Страница:
Стряхнув пепел с сигареты, она глубоко затянулась и обратила свой взор задумчиво вверх, словно пыталась собраться с мыслями.
– Ее зовут Эстер Холлидей. Она живет на Феррегат-драйв, номер 24. Квартира 7-Д. Она платит за нее 105 долларов в месяц. Телефон Берфильд 71-76. Она вошла в твою жизнь, или, как это лучше сказать, стала твоей любовницей... гм... около четырех лет назад, пожалуй, даже чуть-чуть раньше. Я не ясновидящая, Хью. Я не могу точно назвать день, когда ты с ней познакомился, даже не могу точно назвать месяц. Это было весной. Весенние мечты одного старого господина...
Она шутливо пригрозила пальцем.
– Ты любил ее в продолжении трех лет. Последние полтора года ты ее уже не любил, однако был слаб и поддерживал ее материально.
Он сделал совершенно очевидный вывод:
– Итак, ты знаешь все. Ты знаешь об этом все.
– Уже с год, – коротко сказала она и раздавила сигарету. – И что же? Что следует из этого? Почему-то вдруг заговорила твоя совесть? Нет, этого не могло произойти. Это не из хороших побуждений.
– Флоренс, я к тебе обратился, чтобы...
Но она на этот раз не стала ему помогать.
– ...потому что она умерла.
– Я знаю.
– Ах, Флоренс! – простонал он и весь поник.
Казалось, он обессилел от того, что собирался рассказать ей об обстоятельствах, которые она уже прекрасно знала. Теперь ему оставалось признаться в немногом.
– Это было так очевидно, – вскользь заметила она. – Спортивная куртка поверх вечерних брюк... Выпуклость на этой куртке. Пистолета не оказалось в ящике стола... Знаешь ли, ты не очень-то ловко работаешь...
И затем добавила деловым тоном:
– И ты это сделал?
Он рассеянно посмотрел на нее.
– Я только сделала вывод из твоих сообщений, Хью. Все улики говорят за это. И несмотря на это, ты кажешься таким испуганным, что я...
Он наклонился вперед, закрыл лицо руками и, задыхаясь, проговорил:
– Она была уже мертвая. Я нашел ее мертвой на ее постели. Кто-то ее убил – я не знаю, кто он, знаю только, что я не убивал ее...
Она обняла его и матерински похлопала его руками.
– Разумеется, ты этого не делал. Разумеется, не ты.
Он поднял голову. Он вдруг оживился, будто его осенила какая-то мысль.
– Я могу это доказать. Конечно, я могу доказать, что я не убивал ее. Подожди минуту, где это...
Он вскочил, бросился в ванную и вернулся со своей курткой.
– Здесь! Здесь она! Я нашел это в ее комнате.
Он протянул ей лист бумаги! Она прочитала записку вслух:
"Ну, как вы теперь себя чувствуете, мистер Стрикленд?"
Флоренс всегда соображала немного быстрее его.
– Ты должен был оставить ее там, где нашел, а не приносить сюда, ее никто не увидит.
– Но я не хотел, чтобы мое имя...
Вдруг ей в голову пришло иное соображение.
– Может быть, это тоже не плохо. Да, возможно, это верно. Но что хорошего даст тебе эта бумажка? Думается мне, что теперь она потеряла для тебя значение при любых обстоятельствах. Если будет необходимо, ты можешь ее показать. Но ты не должен придавать ей большого значения, так как ты не можешь доказать, что нашел бумажку в ее комнате. Ты только можешь доказать, что она не тобой написана, но найти ее ты мог где угодно. Но теперь это поздно.
Увидев его полное отчаяние, она поспешно добавила:
– Но и без этой бумажки ты в безопасности. Тебе не могут приписать убийство, так как ты его не совершал. Это привело бы к судебной ошибке, а судебные ошибки случаются очень редко.
– Но они могут придти сюда. Они будут задавать вопросы...
Она неторопливо кивнула.
– Они будут разузнавать о ее прошлом. А ты поддерживал с ней связь довольно долго.
– Флоренс, ты должна мне помочь! Неважно, что они разузнают о ее прошлом... Это не так важно. Если бы только мы смогли помешать им узнать кое-что о сегодняшней ночи... Понимаешь, этот большой бал, который ты сегодня давала... Это превосходное алиби! Весь вечер и до конца я был на людях и десятки людей видели меня, Флоренс. СЕГОДНЯ НОЧЬЮ Я НИКУДА НЕ ВЫХОДИЛ ИЗ ДОМА после ухода гостей. Я не переступал порога дома, понимаешь? Флоренс, ты не должна подводить меня под удар... Ты поддержишь меня? Моя единственная надежда на тебя!
– Я твоя жена, Хью, – ответила она. – Ты разве забыл это? Я твоя жена.
Она посмотрела на него нежным и преданным взглядом.
Он положил голову на ее плечо и с долгим вздохом выключил освещение.
Она нежно гладила его рукой по волосам. Все прощая и все понимая, она утешала его со всей преданностью, на какую способна женщина.
Эстер Холлидей умерла в ночь со среды на четверг. Ни в четверг, ни в пятницу ничего не произошло. Было только краткое сообщение в газете, холодными словами, черным по белому. Наконец, в субботу взорвалась бочка с порохом. На пороге их квартиры стоял какой-то мужчина.
– Проводите его сюда, – сказал Хью Гаррису. – Или нет, подождите минутку.
Он сидел за своим столом, сделав вид, что перебирает бумаги. Нет, это выглядит неестественно. Он пересел в удобное кожаное кресло, откинулся на спинку, положил ногу на ногу. Потом снова встал, взял с полки книгу, выдвинул ящик, достал сигару и вернулся в кресло.
– Так... Ну, можете его пригласить.
Мужчина не произвел особого впечатления. Он был высокий и худой, со впалыми щеками. Он представился, как мистер Камерон.
– Мне очень жаль, что я должен вас побеспокоить, мистер Стрикленд. Я из полиции. Вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов?
– Присаживайтесь, – предложил ему Стрикленд. – Нет, я нисколько не возражаю.
Мужчина сел, сильно наклонившись вперед. Он робко оглянулся, смущенно посмотрел на Стрикленда, затем откашлялся.
"Великий Боже, – подумал тот, – чего же я так боялся?"
– Хотите сигарету?
Он протянул своему посетителю пачку сигарет и чиркнул зажигалкой.
– Что за вопросы хотите вы мне задать?
Мужчина вздрогнул, словно испугался, что забыл, о чем хотел спросить.
– Ах да, извините. Скажите, вы знаете... вы знали одну женщину, одну даму... по имени Эстер Холлидей?
– Да, я знал ее, – быстро ответил он.
