Азимов Айзек. Роботы и империя

   — Да, друг Дэниел, но это всего лишь надежда, и я не могу действовать, руководствуясь только надеждой, и не могу подогнать под нее Три Закона.
   Дэниел ничего не ответил.
   — Ну, вот, робот, — сказала Василия, — все твои попытки ни к чему не привели. Однако ты все еще стоишь на ногах. Ты на редкость упрям, а робот, который отрицает Три Закона и все-таки продолжает функционировать, опасен для человека. По этой причине ты будешь немедленно демонтирован. Случай слишком опасный, чтобы обращаться к неповоротливому закону, тем более что ты, в конце концов, только робот, а не человек, на которого пытаешься походить.
   — Миледи, — сказал Дэниел, — вы не можете сами вынести такое решение.
   — Я его все равно вынесу и улажу все последствия.
   — Вы лишите леди Глэдию и второго робота, на которого не претендовали.
   — Она и Фастольф лишили меня моего робота Жискара более двух столетий назад, и я не думаю, что это их расстроило хоть на миг. Так что я не огорчусь, отняв у нее роботов. У нее много других роботов, а в Институте их тоже достаточно, так что до дома ее проводят.
   — Друг Жискар, может, ты разбудишь леди Глэдию, и она сумеет убедить леди Василию…
   Василия хмуро взглянула на Жискара:
   — Нет, Жискар. Пусть женщина спит.
   Жискар, шевельнувшийся было при словах Дэниела, снова застыл. Василия щелкнула пальцами. Дверь открылась, вошли четыре робота.
   — Ты был прав, Дэниел, здесь четыре робота. Они демонтируют тебя, а я приказываю тебе не сопротивляться. А потом мы с Жискаром уладим все остальное.
   Она оглянулась на вошедших роботов.
   — Закройте дверь и быстро и аккуратно размонтируйте его. — И она указала на Дэниела.
   Роботы посмотрели на Дэниела и не пошевелились. Она сказала с нетерпением:
   — Я же сказала, что он робот, и вы не должны обращать внимания на его человеческую внешность. Дэниел, скажи им, что ты робот.
   — Я робот, — сказал Дэниел, — и я не буду сопротивляться.
   Василия отошла в сторону. Роботы направились к Дэниелу, который стоял, опустив руки. Он последний раз взглянул на спящую Глэдию и повернулся к роботам.
   Василия улыбнулась:
   — Это будет интересно.
   Роботы остановились.
   — Берите его, — приказала Василия.
   Они не двигались. Василия растерялась и хотела повернуться к Жискару, но вдруг вся обмякла и упала.
   Жискар подхватил ее, усадил на пол, прислонив к стене, и глухо сказал:
   — Мне нужно несколько секунд, а потом мы уйдем.
   Прошло несколько секунд. Василия сидела с открытыми и остекленевшими глазами. Ее роботы не шевелились. Дэниел сделал шаг к Глэдии, Жискар поднял глаза и сказал роботам Василии:
   — Охраняйте свою леди. Не позволяйте никому входить, пока она не проснется. Она проснется спокойной.
   В это время Глэдия зашевелилась, и Дэниел помог ей встать.
   — Кто эта женщина? — удивленно спросила она. — Чьи это роботы? Как она…
   — Потом, миледи, — ответил Жискар. В его голосе как будто чувствовалась усталость. — Я все объясню, а сейчас нам нужно спешить.
   И они вышли.

