Азерников Валентин Захарович. Отпуск за свой счет

   – Мам, варенье дай, – сказал он, когда пауза стала заметной.
   – Предложи Кате, – сказала мама. – Это райские яблоки, сама варила.
   – Спасибо, – кивнула Катя, – я как раз очень люблю райские яблоки.
   – Ласло, а вы что все молчите? – удивилась мама.
   – Я говорю там, – Ласло показал на свою голову, улыбнулся и снова замолк.
   Молча пили чай.
   – Катюша, – наконец не выдержала мама, – а у вас там, откуда вы, райские яблоки растут?
   – Конечно, – обрадованно сказала Катя. – Мы с бабушкой всегда их навариваем столько – потом всю зиму съесть не можем.
   – А как вы их варите? – мама старалась не упустить нить разговора.
   – Мама, ну что ты, ей-богу, – недовольно сказал Юра. – Кате это неинтересно.
   – Что ты, Юра, напротив, очень интересно. Понимаете, – стала она объяснять, – мы варим отдельно сироп из антоновки. А потом уже все вместе.
   – Ах, из антоновки… – удивилась мама. – Как интересно. Петя, ты слышишь? – обратилась она к папе. – Сироп из антоновки.
   Папа нехотя оторвался от газеты.
   – В Ольстере опять…
   – Петя, кому интересен твой Ольстер, – укоризненно сказала мама. – У нас гости.
   – Да нет, что вы, – сказала Катя, – это как раз очень интересно. Мне кажется, если бы сепаратисты нашли общий язык с ирландской революционной армией…
   – Ну, ты даешь, Катерина… – изумился Юра.
   – Как вы говорите? – заинтересовался папа. – Это что-то новое. Тут этого нет. – Он отложил газету.
   – Если посмотреть в корень событий… – начала Катя. – Помните, в прошлом году заявление…
   – А сироп вы сколько варите? – перебила мама.
   – Часа четыре, – обернулась к ней Катя.
   – Чье заявление? – Папа был недоволен, что Катю отвлекают на пустяки.
   – Английского правительства, – сказала Катя.
   – А с яблоками – сколько раз? – не унималась мама.
   – Три, – сказала Катя.
   – О чем? – настаивал папа.
   – О компромиссе, – сказала Катя.
   – С хвостиками? – уточнила мама.
   – Обязательно, – сказала Катя. – Бабушка говорит, в хвостиках все дело.
   – А у меня они почему-то обламываются. Может, я их перевариваю? – огорчилась мама.
   Тут не выдержал Юра:
   – Мама, кому интересны твои хвостики?! Там кровь льется, – он кивнул на газету.
   – Это просто ужасно, что религия приносит не успокоение, а кровь, – вздохнула Катя.
   Юра не выдержал и встал.
   – Ласло, ты забыл, вы же опоздаете, – толкнул он товарища. – Мамуля, извини, у Ласло и Кати билеты в кино. Они опоздают.
   – Да? А что вы идете смотреть? – поинтересовалась мама.
   – Это… – Юра пощелкал пальцами. – Две серии.
   – А… – сказал папа, – тогда можно не торопиться. Хорошее в двух сериях не бывает.
   – Да, – согласилась Катя. – Как сказал Чехов, сестра таланта – краткость.
   – Это разве Чехов сказал? – удивилась мама. – А не Пушкин?
   – Чехов, – убежденно сказала Катя. – В шестом томе.
 
   Когда Ласло и Катя вышли на лестницу, мама задержала Юру.
   – Господи, почему, как хорошая девушка, – зашептала она, – так обязательно твоего приятеля? Почему ты выискиваешь каких-то?…
   – Мама…
   – Если бы ты читал больше классиков, ты бы знал, что лучшие русские женщины всегда жили в провинции. И не гонялся бы…
   – Мам, тише ты…
   Мама помахала рукой Кате, махнула рукой на Юру и закрыла дверь.
 
