Азимов Айзек. Роботы и империя

   В таком случае, как мне кажется, это работа Жискара, который вынудил поселенца требовать выдачи солярианки даже тогда, когда смысла в этом уже не оставалось, а солярианку — столь же бессмысленно согласиться.
   — Но для чего? — удивился Амадейро. — Могу я задать такой простой вопрос? Для чего?
   — Полагаю, Калдин, Жискар почувствовал, что ему необходимо покинуть Аврору. Может, он догадался, что я вот-вот раскрою его секрет?.. Если да, то он мог поставить под сомнение свое нынешнее умение манипулировать мною. Ведь я, в конце концов, опытный роботехник. Кроме того, он мог вспомнить, что некогда был моим, а роботам трудно игнорировать требования лояльности. Вероятно, единственным для него способом обеспечить безопасность солярианки осталась возможность убраться подальше от моего влияния. — Она подняла глаза на Амадейро и решительно произнесла: — Калдин, мы должны его вернуть. Мы не можем ему позволить подыгрывать поселенцам в безопасном раю поселенческих планет. Он уже успел натворить немало и среди нас. Мы обязаны его вернуть, и я должна стать его законной владелицей. Будьте уверены, я сумею с ним справиться и заставить работать на нас. И помните! Я единственная, кто может его укротить.
   — Не вижу причин для тревоги, — возразил Амадейро. — Если, что весьма вероятно, он просто робот, его уничтожат на Солярии, и мы избавимся и от него, и от солярианки. Если же, что весьма сомнительно, он таков: каким вы его представляете, он уцелеет на Солярии, но тогда ему придется вернуться на Аврору. В конце концов хоть солярианка и не родилась на Авроре, но прожила здесь слишком долго, чтобы ужиться с варварами. Она сама начнет настаивать на возвращении к цивилизации. И у Жискара не останется иного выхода кроме как вернуться вместе с ней.
   — Калдин, неужели, даже узнав обо всем, вы не убедились в возможностях Жискара? Если он посчитает нужным держаться подальше от Авроры, то с легкостью настроит эмоции солярианки таким образом, что ей придется по вкусу жизнь на поселенческой планете. Он ведь уже заставил ее пожелать подняться на борт их корабля.
   — Что ж, в таком случае, если возникнет необходимость, мы сможем просто вернуть их корабль — вместе с Жискаром и солярианкой — обратно на Аврору.
   — И как вы предполагаете это сделать?
   — Это можно устроить. Мы, аврориане вовсе не дураки, хоть из ваших слов ясно, что вы считаете себя единственной рациональной личностью на планете. Корабль поселенцев отправляется на Солярию расследовать факт уничтожения двух других кораблей, но, надеюсь, вы не думаете, что мы станем целиком полагаться на их услуги или на услуги солярианки. Мы тоже посылаем на Солярию два своих боевых корабля, а уж им-то неприятности вряд ли угрожают. Если на планете еще остались соляриане, им, возможно, удастся уничтожить примитивный корабль поселенцев, но боевое судно Авроры им не по зубам. Если же корабль поселенцев, благодаря магическим штучкам Жискара…
   — Это не магия, — едко перебила его Василия, — а ментальное воздействие.
   — Ну, хорошо. Если их корабль по какой бы то ни было причине сумеет взлететь с Солярии, наши корабли перехватят его и вежливо попросят передать им солярианку и ее робота. Если же просьбу не удовлетворят, наши корабли эскортируют их корабль до Авроры. В этом нет никакой враждебности — наш корабль станет просто сопровождать гражданку Авроры домой. Как только солярианка и ее робот высадятся на Авроре корабль поселенцев сможет лететь, куда ему заблагорассудится.
   Василия кивнула:
   — Звучит неплохо, Калдин. Но знаете, как мне кажется, все обернется в действительности?
   — Как, Василия?
