Страница:
– Что вы хотите знать?
Кодил нашел кнопку на столе и сказал:
– То, что я спрошу, и то, что вы ответите, будет записано – и изображение, и звук. Я не хочу никаких самопроизвольных высказываний от вас, или чего-то безответственного. Я уверен, что вы это понимаете.
– Я понимаю, что вы хотите записывать только то, что вам нравится, презрительно сказал Тревиз.
– Это правильно, но опять-таки – не ошибитесь во мне. Я не буду искажать ничего из того, что вы скажете, я запишу или не запишу, вот и все. Но вы будете знать, что я записываю, и не станете тратить мое и свое время.
– Посмотрим.
– У нас есть основания думать, советник Тревиз, – налет официальности в голосе Кодила показал, что он записывает, – что вы утверждали открыто и неоднократно, что не верите в существование Плана Селдона.
Тревиз медленно сказал:
– Если я утверждал это открыто и неоднократно, чего же вам еще надо?
– Давайте не будем тратить время на увертки, советник. Вы знаете, что я хочу открытого признания, сделанного вашим собственным голосом, со свойственными ему оттенками, при условии, что вы полностью владеете собой.
– Потому, я полагаю, что использование какого-либо гипно-эффекта, химического или иного, изменяют оттенок голоса?
– Очень заметно.
– И вы боитесь продемонстрировать, что пользовались незаконными методами при допросе советника? Не порицаю вас за это.
– Рад, что вы не порицаете меня, советник. Во всяком случае, продолжим. Вы утверждали открыто и неоднократно, что не верите в существование Плана Селдона. Вы признаете это?
Тревиз медленно произнес подбирая слова:
– Я не верю, что так называемый План Селдона имеет то значение, какое мы придаем ему.
– Неопределенное утверждение. Вы стараетесь усложнить?
– Обычную концепцию, что Хари Селдон, пятьсот лет назад, воспользовавшись математической наукой психоисторией, разработал курс человеческих событий в мельчайших деталях, и что мы должны следовать курсу, начертанному, чтобы, вести нас от Первой Галактической Империи ко Второй по линии максимальной вероятности, я считаю наивной. Такого не может быть.
– Не означает ли это, что, по вашему мнению, Хари Селдон никогда не существовал?
– Отнюдь нет. Конечно, он существовал.
– Что он никогда не развивал науку психоисторию?
– Нет, я, конечно не имел ввиду ничего подобного. Видите ли, директор, я объяснил бы это Совету, если бы мне позволили, и я объясню вам. Истина, которую я собираюсь высказать, так очевидна…
Директор безопасности спокойно и совершенно очевидно выключил аппарат.
Тревиз сделал паузу и нахмурился.
– Зачем вы это сделали?
– Вы тратите мое время, советник. Я не просил вас произносить речи.
– Вы просили меня объяснить мою точку зрения, нет?
– Не совсем так. Я просил вас отвечать на вопросы и не добавлять ничего, о чем я не спрашивал. Поступайте так и это займет много времени.
– Вы хотите сказать, что намерены вытянуть из меня то, что подкрепит официальную версию якобы совершенного мною.
– Мы просим вас сделать правдивое заявление и только, и, уверяю вас, мы ничего не исказим в нем. Разрешите мне попытаться снова. Мы говорили насчет Хари Селдона. – Записывающий аппарат пришел в действие и кодил спокойно повторил: – И он никогда не развивал науку психоисторию?
– Конечно, он развивал науку, которую мы называем психоисторией, сказал Тревиз, уже не скрывая нетерпения и раздраженно жестикулируя.
– Которую вы определяете – как?
– О, Галактика! Ее обычно определяют как отрасль математики, которая имеет дело с общими реакциями большой группы людей на данный стимул в данных обстоятельствах. Иными словами, это предположительно предсказывает социальные и исторические перемены.
– Вы говорите «предположительно». Вы заключаете это с точки зрения математической экспертизы?
– Нет, – ответил Тревиз, – я не психоисторик. Ни один член правительства Основания, ни один гражданин Терминуса, ни один…
Рука Кодила поднялась. Он Мягко сказал:
– Советник, прошу вас!
И Тревиз замолчал.
– Есть ли у вас основание, – сказал Кодил, – предполагать, что Хари Селдон не сделал необходимого анализа, когда комбинировал, насколько возможно, эффективнее, факторы максимальной вероятности и кратчайшей продолжительности пути от Первой Империи ко Второй путем Основания?
– Меня там не было, – ехидно ответил Тревиз, – откуда мне знать?
– Вы знаете, что он этого не делал?
– Нет.
– Может быть, вы отрицаете, что голографическое изображение Хари Селдона, которое появлялось в каждом случае кризиса в течении пятисот лет, в действительности изображение самого Селдона, сделанное в последний год его жизни, незадолго до организации Основания?
– Предполагаю, что не могу отрицать.
– Вы «предполагаете». Не хотите ли вы сказать, что это обман, мистификация, придуманная кем-то в прошлом для какой-то цели?
Тревиз вздохнул.
– Нет, я не утверждал этого.
– Утверждаете ли вы, что сообщения, которые дает Хари Селдон, вообще подтасованы?
– Нет. Не имею основания думать, что такая подтасовка возможна и нужна.
– Понятно. Мы были свидетелями самого последнего появления Селдона. Нашли ли вы, что его анализ, сделанный пятьсот лет назад, не согласуется с реальными сегодняшними условиями.
– Наоборот, – сказал Тревиз с неожиданным ликованием, – он очень точно согласуется.
Кодил, казалось, безразлично отнесся к эмоциям Тревиза.
– Однако, советник, после появления Селдона вы все-таки считаете, что Плана Селдона не существует?
– Конечно, считаю. Он не существует как раз потому, что анализ так отлично сходится.
Кодил выключил запись.
– Советник, – сказал он, покачивая головой, – вы заставляете меня стирать запись. Я спросил вас, Поддерживаете ли вы еще свою странную уверенность, а вы начали выдавать мне причины. Позвольте мне повторить мой вопрос: однако, советник, вы все-таки считаете, что Плана Селдона не существует?
– Откуда вы это знаете? Ни у кого не было возможности поговорить с моим другом-доносчиком Кампером после появления Селдона.
– Допустим, вы угадали, советник. Допустим вы уже ответили: «Конечно, считаю». Если вы это скажете еще раз, но без добавочной информации, мы можем на этом кончить.
– Конечно, считаю, – иронически сказал Тревиз.
