Страница:
Глава 60
Через какое-то время Генарр открыл глаза во второй раз и увидел, что на него скорбно смотрит Юджиния Инсигна.
– Юджиния! – удивленно воскликнул он и попытался приподняться в постели.
Она улыбнулась, но от этого ее взгляд не стал менее скорбным.
– Мне разрешили навестить тебя, Зивер. Мне сказали, что ты чувствуешь себя хорошо.
Генарр вздохнул с огромным облегчением. Он был уверен, что ничего страшного с ним не произошло, но одно дело – собственная уверенность, другое – услышать подтверждение со стороны. Немного бравируя, он сказал:
– Конечно, хорошо. Сканограмма во сне – без изменений, в бодрствующем состоянии тоже. Вообще никаких изменений. А что с Марленой?
– Ее сканограмма тоже в норме, – ответила Юджиния все с той же скорбью.
– Вот видишь, как и обещал, я стал «канарейкой» Марлены. Что бы это ни было, но оно подействовало на меня раньше, чем на Марлену, – сказал Генарр и сразу изменил тон; ситуация была не вполне подходящей для шуток. – Юджиния, я понимаю, что очень виноват перед тобой, и не прошу прощения. Сначала я упустил Марлену из виду, а потом меня буквально парализовал ужас. Я не смог сделать ничего, и это после моих заверений, что я буду внимательно следить за каждым ее шагом. Мне нет оправданий.
– Отнюдь, Зивер, – покачала головой Юджиния. – Мне не в чем тебя упрекнуть. Я очень рада, что Марлена помогла тебе дойти до станции.
– Не в чем упрекнуть? – Генарр был ошеломлен. Ему казалось очевидным, что во всем случившемся виноват только он.
– Совершенно не в чем. Дело не в том, что Марлена по глупости сняла костюм, а ты не смог помешать ей. Теперь я уверена, здесь кроется нечто гораздо худшее.
Генарр похолодел. Что может быть еще хуже?
– Что ты хочешь сказать?
Генарр спрыгнул с постели и только потом сообразил, что его одежда совсем не годится для приема гостей. Он торопливо набросил на себя легкое одеяло.
– Юджиния, садись и рассказывай. С Марленой действительно все в порядке? Ты что-то скрываешь от меня? Юджиния села, не сводя с Генарра серьезного взгляда.
– Мне сказали, что у нее все хорошо. Сканограмма мозга совершенно нормальная. Специалисты считают, что у нее нет ни малейших признаков чумы.
– Тогда почему же ты сидишь здесь с таким видом, как будто ждешь неминуемого конца света?
– Именно конца света, Зивер. Во всяком случае этого света.
– Как это понимать?
– Не могу толком объяснить, я сама еще многого не понимаю.
Попробуй поговорить с Марленой, может быть, ты что-то поймешь. Зивер, она идет своим путем. Она нисколько не раскаивается в своем поступке. Она твердит, что не может обследовать Эритро – она называет это «испытывать Эритро» – в защитном костюме и не намерена больше его носить.
– В таком случае она не выйдет со станции.
– Но она говорит, что выйдет. Она заявляет это совершенно безапелляционно. Когда только захочет. И одна. Она ругает себя за то, что позволила тебе идти с ней. Она очень сожалеет о том, что с тобой это произошло. Больше того, она просто подавлена этим. Но очень довольна, что успела вовремя добежать до тебя. Не поверишь, у нее слезы стояли в глазах, когда она рассказывала, что могло случиться, если бы она не привела тебя на станцию.
– Но себя она чувствует все так же уверенно?
– Да. И это самое странное. Теперь она уверена, что тебе грозила опасность и что на твоем месте мог бы пострадать любой. Но только не она. Зивер, Марлена настолько убеждена, что я могла бы… – она покачала головой, потом пробормотала:
– Я не знаю, что мне делать.
– Но, Юджиния, Марлена всегда была очень уверена в себе. Ты должна знать это лучше меня.
– Но не в такой же мере! А сейчас, кажется, она знает, что нам уже не удастся остановить ее.
– Может быть, и удастся. Я поговорю с ней; если она и мне будет твердить что-нибудь вроде «вам не удастся остановить меня», я отошлю ее на Ротор, и немедленно. Я всегда был на ее стороне, но после всего случившегося со мной, боюсь, мне придется проявить характер.
– Но ты не сможешь.
– Почему? Из-за Питта?
– Нет. Просто не сможешь.
Генарр непонимающе посмотрел на Юджинию, потом невесело рассмеялся:
– Перестань уже не настолько я околдован Марленой Я могу вести себя как добрый дядюшка, но я не настолько добр, чтобы позволить ей подвергать себя опасности. Всему есть предел; увидишь сама, я знаю, как установить этот предел. – Генарр помолчал, потом уже спокойнее продолжил:
– Похоже, мы поменялись местами. Раньше ты настаивала, чтобы мы остановили ее, а я говорил, что этого делать нельзя. Теперь наоборот.
– На то есть свои причины. Этот инцидент на планете испугал тебя, а меня гораздо больше напугало то, что было после этого.
– Так что же было после?
– Когда Марлена вернулась на станцию, я попыталась поставить свои условия. Я сказала ей: «Вот что, дорогая моя, не говори со мной в таком тоне, иначе ты не выйдешь не только со станции, но и из своей комнаты. Я запру тебя, если понадобится, свяжу и с первой же ракетой отправлю на Ротор». Как видишь, я была так взбешена, что только угрожала ей.
– И что же она сделала? Готов спорить на что угодно, она не разревелась. Думаю, она скрипнула зубами и огрызнулась. Я угадал?
– Нет, не угадал. Не успела я закончить фразу, как у меня сами собой застучали зубы, и я уже не смогла вымолвить ни слова. Больше того, меня затошнило. Брови Генарра поползли вверх:
– Уж не хочешь ли ты сказать, что она обладает какой-то таинственной гипнотической силой, которая может заставить вас не возражать ей? Но это совершенно исключено. Ты замечала раньше что-то подобное в ней?
– Нет, в том-то в дело, что не замечала. Даже и на этот раз ничего подобного в ней не было. Она здесь вообще ни при чем. Наверно, в тот момент я выглядела неважно. Я видела, что Марлена испугалась за меня. Она очень расстроилась, я в этом уверена. Невозможно себе представить, чтобы она была причиной моего состояния и в то же время так на него реагировала. Вспомни, когда вы были на планете, она даже не смотрела на тебя. Когда Марлена снимала защитный костюм, она стояла спиной к тебе. Я же все видела, я все знаю. И все же ты не смог помешать ей, а потом она сама прибежала к тебе на помощь. Согласись, она никак не могла спровоцировать твой паралич и одновременно спешить помочь тебе.