– Хорошо знали?
– Так хорошо, как мужчина может знать женщину. Как видите, я говорю совершенно откровенно об этом.
Затем он добавил:
– Но это было когда-то. С того времени прошло уже полтора года.
Мужчина смущенно крутил свою сигарету.
– Она умерла, вы знаете это?
– Она была убита, – поправил его Стрикленд. – Я прочитал об этом в газете.
– Вы случайно не виделись с ней в последнее время, мистер Стрикленд?
– Нет.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Года полтора назад, как я уже говорил.
– Ох! – и прибавил к этому: – Ну...
Это прозвучало так, словно он выдохся, как перестоявшее пиво.
– В таком случае...
Очевидно он не знал, что еще сказать, и встал.
Стрикленд тоже поднялся и с рассеянным видом положил книгу на стол.
Мужчина нервно перебирал пальцами, как человек, который не знает, как закончить разговор. Затем он обратил внимание на книгу.
– Новая?
– Напротив, – ответил Стрикленд, – довольно старая.
– Я подумал так, потому что некоторые страницы еще не разрезаны...
– Я еще так далеко не зашел.
– В таком случае обязательно нужно возможно быстрее отвечать на вопросы.
Камерон провел ногтем большого пальца по краю первой страницы. Следующие три или четыре страницы прилипли к ней.
Он закрыл книгу и вышел из дома.
Они собирались ложиться спать. Он сидел на корточках на краю кровати, скрестив руки и устремив на пол полный отчаяния взор.
Она сидела за туалетным столиком и занималась косметикой.
– Как выглядели ее руки? – вдруг спросила она. – Ее руки, я имею в виду.
Он знал, что она имела в виду. Он скривил лицо и провел рукой по губам, словно хотел избавиться от дурного вкуса во рту.
– Тебе неприятно, что я об этом спрашиваю? – тактично осведомилась она.
– Нет, – вздохнул он. – Я и без этого все время думаю о ней. Ее руки, Бог мой, такие же, как и все женские руки... мягкие и белые.
– Нет, я имею в виду, как лежали они? Как она держала их? Ты говорил, что у нее был поврежден затылок.
Только теперь он понял ее.
– Они были у нее наверху, примерно так.
Он показал ей.
– Она хотела защитить свою шею или, пожалуй, пыталась освободиться. Пальцы у нее были скрючены, словно она пыталась царапаться.
– Тогда она могла оцарапать или поранить убийцу.
– Да, вероятно, это было единственное, чем она могла защищаться.
Поскольку она ничего больше не сказала, он поднял голову.
– А почему ты спросила об этом?
– Ах, просто так. Я глядела на свои руки и подумала о ней... Извини...
– Хорошо.
Он снова опустил голову. Она встала и подошла к кровати.
– Ты сможешь заснуть?
– Попытаюсь. Не буду тебе мешать. Можешь выключить свет.
– Не можешь же ты всю ночь сидеть на краю кровати?
– Как только я ложусь, меня снова одолевает это... Прошлая ночь была такой же. Я все время находился в ужасе, обливался потом... Это было поистине ужасное зрелище! И так неожиданно...
Роковым образом он до сих пор не признался ей об истории с ремнем.
Она задумалась.
– Мы должны что-то предпринять, – сказала она. – Подожди, у меня есть идея!
Она ушла в ванную и вернулась с трубочкой таблеток снотворного.
– Попробуй принимать это, пока не пройдет первоначальный шок. Подойди, давай руку.
Он послушно, как ребенок, проделал это.
Она встряхнула трубочку и две таблетки высыпались на его ладонь. Затем она выпрямилась и прочла этикетку.
– Рекомендованная доза – две таблетки.
– Я полагаю, в твоем состоянии можно смело принять три... может быть, даже четыре. Ты решишься принять четыре?
– Да, пожалуй. Лучше одну лишнюю, чем снова это.
Она подала ему стакан воды и он проглотил таблетки.
– Так, теперь ложись и попытайся заснуть.
Он сконфуженно улыбнулся.
– Ты очень мила ко мне, Флоренс.
– Разве ты ожидал чего-то другого, милый? – спросила она, полная нежности.
– После всего этого... Все же она была...
– Теперь все позади и забыто. Мне очень жаль, что это закончилось таким зверским образом. Но для нас обоих все это теперь отошло в прошлое.
Она взбила ему подушку, накрыла его и выключила свет.
– Спасибо, Флоренс, – проговорил он приглушенным голосом.
– Попытайся уснуть, милый, – нежно ответила она.
Прошло несколько минут, пока не подействовало снотворное.
Несколько раз он вздрагивал от страха в полусне, переворачивался с одного бока на другой, вздыхал и стонал, пока, наконец, сон не привел его в спасительное бесчувствие и погрузил в забвение. Только один раз он увидел неясный расплывчатый сон, который прошел перед ним подобно туману и медленно расплылся в пустоте.
На следующее утро до нее донесся его отчаянный крик из ванной.
Он протянул вперед руки тыльной стороной, ладонями вверх.
– Посмотри на это! Повсюду... Отчего это у меня произошло?.. Я обнаружил это только сейчас, когда взялся за кран!
Она приподняла его дрожащую руку и осмотрела ее. Красные следы царапин протянулись по ладони. Некоторые короче, другие длиннее, иные бледные, светло-красные царапины, другие глубокие до мяса, темно-красные.
– Тебе не следует снова волноваться, – успокаивала она его. – Ты мог это сделать во сне.
Она взяла его вторую руку, осмотрела ее и удивленно покачала головой.
– Может быть, у тебя аллергия к барбитуратам, которые ты вчера принимал? Они могли вызвать у тебя раздражение кожи, и ты во время сна непроизвольно расчесал руки.
В его глазах был ужас.
– Сейчас я вспомнил... Я видел сон... Появилась она... Ох, это было так страшно!..
Он вздрогнул, его лицо стало белым, как мел.
– Она хотела, она принуждала меня сделать с ней то, что с ней было сделано... Ты хорошо понимаешь? Она крепко схватила меня за руки и пыталась приложить их к своему затылку... Естественно, я всеми силами противился этому, но у нее была хватка, как стальная... Она впилась в мои руки своими острыми когтями и сильно царапала меня!.. Долгое время я не мог от нее освободиться...
Он вытер пот со лба.
– И она... она была одета в свой пеньюар... Мне это виделось так явственно.
Флоренс приложила свои пальцы к его губам, чтобы он замолчал.
– Забудь это, – сказала она. – Пожалуйста, не надо больше. Это лишь понапрасну возбуждает тебя. Подожди, я перевяжу тебе руки.
– Мне все еще больно, – сказал он. – Долго ли так будет?
