Азимов Айзек. Немезида

   – Это просто смешно. Как ты осмеливаешься говорить мне такое?
   Генарр, тоже внимательно наблюдавший за д'Обиссон, решил, что ему пора вмешаться:
   – Рэне, относительно Марлены мы уже говорили. Если она так сказала, значит, вы каким-то образом выдали себя. Конечно, если Марлена говорит обдуманно, а не под влиянием сиюминутного раздражения или страха.
   – Обдуманней некуда, – сказала Марлена. – Она же на месте усидеть не может, предвкушая радостную встречу с моей чумой.
   – Так как же, Рэне, – несколько более холодно спросил Генарр. – Вы ждете встречи с чумой?
   – Кажется, я понимаю, что хочет сказать девочка, – неодобрительно нахмурила брови д'Обиссон. – Уже много лет я не сталкивалась с чумой в развитой форме, а раньше, когда станция только строилась и не была достаточно оснащена, мы не располагали никакими приборами для детального изучения заболевания. Как врач я, вероятно, была бы очень рада возможности исследовать пациента, страдающего чумой, с помощью самых современных методов и приборов, чтобы попытаться узнать истинную причину болезни, найти надежные методы лечения и профилактики. Да, такое желание может быть причиной моего возбуждения, но возбуждения чисто профессионального, которое эта девочка, не имеющая никакого опыта в таких вещах и не умеющая читать мысли, принимает за радость. На самом деле все не так просто.
   – Может быть, и не просто, – возразила Марлена, – но в вас нет доброты. В этом я не ошибаюсь.
   – Ты ошибаешься. В любом случае сканирование нужно проделать, и мы его сделаем.
   – Нет! – почти закричала Марлена. – Для этого вам придется привязать меня к сканеру или усыпить, а тогда результаты будут неверными.
   – Я не хочу, чтобы мы что-то делали против ее воли, – дрожащим голосом сказала Юджиния.
   – Есть нечто гораздо более важное, чем «хочу» или «не хочу», Марлена… – начала д'Обиссон, но вдруг замолчала, пошатнулась и прижала руки к животу.
   – Что с вами? – удивился Генарр. Не ожидая ответа, он оставил д'Обиссон на попечении Юджинии, которая подвела ее к ближайшей кушетке и заставила лечь, повернулся к Марлене и поспешно сказал:
   – Марлена, согласись на сканирование.
   – Не хочу. Она обязательно скажет, что у меня чума.
   – Не скажет. Я обещаю. Не скажет, если ты здорова.
   – Я здорова.
   – Я уверен в этом, а сканограмма просто подтвердит то, что мы и без того знаем. Поверь мне, Марлена. Пожалуйста.
   Марлена перевела взгляд с Генарра на д'Обиссон, потом снова на Генарра.
   – А я смогу вернуться на Эритро?
   – Конечно. Если ты здорова, то сможешь выходить, когда захочешь. Ведь ты уверена, что не заболела чумой?
   – Совершенно уверена.
   – Вот сканограмма в подтвердит твою уверенность.
   – Да, но она скажет, что мне нельзя выходить со станции.
   – Твоя мать?
   – И доктор тоже.
   – Нет, они не осмелятся остановить тебя. Ну а теперь скажи всем, что ты согласна на сканирование.
   – Хорошо. Пусть она готовит сканер. Рэне д'Обиссон с трудом поднялась.

Глава 69

   Д'Обиссон внимательно изучала результаты компьютерной расшифровки сканограммы, а Зивер Генарр наблюдал за ее работой.
   – Любопытная сканограмма, – пробормотала д'Обиссон.
   – Ну это нам было известно и раньше, – сказал Генарр. – Марлена вообще необычная девушка. Важно другое – нет ли в сканограмме изменений?
   – Я не вижу ни малейших изменений, – сказала д'Обиссон.
   – Судя по вашему тону, вы разочарованы.
   – Командор, не начинайте все сначала. Я разочарована только как врач-профессионал. Естественно, что я хотела бы изучить состояние больной.
   – Как вы себя чувствуете?
   – Я же вам только что сказала…
   – Я имел в виду ваше самочувствие. Вчера вам вдруг стало плохо.
   – Ничего удивительного. Обычный результат нервного потрясения. Мне не часто приходится выслушивать в свой адрес обвинения, будто я хочу, чтобы пациент серьезно заболел. Более того, очевидно, этим обвинениям верят!
   – Так что же с вами случилось? Приступ диспепсии?