– Значит…
– Подожди, я не закончила. После своих угроз, точнее, после того, как мне так и не удалось пригрозить Марлене, я не осмеливалась сказать ей ни слова, кроме нескольких ничего не значащих фраз. Вместе с тем я не спускала с нее глаз и старалась сделать это так, чтобы она ничего не заметила. И вот однажды она заговорила с одним из ваших охранников – ты знаешь, с ними на станции сталкиваешься на каждом шагу.
– Да. Считается, что станция – это военная база. Вообще-то охранники просто поддерживают порядок, при необходимости помогают…
– Можно сказать и так, – в голосе Юджинии прозвучало презрение. – Со стражниками Джэйнус Питт чувствует себя уверенней; он думает, что таким образом не спускает с вас глаз и контролирует каждый шаг каждого жителя станции. Но не в этом дело. Марлена и охранник разговаривали довольно долго; мне показалось, они даже спорили. Когда Марлена ушла, я расспросила охранника. Сначала он не хотел ничего говорить, но я все-таки выжала из него все, что меня интересовало. Оказывается, Марлена хотела получить специальный пропуск, дающий ей право в любое время выходить со станции и возвращаться. Я спросила: «И что же вы ей ответили?» Он заявил: «Я сказал, что такие пропуска оформляются только в офисе командора, но обещал помочь ей». Я была вне себя и сказала:
«Как вы думаете помочь ей? Как вы вообще могли предложить ей помощь?» Он ответил: «Мне пришлось согласиться, мадам. Как только я пытался сказать, что это невозможно, со мной начинало твориться что-то неладное».
Генарр выслушал рассказ Юджинии с каменным лицом.
– Ты хочешь сказать, что все это – результат подсознательного влияния Марлены? Стоит только кому-то осмелиться возразить ей, как он сразу же заболевает, а она даже не знает, что причина этого заболевания в ней самой?
– Да нет же, конечно, не так. Я вообще не верю, что она может делать что-то в этом роде. Если бы это было подсознательное влияние, я бы заметила его еще на Роторе, но ничего подобного там не было. И обрати внимание: такую реакцию вызывает не любое возражение. Прошлым вечером за ужином она потянулась за второй порцией десерта; я совсем забыла, что не должна ей перечить, и довольно резко сказала: «Нет! «Ей это не понравилось, но она быстро успокоилась, а я все время чувствовала себя идеально, уверяю тебя. Нет, думаю, ей нельзя возражать только в тех случаях, когда речь идет об Эритро.
– Но почему же? Что ты сама думаешь об этом? Мне кажется, у тебя уже есть какие-то догадки. Будь я Марленой, я бы прочел по твоему лицу, как по книге; но я – не она, так что тебе придется рассказать самой.
– Я думаю, что все это делает не Марлена. Это… это сама планета.
– Планета?!
– Да, планета! Эритро. Это он контролирует поведение Марлены. Как еще ты объяснить ее абсолютную уверенность в невосприимчивости к чуме и в безопасности для нее Эритро? Планета следит и за нами. Ты пытался остановить Марлену, а планета остановила тебя. И меня тоже. И охранника. Когда люди только высадились на Эритро, планета поняла, что ей грозит захват, и она стала защищаться. Чума – это ее оружие защиты; многое поняли на себе, что такое чума. Потом, когда люди заперли себя внутри станции, планета согласилась их терпеть и эпидемия чумы прекратилась. Видишь, как все сходится?
– Значит, ты полагаешь, сама планета хочет, чтобы Марлена находилась на ее поверхности?
– Очевидно.
– Но почему?
– Не знаю. Я не претендую на полное понимание. Я просто рассказываю, как, должно быть, это складывается.
Голос Генарра смягчился:
– Но ты ведь знаешь, что планета сама по себе не может сделать ничего. Это всего лишь камни, вода, воздух. Не впадай в мистику.
– Здесь нет никакой мистики. Зивер, не притворяйся, будто считаешь меня полной дурой. Я истинный ученый, и в моем мышлении нет никакой мистики. Когда я говорю «планета», я имею в виду не камни или воду, а некоторую мощнейшую, всепроникающую форму жизни, которая господствует на планете.
– Тогда, должно быть, эта жизнь еще и невидимка. Эритро – мертвая планета; здесь нет живых организмов сложнее прокариотов, а о разумной жизни и говорить нечего.
– А что ты знаешь об этой, как ты ее называешь, мертвой планете? Разве ее изучали так, как следовало бы? Разве ее исследовали вдоль и поперек?
Генарр медленно покачал головой и умоляюще сказал:
– Юджиния, у тебя начинается истерика.
– Истерика? Зивер, подумай сам и скажи, можешь ли ты предложить другое объяснение? Я хочу сказать только одно: на планете есть жизнь. Я не знаю, что это за жизнь, но, какой бы она ни была, нас она не трогает, потому что мы изолированы под куполом станции. А чего эта жизнь хочет от Марлены, – голос Юджинии дрогнул, – я не могу себе представить.
– Юджиния! – удивленно воскликнул он и попытался приподняться в постели.
Она улыбнулась, но от этого ее взгляд не стал менее скорбным.
– Мне разрешили навестить тебя, Зивер. Мне сказали, что ты чувствуешь себя хорошо.
Генарр вздохнул с огромным облегчением. Он был уверен, что ничего страшного с ним не произошло, но одно дело – собственная уверенность, другое – услышать подтверждение со стороны. Немного бравируя, он сказал:
– Конечно, хорошо. Сканограмма во сне – без изменений, в бодрствующем состоянии тоже. Вообще никаких изменений. А что с Марленой?
– Ее сканограмма тоже в норме, – ответила Юджиния все с той же скорбью.
– Вот видишь, как и обещал, я стал «канарейкой» Марлены. Что бы это ни было, но оно подействовало на меня раньше, чем на Марлену, – сказал Генарр и сразу изменил тон; ситуация была не вполне подходящей для шуток. – Юджиния, я понимаю, что очень виноват перед тобой, и не прошу прощения. Сначала я упустил Марлену из виду, а потом меня буквально парализовал ужас. Я не смог сделать ничего, и это после моих заверений, что я буду внимательно следить за каждым ее шагом. Мне нет оправданий.
