Азерников Валентин Захарович. Отпуск за свой счет

Валентин Азерников
Отпуск за свой счет
Сценарий телевизионной кинокомедии в двух частях. Поставлен на киностудии «Мосфильм» в 1982 году.

   Памятливый телезритель может обнаружить некоторое несоответствие между тем, что он прочитает, и тем, что видел на экране.
   Это и называется «режиссерской трактовкой».

В главных ролях были заняты:

   Ольга Мелехова (Катя Котова),
   Игорь Костолевский (Юра),
   М. Колочап (Ласло),
   Людмила Гурченко (Ада Петровна),
   Елена Романова (Лена),
   Александр Ширвиндт (Юрий Николаевич),
   Владимир Басов (Евдокимов) и другие.
   А текст от автора читал за кадром Вячеслав Тихонов.
   В фильме снялся также Михаил Боярский в роли известного актера, однако по капризу тогдашнего председателя Гостелерадио СССР С. Лапина все эпизоды с его участием были вырезаны из уже готовой картины.

Часть первая

   Ранним весенним утром поезд дальнего следования подходил к Москве. Потянулись самые томительные минуты путешествия. За окном замелькали выложенные на откосах приветствия; проводники раздавали билеты; пассажиры, нахохлившись, сидели на нижних полках, словно петухи на насесте; поездное радио хрипело в предсмертной судороге встречным маршем, а поезд все извивался и извивался меж стрелок, словно пыльная зеленая ящерица.
   И звучал за экраном чуть ироничный голос автора: – Примерно три четверти мировой литературы – несколько миллионов томов – посвящены изучению такого странного с точки зрения здравого смысла феномена, как неразделенная любовь. Казалось бы, если любовь была задумана природой как источник радости, то зачем мы с такой маниакальной настойчивостью лишаем себя этой радости, безошибочно выбирая из сотен окружающих нас людей единственного или единственную, кто не может ответить нам взаимностью? Почему нас неумолимо влечет только к тем, кому мы на дух не нужны? Может быть, это уловка эволюции? Рычаг естественного отбора? Надо же как-то убирать с дороги слабых и неприспособленных. Только на сферу обслуживания рассчитывать в этом смысле нельзя. Там иногда случается выиграть неравный поединок; в любви – никогда. Не помогут ни знакомства, ни подарки, ни письма в газету.
   По данным статистики, около шестидесяти трех процентов душевного здоровья, физических сил и служебного времени мы тратим на переживания по поводу неразделенной любви. И с этой точки зрения проблема перестает носить сугубо личный характер, она перерастает в проблему государственную и даже мировую. Потому что при современном энергетическом кризисе тратить трудовые ресурсы впустую – это преступление. И тот, кто отвергает любовь другого, погружая его тем самым в пучину страданий и выключая из сферы общественного производства, – преступник. Мы все осознаем это, но дальше вздохов сожаления и доморощенных советов типа «плюнь – забудь» не идем. По-видимому, это происходит потому, что мы, несмотря на сложные объяснения, предлагаемые классиками литературы, которые сами-то как раз в любви были счастливы и некоторые даже не один раз, мы-то в душе понимаем: раз не любит, значит, за дело; хорошего человека, знаем по себе, всегда кто-нибудь полюбит. Кроме того, мы располагаем неопровержимыми, хоть и секретными сведениями, полученными от наших сослуживцев после их очередных отпусков, о том, что пресловутая взаимность – дело наживное. Подобно тому, как совместный труд делает обезьян людьми, совместный отдых делает людей любимыми, или, выражаясь научно, хомо аматум. И история, которую мы собираемся рассказать, как раз доказывает как пользу заслуженного отдыха, так и справедливость народной мудрости, гласящей: хочешь быть любимым – будь им. Ибо в конце концов героиня нашего рассказа… Впрочем, не будем забегать вперед…
 