Часть пятая
Земля

Глава пятнадцатая
Священная планета

64

   Амадейро прикусил губу, бросил взгляд на задумавшегося Мандамуса и начал оправдываться:
   — Но она настаивала. Она говорила, что одна может справиться с Жискаром, оказать на него достаточно сильное влияние и не допустить, чтобы он воспользовался своими ментальными силами.
   — Вы никогда не говорили мне об этом, доктор Амадейро.
   — Не о чем было говорить, молодой человек, и я не очень верил в то, что она рассказывала.
   — А теперь верите?
   — Полностью. Она ничего не помнит о том, что произошло.
   — Значит, и мы ничего не знаем о том, что произошло.
   Амадейро кивнул:
   — Совершенно верно. И она ничего не помнит о том, что говорила мне раньше.
   — А она не притворяется?
   — Я видел ее электроэнцефалограмму. Она резко отличается от прежних.
   — Есть шанс, что со временем к ней вернется память?
   Амадейро горестно покачал головой:
   — Кто знает. Но я сомневаюсь.
   Мандамус опустил глаза и задумался.
   — Ладно, это неважно. Допустим, что о Жискаре она говорила правду и он действительно может воздействовать на мозг. Это важное известие, и теперь оно наше. В сущности даже хорошо, что наша коллега роботехник потерпела такую неудачу. Если бы Василия взяла контроль над этим роботом, вы тоже очень скоро оказались бы под ее контролем… и я также, если бы она решила, что я заслуживаю ее внимания.
   Амадейро кивнул:
   — Я полагаю, что у нее было в мыслях что-то вроде этого. Хотя сейчас трудно сказать, что у нее на уме. Она как будто — внешне, по крайней мере — нисколько не пострадала, если не считать специфической потери памяти. Все остальное она, видимо, помнит, но кто знает, как все это повлияло на ее более глубокие мыслительные процессы и знания и опыт роботехника. Этот Жискар мог бы проделать такой трюк с кем угодно. Чрезвычайно опасный феномен, Таким уж искусным она его сделала.
   — Доктор Амадейро, вам не приходило в голову, что поселенцы, возможно, правы, что не доверяют роботам?
   — Приходило, Мандамус.
   Мандамус потер руки.
   — По вашему унылому лицу я понял, что все это было обнаружено уже после того, как Жискар покинул Аврору.
   — Верно. Поселенческий капитан взял на свой корабль солярианку, двух ее роботов и отправился на Землю.
   — Что же нам теперь делать?
   — Мне кажется, что еще не все потеряно, — медленно произнес Амадейро. — Если мы осуществим наш план, мы победим, есть Жискар или его нет. А осуществить его мы можем — что бы там Жискар ни делал с эмоциями, читать мысли он не умеет. Он, вероятно, способен сказать, когда через головной мозг проходит волна эмоций, может отличить одну эмоцию от другой, заменить одну на другую, погрузить в сон или амнезию — что-нибудь безобидное вроде этого, но прочесть мысль — не может. Он не ухватит слова или идеи.
   — Вы уверены?
   — Так говорила Василия.
   — Она могла не знать. В конце концов, она не смогла подчинить себе робота, хоть и была уверена в своих силах. Это доказывает, что она не слишком сильна в догадках.
   — Однако здесь я ей верю. Для чтения мыслей понадобилась бы чрезвычайно сложная схема позитронных путей, и совершенно невероятно, что ребенок мог включить ее в робота два столетия назад. Это невозможно даже при нынешнем состоянии науки, Мандамус. Вы, конечно, согласитесь со мной.
   — Хотелось бы так думать. Значит, они направились на Землю?
   — Я уверен.
   — Зачем воспитанной женщине ехать на Землю?
   — Если Жискар влияет на нее, у нее нет выбора.
   — А зачем Жискару нужно, чтобы она ехала туда? Не прознал ли он о нашем плане? Вы, кажется, полагаете, что нет.
   — Возможно, не узнал. А может, просто хочет убраться с солярианкой подальше, туда, где мы их не достанем.
   — Я не думаю, что он боится нас, если справился с Василией.
   — Дальнобойное оружие, — ледяным голосом сказал Амадейро, — может сбить его. Его способности, вероятно, ограничены расстоянием. Они базируются только на электромагнитном поле и ни на чем больше. Так что чем дальше он от нас, тем слабее его способности. Он вряд ли выйдет из поля действия нашего оружия.
   Мандамус недовольно нахмурился.
   — У нас, похоже, некосмонитское пристрастие к насилию, доктор Амадейро. Хотя в данном случае применение силы, я полагаю, может быть оправдано.
   — В данном случае? Когда робот способен вредить людям? Я думаю, что нам надо найти предлог отправить корабль в погоню. Вряд ли стоит объяснять истинную причину.
   — Нет, — твердо сказал Мандамус. — Представьте себе, сколько найдется желающих завладеть таким роботом.
   — Чего мы не можем позволить. Это вторая причина, по которой я считаю, что уничтожение робота — наиболее безопасный и предпочтительный вариант наших действий.
   — Может быть, вы и правы, — неохотно согласился Мандамус. — Но думаю, что его уничтожение не самый лучший вариант. Я должен немедленно ехать на Землю. Выполнение плана необходимо ускорить, даже если мы не поставим все точки над «и». Как только он будет выполнен — все. Никакой мысленаправляющий робот ни под чьим контролем не сможет переделать сделанное. А если он и сделает что-нибудь, то это уже не будет иметь значения.
   — Вы говорите только о себе. Я тоже поеду.
   — Вы? Земля — ужасный мир. Я-то должен ехать, а вам зачем?
   — Я тоже должен. Я больше не могу оставаться здесь. Вы не ждали столько, сколько я, Мандамус. И вам не нужно сводить старые счеты, как мне.