– Хорошо, – сказал Кодил, – я выберу из этих «конечно, считаю» то, которое звучит наиболее естественно. Благодарю вас, советник.
И записывающий аппарат снова был выключен.
– Все? – спросит Тревиз.
– Да. То, что мне нужно.
– Совершенно ясно. Вам нужен комплект вопросов и ответов, который вы можете представить Терминусу и всей Федерации и показать, что я полностью принимаю легенду о Плане Селдона. Так что любое отрицание его, какое я сделал позднее, выглядит донкихотством или полнейшим безумием.
– Или даже изменой в глазах возбужденной массы, которая считает План главным спасением Основания. Возможно, публиковать это не будет необходимости, советник Тревиз, если мы придем к некоторому взаимопониманию; если же понадобится, мы позаботимся, чтобы об этом услышала вся Федерация.
– Неужели вы настолько глупы, сэр, – сказал хмуро Тревиз, – что совершенно не интересуетесь тем, что я на самом деле хочу сказать?
– Как человеческое существо, я заинтересован, и в свободное время выслушал бы вас с интересом и некоторой долей скептицизма. Как директор Безопасности, я в настоящее время имею то, что хотел.
– Надеюсь, вы понимаете, что это плохо обернется для вас и для мэра. – Как ни странно, я другого мнения. А теперь вы можете уйти. Под стражей, конечно.
– Куда меня отведут?
Кодил улыбнулся.
– До свидания, советник. Вы не очень сотрудничали, но надеяться на обратное было бы нереально. – Он протянул руку.
Тревиз, игнорируя ее, встал, разгладил морщинки на поясе и сказал.
– Вы только отсрочиваете неизбежное. Другие, наверное, думают так же, как и я, или будут думать позднее. Посадите вы меня в тюрьму или убьете это вызовет удивление и, возможно, ускорит появление таких мыслей. В конце концов, истина и я восторжествуем.
Кодил опустил руку и медленно покачал головой.
– В сущности, Тревиз, – сказал он, – вы дурак.
Около полуночи два охранника пришли вывести Тревиза из роскошной – он должен был признать это – комнаты штаб-квартиры Безопасности. Роскошной, но закрытой. Тюремная камера, иначе не назовешь.
Тревиз провел здесь четыре часа, с горечью пересматривая собственные мнения, и большую часть этого времени без устали расхаживая по комнате.
Почему он доверил Камперу?
А почему нет? Он, казалось, явно был согласен. Нет, не то. Вроде бы он готов был дать убедить себя. Нет, и это не так. Он казался таким тупым, легко поддающимся влиянию, у него так явно не хватало ума и собственного мнения, что Тревиз радовался случаю воспользоваться им как удобной звуковой панелью. Кампер помогал Тревизу улучшать и оттачивать мнения. Он был полезен, и Тревиз доверял ему просто потому, что это было удобно.
Но теперь бесполезно роптать, следовало разглядеть Кампера. Надо было следовать единственному общему правилу: не верь никому.
Но может ли человек прожить жизнь, никому не веря?
Очевидно, должен.
И кто бы мог подумать, что у Брэнно хватит нахальства выкинуть советника из Совета, и что никто из других советников не вступится за него? Пусть они никак не соглашались с Тревизом; пусть они готовы отдать свою кровь, каплю за каплей за право Брэнно; но все-таки, в принципе, они должны были возражать против такого насилия над их прерогативами. Бронзовая Брэнно, как ее иногда называли, действовала, конечно с металлической жесткостью…
Если только она сама не была уже в тисках…
Нет! Этот путь ведет к паранойе!
И все-таки…
Голова шла кругом, он не мог вырваться из ненужного повторения мыслей, когда вошли охранники.
– Пойдемте с нами, советник, – сказал старший из двух с равнодушной серьезностью. Он имел значки отличия лейтенанта. У него был небольшой шрам на правой щеке. Выглядел он усталым, как будто работал очень долго, а сделал очень мало – таким и должен быть солдат, когда народ уже больше ста лет живет в мире.
Тревиз не шевельнулся.
– Ваше имя, лейтенант?
– Лейтенант Ивандор Сапилер, сэр.
– Вы понимаете, что нарушаете закон, лейтенант Сапилер? Вы не можете арестовывать советника.
– У нас прямой приказ, сэр.
– Неважно. Вам не могут приказать арестовать советника. Вы должны понимать, что в результате попадете под трибунал.
– Но вы не арестованы, советник.
– Выходит, я не пойду с вами, так?
– Нам приказано провести вас до вашего дома.
– Я знаю дорогу.
– И защищать вас по дороге.
– От чего? Или от кого?
– От толпы, которая может собраться.
– Среди ночи?
– Поэтому мы и ждали до полуночи, сэр. А теперь, сэр, ради вашей защиты мы просим вас идти с нами. Могу сказать – не для угрозы, а для информации – что нам приказано использовать силу, если понадобится.
Тревиз знал о нейтронных хлыстах, которыми они были вооружены. Он встал – как надеялся – с достоинством.
– Ну что ж, пошли к моему дому. А вдруг я обнаружу, что вы ведете меня в тюрьму?
– Нам не приказывали лгать вам, сэр, – с гордостью сказал лейтенант. Тревиз начал понимать, что перед ни профессионал, который потребует прямого приказа прежде чем солжет, и даже в этом случае выражение его лица и тон голоса выдадут его.
– Прошу простить меня, лейтенант, – сказал Тревиз. – Я не хотел сказать, что сомневаюсь в вашем слове.
Снаружи их ожидал наземный кар. Улица была пуста, не было признака хотя бы одного человека, не то что толпы – но лейтенант был искренен. Он не говорил, что снаружи толпа, он упомянул о толпе, которая может собраться.
Только «может».
Лейтенант позаботился, чтобы Тревиз был между ним и каром, так что Тревиз не мог отступить или убежать. Лейтенант вошел в машину вслед за Тревизом и сел рядом на заднем сидении.
Кар двинулся.
Тревиз сказал:
– Как только я окажусь дома, я, вероятно, смогу заниматься своими делами, смогу тут же уйти, если захочу?
– У нас нет приказа мешать вам, советник, но нам предписано защищать вас.
– Что это значит в данном случае?
– Мне приказано сказать вам, сэр, что, прибыв домой, вы не сможете уйти.
Улицы не безопасны для вас, а я отвечаю за вашу безопасность.
– Вы хотите сказать, что я под домашним арестом?