   Наконец вагоны лязгнули, словно собака, поймавшая муху, и встали. Проводники плавно, будто играют на тромбонах, протерли поручни, и в дверях вагона появилась Катя – в одной руке маленький чемодан, в другой большая шляпа, которая, как ей казалось, в этом сезоне будет особенно модной. Она сошла на перрон и сказала проводнице:
   – Ну вот, приехали. Спасибо вам.
   – Счастливо найти его, – пробасила проводница.
   – Найду, – уверенно сказала Катя.
   – Все так говорят, – меланхолично заметила проводница, посмотрев на трех молодых беременных женщин, кучкой стоящих на перроне и растерянно оглядывающихся по сторонам. – Тут не то что найти, тут хорошо бы самой не потерять чего.
   Первый выход на привокзальную московскую площадь – испытание для любого приезжего. Особенно если он в столице в первый раз. Предлагают свои услуги носильщики – в тот момент, когда они уже не нужны; выкрикивают названия вокзалов шоферы такси, как правило, все, кроме нужного нам; бойко торгуют мороженым зимой и горячими напитками летом. И Кате, естественно, захотелось и чемодан поставить на тележку, хотя он был небольшой, и на Ленинградский вокзал проехаться, хотя он оказался через дорогу, и попробовать квасу. Конечно, надо было и газету утреннюю купить, постояв в очереди среди торопящихся мужчин, и в очереди у справочного киоска постоять, изучая в это время, где что идет в театрах. И пока Катя внедрялась в московскую жизнь, переходя из очереди в очередь, уже знакомый нам голос автора рассказывал о ней:
   – Катя поначалу производила странное впечатление. Те, кто ее еще не очень хорошо знали, подозревали ее даже в неискренности – уж больно необычным казалось Катино поведение. Она вела себя так, словно все вокруг были ей страшно рады. Может, это происходило оттого, что и она была рада всем. Она обращалась к незнакомым людям с такой легкостью, будто они только и ждали, когда она осчастливит их какой-нибудь просьбой. Впрочем, и она сама – разбуди ее ночью, попроси что – пойдет, сонная, даже не спросит – зачем. Странная она была, одним словом. Послушать ее, так наша жизнь разумна и логична, и в ней всегда побеждает добро, а зло рано или поздно наказывается.
   Откуда она черпала свою уверенность и оптимизм – из прочитанного ли, – а она читала решительно все, включая листовки на стенах поликлиник; непосредственно ли из генов, от бабушки, которая ее воспитала; или дошла до всего своим умом – одному богу известно. Но то, что она обладала этими качествами, известно было всем. И немало удивляло людей бывалых, усвоивших нехитрый свод жизненных правил, который они выражали одной фразой: жизнь диктует. Дело, наверное, было в том, что Катя не любила, когда ей диктуют; она даже диктанты в школе не любила писать, предпочитая им изложения, чем очень огорчала свою бабушку, преподавателя словесности. Конечно, случались и исключения, и они-то, быть может, и были самыми счастливыми минутами ее жизни; впрочем, об этом речь впереди…
 
   Наконец подошла Катина очередь в справочном бюро. Она нагнулась к окошку, но шляпа мешала и, наверное, поэтому женщина в окошке не расслышала, когда Катя сказала вежливо:
   – Здравствуйте, мне нужно найти одного человека…
   – Говорите громче, – сказало окошко. Катя смущенно оглянулась на очередь.
   – Мне нужен один человек…
   – Хорошо, что только один, – сказало окошко. – Фамилия.
   – Павлов, Юрий.
   – Отчество?
   – Кажется, Михайлович, но точно не знаю.
   – А год рождения?
   – Лет двадцать семь. Примерно.
   – А место рождения? Тоже не знаете?
   – Наверное, Москва. Он очень интеллигентный.
   – Ну, вот что, милая девушка, – сердито сказало окошко. – Юр Павловых в Москве сотни. Так вы его не найдете.
   – Ну, что вы, – улыбнулась Катя. – Найду.
 
   Стоя на тротуаре, подняв голову и придерживая рукой шляпу, Катя смотрела на окна многоэтажного здания. Поток людей обтекал ее, некоторые оглядывались, – чудаки, они просто не знали, что такие шляпы в этом сезоне особенно модны. Взглянув еще раз на вывеску «Министерство автомобильного транспорта», Катя вошла в подъезд.
 