   — Сдается мне, что их корабль сможет взлететь с Солярии, а ваши боевые корабли — нет. Что бы на Солярии ни обнаружили, Жискар сумеет этому противостоять. Но, боюсь, только Жискар, и никто другой.
   — Ну, если случится именно так, — мрачно усмехнулся Амадейро, — то я признаю, что в ваших фантазиях, может быть, что-то и есть. Но этого не произойдет…

56

   На следующее утро главный личный робот Василии, которому была придана внешность изящной женщины, подошел к ее постели. Василия пошевелилась и, не открывая глаз, спросила:
   — В чем дело, Надила?
   Василии не нужно было открывать глаза. Вот уже многие десятилетия никто, кроме Надилы, не приближался к ее постели.
   — Мадам, — тихо произнесла Надила, — доктор Амадейро просит вас приехать в Институт.
   — Который час? — спросила Василия, открыв глаза.
   — Пять часов семнадцать минут, мадам.
   — Утра? — раздраженно уточнила Василия.
   — Да, мадам.
   — И когда он хочет меня видеть?
   — Сейчас, мадам.
   — Зачем?
   — Его роботы не информировали нас, мадам, но утверждают, что это важно.
   Василия откинула простыни.
   — Сперва я позавтракаю, Надила, но перед этим приму душ. Передай роботам Амадейро: пусть встанут в ниши для посетителей и ждут. А если будут нетерпеливы, напомни им, что они находятся в моем доме.
   Раздраженная Василия не стала торопиться. По крайней мере туалетом она занималась тщательнее обычного и позавтракала не спеша, (Обычно она не тратила много времени ни на то, ни на другое.) Посмотрев выпуск новостей, она не узнала ничего такого, что могло стать причиной вызова Амадейро.
   Когда ее машина (где, кроме нее, было четыре робота — два Амадейро и два ее собственных) подъехала к Институту, солнце уже показалось над горизонтом.
   — Ну, наконец-то, — сказал Амадейро, подняв на нее глаза. Стены его кабинета все еще светились, хотя их свет уже был не нужен.
   — Извините, — жестко произнесла Василия. — Я совершенно уверена, что начинать работу на рассвете — слишком поздно.
   — Прошу вас, Василия, оставьте свои шуточки. Я тороплюсь на заседание Совета. Председатель встал еще раньше меня. Василия, я покорно прошу прощения за то, что не верил вам.
   — Значит, корабль поселенцев благополучно взлетел.
   — Да. А один из наших кораблей уничтожен, как вы и предполагали… Сей факт еще не доведен до общего сведения, но со временем новости, разумеется, просочатся.
   Глаза Василии расширились. Она предсказывала подобный исход с несколько большей уверенностью, чем испытывала на самом деле, но сейчас момент для подобных признаний был явно неподходящим.
   — Значит, вы принимаете тот факт, что Жискар обладает экстраординарными способностями.
   — Я не считаю эту проблему математически доказанной, — осторожно ответил Амадейро, — но согласен принять ее, если получу дополнительную информацию. Сейчас я хочу знать, как нам поступать дальше. Совет о Жискаре ничего не знает, а рассказывать им я не намерен.
   — Очень рада, что вы сохранили хоть какую-то ясность ума, Калдин.
   — Но вы понимаете Жискара и лучше кого бы то ни было можете посоветовать, что делать. Итак, что мне сообщить Совету и как объяснить акцию, не раскрывая всей правды?
   — Надо подумать. Куда отправился корабль поселенцев, взлетев с Солярии? Это мы знаем? В конце концов, если он возвращается к Авроре, надо лишь подготовиться к его встрече.
   — Он летит не к Авроре! — воскликнул Амадейро. — Кажется, вы и в этом оказались правы. Похоже, Жискар — если он действительно стоит за всеми событиями — намерен держаться от нас подальше Мы перехватили сообщения, посланные с корабля на родную планету. Они, разумеется, зашифрованы, но мы расшифровали коды поселенцев…
   — Подозреваю, что и они раскрыли наши коды. Почему бы всем нам не передавать сообщения открытым текстом? Скольких хлопот удалось бы избежать.