65

   Глэдия снова была в космосе и снова смотрела на диск Авроры. Д. Ж. был занят чем-то, и на корабле чувствовалась неопределенная атмосфера чрезвычайного положения, словно готовилось сражение, словно убегали от кого-то или сами кого-то преследовали.
   Глэдия потрясла головой, Она могла мыслить ясно и чувствовала себя хорошо, но когда мысли ее возвращались к тому времени в Институте после ухода Амадейро, ее охватывало ощущение нереальности. Был провал во времени. Вот она сидит на кушетке, ей хочется спать, а в следующий момент в комнате оказались четыре робота и женщина, которых раньше не было.
   Значит, она спала, но не помнит этого. Какой-то провал в небытие…
   Теперь, оглядываясь назад, она поняла, кем была та женщина.
   Это была Василия Алиена, дочь Хена Фастольфа, место которой в его сердце заняла Глэдия. Глэдия ни разу не встречалась с Василией, только несколько раз видела на экране. Глэдия всегда думала о ней, как о своем втором «я», далеком и враждебном.
   Они были неуловимо похожи внешне, что все всегда замечали — правда, Глэдия уверяла, что не видит сходства, — и прямо противоположно относились к Фастольфу.
   Оказавшись на корабле и оставшись со своими роботами наедине, она задала им неизбежный вопрос:
   — Что Василия Алиена делала в комнате, и почему меня не разбудили, когда она пришла?
   — Мадам Глэдия, — сказал. Дэниел, — на ваш вопрос отвечу я, потому что другу Жискару, наверное, трудно говорить об этом.
   — А почему ему трудно, Дэниел?
   — Мадам Василия пришла с надеждой убедить Жискара перейти к ней на службу.
   — Уйти от меня? — возмутилась Глэдия.
   Она не очень любила Жискара, но это не имело значения. Что принадлежало ей — то принадлежало ей.
   — И вы не разбудили меня и сами решили этот вопрос?
   — Мы чувствовали, мадам, что вам необходимо поспать. К тому же мадам Василия приказала не будить вас. И, наконец, мы решили, что Жискар ни в коем случае не уйдет. Поэтому мы и не разбудили вас.
   — Я верю, что Жискар ни на минуту не подумал оставить меня. Это было бы незаконно как по аврорианским законам, так и по законам роботехники, что особенно важно. Стоило бы вернуться на Аврору и подать на Василию в суд.
   — В данный момент это было бы нежелательно, миледи.
   — Какие у нее права на Жискара?
   — Когда она была маленькой, Жискара передали ей.
   — По закону?
   — Нет, мадам. Просто доктор Фастольф позволил ей пользоваться им.
   — Тогда она не имеет никаких прав на Жискара.
   — Мы сказали ей об этом, мадам. По-видимому, все дело в сентиментальной привязанности к нему мадам Василии.
   Глэдия фыркнула:
   — Она обходилась без Жискара еще до того, как я приехала на Аврору. Она прекрасно могла продолжать в том же духе и не делать незаконных попыток лишить меня моей собственности. — Затем она беспокойно добавила: — Вы должны были меня разбудить!
   — С мадам Василией было четыре робота, — сказал Дэниел. — Если бы вы проснулись и стали с ней спорить, роботам трудно было бы разобраться, чьим приказам подчиняться.
   — Уж я бы отдала тот приказ, который нужно, можешь быть уверен.
   — Я не сомневаюсь, мадам, но и мадам Василия тоже могла бы это сделать, ведь она одна из выдающихся роботехников в Галактике.
   Глэдия взглянула на Жискара:
   — А тебе нечего сказать?
   — Только то, что все хорошо кончилось, мадам.
   Глэдия задумчиво посмотрела в слабо светившиеся глаза робота, такие непохожие на человеческие глаза Дэниела, и подумала, что тот инцидент был, вообще-то говоря, несущественным. Пустяк. Сейчас нужно думать о другом: они едут на Землю.
   И она перестала думать о Василии.