   – Павлов? – переспросил ее пожилой отставник. Он сидел за столом, заваленным папками с надписями «Личное дело».
   – Да, да, он, – обрадовалась Катя.
   – Сергей Петрович?
   – Нет, Юра. Юрий.
   – А где он работает?
   – Я не знаю точно. Он инженер-испытатель, новые машины испытывает.
   – А что вы о нем знаете? Есть у него какие приметы?
   – Да. Он такой, знаете… И глаза. А тут родинка.
   – Где? – покосился отставник.
   – Тут вот, – Катя отогнула воротник и показала ключицу.
   – Одна только? – он даже приподнялся.
   – Родинка? Одна.
   – А кто он вам? – это спрашивал Катю уже другой человек, помоложе, в другом, более просторном кабинете.
   – Любимый.
   – Я понимаю, что любимый. Любимый – кто? Брат, сват, начальник?
   – Просто любимый, – пожала плечами Катя.
   – Да… Где, говорите, у него родинка?
   – Тут, – показала Катя.
   – Как будет его фамилия – Павловский?
   – Нет. Павлов. Юра Павлов. Он, наверное, у вас в институте работает, – это Катя втолковывала немолодой усталой женщине, занимающей уже довольно большой кабинет.
   – А зачем он вам?
   – Это личное, – Катя застенчиво улыбнулась.
   – Ах, личное… Личными делами, милая, мы не занимаемся. Мы, министерство, орган Совета Министров.
   – Но сегодня как раз вторник.
   – Ну и что?
   – Прием по личным вопросам. С четырех до шести на двери написано.
   – Во-первых, уже шесть, – женщина посмотрела на часы. – Я уже фактически в отпуске. Во-вторых, принимаем мы наших сотрудников, собственных. Вы же еще не наш сотрудник, – женщина поднялась, давая понять, что разговор окончен.
   – Знаете, давайте я вам подписку дам.
   – Какую еще подписку?
   – Что когда я стану вашим сотрудником, я к вам по личным вопросам обращаться не буду. А вы сейчас – авансом.
   Женщина посмотрела на Катю, усмехнулась:
   – Это у вас что же – такая любовь? – Катя застенчиво дожала плечами. – Такая, что даже адреса его не знаете?
   – Это ведь не самое главное. Адрес и измениться может.
   Женщина взглянула на фото девушки, лежащее под стеклом, вздохнула, сказала как бы сама себе: «А что самое главное?» – и сняла трубку телефона.
   – Кирилл?… Привет… Да вот никак не уеду… Слушай, тут такое дело… В вашем управлении работает Павлов?… Думаю, в институте… Ну запроси… Тебе, между прочим, когда приспичило, ты вообще ночью звонил, не то что после работы… А вот тогда, забыл уже… Детский сад когда… Вспомнил? Ну, слава богу». Да я не считаюсь, это как раз ты считаешься… И не кричи, пожалуйста, я не жена тебе… А я не знаю, чего ты звонишь, и еще кричишь… А кто – я что ли позвонила?… – Тут она увидела Катю и сказала примирительно: – Ах, да, я, действительно. А чего я звонила?… А, Павлов, верно… Сейчас… – Она прикрыла трубку ладонью. – Как его зовут?
   – Юра, – сказала Катя. – Юрий.
   – А отчество?
   – Не знаю.
   – А что-нибудь вы о нем знаете? Кроме имени.
   – Он изобретатель.
   – Тоже мне примета, – фыркнула женщина. – Вот если бы он ничего не изобретал, тут бы его все знали. – Она убрала руку и сказала уже в трубку:
   – Нет, больше ничего нет… Так… Хорошо, спасибо, ну, привет Неле. Пока.
   Женщина положила трубку, протянула Кате листок:
   – Вот телефон моей секретарши, позвоните ей завтра, меня Уже не будет, надеюсь. Может, и найдут вашего изобретателя.
   – Спасибо вам большое, – прижала к груди руки Катя. – Вы из-за меня так…
   – Что?
   – Ну, ругались. Мне даже неловко.
   – Ругалась? Да что вы. Это разве ругань? Ругаются тихо. Шепотом. Чаще всего даже молча. А это как – ритуальные игры.
 
