательная, словно не провела вечер в компании, словно не заметила непрошенную гостью.
   – Ну, милый? – приветливо улыбнулась она.
   Проходя через комнату, она сняла с себя бриллиантовое колье и держала его в руке.
   – Как ты смотришь на это? – продолжала она. – Разве это не было нашим большим успехом?
   – Что? – рассеянно спросил он.
   Она снисходительно улыбнулась.
   – Сегодняшний вечер, милый.
   Сегодня он не мог выносить ее хорошего настроения.
   – Бог мой, сегодняшний вечер!
   Он содрогнулся.
   – К концу его ты стал не очень-то занимательным собеседником.
   – Моя голова, – оправдывался он. – Она разламывается.
   – Почему ты не примешь аспирин?
   – Аспирин мне тоже не...
   Она закончила фразу за него:
   – Аспирин тебе не может помочь, не так ли?
   Он отвел глаза в сторону.
   "Что она имела в виду? Что она знает? Видимо, не знает ничего особенного... Видимо, ничего не знает". Это заговорила его нечистая совесть.
   Она сняла вечернее платье и скользнула в ночную рубашку.
   Вдруг он заметил, что в какой-то момент она что-то делала за письменным столом. Когда это дошло до его сознания, она уже отошла от стола.
   – Что тебе, между прочим, нужно в столе? – резко спросил он.
   – Что такое? Я кое-что туда положила, – неопределенно ответила она. – Разве я не имею права пользоваться ящиком своего собственного письменного стола?
   Она могла не заметить, что пистолета там нет, иначе она что-нибудь сказала. Какой-нибудь намек, хотя бы одно слово. Но она ничего не сказала.
   Она не заметила небольшой выпуклости на его брюках. Она всецело была поглощена своими мыслями. Вероятно, вспоминала вечер со всеми его подробностями. Это свойственно всем женщинам.
   Он взялся за ручку двери.
   – Я хочу побыть немного на свежем воздухе, – сказал он, – иначе у меня может не пройти головная боль.
   Она не возражала.
   – Не забудь взять ключ, милый, – как всегда сказала она. – От сегодняшней работы прислуга устала до смерти.
   – Я не буду тебя беспокоить, – сказал он, подойдя к ней.
   – Спокойной ночи, – сказала она и поцеловала его в щеку.
   Он отошел от нее, но поздно. Кончики ее пальцев слегка коснулись того места, где лежал пистолет. Так осторожно, что это не дошло сначала до его сознания.
   Она никак не реагировала. Возможно, приняла пистолет за портсигар, который он часто носил с собой.
   Бросив мимолетный взгляд, он увидел, что портсигар лежит на письменном столе. Она не проследила за его взглядом. Она подошла к кровати и откинула покрывало. Она улыбалась и даже перед сном была свежей и очаровательной. Возможно, она мысленно еще видела своих гостей.
   В виде заключительного пожелания спокойной ночи, она послала ему воздушный поцелуй.
   Он быстро спустился по широкой лестнице. В зале он заметил кое-что, напоминающее о вечере, который, как теперь ему казалось, уже давным давно прошел. Недопитый бокал шампанского стоял на столике возле стены, а рядом пустой стул. Это, должно быть, был ее стул, на котором она сидела, дожидаясь его. Он никак не мог вспомнить, держала ли она в руке бокал шампанского, однако она могла его у кого-нибудь попросить.
   Внезапно в порыве гнева он схватил этот бокал и допил остатки шампанского. Он выпил за ее смерть из принадлежащего ей бокала.
   Сильный ветер пронесся через зал из открытой двери. Он вышел из дома...
   Он шел медленно и бесшумно. Достав ключ, который она так давно дала ему, он бесшумно отпер дверь.
   Он хорошо знал, где ее спальня, и мог найти ее в темноте. Войдя в гостиную, он включил свет. Комната осветилась великолепной люстрой, которую она так любила.
   Он прекрасно знал эту квартиру. Когда-то раньше это было его вторым домом. Или, вернее, его настоящим домом. Удивительно, как все изменилось.
   Зеркальная дверь спальни была приоткрыта. Он открыл ее и заглянул туда. В спальню проникало достаточно света из гостиной, и можно было все детально рассмотреть.
   Она лежала в постели и спала, повернувшись на правый бок, спиной к нему. Ее невинный облик, ничуть не подозревающий, что ее ожидает, снова возбудили его ненависть. Накидка из куницы была небрежно повешена на спинку стула, а белое платье висело на вешалке на дверце шкафа.
   Воздух был полон тяжелым запахом ее духов. Однажды она сообщила ему их название – "Стикс". О цене их она не упоминала, но он хорошо ее знал по бесчисленным счетам. Тем самым бесчисленным счетам, оплату которых он с некоторого времени приостановил. Тогда-то и началось это настоящее вымогательство.
   Некоторое время он смотрел на нее, все более подогревая свою ненависть. Потом с холодным расчетом он спокойно расстегнул пуговицы куртки, в которой лежал пистолет, снял ее, сложил и аккуратно положил на стул.