66

   — Я беспокоюсь, — сказал Жискар почти конфиденциальным тоном; звуковые волны почти не колебали воздух.
   Поселенческий корабль спокойно покинул Аврору, и погони как будто пока не было. Жизнь на борту шла обычным чередом, а поскольку все вокруг было автоматизировано, на корабле царило спокойствие, и Глэдия безмятежно спала.
   — Я беспокоюсь о леди, друг Дэниел.
   Дэниел достаточно хорошо знал характеристики позитронных связей Жискара, так что не нуждался в объяснениях.
   — Направить леди Глэдию было необходимо, друг Жискар. Если бы она стала расспрашивать, она могла бы узнать о твоих способностях, и твое вмешательство стало бы более опасным. Достаточно вреда уже нанесли из-за того, что леди Василия узнала о них. Мы не знаем, с кем она этим поделилась.
   — И все-таки я не хотел вмешиваться. Если бы леди Глэдия хотела забыть, все было бы просто и безопасно, но она отчаянно желала знать. Ей было досадно, что обошлись без нее. Поэтому я вынужден был рвать связки солидной интенсивности.
   — Это было необходимо, друг Жискар.
   — Однако риск причинить вред в этом случае все-таки был. Если представить связующие силы как тонкий шнур — далекая аналогия, но другой я не придумал, — то обычно препятствия, с которыми я имею дело, так тонки и эфемерны, что исчезают при моем прикосновении. Но мощная связующая сила щелкает и отскакивает, когда рвется, и отскочивший конец может ударить по другим связующим силам и захлестнуть, чем невероятно усиливает их. В этом случае человеческие эмоции могут неожиданно измениться, что наверняка приведет к вреду.
   — Тебе кажется, что ты повредил леди, друг Жискар?
   — Думаю, что нет. Я был исключительно осторожен, я работал все то время, пока мы разговаривали. Спасибо, что ты взял разговор с леди на себя и сумел не попасться между правдой и полуправдой. Но, несмотря на это, на всю мою осторожность, я пошел на риск, и меня удручало, что я сознательно рисковал. Это было так близко к нарушению Первого Закона, что требовало от меня исключительных усилий. Я уверен, что не смог бы сделать это, если бы…
   — Да, друг Жискар?
   — Если бы ты не разъяснил мне свой взгляд на Нулевой Закон.
   — Значит, ты принимаешь его?
   — Нет, не могу. А ты можешь? Встав лицом к лицу с возможностью нанести вред индивидуальному человеческому существу или допустив, что ему был причинен вред, можешь ли ты нанести вред абстрактному человечеству? Подумай!
   — Я не уверен, — сказал Дэниел. Голос у него дрожал. — Мог бы, — с усилием продолжал он. — Только идея подталкивает меня… и тебя. Она помогла тебе рискнуть внести исправление в мозг леди Глэдии.
   — Да, это верно, — согласился Жискар, — и чем больше мы думаем о Нулевом Законе, тем больше он подталкивает нас. Интересно, может ли он сделать это в самом крайнем случае? Может ли он помочь нам пойти на риск, больший чем тот, на который мы обычно идем?
   — И все-таки я убежден в ценности Нулевого Закона, друг Жискар.
   — Наверное, и я был бы убежден, если бы мог определить, что мы понимаем под человечеством.
   Дэниел помолчал.
   — Разве ты не принял Нулевой Закон недавно, когда остановил роботов мадам Василии и стер из ее мозга знание о твоих способностях?
   — Нет, друг Дэниел, не совсем так. Я пытался принять его, но не по-настоящему.
   — Однако твои действия…
   — Они были продиктованы комбинацией мотивов. Ты говорил мне о своей концепции Нулевого Закона, и мне показалось, что она имеет некоторую ценность, однако этого не достаточно, чтобы зачеркнуть Первый Закон или хотя бы ослабить строгость Второго Закона в приказах мадам Василии. Затем, когда ты обратил мое внимание, что Второй Закон приложим к психоистории, я почувствовал, что сила позитронной мотивации становится выше, но все-таки не настолько высокой, чтобы перешагнуть через Первый и Второй Законы.
   — Но ты одолел мадам Василию, — прошептал Дэниел.
   — Когда она приказала роботам демонтировать тебя, друг Дэниел, и выказала при этом явное удовольствие, беспокойство о тебе, добавившееся к тому, что уже сделала концепция Нулевого Закона, вытеснило Второй Закон и стало соперничать с Первым. Комбинация Нулевого Закона, психоистории, моей преданности леди Глэдии и твоей беды продиктовала мне действия.
   — Моя беда вряд ли могла воздействовать на тебя, друг Жискар. Я всего лишь робот. Она могла повлиять на мои собственные действия согласно Третьему Закону, но не на твои. Ты без колебаний уничтожил надзирательницу на Солярии и мог бы наблюдать, как меня демонтируют, ничего не предпринимая.
   — Да, друг Дэниел, обычно так и бывает. Однако твое упоминание о Нулевом Законе уменьшило интенсивность Первого до нормально низкого уровня. Необходимость спасти тебя была достаточной, чтобы отринуть остатки Первого Закона, и я действовал соответственно.
   — Нет, друг Жискар. Перспектива вреда для робота не могла волновать тебя. Она ни в коем случае не могла бы способствовать нарушению Первого Закона, разве что ослабила бы его действие.
   — Как ни странно, друг Дэниел, но я знаю, как это получилось. Может, потому, что, как я заметил, твоя манера мыслить все больше напоминает человеческую, но в тот момент, когда роботы направились к тебе, а леди Василия излучала дикую радость, мои позитронные пути реформировались аномальным образом. В тот момент я думал о тебе как о человеке и действовал соответственно.
   — Это было неправильно.
   — Я знаю. И все-таки, если бы это случилось снова, я уверен, что появилось бы снова то же аномальное изменение.
   — Очень странно, — сказал Дэниел, — но, слушая тебя, я чувствовал, что ты поступил правильно. Случись обратная ситуация, я почти убежден, что тоже думал бы о тебе как о человеке.
   Дэниел медленно и нерешительно протянул руку.
   Жискар неуверенно посмотрел на нее и медленно протянул свою. Их пальцы встретились, и роботы пожали друг другу руки, словно настоящие друзья, как они называли один другого.