   — Не все ли равно? — пожал плечами Амадейро. — Главное в том, что их корабль возвращается к себе домой.
   — С солярианкой и роботами?
   — Разумеется.
   — Вы уверены? Их не оставили на Солярии?
   — Совершенно уверен, — нетерпеливо ответил Амадейро. — Ведь без солярианки им не удалось бы взлететь.
   — Без нее? Каким образом?
   — Пока не знаем.
   — Это наверняка штучки Жискара, — сказала Василия. — Он подстроил, чтобы эту заслугу приписали женщине.
   — И что же нам теперь делать?
   — Мы обязаны вернуть Жискара.
   — Верно, но я не могу заставить Совет рискнуть ввязаться в межзвездный кризис ради возвращения робота.
   — А вам этого и не нужно делать, Калдин. Потребуйте у поселенцев возвращения солярианки — уж это мы вправе сделать. Неужели вы хоть на секунду усомнитесь, что она вернется без роботов? Или Жискар позволит ей вернуться без него? Просите вернуть ее. Настаивайте. Она гражданка Авроры, которой поручили выполнить задание на Солярии. Задание выполнено, и теперь она должна вернуться домой. Проявите настойчивость, словно угрожаете войной.
   — Мы не можем так рисковать, Василия.
   — Вы ничем не рискуете. Жискар не может предпринять действия, напрямую ведущие к войне. Если лидеры поселенцев станут возражать и заупрямятся, Жискар будет вынужден внести необходимые изменения в их точку зрения, чтобы солярианка спокойно вернулась на Аврору. И ему, разумеется, придется вернуться вместе с ней.
   — И вернувшись, он начнет изменять нас, — угрюмо заметил Амадейро. Мы позабудем о его возможностях, перестанем обращать на него внимание, и он без помех продолжит выполнение своего плана.
   Василия запрокинула голову и рассмеялась.
   — У него нет ни единого шанса. Видите ли, я знаю Жискара и умею с ним справляться. Главное, верните его и уговорите Совет изменить завещание Фастольфа — это можно сделать, и вам это по силам. Жискар должен принадлежать мне. И тогда он станет работать на нас. Аврора будет править Галактикой, вы проведете оставшиеся вам десятилетия на посту Председателя Совета, а я займу ваше место в Институте роботехники.
   — Вы уверены, что все получится именно так?
   — Абсолютно. Надо лишь предъявить им жесткое требование, а остальное я гарантирую — победу для нас и космонитов, поражение для Земли и поселенцев.

Глава четырнадцатая
Дуэль

57

   Глэдия разглядывала на экране Аврору. Облачный покров опоясывал толстый серп, блестевший на солнце.
   — Мы, конечно, не так близко, — сказала она.
   — Да. — Д. Ж. улыбнулся. — Мы видим ее через мощные линзы. Нам еще осталось несколько дней, считая спиральное приближение. Если бы поставить антигравитационную тягу, о которой физики только мечтают, а сделать, похоже, пока не могут, космический полет был бы проще и быстрее. А наши прыжки — безопасный способ оказаться лишь на приличном расстоянии от планетной массы.
   — Странно, — задумчиво сказала Глэдия.
   — Что именно, мадам?
   — Когда мы летели на Солярию, я думала, что я еду домой, но когда оказалась там, обнаружила, что я вовсе не дома. Теперь мы летим к Авроре, и я думала: вот теперь я еду домой, но эта планета тоже не мой дом.
   — Где же тогда ваш дом, мадам?
   — Сама начинаю задумываться. Но почему вы упорно зовете меня «мадам»?
   Д. Ж. удивился:
   — Вы предпочитаете «леди Глэдия»?
   — Это тоже притворная почтительность. Разве вы так относитесь ко мне?