– Это скоро пройдет, – успокоила она его. – Через неделю от этого ничего не останется.
Идя на допрос, он поднимался по лестнице и встретился с Флоренс. Они глянули друг на друга не сказав ни слова, но оба знали, что его ожидает.
Наконец, она ободряюще обняла его. Вдруг ее взор упал на его руки, на которых еще были заметны таинственные полоски, хотя теперь они стали коричневые и покрылись струпьями.
Она попросила его подождать минутку, спустилась в холл, взяла в гардеробе перчатки и принесла ему.
– Надень их, – прошептала она.
– Но не будет ли это казаться странным? Дома в перчатках?
– Но эти рубцы... В конце концов, они еще подумают... Они ни в коем случае не должны видеть их!
Он испуганно вытаращил глаза.
– Боже мой, об этом я совсем не подумал! Не могут же они всерьез подумать...
– Они вовсе не подумают, пока не увидят. Поэтому ты должен надеть перчатки.
– Но дома! Как я могу...
– Ты только что вернулся домой.
Она сбегала вниз и принесла ему на этот раз шляпу и плащ.
– Быстро накинь плащ на плечи и надень шляпу.
– Но им известно, что я был здесь, когда они пришли. Гаррис...
– Тогда ты только что собирался уходить... В любом случае, тебе просто необходимо надеть перчатки. Давай свои руки!
Внезапно открылась дверь библиотеки и показалось лицо Камерона. Видимо он потерял терпение, что допрос сильно затягивается.
Их маленький разговор неожиданно прервался. Они быстро разошлись, несмотря на то, что почти не чувствовали за собой вины. Инсценировка была не очень удачной, особенно с ее стороны. Она слишком явно отпрянула от него.
Он продолжал свой путь и вошел в библиотеку.
– Здравствуйте, господа, – учтиво приветствовал он присутствующих.
Там их было трое. Двое новых и мужчина, уже побывавший здесь. Они заметили шляпу и плащ, которые он держал в руке.
– Вы уже намеревались уходить, мистер Стрикленд?
– Да.
– Очень жаль, но допрос, несомненно, более важное дело.
Это прозвучало как категорическое приказание.
– Хорошо, – покорно вымолвил он. – Как вам будет угодно.
– Садитесь и устраивайтесь поудобнее, – сказал Камерон.
Это снова был приказ. Он сел. И вдруг ему стало ясно, что Флоренс дала ему неразумный совет. Надетые перчатки, наоборот, только привлекут внимание к его рукам.
– Мы хотим задать вам парочку вопросов.
Это снова говорил Камерон. Он говорил почти непринужденным тоном, в противоположность своей первоначальной застенчивости.
Стрикленд постарался скрыть свои руки, насколько это было возможно. Одну он просунул между ручкой кресла и своим бедром, вторая – была в кармане пиджака.
Внезапно кто-то протянул ему пачку сигарет:
– Закуривайте, мистер Стрикленд!
Он невольно протянул руку, но тотчас отвел ее.
– Нет, благодарю... Я... сейчас не хочу.
– Но, пожалуйста, почему вы отказываетесь? Видите, мы все дымим.
– Я... я в данный момент не хочу.
Пачка сигарет исчезла. Их истинная цель не была достигнута, или, еще, пожалуй, не была.
– Какая причина вынуждает вас, мистер Стрикленд, надевать дома перчатки?
Кровь бросилась ему в голову.
– Я... я собирался уходить из дома.
– Но шляпу и плащ вы уже сняли.
Он тяжело вздохнул, затем попытался принять надменный вид.
– Может быть, здесь кому-нибудь неприятно, что я надел перчатки?
– Никоим образом, – вежливо ответил Камерон. – Но, возможно, это неприятно вам, мистер Стрикленд? Вы же просто надели их наоборот.
Действительно, рубцы были ясно видны. Должно быть, в спешке она неправильно их надела.
Его надменность исчезла. Краска тоже сошла с его лица.
Они выжидали. Его руки казались ему непомерно большими, они сделались теперь центром внимания.
– Почему вы не хотите их снять, мистер Стрикленд?
Если Камерон когда-либо проявлял свою инициативу, то это было сейчас.
– Вы не можете принуждать меня в собственном доме снимать перчатки, если я сам этого не пожелаю, – это было единственное, что у него вырвалось.
– Разумеется, не можем. Но тогда вы должны иметь основательные причины не желать этого.
– Вовсе нет! У меня нет никаких причин.
Он буквально обливался потом.
– Почему вы их до сих пор не снимаете? Кажется, здесь достаточно тепло. Теплее, чем нам всем.
Он взялся за кончики пальцев и потянул. Перчатка упала на пол.
Наступила абсолютная тишина. Только слышалось его учащенное дыхание.
– Вот что вы не хотели нам показывать? Где это вас так поцарапали?
– Я... я не знаю. Как-то утром я проснулся и увидел это. Во сне... во сне я мог... Я видел сон...
Они молчали, но их презрение было так ощутимо. Во сне он их так разукрасил!
В сущности они задали ему всего два вопроса.
– Вы отрицаете, что она была здесь. Что в тот памятный вечер она приходила к вам домой и появилась на вечеринке, которую устраивала ваша жена?
– Совершенно верно, я не признаю этого! – решительно ответил он.
– Позовите сюда слугу, – тихо сказал Камерон. – Мы допросим его еще раз в вашем присутствии.
Стрикленд остановил его жестом руки.
– Может быть, она была здесь. Я... я не видел ее, во всяком случае.
– Мы не можем доказать, что вы видели ее. Но мы можем точно доказать, что у входа вы кому-то сказали: "За это ты заплатишь мне своей жизнью!"
Затем настала очередь второго и последнего вопроса.
– Вы также не признаете, что в тот самый вечер, только много позднее, вы ходили к ней на квартиру? Сделали, так сказать, ответный визит?
– Да, это я также не признаю. Меня здесь видели больше десятка людей. По окончании вечеринки я тотчас и лег спать.
– Нам нет нужды беспокоить десяток людей. Достаточно одного... К примеру, водителя такси, который опознал вас по фотографии и который довез вас до ее дома.
Камерон обратился к одному из своих спутников:
– Приведите его сюда. Мы заставим его повторить свои показания.
Снова Стрикленд остановил его движением руки, затем бессильно опустил ее. Он дал этому шоферу тысячу долларов за то, чтобы тот держал язык за зубами. Что же заставило его заговорить? Вероятно, большие деньги, которые кто-то дал, чтобы он заговорил.
– Откуда у вас мое фото? – необдуманно спросил он.
Ему никто не ответил. Он видел их уклончивые взгляды и старался разгадать их значение.
Неожиданно в комнату привели Флоренс.