67

   Глэдия огляделась, скрывая любопытство. Она впервые попала в каюту Д. Ж. Каюта была роскошнее, чем новая, предназначенная для нее. Экран был тщательнее отделан, была тут сложная система ламп и контактов, которая, как подумала Глэдия, служила Д. Ж. для связи со всем кораблем.
   — Я почти не видела вас после того, как мы покинули Аврору, Диджи, — сказала она.
   — Польщен, что вы заметили это. — Д. Ж. ухмыльнулся. — Сказать по правде, Глэдия, я это тоже заметил. Вы не вписываетесь в целиком мужскую команду.
   — Не слишком лестная причина, чтобы скучать по мне. Дэниел и Жискар тоже не вписываются. Вы и по ним соскучились?
   Д. Ж. оглянулся:
   — Я так мало скучаю по ним, что только сейчас заметил их отсутствие. Где они?
   — В моей каюте. По-моему, глупо таскать их с собой по кораблю. Они, похоже, даже обрадовались, когда я ушла одна, и это удивило меня. Впрочем, нет, если подумать. Ведь я довольно резко приказала им остаться.
   — Не странно ли это? Аврориане никуда не ходят без роботов. Я уже это усвоил.
   — Ну и что же? Когда я впервые приехала на Аврору, мне пришлось научиться переносить реальное присутствие людей, поскольку солярианское образование не подготовило меня к этому. Научиться временами обходиться без роботов будет, вероятно, менее трудно.
   — Прекрасно. Признаться, я предпочитаю беседовать с вами, когда на меня не устремлены блестящие глаза Жискара, и еще больше — без вечной улыбки Дэниела.
   — Он вовсе не улыбается.
   — А мне кажется, что у него чуть заметная, весьма неопределенная нахальная улыбка.
   — Вы спятили. Это совершенно чуждо Дэниелу.
   — Вы не приглядывались к нему, как я. Его присутствие сдерживает и заставляет меня вести себя, как полагается.
   — Что ж, надеюсь, что так.
   — Нет необходимости надеяться так подчеркнуто. Но это пустяки. Извините меня, что я так мало виделся с вами после отлета с Авроры.
   — Вряд ли стоит извиняться.
   — Я думаю, что стоит, раз вы заговорили об этом. Но позвольте мне объяснить. Мы были уверены, что нас станут преследовать аврорианские корабли.
   — А я подумала, что они рады избавиться от поселенцев.
   — Конечно, но вы-то не поселенка, и они могли не захотеть отпускать вас. Ведь они так старались вытащить вас из Бейлимира.
   — Они и вытащили. Я доложила им обо всем.
   — И больше они ничего от вас не хотели?
   — Нет. — Глэдия нахмурилась, пытаясь вспомнить что-то, вдруг кольнувшее память, но так и не вспомнила, и повторила: — Нет.
   — Странно, что они не делали попыток задержать вас ни на Авроре, ни на орбите. Мне как-то не верилось. Но скоро мы сделаем прыжок, и после него никаких неприятностей не должно быть.
   — А почему у вас мужской экипаж? На аврорианских кораблях смешанные команды.
   — На обычных поселенческих тоже, а это торговое судно.
   — Какая разница?
   — Торговля связана с опасностью, жизнь тяжелая, все может случиться. Женщины на борту создали бы проблемы.
   — Вздор! Какие проблемы создаю я?
   — Не будем спорить. Это традиция. Мужчины не возражают.
   — Откуда вы знаете? Вы пробовали набрать смешанный экипаж?
   — Нет. Но ведь и нет вереницы женщин, умоляющих принять их на мой корабль.
   — Но я здесь, и рада этому.