   Институт встретил Катю бодрым ритмом деловой жизни. Кто-то сновал по коридору, кто-то курил под плакатом «курить запрещается», кто-то втолковывал кому-то, насколько тройка Фирсова лучше тройки Мальцева. Когда Катя проходила мимо женского туалета, дверь приоткрылась, вышла молодая полная дама.
   – Здравствуйте, – сказала Катя. – Я Павлова ищу. Вы не знаете, в какой он комнате?
   – В семнадцатой. Протоколы что ль привезла?
   – Нет, у меня личное.
   – Личное? – фыркнула дама. – С такой шляпой…
 
   Катя заглянула в комнату номер семнадцать, Юры не было, сосед его трудился над чертежом.
   – Юра здесь? – спросила Катя.
   – Он ушел.
   – Ой… Будет еще?
   – Нет, – сказал сосед и, отодвинувшись, окинул довольным взором творение своих рук.
   Катя заглянула в чертеж – это была тщательно вычерченная таблица футбольного чемпионата.
   – А как же мне его найти?
   – Может, я чем могу?
   – Нет, я по личному делу.
   – Ах, по личному… Это другое дело.
 
   На двери была табличка, что вешают на опорах электропередач: череп, кости и надпись «не влезай, убьет». Катя улыбнулась обрадованно, словно при виде знакомого, и позвонила.
   – Открыто, пожалуйста, – раздался мужской голос с чуть заметным акцентом.
   Катя толкнула дверь, вошла. В прихожей никого не было.
   – Здравствуйте, – сказала Катя в пространство.
   – Здравствуйте, – ответил голос из кухни. – Галка, это ты?
   – Нет. А Юра дома?
   Из кухни вышел молодой человек, вытирая руки кухонным полотенцем. Он поглядел с удивлением на Катю, Катя – на него, и пока длилась эта маленькая пауза, автор представил еще одного персонажа этой истории:
   – Наши органы чувств, бдительные как локаторы, мгновенно узнают в любой толпе иностранца, как бы хорошо ни говорил он по-русски. Что-то всегда отличает их от коренного населения -что-то, чего нет у нас и чего, естественно, нам и на дух не нужно. И сразу же мы ловим себя на том, что невольно начинаем коверкать свою речь, полагая, очевидно, с присущим нам гостеприимством, что так она будет понятней зарубежному уху. Впрочем, Катя была настолько обескуражена в первый момент – и тем, что это был не Юра, и тем, что она была не Галя, что она поначалу даже не догадалась, что перед ней – Ласло, о котором она столько слышала от Юры. Вероятно, свою роль сыграло и то обстоятельство, что Катя редко ходила на фильмы киностудии «Мафильм», иначе она бы сразу угадала в незнакомце венгра. Она как чувствовала, что это ей еще предстоит. Впрочем, об этом – позже…
   Ласло ослепительно улыбнулся, неуловимо-галантным жестом пропустил Катю вперед себя и сказал:
   – Юра скоро будет. Извините, Наташа, я думал, это Галя. Голос похож.
   – Ничего, – сказала Катя, – ничего. Только я не Наташа.
   – Нет? – смутился венгр.
   – Нет.
   – А Юра сказал… – Он посмотрел на часы. – Извините.
   – Ничего. Меня Катя зовут.
   – Очень приятно. Здравствуйте, Катя. Я Ласло.
   – Здравствуйте, Ласло, – обрадовалась Катя. – Я о вас слышала.
   – Да? – удивился Ласло. – От кого?
   – От Юры.
   – А-а…
   – Впрочем, он и вам обо мне, наверное, рассказывал?
   – Да?… О, конечно. Разумеется. Да-да. Но вы проходите.
   – Ничего, я подожду. У него гости? Я некстати, наверное.
   – Ну что вы, очень хорошо. Как раз кстати.
   – Да?
   – Разумеется. – Ласло снова ослепительно улыбнулся.
   И тут, словно в подтверждение, кто-то постучал в дверь ногой. Ласло открыл. Вошел Юра – с сумкой, из которой торчали бутылки.
   – У нас уже гости? – весело спросил он, но тут увидел Катю и замер.
   – Вот и я, – неуверенно сказала Катя и протянула ему Руку.
   Юра настолько оторопел, что свою руку протянул вместе с сумкой. Катя взяла сумку и спросила:
   – Куда ее?
   – Разрешите? – взял у нее сумку Ласло и пошел на кухню.
 