– Господа, я протестую! – привстал он со своего кресла. – Вы не должны этого делать! Я требую, чтобы вы оставили мою жену в покое!
На него не обратили никакого внимания. Они вежливо предложили Флоренс стул. Она была настоящая леди. Леди, которая только на короткое время встала с ними на одну ступеньку, окруженная грязными проделками мужа.
– Вы говорили, миссис Стрикленд, что 31 мая ранним утром после устроенного вами званного вечера ваш муж не выходил из дома.
– Я говорила, что, насколько мне известно, мой муж не выходил из дома ни рано утром 31 мая, ни позже.
– Почему вы настаиваете на этой столь подробной формулировке? – спросил ее Камерон.
– А почему вы настаиваете на том, чтобы я изменила свои первые показания? – с очаровательным видом задала она встречный вопрос.
– Мы только хотим знать, настаиваете ли вы на своих первых показаниях или можете их пересмотреть?
– Я не изменю их, – коротко ответила она.
– Речь идет об очень серьезном деле, миссис Стрикленд.
Камерон с огорчением посмотрел на нее.
– Даже очень серьезном. К сожалению, мы уже не исходим из тех предпосылок, которыми располагали при вашем первом допросе. Поэтому я еще раз прошу вас заново дать показания. Водитель такси, некий Юлиус Глезер, опознал в лицо вашего мужа как пассажира, которого он возил в ту ночь.
Он вынул из кармана конверт.
– Здесь тысяча долларов, которые он мне вручил и заявил, что получил их от вашего мужа, как взятку. Ваша лояльность мужу несомненна, миссис Стрикленд, но она теперь бесполезна. Итак еще раз: выходил ли ваш муж из дома в ранний утренний час после вечеринки или нет?
– Можно ли принудить меня выступать против моего мужа?
– Нет, принудить вас нельзя.
После этого она замолчала. Как раз этим она уличила его еще больше.
Он видел, как они торжествующе переглянулись. Внезапно страх охватил его. Пришло время, когда он должен пойти своим последним козырем. Это было единственное, что могло его спасти.
– Флоренс, покажи им лист бумаги! – неожиданно вырвалось у него. – Тот лист бумаги, который я отдал тебе!
Она непонимающе посмотрела на него.
– Какой лист бумаги, Хью? – спросила она наконец.
– Флоренс... Флоренс...
Им пришлось удержать его в кресле.
Она смущенно покачала головой.
– Единственное, что ты отдал мне, было...
– Да? Да? – спросили все разом.
Она взяла свою сумочку, помедлила, потом вытащила из нее бумажку.
Камерон схватил ее. Она не подала ее ему, но и не сопротивлялась, когда он взял ее у нее из рук. Она была настоящей леди и не могла позволить себе сопротивляться.
– Чек на 500 долларов, – прочитал Камерон вслух. – Выдан на предъявителя. Дата 30 мая, накануне убийства...
"Она перепутала и сожгла не ту записку. Она сделала ужасную ошибку... Сожгла записку, которая могла спасти его, а вместо нее сохранила чек... Эту ошибку уже не поправишь, но чек выдан на предъявителя. Им может быть любой человек. Это еще ничего не значит, потому что он..."
Камерон перевернул бумажку.
– Подпись, – сказал он, – Эстер Холлидей.
Наступила мертвая тишина. Затем вскрикнул Стрикленд:
– Нет! Этого не может быть! Чек не был подписан, когда я взял его! Это не ее подпись! Это невозможно! Она уже была мертва, когда я... Это подделка! Кто-то другой мог...
Вдруг он встретился взглядом с Флоренс. Она была какая-то необычная – холодная, расчетливая, почти торжествующая. Он внезапно прервал начатую фразу, и больше ни слова не сорвалось с его уст.
Камерон опустил руку.
– Вы только что сказали, что она была мертвая, когда вы взяли у нее чек. Естественно, это так и было. Перед тем, как забрать чек, вы должны были убить ее.
Он обратился к своим спутникам:
– Дело ясное, господа! Следы царапин, которые эта леди оставила ему на память – определенно косвенная улика. Мы должны сделать с них пару снимков, пока они совсем не побледнели.
Они помогли Стрикленду подняться. Он не мог без посторонней помощи стоять на ногах. Она же, напротив, продолжала сидеть. На ее губах лежала холодная, застывшая улыбка, которая выражала удовлетворение и утоление жажды. Эта улыбка выглядела ужасней, чем маска смерти на лице Эстер Холлидей.
С умоляющим взором он обратился к Камерону:
– Разрешите мне на одну минутку поговорить со своей женой? Только одну минутку, прежде чем вы меня уведете.
– Мы не можем выпускать вас из поля зрения, мистер Стрикленд. Вы арестованы.
– Ну так здесь, в этой комнате... немного в стороне, пожалуйста...
– Вашу сумочку, миссис.
В виде предосторожности он забрал у нее сумочку на случай, чтобы она не передала ему оружия или яд. Но она не собиралась этого делать. Она была сама своего рода смертельным оружием, своего рода ядом.
Она поднялась и разрешила ему подойти. Она была такая же холодная и такая же очаровательная, как всегда.
– Почему ты так со мной поступила, Флоренс? Я не убивал эту женщину.
Она заговорила очень тихо, так, что кроме него, никто не мог разобрать:
– Я знаю, что ты не убивал ее, Хью. И это было, пожалуй, самой большой твоей ошибкой. Если бы ты это сделал, то твой поступок, наоборот, был бы мне приятен... Тогда я была бы с тобой и стала бы бороться за тебя до самого конца! Но ты этого не сделал, и в этом твоя вина по отношению ко мне, как я уже объяснила... Я не люблю неоплаченных счетов... Ты должен заплатить, Хью! А эти три года унижений стоят дорого, очень дорого...
Где-то позади них послышалось звяканье металла, видимо, кто-то приготовил пару наручников.
Она стояла и улыбалась ему – такая холодная, такая очаровательная, такая невозмутимая.
4. Третья встреча
– Ее зовут Эстер Холлидей. Она живет на Феррегат-драйв, номер 24. Квартира 7-Д. Она платит за нее 105 долларов в месяц. Телефон Берфильд 71-76. Она вошла в твою жизнь, или, как это лучше сказать, стала твоей любовницей... гм... около четырех лет назад, пожалуй, даже чуть-чуть раньше. Я не ясновидящая, Хью. Я не могу точно назвать день, когда ты с ней познакомился, даже не могу точно назвать месяц. Это было весной. Весенние мечты одного старого господина...
Она шутливо пригрозила пальцем.
– Ты любил ее в продолжении трех лет. Последние полтора года ты ее уже не любил, однако был слаб и поддерживал ее материально.