– Отнюдь, Зивер, – покачала головой Юджиния. – Мне не в чем тебя упрекнуть. Я очень рада, что Марлена помогла тебе дойти до станции.
– Не в чем упрекнуть? – Генарр был ошеломлен. Ему казалось очевидным, что во всем случившемся виноват только он.
– Совершенно не в чем. Дело не в том, что Марлена по глупости сняла костюм, а ты не смог помешать ей. Теперь я уверена, здесь кроется нечто гораздо худшее.
Генарр похолодел. Что может быть еще хуже?
– Что ты хочешь сказать?
Генарр спрыгнул с постели и только потом сообразил, что его одежда совсем не годится для приема гостей. Он торопливо набросил на себя легкое одеяло.
– Юджиния, садись и рассказывай. С Марленой действительно все в порядке? Ты что-то скрываешь от меня? Юджиния села, не сводя с Генарра серьезного взгляда.
– Мне сказали, что у нее все хорошо. Сканограмма мозга совершенно нормальная. Специалисты считают, что у нее нет ни малейших признаков чумы.
– Тогда почему же ты сидишь здесь с таким видом, как будто ждешь неминуемого конца света?
– Именно конца света, Зивер. Во всяком случае этого света.
– Как это понимать?
– Не могу толком объяснить, я сама еще многого не понимаю.
Попробуй поговорить с Марленой, может быть, ты что-то поймешь. Зивер, она идет своим путем. Она нисколько не раскаивается в своем поступке. Она твердит, что не может обследовать Эритро – она называет это «испытывать Эритро» – в защитном костюме и не намерена больше его носить.
– В таком случае она не выйдет со станции.
– Но она говорит, что выйдет. Она заявляет это совершенно безапелляционно. Когда только захочет. И одна. Она ругает себя за то, что позволила тебе идти с ней. Она очень сожалеет о том, что с тобой это произошло. Больше того, она просто подавлена этим. Но очень довольна, что успела вовремя добежать до тебя. Не поверишь, у нее слезы стояли в глазах, когда она рассказывала, что могло случиться, если бы она не привела тебя на станцию.
– Но себя она чувствует все так же уверенно?
– Да. И это самое странное. Теперь она уверена, что тебе грозила опасность и что на твоем месте мог бы пострадать любой. Но только не она. Зивер, Марлена настолько убеждена, что я могла бы… – она покачала головой, потом пробормотала:
– Я не знаю, что мне делать.
– Но, Юджиния, Марлена всегда была очень уверена в себе. Ты должна знать это лучше меня.
– Но не в такой же мере! А сейчас, кажется, она знает, что нам уже не удастся остановить ее.
– Может быть, и удастся. Я поговорю с ней; если она и мне будет твердить что-нибудь вроде «вам не удастся остановить меня», я отошлю ее на Ротор, и немедленно. Я всегда был на ее стороне, но после всего случившегося со мной, боюсь, мне придется проявить характер.
– Но ты не сможешь.
– Почему? Из-за Питта?
– Нет. Просто не сможешь.
Генарр непонимающе посмотрел на Юджинию, потом невесело рассмеялся:
– Перестань уже не настолько я околдован Марленой Я могу вести себя как добрый дядюшка, но я не настолько добр, чтобы позволить ей подвергать себя опасности. Всему есть предел; увидишь сама, я знаю, как установить этот предел. – Генарр помолчал, потом уже спокойнее продолжил:
– Похоже, мы поменялись местами. Раньше ты настаивала, чтобы мы остановили ее, а я говорил, что этого делать нельзя. Теперь наоборот.
– На то есть свои причины. Этот инцидент на планете испугал тебя, а меня гораздо больше напугало то, что было после этого.
– Так что же было после?
– Когда Марлена вернулась на станцию, я попыталась поставить свои условия. Я сказала ей: «Вот что, дорогая моя, не говори со мной в таком тоне, иначе ты не выйдешь не только со станции, но и из своей комнаты. Я запру тебя, если понадобится, свяжу и с первой же ракетой отправлю на Ротор». Как видишь, я была так взбешена, что только угрожала ей.
– И что же она сделала? Готов спорить на что угодно, она не разревелась. Думаю, она скрипнула зубами и огрызнулась. Я угадал?
– Нет, не угадал. Не успела я закончить фразу, как у меня сами собой застучали зубы, и я уже не смогла вымолвить ни слова. Больше того, меня затошнило. Брови Генарра поползли вверх:
– Уж не хочешь ли ты сказать, что она обладает какой-то таинственной гипнотической силой, которая может заставить вас не возражать ей? Но это совершенно исключено. Ты замечала раньше что-то подобное в ней?
– Нет, в том-то в дело, что не замечала. Даже и на этот раз ничего подобного в ней не было. Она здесь вообще ни при чем. Наверно, в тот момент я выглядела неважно. Я видела, что Марлена испугалась за меня. Она очень расстроилась, я в этом уверена. Невозможно себе представить, чтобы она была причиной моего состояния и в то же время так на него реагировала. Вспомни, когда вы были на планете, она даже не смотрела на тебя. Когда Марлена снимала защитный костюм, она стояла спиной к тебе. Я же все видела, я все знаю. И все же ты не смог помешать ей, а потом она сама прибежала к тебе на помощь. Согласись, она никак не могла спровоцировать твой паралич и одновременно спешить помочь тебе.
– Значит…
– Подожди, я не закончила. После своих угроз, точнее, после того, как мне так и не удалось пригрозить Марлене, я не осмеливалась сказать ей ни слова, кроме нескольких ничего не значащих фраз. Вместе с тем я не спускала с нее глаз и старалась сделать это так, чтобы она ничего не заметила. И вот однажды она заговорила с одним из ваших охранников – ты знаешь, с ними на станции сталкиваешься на каждом шагу.
– Да. Считается, что станция – это военная база. Вообще-то охранники просто поддерживают порядок, при необходимости помогают…
– Можно сказать и так, – в голосе Юджинии прозвучало презрение. – Со стражниками Джэйнус Питт чувствует себя уверенней; он думает, что таким образом не спускает с вас глаз и контролирует каждый шаг каждого жителя станции. Но не в этом дело. Марлена и охранник разговаривали довольно долго; мне показалось, они даже спорили. Когда Марлена ушла, я расспросила охранника. Сначала он не хотел ничего говорить, но я все-таки выжала из него все, что меня интересовало. Оказывается, Марлена хотела получить специальный пропуск, дающий ей право в любое время выходить со станции и возвращаться. Я спросила: «И что же вы ей ответили?» Он заявил: «Я сказал, что такие пропуска оформляются только в офисе командора, но обещал помочь ей». Я была вне себя и сказала:
«Как вы думаете помочь ей? Как вы вообще могли предложить ей помощь?» Он ответил: «Мне пришлось согласиться, мадам. Как только я пытался сказать, что это невозможно, со мной начинало твориться что-то неладное».