– Я не юрист, советник. Я не знаю, что это означает.
Он смотрел перед собой, но его локоть касался бока Тревиза. Тревиз не мог шелохнуться, чтобы лейтенант не почувствовал этого.
Кар остановился у домика Тревиза в предместье Фликснер. В настоящее время у Тревиза не было сожительницы – Фловела устала от беспорядочной жизни, к какой принуждало Тревиза членство в Совете, – так что он надеялся, что его никто не ждет.
– Теперь я могу идти? – спросил он.
– Я выйду первым, советник. Мы проводим вас в дом.
– Для моей безопасности?
– Да, сэр.
За входной дверью оказалось еще двое охранников. Ночь была светлая, но в окнах были матовые стекла, и снаружи ничего нельзя было разглядеть.
Тревиз возмутился было вторжением, но затем махнул рукой. Если Совет не мог защитить его в зале Совета, значит, его дом тем более не мог служить крепостью.
– Сколько же вас тут у меня? Целый полк?
– Нет, советник, – сказал твердый и ровный голос. – Кроме тех, кого вы видите, есть еще только одна особа. И я жду вас уже достаточно долго. В дверях гостиной стояла Харла Брэнно, мэр Терминуса. – Вы не думаете, что нам пора поговорить?
– Все это пустой треп…
Но Брэнно произнесла низким властным голосом:
– Спокойно, советник. А вы, четверо, можете идти. Идите! Здесь все будет в порядке.
Четверо охранников откозыряли и повернулись на каблуках. Тревиз и Брэнно остались одни.
Кодил нашел кнопку на столе и сказал:
– То, что я спрошу, и то, что вы ответите, будет записано – и изображение, и звук. Я не хочу никаких самопроизвольных высказываний от вас, или чего-то безответственного. Я уверен, что вы это понимаете.
– Я понимаю, что вы хотите записывать только то, что вам нравится, презрительно сказал Тревиз.
– Это правильно, но опять-таки – не ошибитесь во мне. Я не буду искажать ничего из того, что вы скажете, я запишу или не запишу, вот и все. Но вы будете знать, что я записываю, и не станете тратить мое и свое время.
– Посмотрим.
– У нас есть основания думать, советник Тревиз, – налет официальности в голосе Кодила показал, что он записывает, – что вы утверждали открыто и неоднократно, что не верите в существование Плана Селдона.
Тревиз медленно сказал:
– Если я утверждал это открыто и неоднократно, чего же вам еще надо?
– Давайте не будем тратить время на увертки, советник. Вы знаете, что я хочу открытого признания, сделанного вашим собственным голосом, со свойственными ему оттенками, при условии, что вы полностью владеете собой.
– Потому, я полагаю, что использование какого-либо гипно-эффекта, химического или иного, изменяют оттенок голоса?
– Очень заметно.
– И вы боитесь продемонстрировать, что пользовались незаконными методами при допросе советника? Не порицаю вас за это.
– Рад, что вы не порицаете меня, советник. Во всяком случае, продолжим. Вы утверждали открыто и неоднократно, что не верите в существование Плана Селдона. Вы признаете это?
Тревиз медленно произнес подбирая слова:
– Я не верю, что так называемый План Селдона имеет то значение, какое мы придаем ему.
– Неопределенное утверждение. Вы стараетесь усложнить?
– Обычную концепцию, что Хари Селдон, пятьсот лет назад, воспользовавшись математической наукой психоисторией, разработал курс человеческих событий в мельчайших деталях, и что мы должны следовать курсу, начертанному, чтобы, вести нас от Первой Галактической Империи ко Второй по линии максимальной вероятности, я считаю наивной. Такого не может быть.
– Не означает ли это, что, по вашему мнению, Хари Селдон никогда не существовал?
– Отнюдь нет. Конечно, он существовал.
– Что он никогда не развивал науку психоисторию?
– Нет, я, конечно не имел ввиду ничего подобного. Видите ли, директор, я объяснил бы это Совету, если бы мне позволили, и я объясню вам. Истина, которую я собираюсь высказать, так очевидна…
Директор безопасности спокойно и совершенно очевидно выключил аппарат.
Тревиз сделал паузу и нахмурился.
– Зачем вы это сделали?
– Вы тратите мое время, советник. Я не просил вас произносить речи.
– Вы просили меня объяснить мою точку зрения, нет?
– Не совсем так. Я просил вас отвечать на вопросы и не добавлять ничего, о чем я не спрашивал. Поступайте так и это займет много времени.
– Вы хотите сказать, что намерены вытянуть из меня то, что подкрепит официальную версию якобы совершенного мною.
– Мы просим вас сделать правдивое заявление и только, и, уверяю вас, мы ничего не исказим в нем. Разрешите мне попытаться снова. Мы говорили насчет Хари Селдона. – Записывающий аппарат пришел в действие и кодил спокойно повторил: – И он никогда не развивал науку психоисторию?
– Конечно, он развивал науку, которую мы называем психоисторией, сказал Тревиз, уже не скрывая нетерпения и раздраженно жестикулируя.
– Которую вы определяете – как?
– О, Галактика! Ее обычно определяют как отрасль математики, которая имеет дело с общими реакциями большой группы людей на данный стимул в данных обстоятельствах. Иными словами, это предположительно предсказывает социальные и исторические перемены.
– Вы говорите «предположительно». Вы заключаете это с точки зрения математической экспертизы?
– Нет, – ответил Тревиз, – я не психоисторик. Ни один член правительства Основания, ни один гражданин Терминуса, ни один…
Рука Кодила поднялась. Он Мягко сказал:
– Советник, прошу вас!
И Тревиз замолчал.
– Есть ли у вас основание, – сказал Кодил, – предполагать, что Хари Селдон не сделал необходимого анализа, когда комбинировал, насколько возможно, эффективнее, факторы максимальной вероятности и кратчайшей продолжительности пути от Первой Империи ко Второй путем Основания?
– Меня там не было, – ехидно ответил Тревиз, – откуда мне знать?
– Вы знаете, что он этого не делал?
– Нет.
– Может быть, вы отрицаете, что голографическое изображение Хари Селдона, которое появлялось в каждом случае кризиса в течении пятисот лет, в действительности изображение самого Селдона, сделанное в последний год его жизни, незадолго до организации Основания?
– Предполагаю, что не могу отрицать.
– Вы «предполагаете». Не хотите ли вы сказать, что это обман, мистификация, придуманная кем-то в прошлом для какой-то цели?