Он сделал совершенно очевидный вывод:
– Итак, ты знаешь все. Ты знаешь об этом все.
– Уже с год, – коротко сказала она и раздавила сигарету. – И что же? Что следует из этого? Почему-то вдруг заговорила твоя совесть? Нет, этого не могло произойти. Это не из хороших побуждений.
– Флоренс, я к тебе обратился, чтобы...
Но она на этот раз не стала ему помогать.
– ...потому что она умерла.
– Я знаю.
– Ах, Флоренс! – простонал он и весь поник.
Казалось, он обессилел от того, что собирался рассказать ей об обстоятельствах, которые она уже прекрасно знала. Теперь ему оставалось признаться в немногом.
– Это было так очевидно, – вскользь заметила она. – Спортивная куртка поверх вечерних брюк... Выпуклость на этой куртке. Пистолета не оказалось в ящике стола... Знаешь ли, ты не очень-то ловко работаешь...
И затем добавила деловым тоном:
– И ты это сделал?
Он рассеянно посмотрел на нее.
– Я только сделала вывод из твоих сообщений, Хью. Все улики говорят за это. И несмотря на это, ты кажешься таким испуганным, что я...
Он наклонился вперед, закрыл лицо руками и, задыхаясь, проговорил:
– Она была уже мертвая. Я нашел ее мертвой на ее постели. Кто-то ее убил – я не знаю, кто он, знаю только, что я не убивал ее...
Она обняла его и матерински похлопала его руками.
– Разумеется, ты этого не делал. Разумеется, не ты.
Он поднял голову. Он вдруг оживился, будто его осенила какая-то мысль.
– Я могу это доказать. Конечно, я могу доказать, что я не убивал ее. Подожди минуту, где это...
Он вскочил, бросился в ванную и вернулся со своей курткой.
– Здесь! Здесь она! Я нашел это в ее комнате.
Он протянул ей лист бумаги! Она прочитала записку вслух:
"Ну, как вы теперь себя чувствуете, мистер Стрикленд?"
Флоренс всегда соображала немного быстрее его.
– Ты должен был оставить ее там, где нашел, а не приносить сюда, ее никто не увидит.
– Но я не хотел, чтобы мое имя...
Вдруг ей в голову пришло иное соображение.
– Может быть, это тоже не плохо. Да, возможно, это верно. Но что хорошего даст тебе эта бумажка? Думается мне, что теперь она потеряла для тебя значение при любых обстоятельствах. Если будет необходимо, ты можешь ее показать. Но ты не должен придавать ей большого значения, так как ты не можешь доказать, что нашел бумажку в ее комнате. Ты только можешь доказать, что она не тобой написана, но найти ее ты мог где угодно. Но теперь это поздно.
Увидев его полное отчаяние, она поспешно добавила:
– Но и без этой бумажки ты в безопасности. Тебе не могут приписать убийство, так как ты его не совершал. Это привело бы к судебной ошибке, а судебные ошибки случаются очень редко.
– Но они могут придти сюда. Они будут задавать вопросы...
Она неторопливо кивнула.
– Они будут разузнавать о ее прошлом. А ты поддерживал с ней связь довольно долго.
– Флоренс, ты должна мне помочь! Неважно, что они разузнают о ее прошлом... Это не так важно. Если бы только мы смогли помешать им узнать кое-что о сегодняшней ночи... Понимаешь, этот большой бал, который ты сегодня давала... Это превосходное алиби! Весь вечер и до конца я был на людях и десятки людей видели меня, Флоренс. СЕГОДНЯ НОЧЬЮ Я НИКУДА НЕ ВЫХОДИЛ ИЗ ДОМА после ухода гостей. Я не переступал порога дома, понимаешь? Флоренс, ты не должна подводить меня под удар... Ты поддержишь меня? Моя единственная надежда на тебя!
– Я твоя жена, Хью, – ответила она. – Ты разве забыл это? Я твоя жена.
Она посмотрела на него нежным и преданным взглядом.
Он положил голову на ее плечо и с долгим вздохом выключил освещение.
Она нежно гладила его рукой по волосам. Все прощая и все понимая, она утешала его со всей преданностью, на какую способна женщина.
Эстер Холлидей умерла в ночь со среды на четверг. Ни в четверг, ни в пятницу ничего не произошло. Было только краткое сообщение в газете, холодными словами, черным по белому. Наконец, в субботу взорвалась бочка с порохом. На пороге их квартиры стоял какой-то мужчина.
– Проводите его сюда, – сказал Хью Гаррису. – Или нет, подождите минутку.
Он сидел за своим столом, сделав вид, что перебирает бумаги. Нет, это выглядит неестественно. Он пересел в удобное кожаное кресло, откинулся на спинку, положил ногу на ногу. Потом снова встал, взял с полки книгу, выдвинул ящик, достал сигару и вернулся в кресло.
– Так... Ну, можете его пригласить.
Мужчина не произвел особого впечатления. Он был высокий и худой, со впалыми щеками. Он представился, как мистер Камерон.
– Мне очень жаль, что я должен вас побеспокоить, мистер Стрикленд. Я из полиции. Вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов?
– Присаживайтесь, – предложил ему Стрикленд. – Нет, я нисколько не возражаю.
Мужчина сел, сильно наклонившись вперед. Он робко оглянулся, смущенно посмотрел на Стрикленда, затем откашлялся.
"Великий Боже, – подумал тот, – чего же я так боялся?"
– Хотите сигарету?
Он протянул своему посетителю пачку сигарет и чиркнул зажигалкой.
– Что за вопросы хотите вы мне задать?
Мужчина вздрогнул, словно испугался, что забыл, о чем хотел спросить.
– Ах да, извините. Скажите, вы знаете... вы знали одну женщину, одну даму... по имени Эстер Холлидей?
– Да, я знал ее, – быстро ответил он.
– Хорошо знали?
– Так хорошо, как мужчина может знать женщину. Как видите, я говорю совершенно откровенно об этом.
Затем он добавил:
– Но это было когда-то. С того времени прошло уже полтора года.
Мужчина смущенно крутил свою сигарету.
– Она умерла, вы знаете это?
– Она была убита, – поправил его Стрикленд. – Я прочитал об этом в газете.
– Вы случайно не виделись с ней в последнее время, мистер Стрикленд?
– Нет.
– Когда вы видели ее в последний раз?
– Года полтора назад, как я уже говорил.
– Ох! – и прибавил к этому: – Ну...
Это прозвучало так, словно он выдохся, как перестоявшее пиво.
– В таком случае...
Очевидно он не знал, что еще сказать, и встал.
Стрикленд тоже поднялся и с рассеянным видом положил книгу на стол.