   – Возможно. Во всяком случае были боли в брюшной полости. И головокружение.
   – Разве, с вами такое бывало и раньше?
   – Никогда! – резко ответила д'Обиссон. – Впрочем, меня также никогда не обвиняли в непрофессиональном поведении.
   – Марлена слишком впечатлительна. Почему вы принимаете ее слова так близко к сердцу?
   – Вы не возражаете, если мы сменим тему? В ее сканограмме нет никаких изменений. Если она была здорова несколько дней назад, значит, она здорова и сейчас.
   – В таком случае вы как врач полагаете, что Марлена может продолжать исследование Эритро?
   – Поскольку у нее нет никаких заметных отклонений, я не имею оснований запрещать.
   – Тогда не хотите ли вы сами предложить Марлене выйти на поверхность планеты?
   Д'Обиссон перешла от обороны к наступлению.
   – Вам известно, что я разговаривала с комиссаром Питтом, – в голосе д'Обиссон звучал не столько вопрос, сколько констатация факта.
   – Да, известно, – спокойно ответил Генарр.
   – Он просил меня стать руководителем нового этапа работ по изучению чумы Эритро. Работы будут щедро ассигнованы.
   – Ну что ж, это очень хорошая мысль, а вы – самая подходящая кандидатура на место руководителя работ.
   – Благодарю. Однако Питт не сместил вас и не назначил меня командором станции. Следовательно, пока вы должны решать, можно позволить Марлене Фишер выходить на Эритро или нет. Мои же функции ограничиваются медицинским контролем в случае появления аномальных симптомов.
   – Я намерен разрешить Марлене исследовать Эритро в любое время по ее желанию. Могу ли я заручиться вашим согласием?
   – Как вам известно, в моем медицинском заключении говорится об отсутствии у девушки симптомов чумы. Поэтому я не буду возражать, но соответствующее распоряжения должны давать только вы. Если необходим письменный приказ, то он также должен быть подписан вами.
   – Но вы не будете пытаться остановить меня?
   – На то у меня нет оснований.

Глава 70

   Обед подошел к концу; тихо играла успокаивающая музыка. Зивер Генарр, старательно уклонявшийся от опасной темы в течение всего обеда, наконец сказал обеспокоенной Юджинии Инсигне:
   – Рэне д'Обиссон говорила то, что думает. Но на такие мысли ее натолкнул Джэйнус Питт.
   Беспокойство Юджинии усилилось.
   – Ты действительно так думаешь?
   – Да, и ты тоже должна это понять. Ты знаешь Джэйнуса не хуже меня. Для нас обстоятельства складываются не лучшим образом. Рэне – высококвалифицированный медик, у нее неординарное мышление, она неплохой человек, но – как и все мы в той или иной мере – тщеславна, поэтому ее можно подкупить. Думаю, она и в самом деле хочет войти в историю как один из победителей чумы Эритро.
   – И потому готова рисковать Марленой?
   – Я бы не сказал, что в этом она видит какую-то самоцель, но если у нее не будет другого пути, то – да, готова.
   – Но ведь должны быть и другие пути. Подвергать Марлену опасности, превращать ее в какого-то подопытного кролика – это чудовищно.
   – Но не с точки зрения д'Обиссон и уж тем более Питта. Ведь можно рассуждать примерно и так: допустимо пожертвовать одним человеком ради избавления планеты от чумы и ее превращения в место обитания миллионов людей. Жестокость таких рассуждений очевидна, но будущие поколения могут сделать из д'Обиссон героиню именно за ее жестокость. Они могут согласиться с тем, что, если это неизбежно, вполне допустимо принести в жертву жизнь одного человека или даже тысячи людей.
   – Да, потому что это жизнь другого человека.
   – Конечно. Сколько существует человечество, столько люди были готовы на жертвы – если в жертву приносятся жизни других. Не приходится сомневаться, что Питт готов на такие жертвы. Или ты не согласна со мной?
   – Что касается Питта, конечно, согласна, – горячо ответила Юджиния. – Подумать только, с таким человеком я работала много лет!
   – Тогда ты должна знать, что при обсуждении он, вероятно, надежно прикрылся нравоучительными фразами и сказал что-нибудь вроде: «Наша цель – наивысшее благосостояние для наибольшего числа людей». Рэне не скрывает, что во время последнего визита на Ротор она говорила с Питтом, а я совершенно уверен, что он аргументировал свои предложения именно так, возможно, конечно, другими словами.