   Нетрудно понять смущение мужчины, когда к нему неожиданно нагрянула дама. Мало ли что может открыться постороннему глазу в комнате молодого неженатого мужчины, особенно если глаз женский. Юра лихорадочно рассовывал куда попало висящие около дивана фотографии изящных манекенщиц, валяющуюся на стуле пижаму, два билета в театр, лежащие на видном месте на столе, раскрытую записную книжку, где постороннего наблюдателя могло бы удивить отсутствие мужских имен и телефонов. Единственное, что он не догадался сделать: снять со стены картину «Не ждали». И пока Юра совершал эти манипуляции с неловкостью начинающего комика, бормоча что-то невнятное вроде «какая неожиданная радость», автор не без сарказма комментировал:
   – Конечно же, мы знакомимся с Юрой в невыгодной для него ситуации. Он ошеломлен, он увидел женщину, которую не ждал. Даже если он и приглашал ее перед этим, согласитесь, его растерянность вполне можно понять и простить. Мало ли кто из нас что обещает. Как говорил классик: все пообещать – значит ничего не дать. Разумное обещание должно носить абстрактный характер. Можно обещать любой женщине счастье, новую жизнь или светлое будущее – никто не знает, что это такое. Но упаси бог дать ей повод надеяться, что ты намерен пойти с ней в театр или в загс – мелочи западают в память…
 