Мужчина нервно перебирал пальцами, как человек, который не знает, как закончить разговор. Затем он обратил внимание на книгу.
– Новая?
– Напротив, – ответил Стрикленд, – довольно старая.
– Я подумал так, потому что некоторые страницы еще не разрезаны...
– Я еще так далеко не зашел.
– В таком случае обязательно нужно возможно быстрее отвечать на вопросы.
Камерон провел ногтем большого пальца по краю первой страницы. Следующие три или четыре страницы прилипли к ней.
Он закрыл книгу и вышел из дома.
Они собирались ложиться спать. Он сидел на корточках на краю кровати, скрестив руки и устремив на пол полный отчаяния взор.
Она сидела за туалетным столиком и занималась косметикой.
– Как выглядели ее руки? – вдруг спросила она. – Ее руки, я имею в виду.
Он знал, что она имела в виду. Он скривил лицо и провел рукой по губам, словно хотел избавиться от дурного вкуса во рту.
– Тебе неприятно, что я об этом спрашиваю? – тактично осведомилась она.
– Нет, – вздохнул он. – Я и без этого все время думаю о ней. Ее руки, Бог мой, такие же, как и все женские руки... мягкие и белые.
– Нет, я имею в виду, как лежали они? Как она держала их? Ты говорил, что у нее был поврежден затылок.
Только теперь он понял ее.
– Они были у нее наверху, примерно так.
Он показал ей.
– Она хотела защитить свою шею или, пожалуй, пыталась освободиться. Пальцы у нее были скрючены, словно она пыталась царапаться.
– Тогда она могла оцарапать или поранить убийцу.
– Да, вероятно, это было единственное, чем она могла защищаться.
Поскольку она ничего больше не сказала, он поднял голову.
– А почему ты спросила об этом?
– Ах, просто так. Я глядела на свои руки и подумала о ней... Извини...
– Хорошо.
Он снова опустил голову. Она встала и подошла к кровати.
– Ты сможешь заснуть?
– Попытаюсь. Не буду тебе мешать. Можешь выключить свет.
– Не можешь же ты всю ночь сидеть на краю кровати?
– Как только я ложусь, меня снова одолевает это... Прошлая ночь была такой же. Я все время находился в ужасе, обливался потом... Это было поистине ужасное зрелище! И так неожиданно...
Роковым образом он до сих пор не признался ей об истории с ремнем.
Она задумалась.
– Мы должны что-то предпринять, – сказала она. – Подожди, у меня есть идея!
Она ушла в ванную и вернулась с трубочкой таблеток снотворного.
– Попробуй принимать это, пока не пройдет первоначальный шок. Подойди, давай руку.
Он послушно, как ребенок, проделал это.
Она встряхнула трубочку и две таблетки высыпались на его ладонь. Затем она выпрямилась и прочла этикетку.
– Рекомендованная доза – две таблетки.
– Я полагаю, в твоем состоянии можно смело принять три... может быть, даже четыре. Ты решишься принять четыре?
– Да, пожалуй. Лучше одну лишнюю, чем снова это.
Она подала ему стакан воды и он проглотил таблетки.
– Так, теперь ложись и попытайся заснуть.
Он сконфуженно улыбнулся.
– Ты очень мила ко мне, Флоренс.
– Разве ты ожидал чего-то другого, милый? – спросила она, полная нежности.
– После всего этого... Все же она была...
– Теперь все позади и забыто. Мне очень жаль, что это закончилось таким зверским образом. Но для нас обоих все это теперь отошло в прошлое.
Она взбила ему подушку, накрыла его и выключила свет.
– Спасибо, Флоренс, – проговорил он приглушенным голосом.
– Попытайся уснуть, милый, – нежно ответила она.
Прошло несколько минут, пока не подействовало снотворное.
Несколько раз он вздрагивал от страха в полусне, переворачивался с одного бока на другой, вздыхал и стонал, пока, наконец, сон не привел его в спасительное бесчувствие и погрузил в забвение. Только один раз он увидел неясный расплывчатый сон, который прошел перед ним подобно туману и медленно расплылся в пустоте.
На следующее утро до нее донесся его отчаянный крик из ванной.
Он протянул вперед руки тыльной стороной, ладонями вверх.
– Посмотри на это! Повсюду... Отчего это у меня произошло?.. Я обнаружил это только сейчас, когда взялся за кран!
Она приподняла его дрожащую руку и осмотрела ее. Красные следы царапин протянулись по ладони. Некоторые короче, другие длиннее, иные бледные, светло-красные царапины, другие глубокие до мяса, темно-красные.
– Тебе не следует снова волноваться, – успокаивала она его. – Ты мог это сделать во сне.
Она взяла его вторую руку, осмотрела ее и удивленно покачала головой.
– Может быть, у тебя аллергия к барбитуратам, которые ты вчера принимал? Они могли вызвать у тебя раздражение кожи, и ты во время сна непроизвольно расчесал руки.
В его глазах был ужас.
– Сейчас я вспомнил... Я видел сон... Появилась она... Ох, это было так страшно!..
Он вздрогнул, его лицо стало белым, как мел.
– Она хотела, она принуждала меня сделать с ней то, что с ней было сделано... Ты хорошо понимаешь? Она крепко схватила меня за руки и пыталась приложить их к своему затылку... Естественно, я всеми силами противился этому, но у нее была хватка, как стальная... Она впилась в мои руки своими острыми когтями и сильно царапала меня!.. Долгое время я не мог от нее освободиться...
Он вытер пот со лба.
– И она... она была одета в свой пеньюар... Мне это виделось так явственно.
Флоренс приложила свои пальцы к его губам, чтобы он замолчал.
– Забудь это, – сказала она. – Пожалуйста, не надо больше. Это лишь понапрасну возбуждает тебя. Подожди, я перевяжу тебе руки.
– Мне все еще больно, – сказал он. – Долго ли так будет?
– Это скоро пройдет, – успокоила она его. – Через неделю от этого ничего не останется.
Идя на допрос, он поднимался по лестнице и встретился с Флоренс. Они глянули друг на друга не сказав ни слова, но оба знали, что его ожидает.
Наконец, она ободряюще обняла его. Вдруг ее взор упал на его руки, на которых еще были заметны таинственные полоски, хотя теперь они стали коричневые и покрылись струпьями.
Она попросила его подождать минутку, спустилась в холл, взяла в гардеробе перчатки и принесла ему.
– Надень их, – прошептала она.
– Но не будет ли это казаться странным? Дома в перчатках?
– Но эти рубцы... В конце концов, они еще подумают... Они ни в коем случае не должны видеть их!
Он испуганно вытаращил глаза.
– Боже мой, об этом я совсем не подумал! Не могут же они всерьез подумать...