   На остановке автобуса Юра сказал Кате:
   – Сильна ты по части охмуряжа.
   – Почему? – удивилась она.
   – Заливала здорово – Ольстер, антоновка…
   – Почему заливала, я правду говорила.
   – Ты что – действительно варишь варенье?
   – Конечно.
   – С этими… как их… с хвостиками?
   – В них-то все и дело.
   – И про этих… сепаратистов – действительно знаешь?
   – А кто же про них не знает, – удивилась Катя. – Каждый культурный человек.
   – Эй, – обернулся Юра к Ласло, – ты тоже знаешь про них?
   Ласло молча улыбнулся.
   Юра поглядел на небо.
   – Хорошо бы дождя не было, – сказал он. – Не люблю в дождь уезжать.
   – А вы когда решили? – спросила Катя.
   – Послезавтра на рассвете. Вернее, – Юра посмотрел на часы, – уже завтра. Жалко, что ты не едешь все-таки, – добавил он, помолчав. – Встретились бы где-нибудь. Правда, Ласло?
   Ласло печально улыбнулся.
   – Жалко? – переспросила Катя.
   – Конечно, жалко. Дунай, Балатон…
   – Ласло, он не врет, как вы думаете?
   Ласло пожал плечами.
   – Смотри, Юрочка, а то поверю и возьму да приеду.
   Юра усмехнулся:
   – Конечно, что для тебя полторы тысячи километров.
   – Вот именно, к тому же две тысячи я уже проехала. Так что поглядывай на небо – вдруг.
   Юра улыбнулся – как улыбаются люди хорошей шутке.
 
   На другой день Катя приехала к Аде Петровне прямо с утра.
   – Здравствуйте, – сказала она ей, как хорошей знакомой.
   – Вот и я…
   – Ну и что? – непонимающе взглянула на нее Ада Петровна.
   – Как – ну и что? Все в порядке – дали, – Катя счастливо улыбнулась.
   – Что дали?
   – Отпуск. За свой счет. Так что теперь могу ехать.
   – Далеко ли?
   – Ну как, вы что, не помните? В Венгрию.
   – Да нет, я помню наш разговор и помню, что я вам ничего не обещала.
   – Нет, но вы сказали, что если Юрий Николаевич разрешит… А он как раз разрешил.
   – Мне он ничего не говорил. Обращайтесь к нему, если он вам действительно обещал.
   – Что же, я вам неправду говорю?
   – Я не знаю, девушка. Это ваши с ним дела.
   – Но его сейчас нет, я была.
   – Завтра зайдете.
   – Но ведь он уже завтра уезжает, Юра… Он через три дня уже там будет.
   – Я вам все сказала, девушка.
   – Но что же мне делать? – с отчаянием спросила Катя. – Я с таким трудом… Если бы вы знали… Он ведь…
   Ада Петровна посмотрела на Катю не то со страданием, не то со снисхождением.
   – Ну что – он? Что?
   Катя пожала плечами.
   – Вот именно. Вы поглядите на себя. – Она подошла к Кате и посмотрела на нее в висевшее на стене зеркало.
   Катя внимательно – сверху вниз – осмотрела себя, но ничего плохого не обнаружила.
   Смотрела на нее и Ада Петровна, но ее беспощадный взгляд замечал все недостатки Катиной внешности, которые Катя даже не пыталась скрыть косметикой, специально для этого и созданной; все изъяны Катиного представления о моде, которые она почерпнула из популярных журналов, приходивших к ним с большим опозданием. Ада Петровна разглядывала Катю, а автор в это время говорил:
   – Есть три области, в которых каждая женщина считает себя специалистом: педагогика, финансы и женская красота. Каждая точно знает, как воспитывать детей, как тратить деньги и как быть красивой. На самом же деле, если кто и понимает в женской красоте, так это мужчины. Как, впрочем, и в педагогике. Не говоря уже о финансах. Поэтому Ада Петровна, естественно, не могла увидеть в Кате то, что мог бы увидеть в ней проницательный мужчина. Если бы такой нашелся. Впрочем, об этом речь еще впереди…
   Ада Петровна, закончив осмотр, заключила:
   – Вот так вот, милая моя… – И чтобы смягчить скрытую суровость приговора, добавила: – Впрочем, если хотите, ждите своего Юрия Николаевича. Что он вам там обещал, я не знаю. К тому же мест нет, и он вам вряд ли что… Вот такие вот дела. Ясно?
   – Но как же?… Он же сказал…
   – Меньше верьте мужчинам, милая. Большего добьетесь.
 