Генарр выслушал рассказ Юджинии с каменным лицом.
– Ты хочешь сказать, что все это – результат подсознательного влияния Марлены? Стоит только кому-то осмелиться возразить ей, как он сразу же заболевает, а она даже не знает, что причина этого заболевания в ней самой?
– Да нет же, конечно, не так. Я вообще не верю, что она может делать что-то в этом роде. Если бы это было подсознательное влияние, я бы заметила его еще на Роторе, но ничего подобного там не было. И обрати внимание: такую реакцию вызывает не любое возражение. Прошлым вечером за ужином она потянулась за второй порцией десерта; я совсем забыла, что не должна ей перечить, и довольно резко сказала: «Нет! «Ей это не понравилось, но она быстро успокоилась, а я все время чувствовала себя идеально, уверяю тебя. Нет, думаю, ей нельзя возражать только в тех случаях, когда речь идет об Эритро.
– Но почему же? Что ты сама думаешь об этом? Мне кажется, у тебя уже есть какие-то догадки. Будь я Марленой, я бы прочел по твоему лицу, как по книге; но я – не она, так что тебе придется рассказать самой.
– Я думаю, что все это делает не Марлена. Это… это сама планета.
– Планета?!
– Да, планета! Эритро. Это он контролирует поведение Марлены. Как еще ты объяснить ее абсолютную уверенность в невосприимчивости к чуме и в безопасности для нее Эритро? Планета следит и за нами. Ты пытался остановить Марлену, а планета остановила тебя. И меня тоже. И охранника. Когда люди только высадились на Эритро, планета поняла, что ей грозит захват, и она стала защищаться. Чума – это ее оружие защиты; многое поняли на себе, что такое чума. Потом, когда люди заперли себя внутри станции, планета согласилась их терпеть и эпидемия чумы прекратилась. Видишь, как все сходится?
– Значит, ты полагаешь, сама планета хочет, чтобы Марлена находилась на ее поверхности?
– Очевидно.
– Но почему?
– Не знаю. Я не претендую на полное понимание. Я просто рассказываю, как, должно быть, это складывается.
Голос Генарра смягчился:
– Но ты ведь знаешь, что планета сама по себе не может сделать ничего. Это всего лишь камни, вода, воздух. Не впадай в мистику.
– Здесь нет никакой мистики. Зивер, не притворяйся, будто считаешь меня полной дурой. Я истинный ученый, и в моем мышлении нет никакой мистики. Когда я говорю «планета», я имею в виду не камни или воду, а некоторую мощнейшую, всепроникающую форму жизни, которая господствует на планете.
– Тогда, должно быть, эта жизнь еще и невидимка. Эритро – мертвая планета; здесь нет живых организмов сложнее прокариотов, а о разумной жизни и говорить нечего.
– А что ты знаешь об этой, как ты ее называешь, мертвой планете? Разве ее изучали так, как следовало бы? Разве ее исследовали вдоль и поперек?
Генарр медленно покачал головой и умоляюще сказал:
– Юджиния, у тебя начинается истерика.
– Истерика? Зивер, подумай сам и скажи, можешь ли ты предложить другое объяснение? Я хочу сказать только одно: на планете есть жизнь. Я не знаю, что это за жизнь, но, какой бы она ни была, нас она не трогает, потому что мы изолированы под куполом станции. А чего эта жизнь хочет от Марлены, – голос Юджинии дрогнул, – я не могу себе представить.
Старт
Глава 61
У этого сооружения было очень сложное официальное название, но немногие земляне, которым приходилось упоминать о нем, обычно говорили короче: Четвертая станция. Сокращенное название недвусмысленно свидетельствовало о том, что раньше существовало еще три таких сооружения; ни одно из них теперь не использовалось, точнее, все они были варварски разграблены. Кроме того, в свое время строилась и Пятая станция, однако строительство не довели до конца и недостроенную станцию забросили.
Сомнительно, чтобы большая часть землян хоть раз в жизни задумалась о существовании Четвертой станции, которая медленно кружила по околоземной орбите, отстоявшей от Земли намного дальше орбиты Луны. Сначала станции выполняли роль стартовых площадок при строительстве первых поселений. Потом земляне прекратили такие работы, и все последующие поселения строили только сами поселенцы. Тогда Четвертую станцию переоборудовали для полетов землян на Марс, но на самом деле состоялся всего лишь один такой полет, так как выяснилось, что поселенцы, жившие по сути дела в больших герметичных космических кораблях, психологически намного лучше подготовлены к длительным космическим полетам, и земляне с облегчением вздохнули, сбросив с себя этот груз.
Последние годы Четвертая станция очень редко использовалась для чего бы то ни было и в лучшем случае выполняла роль плацдарма Земли в космосе, символа, который должен был показать, что поселенцы не являются единственными властителями огромного пространства вне земной атмосферы.
Но теперь нашлось применение и для Четвертой станции. К ней направился большой грузовой корабль. На поселениях стал распространяться слух, что земляне готовятся в очередной раз (первый в двадцать третьем столетии) попытаться высадиться на Марсе. Одни говорили, что это делается исключительно в научных целях, другие утверждали, будто бы земляне собираются построить на Марсе большую колонию и тем самым опередить несколько поселений, занявших околомарсовые орбиты. Наконец, третьи были убеждены, что земляне хотят установить форпост на каком-нибудь сравнительно большом астероиде, на который пока еще не претендовало ни одно поселение. На самом же деле грузовой корабль доставил на Четвертую станцию «Суперлайт» и его экипаж. Отсюда они должны были стартовать к звездам. Хотя Тесса Вендель последние восемь лет провела на Земле, она спокойно перенесла космическое путешествие, как перенес бы его любой поселенец, – ведь по своей структуре космический корабль намного ближе к поселению, чем поселение к Земле или другой планете. По той же причине, несмотря на богатый опыт космических полетов, немного беспокоился Крайл Фишер.