   — Конечно, нет. Но как еще поселенец должен обращаться к космонитке? Я пытаюсь быть с нами вежливым и приспосабливаюсь к вашим привычкам, чтобы вы чувствовали себя хорошо.
   — Но я не чувствую себя хорошо. Называйте меня просто Глэдия. Ведь я зову вас Диджи.
   — Это мне вполне подходит, хотя я бы предпочел, чтобы при подчиненных вы называли меня капитаном, и я буду звать вас «мадам». Надо поддерживать дисциплину.
   — Да, конечно, — рассеянно ответила Глэдия и снова посмотрела на Аврору. — У меня нет дома. — Вдруг она повернулась к Д. Ж. — Вы можете взять меня на Землю, Диджи?
   — Могу. — Он улыбнулся. — Но вы не захотите, Глэдия.
   — Я думаю, что захочу, если не растеряю храбрости.
   — Но ведь существует инфекция, а космониты ее боятся, верно?
   — Может быть, даже слишком. В конце концов, я знала вашего Предка и не заразилась. Я была на его корабле и осталась жива. И сейчас вы рядом со мной. Я даже была в вашем мире, где тысячи людей окружали меня. Я думаю, что приобрела некоторую сопротивляемость.
   — Должен сказать, что на Земле гораздо больше народу, чем в Бейлимире.
   — Ну и что? — горячо заговорила Глэдия. — Я полностью изменила свое представление о многих вещах. Я говорила вам, что через двести лет в жизни уже ничего не остается, но оказалось — остается. То, что произошло со мной в Бейлимире, — то, как я выступала и как мои слова взволновали людей, — было совершенно новым, чем-то таким, чего я никогда не представляла. Я словно родилась заново. Теперь мне кажется, что, даже если Земля погубит меня, все равно ехать стоит, потому что я умру, борясь со смертью, молодой и цветущей, а не слабой старухой, которая ждет конца.
   — Здорово! — воскликнул Д. Ж., воздев руки в шутливо-торжественном жесте. — Вы похожи на героиню исторического фильма. Вы когда-нибудь видели их на Авроре?
   — Конечно. Они очень популярны.
   — И вы повторяете то, что слышали, или в самом деле думаете так, как говорите?
   Глэдия рассмеялась.
   — Наверное, я глупо выглядела, Диджи, но, как ни странно, именно так я и думаю.
   — В таком случае я возьму вас с собой на Землю. Я не думаю, что из-за вас начнется война, особенно, если вы расскажете о событиях на Солярии и дадите честное слово космонитки — если это у вас принято, — что вернетесь обратно.
   — Но я не хочу возвращаться.
   — Когда-нибудь можете захотеть. А теперь, миледи… я хотел сказать, Глэдия, — мне всегда приятно разговаривать с вами, и всегда хочется посвятить этому больше времени — но я нужен в рубке. Если команда может обойтись без меня, лучше будет, чтобы она об этом не догадалась.

58

   — Это твоя работа, друг Жискар?
   — Что ты имеешь в виду, друг Дэниел?
   — Леди Глэдия желает ехать на Землю и, возможно, даже не возвратится. Это желание настолько противоречит желаниям космонита, что я подозреваю, что ты поработал над ее мозгом.
   — Я даже не касался ее, — сказал Жискар. — Очень трудно изменять человеческий мозг, будучи связанным Тремя Законами. Проникнуть в чей-нибудь мозг и не повредить при этом его владельцу необычайно трудно.
   — Тогда кто же сделал так, чтобы она захотела ехать на Землю?
   — Пребывание в Бейлимире очень изменило ее точку зрения. У нее есть цель — обеспечить мир в Галактике — и она горит желанием действовать.
   — В таком случае, друг Жискар, не лучше ли тебе убедить капитана ехать на Землю сейчас же?
   — Это трудно. Аврорианские власти настаивают, чтобы леди вернулась на Аврору, и лучше будет так и сделать, приехать хотя бы на время.