   К Юрию Николаевичу Катя ввалилась прямо с чемоданом.
   – Э, э, что это вы, – испуганно сказал он.
   Катя поставила чемодан около стола и встала перед Юрием Николаевичем – неумолимая, как возмездие.
   – Ну? – тихо сказала она.
   – Что – ну? – почему-то тоже тихо переспросил Юрий Николаевич.
   – Я получила отпуск, – внятно, почти по слогам, сказала Катя металлическим голосом.
   Он изумленно посмотрел на Катю, на спасительную дверь, путь к которой преграждал чемодан, и сказал: – Ну и ну… Ну и что же теперь делать с вами?
   Зазвонил телефон. Юрий Николаевич обрадованно схватил трубку, но Катя положила руку на рычаг.
   – Значит, вы пошутили тогда?
   Юрий Николаевич затравленно посмотрел по сторонам.
   – Нет… Но… В общем как-то… Если честно…
   Снова зазвонил телефон, Юрий Николаевич дернулся было, но Катя подняла и снова опустила на рычаг трубку.
   – Отделаться думали?
   – Ну… – поежился Юрий Николаевич. – Я в первый раз вижу, чтоб такая скорость. А может, вы разыгрываете? – попытался пошутить он.
   Катя не отвечала.
   – Нда… В положеньице же вы нас поставили. Просто в угол загнали. – Он полистал бумаги на столе. – Да и группы ни одной подходящей.
   Катя смотрела на него в упор.
   – Э, слушайте, вы можете не смотреть так? Вон проспекты поглядите.
   Катя не шевелилась. Он повертел телефонную трубку, положил ее, нехотя встал.
   – Посидите тут, – и осторожно обошел Катю.
 
   Юрий Николаевич спустился к Аде Петровне.
   – Не надо было обещать, – язвительно заметила она.
   – Да кто же знал, что она?… – Юрий Николаевич развел руками. – Сказать – не поверят. А говорят, любви не бывает. Бывает, оказывается…
   – Вам виднее.
   – Надо же, повезло парню. Между прочим, мой тезка.
   – Завидуете?
   – Даже не знаю. Такая ведь и спалить может.
   – А вам всем главное, чтобы целенькими и невредименькими…
   – А вам – чтоб вдребезги… Ладно, чего с ней делать-то? Чья группа ближайшая?
   – Моя, к сожалению.
   – 0! – обрадовался Юрий Николаевич.
   – Что – о? Я без отпуска второй год, думала, расслаблюсь Хоть чуть-чуть, а вы мне – диверсантку?… Она же всю группу перебаламутит со своей любовью. Это же как вирус – передается. Эпидемия. А я отвечай? Нет, и не просите. – И Ада Петровна углубилась в бумаги, всем своим видом подчеркивая, что она непреклонна.
 
   «Икарус» мчался по шоссе. Юра и Ласло, сменяя друг друга, вели его по дорогам России и Украины – к границе с Венгрией, туда, где он был рожден.
   Юра был весел. Ласло хмурился. И только автор оставался невозмутимым:
   – Собственно, на этом наша история могла бы и закончиться, если бы она была только о принцессе, заколдованной в лягушку, которую никто не полюбил и не разрушил колдовских чар. Но она еще и про нас – про тех, кто ищет принцесс, а найдя, не узнает их или пугается, потому что некоторые из них – заколдованные, и надо очень полюбить, чтобы увидеть, что скрыто под внешней оболочкой. Впрочем, об этом, как мы уже говорили, речь еще впереди…
 
   Юра и Ласло стояли на горе святого Геллерта, откуда открывался замечательный вид на Будапешт. Внизу струился Дунай, который, естественно, казался Юре голубым, хотя на самом деле был темно-бурым, дворцы и костелы таяли в розовой дымке, вокруг щелкали фотоаппараты и стрекотали кинокамеры многочисленных туристов, которые выражали свое восхищение Дунаем, казавшимся им тоже голубым, на самых различных языках, в том числе и на венгерском.
   Юра прислушался и сказал Ласло:
   – Странный у вас язык. Ни одного слова понятного. А? В других все-таки… А тут…
   – А вот и я, – раздался сзади женский голос.
   Юра обернулся.
   На тротуаре стояла улыбающаяся Катя.