   – А что он скажет, – с горечью заметила Юджиния, – если Марлена заболеет и лишится рассудка, а загадка чумы так и не будет решена? Что он скажет, если напрасно будет исковеркана жизнь моей дочери? И что скажет доктор д'Обиссон?
   – Д'Обиссон будет огорчена. Я в этом уверен.
   – Потому что она так и не получит наград за победу над чумой?
   – Конечно, но она будет огорчена и за Марлену. Осмелюсь предположить, что она даже будет чувствовать за собой вину. Она не чудовище. Что же до Питта…
   – Питт – настоящее чудовище.
   – Его беда в том, что буквально во всем он видит только одну сторону – свой план развития поселения. Если же для Марлены и для нас все кончится катастрофой, он, без сомнения, скажет, что Марлена почему-то мешала осуществлению его планов и что все случившееся к лучшему для всего поселения. Его не будут мучить угрызения совести.
   Юджиния медленно покачала головой:
   – Как бы я хотела, чтобы мы ошибались, чтобы Питт и д'Обиссон оказались неспособными на такую жестокость.
   – Я бы тоже хотел этого, но я склонен верить Марлене и тому, что она читает на этом языке жестов. Марлена сказала, что Рэне была просто счастлива, когда узнала, что перед ней вроде бы открывается возможность обследовать больного чумой. Думаю, она была права.
   – Д'Обиссон утверждала, что если она и рада, то только по чисто профессиональным мотивам, – сказала Юджиния. – В какой-то мере я могу этому поверить. В конце концов, я тоже ученый.
   – Конечно, ученый, – отозвался Генарр, и его простое лицо осветила улыбка. – Ведь ты добровольно оставила Солнечную систему и отправилась в рискованное путешествие только для того, чтобы в нескольких световых годах от Солнца получить какие-то новые астрономические данные, хотя знала, что это путешествие может окончиться гибелью всех роториан.
   – Мне казалось, что вероятность такого исхода очень мала.
   – Достаточно мала, чтобы ты сочла возможным рисковать жизнью своей годовалой дочери. Ты могла бы оставить ее с отцом на Земле, там бы ей ничто не угрожало. Правда, в таком случае ты ее никогда бы не увидела. Но нет, ты осмелилась рисковать жизнью Марлены – и даже не для блага всего Ротора, а только потому, что так было удобнее тебе.
   – Зивер, замолчи, – сказала Юджиния. – Это слишком жестоко.
   – Я всего лишь хотел показать тебе, что при достаточной изобретательности почти на все можно смотреть по меньшей мере с двух противоположных точек зрения. Например, д'Обиссон говорит, что возможность изучать болезнь доставит ей только профессиональное удовлетворение. А Марлена утверждает, что д'Обиссон вообще настроена недоброжелательно. Опять-таки я склонен больше верить словам Марлены.
   – Тогда, мне кажется, д'Обиссон должна сделать так, чтобы Марлена снова оказалась на планете, – сказала Юджиния, и уголки ее губ опустились.
   – Подозреваю, что именно этого она и хочет. Но она очень осторожна и настаивает, чтобы такое разрешение дал я. Она даже предложила, чтобы это разрешение было оформлено в виде приказа за моей подписью. Если что-то пойдет не так, за все буду отвечать я один. Она начинает рассуждать, как Питт. Болезнь нашего друга Джэйнуса заразна.
   – В таком случае, Зивер, ты не должен разрешать Марлене покидать станцию. Зачем подыгрывать Питту?
   – Напротив. Все не так просто. Нам придется разрешить Марлене выходить на Эритро, когда она того захочет.
   – Что?
   – Видишь ли, у нас нет выбора. И Марлене не грозит никакая опасность. Теперь я начинаю думать, что ты была права, когда предположила, будто бы на планете существует некая всепроникающая форма жизни, которая при желании может каким-то образом проявлять свою власть над нами. Ты сама говорила: стоит нам только попытаться возразить Марлене, как с нами непременно что-то происходит. Это испытали и я, и ты, и охранник. А теперь я своими глазами видел, что случилось с Рэне. Она только попробовала заставить Марлену сделать сканирование мозга, как тут же согнулась вдвое. Потом я убедил Марлену согласиться, и Рэне сразу же стало лучше.