   – Как ты нашла меня? – спросил наконец Юра. Он еще не пришел в себя.
   – По адресу, – пожала плечами Катя.
   – А откуда взяла?
   – Ты же сам оставил.
   – Я?!
   – Ну да. Ты что, забыл?
   – Ты уверена?
   – Но я же здесь.
   – Вообще-то да. Чудеса.
   – А ты разве не хотел, чтоб я приехала? Говорил, что будешь ждать.
   – Ну конечно, говорил. Но вот адрес… Мне казалось…
   – Ну а как же ты приглашал – без адреса, что ли?
   – Вообще-то, конечно. Естественно. Просто как-то неожиданно. Я бы встретил. А тут, видишь, какая история – гости, как назло.
   – Я помешала?
   – Нет вообще-то, почему, что ты! Очень хорошо как раз. С корабля на бал. Просто…
   – А что у вас тут? День рождения чей?
   – Почему?
   – Будни же сегодня.
   – Ну и что? У нас каждый день праздник. После шести. Слушай, а ты что – в командировку?
   – Нет, в отпуск.
   – На юг?
   – Не совсем, – многозначительно улыбнулась Катя. – Скорее, на юго-запад.
   – Чудачка, ты бы хоть предупредила. Написала, что едешь.
   – А как?
   – У тебя же был адрес, ты говоришь.
   – Но если тебе что-то мешало писать, ты и ответить не смог бы. Верно?
   – Нда… – только пробормотал Юра.
   – Слушай, – сказала Катя, – знаешь, давай сейчас не будем говорить об этом, я не хочу наспех. Уйдут гости, тогда все обсудим.
   – Что обсудим? – насторожился Юра.
   – Есть что.
   – Сегодня?
   – Ну да. Когда они уйдут.
   – А-а… А тебе разве не надо никуда? Ты где остановилась?
   – Еще нигде.
   – Ах, вот оно что…
   – Но если неудобно… Вообще, я могу в гостинице…
   – Нет, нет, что ты… Напротив. Просто я думал, что ты где-то у родственников. Знаешь, как бывает. Они же обидчивые, ужас.
   – Не знаю, у меня нет здесь никого. Но если тебе неудобно…
   – Да нет, что ты. Просто родители…
   – А… А ты не говорил, что живешь с родителями. Я не знала, я бы тогда…
   – Подожди, – сказал Юра, – вот мама вернется, они в театре, что-нибудь придумаем.
   В дверь позвонили.
   – Открыто, – крикнул Юра, – и с явным облегчением сказал Кате: – Извини, гости.
   – Да, да, – сказала Катя, – конечно. Ты иди.
   Дверь открылась, в прихожую вошла Лена, держа в каждой Руке по большой сумке.
   – Между прочим, нахальство такие тяжести поручать. Могли бы и сами заехать, – сказала она, отдуваясь, и, увидев Катю, добавила: – Привет.
   – Привет, – сказала Катя.
   – Познакомьтесь, – нерешительно представил их Юра. – Это Катя, это Лена.
   – Очень приятно, – сказала Катя.
   – Да? А чего это тебе так приятно? – удивилась Лена.
   – Брось, – сказал Юра. – Не возникай.
   – А ты чья? – не унималась Лена. – Юр, она твоя сегодня? Или Ласло?
   – Перестань.
   – В каком смысле – чья? – поинтересовалась Катя.
   – В нехорошем, – сказала Лена. – Или ты одна? Свободный защитник?
   – Кончай трепаться, – нахмурился Юра. – Катя не москвичка, подумает еще чего.
   – Да? Мальчики переходят на периферийные кадры? У нас что, оказывается, кризис нетрудовых ресурсов? Ты откуда?
   – Из Верхнеярска.
   – А-а, великая стройка. Гвоздь программы. Тогда я пас. Я и краситься не буду, чего лак, тушь переводить. Предупредили б, между прочим, я б газетки почитала – сколько дней до пуска, было б об чем поговорить с девушкой…
   – Не обращай внимания, – сказал Кате Юра, – она у нас любит разыгрывать.
   – Я понимаю, это очень хорошо, – сказала Катя.
   – А что тебе все хорошо, да все приятно? – не унималась Лена. – Может, ты вообще нежная, а?
   – В каком смысле?
   – Вот – и смысл тебя все время волнует. Когда все кругом бессмысленно.
   – Что бессмысленно?
   – Все. Вечеринка эта. Ничего не обломится, все мимо.
   – Я что-то не очень понимаю вас, Лена.
   – Она сама не понимает, – сказал Юра. – Но очень любит выступать.
   – А старики дома? – спросила Лена.
   – Нету.
   – Жалко. Теща у нас – просто прелесть.
   – Лена, хватит, – нахмурился Юра. – Ты не обращай внимания, – сказал он Кате. – Она все, что говорит, надо на два делить. А то и на три.
   – Прогресс, – заметила Лена. – В прошлый раз ты говорил – на четыре.
   – Мельчаешь.
   – С кем поведешься, – Лена, заботливо поправив Юре галстук и бросив мимоходом: – Он старит тебя, ты рядом с Катей просто папуля, – понесла сумки на кухню.
   А потом шла обычная молодежная вечеринка. Пили, жевали бутерброды, танцевали.
   – Узнаешь? – тихо спросил у Кати Юра и кивнул на своего приятеля, известного киноактера, который с мрачным лицом отплясывал с Леной.
   – Похож на… – и Катя назвала фамилию актера.
   – Так это он и есть.
   – Ну да? Такой печальный? Он же всегда веселый. А тут…
   – А чего ему тут смеяться. Он же не на работе. Он всегда у нас мрачный был. Мы в школе вместе учились. На одной даже парте сидели. А теперь он на экране, а мы в зале.
   – Ага, – сказал актер. – Я на тряпке, а вы в жизни.
   – Но ты крупным планом, а мы в темноте.
   – А свет перегорел, и меня нет. А вы домой пошли.
   – Странно, – сказала Катя, – вы всегда такой смешной, а говорите как-то…
   – Я ж сейчас свои слова говорю.
   – Вот ты придумай ему этюд, – сказал Юра, – он сразу веселым станет.
   – Этюд?
   – Такой-то человек в таких-то обстоятельствах.
   – А как это – чтоб смешно было? – спросила Катя у актера.
   – А в жизни все смешно – откуда посмотреть.
   – Я знаю, – сказала Лена. – Я уже все придумала. Вот допустим… – она посмотрела на Катю, – вот, скажем, ты приходишь к одной своей знакомой… Так?
   – Уже смешно, – сказал актер.
   – Смешно? – удивилась Катя.
   – К своей – очень смешно.
   – Нет, серьезно, – сказала Лена.
   – Серьезно – это еще смешней. Ну и что там у вас дальше?
   – Ну вот, приходишь, – Лена снова посмотрела на Катю, – а там у нее – другой мужчина.
   – Да? Оригинальная ситуация.
   – Этюд, этюд! – закричали все. – Только не халтурь.
   – Хоть бы один новый сюжет, – пробормотал актер, отошел к окну, потом повернулся резко и… и сыграл этюд «нежданный гость». Все смеялись; одни посматривали на Катю – со снисхождением, другие – на Лену, с осуждением. Лишь автор постарался в этой ситуации сохранить нейтралитет:
   – Вряд ли у кого поднимется рука бросить в Лену камень, – заметил он. – В общем, ее даже можно понять. Еще сегодня днем, когда она последний раз говорила с Юрой по телефону, у нее не было в личной жизни никаких проблем. Так, во всяком случае, ей казалось. И хотя между ней и Юрой не было разговоров о любви или о чем-нибудь таком, но это ничего не значило. Кто в наше время говорит о таких пустяках?! Говорили о вещах серьезных: о лицензионных пластинках, о гоночных «Ягуарах», о пикниках в стиле «ретро» – с непременной плетеной корзиной, куда можно уложить полуфабрикаты, по возрасту тоже принадлежащие к этому стилю. И вдруг – Катя, как гром среди ясного неба, как снег на голову, как свет в темной комнате, делающий невозможным то, что мгновение назад казалось неизбежным. Что же оставалось Лене в этой ситуации? Естественно, то, что на ее месте сделала бы любая: бороться за свое призрачное счастье, вернее, даже не за счастье, – может, Лена и не считала то, что у них с Юрой было, счастьем, а главное – против соперницы. Не за, а против – ты уже тогда как бы и не агрессор, а пострадавший, на твоей стороне сочувствие народов. И надо сказать, поначалу Лена не отвергла этой возможности. Но потом ее осенило…
 