Тревиз вздохнул.
– Нет, я не утверждал этого.
– Утверждаете ли вы, что сообщения, которые дает Хари Селдон, вообще подтасованы?
– Нет. Не имею основания думать, что такая подтасовка возможна и нужна.
– Понятно. Мы были свидетелями самого последнего появления Селдона. Нашли ли вы, что его анализ, сделанный пятьсот лет назад, не согласуется с реальными сегодняшними условиями.
– Наоборот, – сказал Тревиз с неожиданным ликованием, – он очень точно согласуется.
Кодил, казалось, безразлично отнесся к эмоциям Тревиза.
– Однако, советник, после появления Селдона вы все-таки считаете, что Плана Селдона не существует?
– Конечно, считаю. Он не существует как раз потому, что анализ так отлично сходится.
Кодил выключил запись.
– Советник, – сказал он, покачивая головой, – вы заставляете меня стирать запись. Я спросил вас, Поддерживаете ли вы еще свою странную уверенность, а вы начали выдавать мне причины. Позвольте мне повторить мой вопрос: однако, советник, вы все-таки считаете, что Плана Селдона не существует?
– Откуда вы это знаете? Ни у кого не было возможности поговорить с моим другом-доносчиком Кампером после появления Селдона.
– Допустим, вы угадали, советник. Допустим вы уже ответили: «Конечно, считаю». Если вы это скажете еще раз, но без добавочной информации, мы можем на этом кончить.
– Конечно, считаю, – иронически сказал Тревиз.
– Хорошо, – сказал Кодил, – я выберу из этих «конечно, считаю» то, которое звучит наиболее естественно. Благодарю вас, советник.
И записывающий аппарат снова был выключен.
– Все? – спросит Тревиз.
– Да. То, что мне нужно.
– Совершенно ясно. Вам нужен комплект вопросов и ответов, который вы можете представить Терминусу и всей Федерации и показать, что я полностью принимаю легенду о Плане Селдона. Так что любое отрицание его, какое я сделал позднее, выглядит донкихотством или полнейшим безумием.
– Или даже изменой в глазах возбужденной массы, которая считает План главным спасением Основания. Возможно, публиковать это не будет необходимости, советник Тревиз, если мы придем к некоторому взаимопониманию; если же понадобится, мы позаботимся, чтобы об этом услышала вся Федерация.
– Неужели вы настолько глупы, сэр, – сказал хмуро Тревиз, – что совершенно не интересуетесь тем, что я на самом деле хочу сказать?
– Как человеческое существо, я заинтересован, и в свободное время выслушал бы вас с интересом и некоторой долей скептицизма. Как директор Безопасности, я в настоящее время имею то, что хотел.
– Надеюсь, вы понимаете, что это плохо обернется для вас и для мэра. – Как ни странно, я другого мнения. А теперь вы можете уйти. Под стражей, конечно.
– Куда меня отведут?
Кодил улыбнулся.
– До свидания, советник. Вы не очень сотрудничали, но надеяться на обратное было бы нереально. – Он протянул руку.
Тревиз, игнорируя ее, встал, разгладил морщинки на поясе и сказал.
– Вы только отсрочиваете неизбежное. Другие, наверное, думают так же, как и я, или будут думать позднее. Посадите вы меня в тюрьму или убьете это вызовет удивление и, возможно, ускорит появление таких мыслей. В конце концов, истина и я восторжествуем.
Кодил опустил руку и медленно покачал головой.
– В сущности, Тревиз, – сказал он, – вы дурак.
Около полуночи два охранника пришли вывести Тревиза из роскошной – он должен был признать это – комнаты штаб-квартиры Безопасности. Роскошной, но закрытой. Тюремная камера, иначе не назовешь.
Тревиз провел здесь четыре часа, с горечью пересматривая собственные мнения, и большую часть этого времени без устали расхаживая по комнате.
Почему он доверил Камперу?
А почему нет? Он, казалось, явно был согласен. Нет, не то. Вроде бы он готов был дать убедить себя. Нет, и это не так. Он казался таким тупым, легко поддающимся влиянию, у него так явно не хватало ума и собственного мнения, что Тревиз радовался случаю воспользоваться им как удобной звуковой панелью. Кампер помогал Тревизу улучшать и оттачивать мнения. Он был полезен, и Тревиз доверял ему просто потому, что это было удобно.
Но теперь бесполезно роптать, следовало разглядеть Кампера. Надо было следовать единственному общему правилу: не верь никому.
Но может ли человек прожить жизнь, никому не веря?
Очевидно, должен.
И кто бы мог подумать, что у Брэнно хватит нахальства выкинуть советника из Совета, и что никто из других советников не вступится за него? Пусть они никак не соглашались с Тревизом; пусть они готовы отдать свою кровь, каплю за каплей за право Брэнно; но все-таки, в принципе, они должны были возражать против такого насилия над их прерогативами. Бронзовая Брэнно, как ее иногда называли, действовала, конечно с металлической жесткостью…
Если только она сама не была уже в тисках…
Нет! Этот путь ведет к паранойе!
И все-таки…
Голова шла кругом, он не мог вырваться из ненужного повторения мыслей, когда вошли охранники.
– Пойдемте с нами, советник, – сказал старший из двух с равнодушной серьезностью. Он имел значки отличия лейтенанта. У него был небольшой шрам на правой щеке. Выглядел он усталым, как будто работал очень долго, а сделал очень мало – таким и должен быть солдат, когда народ уже больше ста лет живет в мире.
Тревиз не шевельнулся.
– Ваше имя, лейтенант?
– Лейтенант Ивандор Сапилер, сэр.
– Вы понимаете, что нарушаете закон, лейтенант Сапилер? Вы не можете арестовывать советника.
– У нас прямой приказ, сэр.
– Неважно. Вам не могут приказать арестовать советника. Вы должны понимать, что в результате попадете под трибунал.
– Но вы не арестованы, советник.
– Выходит, я не пойду с вами, так?
– Нам приказано провести вас до вашего дома.
– Я знаю дорогу.
– И защищать вас по дороге.
– От чего? Или от кого?
– От толпы, которая может собраться.
– Среди ночи?
– Поэтому мы и ждали до полуночи, сэр. А теперь, сэр, ради вашей защиты мы просим вас идти с нами. Могу сказать – не для угрозы, а для информации – что нам приказано использовать силу, если понадобится.
Тревиз знал о нейтронных хлыстах, которыми они были вооружены. Он встал – как надеялся – с достоинством.