   Затем он спустил жалюзи на окнах для того, чтобы на улицу проникало меньше шума, и подошел к ее кровати. Она все еще лежала спиной к нему. Расстегнув пряжку, он снял с себя ремень. Затем взял его правой рукой за пряжку, как за рукоятку.
   Быстрым движением он сдернул одеяло. Ее прекрасно сложенное тело лежало перед ним в полутени его фигуры.
   Его лицо исказилось, и он поднял ремень высоко над головой. Так поступить с этой женщиной. Она это заслужила, ей придется перенести это наказание.
   Удары зазвучали, как медленные ритмичные рукоплескания. Снова, снова и снова, быстрее, быстрее и быстрее. По ее изогнутым плечам, затем по спине, наконец по бедрам. Белые полосы появлялись от каждого удара.
   Она оставалась неподвижной.
   Внезапно его пылающий ненавистью взор затуманился. Внезапно он понял, что она даже не вскрикнула, не попыталась вскочить. Что-то произошло с ней уже давно.
   Он бросил ремень на пол. Наклонившись над кроватью, он схватил ее за волосы и повернул голову. Голова повернулась необычайно легко. Она повернулась, а тело осталось неподвижным. У нее была сломана шея.
   Он избивал мертвую...
   Пока он поднимался по широкой лестнице, его тень все время следовала за ним по стене. Она обгоняла его, поднималась над ним, угрожающая и обвиняющая. Он прикрыл ладонями глаза, спотыкаясь в непостижимом мраке, добрался до спальни и вошел в нее.
   Тень его больше не преследовала. Она осталась подстерегать его снаружи, за дверью.
   Он глубоко вздохнул и запер дверь.
   Флоренс, казалось, спала. Свет был выключен. Ее голова покоилась на подушке в том же положении, в каком он ее оставил. Глаза ее были закрыты. Дневной свет струился серебристыми полосками через ставни окон.
   Он положил на место пистолет, обернувшись и украдкой посмотрев на нее. Она спала, ее веки не двигались.
   Он отправился в ванную, дрожащий от нервного напряжения. Вытер полотенцем лоб и сел на край ванны. Там он побыл совсем немного в тупом ужасе, наконец начал раздеваться. Снял куртку, галстук, рубашку расстегнул только до ремня.
   Спать, спать, он должен спать, это единственное средство освободиться от ужасного кошмара... Спать! Но сну не прикажешь придти.
   Открыв домашнюю аптечку, он достал таблетки снотворного. Он вытряхнул себе на ладонь две, затем три таблетки и поднес руку ко рту. Затем вдруг с отвращением отбросил пилюли. Такого рода сон ему не поможет, не освободит его от ужасного гнета.
   Он один вообще не сможет с этим справиться. Он не может оставаться один. Ему нужно с кем-то поговорить... Он должен поговорить с Флоренс.
   Без сомнения, сюда придут полицейские. Она должна ему помочь.
   Он вернулся в спальню. Серебристые полоски из окна стали шире.
   – Флоренс! – произнес он, задыхаясь. – Флоренс!
   – Ты хочешь мне что-то сказать?
   Это был, пожалуй, не вопрос, а скорее утверждение.
   – Да, да. Ты можешь меня выслушать, Флоренс?
   Он сел на край ее кровати.
   – Ты уже совсем проснулась и можешь меня выслушать?
   – Да, я проснулась, – последовал лаконичный ответ.
   – Эта женщина...
   Он замялся, не зная, как продолжать.
   – Вчера вечером здесь была одна женщина. Я не знаю, видела ли ты ее?..
   Она улыбнулась слегка иронически.
   – Мельком. Платье от Хетти Карнеджи, белое, стоимостью от ста до ста пятидесяти долларов... Я предполагаю, конечно, что оно было куплено на последней распродаже еще в прошлом сезоне. Туфли с Пятой авеню... Вообще, очень хороший вкус, даже превосходный вкус, но...
   Она покачала головой и наморщила нос.
   – ...но подо всем этим – дешевка. Она может стараться сколько угодно, но с этим ничего не поделаешь. Она выглядит лет на 35 и только в самом лучшем случае ей можно дать 28.
   "Ей и в самом деле 28", – чуть не выпалил он, но во время спохватился. Возможно, на самом деле ей было 35.
   – Ее парфюмерия, видимо, марки "Стикс" или ей подобной. Приторная и тяжелая.
   Он безмолвно вытаращил глаза.
   – Да, Хью, полагаю, я знаю, что ты думаешь.
   Она закурила сигарету, словно хотела дать ему время собраться с мыслями. Она предложила и ему сигарету, но он отказался.
   – Я... эх... я не знаю, как тебе объяснить, Флоренс... Это была одна связь, о которой тебе неизвестно.
   Она снова иронически улыбнулась.
   – Я должна тебе и дальше помогать, Хью?