   – Вот мы и пришли к тому же. Зивер, если на планете существует враждебно настроенная жизнь…
   – Подожди, Юджиния. Я не сказал, что она враждебна. Даже если именно эта жизнь, чем бы она ни была, вызвала, как ты предположила, чуму Эритро, то ведь эпидемия прекратилась. Ты объясняла это тем, что мы заперли себя на станции. Но если бы жизнь Эритро была нашим врагом, она давно уничтожила бы нас и на станции, а не довольствовалась существующим положением, которое я бы мог назвать разумным компромиссом.
   – Не думаю, что можно достаточно надежно прогнозировать действия и поступки абсолютно незнакомой нам формы жизни или пытаться угадать ее эмоции и намерения. Возможно, жизнь Эритро думает о чем-то, совершенно недоступном нашему пониманию.
   – Согласен, но она не причиняет вреда Марлене. Все ее действия были направлены на защиту девочки, на то, чтобы ей не мешали.
   – Допустим, это так, – согласилась Юджиния. – Тогда почему же Марлена испугалась, почему она закричала и побежала назад на станцию? Я ни на секунду не могу поверить ее не слишком убедительному объяснению, будто бы она испугалась тишины и захотела ее нарушить криком и звуком собственных шагов.
   – Согласен, в это трудно поверить. Но в данном случае важнее тот факт, что Марлена быстро успокоилась. К тому времени, когда охранники добежали до нее, она была уже в абсолютно нормальном состоянии. Я допускаю, что Марлену могли испугать какие-то действия местной формы жизни – ведь для этой жизни понять наши эмоции так же трудно, как нам разобраться в ее мотивах. Существенно другое: эта форма жизни поняла, что сделала что-то не так, и быстро исправила свою ошибку. Мое предположение объясняет буквально все случившееся и лишний раз свидетельствует о гуманной природе жизни Эритро.
   – Зивер, ты, как обычно, склонен думать хорошо обо всех и обо всем, – нахмурилась Юджиния. – Меня твоя гипотеза не удовлетворяет.
   – Удовлетворяет или не удовлетворяет, но ты же видишь, что у нас нет возможности возражать Марлене. Если девочка захочет что-то сделать, она это сделает, а осмелившиеся возражать свалятся, хватая ртом воздух или вообще без сознания.
   – Но что же это за жизнь? – спросила Юджиния.
   – Не знаю.
   – Теперь меня больше всего пугает другое: что эта жизнь хочет от Марлены?
   – Юджиния, я не знаю, – покачал головой Генарр. И они безнадежно посмотрели друг на друга.

Блуждание

Глава 71

   Крайл Фишер задумчиво смотрел на яркую звезду. Поначалу она была слишком яркой, чтобы на нее можно было смотреть в полном смысле слова. Крайл время от времени бросал на звезду мимолетный взгляд, а потом в глазах долго мелькал ее, как говорят офтальмологи, последовательный образ. У Тессы Вендель хватало своих забот, доводивших ее почти до отчаяния, и все же она находила время, чтобы отругать Крайла и предупредить, что он непременно повредит сетчатку. В конце концов Крайл затемнил иллюминатор так, чтобы на яркую звезду можно было смотреть без опасения. Другие звезды превратились в еле различимые тусклые точки.
   Яркой звездой было, конечно. Солнце.
   Если не считать роториан, что бежали из Солнечной системы, никто из людей не видел свое светило на таком удалении. Сейчас «Суперлайт» находился вдвое дальше от Солнца, чем Плутон в самой удаленной точке своей орбиты, поэтому Солнце казалось уже более или менее обычной звездой, хотя и светило еще в сто раз ярче Луны (если смотреть на нее с Земли), причем весь этот свет был сконцентрирован в одной слепящей точке. Неудивительно, что долго глядеть на Солнце без светофильтра было невозможно.
   Положение «Суперлайта» в корне меняло отношение человека к Солнцу. На Земле никто не удивлялся этому светилу. Там смотреть на него не имело смысла; по своей яркости, по положению на небе оно не имело себе равных. Даже ничтожной доли излучаемого Солнцем света, которая рассеивалась в атмосфере Земли и придавала ей синеву, было достаточно, чтобы погасить сияние всех других звезд. Если же из-за отсутствия атмосферы (например, на Луне) другие звезды все же были видны, то все равно рядом с Солнцем они казались настолько ничтожными, что ни о каком сравнении не могло быть и речи.