Конец первой части

Часть вторая

   Будапешт – столица братской Венгрии – страны, известной не только токайскими винами, опереттами Кальмана и автобусами «Икарус», но и отменным гостеприимством. Улицы города заполнены туристами. Где только ни увидишь их – в магазине, где они, не зная языка, тем не менее ухитряются объяснить продавцу все тонкости фигуры своих близких; в музее, где они смотрят не на картины, а в проспекты; в автобусах прильнувшими к окнам и дружно, словно марионетки, поворачивающими голову то вправо, то влево; ну и конечно же, на улицах припавшими к окулярам фото– или киноаппаратов и не замечающими ничего вокруг. Они смотрят на величественный собор, а видят его в рамке девять на двенадцать, и таким он им кажется красивее; они влезают на ограду, ложатся на землю в поисках удачного ракурса, а сохранят себя для потомков застывшими в напряженных позах и с неестественными улыбками, но зато на глянце и навсегда.
   Мелькают фотографии – цветные и черно-белые, в фокусе и не в фокусе, вклеенные аккуратно в альбом и небрежно засунутые под стекло на столе – летопись нашей жизни… Мелькают незнакомые лица на фоне знакомых достопримечательностей, а потом мелькнули вдруг знакомые – вот Юра с Ласло, вот Юра с Катей, а вот они втроем на горе Геллерт, где мы расстались с ними в конце первой части. И пока мы с интересом вглядываемся в эти фотографии, слышим голос автора:
   – Турист за границей – явление малоизученное, несмотря на то, что туризм существует почти столько же, сколько и войны, а они существовали практически всегда. Стоит нам пересечь государственную границу, как в нас неожиданно обнаруживаются черты, прославленные еще античными философами: немногословие и многозначительность. Даже зная язык, мы стараемся пользоваться им минимально; даже будучи флегматиками от природы, мы начинаем красноречиво жестикулировать. Поэтому за рубежом мы и производим столь хорошее впечатление. Мы сдержанны в выражениях, которые все равно никто не понимает; Мы загадочно улыбаемся в ответ на бестактные, с нашей точки зрения, вопросы; мы полны внутреннего достоинства, ибо внешне нам выразить его не удается…
 
   О, жизнь туриста!… Как передать твою неповторимость?!
   Кто может постичь душу человека, разрываемого непримиримыми противоречиями, когда нужно максимум увидеть и минимум потратить, и при этом сохранить здоровье хотя бы на обратную дорогу. Надо быть крепкими душой и телом, чтобы удержать в голове, занятой размерами женской и детской одежды, названия городов и исторических памятников, и ничего не перепутать. Особенно размеры. Выручают фотографии. Потому что сигареты выкуриваются, вещи снашиваются, магнитофоны ломаются и только фотографии остаются, напоминая, что это был не сон…
 
   Катя рассматривала только что виденную нами фотографию, сидя вместе с Ласло и Юрой за столиком уличного кафе.
   – Красиво, – она возвратила Ласло фотографию.
   – На память, – сказал Ласло и вернул ее Кате.
   – Спасибо, – обрадовалась Катя и бережно спрятала в сумку, которая, по ее представлениям, была в этом сезоне не менее модной, чем ее шляпа.
   Юра посмотрел на часы:
   – Ну ладно, нам пора. Нам еще на выставку.
   – А это интересно? – спросила Катя.
   – Нам – да. Французы «Питон» привезли, сильная штука.
   – «Питон»? – удивилась Катя.
   – Нам бы такой – давно бы уж защитил. На наших пока наберешь точек – поседеешь.
   – А достать нельзя?
   – Как? – поднял плечи Юра. – Валюта.
 