   В конце вечера, когда стол опустел, а воздух стал густым от дыма, Лена, как бы только что сообразив, спросила Катю:
   – Слушай, а где ты остановилась?
   – Пока нигде, – сказала Катя, – но вы не беспокойтесь, я в гостинице…
   – Я не знаю, – пожала плечами Лена, – может, ты депутат Верховного Совета… Хотя в этом случае у тебя были бы в Москве другие знакомые… Но если нет…
   – Нет, – сказала Катя.
   – Тогда не суетись. Пустое.
   – Мы что-нибудь придумаем, – неуверенно сказал Юра.
   – Зачем придумывать, – сказала Лена. – Девушку я беру к себе.
   – Как – к себе? – опешил Юра.
   – Друг моего друга – мой друг, – усмехнулась Лена.
   – Нет, что вы, – возразила Катя, – не беспокойтесь. Я устроюсь в гостинице.
   – Да нет, – сказал Юра Лене. – Это неудобно.
   – Кому? Тебе? – ехидно осведомилась Лена.
   – Почему мне? Тебе. Ты же совсем ее не знаешь. Вы же совсем незнакомы.
   – Вот и хорошо, и познакомимся. Заодно. Будет о чем поговорить. И битвы, где вместе сражались они… Да? – обернулась она к Кате.
 
   Когда Катя и Лена вошли в прихожую, из комнаты выглянула Ленина мама:
   – Наконец, я уж беспокоилась.
   – Мамуля, – сказала Лена, – познакомься, это Катя, моя подруга. Я тебе говорила.
   Катя изумленно взглянула на Лену и кивнула маме.
   – А, да, – сказала мама. – Вы из Тбилиси.