– Ну что ж, пошли к моему дому. А вдруг я обнаружу, что вы ведете меня в тюрьму?
– Нам не приказывали лгать вам, сэр, – с гордостью сказал лейтенант. Тревиз начал понимать, что перед ни профессионал, который потребует прямого приказа прежде чем солжет, и даже в этом случае выражение его лица и тон голоса выдадут его.
– Прошу простить меня, лейтенант, – сказал Тревиз. – Я не хотел сказать, что сомневаюсь в вашем слове.
Снаружи их ожидал наземный кар. Улица была пуста, не было признака хотя бы одного человека, не то что толпы – но лейтенант был искренен. Он не говорил, что снаружи толпа, он упомянул о толпе, которая может собраться.
Только «может».
Лейтенант позаботился, чтобы Тревиз был между ним и каром, так что Тревиз не мог отступить или убежать. Лейтенант вошел в машину вслед за Тревизом и сел рядом на заднем сидении.
Кар двинулся.
Тревиз сказал:
– Как только я окажусь дома, я, вероятно, смогу заниматься своими делами, смогу тут же уйти, если захочу?
– У нас нет приказа мешать вам, советник, но нам предписано защищать вас.
– Что это значит в данном случае?
– Мне приказано сказать вам, сэр, что, прибыв домой, вы не сможете уйти.
Улицы не безопасны для вас, а я отвечаю за вашу безопасность.
– Вы хотите сказать, что я под домашним арестом?
– Я не юрист, советник. Я не знаю, что это означает.
Он смотрел перед собой, но его локоть касался бока Тревиза. Тревиз не мог шелохнуться, чтобы лейтенант не почувствовал этого.
Кар остановился у домика Тревиза в предместье Фликснер. В настоящее время у Тревиза не было сожительницы – Фловела устала от беспорядочной жизни, к какой принуждало Тревиза членство в Совете, – так что он надеялся, что его никто не ждет.
– Теперь я могу идти? – спросил он.
– Я выйду первым, советник. Мы проводим вас в дом.
– Для моей безопасности?
– Да, сэр.
За входной дверью оказалось еще двое охранников. Ночь была светлая, но в окнах были матовые стекла, и снаружи ничего нельзя было разглядеть.
Тревиз возмутился было вторжением, но затем махнул рукой. Если Совет не мог защитить его в зале Совета, значит, его дом тем более не мог служить крепостью.
– Сколько же вас тут у меня? Целый полк?
– Нет, советник, – сказал твердый и ровный голос. – Кроме тех, кого вы видите, есть еще только одна особа. И я жду вас уже достаточно долго. В дверях гостиной стояла Харла Брэнно, мэр Терминуса. – Вы не думаете, что нам пора поговорить?
– Все это пустой треп…
Но Брэнно произнесла низким властным голосом:
– Спокойно, советник. А вы, четверо, можете идти. Идите! Здесь все будет в порядке.
Четверо охранников откозыряли и повернулись на каблуках. Тревиз и Брэнно остались одни.
Мэр
Брэнно ожидала с час, устало размышляя. Технически выражаясь, она преступно вломилась сюда. Более того, она неконституционно попрала права советника.
По букве закона двухсотлетней давности – со времен Индбура III и Мула – она была виновата.
Именно в этот день, в эти двадцать четыре часа она не должна была совершать ошибок.
Первые два столетия были золотым веком Основания, героической эрой по крайней мере в ретроспективе, если не по мнению тех несчастных, которые жили в небезопасное время. Силвер Хардин и Хобер Мэллоу были великими героями, почти обожествленными до такой степени, что они соперничали с самим несравненным Хари Селдоном. Эти три человека составляли треножник, на котором покоилась вся легенда (и даже история) Основания.
В те времена Основание было ничтожным мирком с хилой властью над четырьмя королевствами и с туманным представлением о протяженности, над которой План Селдона простер защищающую руку, оберегая от остатков мощной Галактической Империи.
И чем больше росла сила Основания как политической и коммерческой организации, тем менее значительными выглядели его правители и войны. Летан Диворс был почти забыт. Если его и вспоминали, то лишь в связи с его трагической гибелью в рабских рудниках, а не с его ненужной, но успешной борьбой с Бель Рисзом.
Что касается Бель Рисза, благороднейшего из противников Основания, то он тоже был забыт, заслоненный Мулом, который был единственным из врагов, подорвавшим План Селдона, покорившим Основание и правивший им. Он был единственным Великим Врагом – собственно говоря, последним из великих.
Мало кто помнил, что Мул был побежден, в сущности, одной особой – женщиной, Байтой Дарелл, и что она одержала победу без чьей-либо помощи, даже без поддержки Плана Селдона. Также было почти забыто, что ее сын и внучка, Торан и Аркадия Дарелл погубили Второе Основание, оставив Основание – Первое – Главным.
В те более поздние дни победы уже не было героических фигур. Времена были слишком экспансивны, и герои усохли до обычных смертных. Даже Аркадия, составляя биографию своей бабушки, понизила последнюю из героинь до романтической фигуры.
И с тех пор не стало героев и даже романтических фигур. Калганская война была последним актом насилия, заполонившего Основание, да и то это было, по существу, небольшим конфликтом. Почти два столетия фактического мира? Сто двадцать лет без событий более важных, чем слегка поврежденный корабль.
Это был добрый мир – Брэнно не отрицала – выгодный мир. Основание не организовало Вторую Галактическую Империю – по Плану Селдона прошло еще только половина срока, но оно, как Основание Федерации, крепко держало экономику на трети политически раздробленных мирах Галактики и оказывало влияние там, где не управляло. Мало было мест, где слова «Я из Основания» не встречались с почетом. И во всех миллионах обитаемых миров не было никого выше рангом Мэр Терминуса.
Это все еще был титул. Он был унаследован от лидера единственного маленького и почти незаметного городка на одинокой планете в дальнем конце цивилизации всего пятьсот лет назад, но никто и подумать не мог изменить его или прибавить хоть атом к его славе. Только полностью забытый титул Императорского Величества мог соперничать с ним в смысле благоговения.
Но лишь на самом Терминусе власть мэра тщательно ограничивалась. Память об Индбурах еще была жива. Народ не мог забыть не столько их тирании, сколько тот факт, что они прозевали Мула.
Здесь она, Харла Брэнно, была лишь самым сильным правителем после смерти Мула и всего лишь пятой женщиной среди них.