– Они вовсе не подумают, пока не увидят. Поэтому ты должен надеть перчатки.
– Но дома! Как я могу...
– Ты только что вернулся домой.
Она сбегала вниз и принесла ему на этот раз шляпу и плащ.
– Быстро накинь плащ на плечи и надень шляпу.
– Но им известно, что я был здесь, когда они пришли. Гаррис...
– Тогда ты только что собирался уходить... В любом случае, тебе просто необходимо надеть перчатки. Давай свои руки!
Внезапно открылась дверь библиотеки и показалось лицо Камерона. Видимо он потерял терпение, что допрос сильно затягивается.
Их маленький разговор неожиданно прервался. Они быстро разошлись, несмотря на то, что почти не чувствовали за собой вины. Инсценировка была не очень удачной, особенно с ее стороны. Она слишком явно отпрянула от него.
Он продолжал свой путь и вошел в библиотеку.
– Здравствуйте, господа, – учтиво приветствовал он присутствующих.
Там их было трое. Двое новых и мужчина, уже побывавший здесь. Они заметили шляпу и плащ, которые он держал в руке.
– Вы уже намеревались уходить, мистер Стрикленд?
– Да.
– Очень жаль, но допрос, несомненно, более важное дело.
Это прозвучало как категорическое приказание.
– Хорошо, – покорно вымолвил он. – Как вам будет угодно.
– Садитесь и устраивайтесь поудобнее, – сказал Камерон.
Это снова был приказ. Он сел. И вдруг ему стало ясно, что Флоренс дала ему неразумный совет. Надетые перчатки, наоборот, только привлекут внимание к его рукам.
– Мы хотим задать вам парочку вопросов.
Это снова говорил Камерон. Он говорил почти непринужденным тоном, в противоположность своей первоначальной застенчивости.
Стрикленд постарался скрыть свои руки, насколько это было возможно. Одну он просунул между ручкой кресла и своим бедром, вторая – была в кармане пиджака.
Внезапно кто-то протянул ему пачку сигарет:
– Закуривайте, мистер Стрикленд!
Он невольно протянул руку, но тотчас отвел ее.
– Нет, благодарю... Я... сейчас не хочу.
– Но, пожалуйста, почему вы отказываетесь? Видите, мы все дымим.
– Я... я в данный момент не хочу.
Пачка сигарет исчезла. Их истинная цель не была достигнута, или, еще, пожалуй, не была.
– Какая причина вынуждает вас, мистер Стрикленд, надевать дома перчатки?
Кровь бросилась ему в голову.
– Я... я собирался уходить из дома.
– Но шляпу и плащ вы уже сняли.
Он тяжело вздохнул, затем попытался принять надменный вид.
– Может быть, здесь кому-нибудь неприятно, что я надел перчатки?
– Никоим образом, – вежливо ответил Камерон. – Но, возможно, это неприятно вам, мистер Стрикленд? Вы же просто надели их наоборот.
Действительно, рубцы были ясно видны. Должно быть, в спешке она неправильно их надела.
Его надменность исчезла. Краска тоже сошла с его лица.
Они выжидали. Его руки казались ему непомерно большими, они сделались теперь центром внимания.
– Почему вы не хотите их снять, мистер Стрикленд?
Если Камерон когда-либо проявлял свою инициативу, то это было сейчас.
– Вы не можете принуждать меня в собственном доме снимать перчатки, если я сам этого не пожелаю, – это было единственное, что у него вырвалось.
– Разумеется, не можем. Но тогда вы должны иметь основательные причины не желать этого.
– Вовсе нет! У меня нет никаких причин.
Он буквально обливался потом.
– Почему вы их до сих пор не снимаете? Кажется, здесь достаточно тепло. Теплее, чем нам всем.
Он взялся за кончики пальцев и потянул. Перчатка упала на пол.
Наступила абсолютная тишина. Только слышалось его учащенное дыхание.
– Вот что вы не хотели нам показывать? Где это вас так поцарапали?
– Я... я не знаю. Как-то утром я проснулся и увидел это. Во сне... во сне я мог... Я видел сон...
Они молчали, но их презрение было так ощутимо. Во сне он их так разукрасил!
В сущности они задали ему всего два вопроса.
– Вы отрицаете, что она была здесь. Что в тот памятный вечер она приходила к вам домой и появилась на вечеринке, которую устраивала ваша жена?
– Совершенно верно, я не признаю этого! – решительно ответил он.
– Позовите сюда слугу, – тихо сказал Камерон. – Мы допросим его еще раз в вашем присутствии.
Стрикленд остановил его жестом руки.
– Может быть, она была здесь. Я... я не видел ее, во всяком случае.
– Мы не можем доказать, что вы видели ее. Но мы можем точно доказать, что у входа вы кому-то сказали: "За это ты заплатишь мне своей жизнью!"
Затем настала очередь второго и последнего вопроса.
– Вы также не признаете, что в тот самый вечер, только много позднее, вы ходили к ней на квартиру? Сделали, так сказать, ответный визит?
– Да, это я также не признаю. Меня здесь видели больше десятка людей. По окончании вечеринки я тотчас и лег спать.
– Нам нет нужды беспокоить десяток людей. Достаточно одного... К примеру, водителя такси, который опознал вас по фотографии и который довез вас до ее дома.
Камерон обратился к одному из своих спутников:
– Приведите его сюда. Мы заставим его повторить свои показания.
Снова Стрикленд остановил его движением руки, затем бессильно опустил ее. Он дал этому шоферу тысячу долларов за то, чтобы тот держал язык за зубами. Что же заставило его заговорить? Вероятно, большие деньги, которые кто-то дал, чтобы он заговорил.
– Откуда у вас мое фото? – необдуманно спросил он.
Ему никто не ответил. Он видел их уклончивые взгляды и старался разгадать их значение.
Неожиданно в комнату привели Флоренс.
– Господа, я протестую! – привстал он со своего кресла. – Вы не должны этого делать! Я требую, чтобы вы оставили мою жену в покое!
На него не обратили никакого внимания. Они вежливо предложили Флоренс стул. Она была настоящая леди. Леди, которая только на короткое время встала с ними на одну ступеньку, окруженная грязными проделками мужа.
– Вы говорили, миссис Стрикленд, что 31 мая ранним утром после устроенного вами званного вечера ваш муж не выходил из дома.
– Я говорила, что, насколько мне известно, мой муж не выходил из дома ни рано утром 31 мая, ни позже.
– Почему вы настаиваете на этой столь подробной формулировке? – спросил ее Камерон.
– А почему вы настаиваете на том, чтобы я изменила свои первые показания? – с очаровательным видом задала она встречный вопрос.