Но не только непривычное космическое окружение было причиной напряженной атмосферы на борту грузового корабля. Как-то Крайл сказал:
– Тесса, я не в силах больше ждать. Столько лет мы строили «Суперлайт», теперь он готов, а мы все еще хаем чего-то. Тесса задумчиво рассматривала Крайла. Никогда в ее намерения не входило столь серьезное увлечение. Сначала она хотела найти в Крайле только компаньона для редких минут отдыха, чтобы ее мозг, уставший от решения сложнейших проблем, мог расслабиться и еще более продуктивно работать на следующий день. Таковы были ее намерения; в результате же получилось нечто гораздо большее.
Теперь оказалось, что Тесса безнадежно привязана к Крайлу, и его проблемы стали ее проблемами. Она не сомневалась, что многие годы ожидания Крайла окончатся безрезультатно, и с тревогой думала об ожидающем его неизбежном разочаровании, за которым скорее всего последует отчаяние. Она не раз пыталась разумными доводами убедить Крайла в неосуществимости его мечты, старалась охладить нетерпение, с которым он ждал встречи с дочерью, но всегда без особого успеха. Напротив, за последний год без всяких видимых причин – во всяком случае он не мог ничего вразумительно объяснить Тессе – он стал еще большим оптимистом.
Единственным утешением (и облегчением) для Тессы было то, что Крайл с нетерпением ждал встречи не с женой, а только с дочерью. Признаться, она никогда не понимала такой привязанности к ребенку, которого он видел последний раз еще маленьким, но сам Крайл не хотел ничего объяснять, а у Тессы не было желания выпытывать причины. Да и зачем? Тесса была уверена, что никто из роториан не остался в живых, в том числе и дочь Крайла. Если Ротор и обосновался возле Ближней звезды, теперь это, должно быть, уже не поселение, а гигантская могила, дрейфующая в космосе, вечный мертвый космический странник, обнаружить который можно будет только благодаря невероятно счастливому стечению обстоятельств. А коль скоро это так, Крайлу следовало бы не терзаться напрасно, а спокойно готовиться к встрече с мертвым поселением.
– Нам осталось ждать самое большее два месяца, – попыталась утешить его Тесса. – Мы ждали много лет, и два лишних месяца ничего не изменят.
– Для меня, наоборот, после стольких лет ожидания эти два месяца кажутся вечностью, – пробормотал Крайл.
– Крайл, постарайся убедить себя, – сказала Тесса. – Научись подчиняться необходимости. Всемирный конгресс попросту не разрешит перенести старт. Кроме того, учти, на нас внимательно смотрят поселения; никак нельзя гарантировать, что все они поверят, будто мы направляемся к Марсу. Да и как они могут поверить, ведь Земля давно оставила попытки освоить космос. Если же мы проведем в бездействии два месяца, то они решат, что у нас что-то не ладится; этому они легко поверят и даже будут довольны. Тем самым мы отвлечем их внимание.
– Если даже они и узнают о наших планах, что с того? – раздраженно возразил Крайл. – Мы улетим, и они не смогут повторить наш полет еще долгие годы. А к тому времени мы построим целый флот сверхсветовых кораблей и каждый день будем открывать новые уголки Галактики.
– Я в этом не уверена. Повторить наш полет и даже обогнать нас гораздо проще, чем начинать все с самого начала. К тому же поселения должны понимать, что даже по чисто психологическим причинам правительство Земли будет стараться снова завоевать первенство в космосе, уже давно перешедшее к поселениям. – Тесса пожала плечами. – Ну и, наконец, мы должны еще испытать «Суперлайт» в условиях невесомости.
– Кажется, эти испытания никогда не кончатся.
– Наберись терпения. Наш корабль настолько нов и необычен, настолько не похож на все, что когда-либо создавало человечество, что мы пока не очень хорошо представляем, как повлияет сила гравитационного поля на вхождение корабля в гиперпространство и выход из него. Серьезно, ты никак не можешь обвинять нас в излишней осторожности. В конце концов, всего лишь десять лет назад полет быстрее света считался даже теоретически невозможным.
– При желании можно и переосторожничать.
– Возможно. Как бы то ни было, я буду решать, сделали ли мы все, что от нас требуется. Только после этого я дам согласие на старт. Обещаю тебе, без всяких оснований мы не будем откладывать полет. Я не переосторожничаю.
– Надеюсь.
Тесса с сомнением посмотрела на Крайла, потом решила, что все же должна задать давно мучивший ее вопрос:
– Крайл, последнее время ты сам не свой. У меня такое впечатление, что вот уже два месяца ты буквально сгораешь от нетерпения. Время от времени ты успокаиваешься, а потом вдруг снова вскипаешь. Может быть, у тебя случилось что-то, о чем я не знаю?
Крайл сразу смягчился.
– Ничего не случилось. Да и что могло случиться?
Тессе показалось, что Крайл успокоился слишком быстро, как бы насильно втиснул себя в подозрительно нормальное состояние. Она сказала:
– Это я спрашиваю, что могло произойти. Крайл, я старалась убедить тебя, что почти наверняка мы найдем только мертвое поселение или вообще не найдем ничего. Мы не встретим твою… маловероятно, чтобы мы застали кого-то из роториан в живых, – Тесса помедлила. Крайл упрямо молчал, и она закончила:
– Разве я не предупреждала тебя?
– Предупреждала, и не раз, – ответил он.
– И несмотря ни на что, ты ведешь себя так, как будто не можешь дождаться встречи, счастливый исход которой тебе гарантирован. Опасно надеяться на то, что, вероятно, никогда не осуществится, строить все свои планы на таком зыбком фундаменте. Почему внезапно изменилось твое настроение? Ты говорил с каким-нибудь неисправимым оптимистом?
– Почему я должен был с кем-то говорить? – вспыхнул Крайл. – Разве я не в состоянии сам делать выводы потому или другому поводу? Если я не знаю теоретическую физику так, как знаешь ее ты, то отсюда еще не следует, что я безмозглый тупица или недоумок.
– Крайл, я никогда не считала тебя недоумком и тем более не собиралась делать обидные намеки, – сказала Тесса. – Расскажи, что ты сам думаешь о судьбе Ротора?
– Никаких особенно глубоких или оригинальных мыслей у меня нет.