   Только отсюда, из далекого космоса, можно было, наконец, сравнить Солнце с другими звездами. Тесса сказала, что из этой точки пространства Солнце кажется в сто шестьдесят тысяч раз более ярким, чем Сириус – второй по яркости объект на небе, и приблизительно в двадцать миллионов раз ярче самой тусклой звездочки, которую еще можно заметить невооруженным глазом. Почему-то теперь Солнце казалось еще более прекрасным, чем на земном небе.
   Впрочем, сейчас, когда «Суперлайт» уже двое суток тащился в космосе со скоростью обычной ракеты, у Крайла не было решительно никаких дел, и ему оставалось разве что смотреть на Солнце. Если они будут лететь с такой скоростью, то доберутся до Ближней звезды через тридцать пять тысяч лет. А на самом деле «Суперлайт» понемногу перемещался в обратном направлении. Именно по этой причине два дня назад побледневшая Тесса Вендель была близка к отчаянию. До какого-то момента все шло гладко. Когда корабль должен был войти в гиперпространство, Крайл напрягся, готовясь к возможным неприятным ощущениям, а может быть, даже к неожиданной агонии и смерти. Но ничего подобного не случилось. Все произошло слишком быстро, чтобы человек успел что-то почувствовать. Корабль вошел в гиперпространство и через неуловимое мгновение вернулся в обычное пространство. Звезды лишь блеснули, на ничтожную долю секунды сдвинулись, но, так и не добравшись до новых положений на небе, вернулись на прежние позиции.
   Крайл почувствовал двойное облегчение: во-первых, он остался жив, а во-вторых, понял, что если бы переход кончился катастрофой, то он умер бы мгновенно, так и не успев ничего ощутить. Облегчение было настолько глубоким, что Крайл почти не обратил внимания на Тессу, которая что-то крикнула и бросилась в машинное отделение. Через какое-то время растерянная Тесса вернулась. Невидящими глазами она смотрела на Крайла и, казалось, не узнавала его.
   – Расположение звезд и не должно было меняться, – сказала она.
   – Не должно?
   – Мы преодолели только небольшое расстояние. Вернее, должны были переместиться недалеко. Всего лишь на тысячную долю светового года. Этого недостаточно, чтобы на глаз заметить изменения в расположении звезд. Но, – Тесса глубоко вздохнула, – все кончилось не так плохо, как могло бы. Я испугалась, что мы промахнулись и переместились на тысячи световых лет.
   – А что, была такая опасность?
   – Конечно. Если бы перенос корабля через гиперпространство не контролировался, мы могли бы улететь на расстояние и одного светового года, и нескольких тысяч световых лет.
   – В таком случае можно было бы…
   У Тессы заранее был готов ответ:
   – Нет, возвратиться в исходную точку пространства не так просто.
   Если наша система управления полетом действительно никуда не годится, то при каждом переходе корабль будет абсолютно непредсказуемо перемещаться из одной точки пространства в какую-то другую. В такой ситуации мы никогда не найдем обратный путь к Земле.
   Крайл нахмурился. Радостное возбуждение, охватившее его после сравнительно благополучного – во всяком случае не закончившегося катастрофой – перехода в гиперпространство и снова в обычное пространство, начало понемногу улетучиваться.
   – Но вы же посылали что-то в испытательные полеты и успешно возвращали объекты назад.
   – Испытания проводились на гораздо менее массивных объектах и на более коротких расстояниях. Но, как я уже говорила, все не так уж плохо. Оказалось, что мы прошли именно заданное расстояние. Об этом говорит и расположение звезд.
   – Но оно изменилось, я сам видел.
   – Ты ошибся, изменилась ориентация корабля. Большая ось «Суперлайта» повернулась больше чем на двадцать восемь градусов. Короче говоря, по ряду причин мы движемся не по прямой линии, а по дуге.
   Крайл бросил взгляд в иллюминатор. Все звезды медленно и равномерно перемещались в одном направлении.
   – Сейчас мы опять поворачиваемся носом к Ближней звезде. Я решила сделать так из сугубо психологических соображений. Почему-то чувствуешь себя уверенней, когда смотришь в том направлении, куда должен лететь корабль. Но прежде всего нам необходимо разобраться, почему путь корабля искривился.
   В этот момент иллюминатор пересекала самая заметная, самая яркая звезда, звезда-маяк. Крайл невольно мигнул.
   – Это Солнце, – сказала Тесса в ответ на удивленно-вопросительный взгляд Крайла.
   – Существует ли хоть какое-нибудь разумное объяснение, почему путь нашего корабля искривился? – спросил Крайл. – Если такое же случилось с Ротором, то где же он может находиться сейчас?