   На другой день Катя и Ада Петровна шли по международной выставке «Кёбаню». Ада Петровна уверенно ориентировалась в пиктограммах – стилизованных знаках-символах, указывающих международной публике, где что находится. Где можно получить по чеку деньги и где их потратить, где выпить и где расстаться с выпитым, где отправить письмо и где получить консультацию.
   Автор размышлял по этому поводу:
   – Прогресс немыслим без информации. Что толку в вечном блаженстве, если не знать, как к нему пройти. А путь к сердцу мужчины?… Доверять слухам, что он лежит через желудок, несерьезно – вдруг у него язва… Может, когда-нибудь на каждом из нас тоже появятся пиктограммы. И если нет у человека совести, то чего к ней обращаться? А если нет сердца, то как же его завоевать?… И жизнь сразу станет намного легче и понятней. И – неинтересней. Потому что на пути к счастью самое интересное – это путь к нему…
   Катя и Ада Петровна остановились у французского стенда измерительных приборов. Около одного из приборов, довольно миниатюрного, – табличка «Питон». Если бы Катя на приеме у Орлова не была столь поглощена своими проблемами, она могла бы узнать этот изящный чемоданчик. Но она не узнала его.
   – Этот, что ль? – спросила Ада Петровна Катю.
   – Вроде.
   – Ну и что тебя интересует? Давай только быстро, мы уже опаздываем. Месье, можно вас? – обратилась она по-французски к стендисту.
   – Мадам? – стендист почтительно склонился.
   – Что спросить? – обернулась она к Кате.
   – Спросите, сколько стоит, – сказала Катя.
   – Мадемуазель интересуется, сколько стоит этот прибор?
   – О, мадемуазель хочет купить? – стендист, улыбаясь, посмотрел на Катю.
   – Нет, мадемуазель хочет узнать, – уточнила Ада Петровна.
   – Мадемуазель интересует оптовая закупка? Это много дешевле.
   – Нет, мадемуазель не гонится за дешевизной. Ее интересует цена одного прибора. Хотя лично я, – добавила она по-русски, – не понимаю, зачем это ей надо.
   – Простите? – поднял брови стендист.
   – Нет, нет, это не вам, – улыбнулась Ада Петровна.
   – Один прибор, – сказал стендист, – стоит сто пятьдесят тысяч франков.
   – Ого… – сказала Ада Петровна.
   – Это уникальный прибор, – пояснил стендист. – С его помощью можно…
   – Нет, нет, – прервала его Ада Петровна, – объяснять не надо. Мадемуазель в курсе. Слыхала? – сказала она Кате. – Сто пятьдесят тысяч франков. Дешевка.
   – А у меня шесть тысяч форинтов. Это мало, если на франки? – и Катя полезла в сумочку.
   – Ты что, с ума сошла! Не смеши людей.
   – Мадемуазель хочет заплатить наличными? – стендист стал сама любезность.
   – Нет, нет, мадемуазель не имеет столько наличных.
   – Можно через банк, это очень просто.
   – Что он говорит? – спросила Катя.
   – Он говорит, что ты ненормальная и зря отнимаешь у него и нас время. Ты сможешь купить только ручку от этого прибора. Очень красивая ручка. Будешь ею размахивать, все будут спрашивать: где вы достали эту прелесть? Ах, я не помню, кажется, в Будапеште.
   Стендист вежливо улыбался.
   – Ладно, – сказала Ада Петровна, – пошли. Поблагодари месье и пошли.
   Услыхав слово «месье», стендист вновь поднял брови:
   – Простите?
   – Нет, нет, все в порядке, – успокоила его Ада Петровна. – Просто для мадемуазель это несколько дороговато. До свидания, месье.
   – Мадам… – расплылся в улыбке стендист.
   – До свидания, – сказала Катя.
   – Мадемуазель… – он приложил руку к левому лацкану.
   В помещении дирекции французской фирмы вице-президент, знакомый нам по первой части, где мы видели его на приеме у Орлова, беседовал с кем-то из коллег и поглядывал на экран телевизора, на котором было видно, что происходило у французского стенда. Увидев Катю, он сначала не узнал ее, но потом, всмотревшись, воскликнул: «О!» и схватился за телефон.
 