Сейчас только она была способна открыто пользоваться своей силой.
Она боролась за свою интерпретацию того, что было правильно и что должно быть, с яростной оппозицией тех, кто мечтал о полной престижа Внутренней Галактике и об ауре императорской власти – и победила.
– Не сейчас! – говорила она. – Не сейчас! Слишком рано прыгать во внутреннюю часть, вы пропадете из-за этого.
Появился Селдон и поддержал ее почти ее же словами. В глазах всего Основания это сделало ее на время равной по мудрости Селдону. Однако, она знала, что рано или поздно все забудут об этом.
И этот молодой человек посмел бросить ей вызов как раз в этот замечательный день. И он посмел быть правым! Это было опасно. Он был прав! И будучи правым, мог разрушить Основание! И сейчас она смотрела на него, и они были одни.
Она печально сказала:
– Неужели вы не могли прийти ко мне частным образом? Надо ли было выкрикивать все это в зале Совета в идиотском желании сделать из меня дуру?
Что вы сделали, безмозглый мальчишка?
Тревиз чувствовал, что краснеет, и старается обуздать злость. Мэр была пожилой женщиной, ей, кажется, было шестьдесят три года, и он не решался пустится в громкий спор с человеком в двое старше себя. К тому же она была искушенной в политических битвах и знала, что если она с самого начала выведет противника из равновесия, сражение будет наполовину выиграно. Но такая тактика эффективна на публике, а здесь не было никого, перед кем человека можно унизить. Они были только вдвоем.
Поэтому он игнорировал ее слова и постарался беспристрастно наблюдать за ней. Она была старухой, носившей одежду бесполых фасонов, какие были распространены два поколения назад. Они не шли ей. Мэр, лидер Галактики если там мог быть лидер – была просто старухой, которая могла легко сойти за старика, если бы ее железно-серые волосы не были туго стянуты сзади, а лежали бы свободно в традиционно-мужском стиле.
Тревиз подкупающе улыбнулся. Хотя старший противник бросил эпитет «мальчишка», как оскорбление, именно этот «мальчишка» имел преимущество в юности и правильных взглядов и полностью сознавал это. Он сказал:
– Правильно. Мне тридцать два, и, следовательно, меня можно назвать мальчишкой. И я советник и, следовательно, по должности безмозглый. Первое неизбежно; на счет второго – могу только пожалеть.
– Вы понимаете, что делаете? Вы стоите и пытаетесь острить. Сядьте.
Включите свой мозг, если можете, и отвечайте разумно.
– Я знаю, что делаю. Я говорю правду, как я ее вижу.
– И в этот день вы пытались бросить мне вызов. Как раз в этот день, когда мой престиж был так высок, что я смогла выгнать вас из Зала Совета и арестовать, и никто не посмел протестовать.
– Совет переведет дух и будет протестовать. Может быть, уже протестует. И он выслушает меня хотя бы уже из-за преследования, которому вы меня подвергли.
– Никто вас не выслушает, потому что, если вы будете продолжать в том же духе, я буду продолжать обращаться с вами как с изменником и закон полностью поддержит меня.
– Я все равно буду пытаться. Выступлю на суде.
– На это не рассчитывайте. Чрезвычайные полномочия мэра огромны, хотя и редко применяются.
– На каком основании вы заявляете о чрезвычайности?
– Основание придумаю. Я достаточно изобретательна в этом плане и не боюсь политического риска. Не торопите меня, молодой человек. Либо мы придем к соглашению немедленно, либо вы никогда не получите свободы. Вы можете оказаться в тюрьме до конца своих дней, я вам это гарантирую.
Они смотрели друг на друга в глаза – Тревиз – в серые, Брэнно – в многотоновые карие.
– Какого рода соглашение? – спросил Тревиз.
– А, вы любопытствуете, это уже лучше. Тогда мы сможем заняться разговором вместо конфронтации. Расскажите о своей точке зрения.
– Вы ее хорошо знаете. Вы собрали всю грязь с советником Кампером, так ведь?
– Я хочу услышать от вас в свете Кризиса Селдона.
– Прекрасно, если вы этого хотите, мадам мэр. – Он чуть не сказал «Старуха». – Изображение Селдона говорило слишком правильно, до невозможности правильно после пятисот лет. Если я не ошибаюсь, Селдон появляется восьмой раз. И по крайней мере в одном случае, во время Индбура III, то, что Селдон сказал, совершенно не совпадало с реальностью, но это было во времена Мула, не так ли? Но потом, во всех остальных случаях он был прав, как и сейчас? – Тревиз позволил себе слегка улыбнуться. – Еще никогда, мадам мэр, насколько можно судить по записям прошлого, Селдон не описывал ситуацию настолько точно, во всех деталях.
– Вы намекаете, – сказала Брэнно, – что появление Селдона подделано; что выступление Селдона подготовлено нашими современниками, вроде меня, например; что роль Селдона играл актер?
– Все может быть, мадам мэр, но я не это имел ввиду. Истина куда хуже. Я уверен, что мы видели изображение Селдона самого, и что описание настоящего момента истории подготовлено им пятьсот лет назад. Я много разговаривал с вашим человеком – Кодилом, он заботливо вел меня через шараду, в которой я, похоже, поддерживал суеверия бездумных Основателей.
– Да, запись будет использована, если понадобится, для того, чтобы Основание видело, что вы, в сущности, никогда не были в оппозиции.
Тревиз развел руками.
– Но я в оппозиции. Плана Селдона нет в том смысле, в каком мы в него верим, и его не было, вероятно, для столетия. Я подозревал это не первый год, и то, что мы видели в Куполе Времени двенадцать часов назад, подтвердило мои подозрения.
– Потому, что Селдон был слишком точен?
– Именно. Не улыбайтесь. Это последнее доказательство.
– Я не улыбаюсь, как видите. Продолжайте.
– Как он мог быть таким точным? Двести лет назад его анализ происходящего был полностью ошибочным. Через триста лет после создания Основания Селдон промахнулся. Полностью!
– Советник, вы сами объяснили это несколько минут назад. Это из-за Мула.
Мул был мутантом с интенсивной мысленной властью и просто не мог быть учтенным в Плане.
– Однако, он был – учтенный или нет. План Селдона сошел с рельсов. Мул правил недолго и не оставил наследника. Основание снова обрело независимость и возвысилось, но каким образом План Селдона снова мог вернуться на линию, когда его ткань была так страшно изорвана?
Брэнно выглядела угрюмой и крепко сжимала руки.