   — Но это может быть опасно.
   — Значит, ты все еще думаешь, друг Дэниел, что они хотят именно моего возвращения, потому что узнали о моих способностях?
   — Я не вижу других причин их настойчивости.
   — Похоже, способность думать, как человек, — это ловушка. Начинаешь предполагать несуществующие затруднения. Даже если кто-то на Авроре и подозревает о моих способностях, я уничтожу эти подозрения. Бояться нечего, друг Дэниел.
   — Будь по-твоему, друг Жискар, — неохотно согласился Дэниел.

59

   Отослав роботов небрежным движением руки, Глэдия задумчиво осмотрелась.
   Она взглянула на свою руку, сделавшую жест, словно видела ее впервые. Этой рукой она пожала руки каждому члену экипажа корабля, прежде чем сесть в маленький челнок, который отвез ее и Д. Ж. на Аврору. Она обещала вернуться, и команда разразилась одобрительными возгласами, а Нисс заорал: «Мы не улетим без вас, миледи!»
   Ей это было очень приятно. Ее роботы служили ей честно, преданно, терпеливо, но никогда так не радовались.
   — Ну вот вы и дома, Глэдия, — сказал Д. Ж.
   — Я в своем доме, — тихо сказала она. — Этот дом стал моим с тех пор, как доктор Фастольф отписал мне его двести лет назад, но до сих пор кажется мне чужим.
   — Он чужой для меня, — сказал Д. Ж. — Мне кажется, что я в нем заблужусь, если останусь один.
   Он улыбаясь оглядел богато украшенную мебель и изысканно декорированные стены.
   — Вы не будете один, — сказала Глэдия. — С вами будут мои домашние роботы, они получили подробные распоряжения и сделают все, чтобы вам было удобно.
   — Они поймут мой поселенческий акцент?
   — Если не поймут, то переспросят. А вы должны говорить медленно и жестикулировать. Они приготовят вам еду, покажут, как пользоваться приспособлениями в комнате для гостей, и будут зорко следить, чтобы вы не делали того, что гостю не полагается. Если понадобится, они вас остановят, но вреда не нанесут.
   — Я надеюсь, они не сочтут меня нечеловеком?
   — Как надзирательница? Нет, это я вам гарантирую, хотя ваша борода и акцент могут смутить настолько, что их реакция запоздает на одну-две секунды.
   — Я полагаю, что они могут защитить меня от непрошеных гостей?
   — Да, но здесь таких не бывает.
   — Я могу понадобиться Совету.
   — В этом случае он пришлет за вами роботов, а мои заставят их уйти.
   — А если их роботы окажутся сильнее ваших?
   — Этого не случится. Жилище неприкосновенно.
   — Продолжайте, Глэдия. Вы хотите сказать, что никто никогда…
   — Никто, никогда, — быстро повторила она. — Вы просто останетесь здесь, и мои роботы позаботятся о вас. Если вы захотите связаться с вашим кораблем, с Бейлимиром, даже с аврорианским Советом, роботы точно знают, что надо делать. Вам стоит только поднять палец.
   Д. Ж. уселся в ближайшее кресло, вытянулся и глубоко вздохнул:
   — Как мудро, что мы не допускаем роботов в Поселенческие миры! Вы знаете, как скоро я обленился бы и избаловался, если бы проводил время в подобном обществе? Самое большее через пять минут. Собственно говоря, я уже избаловался. — Он зевнул и потянулся. — Они не обидятся, если я усну?
   — Конечно, нет. Если вы уснете, они проследят, чтобы в комнате было тихо и темно.
   — А если вы не вернетесь?
   — Почему не вернусь?
   — Совет, кажется, очень хотел вас видеть.
   — Они же не могут задержать меня. Я свободная гражданка Авроры и иду, куда хочу.