Просто мне кажется, что в космическом вакууме нет ничего, что могло бы повредить Ротору. Нетрудно заявить, что теперь Ротор – это всего лишь пустая мертвая оболочка, оставшаяся от прежнего поселения, что роториане вообще едва ли долетели до Ближней звезды. Но скажи, что именно могло уничтожить роториан на пути к этой звезде или рядом с ней? Объясни мне, что могло с ними произойти – они столкнулись с другим небесным телом, встретились с враждебной цивилизацией? Дай хоть какое-нибудь разумное объяснение.
– Не могу, Крайл, – серьезно ответила Тесса. – Я не видела вещих снов. Но когда я говорю, что Ротор не уцелел, я имею в виду прежде всего само гиперсодействие. Это очень рискованная техника, поверь мне на слово. При гиперсодействии корабль не находится постоянно ни в обычном пространстве, ни в гиперпространстве, а скользит по поверхности раздела этих двух систем, скатываясь на очень короткое время то в одну, то в другую сторону и переходя из обычного пространства в гиперпространство и наоборот, возможно, несколько раз в минуту. Значит, за время полета от Солнечной системы до Ближней звезды Ротор мог совершить миллион или больше таких переходов.
– Ну и что?
– Оказывается, переходы намного более опасны, чем полет только в одном из пространств. Не знаю, как далеко продвинулись роториане в разработке теории гиперпространства, но, вероятно, они находились где-то у самых ее истоков; в противном случае им удалось бы развивать скорости, намного превышающие скорость света. Мы детально и глубоко изучили теорию гиперпространства, и нам удалось обнаружить эффект переходов из обычного пространства в гиперпространство и наоборот, на материальные объекты.
Если материальный объект представляет собой точку, – продолжала Тесса, – то при переходах не возникает никаких напряжений. Если же наш объект – не точка, а достаточно большое тело, например космический корабль, то в процессе любого перехода в течение некоторого конечного промежутка времени часть тела будет находиться в обычном пространстве, а часть – в гиперпространстве. При этом возникает напряжение, сила которого зависит от размеров объекта, его формы, физического состояния, скорости перехода и так далее. Надо сказать, что для объекта размером с Ротор опасность однократного перехода или даже десятка переходов настолько мала, что ею вполне обоснованно можно пренебречь.
Когда «Суперлайт» полетит к Ближней звезде, мы совершим не более десяти переходов, а возможно, всего только два – из обычного пространства в гиперпространство и затем снова в обычное пространство. Наш полет будет безопасным. С другой стороны, такой же полет с помощью одного лишь гиперсодействия может включать миллионы переходов, поэтому вероятность появления опасных для поселения напряжений резко возрастает.
Крайл заметно испугался:
– Опасные напряжения неизбежны?
– Нет, ничего неизбежного здесь нет. В таких случаях все подчиняется законам статистики. Корабль может претерпеть миллион или даже миллиард переходов, и с ним все равно ничего не случится. С другой стороны, не исключается, что тот же корабль будет полностью разрушен при первом же переходе. Впрочем, вероятность разрушения быстро возрастает при увеличении числа переходов. Наверно, роториане отправились в полет, не подозревая об опасности переходов из одного пространства в другое. Мне кажется, они бы никогда не отважились на такое путешествие, если бы знали, чем оно может закончиться. В любом случае вероятность появления на Роторе каких-то напряжений весьма велика. Эти напряжения могли быть очень слабыми, и тогда Ротор, вероятно, «дохромал» до Ближней звезды. Но они могли быть и очень сильными; тогда Ротор вообще перестал существовать. Следовательно, мы можем найти мертвое поселение, а можем не обнаружить даже следов Ротора.
– Но мы можем найти и уцелевшее поселение, – упрямо возразил Крайл.
– Возможно. Но не исключено, что и наш корабль подвергнется действию таких напряжений, после которых от него останутся одни обломки; тогда мы тоже не найдем Ротор, хотя и по другой причине. Я хочу, чтобы ты был готов не к определенному исходу, а к вероятным событиям. И запомни: если рассуждать на эту тему, не владея в совершенстве теорией гиперпространства, можно прийти к абсолютно неверным заключениям.
Крайл был совершенно подавлен. Он надолго замолчал, а Тесса с неодобрением смотрела на него.
Сомнительно, чтобы большая часть землян хоть раз в жизни задумалась о существовании Четвертой станции, которая медленно кружила по околоземной орбите, отстоявшей от Земли намного дальше орбиты Луны. Сначала станции выполняли роль стартовых площадок при строительстве первых поселений. Потом земляне прекратили такие работы, и все последующие поселения строили только сами поселенцы. Тогда Четвертую станцию переоборудовали для полетов землян на Марс, но на самом деле состоялся всего лишь один такой полет, так как выяснилось, что поселенцы, жившие по сути дела в больших герметичных космических кораблях, психологически намного лучше подготовлены к длительным космическим полетам, и земляне с облегчением вздохнули, сбросив с себя этот груз.
Последние годы Четвертая станция очень редко использовалась для чего бы то ни было и в лучшем случае выполняла роль плацдарма Земли в космосе, символа, который должен был показать, что поселенцы не являются единственными властителями огромного пространства вне земной атмосферы.
Но теперь нашлось применение и для Четвертой станции. К ней направился большой грузовой корабль. На поселениях стал распространяться слух, что земляне готовятся в очередной раз (первый в двадцать третьем столетии) попытаться высадиться на Марсе. Одни говорили, что это делается исключительно в научных целях, другие утверждали, будто бы земляне собираются построить на Марсе большую колонию и тем самым опередить несколько поселений, занявших околомарсовые орбиты. Наконец, третьи были убеждены, что земляне хотят установить форпост на каком-нибудь сравнительно большом астероиде, на который пока еще не претендовало ни одно поселение. На самом же деле грузовой корабль доставил на Четвертую станцию «Суперлайт» и его экипаж. Отсюда они должны были стартовать к звездам. Хотя Тесса Вендель последние восемь лет провела на Земле, она спокойно перенесла космическое путешествие, как перенес бы его любой поселенец, – ведь по своей структуре космический корабль намного ближе к поселению, чем поселение к Земле или другой планете. По той же причине, несмотря на богатый опыт космических полетов, немного беспокоился Крайл Фишер.