   — К вам особое отношение. Кабы не ваши заслуги на Солярии, здесь было бы много неприятностей. Фактически они и были. Ну ладно, это неважно. Ровно через две минуты мы сделаем прыжок. Вы никогда не были на Земле, Глэдия?
   — Нет, конечно.
   — И никогда не видели Солнце — не солнце вообще, а земное Солнце?
   — Нет. Впрочем, видела в исторических фильмах, но думаю, в них показывали не настоящее Солнце.
   — Уверен, что не настоящее. Если вы не против, давайте уменьшим свет в каюте.
   Освещение уменьшили, и Глэдия увидела на обзорном экране звезды, более яркие и многочисленные, чем в небе Авроры.
   — Ну вот мы и по ту сторону планетарного плана, — сказал Д. Ж. — Хорошо. Малость рискнули: мы должны были отойти подальше от Авроры перед прыжком, но слегка поспешили. Вот Солнце.
   — Вы имеете в виду ту яркую звезду?
   — Да. Что вы о ней думаете?
   Глэдии хотелось сказать: «Ну, звезда как звезда», — но она сказала:
   — Очень впечатляет.
   — Не просто впечатляет, — сказал Д. Ж. — В Галактике нет ни одного поселенца, который не считал бы ее своей. Излучение звезд, освещающих наши родные планеты, как бы взято взаймы, напрокат, но только здесь — настоящее излучение, давшее нам жизнь. Эта звезда и планета Земля, вращающаяся вокруг нее, объединяют нас всех. А вы, космониты, забыли о Солнце, поэтому вы далеки друг от друга и долго не просуществуете.
   — Места хватит для всех, капитан, — мягко сказала Глэдия.
   — Да, конечно. Я не стал бы делать ничего такого, что усилит нежизнеспособность космонитов. Я просто уверен, что так будет, но это могло бы и не случиться, если бы космониты отказались от наглой уверенности в своем превосходстве, от своих роботов и от самозабвенного преклонения перед долгой жизнью.
   — Значит, вот как вы смотрите на меня, Диджи?
   — У вас были свои недостатки. Но вы исправились, и я вам в этом помог.
   — Благодарю, — сказала она с явной иронией. — Вам, конечно, трудно поверить, но и у поселенцев хватает высокомерия. Но вы лично также исправились, так что я возвращаю вам ваш комплимент.
   Д. Ж. засмеялся:
   — Все то, что я с удовольствием дал вам, а вы мне любезно вернули, может означать конец вражды между нами.
   — Вряд ли.
   Глэдия засмеялась и с удивлением обнаружила, что он взял ее за руку. Но еще удивительнее было то, что она не стала убирать руки.

68

   — Мне как-то не по себе, друг Жискар, — сказал Дэниел, — что леди Глэдия не под нашим непосредственным наблюдением.
   — На борту корабля это необязательно, друг Дэниел. Я не обнаруживаю опасных эмоций, кроме того, в данный момент с ней капитан. Да ей и полезно чувствовать себя хорошо без нас, по крайней мере, на то время, пока мы будем на Земле. Возможно, нам с тобой придется предпринять неожиданные действия, если ее присутствие и безопасность явятся осложняющим фактором.
   — Значит, это ты устроил так, что сейчас мы не вместе?
   — Чуть-чуть. Как ни странно, я обнаружил в ней сильное стремление подражать поселенческому образу жизни в этом отношении. Она подавляла тягу к независимости главным образом из-за того, что ей казалось, будто этим она нарушает обычаи космонитов. Эти ощущения и эмоции нелегко интерпретировать, потому что я никогда еще не сталкивался с таковыми у космонитов. Так что я просто ослабил торможение легчайшим прикосновением.
   — А она не захочет вообще отказаться от наших услуг, друг Жискар? Это очень огорчило бы меня.