   – Ты мог бы добавить – или где мы в конце концов окажемся. Не знаю. Пока что у меня нет никаких объяснений; не могу понять, что с нами произошло, – Тесса не скрывала беспокойства. – Если все наши допущения справедливы, то мы должны были изменить положение в пространстве, но не направление. Несмотря на кривизну релятивистской системы пространство – время, мы должны были переместиться по прямой, по самой обычной евклидовой прямой, потому что мы не были в системе пространство – время, понимаешь? Мы могли ошибиться в программировании или в наших допущениях. Надеюсь на первое. Такую ошибку легко исправить.
   Прошло пять часов. Вернулась Тесса, потирая покрасневшие от усталости глаза. Крайл почувствовал себя неловко: все напряженно работают, только он бездельничает. Крайл начал было смотреть фильм, но это занятие ему быстро наскучило. Тогда он снова стал смотреть на звезды; звездное небо успокаивало и почти усыпляло.
   – Что нового, Тесса? – поинтересовался Крайл.
   – Крайл, в программах ошибки нет.
   – Значит, неверны допущения?
   – Да, но где же просчет? При построении теории мы исходили из миллионов различных допущений. Какие из них правильны, а какие нет? Проверить одно допущение за другим невозможно, на это не хватит всей нашей жизни, мы только окончательно запутаемся.
   Какое-то время они помолчали, потом Тесса продолжила:
   – Если бы все дело было в программах, это означало бы, что мы допустили глупую ошибку. Мы бы ее исправили, конечно, не научились бы ничему новому, но были бы в безопасности. Теперь же, по-видимому, нам придется пересмотреть даже основы теории, мы можем открыть что-то чрезвычайно важное и интересное, но, если мы потерпим неудачу, скорее всего нам никогда не удастся найти обратный путь к Земле. Тесса схватила Крайла за руку.
   – Понимаешь, Крайл? В чем-то мы ошиблись и, если ошибка ускользнет от нас, никогда не вернемся домой. Разве только случайно повезет, что, впрочем, совершенно невероятно. Как бы мы ни старались выбраться, каждый раз после очередного перехода можем оказаться в самой неожиданной точке пространства; в результате каждая попытка будет только усугублять наше и без того нерадостное положение. А это значит, что, когда откажут системы регенерации, или иссякнут запасы энергии, или просто глубочайшее отчаяние лишит нас желания сопротивляться, тогда все окончится трагически. И все это из-за меня. Но еще большей трагедией будет утрата мечты. Если мы не возвратимся на Землю, там решат, что корабль вообще был негоден, а переход в гиперпространство закончился нашей гибелью. И люди надолго оставят все попытки летать быстрее света.
   – Но, если они хотят спастись с гибнущей Земли, им придется научиться летать быстрее света!
   – Не исключена и такая возможность, что люди сдадутся, не станут ничего предпринимать и будут просто сидеть и ждать прихода Ближней звезды, а потом потихоньку по одному умирать. – Тесса подняла глаза; она часто мигала и казалась смертельно уставшей. – Это будет и концом твоей мечты, Крайл.
   Он сжал губы и промолчал. Тесса почти застенчиво спросила:
   – Крайл, и все же много лет у тебя была я. Пусть встреча с твоей дочерью – с твоей мечтой – так и останется мечтой, был ли ты счастлив со мной?
   – Я тоже мог бы спросить тебя: если полеты быстрее света так и останутся мечтой, была ли ты счастлива со мной?
   На такие вопросы отвечать непросто. Тесса решилась первой:
   – Нет, Крайл, все же ты был на втором месте, но я очень рада, что на этом месте был именно ты. Спасибо.
   – Я мог бы повторить твои слова, – взволнованно проговорил Крайл.
   – Хотя сначала я никак не думал, что все этим кончится. Если бы не дочь, у меня оставалась бы только ты. Я даже хотел бы…
   – Не надо, Крайл. Второе место меня тоже устраивает.
   Взявшись за руки, они молча смотрели на звезды. Их покой нарушила показавшаяся в дверях Мэрри Бланковиц.
   – Капитан Вендель, – сказала Мэрри. – У Ву появилась одна идея. Он говорит, что давно думал об этом, но все не решался сказать.
   Тесса медленно поднялась.
   – Почему не решался?
   – Он говорит, как-то попытался вам объяснить, а вы сказали, чтобы он не молол чепуху.