Но не только непривычное космическое окружение было причиной напряженной атмосферы на борту грузового корабля. Как-то Крайл сказал:
– Тесса, я не в силах больше ждать. Столько лет мы строили «Суперлайт», теперь он готов, а мы все еще хаем чего-то. Тесса задумчиво рассматривала Крайла. Никогда в ее намерения не входило столь серьезное увлечение. Сначала она хотела найти в Крайле только компаньона для редких минут отдыха, чтобы ее мозг, уставший от решения сложнейших проблем, мог расслабиться и еще более продуктивно работать на следующий день. Таковы были ее намерения; в результате же получилось нечто гораздо большее.
Теперь оказалось, что Тесса безнадежно привязана к Крайлу, и его проблемы стали ее проблемами. Она не сомневалась, что многие годы ожидания Крайла окончатся безрезультатно, и с тревогой думала об ожидающем его неизбежном разочаровании, за которым скорее всего последует отчаяние. Она не раз пыталась разумными доводами убедить Крайла в неосуществимости его мечты, старалась охладить нетерпение, с которым он ждал встречи с дочерью, но всегда без особого успеха. Напротив, за последний год без всяких видимых причин – во всяком случае он не мог ничего вразумительно объяснить Тессе – он стал еще большим оптимистом.
Единственным утешением (и облегчением) для Тессы было то, что Крайл с нетерпением ждал встречи не с женой, а только с дочерью. Признаться, она никогда не понимала такой привязанности к ребенку, которого он видел последний раз еще маленьким, но сам Крайл не хотел ничего объяснять, а у Тессы не было желания выпытывать причины. Да и зачем? Тесса была уверена, что никто из роториан не остался в живых, в том числе и дочь Крайла. Если Ротор и обосновался возле Ближней звезды, теперь это, должно быть, уже не поселение, а гигантская могила, дрейфующая в космосе, вечный мертвый космический странник, обнаружить который можно будет только благодаря невероятно счастливому стечению обстоятельств. А коль скоро это так, Крайлу следовало бы не терзаться напрасно, а спокойно готовиться к встрече с мертвым поселением.
– Нам осталось ждать самое большее два месяца, – попыталась утешить его Тесса. – Мы ждали много лет, и два лишних месяца ничего не изменят.
– Для меня, наоборот, после стольких лет ожидания эти два месяца кажутся вечностью, – пробормотал Крайл.
– Крайл, постарайся убедить себя, – сказала Тесса. – Научись подчиняться необходимости. Всемирный конгресс попросту не разрешит перенести старт. Кроме того, учти, на нас внимательно смотрят поселения; никак нельзя гарантировать, что все они поверят, будто мы направляемся к Марсу. Да и как они могут поверить, ведь Земля давно оставила попытки освоить космос. Если же мы проведем в бездействии два месяца, то они решат, что у нас что-то не ладится; этому они легко поверят и даже будут довольны. Тем самым мы отвлечем их внимание.
– Если даже они и узнают о наших планах, что с того? – раздраженно возразил Крайл. – Мы улетим, и они не смогут повторить наш полет еще долгие годы. А к тому времени мы построим целый флот сверхсветовых кораблей и каждый день будем открывать новые уголки Галактики.
– Я в этом не уверена. Повторить наш полет и даже обогнать нас гораздо проще, чем начинать все с самого начала. К тому же поселения должны понимать, что даже по чисто психологическим причинам правительство Земли будет стараться снова завоевать первенство в космосе, уже давно перешедшее к поселениям. – Тесса пожала плечами. – Ну и, наконец, мы должны еще испытать «Суперлайт» в условиях невесомости.
– Кажется, эти испытания никогда не кончатся.
– Наберись терпения. Наш корабль настолько нов и необычен, настолько не похож на все, что когда-либо создавало человечество, что мы пока не очень хорошо представляем, как повлияет сила гравитационного поля на вхождение корабля в гиперпространство и выход из него. Серьезно, ты никак не можешь обвинять нас в излишней осторожности. В конце концов, всего лишь десять лет назад полет быстрее света считался даже теоретически невозможным.
– При желании можно и переосторожничать.
– Возможно. Как бы то ни было, я буду решать, сделали ли мы все, что от нас требуется. Только после этого я дам согласие на старт. Обещаю тебе, без всяких оснований мы не будем откладывать полет. Я не переосторожничаю.
– Надеюсь.
Тесса с сомнением посмотрела на Крайла, потом решила, что все же должна задать давно мучивший ее вопрос:
– Крайл, последнее время ты сам не свой. У меня такое впечатление, что вот уже два месяца ты буквально сгораешь от нетерпения. Время от времени ты успокаиваешься, а потом вдруг снова вскипаешь. Может быть, у тебя случилось что-то, о чем я не знаю?
Крайл сразу смягчился.
– Ничего не случилось. Да и что могло случиться?
Тессе показалось, что Крайл успокоился слишком быстро, как бы насильно втиснул себя в подозрительно нормальное состояние. Она сказала:
– Это я спрашиваю, что могло произойти. Крайл, я старалась убедить тебя, что почти наверняка мы найдем только мертвое поселение или вообще не найдем ничего. Мы не встретим твою… маловероятно, чтобы мы застали кого-то из роториан в живых, – Тесса помедлила. Крайл упрямо молчал, и она закончила:
– Разве я не предупреждала тебя?
– Предупреждала, и не раз, – ответил он.
– И несмотря ни на что, ты ведешь себя так, как будто не можешь дождаться встречи, счастливый исход которой тебе гарантирован. Опасно надеяться на то, что, вероятно, никогда не осуществится, строить все свои планы на таком зыбком фундаменте. Почему внезапно изменилось твое настроение? Ты говорил с каким-нибудь неисправимым оптимистом?
– Почему я должен был с кем-то говорить? – вспыхнул Крайл. – Разве я не в состоянии сам делать выводы потому или другому поводу? Если я не знаю теоретическую физику так, как знаешь ее ты, то отсюда еще не следует, что я безмозглый тупица или недоумок.
– Крайл, я никогда не считала тебя недоумком и тем более не собиралась делать обидные намеки, – сказала Тесса. – Расскажи, что ты сам думаешь о судьбе Ротора?
– Никаких особенно глубоких или оригинальных мыслей у меня нет.
Просто мне кажется, что в космическом вакууме нет ничего, что могло бы повредить Ротору. Нетрудно заявить, что теперь Ротор – это всего лишь пустая мертвая оболочка, оставшаяся от прежнего поселения, что роториане вообще едва ли долетели до Ближней звезды. Но скажи, что именно могло уничтожить роториан на пути к этой звезде или рядом с ней? Объясни мне, что могло с ними произойти – они столкнулись с другим небесным телом, встретились с враждебной цивилизацией? Дай хоть какое-нибудь разумное объяснение.