   — Правительство может изобрести непредвиденные случаи, и в этих случаях правило всегда можно нарушить.
   — Ерунда. Жискар, меня могут задержать там?
   — Мадам, — ответил Жискар, — вас там не задержат. Пусть капитан не беспокоится на этот счет.
   — Вот видите, Диджи. А ваш Предок, когда мы виделись с ним в последний раз, сказал мне, чтобы я всегда верила Жискару.
   — Прекрасно! Великолепно! Но я приземлился с вами, Глэдия, чтобы убедиться, что получу вас назад. Помните это и скажите об этом вашему доктору Амадейро. Если они попробуют задержать вас против вашей воли, то задержат также и меня, а мой корабль на орбите способен отреагировать на это.
   — Нет, пожалуйста, не вздумайте делать ничего такого. На Авроре тоже есть корабли, и я уверена, что за вами наблюдают.
   — Тут есть одно «но», Глэдия. Я сильно сомневаюсь, что Аврора захочет развязать войну из-за вас. Но, с другой стороны, Бейлимир готов к этому.
   — Нет и нет. Я бы не хотела, чтобы ваш мир начал войну из-за меня. Да и зачем ему это? Потому что я была другом вашего Предка?
   — Не только. Я не думаю, что кто-нибудь верит, что вы были этим другом. Ваша прапрапрабабушка — может быть, но не вы. Даже я не верю, что это были вы.
   — Вы знаете, что это была я.
   — Умом понимаю, но чувствую, что это невозможно. Это было двести лет назад.
   Глэдия покачала головой:
   — Ваша точка зрения — точка зрения маложивущего.
   — Наверное, как у всех нас, но дело не в этом. Вы стали в Бейлимире важной персоной из-за речи которую произнесли. Вы — героиня, и все скажут, что вас необходимо представить землянам. И ничто не должно помешать этому.
   — Представить? — Глэдия встревожилась. — С полной церемонией?
   — С наиполнейшей.
   — Но почему это настолько важно, что можно рискнуть безопасностью планеты?
   — Вряд ли я смогу объяснить это космониту. Земля — особый мир, где человеческие существа стали личностями, где они эволюционировали, развивались и жили в окружении другой жизни. У нас в Бейлимире есть деревья, есть насекомые, но на Земле такое изобилие деревьев и насекомых, какого нет ни в одном известном мне мире. Наши миры — имитация, бледная имитация. Они не существуют и не могут существовать без разума, культуры и духовной силы, которую получают от Земли.
   — Космониты придерживаются прямо противоположного мнения о Земле. Когда мы упоминаем о ней — что редко делаем — то говорим, что это мир варварский и гибнущий.
   Д. Ж. вспыхнул:
   — Вот поэтому Внешние миры все время слабеют. Как я уже говорил, вы похожи на растения без корней, да животных с вырезанным сердцем.
   — Я предвкушаю то, что увижу на Земле, а сейчас мне надо идти. Пожалуйста, чувствуйте здесь себя как дома, пока я не вернусь.
   Она направилась было к двери, но остановилась и повернулась:
   — В этом доме, как, впрочем, везде на Авроре, нет спиртного, табака, алкалоидных стимуляторов и вообще ничего такого.
   Д. Ж. угрюмо усмехнулся.
   — Мы, поселенцы, знаем об этом. Вы такие пуритане.
   — Вовсе не пуритане, — недовольно возразила Глэдия. — Тридцать-сорок десятилетий надо чем-то оплатить. А это только одна из возможностей. Не думаете ли вы, что такая жизнь нам досталась по волшебству?
   — Ладно, я приналягу на фруктовые соки и оздоровляющий эрзац-кофе, и от меня будет пахнуть цветами.
   — Вы обнаружите полный набор всего этого, — холодно сказала Глэдия. — А когда вернетесь на корабль, сможете восполнить недостаток того, чего вам сейчас будет не хватать.
   — Мне будет не хватать только вас, мадам, — серьезно сказал капитан.