   Катя, погруженная в раздумье, шла вслед за Адой Петровной по выставке. Иногда она замедляла шаг у какого-нибудь экспоната, но Ада Петровна смотрела на часы и тянула ее за руку:
   – Давай, давай, нас уже ждут.
   У выхода их догнал запыхавшийся стендист.
   – Мадам… Тысяча извинений… Не могли бы вы и мадемуазель… Буквально одна минута… Вице-президент фирмы хотел бы лично…
 
   Вице-президент ждал их в кабинете.
   – А мы с вами знакомы, – сказал он Кате.
   – Да? – удивилась она.
   Ада Петровна посмотрела на нее подозрительно.
   – Я не знаю, могу ли я открыть эту нашу маленькую тайну, – лукаво сказал вице-президент и поглядел на Аду Петровну. Катя удивленно уставилась на него. – Вы были третьей слева. Так?
   – А-а… – вдруг Катя все вспомнила и засмеялась. – Точно. Это у Вадима Сергеевича, – пояснила она Аде Петровне. – У замминистра.
   – У кого? – Ада Петровна недоверчиво на нее поглядела.
   – У замминистра.
   – Мадемуазель… – Вице-президент сделал паузу и вопросительно посмотрел на Катю.
   – Котова, – сказала Катя.
   – Мадемуазель Котова, мы восхищены вашим мужеством. Вашим гражданским мужеством, я имею в виду суровые условия, в которых вы трудитесь, и вашим упорством в личных делах.
   Ада Петровна быстро переводила.
 
   Вошел стендист с кожаным чемоданчиком и два фотокорреспондента. Вице-президент посмотрел на них и продолжал:
   – Мы были бы счастливы преподнести мадемуазель наш «Питон».
   Ада Петровна запнулась.
   – Я слишком быстро? – спросил он ее. – Извините. – Вице-президент продолжал уже медленнее. – Это презент мужественной русской девушке от нашей фирмы, от всех ее мужчин. Мы надеемся лишь, что мадемуазель найдет время выслать нам отчет о том, как вел себя наш прибор в снежной Сибири.
   Стендист протянул Кате чемоданчик. Она машинально взяла его. Вспыхнули фотолампы.
   – Поставь на место, – процедила, улыбаясь, Ада Петровна. – Ты что, с ума сошла?!
   Катя опустила чемодан.
   – А почему? – удивилась она.
   – Потому! Мадемуазель благодарит вас, – улыбнулась Ада Петровна, – но она не может принять столь дорогой подарок.
   – О, это делает честь мадемуазель, такая скромность! Но наша фирма будет счастлива, если она все же примет его. Это совсем скромный подарок. Наша фирма заинтересована в контактах с советскими строительными фирмами. Наш «Питон» уже работает, и очень успешно, на Аляске и в Гренландии. Мы были бы рады, если бы он появился и в Сибири…
   – У нас не принято принимать подарок, если ты не можешь сделать ответный, – сказала Ада Петровна.
   – О, это очень хороший обычай. Но пусть мадемуазель пришлет нам отчет, и мы будем в расчете.
   – Нет, нет, спасибо, – настаивала Ада Петровна.
   – Что он говорит? – спросила Катя.
   – Глупости говорит. Спровоцировать нас хочет.
   – Чем?
   – Не знаю чем. Рекламный трюк. А ты разбежалась.
   – У мадемуазель какие-то проблемы? – спросил вице-президент.
   – Нет, все в порядке. Просто мадемуазель здесь на отдыхе, и таскать с собой чемодан… Она благодарит вас. Может быть, На обратном пути… Мы тогда известим вас.
   – Я был счастлив познакомиться, – он протянул визитную карточку. – Моя фирма к вашим услугам.
   – Спасибо, – сказала Ада Петровна, – мы тоже счастливы. – И добавила по-русски: – Особенно я. – Она взглянула на часы и всплеснула руками. – Черт, мы опаздываем! Связалась с тобой… – И она потянула Катю.
 