– Не могу, Крайл, – серьезно ответила Тесса. – Я не видела вещих снов. Но когда я говорю, что Ротор не уцелел, я имею в виду прежде всего само гиперсодействие. Это очень рискованная техника, поверь мне на слово. При гиперсодействии корабль не находится постоянно ни в обычном пространстве, ни в гиперпространстве, а скользит по поверхности раздела этих двух систем, скатываясь на очень короткое время то в одну, то в другую сторону и переходя из обычного пространства в гиперпространство и наоборот, возможно, несколько раз в минуту. Значит, за время полета от Солнечной системы до Ближней звезды Ротор мог совершить миллион или больше таких переходов.
– Ну и что?
– Оказывается, переходы намного более опасны, чем полет только в одном из пространств. Не знаю, как далеко продвинулись роториане в разработке теории гиперпространства, но, вероятно, они находились где-то у самых ее истоков; в противном случае им удалось бы развивать скорости, намного превышающие скорость света. Мы детально и глубоко изучили теорию гиперпространства, и нам удалось обнаружить эффект переходов из обычного пространства в гиперпространство и наоборот, на материальные объекты.
Если материальный объект представляет собой точку, – продолжала Тесса, – то при переходах не возникает никаких напряжений. Если же наш объект – не точка, а достаточно большое тело, например космический корабль, то в процессе любого перехода в течение некоторого конечного промежутка времени часть тела будет находиться в обычном пространстве, а часть – в гиперпространстве. При этом возникает напряжение, сила которого зависит от размеров объекта, его формы, физического состояния, скорости перехода и так далее. Надо сказать, что для объекта размером с Ротор опасность однократного перехода или даже десятка переходов настолько мала, что ею вполне обоснованно можно пренебречь.
Когда «Суперлайт» полетит к Ближней звезде, мы совершим не более десяти переходов, а возможно, всего только два – из обычного пространства в гиперпространство и затем снова в обычное пространство. Наш полет будет безопасным. С другой стороны, такой же полет с помощью одного лишь гиперсодействия может включать миллионы переходов, поэтому вероятность появления опасных для поселения напряжений резко возрастает.
Крайл заметно испугался:
– Опасные напряжения неизбежны?
– Нет, ничего неизбежного здесь нет. В таких случаях все подчиняется законам статистики. Корабль может претерпеть миллион или даже миллиард переходов, и с ним все равно ничего не случится. С другой стороны, не исключается, что тот же корабль будет полностью разрушен при первом же переходе. Впрочем, вероятность разрушения быстро возрастает при увеличении числа переходов. Наверно, роториане отправились в полет, не подозревая об опасности переходов из одного пространства в другое. Мне кажется, они бы никогда не отважились на такое путешествие, если бы знали, чем оно может закончиться. В любом случае вероятность появления на Роторе каких-то напряжений весьма велика. Эти напряжения могли быть очень слабыми, и тогда Ротор, вероятно, «дохромал» до Ближней звезды. Но они могли быть и очень сильными; тогда Ротор вообще перестал существовать. Следовательно, мы можем найти мертвое поселение, а можем не обнаружить даже следов Ротора.
– Но мы можем найти и уцелевшее поселение, – упрямо возразил Крайл.
– Возможно. Но не исключено, что и наш корабль подвергнется действию таких напряжений, после которых от него останутся одни обломки; тогда мы тоже не найдем Ротор, хотя и по другой причине. Я хочу, чтобы ты был готов не к определенному исходу, а к вероятным событиям. И запомни: если рассуждать на эту тему, не владея в совершенстве теорией гиперпространства, можно прийти к абсолютно неверным заключениям.
Крайл был совершенно подавлен. Он надолго замолчал, а Тесса с неодобрением смотрела на него.
Глава 62
Тесса Вендель считала Четвертую станцию нелепым сооружением. Ей казалось, что строители хотели создать что-то вроде небольшого поселения, но вместо этого у них получилось странное сочетание лаборатории, обсерватории и стартовой площадки. Здесь не было ни ферм, ни домов, ничего другого, свойственного даже самым маленьким поселениям. Станция не была оборудована системой, которая на поселениях обычно обеспечивает необходимое псевдогравитационное поле. В сущности станция была всего лишь неестественно огромным космическим кораблем. При постоянном обеспечении пищей, воздухом и водой (система регенерации на станции работала недостаточно эффективно) здесь можно было жить сколь угодно долго, однако едва ли нашелся бы хоть один человек, согласившийся остаться здесь на продолжительное время.
Как-то Крайл Фишер мрачно заметил, что Четвертая станция похожа на старинную космическую станцию, построенную в самом начале эры освоения космоса и каким-то чудом дожившую до двадцать третьего века. Впрочем, в одном отношении Четвертая станция была уникальна. С нее открывался великолепный вид на систему Земля – Луна. С поселений, находившихся на околоземных орбитах, редко можно было увидеть и Землю и Луну так, чтобы сразу становилось ясным их взаимное расположение. Напротив, если смотреть с Четвертой станции, то Земля и ее естественный спутник никогда не разделялись более чем на пятнадцать градусов. Четвертая станция обращалась вокруг центра тяжести системы Земля – Луна (при этом ее орбита почти не отличалась от околоземной), поэтому в небе станции Земля и Луна постоянно изменяли положения и фазы, а Луна, кроме того, и свой кажущийся диаметр в зависимости от того, находилась она на той же стороне Земли, что и станция, или на противоположной.
Как-то Крайл Фишер мрачно заметил, что Четвертая станция похожа на старинную космическую станцию, построенную в самом начале эры освоения космоса и каким-то чудом дожившую до двадцать третьего века. Впрочем, в одном отношении Четвертая станция была уникальна. С нее открывался великолепный вид на систему Земля – Луна. С поселений, находившихся на околоземных орбитах, редко можно было увидеть и Землю и Луну так, чтобы сразу становилось ясным их взаимное расположение. Напротив, если смотреть с Четвертой станции, то Земля и ее естественный спутник никогда не разделялись более чем на пятнадцать градусов. Четвертая станция обращалась вокруг центра тяжести системы Земля – Луна (при этом ее орбита почти не отличалась от околоземной), поэтому в небе станции Земля и Луна постоянно изменяли положения и фазы, а Луна, кроме того, и свой кажущийся диаметр в зависимости от того, находилась она на той же стороне Земли, что и станция, или на противоположной.