   Глэдия невольно улыбнулась:
   — Вы неисправимый лжец, мой капитан. Я вернусь. Дэниел, Жискар, пошли!

60

   Глэдия напряженно сидела в кабинете Амадейро. Многие десятилетия она видела Амадейро только издали или на видеоэкране, и в таких случаях имела обыкновение отворачиваться. Она знала его только как главного врага Фастольфа, и вот сейчас впервые оказалась в одной комнате с ним, лицом к лицу, и изо всех сил старалась не пошевелить ни одним мускулом лица, чтобы ненависть не вырвалась наружу.
   Хотя она и Амадейро были в комнате одни, здесь присутствовали, по крайней мере, дюжина членов правительства, даже сам Председатель, но в голографическом изображении. Глэдия узнала Председателя и многих других, но не всех.
   Испытание было не из приятных. Казалось, на Солярии такие изображения — дело обычное и она привыкла к этому с детства, но вспомнила теперь об этом с отвращением.
   Она старалась говорить ясно, без драматизма и сжато. Ей задавали вопросы, и она отвечала как можно короче по существу, не пытаясь выглядеть учтивой.
   Председатель слушал бесстрастно, другие подражали ему. Он был явно стар — Председатели всегда были старыми, потому что обычно достигали этого положения лишь на склоне лет. У него было длинное лицо, все еще густые волосы и нависшие брови. Голос его был медоточивым, но отнюдь не дружелюбным.
   Когда Глэдия замолчала, он сказал:
   — Значит, вы предполагаете, что соляриане свели понятие «человек» до понятия «солярианин»?
   — Я ничего не предполагаю, мистер Председатель. Просто никто не мог найти другого объяснения происшедшего.
   — Вы знаете, мадам Глэдия, что за всю историю роботехники ни один робот не конструировался с узким определением «человека»?
   — Я не роботехник, мистер Председатель, и ничего не понимаю в математике позитронных путей. Раз вы говорите, что так никогда не делалось, я, конечно, принимаю это. Я также не знаю и не могу сказать, что если что-то никогда не делалось раньше, то оно не может быть сделано в будущем.
   Ее взгляд никогда не был таким открытым и невинным, как сейчас, и Председатель покраснел.
   — Сузить определение теоретически возможно, но это просто немыслимо.
   Глэдия ответила, глядя на свои руки, спокойно лежащие на коленях:
   — Люди иногда думают об очень необычных вещах.
   Председатель сменил тему разговора:
   — Аврорианский корабль был уничтожен. Как вы это объясните?
   — Я не присутствовала при этом, мистер Председатель. Я не знаю, что случилось, и не могу объяснить это.
   — Вы были на Солярии, и вы уроженка этой планеты. Учитывая свой недавний опыт и уже полученные объяснения, что вы могли бы сказать о случившемся?
   Председатель заметно терял терпение.
   — Если я должна догадываться, то я бы сказала, что ваш военный корабль был взорван с помощью портативного ядерного усилителя, подобного тому, от которого чуть не погиб корабль поселенцев.
   — Вам не приходило в голову, что эти два случая никак не связаны? В одном — корабль поселенцев вторгся на Солярию с целью захвата солярианских роботов, а в другом — аврорианское судно пришло защищать планету-сестру.
   — Я могу только предполагать, мистер Председатель, что надзиратели — гуманоидные роботы, оставленные охранять планету, — не были достаточно инструктированы, чтобы понять эту разницу.
   Председатель выглядел оскорбленным.
   — Не может быть, чтобы их не проинструктировали о том, что между поселенцами и братьями космонитами существует разница.
   — Наверное, не может быть, если вы так говорите, мистер Председатель. Тем не менее, если единственное определение человека — это его физический облик и умение говорить по-соляриански, — то аврориане, которые тоже не говорят по-соляриански, могли не подпасть под определение «человека» в представлении надзирателя.