   Катя и Ада Петровна шли по выставке. Когда они проходили мимо советского стенда, к Кате неожиданно рванулся один из стендистов.
   – Мадемуазель! – крикнул он. – Миссис! Синьорина! Девушка, наконец!…
   Катя обернулась – к ней, раскинув руки и улыбаясь, шел
   Евдокимов.
   – Не узнаете? – он отогнул борт пиджака, показав потайную грелку.
   – Дядя Миша?! – изумилась Катя. – Вы здесь?
   – Мы – везде, – сказал Евдокимов многозначительно. – Слушайте, – наклонился он к ней заговорщически, – если меня не обманывают глаза, вы вышли от французов?
   – Ну… – сказала Катя.
   – И если меня не обманывают уши, вы разговаривали с представителем фирмы, выпускающей «Питоны»?
   – Ну… – Катя все не понимала, к чему он клонит.
   – И если мне не изменяет память, вы пили шампанское на приеме у Орлова с господином Фашоном? Простите, с месье Фашоном? Следовательно… – Евдокимов поднял указательный палец, – вы с ним виделись и здесь. Если мне не изменяет чутье. Не изменяет?
   – Ну и что?
   – Вы должны меня с ним познакомить.
   – Но…
   – Никаких «но». Вам дороги идеи международного сотрудничества?
   – Конечно, но…
   – От вас требуется минимум: мсье Евдокимов – мсье Фашон. Бонжур, мерси, «алон занфан де ля патрие…», – запел он неожиданно «Марсельезу». – А я вам за это…
   – Мне ничего не нужно, – быстро сказала Катя и посмотрела на Аду Петровну.
   – Конечно, – сказала Ада Петровна. – Не считая прибора за полмиллиона. Но это так, пустяки, кто говорит о таких мелочах? Ладно, пошли – опоздаем… – И она потянула Катю за руку.
   – Минутку! – закричал Евдокимов. – А я?! Товарища – в беде? Отца двух детей? – он жестом фокусника снова вытащил фотокарточку.
   – Ладно, – сказала Катя и протянула ему только что полученную визитную карточку. – Вот. Скажете, что от меня.
   Евдокимов с недоверием посмотрел на карточку, с изумлением на Катю:
   – Так вы что, действительно с ним знакомы?
   – Если вам не изменяет сообразительность, – лукаво улыбнулась Катя и пошла.
   – Гран мерси! Данке шен! Сенк ю! Кёсенем! Спасибо, наконец! – крикнул ей вслед Евдокимов.
 
   На другой день утром в гостинице группа спускалась к завтраку. К Аде Петровне подошел портье.
   – Простите, имеете ли вы мадемуазель Котову?
   – Да. Вон, – она помахала Кате рукой.
   Катя подошла.
   – Для вас просили передать, – портье вытащил чемоданчик с «Питоном» и букет гвоздик.
 
   Автобус мчался по Венгрии. Катя сидела у окна с «Питоном» на коленях, смотрела на проносящиеся мимо пейзажи, улыбалась, поглаживая мягкую кожу чемодана. Ада Петровна обернулась, посмотрела на нее, сердито покачала головой.
   Девушка-гид рассказывала в микрофон о местных достопримечательностях. В перерывах она листала книгу.
   – Недавно работаете? – Ада Петровна кивнула на книгу.
   – О, это… Нет. Экзамен через неделю. География СССР. В университете. Очень трудная у вас география – столько республик… – Гид полистала книгу. – Чего только у вас нет. И все выучить надо.
   – Это же хорошо, когда земля богатая.
   – О, если жить. А если учить, – гид засмеялась, – очень плохо.
   К ним подсела Катя.
   – Ада Петровна, а сколько мы будем в Дьёре?
   Ада Петровна достала программу.
   – Прямо гонки с преследованием, – сказала она гиду. – Там жених ее должен быть.
   – О, почему не вместе? – удивилась гид.