– Вы знаете ответ. Мы – одно из двух Оснований. Вы читали книги по истории.
– Я читал Аркадию – биографию ее бабушки – это не обязательное чтение в школе, я читал ее романы, и читал официальную историю Мула и времени после него. Позволено ли мне сомневаться в ней?
– В каком смысле?
– Официально мы, Первое Основание, удерживали знания в физических науках и развивали их. Мы действовали открыто, наше историческое развитие следовало – знали мы об этом или нет – Плану Селдона. Однако, было еще и Второе Основание, которое сохранило и развило науки психологические, включая психоисторию, и его существование было тайной для нас. Второе Основание было тонко настроенным агрегатом Плана, регулирующим течение Галактической истории, если это течение сворачивало с тропы, начертанной Планом.
– Вы опять-таки ответили сами, – сказала мэр. Байта Дарелл свалила Мула, возможно, под внушением Второго Основания, хотя ее внучка настаивала, что это не так. Однако, Второе Основание работало, без сомнения, над приведением галактической истории в соответствие с Планом после свержения Мула. И это, бесспорно, ему удалось. Что же вы скажете насчет Терминуса, советник?
– Мадам мэр, если верить Аркадии Дарелл, ясно, что Второе Основание, пытаясь выправить галактическую историю, подорвало всю схему Селдона, поскольку в своих попытках они разрушили свою секретность. Мы, Первое Основание, поняли, что наше зеркальное отражение – Второе Основание существует, и мы не могли жить с сознанием, что нами управляют. Мы стремились найти Второе Основание и уничтожить его.
По букве закона двухсотлетней давности – со времен Индбура III и Мула – она была виновата.
Именно в этот день, в эти двадцать четыре часа она не должна была совершать ошибок.
Первые два столетия были золотым веком Основания, героической эрой по крайней мере в ретроспективе, если не по мнению тех несчастных, которые жили в небезопасное время. Силвер Хардин и Хобер Мэллоу были великими героями, почти обожествленными до такой степени, что они соперничали с самим несравненным Хари Селдоном. Эти три человека составляли треножник, на котором покоилась вся легенда (и даже история) Основания.
В те времена Основание было ничтожным мирком с хилой властью над четырьмя королевствами и с туманным представлением о протяженности, над которой План Селдона простер защищающую руку, оберегая от остатков мощной Галактической Империи.
И чем больше росла сила Основания как политической и коммерческой организации, тем менее значительными выглядели его правители и войны. Летан Диворс был почти забыт. Если его и вспоминали, то лишь в связи с его трагической гибелью в рабских рудниках, а не с его ненужной, но успешной борьбой с Бель Рисзом.
Что касается Бель Рисза, благороднейшего из противников Основания, то он тоже был забыт, заслоненный Мулом, который был единственным из врагов, подорвавшим План Селдона, покорившим Основание и правивший им. Он был единственным Великим Врагом – собственно говоря, последним из великих.
Мало кто помнил, что Мул был побежден, в сущности, одной особой – женщиной, Байтой Дарелл, и что она одержала победу без чьей-либо помощи, даже без поддержки Плана Селдона. Также было почти забыто, что ее сын и внучка, Торан и Аркадия Дарелл погубили Второе Основание, оставив Основание – Первое – Главным.
В те более поздние дни победы уже не было героических фигур. Времена были слишком экспансивны, и герои усохли до обычных смертных. Даже Аркадия, составляя биографию своей бабушки, понизила последнюю из героинь до романтической фигуры.
И с тех пор не стало героев и даже романтических фигур. Калганская война была последним актом насилия, заполонившего Основание, да и то это было, по существу, небольшим конфликтом. Почти два столетия фактического мира? Сто двадцать лет без событий более важных, чем слегка поврежденный корабль.
Это был добрый мир – Брэнно не отрицала – выгодный мир. Основание не организовало Вторую Галактическую Империю – по Плану Селдона прошло еще только половина срока, но оно, как Основание Федерации, крепко держало экономику на трети политически раздробленных мирах Галактики и оказывало влияние там, где не управляло. Мало было мест, где слова «Я из Основания» не встречались с почетом. И во всех миллионах обитаемых миров не было никого выше рангом Мэр Терминуса.
Это все еще был титул. Он был унаследован от лидера единственного маленького и почти незаметного городка на одинокой планете в дальнем конце цивилизации всего пятьсот лет назад, но никто и подумать не мог изменить его или прибавить хоть атом к его славе. Только полностью забытый титул Императорского Величества мог соперничать с ним в смысле благоговения.
Но лишь на самом Терминусе власть мэра тщательно ограничивалась. Память об Индбурах еще была жива. Народ не мог забыть не столько их тирании, сколько тот факт, что они прозевали Мула.
Здесь она, Харла Брэнно, была лишь самым сильным правителем после смерти Мула и всего лишь пятой женщиной среди них.
Сейчас только она была способна открыто пользоваться своей силой.
Она боролась за свою интерпретацию того, что было правильно и что должно быть, с яростной оппозицией тех, кто мечтал о полной престижа Внутренней Галактике и об ауре императорской власти – и победила.
– Не сейчас! – говорила она. – Не сейчас! Слишком рано прыгать во внутреннюю часть, вы пропадете из-за этого.
Появился Селдон и поддержал ее почти ее же словами. В глазах всего Основания это сделало ее на время равной по мудрости Селдону. Однако, она знала, что рано или поздно все забудут об этом.
И этот молодой человек посмел бросить ей вызов как раз в этот замечательный день. И он посмел быть правым! Это было опасно. Он был прав! И будучи правым, мог разрушить Основание! И сейчас она смотрела на него, и они были одни.
Она печально сказала:
– Неужели вы не могли прийти ко мне частным образом? Надо ли было выкрикивать все это в зале Совета в идиотском желании сделать из меня дуру?
Что вы сделали, безмозглый мальчишка?
Тревиз чувствовал, что краснеет, и старается обуздать злость. Мэр была пожилой женщиной, ей, кажется, было шестьдесят три года, и он не решался пустится в громкий спор с человеком в двое старше себя. К тому же она была искушенной в политических битвах и знала, что если она с самого начала выведет противника из равновесия, сражение будет наполовину выиграно. Но такая тактика эффективна на публике, а здесь не было никого, перед кем человека можно унизить. Они были только вдвоем.