– Мы только хотим знать, настаиваете ли вы на своих первых показаниях или можете их пересмотреть?
– Я не изменю их, – коротко ответила она.
– Речь идет об очень серьезном деле, миссис Стрикленд.
Камерон с огорчением посмотрел на нее.
– Даже очень серьезном. К сожалению, мы уже не исходим из тех предпосылок, которыми располагали при вашем первом допросе. Поэтому я еще раз прошу вас заново дать показания. Водитель такси, некий Юлиус Глезер, опознал в лицо вашего мужа как пассажира, которого он возил в ту ночь.
Он вынул из кармана конверт.
– Здесь тысяча долларов, которые он мне вручил и заявил, что получил их от вашего мужа, как взятку. Ваша лояльность мужу несомненна, миссис Стрикленд, но она теперь бесполезна. Итак еще раз: выходил ли ваш муж из дома в ранний утренний час после вечеринки или нет?
– Можно ли принудить меня выступать против моего мужа?
– Нет, принудить вас нельзя.
После этого она замолчала. Как раз этим она уличила его еще больше.
Он видел, как они торжествующе переглянулись. Внезапно страх охватил его. Пришло время, когда он должен пойти своим последним козырем. Это было единственное, что могло его спасти.
– Флоренс, покажи им лист бумаги! – неожиданно вырвалось у него. – Тот лист бумаги, который я отдал тебе!
Она непонимающе посмотрела на него.
– Какой лист бумаги, Хью? – спросила она наконец.
– Флоренс... Флоренс...
Им пришлось удержать его в кресле.
Она смущенно покачала головой.
– Единственное, что ты отдал мне, было...
– Да? Да? – спросили все разом.
Она взяла свою сумочку, помедлила, потом вытащила из нее бумажку.
Камерон схватил ее. Она не подала ее ему, но и не сопротивлялась, когда он взял ее у нее из рук. Она была настоящей леди и не могла позволить себе сопротивляться.
– Чек на 500 долларов, – прочитал Камерон вслух. – Выдан на предъявителя. Дата 30 мая, накануне убийства...
"Она перепутала и сожгла не ту записку. Она сделала ужасную ошибку... Сожгла записку, которая могла спасти его, а вместо нее сохранила чек... Эту ошибку уже не поправишь, но чек выдан на предъявителя. Им может быть любой человек. Это еще ничего не значит, потому что он..."
Камерон перевернул бумажку.
– Подпись, – сказал он, – Эстер Холлидей.
Наступила мертвая тишина. Затем вскрикнул Стрикленд:
– Нет! Этого не может быть! Чек не был подписан, когда я взял его! Это не ее подпись! Это невозможно! Она уже была мертва, когда я... Это подделка! Кто-то другой мог...
Вдруг он встретился взглядом с Флоренс. Она была какая-то необычная – холодная, расчетливая, почти торжествующая. Он внезапно прервал начатую фразу, и больше ни слова не сорвалось с его уст.
Камерон опустил руку.
– Вы только что сказали, что она была мертвая, когда вы взяли у нее чек. Естественно, это так и было. Перед тем, как забрать чек, вы должны были убить ее.
Он обратился к своим спутникам:
– Дело ясное, господа! Следы царапин, которые эта леди оставила ему на память – определенно косвенная улика. Мы должны сделать с них пару снимков, пока они совсем не побледнели.
Они помогли Стрикленду подняться. Он не мог без посторонней помощи стоять на ногах. Она же, напротив, продолжала сидеть. На ее губах лежала холодная, застывшая улыбка, которая выражала удовлетворение и утоление жажды. Эта улыбка выглядела ужасней, чем маска смерти на лице Эстер Холлидей.
С умоляющим взором он обратился к Камерону:
– Разрешите мне на одну минутку поговорить со своей женой? Только одну минутку, прежде чем вы меня уведете.
– Мы не можем выпускать вас из поля зрения, мистер Стрикленд. Вы арестованы.
– Ну так здесь, в этой комнате... немного в стороне, пожалуйста...
– Вашу сумочку, миссис.
В виде предосторожности он забрал у нее сумочку на случай, чтобы она не передала ему оружия или яд. Но она не собиралась этого делать. Она была сама своего рода смертельным оружием, своего рода ядом.
Она поднялась и разрешила ему подойти. Она была такая же холодная и такая же очаровательная, как всегда.
– Почему ты так со мной поступила, Флоренс? Я не убивал эту женщину.
Она заговорила очень тихо, так, что кроме него, никто не мог разобрать:
– Я знаю, что ты не убивал ее, Хью. И это было, пожалуй, самой большой твоей ошибкой. Если бы ты это сделал, то твой поступок, наоборот, был бы мне приятен... Тогда я была бы с тобой и стала бы бороться за тебя до самого конца! Но ты этого не сделал, и в этом твоя вина по отношению ко мне, как я уже объяснила... Я не люблю неоплаченных счетов... Ты должен заплатить, Хью! А эти три года унижений стоят дорого, очень дорого...
Где-то позади них послышалось звяканье металла, видимо, кто-то приготовил пару наручников.
Она стояла и улыбалась ему – такая холодная, такая очаровательная, такая невозмутимая.
4. Третья встреча
Была еще ночь, но уже близился рассвет. Проснувшись, она лежала совсем тихо и в отчаянии молилась, чтобы этот день подольше не наступал. Уставившись в темный потолок, думала она о боге войны Марсе, который так быстро разрушил ее счастье.
И пока она молилась, она крепко сжимала его руку. Самую дорогую руку во всем мире.
Некрасивая рука. Неуклюжая, жилистая, мозолистая и с прокуренными пальцами. Но, Бог мой, какая рука!
Она повернулась на бок и поцеловала ее еще и еще.
Зазвенел будильник, но она быстро остановила его. Затем встала с постели, взяла свое платье и нижнее белье и закрылась в крошечной ванной, намереваясь потихоньку одеться, чтобы не разбудить его. Там она начала плакать. Она проливала свои слезы беззвучно, зная, что наступили последние часы перед разлукой.
Потом она подошла к кровати и нежно разбудила его.
И пока она молилась, она крепко сжимала его руку. Самую дорогую руку во всем мире.
Некрасивая рука. Неуклюжая, жилистая, мозолистая и с прокуренными пальцами. Но, Бог мой, какая рука!
Она повернулась на бок и поцеловала ее еще и еще.
Зазвенел будильник, но она быстро остановила его. Затем встала с постели, взяла свое платье и нижнее белье и закрылась в крошечной ванной, намереваясь потихоньку одеться, чтобы не разбудить его. Там она начала плакать. Она проливала свои слезы беззвучно, зная, что наступили последние часы перед разлукой.
Потом она подошла к кровати и нежно разбудила его.