Поэтому он игнорировал ее слова и постарался беспристрастно наблюдать за ней. Она была старухой, носившей одежду бесполых фасонов, какие были распространены два поколения назад. Они не шли ей. Мэр, лидер Галактики если там мог быть лидер – была просто старухой, которая могла легко сойти за старика, если бы ее железно-серые волосы не были туго стянуты сзади, а лежали бы свободно в традиционно-мужском стиле.
Тревиз подкупающе улыбнулся. Хотя старший противник бросил эпитет «мальчишка», как оскорбление, именно этот «мальчишка» имел преимущество в юности и правильных взглядов и полностью сознавал это. Он сказал:
– Правильно. Мне тридцать два, и, следовательно, меня можно назвать мальчишкой. И я советник и, следовательно, по должности безмозглый. Первое неизбежно; на счет второго – могу только пожалеть.
– Вы понимаете, что делаете? Вы стоите и пытаетесь острить. Сядьте.
Включите свой мозг, если можете, и отвечайте разумно.
– Я знаю, что делаю. Я говорю правду, как я ее вижу.
– И в этот день вы пытались бросить мне вызов. Как раз в этот день, когда мой престиж был так высок, что я смогла выгнать вас из Зала Совета и арестовать, и никто не посмел протестовать.
– Совет переведет дух и будет протестовать. Может быть, уже протестует. И он выслушает меня хотя бы уже из-за преследования, которому вы меня подвергли.
– Никто вас не выслушает, потому что, если вы будете продолжать в том же духе, я буду продолжать обращаться с вами как с изменником и закон полностью поддержит меня.
– Я все равно буду пытаться. Выступлю на суде.
– На это не рассчитывайте. Чрезвычайные полномочия мэра огромны, хотя и редко применяются.
– На каком основании вы заявляете о чрезвычайности?
– Основание придумаю. Я достаточно изобретательна в этом плане и не боюсь политического риска. Не торопите меня, молодой человек. Либо мы придем к соглашению немедленно, либо вы никогда не получите свободы. Вы можете оказаться в тюрьме до конца своих дней, я вам это гарантирую.
Они смотрели друг на друга в глаза – Тревиз – в серые, Брэнно – в многотоновые карие.
– Какого рода соглашение? – спросил Тревиз.
– А, вы любопытствуете, это уже лучше. Тогда мы сможем заняться разговором вместо конфронтации. Расскажите о своей точке зрения.
– Вы ее хорошо знаете. Вы собрали всю грязь с советником Кампером, так ведь?
– Я хочу услышать от вас в свете Кризиса Селдона.
– Прекрасно, если вы этого хотите, мадам мэр. – Он чуть не сказал «Старуха». – Изображение Селдона говорило слишком правильно, до невозможности правильно после пятисот лет. Если я не ошибаюсь, Селдон появляется восьмой раз. И по крайней мере в одном случае, во время Индбура III, то, что Селдон сказал, совершенно не совпадало с реальностью, но это было во времена Мула, не так ли? Но потом, во всех остальных случаях он был прав, как и сейчас? – Тревиз позволил себе слегка улыбнуться. – Еще никогда, мадам мэр, насколько можно судить по записям прошлого, Селдон не описывал ситуацию настолько точно, во всех деталях.
– Вы намекаете, – сказала Брэнно, – что появление Селдона подделано; что выступление Селдона подготовлено нашими современниками, вроде меня, например; что роль Селдона играл актер?
– Все может быть, мадам мэр, но я не это имел ввиду. Истина куда хуже. Я уверен, что мы видели изображение Селдона самого, и что описание настоящего момента истории подготовлено им пятьсот лет назад. Я много разговаривал с вашим человеком – Кодилом, он заботливо вел меня через шараду, в которой я, похоже, поддерживал суеверия бездумных Основателей.
– Да, запись будет использована, если понадобится, для того, чтобы Основание видело, что вы, в сущности, никогда не были в оппозиции.
Тревиз развел руками.
– Но я в оппозиции. Плана Селдона нет в том смысле, в каком мы в него верим, и его не было, вероятно, для столетия. Я подозревал это не первый год, и то, что мы видели в Куполе Времени двенадцать часов назад, подтвердило мои подозрения.
– Потому, что Селдон был слишком точен?
– Именно. Не улыбайтесь. Это последнее доказательство.
– Я не улыбаюсь, как видите. Продолжайте.
– Как он мог быть таким точным? Двести лет назад его анализ происходящего был полностью ошибочным. Через триста лет после создания Основания Селдон промахнулся. Полностью!
– Советник, вы сами объяснили это несколько минут назад. Это из-за Мула.
Мул был мутантом с интенсивной мысленной властью и просто не мог быть учтенным в Плане.
– Однако, он был – учтенный или нет. План Селдона сошел с рельсов. Мул правил недолго и не оставил наследника. Основание снова обрело независимость и возвысилось, но каким образом План Селдона снова мог вернуться на линию, когда его ткань была так страшно изорвана?
Брэнно выглядела угрюмой и крепко сжимала руки.
– Вы знаете ответ. Мы – одно из двух Оснований. Вы читали книги по истории.
– Я читал Аркадию – биографию ее бабушки – это не обязательное чтение в школе, я читал ее романы, и читал официальную историю Мула и времени после него. Позволено ли мне сомневаться в ней?
– В каком смысле?
– Официально мы, Первое Основание, удерживали знания в физических науках и развивали их. Мы действовали открыто, наше историческое развитие следовало – знали мы об этом или нет – Плану Селдона. Однако, было еще и Второе Основание, которое сохранило и развило науки психологические, включая психоисторию, и его существование было тайной для нас. Второе Основание было тонко настроенным агрегатом Плана, регулирующим течение Галактической истории, если это течение сворачивало с тропы, начертанной Планом.
– Вы опять-таки ответили сами, – сказала мэр. Байта Дарелл свалила Мула, возможно, под внушением Второго Основания, хотя ее внучка настаивала, что это не так. Однако, Второе Основание работало, без сомнения, над приведением галактической истории в соответствие с Планом после свержения Мула. И это, бесспорно, ему удалось. Что же вы скажете насчет Терминуса, советник?
– Мадам мэр, если верить Аркадии Дарелл, ясно, что Второе Основание, пытаясь выправить галактическую историю, подорвало всю схему Селдона, поскольку в своих попытках они разрушили свою секретность. Мы, Первое Основание, поняли, что наше зеркальное отражение – Второе Основание существует, и мы не могли жить с сознанием, что нами управляют. Мы стремились найти Второе Основание и уничтожить его.